В дополнение к ветке о изобретениях , по просьбе автора, размещаю ещё сочинения Олега Лаптева. ГАРПУН ДЕМИСФОКЛА. Где то там, а может прямо здесь, в сияющей пронзительности бытия высшей реальности, но невидимый глазу простого смертного, в лучах переливающихся, мерцающих сфер, заполняющих все пространство, плескался океан беспредельного знания, степенно накатывающий волны метаморфоз и изменчивости на янтарный берег покоя, иногда выбрасывая на песок белоснежные хлопья пены, - символ бренности и конечности всего сущего, что бы было потом, куда вставить начало. Чуть дальше, а может, ближе, в причудливом переплетении перспектив и линий, явно, не Евклидовой геометрии, вздымались в зенит изумрудные скалы – тщетный символ незыблемости и величия чьих то замыслов. Сразу за лагуной умиротворения, обдуваемой бризом спонтанности, словно проходя через спираль относительности, и преломляясь через небесную призму неопределенностей, миражом колыхался девственный лес неизреченных откровений. На берегу играли дети. Двое из них, - Амфион и Кассиопея, перебирали выброшенные морем самоцветные камешки, - символы находок и открытий. Эсхил же, просто сидел с удочкой на спине дракона удачи, мирно похрапывающего на мелководье, отчего на поверхность пробулькивали радужные пузыри, взлетали и лопались в воздухе. Девочке, с ясными, пронзительно голубыми глазами, свиду было не больше пяти, шести хроноциклов от начала двенадцатой вечности. Мальчики – несколько старше. Поэтому они вели себя чуть надменно, с налетом снисходительности к младшему поколению. - Смотрите, что у меня есть! Далеко на вершине, постоянно меняющих свою форму, полупризрачных, полуматериальных скал, обозначилось ещё одно херувимоподобное существо. Оно держало над головой что то сверкающее, и, как буд-то, звенящее, в лазурной тиши полуатмосферы, полуэфира. А может это только послышалось? - Спускайся к нам, Гелиосфер! – замахали ему друзья. Гелиосфер начал ловко прыгать с уступа на уступ прежде, чем они успевали изменить свою форму или исчезнуть. В конце концов ему это надоело, и он просто сразу материализовался на берегу с большим хрустальным шаром в руках. - Вот.- - Что это?- - Хрустальный шар. Им в детстве играла моя бабушка. Там, внутри, раньше было много всякой всячины. А потом он ей наскучил, потому, что она выросла, и снова сделала шар пустым. А теперь отдала его мне.- Эсхил бросил удочку, спрыгнул в воду, и тоже материализовался на берегу. - Ух ты! А почему он пустой? Давай его наполним.- - Как?- - Очень просто, - расщепим вакуум. Он же обладает потенциально бесконечной энергией. Дальнейший разговор шёл на телепатическом уровне, посредством прямой передачи, - без слов, без символов, без мыслей. На языке предельной ясности и озарения. Поэтому жалкая попытка перевести ускользающий смысл божественного откровения на громоздкий и неуклюжий человеческий сленг, заранее обречена на провал. Тем не менее, - рискнём. В очень грубой и искажённой форме это звучало приблизительно так: - Вакуум наполнен всеми мыслимыми и не мыслимыми не когерентными ( не синхронными) вибрациями, любой частоты и амплитуды, вплоть до бесконечности. Но на любую фазу, обязательно приходится такая же противофаза. Поэтому в сумме получается абсолютный ноль и равновесие. Такой вакуум статичен и неизменен в вечности. Если же сделать частоты дискретными (ступенчатыми), а амплитуды квантованными, то есть занимающие, строго определённые, энергетические уровни, то неизбежно возникнут микровсплески, за счёт частичного наложения фаз и амплитуд на фоне неравномерности. Возникает, так называемый «белый шум», - спонтанное рождение и исчезновение элементарных частиц. С течением времени, микровсплески, по теории вероятности, будут складываться в макровсплески, а потом и в гипер-макровсплески, раз в бесконечность, рождающих вселенные. - Ну нет. Раз в бесконечность, - это слишком долго, мы не успеем к завтраку. - Тогда пойдём по другому пути. Как известно, вблизи тел с большой гравитацией, или в системах испытывающих большое ускорение, время замедляет свой ход. В момент излучения или отражения, фотон испытывает такое колоссальное ускорение, что время для него останавливается. Точнее, для него останавливается внешний мир. Возникает ещё одна временная координата. Не только, - вперёд-назад, но и влево-вправо. Однако существует возможность возникновения, и третьей временной координаты, когда ускорение некой системы, ( что вполне вероятно при взаимодействии материи с антиматерией), превышает ускорение фотона в момент излучения. В этом случае время идёт вспять. Частицы возвращаются в прошлое и там встречаются со своими двойниками, взаимодействуя и получая дополнительное ускорение. Возникает водоворот времени и самокопирование элементарных частиц. Цепная реакция продолжается до тех пор, пока не « выгорит» вся антиматерия или материя. Это зависит от того, чего больше. Возникает обратная связь. Прошлое влияет на будущее, а будущее на прошлое. Но с каждым новым витком, это уже совсем другое прошлое, и совсем другое будущее. Промежуточные миры, как бы, выпадают из поля зрения, но их всё равно невозможно исключить из цепочки событий. Это и есть третья временная координата. Используя её, необязательно ждать целую вечность. Можно запустить процесс творения прямо сейчас. - Здорово! Давай же, скорее, запустим и сотворим чего нибудь! Гелиосфер прикоснулся серебряной палочкой к поверхности шара. Тот час, что то вспыхнуло. Внутри всё заволокло туманом, а когда он рассеялся, взору предстали мириады звёзд и галактик разлетающихся от центра с бешенной скоростью. - Надо добавить тёмной материи, - сказал Амфион, - а то всё слишком быстро. - А это ещё, что? - Ну, такая субстанция, без массы и заряда, но усиливающая гравитацию, так же, как сердечник в катушке соленоида усиливает магнитное поле. - А я добавлю тёмной энергии, - встрял Гелиосфер, - пусть внешние слои разлетаются ещё быстрее, а внутренние, потом снова сжимаются, а после, опять, что бы как … - шандарахнуло! А то всё слишком статично. - Шикарный план. Можно было рассматривать весь шар целиком, а можно сконцентрировать внимание на отдельной детали, и она сразу увеличивалась в десять в энной степени раз. - Мне понравилась вот эта планетка, - сказал Амфион, - только очень жаркая, надо чуть, чуть отодвинуть её от солнца. Не трожь, сама скоро остынет, просто надо добавить воды. Пошлём ка на неё ледяной метеоритный дождь… - Ну хватит, хватит, - уже и так всё затопил. Оставь хоть немного суши. Над головой послышалось хлопанье крыльев. - Эй, шнурки! У вас клюёт. Сверху завис ангел в пурпурных одеждах, неопределённого возраста. Эсхил мгновенно очутился на спине спящего дракона, схватил удочку и подсёк. Ну кто так подсекает? – не унимался ангел, - и тяни помедленнее, а то сорвётся. - Лети себе дальше. Тоже мне, - отрастил крылья, и воображает себя самым умным. Ангел надул розовые щёки, обиженно фыркнул, и скрестив руки на груди, с безразличным видом, взмыл в лазурную синь небес. Рыба попалась крупная. Она вся переливалась, палитрой самых немыслимых, цветов и оттенков. Она судорожно открывала рот и пошевеливала жабрами, как буд-то хотела, что то сказать… - Действительно, - пошёл телепатический сигнал. Что то вроде, - «отпусти», и «три желанья». - Глупая рыба. Совсем рехнулась с перепугу. Я сам, - есть исполнитель всех желаний, - вечной приманки для дураков, что сбывшись, - блекнут тот же час. – И он швырнул рыбу обратно в океан беспредельного знания, где абсолют незнанья, замыкает бесконечный круг, в глубинных безднах бытия. - Смотрите, смотрите, - какие смешные. – Звонкий голос Кассиопеи прогнал тишину. - Они такие большие и неуклюжие, прямо, как наши гиппогрифоны, только без крыльев. Все снова прильнули к шару. Похоже Архейская и Палеозойская эры промелькнули незаметно. Настала эпоха динозавров. - Ну и уродины, - изрёк Амфион, - что то пошло не так. Пора снова взяться за дело. Но на этот раз возьмём камешек покрупнее. - Не надо! – Кассиопея схватила Амфиона за руку, но было уже поздно. - Ах так? Тогда я больше не играю! - Ну и иди, играй в свои куклы. - И пойду. Больно то надо. Мне вообще с вами не интересно. Но почему то не ушла. Мимо проходил очень старый, старый, и очень мудрый, мудрый лев с пронзительным взором. Взглянув на детей, он укоризненно встряхнул огненной гривой, и величественно прошествовал дальше, оставляя глубокие следы на песке, тут же смываемые волной. - Смотрите, смотрите, - такие глупые, и как похожи на нас! - И то же ходят на двух ногах! Кассиопея снова ринулась к шару. - Бедняжки, они совсем голые, и наверно – голодные. Пусть наступит золотой век, и пусть они будут счастливы. – Кассиопея выхватила у Амфиона палочку и прикоснулась к сфере. - Как! Ты ещё здесь? – - А я пойду, и скажу маме, что вы меня гоните. - Иди, иди. Все девчонки – ябеды. На этот раз Кассиопея и вправду обиделась, догнала льва, и пошла с ним рядом, вдоль полосы прибоя. - Ну вот, - Что теперь делать? Вся эволюция насмарку. Какое может быть развитие, когда всё хорошо? - Ничего, сейчас что нибудь придумаем. Надо им что то запретить, а они не послушают. Тут мы им и покажем, где раки зимуют. Короче, я буду змиим, а ты – гласом божьим. - Ты уже был Кольцекоатлем в параллельной вселенной, теперь моя очередь. - Ну хорошо, пусть будет так. … - … - …- … - Вот! Другое дело. Войны, революции, глобальный финансовый кризис. Всё идёт по плану. На берег упала огромная, иссиня-чёрная тень. По воздуху медленно проплывал летающий остров, весь во всполохах молний, и громовых раскатах. Вокруг него парили Сверху хлынул холодный дождь, и не долетая до поверхности, - символа относительного порядка, тут же превратился в сверкающую россыпь алмазов, - символы озарения. - А давайте, эдак, через пяток миллиардов лет, устроим столкновение двух галактик, - Млечного пути и Андромеды. - Круто! - А для надёжности, прямо сейчас, запустим на землю ещё пару метеоритов побольше, и посмотрим, как они из всего этого выкрутятся. Дальнейший полёт фантазии, был внезапно прерван материализацией золотого дворца у самой лагуны, с колоннами и башнями из слоновой кости. На широкой мраморной лестнице стояла женщина потрясающей красоты, в белой тунике, очень похожая на Афродиту. - Ну сколько можно вас ждать? Идите же, наконец завтракать. Наказание моё. - Эпилог – ( после завтрака … ) - Смотрите, что у меня есть! Это - сундучок моей тётушки Пандоры. Она, как раз, выкидывает всякий хлам, и сундучок отдала мне. - А, что внутри? – - Не знаю, да тётя и сама не помнит, а ключ давно потерялся. - Ничего, там в пещере, под рубиновой скалой, есть молоток и стамеска. Дети со смехом побежали по янтарному берегу, - символу познания и гармонии вещей, словно бейсбольный мяч, перекидывая друг другу волшебный сундучок. А хрустальный шар, так и остался лежать на песке покоя, в лучах миллионно- цветной радуги, воссиявшей после алмазного дождя забвения, - символа чистоты и вечного обновления всего сущего.
Трал Авалокитешвары Эта рукопись, совершенно случайно, попала из безвременья в новый мир. По всей видимости, она была составлена на основе подсмотренных и подслушанных аудио и видео материалов. И первоночально служила основой для диссертации по психопатологии некоего доктора Швондерштейна, и снабжена обильными комментариями. В последствии, комментарии кто то убрал, за ненадобностью, поскольку, по не проверенным слухам, Швондерштейн сам оказался пациентом, той же больницы, так и не защитив диссертации. Позднее некий истопник дядя Федя, обслуживающий сиё благославенное учреждение, собрал остатки рукописи, кое, что исправил, дополнил, и отредактировал. И в настоящем виде она предлагается вниманию любезного читателя. Писатель – (просто писатель, возможно правнук поэта Ивана Бездомного, поскольку по характеру и менталитету они очень походили друг на друга), - и сам не понял, как здесь оказался. Всё началось с ипотечного кредита на покупку яхты. На кой чёрт она ему сдалась? Но денег катастрофически не хватало. Всё уходило на выплаты процентов, которые росли как снежный ком. Писать приходилось всё больше и больше. Вначале дела шли не так уж плохо. Всякого рода мелодраматические романы, сценарии для многосерийных мыльных опер, и прочая любовная ерунда. Но объёмы росли. И в конце концов, он дописался до того, что герои из одного романа, сами собой начали перепрыгивать в сериалы, или другие романы. Или, вдруг, воскресали, будучи благополучно похороненными, несколькими главами раньше. Друзья и близкие, как водится, сначала предложили ему отдохнуть, а затем и полечиться, когда стало очевидным, что смена обстановки не пошла ему на пользу. Писатель был не против, потому, что появилась возможность, с одной стороны, временно увильнуть от выплаты процентов, на почве невменяемости, а с другой, - почерпнуть новый материал, а возможно, и вдохновение для нового романа. Но ни какого вдохновения не получилось. Всё было банально, пошло и скучно. Одни и те же процедуры, одни и те же таблетки, и те же тупые физиономии вокруг, в общей палате. Один, только, старичок неизменно привлекал его внимание. Всегда очень вежливый, молчаливый и, чему то, улыбающийся, он не походил на остальных, и сразу расположил к себе писателя. По слухам, он когда то был известным физиком и подвизался на большом андронном супер-коллаидере в европе. Там у него крыша и съехала. (Толи облучение, толи ещё, что?) - Профессор – просто представился он – Не желаете ли партию в шахматы? Писатель был невероятно поражён глубиной эрудиции физика – профессора. С ним можно было говорить, обо всём, и на любые темы. Перед ним он чувствовал себя обычным школяром, взирающим на колосса из глубины своего невежества. Кроме того, он был просто приятным собеседником. Но пути их разошлись самым причудливым образом. Однажды, ни с того, ни с сего, писателя перевели из общей в отдельную палату. Такой шикарной палаты писатель ещё не видал. Отдельная ванная, туалет, буфет, полки с книгами, плазменный телевизор, и даже рояль в центре холла. Писатель понял, что это – третья стадия, и теперь он окончательно свихнулся. Шло время. К хорошему привыкаешь быстро. Перечитав все книги, писатель снова заскучал, в основном, по профессору, и уже подумывал - не попроситься ли обратно в общую палату, как вдруг, однажды, он объявился сам, пройдя сквозь стену, и с шахматной доской под мышкой. - Прошу простить меня за внезапное вторжение, - улыбнулся профессор – и кроме того, примите мои искренние соболезнования по поводу внезапной кончины вашего Австралийского дяди. - Очень рад… то есть, какого дяди? У меня нет никого в Австралии. - Ну, если и нет, то его следовало бы выдумать. Не так ли? – опять улыбнулся профессор, и глаза его засветились. - Впрочем, он умер весьма удачно. Оставил вам всё своё состояние, да ещё подкинул пару миллионов на лечение за год вперёд, - отсюда и апартаменты. А ты, что подумал? - Да нет, ничего. Просто я надеялся выйти отсюда несколько раньше. - А, брось. Никогда не куда не спеши, - изрёк профессор, расставляя шахматы, - Я вот тоже, поспешил с этим миром, и не понятно чего получилось. - Е – 2, Е – 4. А ты думаешь, легко создавать Миры? Подогнать все гравитационные, постоянные и константы. Расчитать все квантовае уровни, массы элементарных частиц, их зарады, напряжённость полей и орбиты, Синхронизировать все кварки и лептоны, составляющие эти частицы? Как бы не так. Из миллиарда миров получается только один, более или менее удачный. Остальные не устойчивы. Они, или схлопываются обратно в вакуум, сразу после сотворения, или распыляются во вспышке света, в процессе полной аннигиляции, при равном количестве материи и антиматерии. Либо напротив, настолько стабильны, что в них вообще ничего не происходит. Просто мёртвая груда материи в извечной неизменности. Творить Миры, - это тебе не пирожки печь. Писатель сглотнул. Он почувствовал приближение четвёртой стадии. Просачивание гостя сквозь стену, ещё можно было списать на действие медикаментов, но последняя тирада профессора совсем выбила его из колеи. - Я потому и профинансировал этот супер-коллайдер, что бы проверить кое какие идеи в малых масштабах, и не наломать опять дров, - невозмутимо продолжал профессор. - Опять же, - сингулярность частиц, и неоднородность флуктуации поля. Короче, - проблемам нет конца. Писатель немного оправился. - А не хотите чайку, профессор? - Не откажусь. - Нет конца… да … нет конца… А, что, вообще, такое – бесконечность, профессор? - А это зависит от того, какую закорючку поставить в нужном месте, в нужной формуле. Если мы имеем полиноминальную, локально интегрируемую функцию, замкнутую саму на себя, то и пространство замыкается в определённых пределах, вроде ленты Мебиуса. Если нет, то оно разворачивается в обычную Евклидову геометрию трёхмерного плана. - Локаль…Евклид… Как это? - Ну, например, если структурировать данную комнату на обобщённую функцию с точечным носителем, то ты никогда из неё не выйдешь. Хочешь, проверь. - А в дверь можно? - Да хоть в окно. Предчувствуя недоброе, но раздираемый любопытством, писатель на цыпочках подкрался к двери. Постоял немного. Набрал побольше воздуха, и рванул ручку на себя. И тут же заорал. В другой зеркальной комнате, стоял зеркальный двойник, в той же позе, и тоже синхронно орал. Писатель захлопнул дверь. Профессор торжествовал, покатываясь со смеху. - Если хочешь, попробуй пройти сквозь стену. Сегодня я разрешаю. Несколько успокоившись, писатель подошёл к стене, и осторожно сунул в неё руку. Пошевелил внутри пальцами. Всё хорошо. Вслед за рукой медленно просунул голову. Опять зеркальная комната. Из противоположной стены на писателя пялилась чья-то голова, и он уже догадывался, - чья. - А теперь, попробуем изменить тригонометрию обратной зависимости пределов функции, - послышался голос профессора. – Подойдите, пожалуйста, к другой стене, друг мой. Писатель послушно ткнул голову в следующую перегородку. На этот раз, комната – самая обычная, без зеркальных выкрутасов, с той разницей, что из противоположной стены, торчала не голова, а чья то филейная часть. Писатель пошевелил левой ногой. Нога на дальнем плане, тоже пошевелилась. - Ну, хватит. На сегодня сюрпризов достаточно, - подумал писатель. Вынул голову из стены, и устало плюхнулся в кресло. - Вот видите, уважаемый коллега, вы запутались всего в трёх измерениях, а мне, постоянно, приходится иметь дело, как минимум, с – двенадцатью. Там сам чёрт ногу сломит. Кстати, так и случилось. Он до сих пор ходит в гипсе. - Скажите, - спросил писатель, - так вы, и в самом деле… как это? …Вы Бог? - Ну, можно сказать и так. Хотя Бог – понятие относительное. Возьмём нейрон головного мозга – один из миллиардов. Он обладает индивидуальным самосознанием, и живёт в своём микрокосмосе. Откуда то приходят электрические импульсы, а он посылает их обратно. Посылает не в общепринятом смысле, а обрабатывает и передаёт дальше. Для нейрона, мозг, - это Бог, - высшее сознание. На самом деле, всё несколько сложнее, но это не важно. - А как же люди? - А, что люди, - они тоже частички, ну скажем, - меня. Правда, с довольно примитивной организацией и психикой. Но уж, - как получилось. Кстати, коллега, вы никогда не увлекались психологическими опытами? А я, признаюсь, грешным делом, иногда позволял себе удовольствие понаблюдать за людьми, так сказать, изнутри, - синтез и анализ в стиле Достоевского. Проще всего для этой цели прикинуться Люцефером, или Джином, или стариком Хоттабычем, или, на худой конец, просто золотой рыбкой. Дальше всех продвинулся в своих желаниях Фауст. Но, и у него, надо сказать, с фантазией слабовато. Старик с неводом, - вообще подкаблучник и бесхребетная медуза. Вместо того, чтобы попросить себе новую старуху, и жить с ней в мире и согласии, начал потакать всем её, довольно тривиальным и скучным капризам, пока мне это не надоело. Волька – зациклился на развитом социализме, и дружбе народов. А Емеля, при его то возможностях, не придумал ничего лучшего, как, гонять по всей деревне на печке, давя кур, сшибая заборы, и доводя односельчан до столбняка своими выходками. - Одним словом, я в вас – в людях, - разочарован. Развивайтесь дальше сами, как знаете. - А как же легенда на счёт души, в обмен на желания? - А, чепуха всё это. На, что мне ваши души? Если их хорошенько вытряхнуть от воспоминаний настоящих и прошлых жизней, - это просто пустые болванки. Я их штампую с одной и той же матрицы. - А, что это? - Это, что то вроде зеркала, которое отражает окружающий мир снаружи, и внутри себя, только в сильно ограниченном и искажённом виде. Конечно, отражение постепенно эволюционирует, и как только, становится похожим на оригинал, вдруг, бац…- наступает просветление. Правда, зеркало-душа при этом исчезает за ненадобностью. - Кстати. А ну его, этот чай. Не желаешь, настоящего нектарчику с Олимпа? Я его, будучи Зевсом, очень даже уважал, особенно под амброзию. Только у него побочный эффект, - вечная молодость и бессмертие. Зато позволяет забыться. А то эти окаянные богини судьбы, подружки Психеи, вечно нашёптывают в уши, что есть, и что будет. А я, может не хочу знать, что будет. Знать всё наперёд – тоска смертная. Так о чём это я? Ах да. - В людях я разочаровался, и тогда решил, задним числом, создать сверх-существо – Брахму. Может слышал? Но возникла проблема с пресловутой скоростью света. Она и Эйнштейна запутала. Вместо того, чтобы привязать свою теолрию к гравитации и ускорению фотона в фазовом переходе – излучение-отражение, он уцепился за скорость света, которая, между прочим, тоже не является постоянной величиной, даже в вакууме. Ну да ладно. Тёмная материя. Брахма. Так вот, - это он и есть. И получился он приблизительно, с нашу галактику. Вроде как – супермозг. Одна беда – наша галактика составляет в диаметре, приблизительно 25 килопарсек. То есть, свет, из одного конца в другой, идёт, примерно – 75 000 лет. То же самое – радиоволны. И если использовать их в качестве переносчика сигналов от одного «нейрона» к другому, то ничего хорошего не получится. Большего тугодума, чем наш Брахма, ни где во Вселенной не сыщешь. - Тогда я решил использовать телепортацию квантов, или мгновенную передачу информации на основе пересечения встречных потоков времени. Что здесь – будущее, то там – прошлое, и наоборот. Стало получаться, что то сверх-быстродействующее и ни чем неограниченное, ни в пространстве, ни во времени, ни в количестве измерений. А потом, я, вдруг вспомнил, что Я – уже есть. И нет смысла создавать себя заново. Вот такая петрушка. Тем временем, писатель, воспользовавшись любезным приглашением профессора, успел уже, изрядно приложиться к нектарчику, и подперев щеку кулаком, сидел, мечтательно взирая в потолок. - А скажите профессор. А вот… что там… ещё дальше? - Где там? - Ну там… где кончается Вселенная? - Да ничего. Пустота. - А ещё дальше? - Опять пустота. – - А ещё… - Заладил – ещё,…ещё. Давай сразу перешагнём бесконечность, а то этот разговор затянется надолго. Ну, там, - опять Вселенные, только другие, со своими физическими законами. И в них опять царствую Я, только в другой ипостаси. Ты думаешь, я не метался по Вселенным, как ты только, что – по комнатам? Всё дело в этой вездесущей, окаянной формуле, - опять же, мной придуманной. Куда не сунешь эту чёртову закорючку, - постоянную Бренделя-Менделя, - везде получаются зеркальные, калейдоскопные отражения одного и того же, только в другой комбинации. Прямо не знаю, что делать. Возможно, эту головоломку в состоянии распутать только Сверх-Боги. - А что, есть и такие? - Сам то я, в эту ересь не верю. Хотя, чем чёрт не шутит, прости меня грешного, всё может быть. – Однако, я чувствую прилив вдохновения. Где тут у нас книга Бытия? Откуда то из воздуха профессор достал толстенный талмуд обитый кожей, и за семью печатями. Минуту задумчиво подержал его в руках. - Нет, - не то. Срочно нужен сокращённый вариант, в самом сжатом виде. Талмуд исчез. Вместо него появился листок бумаги, мелко исписанный карандашом, торопливым почерком. - Вот это другое дело. Какой сейчас год? - 2024 – тый… - А число? - 21 декабря. - Отлично. Давай ка ластик, и начнём всё сначала…
стихи ) Так игрива и лукава, Власть бездонных, синих Глаз, Захватив, - защекотала, - закружил весенний вальс. Босиком шмыгну украдкой, Сквозь забор, Где с луком грядки. - фея?, Ангел? – - кто, скажи! - а давай, сыграем в прятки, - Чур, - сегодня водишь ты… *** Струёй колючею пронижет, И хладом влажным обожжёт, Так несущественно, не важно, Покажется всё вдруг, и лёд… - Души дремавшей вмиг растает, Хмельные думы раскидает, И паром в небо вознесёт… Святой колодец родниковый, Как мы близки и далеки, К тебе проложен путь терновый, - Крапива, ива, лопухи, И квак лягушек, кочки, ямы Заборы чьи то и плетни… - Ну вот, дополз, Разбей оковы В прохладу вечности – куни… *** Что человек? - цепь совпадений, - каприз белков хитросплетений, Во власти знаков, правил, мнений… Он есть вопрос, он есть ответ. А может , тех законов нет? Что правят миром иллюзорным. Лишь только дервиш беспризорный Очнувшись, вдруг посмел постигнуть Смешной причуды парадигму, - Нет правил, догм… - …и всё же есть, Вселенских миражей не счесть, - законов, чисел, исключений, Калейдоскоп, вертеп творений, миров безумных суета, - Но вечна только –пустота… *** Прошло, Иссякло, Позабылось… Нахлынув вновь, - …и не сбылось… Куда то вдаль неумолимо, Безумным вихрем пронеслось. А мы смеёмся Словно дети, Как будто всё нам, - нипочём, Кружась, На голубой планете, Что под Домокловым – - мечом. *** Ночь и звёзды, Только волны, Шумно бьются о причал - Я поймал тебя, Русалка, - разгони мою печаль, Заплескай, И спой мне песню, Зацелуй и заныряй… - А утопишь, Будем вместе, Средь глубин, - ты так и знай… *** Мудрец сказал, - Мир есть дилемма, Свод аксиом, законов, правил, теорем. Лишь, формулы извечной, знаки неба, Свести в единый алгоритм, а уж затем… Узрев в Божественном, как вспышка, озаренье, Постичь Вселенной суть, от сотворенья, И знанья вечного – сверкающий кристалл, Пред взором гения, как догма воссиял… Но нет, всё тщетно, суета сует. Об камень разбивается волна, За ней другая, снова счёту нет, Потугам ветра берег смыть скалистый, Так, цель желанная, казалась близкой… Опять – мираж, так путник понимает Кругом песок, и зной одолевает, И нет надежды и конца пути… Смешон философ, что хотел сплести, - - Единой нитью, сетью рассужденья, Картину мира. Что за наважденье? Постичь всю истину, начало всех начал, Найти причину, обрести причал… Но нет у истины начала, нет конца, Безбрежен океан, да и маршрут не ясен, Не втиснуть в догму замысел Творца. Безумьем парадоксов мир прекрасен. Нет ничего, и всё есть в одночасье И в беспредельной пустоте – заря Миров. Ни гений, не философ не во власти С Абсурда снять таинственный покров. *** - Как долог бой… Померкший разум, едва парирует удар. Иссяк запал, ослабла хватка, Но держит меч ещё перчатка И не остыл душевный жар. В шальном вертепе, в упоенье Последнего врага настиг, - Что смотришь так, с остервененьем? И чем знаком, твой грозный лик? Пригни ж колени, Вижу, клонит, тебя давно В смертельный сон… - Упрямец, - чести не уронит, Что толку? – выпад, - вскрик, и – стон… Иссяк запал, ослабла хватка, В крови запёкшейся перчатка,… - Колоколов далёких звон, - - Очнись – безумец, - - ты был, - он … *** Из небытия туманов – - осознанья – свет, Тягуч и долог, Миллионы лет, Неспешно оседают, Проплывают… Так медленно, Как будто вовсе нет Ни времени, ни счёта, ни пространства… Затеряна в забвения песках Цепочка бесконечных странствий… От формы жизни – к форме жизни новой… - похож на черепаший бег, Сей марафон от века в век. Венец творенья – человек? - Но нет, всего лишь продолженье, От воплощенья к воплощенью, Метаморфозы, смерть, рожденье… Эволюционный – тихий ход, Души стремительней полёт, Но, что душа? – Всё тот же плен. Изыдь в ничто, - да будешь всем…
