Усадьбы ваёфу. Усадьба Сатоми Тона Сатоми Тон (1888 – 1983) - писатель, член Японской академии искусств, выпускник Школы пэров, присоединившийся в 1910 году к объединению «Сиракаба» («Белая берёза»). Об этом объединении говорилось в заметке «Новое время». Тон поступил на филологический факультет Токийского императорского университета, но бросил его, не доучившись. Сатоми Тон Дом Сатоми Тона в Камакура построен в 1926 году в европейском стиле с широкой открытой верандой на втором этаже. Он прожил в этом доме с семьёй 10 лет. Проект был разработан самим Тоном под влиянием «органической архитектуры» американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта, характерной чертой которой является открытый план в архитектуре и вписанность постройки в окружающий ландшафт. Интерьер дома, как и сам дом, выполнен в западном стиле. Дизайн интерьера также разрабатывался самим Тоном. Непосредственно к европейскому дому примыкает свайная постройка в японском стиле под высокой тростниковой крышей, но с застеклённой, тем не менее, галереей. В эту постройку, где находился кабинет Сатоми Тона и чайная комната, можно попасть из главного дома. Интерьер кабинета, как и дом, выдержан в японском стиле. Японская постройка Японская постройка Галерея Стилистика сада соответствует архитектурному решению усадьбы, в которой присутствуют японское строение и строение в западном стиле. К главному особняку, по обе стороны входа которого симметрично высажены пальмы, ведёт прямая дорожка, обсаженная справа ровным рядом стриженых кустов. За ними - свободное пространство небольшого газона. Однако справа и слева от этого европеизированного участка начинается природный сад, радующий с приходом весны цветами вишен, магнолий и рододендронов. Слева от входной дорожки отходит тропинка из тобииси, уводящая к японскому флигелю. Тобииси Усадьба Сатоми Тона демонстрирует двойственность мировоззрения начала ХХ века. С одной стороны, Тон, следуя национальной традиции, строит дом, органично вписывающийся в окружающий пейзаж. С другой – он как бы забывает, что наилучшим образом в контекст японской природы вписывается именно традиционный японский дом и, следуя веяниям времени, выбирает для создания проекта стиль Западной архитектуры, которому свойственны те же черты. При этом интересно, что именно увлечение японской традиционной архитектурой и тщательное её изучение легло в основу разработки Райтом концепций «органической архитектуры». Обращает на себя внимание и то неравноправное положение, в котором находится японский дом по сравнению с особняком в западном стиле. Он выглядит как бедный родственник, притулившийся к Старшему брату. Не исключено, что тут не обошлось без влияния работ Джошуа Кондера, прекрасного английского архитектора, много лет прожившего в Японии и влюблённого в сады этой страны. Тем не менее, он считал, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток», поэтому в создаваемых им усадьбах происходило не взаимопроникновение, не гармоничное объединение, а чёткое выделение японской и Западной зон, их механическое сложение. Причём главенствующей, как правило, оказывалась Западная зона. Если бы дом в японском стиле не стоял вплотную к главному дому, а находился от него на некотором расстоянии, указанное неравноправие не бросалось бы в глаза. В усадьбе другого писателя, Ёсикава Эйдзи, это неравенство, хоть и не столь явно выраженное, тоже присутствует, но имеет противоположный знак.
Усадьбы ваёфу. Усадьба Ёсикава Эйдзи Ёсикава Эйдзи (1892 - 1962) - один из известнейших в Японии авторов исторических романов. Был удостоен высшей награды для литераторов – Орденом культуры, а также Орденом Священного сокровища, Премией Кикути Кана, Премией Асахи от газеты Асахи симбун и Премией Майнити в области искусства. Увлечённый прошлым страны и средневековой классической литературой Японии и Китая, он сделал много для сохранения "японской души", мало заботясь о "европейских знаниях". Эйдзи родился в семье бывшего самурая, занявшегося скотоводством. Уже с десятилетнего возраста стал сотрудничать в журналах, но поскольку отношения с семьёй у Эйдзи не сложились, ему приходилось постоянно переезжать с места на место, меняя работу и занимаясь самообразованием. В 1910 году он работал в инкрустационной мастерской и сочинял шуточные хайку (сэнрю), публиковавшиеся в журнале «Тайсё сэнрю». Постепенно Эйдзи начал писать исторические романы, которые с двадцатых годов стали приобретать всё большую популярность. Позднее по многим его произведениям были поставлены фильмы, такие, как «Самурай», «Честь самурая», «Десять меченосцев». В селении Ёсиномати (ныне г. Омэ, преф. Токио) Эйди приобрёл довольно большой участок площадью 5600 кв.м с домом, построенным в конце периода Эдо (1603 - 1868), и сливовым садом. На постоянно жительство он переехал туда с семьёй только в 1944 году, стремясь уйти в общении с природой и простыми людьми от невзгод, связанных с войной. В настоящее время дом крыт листовой медью, хотя прежде крыша была из кедровой коры. Обращают на себя внимание чудесные отсветы и отражения, возникающие при взгляде на внутренние помещения через стёкла сёдзи . Особенно впечатляюще это выглядит на галерее, идущей вдоль гостиной, где создаётся полный эффект зеркального потолка. Использование стекла в сёдзи открыло новые возможности для реализации одного из основных принципов архитектурно-садовых ансамблей – тэйоку итинё, «единство дома и сада», с помощью приёма отражений, способствующему также зрительному расширению пространства. Отсветы Галерея вдоль гостиной Отражение К северо-западному углу главного дома примыкает флигель, построенный в европейском стиле, где находился рабочий кабинет Эйдзи. Писатель посадил перед ним плакучую сливу и вкопал керамическую плитку, одну из тех, что использовались при капитальном ремонте буддистского храма VII века Тодайдзи. На плитке вырезано посвящение Будде Вайрочане. Дом и флигель Рабочий кабтнет Плитка с посвящением Интерьер флигеля выдержан в европейском стиле. Некоторые элементы декора больше подошли бы какому-нибудь особняку, а не маленькому флигелю, что говорит о механическом переносе отдельных черт европейской архитектуры, зачастую имевшем место в то время. Декор Декор Декор Всхолмлённый сад усадьбы вполне можно назвать садом слив. Эйдзи любил их пышное цветение. Вслед за цветами сливы распускались и растения четырёх времён года: химонант ранний, еджевортия золдотистоцветковая, пиерис японский, кандык японский, скрученник китайский, коммелина обыкновенная, ликорис лучистый, ардизия городчатая. Есть там и стриженные кусты у пагоды. Сливы росли в саду ещё до переезда семьи в усадьбу, да и сам Эйдзи посадил их немало. В западной части сада растут два огромных литокарпуса Зибольда, насчитывающих 500 – 600 лет. Есть в саду и небольшой ручеёк. Растут сосны, старые дзельквы и аквиларии. Эти большие деревья вместе с литокарпусами создавали в саду атмосферу старины, столь близкую сердцу Ёсикаваы Эйдзи. Литокарпусы Ручей
Ещё одна усадьба ваёфу, уже рассмотренная в разделе "Серебряный век Японии", принадлежала Сига Наоя http://forum.arimoya.info/threads/Серебряный-век-Японии.3626/page-3#post-78958
Не смог найти этот пейзаж в Ондзансо-эн (温山荘園). Не могли бы дать ссылку на фотографию? Впрочем, не надо. Это стволы Саговников поникающих, у которых в декоративных целях срезаны листья.
О, спасибо. Не узнала в них пальм. ) Слишком необычно смотрятся они без верхушки, на своём островке, который кажется другим, особым, миром в общем контексте парка. Наверняка он символизирует что-то конкретное, о чём можно только догадываться, не зная истории создания усадьбы.
Прекрасный пример подтекстов японского сада - усадьба Ито Дэнэмона, которую тоже можно отнести к стилю ваёфу. Ито Дэнэмон (1861 – 1947), угольный промышленник, родился в семье, не отличавшейся знатностью и богатством. Когда Дэнэмону было 7 лет, умерла его мать. Благодаря своей предприимчивости, Дэнэмон сумел стать известным человеком в угольном бизнесе. Его вторая, 25 – летняя супруга Янагивара Бякурэн, на которой он женился в возрасте 52 лет после смерти первой жены, принадлежала к аристократической фамилии, находившейся в родстве с императорским домом. Бякурэн («Белый лотос») была прекрасной поэтессой, получившей широкую известность после публикации первого же сборника «Фумиэ» (Фумиэ - медная пластинка с изображением девы Марии или распятием, которую в XVII—XVIII вв. заставляли топтать ногами как доказательство того, что человек не является христианином). Вскоре она стала центром литературных салонов высшего общества. Отдавая дань красоте и таланту Бякурэн, её называли Королевой Цукуси (Цукуси – самая богатая провинция о. Кюсю). После 10 лет брака Бякурэн порывает с преуспевающим бизнесменом Дэнэмоном и сбегает от него со студентом Токийского университета. Усадьба Дэнэмона, построена в 1916 году на о. Кюсю, в г. Фукуока. Её сад состоит из четырёх зон: сад при входе с южной стороны особняка, главный сад с северной стороны и два внутренних сада. На первый взгляд кажется, что и комплекс строений, и сад выполнены в чисто японском стиле, но потом начинаешь замечать нюансы. Первое, что бросается в глаза - большая труба, выглядящая довольно нелепо, однако это, пожалуй, единственная нелепость в усадьбе. Труба принадлежит мраморному камину, устроенному в гостиной, обставленной по-европейски. Окна гостиной с цветными витражами также выполнены в европейском стиле. Общий вид Каминная труба Окно гостиной Главные ворота ведут в сад при входе. Его искусно подстриженные деревья и кустарники элегантно оттеняются свободно раскинувшимися перистыми листьями саговников, растущих на Кюсю в диком виде. Между ними проходят две дорожки. Левая ведёт во внутренний тенистый, поросший мхом сад с фонарём и пошаговыми камнями - тобииси, а правая – к главному входу в здание и внутренним воротам. Сад при входе, ворота внутреннего сада Внутренние ворота Через внутренние ворота мы попадаем в открытый двор, пройдя через который по гравийной дорожке оказываемся в главном саду. Дорожка сама по себе представляет интерес. Вдоль неё идут стройные ряды сначала кустарников, потом деревьев, не слишком характерные для традиционного японского сада. Они как бы направляют нас к главному саду. Дорожка вымощена, скорее всего, гранитным отсевом и огорожена верёвкой, продетой через деревянные столбики. Примечательно, что эта скорее западная, чем японская дорожка проходит как раз мимо двухэтажного строения также западного вида, составляя с ним гармоничную группу. Завершение создания главного сада усадьбы было приурочено к знаменательному событию в жизни Дэнэмона — бракосочетанию с Янагивара Бякурэн. Для Ито Дэнэмона, страстно мечтавшего войти в высшее общество, это было особенно важно. Когда он сватался к Бякурэн в первый раз, был получен отказ из-за его низкого происхождения. Потребовалось вмешательство высокопоставленного лица, чтобы брак состоялся. Думается, Дэнэмон очень надеялся на появление под его фамилией новой династии, в жилах членов которой потечёт императорская кровь. Композиционно главный сад достаточно типичен. Это прогулочный сад, одну из сторон которого занимает главный дом усадьбы. С трёх других сторон сад окружают густые посадки деревьев и кустарников, в обрамлении которых раскинулся газон, пересечённый извилистым ручьём с двумя небольшими водоёмами. В центре широкой дуги, образованной этим ручьём, поставлена круглая беседка. Однако в саду нас ждут и неожиданности. Прежде всего, это использование бетонных конструкций и конструктивных элементов, которые во многих местах заменяют садовые камни, соседствуя с натуральными. Причём бетонные цилиндры, заменяющие садовые камни, расположены не только на берегах, но и в самом ручье. Такое активное использование бетона в саду появилось не без западного влияния. Цилиндры Цилиндры Цилиндры Замечательно даже не само по себе наличие в саду, казалось бы, не сочетаемых природных камней и искусственных геометрических объектов. Благодаря стилистическому единству сада, это соседство удивляет, но не вызывает резкого отторжения. Использовать геометрические формы начал ещё Кобори Энсю (1579 – 1647), но подобные формы созвучны и модерну начала XX века. Бетонными сделаны и мосты, и сами берега ручья, через который эти моты перекинуты, и остров в пруду. Интересен двойной мост из бетонных дуг, редкий в японских садах, но остров поражает особенно. Двойной мост Остров Он представляет собой плоскую залитую бетоном площадку неправильной формы. Посреди этой площадки возвышается каменистый холм с двумя искусно сформированными бонсаями и кустиком между ними. Фонарь, поставленный на острове, расположен так, что он и деревья оказываются в вершинах воображаемого треугольника – символа числа «три», самого по себе весьма символичным. На острове, окружённом такими же бетонными берегами ручья, расставлены несколько камней и цилиндрических столбиков, встречающихся также на берегах по всему руслу. При всей необычности бетонного острова, как, впрочем, и всего одетого в бетон ручья с его столбиками, с ним возникают определённые ассоциации. Этот остров удивительно напоминает «пейзаж на подносе» - бонкэй. Миниатюрные и не очень, живые пейзажи, создаваемые на подносах. Бонкэй При взгляде на фотографию общего вида сада можно заметить, что он содержит две структурно различных области. Одна состоит из густых зарослей свободно растущих вдоль ограды деревьев и кустарников, окружающих поляну – вторую область, отличающуюся от первой своей рукотворностью. Главный сад Подавляющее большинство растений во второй области сформированы человеком. Большинство, но не все. Некоторые лесные деревья и кусты всё же проникли на поляну, стараясь найти общий язык со своими цивилизованными собратьями, и не без успеха. Вызывающе рукотворным оказался и ручей, протекающий через поляну. Его русло словно вырезано острым ножом из полосы бетона, образующего берега. Естественным камням, оказавшимся на этом бетонном ложе вместо мягкой родной земли, приходится не слишком уютно, тем более, что рядом стоят странные цилиндрические столбики, делающие вид, что они тоже камни. Что же это за сад? Какая концепция лежит в его основе? Природное и человеческое. Природа и человек. Сад говорит на двух языках, стараясь донести до зрителя мысль об их единстве – языке природы и языке человека. На языке природы говорят растения, на языке человека, языке символов - бетонные конструкции ручья. Если приглядеться к бетонным столбикам на острове и по берегам ручья, можно заметить, что они сгруппированы совершенно определённым образом. Это может быть один цилиндр, три или пять. Все числа полны смысла. «Три» весьма универсально и может означать буддистскую триаду – Будду настоящего, прошлого и будущего или небо, землю и человека и др. «Пять» - пять буддистских заповедей: не причиняй вред живому, не воруй, не прелюбодействуй, не злоупотребляй доверием и не лги, не употребляй опьяняющих напитков. Пять путей достижения состояния Будды: путь стяжания добродетелей, путь соединения с истиной и борьбы со злом, путь истинной мудрости, путь прозрения, путь достижения цели. «Пять постоянств», пять достоинств конфуцианской этики: человеколюбие, справедливость, верность обычаям предков, мудрость и искренность. Но главное число - неделимая Единица, Абсолют, Великий предел - Тайцзи. Оказывается, эта Единица, Великий предел “круга перемен”, зашифрован в самой структуре ручья. Триада 1, 3, 5 – это нечётные мужские цифры, символ мужского начала – Ян, и все цилиндры, являющиеся в то же время фаллическими символами, сгруппированные по этому принципу, располагаются у воды – символа женского начала – Инь. Единство противоположностей Инь–Ян, то, благодаря чему существует сама жизнь, жизнь природы и человека в их единстве. Единстве не как объединении двух элементов, а как неделимого целого. Нечётные простые числа считаются в Японии счастливыми, поскольку не делятся на два. Не делится на два и семейное счастье. Оно общее для супругов. С этим, кстати, связан обычай дарить на свадьбу нечётную сумму денег. Есть свадебное подношение и в саду. Это упоминавшийся выше остров, ассоциирующийся с сухама-дай - свадебным подарочным столиком, символизирующим «остров блаженных» Хорай и преподносимым с пожеланием долголетия и счастья. Не случаен и арочный мост, соединяющий «два берега у одной реки». Сухама-дай Сухама-дай Таким образом, главный сад усадьбы Ито Дэнэмона может восприниматься трояко. Для зрителя, не понимающего его символического значения — это чудесный сад, полный эстетических достоинств. Для человека, знакомого с традиционной восточной символикой он наполняется глубоким философским смыслом. Но только тот, кто знаком с историей семьи Ито Дэнэмона, прочтёт это послание полностью. Весь главный сад полон скрытого подтекста. Это магическое послание богам о процветании и даровании потомства.
Усадьбы ваёфу. Мурин-ан Как сказать – В чём сердца Суть? Шум сосны На сумиэ. Иккю Сюдзюн Отзвук, послечувствствие, сердечный отклик при взгляде на картину тушью, при чтении хайку. То особое ощущение, эстетическое восприятие, «которое не выражается в слове, которое нельзя увидеть в форме» (Камо-но Тёмэй). Нечто неуловимое, что в японской эстетике называется ёдзё. Есть сад, проникнутый этим ощущением неуловимости. Он называется Мурин-ан. Усадьбой Мурин-ан владел генерал Ямагата Аритомо, большой человек в японской политике. Именно он послужил прототипом Омуры в фильме «Последний самурай». Размышляя о саде Мурин-ан, вспоминаешь рассказ Брэдбери «Сущность». В этом рассказе «нечто», неуловимое, превращалось во «что-то». Не просто во что-то, а в то, о чём подумал человек, увидевший это нечто, давший ему имя, конкретизировавший. Так и Мурин-ан, сад, способный изменяться по воле созерцающего его человека. Двуликий Янус, принимающий японский или европейский облик в зависимости от восприятия зрителя. Благодаря гению создателя сада, Огавы Дзихэя, он наполнен неуловимым «нечто», становящимся «чем-то» конкретным в глазах конкретного человека. При попытке понять, как всё это удалось реализовать Дзихэю, поражает композиционная незамысловатость сада, что видно, в частности, из его плана. Небольшой участок в 30 соток треугольной формы, обсаженный по периметру деревьями, с ручьём, берущим начало у трёхступенчатого водопада и пересекающим сад по его длине. Со сдвинутыми к короткой стороне треугольника постройками, занимающими примерно треть всей площади. Своей простотой и изяществом Мурин-ан напоминает сад Кюсэки-тэйэн времён Нара (см. «Цитадель мира» - Хэйдзё-кё). Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что эта простота глубоко продумана. Именно благодаря продуманности этой простоты, благодаря отсутствию явно выраженных акцентов японское в нём совершенно незаметно перетекает в европейское и наоборот. Постройки сдвинуты в одну сторону и расположены как можно ближе друг к другу не только для того, чтобы освободить пространство для сада. Заходя с улицы в усадьбу, человек сразу попадает в тесноту застройки. Преодолев в этой тесноте ряд проходов и поворотов и оказавшись, наконец, в саду, он с особой силой ощущает открывшийся перед ним зелёный простор. И что же он видит? Обычный европейский пейзаж с извилистой речкой, текущей через луг в окружении леса. Деревья имеют самый естественный облик без следов формирования. Далёкие холмы в голубой дымке, прекрасно использованный заимствованный пейзаж – классический английский пейзажный сад и никаких японских атрибутов вроде фонарей. Однако стоит отойти на несколько шагов - и начинаешь сомневаться, европейский ли он. То же место - и уже что-то японское. Да и предыдущий вид, если приглядеться, не такой уж европейский – невысокие, ненавязчивые стриженные кустики, разбросанные по луговине, камни, как будто лежащие здесь испокон веков, а на самом деле идеально сбалансированные. А это уже Япония без сомнений. Но ведь это то же место! А это – неужели это тот же сад? А что там выглядывает слева? Да это же настоящая Европа! Уже Япония Главный дом Европейский дом Или участок мелководья с отцветшими кочками ирисов и веткой сосны, склонившейся над ними. Сколько ассоциаций может вызвать оно у японца! Прежде всего, конечно, классический образ ирисового болотца с мостом яцухаси. Но ведь и для европейца такой уголок леса выглядит совершенно привычно. Мелководье Оценивая структуру сада, японец скажет, что, конечно, это сад японский. В нём присутствуют все основные элементы - вода, камень, свободные пространства и растения. И полное отсутствие симметрии. А европеец ответит, что Западным садам всё это тоже не чуждо. Единство противоположностей, причём, безо всякой борьбы. Но как же организована связь сада с постройками? Сделано это, под стать саду, «просто и со вкусом». Кроме хозяйственных построек, которые не просматриваются из сада, на участке имеется два дома, расположенные рядом друг с другом. Один – в европейском стиле, другой – в японском. Они весьма символично разделены ручьём, но при этом соединены перекинутым через него мостиком. Примечательно, что чайный павильон, единственная постройка на территории самого сада, расположен на стороне европейского дома, и именно от европейского дома к нему ведёт кратчайший путь. Чайный павильон Пространственный переход от домов к территории сада происходит плавно и незаметно. Дорожки, ведущие от каждого из домов в сад, в начале своём соответствуют стилистике самих домов. От европейского дома отходит гравийная дорожка, характерная для Западных садов, обсаженная самыми обычными деревьями. От японского дома с садиком Цубо внутри - дорожка, наоборот, японская. Около неё есть даже фонарь и тёдзубати. Однако по мере вхождения в сад эти дорожки как-то теряют свой национальный колорит, растворяясь в атмосфере взаимопревращений. Сад Цубо Такой сад трудно подвергать анализу. Видимо, Дзихэй уловил ту «сущность», которая является общей для японских и европейских садов. Сумел воплотить её в реальных пейзажах, вызывающих душевный отклик, как у японца, так и у европейца. Желающие прогуляться по саду могут зайти вот сюда . Приятной прогулки!
Наверное, самым приятным было бы сидеть в зеленой тени деревьев, наблюдая, как солнечные зайчики снуют по мелководью. Или в чайном домике - пить чай и смотреть на вечную игру солнца и острых теней - от листвы и ирисовых стеблей... Интересный сад.
Благотворители и меценаты. Кавасаки Сёдзо, Мацуката Кодзиро Бурные процессы, происходившие в области культуры на рубеже XIX – XX веков, не могли не затронуть набиравших силу купцов, предпринимателей, промышленников, многие из которых были истинными ценителями прекрасного. Как и люди творческих профессий, они горячо переживали за судьбу литературы, искусства и других сфер культуры, стараясь поддержать те из направлений развития общества, которые считали наиболее значимыми. Одни ратовали за сохранение национальной самобытности, другие поддерживали курс на европеизацию, третьи придерживались идеи «японская душа – европейские знания». Интересен сам дух благотворительности и меценатства в Японии, значительно отличавшийся от такового на Западе. После открытия страны и активного проникновения Западной культуры в Японию, применительно к благотворителям и меценатам всё чаще стал использоваться термин «патрон» (англ. patron), который означает «покровитель», «глава», «руководитель», то есть человек, стоящий выше того, которому он покровительствует. Однако существует собственно японский, куда более древний термин – коэнся, имеющий совершенно иной акцент. Он состоит из трёх иероглифов: ко – сзади, позади, эн – помогать, поддерживать и ся – человек, «тот, кто..». Таким образом, коэнся – это не покровитель и руководитель, а помощник, тот, кто стоит сзади и поддерживает. Кавасаки Сёдзо Кавасаки Сёдзо Кавасаки Сёдзо (1836 – 1912) - бизнесмен, политический деятель, член Верхней палаты парламента, основатель одного из крупнейших в мире промышленных концернов Kawasaki Heavy Industries, изначально занимавшихся судостроением. Отойдя в 1896 году от активной профессиональной и политической деятельности, Кавасаки завоевал известность как крупный коллекционер произведений искусства. Он стремился приобрести как можно больше всего, что имело художественную, культурную или историческую ценность, начиная от домов и садов, кончая свитками для токонома и безделушками. Им руководила не только любовь к искусству, но и любовь к своей стране, стремительно терявшей национальные сокровища, вывозимые в Европу и Америку. В конце XIX – начале XX веков Запад переживал бурное увлечение всем японским, граничащее с одержимостью. Из Японии были вывезены десятки тысяч гравюр укиё-э, огромное количество изделий прикладного искусства, прекрасные ширмы школ Кано и Корина, иллюстрированные книги. Среди них были и старинные, антикварные произведения искусства. К слову заметим, что нечто подобное, хотя и обусловленное иными причинами, происходило и в послереволюционной России 1917 – 1918 годов. «Иностранные агенты по купле-продаже шныряли по квартирам и особнякам Москвы и Петрограда». (Коненков С. Достояние народа. – «Правда», 1969, №220). «В это время с молотка шло всё, что имело художественную ценность: отдельные картины и целые коллекции, хрусталь, серебро, мебель – разрозненными предметами и полной обстановкой». (В. П. Лапшин. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году. М., 1983). Борясь против перетекания шедевров японского искусства за рубеж, Кавасаки занялся коллекционированием ещё в 1878 году. В 1890 году завершилось строительство в г. Кобэ его великолепного особняка, в котором был организован открытый для посетителей музей. В этом музее разместилось около 2000 собранных Кавасаки экспонатов. Не ограничиваясь собиранием коллекции, Кавасаки сам решил заняться созданием художественных изделий. Пригласив в 1896 году мастера перегородчатой эмали Кадзи Сатаро для обучения этому искусству, через три года он достиг прекрасных результатов. В 1900 году его работы завоевали первый приз на международной выставке в Париже. После этой выставки Кавасаки отправился со всей семьёй из семи человек в поездку по Европе и Англии, знакомясь с судостроительной промышленностью и художественной жизнью стран. Это была его последняя крупная поездка, связанная с бизнесом. Через 12 лет Кавасаки Сёдзо скончался после тяжёлой болезни. Он был похоронен в семейном храме Токкоин, основанным самим Кавасаки в 1906 году у подножья горы Маруяма. Токко-ин Другой меценат, Мацуката Кодзиро, пошёл иным путём, прилагая много усилий для просвещения японцев в области европейского искусства, но не только. Мацуката Кодзиро Мацуката Кодзиро Мацуката Кадзиро (1865 – 1959) – промышленник и политический деятель, президент компании Kawasaki Dockyard Co., Ltd, член нижней палаты парламента, коллекционер произведений искусства. Кадзиро родился в семье князя Мацуката Масаёси, премьер-министра Японии с 1896 по 1898 годы. Начал высшее образование с Токийского императорского университета, но в 1884 году бросил его и в том же году отправился в Америку, где поступил в Йельский университет. Получив диплом и вернувшись на родину, Кадзиро в 1891 году вступил в должность секретаря премьер-министра. В 1896 году Мацуката Кадзиро был назначен президентом компании Kawasaki Dockyard Co., Ltd, став преемником ушедшего от дел Кавасаки Сёдзо. С 1936 года Кадзиро в течение трёх сроков избирался членом нижней палаты парламента, по долгу службы часто бывая в Америке. Ещё в десятые годы, будучи президентом компании Кавасаки и посещая Европу, Кадзиро начал приобретать там картины, скульптуру, а также гравюры укиё-э, оказавшиеся за рубежом, мечтая о создании в Токио музея искусств, доступного всем желающим. Ему удалось вернуть на родину 1925 гравюр, всего же в коллекцию Кадзиро входило около 8000 укиё-э. В процессе поисков произведений искусства он тесно познакомился с Клодом Моне, оказавшем ему немалое содействие в этом деле. Мечта Кадзиро не была реализована при его жизни, но часть его европейской коллекции послужила основой для создания фондов Национального музея западного искусства, открытого в токийском округе Тайто в 1959 году. Скульптура Огюста Родена «Мыслитель», установленная перед входом в музей, также принадлежала коллекции Мацуката Кадзиро. Гравюры же укиё-э были переданы Национальному музею современного искусства, расположенном в районе Тиёда г. Токио.
Благотворители и меценаты. Охара Магосабуро Охара Магосабуро Охара Магосабуро (1880 – 1943) - крупный предприниматель, президент текстильной корпорации г. Курасики (преф. Окаяма), активно занимавшийся благотворительной деятельностью. Он основал Центральную больницу Курасики, Институт биоресурсов университета Окаяма, Институт труда Курасики, Институт социальных исследований Охара, Художественный музей Охара. Охара Магосабуро родился в г. Курасики преф. Окаяма в семье крупного помещика Охара Косиро, владельца текстильной фабрики Курабо, выросшей ныне в крупное предприятие Kuraray Co. В 17 лет Магосабуро поступил в Токийское высшее специальное училище (ныне – Университет Васэда), но поскольку предавался больше развлечениям, чем учёбе, был отправлен обратно домой. Чувствуя раскаяние, он активно включился в семейный бизнес. Вскоре, познакомившись с промышленником Исии Дзюдзи, занимавшимся благотворительностью, Магосабуро пошёл по его стопам, начав с поддержки сиротского приюта, организованного Исии в Окаяма. Увлёкшись европейской живописью, Магосабуро начал собирать коллекцию японских художников школы ёга, а затем и европейских художников, послужившую основой для создания Художественного музея Охара. Этим увлечением Магосабуро был обязан своему близкому другу и верному соратнику, художнику западной школы Кодзима Тодзиро. Именно Тодзиро помогал ему в приобретении картин зарубежных художников, совершая поездки в Европу и поддерживая связь с европейскими коллекционерами. Впоследствии Тодзиро принимал самое активное участие в разработке проекта музея. В 1905 году Магосабуро принял крещение, а через год отец Магосабуро ушёл в отставку, и управляющим фабрикой стал Магосабуро, который с первых же дней приступил к мерам по улучшению условий труда и быта рабочих. В 1930 году стараниями Магосабуро открылся первый в Японии музей современного изобразительного и прикладного искусства, «Художественный музей Охара». В нём наряду с японскими художниками представлены полотна Эль Греко, Сезанна, Ван Гога, Гогена, Ренуара, Моне, Пикассо и других. Здание музея было возведено в стиле неоклассицизма по проекту известного архитектора Ито Тюта. Художественный музей Охара Сад Синкэй-эн, расположенный в настоящее время за зданием музея, как и находящийся за ним комплекс строений в японском стиле, входил ранее в состав усадьбы Охара Косиро, отца Магосабуро, построенной в 1893 году. На первый взгляд создаётся впечатление, что это и не сад, а участок леса, но на самом деле создание такого сада стоит огромного труда. Сад Ручей Ручей У ручья среди деревьев скрывается беседка. Есть и чайный павильон. Беседка Чайный павильон В 1910 году Охара Касиро скончался, и усадьба перешла во владение Магосабуро. В 1922 году она была передана семьёй Охара в дар посёлку, ныне - городу Курасики, и открыта для посещения. Под строительства музея была выделена часть её территории. Свою усадьбу «Юринсо» площадью около 3000 кв.м Магосабуро построил в 1928 году, заботясь о любимой жене, которая была слаба здоровьем. Нужен был тихий уголок природы, полный зелени, воды и цветов, шелеста листвы и журчания ручья, врачующий тело и душу. Крыша главного дома усадьбы, выполненного в японском стиле, и сейчас крыта особым образом обожжённой глазурованной черепицей бледных зеленоватых тонов, прекрасно гармонирующих с тёмной зеленью деревьев и неярким охристым цветом окружающей усадьбу стены. Усадьба Юринсо Усадьба Юринсо В доме усадьбы имеются помещения как в японском, так и в европейском стилях.
Благотворители и меценаты. Сацума Дзирохати Сацума Дзирохати Сацума Дзирохати (1901 – 1976) - преуспевающий бизнесмен и писатель, внук богатого купца Сацума Дзихэя, один из богатейших людей Японии начала ХХ века. В Европе его называли Бароном Сацума, Восточным Рокфеллером, Тихоокеанским аристократом. В 19 лет Дзирохати поступил в Оксфордский университет, где изучал историю греческого театра, и через некоторое время завёл много интересных знакомств. В числе его товарищей оказались такие известные люди, как британский офицер и путешественник Томас Эдвард Лоуренс, певец и актёр Фудзивара Ёсиэ. В 1922 году Дзирохати отправился в Париж. Он вёл там «красивую» жизнь, не стесняясь в средствах, которые регулярно поступали из Японии. Познакомился с Айсидорой Дункан и Жаном Кокто. Дзирохати провёл в Париже 10 лет, истратив сумму, сравнимую с затратами на строительство Золотого храма в Киото. Обладая весёлым и лёгким характером, он нравился всем. Однако деньги он тратил не только на приятное времяпровождение. «Японский дом» в Париже построен в 1929 году на его средства. Этот Дом называют также «Дом Сацума». Японский дом Кроме того, Дзирохати оказывал щедрую финансовую поддержку всему, что было связано с японским искусством, музыкой, театром. Он принял горячее участие в судьбе работавших в Париже японских художников, таких, как Коно Мисао, Такасаки Такэси, Фудзита Цугухару, Во время Второй мировой войны, когда Париж был занят немецкими войсками, Дзирохати остался во Франции. По окончании войны он оказывал всяческое содействие японцам, стремившимся на родину. Сацума Дзирохати вернулся в Японию в 1956 году, но из-за земельной реформы 1946 – 1949 годов, почти полностью ликвидировавшей помещичью собственность на обрабатываемую землю, семья Сацума была разорена. В 1959 году Дзирохати отправился в преф. Токусима навестить могилу своего старого друга маркиза Хатисука Масаудзи, и там с ним случился апоплексический удар. Дзирохати оправился после инсульта, и скончался в 1976 году. В 1988 году в Музее современного искусства префектуры Токусима была открыта выставка «Сацума Дзирохати и японские художники Парижа». Её организовали художники, которым он помог в своё время.
Благотворители и меценаты. Хара Томитаро Хара Томитаро (Хара Санкэй) (1868 – 1939) - промышленник, знаток чайной церемонии, известный коллекционер произведений искусства, коллекция которого составляет значительную часть собрания Токийского национального музея. Хара Томитаро оказывал финансовую поддержку молодым японским художникам школы нихонга, таким, как Хаями Гёсю, организовавшим группу Сэкёкай для изучения новых стилей японской живописи, Усида Кэйсон, также входившему в эту группу, Имамура Сико, известному новой интерпретацией картин ямато-э, Ясуда Юкихико, Кобаяси Кокэю, Маэда Сэйсону, Араи Кампо, которому он помог отправиться в Индию для изучения буддистской живописи. Хара Томитаро По окончании школы Томитаро познакомился с конфуцианством у частных учителей. Затем – Токийское высшее специальное училище (ныне университет Васэда), где он изучал политологию и экономику. Переехав в Йокогаму и женившись в 24 года на дочери крупного промышленника Харадзэна Сабуро, Томитаро занялся торговлей шёлком, заработав на этом крупное состояние. В Йокогаме Харадзэн Сабуро приобрёл огромный холмистый участок площадью 17,5 га, поросший лесом, и Томитаро построил там усадьбу с прогулочным садом, названным Санкэй-эн. Усадьба состоит из двух зон, внешней и внутренней. Внешняя зона представляет собой музей деревянного зодчества под открытым небом из строений, которым грозило разрушение или исчезновение по каким-то другим причинам. Музей из экспонатов, собранных Санкэем, был открыт для посещения в 1906 году. Внутренняя зона являлась жилой зоной семьи Хара и была открыта для посещения только в 1958 году. План усадьбы Дом в японском стиле под мискантовой крышей, в котором жил Томитаро, был построен в 1902 году, ещё до завершения всей усадьбы. В этом доме проводились приёмы, чайные собрания, встречи, посвящённые хайку. Там бывали известные политики, бизнесмены, деятели искусств. Гостил в усадьбе и Робингранат Тагор. Один – два раза в месяц художники собирались в усадьбе Томитаро и спорили до ночи, обсуждая проблемы, встающие перед искусством. Эти встречи стали называться «Семинары Сада Санкэй». Томитаро назвал свой дом Какусёкаку, «Дом летящего журавля». Дом летящего журавля Дом летящего журавля Дом летящего журавля Гости собирались в просторной светлой комнате. Там же отдыхала семья Томитаро. Конечно, столов и стульев в те времена в комнате не было. Томитаро часто посещали такие важные политические деятели, как автор проекта конституции Японии Ито Хиробуми или Окума Сигэнобу, основатель университета Васэда, и тогда Томитаро приглашал их в свой кабинет. В гостиной с видом на сад зачастую оставались ночевать припозднившиеся гости. Здесь же иногда писали свои картины молодые художники, которым покровительствовал Томитаро. Общая комната Кабенет Гостиная В 1920 году, выйдя на покой, Томитаро построил недалеко от «Дома летящего журавля» ещё один дом в стиле сёин, Хакуун-тэй, «Дом белого облака», куда переселился вместе с женой. Планировка дома, как и планировка Какусёкаку, предполагала приём гостей, и в гостиной стояли европейские столы и стулья, в то время как интерьер остальных комнат оставался чисто японским. Весной на перголах внутреннего сада распускались глицинии. Здесь Томитаро прожил почти 20 лет, до самой смерти. /9,10/ Дом белого облака Дом белого облака В усадьбе, включая внешнюю и внутреннюю зоны, находится 17 исторических построек, отбиравшихся по всей стране. Среди них: Три строения, принадлежавшие ранее вилле князя Токугава Ёринобу, построенной в 1649 году в преф. Вакаяма. В 1764 году строения виллы были демонтированы и перешли в собственность купца Ино Садаю. В 1906 году они была передана в дар Хара Томитаро и в 1917 году перевезены в Санкэй-эн. Строения виллы Токугава Ёринобу Павильон Гэккадэн, построенный в 1603 году Токугава Иэясу, основателем династии сёгунов Токугава, в замке Фусими, где он использовался как зал ожидания для даймё, посещавших замок. Гэккадэн Павильон Тёсюкаку, возведённый в 1623 году в замке Нидзё по приказу Токугава Иэмицу как подарок его кормилице. После реставрации Мэйдзи строение было перевезено в г. Эдо, в усадьбу внука кормилицы, а в 1881 году - в г. Вакамацу, в усадьбу князя Нидзё Мотохиро, который и подарил павильон Томитаро. Домик весьма редкой архитектуры – с башенкой в два татами на втором этаже. Тёсюкаку Сюнсоро – чайный павильон, построенный мастером чайной церемонии Ода Уракусаем, младшим братом выдающегося полководца Ода Нобунаги. Перевезён из монастыря Мимуроко-дзи. Сюнсоро
Благотворители и меценаты. Хара Томитаро. Продолжение Ооидо - постройка, воздвигаемая над какой-либо святыней или в ознаменование какого-либо события. Данное ооидо, украшенное замечательной резьбой, было создано в 1591 году по повелению Тоётоми Хидэёси в ознаменование выздоровления его матери после тяжёлой болезни. Ооидо Ооидо Ооидо Трёхъярусная пагода, построенная в 1457 году, и принадлежавшая ранее храму Томё-дзи. В 1901 году, в период экономического кризиса, храм приобрёл купец Каваи Ёсидзиро, а в 1914 году пагода была передана в усадьбу Хара Томитаро на сохранение. Трёхъярусная пагода Трёхъярусная пагода Буддийское святилище постройки 1634 года из храма Токэй-дзи, возведённое благодаря стараниям дочери сёгуна Токугава Хидэтада. Святилище храма Токэй-дзи Другое святилище, Дзидзо-до, принадлежало основанному в 1249 году храму Кокорохира-тэра. Само святилище построено в 1651 году. Со временем храм пришёл в упадок, и Томитаро купил Дзидзо-до в целях его сохранения. Дзидзо-до В результате войны на Тихом океане и Великого землетрясения Канто 1923-го года часть построек была разрушена, однако после Второй мировой войны сад был дополнен двумя строениями: главным зданием храма Томё-дзи и традиционным японским домом под крутой крышей.
Серебряный век Японии. Заключение Волна европейского влияния, как это и положено волне, в конце XIX – начале XX веков захватила только верхний слой океана японской усадебной культуры, представителей политической, экономической и военной элит. Положение их обязывало. На них работали лучшие мастера садов того времени, создавая истинные произведения искусства. Но в глубинах океана это влияние ощущалось мало. Складывается впечатление, что в рассматриваемый период японцы не стремились делать у себя в усадьбах европейские сады, хотя благодаря голландцам регулярные сады были известны в Японии с XVII века. При желании «идти в ногу со временем» они шли путём намёка и недосказанности, создавая сады, в которых "есть что-то европейское". Даже не в смысле деталей, которые могут остаться и незамеченными, а в смысле атмосферы, которую эти незаметные детали создают, как это произошло в усадьбе Сига Наоя. Со временем европейский акцент становится всё более выраженным, и стиль ваёфу начинает всё активнее проникать в мир японских усадеб. Прежде всего, это касается европейской архитектуры. Хотя чаще всего и при наличии европейского здания в усадьбе строился дом в японском стиле. При этом дом в японском стиле обычно был жилым, а в европейском - использовался для приёмов и деловых встреч, служил рабочим кабинетом. Но сад оставался чисто японским или японским, в котором было «что-то европейское» независимо от японской или прозападной ориентации его хозяина. В термине бэссо, переводимом как «другое имение», «дугой дом», существенное значение имеет слово «другой». Возвращаясь домой из внешнего мира в свою усадьбу, человек сбрасывал европейские одежды в прямом и переносном смысле, залезал в горячую ванну фуро, облачался в домашнее кимоно и снова становился японцем. Здесь жила его душа. Здесь можно было без церемоний встретиться с друзьями, поговорить за чашечкой чая или сакэ, заняться любимым делом. Редкий японец мог позволить себе усадьбу, но мечтали о ней многие. Известный поэт Исикава Такубоку в одном из стихотворений писал: Едва открыв глаза сегодня утром. Опять - в который раз! - Я вдруг подумал: "Как хочется иметь мне дом, Который я бы мог назвать своим!" Я, умываясь, все о нем мечтал, Мечтал и после трудового дня, Прихлёбывая свой вечерний чай, Покуривая папиросу. Именем нарицательным для таких усадеб могло бы стать название усадьбы поэта Симадзаки Тосона «Обитель покоя». В одном из журналов «Столица и усадьба» за 1915 год можно прочесть такие строки: "Знаете ли вы эти широкие сады, где деревья, ни разу не тронутые ножницами, растут в свою волю и все вместе. С полянками, дорожками, обрывом над речкой и одинокими скамейками. Изгородью, отделяющей этот приют дриад от промыслового фруктового сада. Все слилось в одно живое задумчивое существо…". (Цит. по «Светлана Воронина. Сады Серебряного века. Конспект лекций»). В любом случае это было место, куда постоянно хотелось вернуться, как возвращался в свой дом на берегу океана художественный критик, литератор, искусствовед, философ Окакура Какудзо, преодолевая каждый год в течение многих лет огромный путь от Бостона, где он работал, до г. Китаибараки и обратно. На всех этих людях поколения рубежа веков в той или иной мере сказалось увлечённость Западной культурой, увлечённость, ставшая для многих делом жизни. Но слишком велика роль традиции, особенно в восточной культуре, чтобы можно было забыть о ней. Весьма образно высказался об этом поэт Бенедикт Лившиц, говоря о бурных процессах, происходивших в России начала ХХ века: «навстречу Западу, подпираемые Востоком, в безудержном катаклизме подвигаются залитые ослепительным светом праистории атавистические пласты, дилювиальные ритмы, а впереди, размахивая копьем, мчится в облаке радужной пыли дикий всадник, скифский воин, обернувшись лицом назад и только полглаза скосив на Запад - полутораглазый стрелец!» (Б. Лифшиц. Полутороглазый стрелец. М., 1991). Этот образ вполне подходит для Японии. Слишком глубоко залегли «атавистические пласты» японской культуры и, в частности, культуры японских садов, чтобы можно было «сбросить их со счетов истории». Какими смелыми ни были искания создателей садов, «скосив полглаза» на европейские знания, они неизменно обращались к опыту прошлых веков, позволив тем самым сохранить самобытность этих садов до нашего времени. Продолжение - в теме "Японский сад 20 - 21 веков"
http://forum.arimoya.info/threads/Японский-сад-20-21-веков.5639/page-2#post-130249 Бансёэн. 1933. вилла актрисы Каваками Садаякко