Благословенна тишина Не сказанных и несказанных... - поняла я однажды, и с того самого момента шла к этой Благословенной Тишине. Но сначала были Прогулки по вертикали (2004) Только несколько. *** Я тебя продала. За монету, мой преданный город. Медный оттиск орла, Строго надвое решкой расколот, Приговор мне изрек Вечной тенью на карте ладони, Завершая полет Вертикальный. И – определенный. Проиграла тебя Этой даме – коварной, насмешной. Бывши в клетке ферзя, Исхитрилась стать вражеской пешкой. Получаю взамен От зеркал – не свое, не чужое. Я б не встала с колен, Если б ты не коснулся. Сокрою От чужих моих глаз В поднебесье межреберных таинств Всю безмерность богатств Твоих, город мой. Тихо касаюсь Перекрестков и дамб: Не услышишь, и пальцев не вспомнишь, – Ты к балтийским ветрам Все суровее. Значит – не тонешь. Я тебя приношу, Мой единственный, мой невозможный, В мегаполисный шум Как в огонь. Без упрека, без дрожи Поджигаю. Мотив Неизбежен, и он же – извечен. Рубль кровный летит Острием, город мой. Скорой встречи! *** Шёл снег. Усталым был четверг. Бессвязный лепет раздавался Из труб. Замерзший полутруп Лежал. А может быть валялся. Вокруг Совсем не видно рук А только ноги, только ноги Спешат, Оттачивают шаг, Сурово-деловой и строгий. Шёл снег. А он лежал в петле Тропы раздвоенных усилий. У птиц Совсем не видно лиц, А только крылья. Только крылья. Шёл снег. А он лежал во сне, Так глубоко, что видел лето – Поля В цветах, и вся земля В цвету, вчерашняя газета, Билет (счастливый или нет?), В руке зажат цветок полыни, И дна Достигла мысль одна: Виновен или – не невинен? Шёл снег На этой стороне. Слепой нащупывал дорогу. Ему Тропинки ни к чему. И слава Богу. Слава Богу. *** Говорят, иногда наступает весна – я не помню – На задворки вселенной: Атакует, бросает все силы живые, полна Соков, брызг и осколков слепящего солнца, замешанных на Воскресении крови. Я не помню, но на слово верю. Говорят. Вспоминают, пророчат: должна со дня на день, Вот-вот – и придет! В это время ее уже слышно Обычно, и небо – смотри! – все светлей и существенно выше. Я киваю. Уставши от шкур своих, на ночь грядущую глядя, Все охотнее тело, увы, Признает тяготение горизонтали. Скоро будет тепло, говорят. Повторяют: Каждой клеточкой кожи и – даже! – полоской на ткани Одеяний, по-летнему легких, Можно будет вдохнуть ее жизни и стать ее частью. Моя лишняя память Под сугробами времени, павшего замертво навзничь, С равнодушьем Фемиды латает Опустевшие, рваные разною рыбою снасти Долетающими голосами. Адресату опять отвечаю наспех… под пальцами – пыль и топот от скомканных этих «здрасьте», где краток (отнюдь не кроток) словесный набор в конверте условном: не благость вести, не пища уму, и – хуже – не перечень чистых фактов (как жил? что купил на ужин?)… отсутствием полным такта – как тема в случайном джазе – грешна, и привычно каюсь. на сем, как всегда, прощаюсь. как прежде, люблю. до связи. (напутствие) Когда своими назовёшь чужих, Пересечёшь границу шагом мерным, Ты об одном лишь помни, Иудифь: Не увлекайся слишком Олоферном. Когда, прельщён твоею красотой, Коварный враг задумает иное, Достойна будь. Ему не прекословь. В чём веры нет, то плевела не стоит. Когда в ночной останешься тиши Наедине с тоской нелицемерной, Скажи себе: не повернуть, дожить, И не поддаться власти Олоферна! Когда звучит настойчивый мотив – Не трубный глас, но грозный Dies Irae – Не устрашись раскола, Иудифь, Напополам. Твой путь – над тенью мира. Когда вокруг пируют, будь верна Безмолвию. Не дай свободы нервам. Не соблазнись остаться. Здесь – война. Война между тобой и Олоферном. Когда настанет час, то прикоснись – Единожды. Но только не рукою, А остриём. Рукою, Иудифь, Легко убить бесстрашие покоя, Но не врага. Да не смутится дух Твой, дочь Моя! Всегда опасно первым Ступить в огонь. И знай: не будет двух, Сумевших не увлечься Олоферном. (майский жук) Июньский воздух для него тяжёл. Особенно когда зима в июне. Он шёл – вот именно не полз, а шёл По ступеням, которые мажор Низводят альтерацией на минус. Подобный полутон и кораблю не Позволит выйти в океан, тем паче – В открытый космос. Где уж там жуку, Лишённому и права на укус Пчелоподобный. Был бы кстати. Сдачи Не надо. Разрешите хоть на вынос С собой – простите нам угрюмый нрав – Совсем немножко памяти о мае. О клейкости листвы и шёлке трав. О свежем ветре и ночном полёте. О голосе молитвенном берёз. И о тревоге, что вот-вот поймают! (Один такой поймал, но не донёс До дому). Впрочем, вряд ли вы поймёте Жужжание, не будучи жуком, И даже на полстолечко – не майским. Все любят говорить, мол, смысл не в том… А в чём – оставят место. Догадайся Попробуй сам. И лучше – до конца июня. А если был бы, скажем, червяком, То б стал наживкой. Может, рыба клюнет. А может и сорвётся. Смысл не в этом. Слыхал, не будет этим летом лета Опять…
Благословенна тишина (2013-....) *** Каждый день всё прозрачнее, дерево всё обнажённей, Жизнь снимает наряды и вешает их в костюмерной. Горизонты дождём возвращают свою протяжённость И смыкают усталые веки под шум его мерный. Каждый день всё спокойнее. Ветер порывисто дышит, Примеряясь на зиму. Слова затерялись в молчаньи. Переходы на внутреннюю сторону совершаются тише, Чем восходит луна в своей мягкой и тайной печали. Каждый день всё светлей, хоть и выглядит внешне короче, Всё сквозит и струится, и больше не кажется строгим. Так теплы и прощальны осенние зябкие ночи, Словно полог откинут и Кто-то стоит на пороге. Поток Поток стремится сквозь меня. Я растворяюсь в том потоке И ощущаю дух глубокий Небытия и бытия. То затихая, то скользя, Порой прозрачны его воды Воспоминанием свободы, Исчезновением «нельзя». Но тут же зашумит волна Со дна давно забытым сором, И застревают метеоры В сетях несносного ума. Тот, кто гуляет в облаках, Тогда становится далёким. И мне бы стать самим потоком, Исчезнуть прямо на глазах. В себя собой смотрю тайком: Поток течёт. И не прибавить, И не отнять, а лишь оставить Себя саму в потоке том. Другая дверь Всё, что не принято, Входит снова Через другую дверь. – Как твоё имя-то, Незнакомый? – Виделись, верь – не верь. Хоть заколачивай, Прячься в угол, Хоть и совсем сбегай – Что было начато В прежнем круге, Снова придёт на чай. С новыми ликами, С новой песней (Сразу чтоб не узнать) Гость за калиткою В прежнем месте Будет момента ждать. Гостя принять теперь Надо мудро, Сердцем и по уму, Чтоб не пришлось тебе Завтра утром Встать за дверь самому. Звёздный крест Летом, подолгу стоя под ночным небом запрокинув голову, я полюбила звёзды, их щедрые россыпи. Мерцающее сияние, будто добрый взгляд, всякий раз наполняло мою душу возвышенной радостью, и всё моё существо стремилось слиться с далёкими друзьями. А прямо надо мной ярко светили четыре звезды, образовывавшие ровный крест, и крест этот был как бы по мне, он был моим навигатором среди разных дней жизни. Сейчас я чаще могу наблюдать его только мысленным взором. Облачность. Дыханье ночи остывает, В молчанье слышен благовест. Сквозь пелену и мрак сияет Всё так же ясно звёздный крест. В Твоих раскинутых просторах Блуждает мой далёкий взгляд, Невероятные узоры Становятся в условный ряд, Меня с Тобой соединяя Великим радужным мостом. К Тебе теченьем устремляясь, Я звёздным становлюсь крестом… Меж крайних точек, за пределом Пространства в зримой широте Предчувствую огромным телом Биенье пульса в пустоте. От ноты к ноте Она с утра с материей играет, И из старья Явится миру заново живая История. Один сажает сад, с тех пор весною Цветёт, шумит. Другой в веках роскошный замок строит, Так и стоит. А кто-то по горам идёт смелее, Бросая клич. Легендой обернётся, коль сумеет Себя постичь. Икону пишет – будет сам иконой Смотреть в глаза. Звучит в нас Слово, мы его законы Должны познать. Тот станет песней, этот – мудрой книгой, Иной – стихом. От ноты к ноте Бог проводит лигу, Так и живём. Сапожник У тихой непротоптанной дороги, Бессменно оставаясь на часах, Сидит на покосившемся пороге Сапожник с инструментами в руках. По этим, каменистым, без особой Обувки не ускачешь далеко. Он мастерит сандали-скороходы Для странников и здешних ходоков. Он знает, что ноге для хода надо И как подошве встретиться с землёй, Чтоб оттолкнуться легче, чтоб не падать, Когда поедет щебень под тобой. Надёжным швам и ткани зная цену, Он тщательно выводит свой стежок - А вдруг кому придётся лезть на стену Или над бездной совершать прыжок? На скороходы эти спрос немалый, И с каждым днём желающих идти Всё больше. На закате он устало И неотрывно смотрит в даль пути... Но снова за работу: нужно сделать Таких сандалей много, про запас И на любой размер, ведь сколько смелых К порогу выйдут! А настанет час - С тоскою в сердце инструмент отложит И, будто от самой судьбы тайком, Нежданно полный счастия, сапожник Уйдёт по той дороге босиком... Лес в ноябре Бывает взгляд во взгляде отражён Слетевшим эхом прозвучавшей гаммы. Так каждый лес предельно обнажён Перед зимой. Он не укрыт снегами Ещё, как одеялом, чтоб уснуть, Но балдахин уже роскошный сброшен, И, доверяя, лес откроет путь - Войти туда позволит, где нехожен, В святейшая святых, лесной алтарь. Прозрачнее небес его покровы. Вытягиваясь вдоль, горизонталь Стремится слиться с шагом. Всё так ново, Так хрупко и светло, и голоса Умолкшие дают возможность слышать, Как говорят между собой леса, И видеть, что деревья стали выше. Проникнешь в глубину лесной тиши, Замрёшь среди пространств простых и чистых, Врастёшь корнями тела и души И в скрип сосны, и в дух её смолистый, Что тонок накануне холодов. А гладь озёр наедине с собою Подарит невесомость всяких слов, Вода вдруг перестанет быть водою. И, прислонясь к шершавому стволу, Я растворяюсь в первозданном лоне И чувствую, как лесом становлюсь, А лес согрет теплом моей ладони. Ветреный вечер А ветер набирает скорость света И мчит сквозь стены, и неровно дышит, И невозможно быть сегодня где-то, Откуда лишь вчера невольно вышел. Течения воздушные свободны, Стремительны, отчаянны, проворны, И воздух по-осеннему холодный, И лица по-вечернему покорны, И силуэты призрачно мелькают В водовороте бесконечных танцев, Из ничего фигуры составляя И разрушая снова. Не остаться – И не остановить. Несёт сквозь стены Меня поток всесильный, ускоряясь. А я сижу на берегу вселенной И улыбаюсь. Внутренняя сторона зимы Когда вода сомкнёт уста в прозрачный лёд И всё земное в холодах оцепенеет, Зелёный запах маг из склянки достаёт И лечит сердце, тешит память, душу греет. И разлетится по пространствам аромат, Способный в каждый уголок и атом влиться: Мелькнёт в глазах зазеленевших блеском трав, Душистым логом притаится над ключицей, Наполнит вдох раздольем медленных холмов, Июльским ливнем прошумит в случайном слове, И палантин обнимет нежностью цветов, И шёпот листьев ухо чуткое уловит… Такая магия творится средь зимы, Что даже компас потерял привычный полюс, И прорастает через сумрачные сны Зелёной тайной очарованное поле. Всё в порядке У меня всё в порядке. Намолот свежайший кофе, Вымыт пол, вещи сложены ровной стопкой, Всё стоит на местах, и предметы не так уж плохи, Отражая небесный свет полутенью робкой. Приходили ко мне, каждый нёс Твою весть в кармане. Отдавали и сразу скрывались за поворотом. Что прочитано – стало ступенью, иное – раной, Но и то, и другое, что странно, сравняло счёты. У меня хорошо. Оставляю свои запасы: Много белых свечей на ненастное время года, Травяные чаи, даже вид из окна – прекрасный, Пригодится вполне, чтоб согреться ещё у входа. Тот, кто въедет сюда, убедится, что здесь порядок, Ночью звёзды горят, а солнце встаёт с рассветом, Всё течёт как река и такое, какое надо. Тот, кто въедет, поймёт. Я ему напишу об этом. Танго с войной Война со мной танцует танго, В объятьях не даёт остыть, А я слежу, как белый ангел Летит из тёмной пустоты, Мне опускается на плечи И, незаметный никому, Земные раны тихо лечит, Морозом схватывает крепче, Сияньем в утешенье шепчет, И мне уже немного легче Держать в руках мою войну. Как пройти через лес с пулей в сердце (по мотивам фильма Джима Джармуша "Мертвец"/Dead Man) Когда получаешь письмо о новой работе, а в старой долине больше ничто не держит, ты всё оставляешь и с парой монет в кармане садишься в вагон и едешь на дикий запад, и смотришь на встречные лица, взгляды и нравы, меняющие свой вид параллельно пейзажу. Доехав до тупика, обычно выходят и дальше идут без карты, своими ногами. Повсюду и грязно, и мрачно, лишь смерть процветает, в проулках системы машин людей встретишь редко, и места тебе, впрочем, нет на этом заводе. При первой же встрече получишь кусок металла, храни его в сердце, там самое верное место. Отсюда начнётся твой путь, никто не излечит от пули застрявшей, а лишь запечатает воском. Доверься тому, кто держит в руках поводья скотины, на чьей спине ты держишься слабо, тебе через лес пройти незаметно нужно, где каждый и всякий ведёт на тебя охоту. Никто не узнает тебя, приняв за другого, и будет читать тебе строки, а ты их запомни. Увидишь костёр испытанья в ночи бесконечной - спускайся, молчи и помни: никто будет рядом. Наградой за смелость получишь бобов тарелку, вкушай, силы будут нужны, путь ещё неблизкий, тебе приготовило их само испытанье. Сознанье теряй, забывай о назойливой боли, однажды поймёшь, что совсем ничего не видишь. Никто не вернёт тебе зренье стекла в оправе, придётся смотреть тем сердцем, в котором пуля. Когда потеряешь последнюю нить доверья, узнаешь: рука без промаха бьёт по мёртвым. Иди и купи табака для себя в дорогу. Иди, собирай в своё тело куски металла, никем не оставлен, плыви по теченью потока, читай пограничных столбов застывшие лики. За тайной оградой себя ты совсем потеряешь, и в лодке надёжной отправлен уже за пределы зрачка в чьём-то глазе, смыкающем небо и море, чтоб снова вернуться туда, откуда приходят. Когда уходит время слов Когда уходит время слов, Тогда уходит бремя снов И оголяется основ Незримый остов. Так от крещенья до креста Ступеньки три и полмоста, Пол семицветного моста. Предельно просто. И кто-то будет говорить: Зачем любить, кого любить, Кругом война, и удивить Хотите пиром? Здесь лабиринт из длинных стен, А вы висите на кресте И всех хотите намасте Единым миром. А Он не разомкнул уста Он знал, как мир от слов устал. Считали от двухсот до ста, И стало тише. Любовь звучала сквозь слова, Сквозь все тела и все дела. Сквозь жизнь и смерть лилась Лила. И кто-то слышал. А камня нет в моей руке, Мне бросить нечего реке. Она стремится вдалеке Потоком быстрым. В моих ладонях пустота, Идти осталось полмоста. Отсюда только красота Летящих листьев. Вечером с прогулки Зима в деревне - словно рисовали Её с открытки. Всё в сугробах снега: Дома, столбы, дороги, лапы елей. Сквозь облака проглядывают звёзды, И светятся под крышами окошки. Пойду и я зажгу ещё в одном. Ход поезда и размышлений ход Ход поезда и размышлений ход… Картины мира за окном мелькают… Я созерцаю чей-то огород, Чужие построенья и детали. Кто землю пашет, кто дрова везёт. А кто воды в колодце набирает. Возьму бинокль – ба, да это ж я. Так это я бегу вон той девчонкой По лугу расписному босиком? И я тащусь тем дряхлым стариком? Хожу в кино, участвую на скачках, И с поварёшкой у плиты стою, И с неводом у пристани рыбачу… Повсюду я. А вот и нет меня. Сияет солнце над степной полынью. И ветер молча веет в облаках. И горизонт подёрнет тонкой зыбью. Нахлынет ливень – смоет весь узор Любой картины, всякого пейзажа. И я в соседа посмотрю в упор. А он – в меня. И чаю мы закажем. Созвездие Ориона в одну из ясных мартовских ночей Он так блистал, - Ни разу не видала Его таким, - Над этой ветхой крышей, Что все померкли, Будто отступили Вглубь космоса. Луна совсем не вышла. И Семь Плеяд, смущённые, притихли. А он сиял - горел огнём бесстрастным, Скользил по краю, чуть касаясь кровли, И с каждым мигом становился ближе, Что, видит Бог, однажды скажет: "Здравствуй. Ну вот и я".
У старых стихов есть такая особенность: откроешь их на минуточку по делу, в поисках пары строк, а вынырнешь глубоким вечером ) Но, пожалуй, впервые я выныриваю не в виде фарша из мясорубки ) Подумала, а отчего бы не забросить сюда ещё несколько на тему "по дороге из ада". Пусть будут. Может, кому пригодятся. Зима для рек Теченье рек сковало льдом. Такое время. По каналам Не мчится ток, по жилам кровь Неслышно бродит, как по замку Призрак. Это ли начало, Иль до начала время таково? Неслышно бродит век По призрачной планете. Как будто вымер люд, как будто полон тьмы Сей бренный мир. И мягкие снега – Единственная нежность Для этих берегов. И эти берега Грозят остыть, но в глубине артерий Я слышу пульс, я помню, я жива. Проснись, мой Свет. Не упусти возможность Дарить любовь, пока растут снега. Быть щедрым. Что вся жизнь? И сколько жизни той? Кто знает. Я вижу снег. И время убегает, Как молоко: внезапно. И обратно Не соберёшь. Перевод с неизвестного Когда опять утыкаешься в стену И на коротком отрезке дороги слишком много аварий случилось одновременно Когда твоё тело хоронят, а душу отпевают, хоть ты ещё жив Когда небо, которым ты дышал, обрушено наземь Когда ты с ужасом видишь, как ничтожен и слаб, Знай: и на это ты оглянешься с улыбкой Шаги в тумане Вытянешь руку – не видно руки. Плотная завесь сомкнулась в округе. Здесь ты уверен лишь в одном шаге – в шаге, который делаешь прямо сейчас. Куда приведёт он – к великой стене ли, к краю ли пропасти, в дебри ль глухие, где сгинешь, где сгинешь, где сгинешь, где сгинешь – плотный туман надёжно сокроет. Бог отведёт. Горизонтов не видно, карта закончилась, всё, что могло быть ориентиром, потеряно, чувствую только угол подъёма и ног напряжение – и это мой верный, мой верный, единственный Знак, что, быть может, дойду и в тумане, сквозь плотность, до самой вершины Холма, с которого всё, всё увижу – увижу бескрайнюю Горнюю Даль, бескрайнюю, так ясно лежащую над облаками… *** И мечтать не могла – чтоб вот так, Под расцветистым лёгким парусом, Выйти в море ласкающих солнц Я могла прямо с порога, Окунуться в шептание трав, Ароматом зелёным окутанных! Даже если ты сотни раз прав, Я хотела бы плыть налегке В этом море открытом Любви, Где с земли тебе светят тысячи ласковых солнц Ответ Не оглядывайся, где боль. Иди вперёд. Каждый взгляд через плечо – выстрел в сердце. Там всё пройдено и вдоль, и поперёк. Интересно? Да ни о чём, кроме смерти. Твой багаж не так уж и пуст, и не тяжёл. Всё, что ты хотел сказать – выбрось сразу. Ты готов идти? Вот путь. И ты нашёл ту тропинку, что не видать ночью глазу. Будь спокоен. Храни покой на глубине. Не мути Величайших Вод Океана. Зачерпни пустоту в ладонь – дело не в ней, но она объяснит тебе всё без обмана. Покрову Утишь меня, утешь меня Когда болит, покрой меня Когда кричит, умолчь меня Устань меня, устой меня Избавь меня, услышь меня Уменьши кровоточь мою Умерь меня, измерь меня Безмерным многоточием Прими меня, как есть прими Края такие острые! Утешь меня, утишь меня Когда не в мочь, укрой меня Под древом Бодхи И когда в тебе всё уж, казалось бы, отболит И полёт этот сбить уже невозможно, Вдруг вползёт на доверия прочный и крепкий щит Та, что сбросит когда-нибудь свою кожу. Этот яд мне на пользу, хоть ломка порой сильна, Он закинет меня на пустынный остров И представит чреду искушений из плена сна, И обрушит волну, и кинжалом острым Погрозит. Напугает стихийным, шальным огнём. В ледяных зеркалах псевдомной предстанет И заставит поверить картинке, забыв о нём, Вовлечёт в прах иллюзий моё сознанье. Мара, Мара… Старанья твои, друг мой, велики. Иногда поражаешь стрелой коварной. Но сидит на корнях под деревьями, у реки, Улыбаясь всему, мой Принц лучезарный. На Него я смотрю, взгляда сердца не отводя, Отмахнувшись от роя, что больно жалит, С каждым шагом теряя в той боли и мгле себя, С каждым шагом Рассвет в себе обретая. Огню Зажигаю свечу и молчу. Голоса тишины проступают На поверхность, и волны ничуть Тишине говорить не мешают. За стеною сверлят, слышен стук, Льётся в душе вода, выкипает На плите кем-то брошенный суп, Новостные эфирные стаи Эту музыку перебивают, И затеялся суд-пересуд… Зажигаю огонь и смотрю, Как колеблется верное пламя, Из бушующей бури зарю Утишения мира рождая. Наблюдаю, как злую броню И следы незабвенных страданий Опаляет молитва огню – И во мне очищает, и дале. Всякий скрежет в ней тихо сгорает. Зажигаю свечу и храню. На нить... На нить нанизывать и называть по имени Зеленовато-голубые, осторожные… Они тончайшие, простые, невозможные И до конца, как весть гонца, непостижимые. Вы капли мира? Жемчуг сердца? Звук пространственный? В меня попали искрой света, в отражении Узнали образ свой, а дальше притяжение Творило формы междумирья, метки странствия. И ваш таинственный визит, как власть стихийная, Моё сознанье озарит лучом живительным. Возьмите за руку меня и объясните мне Всю глубину моей печали, о, стихи мои. Видеть море (Поезд в Коктебель) Я хочу Вас видеть, мистер море, Я хочу смотреть на Вас часами, Наблюдать, как воды тверди вторят, Долгими волнуясь голосами, Вашу соль соединить с моею, Криком чаек вертикаль заполнить И взлететь с вершины на пределе, Чтобы навсегда полёт запомнить. Я хочу дышать твоей простою Неизменностью глубин и далей, Лёгким парусом скользнуть в просторы, С наших лиц сорвав покров вуали. Друг мой море, я тебе доверю Первым утром будущего года, Как мой скорый мчался всё скорее По условной грани перехода, Как я шла заснеженной платформой В поисках последнего вагона, Как светил мне верно и упорно Проводник фонариком зелёным... *** Выстилаю свой путь словами – То молитвами, то стихами. Укрепляю тропу молчаньем И прикованным к небу взглядом. Ты лети вперёд, моё слово, За тобою, глядишь, и поспею. Намощи предо мной ступеньку, Может хватит мне сил взобраться. Проведи меня, стих, над бездной, Мне не видно, как там страшно – Я смотрю на моё небо, В нём читаю моё слово. Диссонанс Звучал в пространстве диссонанс - Звучал так долго, что, казалось, От интервала разрывалась Вся ткань, но всё ж не порвалась. В высоковольтной тишине Мир, напряжённый до предела, Гудел, и вся земля гудела, И я шагала по земле И разрешала тот аккорд - Не в сексту, терцию, октаву, А просто длиться разрешала, Покуда длится переход. Покуда ткань меняет тон И частоту своих вибраций, Послушать можно модуляций Болезненный, смятенный фон, Как разрушает тот надлом Привычный, старый лад гармоний, И нет опоры в прежнем доме, И дома нет в саду пустом. А он натянутой струной Звенит сквозь небо и сквозь сердце, Неизмеримый в цифрах Герца, И разрешится сам собой. Песочная история Кромешная усталость. Опустелый, Ложится мир слетающим листом Календаря под ноги. А потом Рассыплется песком по сфере белой, Покроет тенью мой безликий дом, И (чьей-то волей и рукой умелой?) Из тени новым прорастёт штрихом. Киммерийский космос До синих берегов доплыл мой Одиссей. Зелёный перламутр дышал меж свай причала. Он был совсем один. Наедине со всей Вселенной, что корабль истерзанный качала. Зачем он здесь? Куда? Откроет ли ему Пустынная звезда холмов далёко-синих Неведомый маршрут ответом на мольбу? Прочертит ли, как взгляд ласкает плавность линий Синеющих вершин, колышущихся вод? Мой Одиссей устал, сложил свои доспехи К предгориям. К чему был начат сей поход? Беспомощен и наг. Тут шрамы, там прорехи. За синею грядой укрылся светлый лик. Земля тиха во мгле туманной и глубокой. Просоленный дотла, мой Одиссей приник К молчанию миров, как к вечному истоку. Проявление корабля Я ждала корабля. Эти строки пишу с корабля, Из уютной и тихой каюты. Капитан у руля. В нашем трюме довольно угля. Синим воском стекают минуты. Одолеет тоска Или тьма обнажит свой оскал, Скрутит в узел тугие канаты – Он не бросит поста: Мы идём мимо рифов и скал, Слишком близко к черте невозврата. А на палубе свист – Путь полёта пронзительно чист И натянуты парусом ткани, Словно струны арфист Сонастроил (чуть вверх и чуть вниз), Чтоб звучать в унисон с облаками За бортом корабля. Мы встречаемся здесь, в корабле. Только выйти осталось на мостик. На планете Земля Мы плывём по небесной земле – Неспокойные, странные гости. *** Ты был сиянием во тьме закрытых глаз. Ты ночью был звездой, а днём был солнцем. Ты был упругим ветром, пел мне песни И обнимал со всех сторон, пытаясь Однажды научить меня летать. Ты был листом, спадающим в ладонь. Ты был вершиной горной, я сидела Молчаньем на плече Твоём скалистом И на Тебя смотрела – Ты был небом. И Ты хранил меня и согревал По всей земле от холода земного. Когда бежала я на пирс ночной, Как на свиданье, в теле Ориона Явился мне и кинул звёздный трап. Мы были вместе. Ночь тому свидетель. И ты дарил мне солнечную степь С её суровой страстною землёю, Полынным воздухом и жёсткою травой. Бескрайним морем был: шутливою волною Ловил меня за пятки, рисовал Такие же узоры из течений, Как тропы путников на выжженных лугах, Как контуры холмов и побережий. Ты огненные слал мне письмена В лучах заката над зеркальной бухтой. И я любила каждый поворот Твоей Дороги. Знаю, Ты так любишь Со мной Дорогой быть. У ног ложился Иссохшим стеблем. Я Тебя узнала Во всём. Тебя к Тебе Тобой несла. И если б захотел Ты человеком… И человеком я б Тебя любила
На улице идёт неслышно снег. Ты слышишь? Снег идёт. – Я – нет. И я не слышу. А хлопья мерно падают на крыши И на дорогу, как сгущённый свет. Согреет, и укроет, и очистит, Не делая при этом ничего. Он просто есть, и снега естество Спускается к природе этих листьев, На лапы елей, по ветвям сосны, И в воздухе всё больше утешенья. Шаг отдаётся в мягкость погруженья. Их надо много сделать до весны. Он весело ударит о стекло, И мчишься в снегопад – в открытый космос. Он шёл до нас, он будет здесь и после Идти, коль наше время истекло. Он тишиной, беззвучно и легко, На память лета бережно ложится И укрывает дорогие лица Как никогда доныне глубоко. Lacrimosa по погибшему кораблю (плач после автоаварии) Я покидала мой корабль, Как дух однажды покидает тело. Без чувств, без мыслей, принимая данность Разлуки с формой. Молча на него Смотрела и пыталась осознать: Погиб корабль. Погиб. Разбитый вдребезги, Как сердце капитана. И я не знала, есть ли в самом деле Тут кто живой. По берегу ходил несчастный капитан, И перед ним, и в нём плелись, плелись дороги - И те, что пройдены, и те, куда держали Глазами путь. Плелись, плелись дороги, Сплетались нитью, вечно, воедино, Плелись сквозь капитана прямо в небо. А он ходил, ходил, ходил, ходил На бренном берегу и тосковал безумно. Куда, куда мне нынче без дорог? Куда без плаваний в надземном океане? И быть как без полётов в облака? (быстрым речитативом вполголоса) Бывала некогда отвергнута родными, Из дома изгнана – и это было больно. Так нестерпимо, но всё ж не настолько, Как то, когда возлюбленный покинул. И это смерть была, но не настолько, Как то, когда оставил нас учитель, Когда ушёл за горизонт мой друг. О, это было больно. Нестерпимо. И мне казалось, нечего отнять Уж у меня. Но вот мои дороги В расколотое сердце унеслись, Свернулись здесь, и умерло быть может Последнее живое, что во мне. Кораблик мой. От всех невзгод и браней, От всех потерь, от холодов и вьюг Ты защищал меня. Ты домом стал в пути, И где б я ни был – были мы едины. Мой друг железный, сумасшедший лётчик Твой капитан… И в смерти, ты же знаешь, я желала С тобой единой быть. Но ты, мой верный, И эту ношу принял на себя. (в прежнем темпе) «Дух покидает тело, я – корабль. Здесь больше нет дорог, Они сквозь сердце Скользнули в космос инобытия. А были здесь и там. Нет, мне не жить без неба, И без дороги в белых облаках, И без полёта к неизвестным звёздам». Так думал капитан, бродя по мысу, По тоненькой тропинке над обрывом, Меж пропастей. И не за что держаться. И незачем. И впереди лишь небо Пустое, без дорог и облаков. БШЛ Беспощадная школа любви. - Можно выйти из класса? - Нельзя. Это школа, заметь. Беспощадная школа. Любви. - Ну тогда я не буду смотреть. Я закрою глаза, я уйду в свои реки, Утеку прямо с места рекой… - Ты же знаешь – она беспощадна. Это курс специальный такой. - Тогда можно хотя бы ответить? Я всё понял, я знаю ответ. Сдам экзамен и буду как ветер. Спросите! - О Господи, нет! Замолчи, неразумный. О ней можно только молчать. Ты же помнишь, Где мы. Это школа, Обычная школа. Один плюс один будет пять. - Но тогда, может быть, ею стать? Стать глаголом «любить»? - Может быть. - Быть самою любовью. Существительным. Осуществлённым. [Несколько реплик на слова Хазрата Инайят Хана] *** Боль любви – это динамит, который взрывает любое сердце, даже такое твёрдое, как скала. Хазрат Инайят Хан Где же скала? Не осталось и камня на камне… Если любовь дарит радость – пусть так и будет. Если любовь станет болью – пусть станет болью. Это лишь утро и вечер* Великой Пустыни. Богооставленность и безответность – пусть будут. Всё, что приходит потоком, пусть льётся потоком – Грязным и чистым, мелким и глубоководным, Стремительным или спокойным – это едино. * «День и ночь сменяют друг друга, и нельзя всё время требовать чистоты; если так будет длиться без конца, боюсь, небо расколется». // Комментарий Хэшан-гуна к гл. 39 Дао Дэ Цзин *** Тот, кто хранит зло в своём сердце, не может видеть красоту. Хазрат Инайят Хан Холить обиду и горечь – что камень на шее: Тянет ко дну, и глаза не поднимутся к свету. Взращивать гнева посевы – что строить заборы Между тобою и небом и снова тобою. Жалко же сердце – оно не для этого вовсе. В тусклом мерцании дна различить едва сможешь Тени и контуры вместо сиянья и лада. Сбросить балласт и оковы мы можем решеньем Не отвечать злом на зло, как бы нам ни хотелось. Так постепенно увидим, что зла-то и нету. Всё нам на пользу идёт, и все люди – красивы. Слушай гармонию мира и вечно будь счастлив. *** Тот, кто достигает состояния безразличия, не испытав интересов в жизни, подвержен искушениям в любой момент, его состояние неполноценно; но тот, кто достигает состояния безразличия, пройдя через интересы, достигает поистине благословенного состояния. Хазрат Инайят Хан Кто не ходил в открытый океан Всех развлечений мира и желаний, Того однажды он к себе притянет И солью наградит за сей обман. Кто не пылал от страсти и любви, Кто от земных пожаров не спасался, Тот, сколь бы высоко он ни забрался, Придёт лишь срок - окажется в пыли. Кто воду и огонь познал сполна, Тому не нужно ни гореть, ни плавать. Звездою светит негасимый пламень, Качается вселенная в волнах. *** Природа говорит громче, чем призыв с минарета. Хазрат Инайят Хан Лес. Войду в океан любви - Что быть может яснее безмолвия, Столь понятного сердцу? *** До тех пор, пока сердце не опустошено, оно не может воспринять Божественное знание. Хазрат Инайят Хан В наполненный сосуд Не попадёт ни капли. Чего уж говорить об Океане. *** Человек ближе к Богу, чем рыбы к океану. Хазрат Инайят Хан Всё есть поток, Сам человек – поток, Поток в потоке – Не разъединённый Один с другим, Он есть вода в воде, Где нет границ, Различий нет нигде, И нет имён в нём, Нет отдельных лиц, И всё во всём, И Океан в Истоке. *** Тот, кто наполнен знанием имён и форм, не способен вместить Божественное знание. Хазрат Инайят Хан Флейта умолкла. Слушает музыку ветра В своей пустоте. ___ ____ ____ Голоса Вагон электрички Ручьём говорливым бежит. Как мелодично журчанье Речей людских, Как красивы их голоса! Ни слова не понимаю – Музыкой льётся поток. Вспомнилось мне, как звучали Звёздного света кристаллы Над тихой рекой… *** Пришёл ко мне ангел, сказал: Кармы нет. Я посмотрела - и впрямь. Другой пришёл ангел, сказал: Дхармы нет. Я вновь пригляделась – действительно, Дхармы нет тоже. И что же мне делать, когда нет ни кармы, ни Дхармы? Живи как придётся, как можешь, Как хочется – просто живи, - сказали два ангела этих. С тех слов-то я просто живу. И слушаю ветер.
