Бецкой Иван Иванович внебрачный сын фельдмаршала Трубецкого. р. в 1704 г. в Стокгольме, вырос в Западной Европе. в 1747-62 снова жил на Западе. 1762-79 чтец императрицы 62-93 директор канцелярии каменных строений. 1763-94 президент Академии художеств 65-82 шеф сухопутного Шляхетского корпуса с 68 действительный тайный советник. учредил и возглавил Воспитательные дома в Москве и Петербурге, Институт благородных девиц. теоретик, просветитель, фактически министр просвещения. в 82 г. ослеп, умер в 95 г. Гельбиг: "Иван Бецкой, незаконнорожденный сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, родился от шведки в 1702 году в Стокгольме, где его отец содержался пленником. Фельдмаршал, давший этому побочному сыну свое фамильное имя, отбросив первый слог, хорошо воспитал его, обучил искусствам ] наукам, особенно же языкам, и послал путешествовать. Он служил сперва солдатом, но потом определился к гражданским делам. При производстве суда над государственными преступниками в 1742 году Бецкой вел протокол. Мало-помалу он получил почетные должности при дворе и в военной службе достиг поста генерал-поручика. Он оставил военную службу, чтобы посвятить себя только гражданским делам. Россия обязана ему многими хорошими и великолепными общественными учреждениями, но проницательные люди утверждают, что он сделал большие ошибки в первоначальных уставах. Им учреждены, главным образом, женский институт, воспитательный дом и заемный банк в Петербурге, воспитательный дом и институт кормилиц в Москве. Между тем нельзя отрицать, что до него, при нем и после него устройству этих прекрасных заведений много содействовали также идеи и других лиц. Все эти заведения, столь полезные по своему внутреннему достоинству, много способствуют своими великолепными зданиями украшению обоих главных городов империи. Украшение города, по крайней мере Петербурга, было по большей части возложено на него. Под его руководством сделана гранитная набережная Невы, Фонтанки и Екатерининского канала с их мостами, равным образом и постановка знаменитого памятника Петру I. Круг дел, порученных Бецкому, был чрезвычайно обширен; действительно, можно сказать, что для точного исполнения этих дел были бы недостаточны способности и силы одного человека, если бы он не имел талантливых помощников. Еще прежде Бецкой был директором пехотного кадетского корпуса и, что особенно странно, женского института в Петербурге; он был также директором Петербургского воспитательного дома и заемного банка. От него отобрали эти дела потому, что он был слишком стар и слаб и уже не мог заботиться о них. Но и те занятия, которые он сохранил, были слишком тяжелы для его физических сил, которые, по его крайней дряхлости, приближались к полному разложению. Он оставался еще начальником строительной конторы и императорских садов2, президентом академии художеств и первым куратором воспитательного дома в Москве. По рангу он был действительный тайный советник, действительный камергер, кавалер орденов Св. Андрея и Св. Александра Невского, командор первого класса ордена Св. Владимира и кавалер ордена Св. Анны. Бецкой умер в Петербурге в 1795 году. Люди, знавшие его в прекрасные дни зрелого возраста и могшие оценить его, утверждали, что это был человек посредственного ума и не вполне правильного суждения, которому, однако, нельзя отказать в больших и обширных познаниях всякого рода. У него были возвышенные, благодетельные для человечества идеи, которые он легко мог приводить в исполнение благодаря изумительному великодушию императрицы Екатерины II, как мы то видели из основания и улучшения многих прекрасных заведений. Тем не менее, однако, справедливо, что встречаются иногда недостатки, столь очевидные, что кажутся невероятными; если они происходили и не от него, все же зоркий взгляд начальника должен был заметить их и изменить. Так, например, в институт для повивальных бабок принимались незамужние женщины, которые обучались быть повитухами. Впрочем, он обладал глубокими эстетическими познаниями и в совершенстве излагал свои мысли, устно и письменно, на главнейших живых языках. Кроме своего родного языка он говорил по-французски, немецки, итальянски и английски. Охотнее и лучше всего он говорил по-немецки, притом с такой правильностью, как в самой Германии говорят только в лучшем обществе. При таких вспомогательных средствах ему легко было читать лучшие и полезнейшие сочинения по всем отраслям, входившим в круг его ведения. Обо всем, что он читал, он любил говорить даже и в старости, из чего можно заключить, что он в юности любил подобные беседы. Но он всегда говорил с некоторого рода удовольствием, вследствие чего люди, злоупотребляющие любезным талантом подобной односторонней беседы, легко прославились бы болтунами. Он был неистощим в анекдотах о русских государях и придворных, особенно же из времени Петра I, которое он хорошо знал; он рассказывал эти анекдоты с благородной непринужденностью, но всегда весьма осторожно и скромно. Главные черты его характера были: верность, честность и человеколюбие. Расточительная щедрость Екатерины II, не имеющая себе примера в неизмеримом поле истории, и дружба Орловых доставили Бецкому возможность собрать большие богатства1. Он оставил их лицам, оказавшим ему свои услуги. Большую же часть его богатств получили любезные и прекрасно воспитанные своей матерью дочери адмирала Рибаса. Бецкой никогда не был женат, но в числе других связей с замечательными женщинами он был в связи с ангальт-цербстской княгиней, матерью Екатерины II, с которой жил в Париже по смерти ее мужа. Ни в одной, конечно, стране не выказывают столько разумной терпимости к незаконнорожденным, как в России. Принцесса гессен-гомбургская, законная дочь фельдмаршала Ивана Юрьевича Трубецкого и, следовательно, сводная сестра Бецкого, публично жила с ним, как родная сестра. Она заказала свое и его изображение из меди, и портреты их продавались в книжной лавке Академии наук". Щербатов: "Бецкой, хотя показывал вид, что все для славы императрицыной делает, но не токмо во всех проектах его, на разных языках напечатанных, имя его, яко первого основателя является, но ниже оставил монархине и той власти, чтобы избрать правителей сих мест, а сам повсюду начальником и деспотом был до падения его кредиту. Дабы закрыть сие, все способы были им употреблены ей льстить: повсюды похвалы гремели ей; в речах, в сочинениях, и даже в представляемых балетах на театре"
Вильбоа А.Н. генерал-фельдцехмейстер 1762-65, член Комиссии (Совета при Петре 3) в 1761-62 гг. в юности был камер-юнкером молодого двора и очень сблизился с великокняжеской четой. участник переворота 1762 г. "По свидетельству биографа, обилие и объём резолюций, которыми он снабжал все поступавшие к нему представления по всем четырем вверенным ему, как генерал-фельдцейхмейстеру, ведомствам: артиллерийскому, инженерному, оружейному и кадетских корпусов, поразительны. Многие из них содержат «целые инструкции и положения, в большинстве крайне полезные и полно разрешающие все затруднения». Деятельность Вильбоа на посту генерал-фельдцехмейстера обещала быть очень плодотворной, однако, в 1765 году он вынужден был просить об отставке по состоянию здоровья: сказались последствия тяжёлого ранения."
Орлов Григорий Григорьевич один из организаторов переворота 1762 г. фаворит 1762-72 с 1762 граф, камергер, сенатор, генерал-адъютант с 1764 генерал-аншеф, подполковник конной гвардии с 1765 генерал-фельдцехмейстер и шеф кавалергардов с 1768 член Совета (до 72?) в 1771 в звании главнокомандующего выезжал в Москву для ликвидации эпидемии чумы с 1772 г. светлейший князь Римской империи умер в 1783 г. Екатерина: «Способности Орлова были велики, но ему недоставало последовательности к предметам, которые в его глазах не стоили заботы, и лишь немногие удостаивал он труда своего, и от этого он казался более небрежным, чем был на самом деле. Природа избаловала его, и он был ленив ко всему, что внезапно не приходило ему в голову» ... "Я знаю, что Орловы недостаточно образованны, но я им обязана тем, что я есмь. Они исполнены честности и отваги, и я уверена, что они не предадут меня". Гельбиг: " В это время двор Екатерины был более роскошным и шумным, чем когда-либо. Орловы прославляли его своей красотой, увлекательной веселостью и изысканным обращением. Орловы, с успехом вступавшие в состязание со всеми рубаками и превосходившие их даже в так называемых русскими кулачных боях, легко одерживали победы и в рыцарских упражнениях. В то время в Петербурге устроилась знаменитая карусель(т.е.турнир - О.). Григорий вел римскую кадриль, Алексей — турецкую. Их костюм превзошел все, что только можно себе представить, а их ловкость и сила соответствовали ожиданию, внушавшемуся их величественным видом. Из всех рыцарей Григорий и Алексей были самые искусные. Они одержали решительную победу, которая была сомнительна только между ними обоими. Алексей был настолько умен, что предоставил ее брату." "Этот избранник, виновный в большой небрежности относительно управления разнообразными, требовавшими постоянных занятий должностями, особенно же надзора за переселенческим ведомством, всегда, однако, с первой минуты своего знакомства с императрицей выказывал неизменную ей преданность. Его предусмотрительности, его решимости и его мужеству обязана императрица тем, что были открыты и уничтожены три заговора против нее. Но если со стороны Орлова все еще продолжалась, лишь на мгновение прерываясь, верная преданность, то со стороны Екатерины склонность уступила свое место решительному равнодушию. Сам избранник дал к этому повод грубым, всегда весьма своевольным поведением в своей частной жизни. Орлов не имел понятия о приличии. Его отношения к Екатерине имели характер обыкновенной связи, лишенной всяких нравственных начал и заключенной только для плотского наслаждения. Екатерина поняла наконец, как было хорошо, что не состоялся ее брак с Орловым. ... Орлов был красивейший избранник Екатерины. Он был более умен, чем сведущ, более легкомыслен, чем зол, более расточителен, чем благотворителен; он был решителен и мужествен. В последние годы своей жизни он выказывал чрезвычайную честность. Или чувство это было подавлено в молодости его легкомыслием, его склонностью к сладострастию, расточительности и гордости, или же эту перемену в нем должно приписать влиянию его достойной супруги, или тому обстоятельству, что при меньшем значении он имел менее, чем прежде, поводов извращать свой характер. Княгиня Орлова была урожденная Зиновьева, из того же дворянского рода, из которого происходила мать Орлова. Она была фрейлиной императрицы, когда вышла за Орлова. Тотчас после свадьбы она стала статс-дамой и получила орден Св. Екатерины. Подарки, полученные ею от императрицы, соответствовали и ее высокому званию, и великодушию государыни."
Щербатов вхарактеризует Орлова как "человека, взросшего в трактирах и в неблагопристойных домах, ничего неучившегося и ведущего до того развратную младого человека жизнь, но сердца и души доброй. Сей, вошедши на вышнею степень, до какой подданной может достигнуть, среди кулашных боев, борьбы, игры в карты, охоты и других шумных забав, почерпнул и утвердил в сердце своем некоторые полезные для государства правила, равно как и братья его. Оные состояли: никому не мстить, отгонять льстецов, оставить каждому месту и человеку непрерывное исполнение их должностей, не льстить государю, выискивать людей достойных, и не производить как токмо по заслугам, и наконец отбегать от роскоши, - которые правила сей Григорей Григорьевич, после бывшей графом, а наконец князем, до смерти своей сохранил. Находя, что карташная азартная игра может привести других в разоренье, играть в нее перестал. Хотя его явные были неприятели графы Никита и Петр Ивановичи Панины, никогда ни малейшего им зла не сделал, а напротиву того, во многих случаях им делал благодеяния, и защищал их от гневу государыни. Изрубившему изменническим образом брата его, Алексея Григорьевича, не токмо простил, но и милости сделал, множество льстецов, которые тщились обуздать его самолюбие, никогда успеху не имели, и напротиву того, более грубостию можно было снискать его любовь, нежели лестью; никогда в управление непринадлежащего ему места не входил, а естли бы и случилось ему за кого попросить, никогда не сердился, ежели ему в том отказывали; никогда не льстил своей государыне, к которой не ложное усердие имел, и говорил ей с некоторою грубостию все истины, но всегда на милосердие подвигал ее сердце, чему и сам я многажды самовидцом бывал; старался и любил выискивать людей достойных, поелику понятие его могло постигать, но не токмо таких, которых по единому их достоинству облагодетельствовал, но ниже ближних своих любимцев не любил инако производить, как по мере их заслуг, и первый знак его благоволения был заставлять с усердием служить отечеству и в опаснейшия места употреблять, яко учинил с Севолодом Алексеевичем Севоложским, которого в пущую в Москве язву с собой взял и там употребил его к делу. Хотя с молоду развратен и роскошен был, но после никакой роскоши в доме его не видно было, а именно, дом его отличного в убранстве ничего не имел, стол его не равнялся с столами, какия сластолюбы имеют, екипажи его, хотя был и охотник до лошадей и до бегунов, ничего чрезвычайного не имели, и наконец, как сначала, так и до конца никогда ни с золотом, ни с серебром платья не нашивал. Но все его хорошия качества были затмены его любострастием: он презрил, что должное ему к своему государю и ко двору государскому, учинил из двора государева дом распутия; не было почти ни одной фрейлины у двора, которая не подвергнута бы была к его исканиям, и коль много было довольно слабых, чтобы на оные преклониться, и сие терпимо было государыней"
лорд Каткарт: "Орлов человек весьма кроткий, человеколюбивый и всем доступный, и поведение его в отношении к Государыне весьма почтительно. Он получил лишь незначительное образование, но от природы одарён богатыми способностями и весьма далёк от всяких претензий...он много и успешно трудился в последние годы с целью себя образовать"
Орлов-Чесменский Алексей Григорьевич (младший брат Григория Орлова) один из главных организаторов переворота 1762 г. и убийства Петра 3 с 1762 граф с 1767 подполковник Преображенского полка с 1769 генерал-аншеф организатор и руководитель средиземноморской экспедиции русского флота (1769-75) во время турецкой войны кавалер Георгия 1 степени (1770) с 1775 г. в отставке " Герой Чесменский доживал свой громкий славой век в древней столице; современник его, С. П. Жихарев, говорит: «Какое-то очарование окружало богатыря Великой Екатерины, отдыхавшего на лаврах в простоте частной жизни, и привлекало к нему любовь народную. Неограниченно было уважение к нему всех сословий Москвы, и это общее уважение было данью не сану богатого вельможи, но личным его качествам». Граф А. Г. был типом русского человека могучей крепостью тела, могучей силой духа и воли; он с тем вместе был доступен, радушен, доброжелателен, справедлив и вел образ жизни на русский лад, тяготея ко вкусу более простонародному – эти-то качества и покоряли сердца всех московских жителей. Другой современник графа, заслуженный профессор Московского университета П. И. Страхов, вот как описывает появление графа на улицах столицы: «И вот молва вполголоса бежит с губ на губы: едет, едет, изволит ехать. Все головы оборачиваются в сторону, к дому графа А. Г; множество любопытных зрителей всякого звания и лет разом скидают шапки долой с голов, а так, бывало, тихо и медленно опять надеваются на головы, когда граф объедет кругом. Какой рост, какая вельможная осанка, какой важный и благородный и вместе добрый, приветливый взгляд! Такое-то почтение привлекал к себе любезный москвичам боярин, щедро наделенный всеми дарами: и красотой, и силой разума, и силой телесной». Про Алексея Орлова говорили, что физическая его сила была настолько велика, что он гнул подковы и свертывал узлом кочергу. Про него рассказывали, что еще в юношеские свои годы только один человек в Петербурге мог одолеть его силой – это был лейб-кампанец Шванвич, отец того Шванвича, который пристал к Пугачеву и сочинял для него немецкие указы. Раз в доме виноторговца Юберкампфа, на Большой Миллионной улице в Петербурге, оба силача встретились. По рассказам, Шванвич справлялся всегда с Алексеем Орловым, но когда братья были вдвоем, то Орловы брали верх. Разумеется, они часто сталкивались друг с другом: когда случалось, что Шванвичу попадался один из Орловых, то он бил Орлова; когда попадались оба брата, то они били Шванвича. Чтобы избежать напрасных драк, они заключили между собою условие, по которому один Орлов должен был уступать Шванвичу и, где бы ни попался ему, повиноваться беспрекословно, двое же Орловых берут верх над Шванвичем, и он должен покоряться им так же беспрекословно. Встретившись, как уже мы сказали, в трактире с Орловым, Шванвич овладел биллиардом, вином и бывшими с Орловым женщинами. Он, однако ж, недолго пользовался своей добычей; вскоре пришел в трактир к брату другой Орлов, и Шванвич должен был, в свою очередь, уступить биллиард, вино и женщин. Полупьяный Шванвич хотел было противиться, но Орловы вытолкали его из трактира. Взбешенный этим, он спрятался за воротами и стал ждать своих противников. Когда Алексей Орлов вышел, Шванвич разрубил ему палашом щеку и убежал. Удар пришелся по левой стороне рта; раненый Орлов был тотчас отнесен к вблизи жившему здесь лейб-медику принца Петра, племяннику знаменитого Боергава, Герману Кааву; удар, нанесенный нетвердой рукой, не был смертелен. Орлов отделался продолжительной болезнью, но шрам остался на щеке, отчего Алексей Орлов и получил прозвание со шрамом (меченый). Позднее, когда Орловы возвысились, они могли бы погубить Шванвича, но они не захотели мстить ему; он был назначен кронштадтским комендантом, и стараниями Орлова смягчен был приговор над его сыном, судившимся за участие в пугачевском бунте. Алексей Орлов в молодости был победителем не только на каруселях, но всегда выходил победителем в кулачных боях и в состязаниях со всеми тогдашними рубаками. Алексей Орлов был самым деятельным из братьев во время вступления императрицы Екатерины на престол. В ночь перед решительным днем он вместе с Бибиковым приехал в Петергоф, разбудил государыню и отвез ее в Петербург, исполняя должность кучера. От быстрой езды лошади скоро были замучены; на дороге он встретил мужика с возом сена, у которого была свежая лошадь; Орлов предложил ему поменяться с ним, но последний отказался. Орлов вступил с ним в драку, осилил его, выпряг его лошадь и оставил ему свою замученную. Подъезжая к столице, путники встретили саксонца Неймана, которого тогда посещали многие молодые люди, и в том числе Орловы; Нейман, увидя своего друга Алексея, закричал ему по-приятельски: – Эй, Алексей Григорьевич, кем это ты навьючил экипаж? – Знай помалкивай, – отвечал Орлов, – завтра все узнаешь. Впоследствии граф Алексей Орлов был вознагражден государыней больше всех своих братьев; к его обогащению тоже немало послужили и те морские призы, которые он захватил во время войны с турками. На его морскую экспедицию Екатериною было отпущено в его безотчетное распоряжение около 20 000 000 рублей, и современники уверяют, что значительная часть этой суммы перешла в его собственность. Мы видим из истории, как он щедро и безрассудно распоряжался казенным добром. Так, чтобы представить страшное и величественное Чесменское сражение на четырех заказанных им картинах живописцу Геккерту, с различных точек зрения и в четыре последовательных момента, он взорвал на воздух близ Ливорно старое военное судно. Эти картины висят в Петергофском дворце, а гравюры с них сделаны на меди английским художником. Граф Алексей Орлов, живя в Москве, любил выставлять свои богатства и свои знаки отличия перед изумлявшеюся толпою. Орлов в конце царствования Екатерины был одним из четырех сановников, имевших через плечо ленту ордена Георгия Победоносца43. Выезды Алексея Орлова на гуляньях в Москве были необыкновенно пышны и торжественны. Сад графа в Нескучном был расположен на полугоре, разбит на множество дорожек, холмов, долин и обрывов и испещрен обычными постройками в виде храмов, купален, беседок. Березовая кора стала, кажется, у него у первого употребляться на украшение для садовых построек, как об этом передают иностранцы. Все памятники и постройки в этом саду напоминали подвиги и победы графа А. Г. Орлова. Летом ни одного праздника, ни одного воскресенья не обходилось без того, чтобы в саду графа не было каких-либо торжеств и празднеств. Представления на театре графа давались в его похвалу и прославленье. Образы Петра I, Екатерины II и Алексея Орлова, по странному сопоставлению, сменялись один другим, и хоры величали в хвалебных гимнах подвиги победителя турок. Самого графа представляли актеры в образе бога войны. В манеже его «Нескучного» постоянно устраивались карусели, и не только вся аристократическая молодежь, но и дочь его, графиня Анна Алексеевна, со своими сверстницами, участвовала в них. Она изумляла зрителей, выдергивая на всем скаку копьями ввернутые в стены манежа кольца, а также срубая картонные головы с надетыми на них чалмами и рыцарскими шлемами. Из сверстниц молодой графини здесь отличались княгини: Урусова (урожденная Хитрово), Гагарина, Н. Ф. Четвертинская, В. Ф. Вяземская и Щербатова. В этом же манеже ездил по утрам для моциона наш молодой историк Н. М. Карамзин. Граф Орлов жил в Москве после смерти своего брата Григория; говорят, Орлов не мог выносить князя Потемкина. Спустя несколько лет, летом 1791 года, граф приехал в Петербург для присутствования в Петергофе на празднествах в день восшествия на престол. На празднестве граф был угрюм и недоволен; после праздников граф уехал обратно в Москву и, пока жива была Екатерина II, никогда уже не приезжал в Петербург. По смерти государыни Алексей Орлов обязан был посетить Петербург при совершенно иных обстоятельствах, чем прежде. Император Павел вступил на престол и тотчас же вызвал графа Алексея Орлова в Петербург. Легко себе представить, с каким тяжелым чувством он уехал из Москвы и прибыл в Петербург, чтобы явиться перед очи императора. Аудиенция происходила при закрытых дверях; слышен был только горячий разговор. Граф вышел из кабинета императора сильно прихрамывая; Орлов в то время страдал подагрой. Спустя несколько дней, при погребении императора Петра III его видели еще больше хромавшим. При торжественном принятии праха Петра III из Александро-Невского монастыря и перенесении из монастыря в императорский Зимний дворец и из дворца в крепость, граф должен был идти перед гробом и нести императорскую корону. Не нужно быть очень чувствительным, как говорит очевидец этого случая Гельбиг, чтоб содрогнуться, живо представив себе настроение, в котором должен был находиться Орлов. «Один из первых чинов при императорском дворе, уже в глубокой старости и в болезненном состоянии, он должен был сделать пешком трудный переход более чем в три четверти часа и на всем этом пути был предметом любопытства, язвительных улыбок и утонченной мести!» После погребения императорской четы Петра III и Екатерины II Орлов должен был немедленно уехать, что он охотно и исполнил. При коронации в Москве, когда новый император прибыл в столицу, Орлов с трудом получил разрешение ехать за границу и отправился в Дрезден. Граф хотел навсегда поселиться в Саксонии и здесь торговал себе поместье, но саксонское правительство, не желая ссориться с тогдашним Русским двором, крайне чувствительным к малейшим оскорблениям, постаралось отклонить его от намерения купить имение. По смерти императора Павла граф возвратился в Москву, где и умер в 1808 году; Орлов скончался в самый Рождественский сочельник, и день отпевания тела его был днем сетования целой столицы. Графа отпевали в церкви Положения Риз Господних, близ Донского монастыря. При выносе гроба сотни тысяч людей, с открытыми головами и со слезами на глазах, творили молитву, a крепостные люди плакали навзрыд. Так любили москвичи графа за его приветливость и благотворительность. В день похорон графа восьмидесятилетний сержант, чесменский герой тоже, – Изотов, тридцать лет служивший в доме графа Орлова и спасший ему однажды жизнь, был в числе провожавших тело, помогал опустить гроб в могилу и тут же мгновенно умер. Дома графа сохранились в целости от неприятельского разорения в 1812 году; в старом доме, где всегда живал покойный, устроена была городская больница; другой, новый дом, сделался царским дворцом; его любимые имения, село Остров и село Хреновое, поступили в состав государственных имуществ. По смерти графа был уничтожен один его бег под Донским, и две китовые кости тогда же поступили в Московский университет (последние тоже уцелели от пожара 1812 года и сохраняются посейчас). Граф А. Г. Орлов, как известно, знаменит также своими заслугами в деле российского коннозаводства – почин кровного коннозаводства и тесно связанного с ним скакового дела положен им в Москве в 1785 году. Граф в этом году завел в столице публичные скачки на призы, ранее того выписал из Англии лучших скакунов и из Аравии – редких производителей. Известный знаток конского дела П. А. Дубовицкий говорит, что орловский рысак усовершенствован был графом по строго задуманному им плану, причем он доказал фактами, ссылаясь на другие заводы наших вельмож (и особенно на обширный Серебряно-Прудский завод графа Шереметева), имевшие те же богатые и разнообразные типы всех европейских и азиатских пород, что хотя они и производили весьма хороших лошадей, но не имели определенного типа, какой выработал граф Орлов, а потому все произведения этих громадных заводов исчезли бесследно. Через искусное сочетание арабской и английской кровей граф вывел и тип верховой лошади – такой тип, какой известен в лице его знаменитого «Свирепого», который не гнулся под девятипудовым богатырем-вельможей, когда он, залитый золотом и бриллиантами, красовался на гуляньях в Москве, выезжая в пышных поездах с огромной свитой, составлявшею нечто среднее между восточною роскошью и средневековою торжественностью рыцарских турниров. Проживая все царствование императора Павла I в Дрездене, граф и там удивлял немцев своими выездами; особенно любовались последние его кобылами «Арфой» и «Амазонкой»; другие любимые его две лошади были «Потешный» и «Каток»: первую граф подарил князю Голицыну, а второй по наследству достался генералу Алексею Алексеевичу Чесменскому. До самого нашествия Наполеона они не переставали по зимам спорить между собою на москворецком беге и, при всей своей старости, не встречали себе соперников. Граф, помимо лошадиной охоты, имел и псовую для истребления волков, тревоживших его табуны; граф сам вел собственноручно родословные своих собак; у него также были почтовые голуби, летавшие с письмами в его Хатунскую волость за 70 верст из Москвы. Известны еще посейчас орловские бойцовые гуси, а также и орловские канарейки с особенным напевом. По рассказам, граф был необыкновенно хлебосолен и приветлив. К его обеду ежедневно могли приезжать находившиеся в Москве дворяне, хотя бы с ним и незнакомые, но для этого они должны были быть в дворянском мундире. Если же приехавший незнакомый был в партикулярном платье, тогда граф спрашивал у него: «От кого вы, батюшка, присланы», и когда незнакомец называл себя, тогда граф извинялся, что не разглядел, ибо по старости уже плохо видит. Этим граф давал разуметь, что всякий, но только русский дворянин, имеет право на его хлебосольство. По воскресеньям у него обедало от 150 до 300 человек." (Пыляев) первым в России завёл цыганское пение (вывез цыганский хор из Валахии)
И.И. Меллер-Закомельский профессиональный артеллерист с 1783/84 - 90 исполняющий обязанности генерал-фельдцехмейстера (генерал-аншеф артиллерии) с 1789 г. барон в 1790 погиб при осаде Килии
Зубов Платон Александрович р. 1767 г. фаворит 1789-96 с 1793 граф Римской империи, генерал-фельдцехмейстер, шеф кавалергардов и наместник (генерал-губернатор) Новороссии с 1796 светлейший князь Римской империи 1796 в отставке 1800 деректор 1 кадетского корпуса участник переворота 1801 г. 1801-2 член Неприменного совета, затем в отставке Гельбиг: " Платон Зубов, ... был офицером в конной гвардии и в день падения Мамонова занимал караул в Царском Селе. Ему было тогда 22 года. Его возвышение было делом случая или, если угодно, необходимости. По простой случайности, конечно, но многие уже перемены любимцев происходили в Царском Селе. При дворе очень были рады этой случайности, полагая, что вдали от столицы многие особенности таких перемен могут быть скрыты от дипломатического корпуса, хотя эта цель никогда, впрочем, не достигалась. Сверх того, удаление от Петербурга не представляло никакого затруднения для замещения вакансии любимца, так как князь Потемкин принял на себя предлагать императрице адъютантов. Но теперь Потемкина не было при дворе, и приближенные были в некотором затруднении. Императрица поговорила об этом с Салтыковым, и он не нашел ничего лучшего, как предложить ей стоявшего на часах офицера. Салтыков был дружен с отцом его. Если ему удастся составить счастье молодого человека, он мог рассчитывать на его благодарность и на свое влияние на дела. Платон Зубов** явился. Его внешний вид был также мало представителен, как и его способности. Если бы представился выбор, он никогда не был бы избран; но так как хотели показать Мамонову, что в адъютантах нет недостатка, то он стал избранником. До сих пор многие избранники носили имя Александра. Теперь явился маленький, слабенький на вид человек, носивший ничего не значащее для избранника имя великого Платона. Любившие поострить царедворцы находили, что и императрица не хочет более иметь адъютантов — она бросилась в объятия философии. В первый же вечер немилости Мамонова Зубов был назначен флигель-адъютантом императрицы и полковником и получил через Салтыкова приказание сопровождать государыню и нескольких придворных лиц в прогулке по воде. Так как комнаты Мамонова не были еще свободны, потому что императрица не желала удалять его из дворца ранее свадьбы, то Зубову предоставили во дворце другие комнаты, роскошно меблированные. Чтобы устроиться сообразно своему новому положению, Зубову было дано в первый же день 30 000 рублей. Впрочем, вначале не было причины радоваться такому избранию. Беседа Зубова не была ни жива, ни остроумна, и, вследствие своей юности, он делал промахи, свойственные лишь людям, еще не окончившим своего образования. Он чувствовал непристойность своего поведения, бросил ее и стал, наконец, весьма любезен в обществе (не считая даже престижа, который всегда является в столь особенном сане). Зубов много трудился над приобретением научных познаний, и трудился с успехом. Любимой его склонностью была музыка. Он с жаром изучил ее и достиг большого искусства в игре на скрипке. Он тем удобнее мог предаваться занятиям, что вел при дворе такую тихую жизнь, какую только позволял придворный шум. Это он сделал по совету Салтыкова, своего «бывшего» защитника, так как теперь он не нуждался уже в защитнике. Его ментор предостерегал его от всяких связей, которые так легко могут иметь вид интриг, и давал ему те правила, следование которым могло ему пригодиться для укрепления своего значения, но которые не были, конечно, наилучшими для блага человечества. Вследствие этих наставлений Зубов постановил себе правила, которые для него стали законом: никогда не иметь желания, которое не совпадало бы с мнением императрицы; всегда льстить капризам императрицы и ее главным страстям, с которыми Салтыков бегло ознакомил его, и, наконец, смиряться перед князем Потемкиным и противиться ему не прежде, чем когда он будет настолько крепок, чтобы князь не мог уже его свергнуть. Зубов точно следовал этим правилам и был весьма счастлив, по крайней мере относительно внешнего блеска. Екатерина признавала те жертвы, которые Зубов, несмотря на свою молодость, приносил на службу ей, и вознаграждала его знаками своего благоволения и, что еще важнее, своим доверием. Платон Зубов был посвящен во все внешние, внутренние и военные дела русского двора; вскоре же он достиг такого значения, что стал главным двигателем русской государственной машины. Наконец, один только его голос стал решающим в совете императрицы. В наш план не входит рассказ всех замечательных событий его жизни до смерти Екатерины. Его история так тесно сплелась с летописями последних семи лет царствования Екатерины, что, читая одно, необходимо читаешь и другое. Замечательнейшие политические события того времени, когда Зубов имел наибольшее влияние при дворе, были приблизительно следующие: шведская война, которой он, по совету Салтыкова, противился; мир с этой державой, которому он, по тому же побуждению, содействовал; война с Турцией, которую он, по указанию Салтыкова же, порицал и тем разошелся с Потемкиным; смерть Иосифа II; несостоявшийся конгресс в Систове; смерть Потемкина, который был открытым врагом Зубова и могущество которого разбивалось о высокое значение этого избранника, как о камень, не производя никакого действия; Ясский мир с Портой, на заключении которого он настаивал; революция и происшедшие из нее восстания в Польше; второй раздел Польши, который он и Марков позорнейшим образом подготовили и совершили; убийство Густава III; смерть Леопольда II; прием графа д'Артуа и французских эмигрантов; торговые меры против Франции, противозаконное завладение Курляндией — дело захватчивых и корыстных начал его и Маркова; окончательное уничтожение политического существования Польши, которое измыслили те же Зубов и Марков и тем непоправимо запятнали славу императрицы, и, наконец, неудавшийся план брака Густава Адольфа II с великой княжной Александрой Павловной, в чем Зубов, равным образом, принимал большое участие. Екатерина умерла среди хлопот об этом браке. История не может дать ей более подходящего титула, как Екатерина Счастливая. Этот проект брака был, может быть, единственный проект в ее жизни, в котором ей не посчастливилось. Несомненно, что ее свело в могилу горе по поводу этого злополучия, которое таким оскорбительным образом компрометировало ее в глазах всего света и заставляло отказаться от излюбленной ею идеи. Зубов поспешил известить великого князя о смертельной болезни его матери, но его услужливость была уже поздней; Безбородко упредил его. ... Неизвестно почему, но скоро император лишил Зубова своей милости. Вместо нее появилось решительное неблаговоление императора. Поводом к этому послужил недостаток 18 000 рублей в артиллерийской кассе, которой заведовал Зубов как фельдцейх-мейстер. Император приказал тотчас же наложить запрещение на все имения Зубова, но еще прежде, чем успели исполнить это приказание, Зубов уплатил недостающую сумму. Тем не менее Зубов лишился тогда всех своих должностей и с ним обходились отныне как с отставным генерал-аншефом. Этот случай сделал, однако, Зубова более осторожным. Он нашел более благоразумным держаться вне сферы молнии, так легко поражающей. В этих видах он просил позволения отправиться в путешествие и получил отпуск с такой легкостью и в таких выражениях, что это путешествие можно было принять за изгнание. Он приехал в Германию, и все, знавшие его в России, видели теперь перед собой совершенно другого человека. Прежде он был горд и отталкивал всех от себя; теперь, когда не стало жрецов, воздававших ему некогда почитание, — любезен и весел. Легко понять, что он сохранил свои связи в России. Там задумали тот страшный заговор, по которому Павлу I предстояло, вероятно, только лишиться трона, но, вследствие сцепления особых обстоятельств, он, благодаря этому заговору, так печально кончил жизнь свою. Платон Зубов хотел принять в нем участие. Затруднение заключалось только в том, чтобы снова явиться ко двору, но и это затруднение было устранено. Нашли средство подбиться к Кутайсову, подкупив его любовницу. Через этого всесильного в то время человека все Зубовы получили разрешение возвратиться в Петербург. Достигнув этого, Зубов притворился, будто его волнуют такие чувствования, которых он никогда и не имел. Он старался показать, что его трогают хлопоты Кутайсова в его пользу. Чтобы выразить ему свою благодарность, он представился, как будто хочет жениться на его дочери. Этой уловкой он опять добился благоволения Павла, который дал ему и его братьям доказательства своей полной милости. Такое великодушие Павла должно было бы примирить с ним даже и его врагов, но они не были способны на подобные чувствования. Они опасались, что император вновь прогневается, так как он всегда действовал под впечатлением минуты, что и придавало его характеру отпечаток какого-то непостоянства, достойного порицания. План заговора был теперь вполне выработан, улучшен и приведен в исполнение. Вскоре после этого Платон Зубов покинул двор, где ему уже больше нечего было делать, и отправился в Курляндию, в свое имение. Из этого краткого и недостаточного биографического очерка читатели в состоянии будут судить хотя до некоторой степени, что Зубов чрезвычайно развил прилежанием свой довольно обыкновенный ум и что всеми почти его действиями руководили гордость, мстительность и жестокость." Массон: „Потёмкин почти всем своим величием был обязан самому себе, Зубов - слабости Екатерины. По мере утраты государынею ее силы, деятельности, гения, он приобретал могущество, богатство и силу. В последние годы ее жизни он был всемогущ в обширнейшем смысле слова...Все ползало у ног Зубова, он один стоял и потому считал себя великим. Каждое утро многочисленные льстецы осаждали его двери, наполняя прихожие и приемные. Старые генералы, вельможи не стыдились ласкать ничтожнейших его лакеев. Видали часто, как эти лакеи толчками разгоняли генералов и офицеров, коих толпа, теснясь у дверей, мешала их запереть. Развалясь в креслах, с глазами бесцельно устремленными в потолок, этот молодой человек с лицом холодным и надутым, едва удостаивал обращать внимание на окружающих его. Он забавлялся дурачеством своей обезьяны, которая скакала по головам подлых льстецов, или разговаривал со своим шутом: а в это время старцы, под начальством которых он служил сержантом: Долгорукие, Голицыны, Салтыковы и все, что было великого и малодушного, ожидали, чтоб он низвел свои взоры, чтоб опять приникнуть к его стопам. ... Из всех баловней счастья царствования Екатерины II ни один, кроме Зубова, не был тщедушен и наружно, и внутренне”. Ростопчин: ""Он по природе недалек, но ему память заменяет рассудок. Его изречения то ученые, то таинственные и технические выражения, которые он произносит, прикрывают его бездарность. Он выказывает грубую и возмутительную гордость, все поступки его свидетельствуют о дурном воспитании и бывать у него значит подвергнуться унижению""
Зубов Валериан Александрович (младший брат Платона) боевой офицер, в 1794 г. потерял ногу. граф с 1793 генерал-аншеф с 1796 (в 25 лет) в 1795-96 главнокомандующий в Персидском походе русской армии с 1796 в отставке 1800 директор 2 кадетского корпуса участник переворота 1801 г. 1801-2 член Неприменного совета, затем в отставке ум. в 1804 г. Державин: «..он имел прекрасную душу; быв вельможей, внимал несчастным, откровенно принимал своих и чуждых; не оскорблял надменным взором старших и не одним участием, но делами приобрел уважение» Гельбиг:"Валериан Зубов был невысок ростом, тем не менее это был чрезвычайно красивый мужчина. Особенно у него были живые глаза, взгляд его был чрезвычайно приятен. После того, как он лишился ноги и должен был все сидеть, он стал очень толст. Его внутренние качества вовсе не соответствовали его внешности. Он был человек ограниченный, ничему не учившийся; он был легкомыслен, развратен, расточителен, злопамятен и жесток." Чарторыйский:" Его приятная внешность, искренность и прямота нравились императору Александру и внушали ему доверие; последнее поддерживалось еще тою привязанностью, думаю, вполне искреннею, которую он выказывал к особе императора, а также благодаря его лени, равнодушию к постам, которые требуют труда, и особенно благодаря безмерной слабости к прекрасному полу, которым был почти исключительно занят."
кн. Волконский М.Н. участник переворота 1762 генерал-аншеф и подполковник конной гвардии 1762 член Совета в 1768 посол в Польше 1768-71 главнокомандующий в Москве 1771-80 Понятовский: "был человеком деликатным, неподкупным" С.Р. Воронцов: "Мало кто знает так хорошо, как он, внутреннюю ситуацию России и имеет такие здравые идеи по поводу правления, которое подобает в ней установить"
кн. Долгоруков-Крымский В.М. боевой генерал, службу начал с 13 лет рядовым. генрал-аншеф 1762, кавалер Георгия 1 степени 1771 главнокомандующий в Москве 1780-82 цитата: я человек военный, в чернилах неокупан; если принял настоящую должность — единственно из повиновения к Всемилостивейшей Государыни. фон Штрендман: "Во всей армии не было генерала, который бы хуже его знал военное дело; его закоренелое упрямство доходило до того, что он не принимал ничьих и никаких советов, и делал еще больше затруднений в командовании...." "На этом посту (московского главнокомандующего) он заслужил всеобщую любовь своей добротой, доступностью, щедростью, широким гостеприимством и бескорыстием. Осуществляя верховное управление в Москве, В.М. Долгоруков-Крымский искренне заботился о порядке и справедливости, не доверяясь законам, творил суд по своему разумению, полагаясь на собственный здравый смысл и жизненный опыт. Даже во время болезни, приступов подагры, он никому не отказывал в приеме, принимая просителей, лежа на диване. Не владея грамотой, генерал отбрасывал в сторону перья, ссылаясь на их плохое качество, и диктовал свои распоряжения устно."
гр. Брюс Я.А. боевой генерал, подполковник Преображенского полка 1767. генерал-аншеф 1773 1782-84 генерал-губернатор Тверской и Новгородский 1784-91 генерал-губернатор Петербургский, одновременно 84-86 главнокомандующий в Москве характеризовался как человек суровый, недалёкий и исполнительный
Еропкин П.Д. главнокомандующий в Москве 1786-90 отличился во время московской эпидемии чумы 1771 г. тогда же отказался от пожалованных ему 4000 крестьян, с 1773 действительный тайный советник, с 1786 генерал-аншеф "когда он был московским главнокомандующим, то не переехал в казенный дом и денег, отпускаемых казной для приема гостей, не брал. В посещение императрицей Екатериной II Москвы он давал ей праздник у себя в доме, и, когда она его спросила: «Что я могу для вас сделать, я желала бы вас наградить?», он отвечал: – Матушка государыня, доволен твоими богатыми милостями, я награжден не по заслугам: андреевский кавалер, начальник столицы, заслуживаю ли я этого? Императрица не удовольствовалась этим ответом и опять ему сказала: – Вы ничего не берете на угощение Москвы, а между тем у вас открытый стол, не задолжали вы? Я заплатила бы ваши долги. Он отвечал: – Нет, государыня, я тяну ножки по одежке, долгов не имею и что имею, тем угощаю, милости просим, кому угодно моего хлеба-соли откушать. Да и статочное ли дело, матушка государыня, мы будем должать, а ты, матушка, станешь за нас платить долги. Видя, что Еропкину дать нечего, государыня прислала жене его орден св. Екатерины. По наружности П. Д Еропкин был высокого роста, весьма худощавый, несколько сгорбленный, очень приятной внешности, в молодости он был красавцем и замечательным силачом. Глаза у него были большие, очень зоркие, но довольно впалые, нос орлиный; он пудрился, носил пучок и был причесан в три локона (а trois marteaux (в три молотка). Еропкин был очень умен, великодушен, благороден, бескорыстен и, как немногие, в обхождении очень прост. Езжал он цугом в шорах с верховым впереди, при остановках у ворот и у подъездов верховой трубил в рожок, давая тем знать о приезде главнокомандующего. Вставал он по утрам рано, начинал всегда день молитвою и когда одевался, то заставлял прочесть себе житие святого того дня. Со своих крестьян оброку брал в год не больше двух рублей. Родился Еропкин в 1724 году, умер в 1801 году – легко, точно уснул, отыграв три пульки в рокамболь. Еропкин был замечательный стрелок из лука: он снимал стрелой яблоко с головы мальчика." (Пыляев)
кн. Прозоровский А.А. р. 1732 г.боевой генерал, 1782 генерал-аншеф, 1781-83 генерал-губернатор Орловский и Курский. 1790-95 главнокомандующий в Москве и сенатор, прославился разгромом масонов и арестом Радищева и Новикова 1796 командующий на Украине, 1797 сослан в деревню 1807 фельдмаршал 1808-9 главнокомандующий в войне с Турцией Потёмкин: "Ваше Величество выдвинули из Вашего арсенала самую старую пушку, которая будет непременно стрелять в Вашу цель потому, что своей собственной не имеет. Только берегитесь, чтобы она не запятнала кровью в потомстве имя Вашего Величества". "Надменный по характеру, довольно ограниченный умом, плохо образованный, он не уважал просвещение и ценил одну исполнительность по службе» (Лонгинов)
Измайлов М.М. р. 1719 г. с 68 возглавлял комиссию дворцовых строений, затем (с 86) московскую контору Сената, камергер, с 1775 действительный тайный советник. 1795-97 главнокомандующий в Москве. известен в основном как покровитель Баженова
кн.Долгоруков Ю.В. боевой генерал, генерал-аншеф 1784, подполковник Преображенского полка 1787, военный губернатор Москвы 1797, член Совета 1798-99, затем в отставке Янькова: "«он был ростом не очень велик, но, впрочем, и не мал, довольно полный, лицо имел приятное, хотя черты не были правильны и были не особенно красивы. Что-то спокойное было в выражении и много добродушия и вместе с тем величавости; с первого взгляда можно было угадать, что это настоящий вельможа, ласковый и внимательный. Давно все перестали пудриться и начали носить суконное кургузое платье; он до конца жизни пудрился и ходил в бархате и шелку,он всё ещё носил французский кафтан, и это было весьма прилично».
гр. Салтыков Иван Петрович сын фельдмаршала, боевой генерал. генерал-аншеф 1773, генерал-адъютант 1784, подполковник конной гвардии 1790 1784-88 генерал-губернатор Владимирский и Костромской 1790 командующий на завершающем этапе войны с Швецией 1795 в отставке 1796 киевский военный губернатор и инспектор кавалерии, генерал-фельдмаршал. 1797-1804 военный и гражданский губернатор Москвы (так при Павле звучала должность, соответствующая екатерининскому "главнокомандующему") По словам Екатерины: "глуп и упрям" Вигель: "«В графе Иване Петровиче Салтыкове можно было видеть тип старинного барства, но уже привыкшего к европейскому образу жизни; он любил жить не столько прихотливо, как широко, имел многочисленную, но хорошо одетую прислугу, дорогие экипажи, красивых лошадей, блестящую сбрую; если не всякий, то по крайней мере весьма многие имели право ежедневно садиться за его обильный и вкусный стол. В обхождении его, весьма простом, был всегда заметен навык первенства и начальства; вообще он был ума не высокого, однако же не без способностей и сметливости; он не чужд был даже хитрости, но она в нем так перемешана была с добродушием, что его же за то хвалили. Как воин, он более был известен храбростию, чем искусством»." "Каждый день за обедом и ужином у Салтыкова выкладывали шестьдесят приборов; каждое воскресенье съезжалось к нему на бал несколько сот человек. Обожал в свободное время выезжать на охоту, имея собственных псарей до ста человек. Такой образ жизни вводил его в большие расходы. В итоге граф Салтыков оставил своему единственному сыну шестнадцать тысяч крестьян, в том числе тысячу двести человек дворовых людей, и два миллиона восемьсот тысяч долга" (Бантыш-Каменский)
Потёмкин Павел Сергеевич боевой генерал, троюродный брат князя Потёмкина, окончил Московский университет, литератор в 1774 руководил следствием по поводу пугачёвского восстания 1784-92 кавказский (до 88 также саратовский) генерал-губернатор, подписал Георгиевский трактат с Грузией 1794 генерал-аншеф, 1795 граф в нач. 1796 был обвинён в соучастии в убийстве персидского принца и внезапно скончался. (по одной из легенд принял яд, получив от императрицы рескрипт с одним словом: "умри") "П. увлекался французскими философами, особенно в молодости, перевел несколько сочинений Руссо и Вольтера. Однако впоследствии, во время французской революции, П., подавленный событиями, резко изменил свои взгляды. В своем письме к Шувалову он находил, что "прах Вольтера, Руссо, Рейналя и Дидро заслуживает всемирного проклятия".
Гудович И.В. украинец, р. 1732 г.. боевой генерал, генерал-аншеф 1790 1785-96 генерал-губернатор Рязанский и Тамбовский и инспектор армии по пехоте и кавалерии одновременно 1790-97 командующий на Кавказе (с перерывом) 1797 граф 1798-1800 генерал-губернатор Киевский и Подольский, затем в отставке 1806-9 главнокомандующий на Кавказе 1807 фельдмаршал 1809-12 главнокомандующий в Москве, член Неприменного совета Вигель: «Он умел высоко поддерживать высокое звание главнокомандующего в столице, то есть заставлял себе повиноваться, окружал себя помпой и давал официальные обеды и балы. Может быть, в зрелых летах имел он много твердости, но под старость она превратилась у него в своенравие…" Вяземский: " Фельдмаршал граф Гудович крепко стоял за свое звание. Во время генерал-губернаторства его в Москве приезжает к нему иностранный путешественник. Граф спрашивает его, где он остановился. — «Аи pont des Marechaux». — «Des marechants ferrants — vous voules dire, — перебивает граф довольно гневно: — en Russie i! n' y' a de marechal que moi»[3]. (На мосту Кузнецов (Кузнецкий Мост)… В России нет маршалов, кроме меня. (Непереводимая игра слов, основанная на созвучии во французском языке слов маршал и кузнец.) Он говаривал, что с получением полковничьего чина он перестал метать банк сослуживцам своим. «Неприлично, — продолжал он, — старшему подвергать себя требованию какого-нибудь молокососа-прапорщика, который, понтируя против вас, почти повелительно вскрикивает: аттанде!» В Москве был он настойчивый гонитель очков и троечной упряжи. Никто не смел являться к нему в очках; даже и в посторонних домах случалось ему, завидя очконосца, посылать к нему слугу с наказом: нечего вам здесь так пристально разглядывать; можете снять с себя очки. Приезжавшие в город из подмосковных на дрожках, в телегах или на легких колясках, запряженных тройками, должны были, под опасением попасть в полицию, выпрягать у заставы одну лошадь и, привязывая ее сзади, ехать таким образом по улицам, что было очень некрасиво и неудобно для пешеходов, в которых эти лошади могли свободно лягать."
кн. Репнин Николай Васильевич боевой генерал, видный масон 1763-68 посол в Польше с 1774 генерал-аншеф и подполковник Измайловского полка 1775-76 посол в Турции с 1777/78 -81 наместник Смоленский, Орловский и Белгородский с 1781 генерал-адъютант и наместник Псковский 1791 замещал Потёмкина в качестве главкома, кавалер Георгия 1 степени с 1792 наместник Прибалтики: генерал-губернатор Рижский и Ревельский (с 94 Эстляндский и Курляндский (и Литовский) в 1794 номинальный главком в польской войне 1797 фельдмаршал, канцлер орденов с 1798 в отставке Суворов: «Низок и высок в своё время, но отвратительно повелителен и без наималейшей приятности» С.А.Тучков: "«генерал князь Репнин больше был политик, нежели военный человек; притом был чрезвычайно горд и вместе пронырлив. В его характере проявлялись по обстоятельствам многие противоположности: иногда был он горд, даже до грубости, иногда же учтив и дружелюбен до уравнения себя с малыми чиновниками. Любил он рассуждать о человеколюбии, братолюбии и равенстве, о мечтаниях и о власти духов; известно также, что он был членом мартинисткого собрания. При этом с людьми от него зависящими, поступад как деспот. А между тем знают, как унижался он перед князем Потёмкиныи и Зубовым, наконец, перед Павлом 1, чему я сам был свидетель"» "Императрица нашла Репнина, полководца более счастливого, чем искусного, продажного, развратного и чванного дипломата, вознаграждавшего себя за второстепенную роль, которую ему приходилось играть на поле битвы, разыгрывавшем сатрапа в Варшаве, где он, как и везде, заботился только о собственной выгоде и удовлетворении своих страстей. Он обирал всех – получал рубли с Екатерины, дукаты со Станислава Августа и милости от княгини Чарторыйской. На Тешенском конгрессе (1778 г.) барону де Бретейлю удалось смягчить его враждебность, сняв со своего стола золотой сервиз, возбудивший зависть Репнина. Впрочем, он был человек образованный, с хорошими манерами, с некоторым литературным лоском, благодаря которому он сделался даже корреспондентом Вольтера и Дидро, и некоторым оттенком либерализма, доставившим ему доступ в одну из масонских лож. Репнин является истинным типом русского этого переходного времени." (Валишевский) анекдоты: Однажды король устроил маскарад во дворце. После ужина должны были начаться танцы, но так как ужин происходил в самом большом зале дворца, то должно было пройти некоторое время, прежде чем вынесут все столы и немного приберут зал. Репнин потребовал, чтобы танцы начались немедленно и в другом зале. О таком требовании русского посла донесли королю, и тот попросил передать Репнину просьбу о небольшой задержке, чтобы успеть очистить большой зал. Репнин велел передать королю: “Так нельзя! Если король не придет, то мы начнем без него”. И король согласился начать танцы в другом зале. Согласился начать – это означает, что король начал танцевать. У примаса католической церкви в Польше однажды зашел разговор о польских королях, которые были вынуждены бежать из страны и искать себе способы существования различными способами. Король Понятовский сказал, что в таком случае он оказался бы в очень затруднительном положении, так как он ничего не умеет. Князь Репнин его успокоил: “Извините меня, ведь Ваше Величество отлично танцуете”. "Один провиантский чиновник, кн. Коз., находившийся при нем, впал в глубокую задумчивость; заметив эту перемену, князь Репнин несколько раз спрашивал его: "От чего он так мрачен?" - и не мог узнать настоящей причины; наконец решился употребить последнее средство, пригласил его в свой кабинет и сказал ему: "Друг мой! Говори со мною откровенно, не как бы с начальником, но как бы с отцом духовным: что у тебя за печаль? Я знаю, что ты охотник до карт: не проигрался ли?" Тут чиновник, тронутый до слез благосклонным обращением фельдмаршала, повергся перед ним на колени и объявил, что имел несчастие проиграть шестьдесят тысяч рублей казенных денег. "Вставай, - сказал ему князь Репнин, - ты не один провинился: и я не менее виноват, что, зная страсть твою к играм, доселе оставлял тебя в настоящей должности; и так я обязан участвовать в этом проигрыше. К счастию твоему на днях продал я одну деревню: вот тебе шестьдесят тысяч рублей; но вместе предлагаю и условия: немедленно подай мне просьбу об увольнении из провиантского ведомства и чтоб этот разговор остался навсегда между нами двумя." Только при погребении великодушного вельможи облагодетельствованный им чиновник открыл тайну, тяготившую его."
Броун Ю.Ю. ирландец, р. 1698 г. герой Семилетней войны, получил 17 сабельных ран (часть черепа была заменена серебряной пластиной) 1762-92 ( до смерти) бессменный Рижский и Ревельский генерал-губернатор генерал-аншеф 1758 граф Римской империи с 1774 "Броун оставался до самых последних своих дней близким другом Екатерины. Он имел право в любое время приезжать в Петербург и имел свободный доступ к императрице по малой лестнице. Броун всегда говорил императрице правду, за что она весьма ценила его, а все фавориты, включая Потемкина, побаивались его." "Последние годы Броун не вставал с кресел, которые служили ему и кроватью. Он в своё время считался отличным хозяином. Утверждают будто бы императрица Екатерина 2, зная горячий нрав сего генерала, не иначе принимала его, как при свидетелях" (Бантыш-Каменский)
Сиверс Я.Е. губернатор (с 76 генерал-губернатор) Новгородский 1764-80 (тверской, псковский и великолуцкий), с 1774 также директор водных коммуникаций. с 1781 в отставке 1789-94 посол в Польше с 1796 сенатор действительный тайный советник, с 1798 г. граф один из членов-учредителей Вольного экономического общества. "Яков Ефимович Сиверс написал для императрицы Екатерины II докладное письмо об улучшениях, настаивал, главным образом, на скором размежевании земель, на мерах к сохранению лесов, на учреждении сельскохозяйственного общества. Кроме того, Яков Ефимович Сиверс составил ряд проектов по различным отраслям управления своей губернией. Немало проектов, составленных новым новгородским губернатором, приняла императрица Екатерина II, при этом эти проекты в большей части были напечатаны в губернских инструкциях и в полном собрании законов....Сиверс активно помогал правительству в выработке нового учреждения о губерниях. Много внимания уделял он также сословным вопросам в Русском государстве. Он указывал на необходимость создания среднего класса как опоры государства, уничтожения подушной подати, наконец, постоянно убеждал Екатерину II в том, что улучшение быта крепостных людей должно служить исходной точкой всех внутренних реформ."
Мельгунов А.П. при Петре 3 член "Комиссии" (Совета), идеолог реформ, один из немногих сохранил верность императору во время переворота. видный масон. 1764-65 губернатор Новороссии с 65 сенатор и камер-коллегии президент 1777 действительный тайный советник 1777-88 ( до смерти) генерал-губернатор Ярославский и (с 80 г.) Вологодский Екатерина: "Очень и очень полезный человек государству" "1 апреля 1777 года прибыл в Ярославль. Он воспринял свою задачу не чисто административно и вовсе не пытался формально ограничиться установлением введенной в то время Екатериной II в России системы государственного управления. Власть, по его убеждению, реализовала себя не путем деспотического принуждения, а на основе европейской концепции просвещенного монархизма. Она опирается на идею общественного договора, согласия сословий, ведущего к общему благу. В наместничестве проводил в жизнь программу деятельности, которая сочетала просветительские и масонские идеи и идеалы. Вера, закон, милосердие — краеугольные камни мельгуновского правления. Мельгунову приходилось создавать губернию с нуля: наносить на карту новые города, развивать в них торговлю и промышленность, стимулировать развитие образования, культуры, благотворительности. Организовал административный аппарат наместничества, боролся с злоупотреблениями в государственных учреждениях, за утверждение законности. Провел изучение территории наместничества, организовал его топографическое описание. В годы правления Мельгунова были образованы города Рыбинск, Молога, Пошехонье, Мышкин, Данилов, Петровск и Борисоглебск. Повсеместно карт-бланш получила торговля, особенно хлебом, в том числе оптовая и посредническая. Мельгунов охотно помогал в строительстве заводов и фабрик, давал льготы предприимчивому купечеству… Ему принадлежал проект Северо-Екатерининского канала, соединявшего Двину и Каму. Одним из первых Мельгунов начал реализацию новой судебной реформы. У него была репутация добросердечного человека, гуманного чиновника, осуждавшего жестокость, даже ту, которую допускал закон. Известно, в частности, что он добивался наказания помещиков-изуверов, используя все средства, вплоть до обращения к императрице. Основал тюрьму в Коровниках, цивилизовав тем самым условия тюремного заключения. В 1781 году инициировал и исполнил секретную миссию: организовал отправку из тюрьмы в Холмогорах в Данию семьи брауншвейгского принца Антона Ульриха — потенциальных претендентов на престол; при этом обходился с брауншвейгским семейством максимально гуманно и благородно. Плодотворную административную деятельность Мельгунов совмещал с культурными занятиями разного рода. Его трудами был обеспечен культурный расцвет в крае. Попытался перенести в Ярославль все формы столичной культурной жизни. Театры в Ярославле и Вологде, первая в России провинциальная частная типография, первый русский провинциальный журнал, гимназия и училище в Ярославле, мореходное училище в Холмогорах, приют для старых и бездомных и система помощи голодающим,- все это свидетельствовало об экстраординарном запросе и замысле наместника, строившего заново культуру своей столицы. Придает Ярославлю черты административного и культурного центра огромного наместничества. Под его руководством проходила перепланировка центра Ярославля в духе классицизма, наместник впервые «дал Ярославлю вид европейского города» (краевед В. Лествицын). В план города был заложен осмысленный идейный проект. Главные духовные акценты в его ландшафте — храмы, которые замкнули перспективы улиц. Ярославские улицы ведут к храму, символизируя путь христианина; всякое движение по ним может быть воспринято как движение к Богу. В смысловом ряду центральной, Ильинской, площади вера соединялась с законом: храм Ильи Пророка соседствовал с Присутственными местами и дворцом наместника. Корпусами Присутственных мест, как рамой закона, замкнута площадь, в средоточии же её находится храм — очаг вечности, источник благодати. Посвящение храма пророку Илии приобретает особое значение: храм являет собой воплощенное пророческое слово — предсказание, поучение и приобщение — это светлое пророчество о Рае, о возвращении непосредственного богообщения. Храм Ильи есть прежде всего символ Рая. Корпуса Присутственных мест могут быть поняты как листы раскрытой книги Закона. Слово Закона являло себя пророческому слову, постоянно соотносясь с ним, для полного гармонического соответствия. Дворец наместника должен был обеспечивать его постоянное присутствие в этом средоточии истинного слова — как гаранта торжествующего порядка, слуги двояко выраженной Истины. Крупнейший благотворитель в российской провинции XVIII века (за пределами Петербурга и Москвы). В основном на благотворительные дела пустил доход от продажи в начале своего ярославского правления Елагина острова в Петербурге (в 1776—1793 годах — Мельгунов остров) и собственности в Москве в районе Триумфальной площади. Неподалеку от Ильинской площади им был создан Дом призрения ближнего (1786 год), строившийся и (в основном) содержавшийся за счет благотворителей, главным из которых был сам Мельгунов, — уникальный в российской провинции тех лет культурный, духовный центр. В первую очередь это очаг широкой благотворительности, воплощение завета о щедрой милостыне. В его замысле, воплощенном в жизнь, соединялись заботы наместника о духовной помощи (при Доме имелась церковь), религиозном и светском просвещении (здесь функционировало училище, тут же, вероятно, одно время пребывала и типография) и благотворительности (дети и старики жили в доме на полном содержании). Распространил 400 азбук, централизованно закупленных им в Академии наук. В положении Дома было записано, что нуждающиеся «могут во всякое время в Дом Призрения или сами явиться, или о себе через кого дать знать, где оныя принимаемы будут немедленно». Справедливо назвал Дом призрения лучшим памятником Мельгунову прот. Иоанн Троицкий, автор первой книги о Ярославле. Соглашался с ним и краевед Л. Н. Трефолев, объявляя Дом «вековечным памятником» его основателю. Важнейшими компонентами масонского просвещения в Ярославле стали домашний театр Мельгунова и издававшийся при его непосредственном участии первый русский провинциальный журнал «Уединенный пошехонец», посредством которых была сделана попытка духовно пробудить местное общество, приобщить его к новым чувствам и мыслям, к важнейшим проблемам человечества. Мельгунов также собрал для Эрмитажа «некоторые остатки зырянских древних бумаг». Любил науку и много занимался немецкой литературой. Любя «пышность» и веселье, Мельгунов часто угощал чиновников, купечество и дворянство в Ярославле и петербургскую аристократию в Мишине (теперь Елагин остров); одно из мишинских торжеств (1776) воспето Г. Р. Державиным." (Википедия)
