Конечно, никогда не сохраняется, но всё-таки как хочется "пожить спокойно", или лучше сказать "дожить спокойно" [до крышки гроба]...
Всё больше убеждаюсь, что Россия - лучшее место, чтобы это понять со всей наглядностью. Если человеческое рождение - идеальное для постижения Дхармы, с точки зрения буддистов, то Россия - самое человеческое место из всех. Африка и третий мир - это ады и животные миры человечества, золотой миллиард - Девалока, ну а мы посерёдке. Пока, по крайней мере.
"Золотой миллиард" - это изобретение полит-олухов. В США - невероятное количество возможностей постичь Дхарму. Некоторые места [особенно на Западе] несут не меньшую напряжённость жизненной ткани [+ опасность], чем где-нибудь в Сибири или на Урале.
Последний пейзаж смахивает на Прикордовье или Присевилье. Только нет кипарисов и оливковых рощ...и земля там ярко-красная...
Коломна 2013 Кот! технические обсуждения отделены http://forum.arimoya.info/threads/Тонкости-фотографии.2995/#post-60553
Коломна - 2013. Продолжение. Фото Жамальдиновой Анны. Коломенская улочка Августовская бабочка Ячменное поле
Без кипарисов никак не можно... Без кипарисов - тоска! (Ну, хоть подобие, что ли, нужно. Тополя пирамидальные, например).
преимущественно сельские виды отделил сюда http://forum.arimoya.info/threads/Подмосковье.2994/ —— добавлено: 15 авг 2013 в 12:52 ——
На всякий случай напомню, чему посвящена ветка. Посвящена она не художественной фотографии и не живописи , а традиционной для северной/северо-восточной Руси городской среде. Взаимопроникновению архитектуры/быта и природного ландшафта.
После поездки по древним городам Украины (посетил их чёртову дюжину), могу сказать , контраст с Россией заметный. И не только в совершенно иной структуре города. Запустение там очарования не добавляет ). Про "мерзость запустения" вспоминаешь гораздо чаще. (проиллюстрировать не могу, поскольку в обе поездки лишался возможности снимать на третий день )
То есть на Украине запустение это скорее свидетельство не нормы, а неких процессов распада? ... Недалеко от моего дома протекает речка. Она, естественно, совершенно загажена (хотя в советские времена её русло регулярно чистили) и в неё сливается что-то, видимо какие-то тепловые отходы, так что она никогда не замерзает. Но вот вокруг неё участок земли живёт совершенно своей дикой жизнью. Более того, его огородили, чтобы в речку не свалился какой-нибудь неадекватный человек или ребёнок. И теперь там удивительное место, которое неизменно притягивает мой взор и рождает желание засесть там в медитацию. Огородили участок и положили на него с большим прибором. А он между тем живёт свободной жизнью, в благоденствии - в шаге от городской толчеи. То есть налицо отсутствие процессов распада или их остановка, но заброшенности это никак не мешает, она, заброшенность - это естественное и прекрасное состояние российских земель.
Даже не знаю в чём дело ) . Может быть южная природа жёстче ) А может города более европейские и запустение режет глаз диссонансом.
Хотя там есть дивные города, вписанные в сложный ландшафт - Каменец и Кременец, без всякой вылизанности, в полной гармонии с ландшафтом. И всё равно - запущенный двор там выглядит помойкой.
Бруно Шульц: "Так шли мы с матерью вдоль обеих солнечных сторон площади, ведя изломанные тени свои по домам, точно по клавишам. Плиты тротуара неспешно сменялись под мягкими и заурядными нашими шагами — одни бледно-розовые, словно человечья кожа, другие — золотые и синие, но все плоские, теплые, бархатистые на свету, словно бы некие лики солнцеподобные, зашарканные подошвами до неузнаваемости, до блаженного несуществования. На углу Стрыйской вступили мы, наконец, в тень аптеки. Большой шар с малиновой влагой в широкой аптечной витрине олицетворял прохладу бальзамов, которыми всякое страдание могло здесь успокоиться. А еще через каких-то два дома улица больше не решалась быть обличьем города, словно крестьянин, который, возвращаясь в родные места, освобождается по дороге от городского своего форса, постепенно — чем ближе деревня — снова становясь сельским оборванцем. Домишки предместья вместе с окнами своими утопли и запропастились в буйном и путаном цветении небольших садов. Позабытые огромным днем, буйно и тихо разрастались растения, цветы и сорная трава, радуясь передышке, которую могли прогрезить за пределом времени на пограничьях нескончаемого дня. Громадный подсолнух, воздвигнувшись на могучем стебле и больной слоновой болезнью, доживал в желтом трауре последние печальные дни жизни, сгибаясь от переизбытка чудовищной корпуленции. Однако наивные слободские колокольчики и перкалевые непритязательные цветки беспомощно стояли в своих накрахмаленных белых и розовых рубашечках, безучастные к великой трагедии подсолнуха. 2 Спутанные дебри трав, бурьяна, зелени и репейника полыхают заполдень в пламени. Звенит сонмами мух послеполуденная дрема сада. Золотое жнивье кричит на солнце, точно рыжая саранча. В ливневой огненной гуще трещат кузнечики; стручки семян тихо взрываются, как сиганувшие кобылки. К изгороди шуба травы вздымается выпуклым горбом-косогором, словно бы сад перевернулся во сне на живот и тяжкие его мужицкие плечи дышат земляной немотой. На этой спинище сада буйная бабья расхристанность учудовищнилась глухими провалами громадных лопухов, разметалась поверхностями косматой жести листьев, наглыми языками толстомясой зелени. Вылупленные пролеточные верха лопухов таращились, точно широко рассевшиеся бабы, полупожранные ошалелыми своими юбками. Палисадник предлагал задарма дешевейшую крупу дикой сирени, смердящую мылом крупную ядрицу подорожника, дикую сивуху мяты и всевозможную распоследнюю чушь августа. По другую же сторону забора, за чащобой лета, где разрослась дурь недоумочного бурьяна, находилась мусорная куча, дико заросшая бодяком. И никто не знал, что именно тут август лета этого правил великую свою языческую оргию. На помойке, припертое к забору и заросшее дикой сиренью, обреталось ложе дурочки Тлуи. Так мы все ее называли. На куче мусора и всякой дребедени: старых кастрюль, обутки, розвали и праха стояла крашенная в зеленый цвет кровать, подпертая вместо отсутствующей ножки двумя старыми кирпичами. Воздух над этим свалочным местом, одичавший от зноя, рассекаемый молниями блестящих конских мух, разъяренных солнцем, трещал как бы от незримых гремушек, будоража до обморока."