Взоры Нежд

Тема в разделе "Литература", создана пользователем La Mecha, 8 дек 2017.

  1. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Анри Волохонский

    "О себе поэт говорил, что он человек, вечно угнетенный, робкий и застенчивый. Что какие-то смутные опасения постоянно терзают его душу, он редко на что способен решиться, страдает от меланхолии, мизантропии и ипохондрии. Ему всегда казалось, что он причиняет сложные переживания близким и в общении совершенно невыносим. Никаких убеждений не придерживается и не знает, как жить дальше.

    Судьба подарила Анри Волохонскому 81 год жизни, полной интересных событий и плодотворного творчества, о котором говорят, что его рукой водил сам Бог.
    8 апреля 2017 года он ушёл в тот «город золотой с прозрачными воротами и яркою звездой», оставив на земле след тепла и благословенного света."



    Источник: https://kulturologia.ru/blogs/230417/34281/

    Здесь https://www.svoboda.org/a/24200160.html
    (Старое интервью).

    Анри Волохонский -

    "Каббалист, мистик, знаток древней Греции и Египта, иудей и христианин, замечательный поэт, автор теософических трактатов и трактатов о музыке, исследований о свойствах драгоценных камней, он возникает за каждой значительной фигурой современного Петербурга. Его имя связано со всеми интереснейшими именами и школами. Сам же он остается в тени.


    Анри Волохонский:

    Как хорошо единым духом слиться
    С каким-нибудь сословием поганым,
    Иль с родом-племенем, еще того поганей,
    Иль с тайной сущностью, что вовсе уж погано,
    Иль, на худой конец, с какой поганой бабой,
    Терпение - порок нетерпеливых.


    Дмитрий Волчек: Анри, у меня есть опасение, что стоит произнести слово "стихи", а говорить мы будем, в основном, о поэзии, большинство слушателей немедленно решит выключить приемники. Это действительно, так: сейчас у многих людей, неравнодушных к литературе, настоящая аллергия на поэзию. Часто приходится слышать, что сочинять стихи в наше время неприлично, что поэтическое высказывание бесконечно девальвировано, само слово "поэт" уже стало синонимом слова "неудачник". В то время как 40 лет назад, да что там, 20 лет назад, профессия поэта в России была вполне статусной. Вы чувствуете, как мгновенно произошла эта метаморфоза, и как вы ее объясняете?

    Анри Волохонский: Я думаю, что это совершенно правильно, что поэтом быть неприлично, и что все так оно и есть. Действительно, раньше была статусная, потому, что раньше за это платили деньги. Сейчас деньги не платят. Поэтому она не статусная. Зато она приобрела личные качества. То есть, она всегда их имела, но не все это понимали. Редакторы, так называемые, они систематически издевались над поэтами, а те это терпели...

    С другой стороны, я вам скажу, я в молодости вообще писать не мог. В 20 лет я писал такую чушь, что просто даже стыдно сказать. А в 40 - что-то немножко.

    НЕТ СЕБЯ

    равно квадрату НЕТ МЕНЯ
    равно квадрату НЕТ ТЕБЯ
    равно квадрату НЕТ ЕГО

    Корень НЕТ СЕБЯ

    равен НЕТ МЕНЯ
    равен НЕТ ТЕБЯ
    равен НЕТ ЕГО

    Нет у них нету их.


    Дмитрий Волчек: Вы написали в 60-е годы песню "Над небом голубым есть город золотой". Потом уже много позже, ее спел Гребенщиков и сейчас эта песня вас преследует, тем более, в искаженном варианте. Там Гребенщиков спел "под небом голубым" вместо "над небом". И всякий раз, когда говорят: Волохонский - а, это тот, который написал песню про город золотой. Вас, должно быть, это очень раздражает.


    Анри Волохонский: Вы знаете, нет. Признаться, нет. Гребенщиков, видимо, со слуха записывал, поэтому он ошибся в передаче через двух, трех, может быть, четырех человек. Он, в общем-то, не знал, поэтому на него сердиться было бы смешно. Но вот я вам скажу, что меня это радует.

    Во-первых, ее крайне причудливое распространение. Мне передавали, что была какая-то заметка в журнале "Огонек", что какая-то секта на Дальнем Востоке по утрам встает и поет эту песню. Потом я сам читал какую-то очень смешную дискуссию. Верующие, православные, вычислили, что на материале Апокалипсиса написано, а раз так, то ее можно делать темой проповеди. И вот передо мной лежит мыло.
    Это мыло завернуто в такую бумажку блестящую, на которой напечатано изображение лимона - один целый, один разрезанный. Написано "Мыло с витаминами". А название этого мыла не больше, не меньше, как "Дивный сад". Это меня очень веселит. А более того, ее поют нищие в петербургском метро. Просят милостыню и поют. Нет, меня она совсем не раздражает.

    Над небом голубым есть город золотой,
    С прозрачными воротами, и яркою звездой,
    А в городе том сад, все травы да цветы,
    Гуляют там животные невиданной красы,
    Одно - как желтый огнегривый лев,
    Другое - вол, исполненный очей,
    С ними золотой орел небесный,
    Чей так светел взор незабываемый.
    А в небе голубом горит одна звезда,
    Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда,
    Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят,
    Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.
    Тебя там встретит огнегривый лев,
    И синий вол, исполненный очей,
    С ними золотой орел небесный,
    Чей так светел взор незабываемый..."


    Лететю


    А завтра я пока
    На крылышках тю-тю
    Ку-ку да под бока
    На небо лететю

    Не то чтобы туда
    Но тут недалеко
    Пока мое тогда
    Поет твое легко

    Покуда милый ах
    Зачем его спроси
    Зачем - не поняла
    Не надо - не прости

    Не надо так пока
    Я перышком тю-тю
    Кукаре-рекука
    По небу лететю


    Взоры Нежд


    Когда Саладин с войском покидал Каир
    Народ взошел прощаться с площадей
    И лица обращенные к вождю
    Застыли в ожидании
    Усеяв минареты и столпы,
    Как суфий вдруг сквозь грязный шелк толпы
    Пред голубой металл воинственных одежд
    Возник - и крикнул весь в тоске своей глубокой:
    Наслаждайся взором волоокой Нежд
    Наутро не увидишь волоокой.


    *

    И Саладин стремительно ушел навстречу им.
    Тогда еще не дрогнул алый Лузиньянов стан
    И тамплиеры пьяные от жажды держали строй
    Иль правя вероломного Рейнальда головой
    Ходили морем грабить двери Джидды
    И караваны что везли зеленый камень с медных копей
    И с огненной главой и медным сердцем льва
    Король не гнал за строем строй стрелков из-под скрещенных копий
    А голос тот звучал в мечте его надежд:
    Наслаждайся взором волоокой Нежд.

    *

    И зазвенела чаша под чалмой
    И пала об пол сабля асасина
    И отвернулся Азраил немой
    От лика Саладина
    Перед сухим пером убийцы влажных вежд.
    Наслаждайся взором волоокой Нежд.


    *

    Труби в победоносный Хеттский Рог
    И празднуйте в заиорданских замках
    Подземный ангел роз кровавых строк
    Считает прибыль на железных франках
    Померкли на плащах блестящие кресты
    И не пронес по галилейским водам
    Воды средь битвы пыльной пустоты
    Свободы в прибережный форт Раймонда
    Хермона льда отведал пленный Ги
    И - по заслугам - сталь Рейнальд неверный
    Чья голова в руках его слуги
    Молчала ныне с горечью безмерной
    Немея знаньем смерти в слух невежд:
    Наслждайся взором волоокой Нежд.

    *

    Наутро не увидишь волоокой...
    Смолк голос суфия в небе Каира
    И плакал от счастья Саладин наслаждаясь красотой битвы
    Которая не принесла ему победы,
    Счастья - и лишь высокую грусть
    Побежденному повелителю Иерусалима
    Тогда еще приносили масличные ветви на что-то надеясь
    Но и Саладин никогда вновь не увидел утра Каира
    Ибо "жемчужины лик скрыл темный локон"
    И рек он
    Ступая на мост острейший края отточенной меди:
    Наутро не увидишь волоокой.

    *

    Суфия кости истлели за восемь иль девять веков
    И кости вождя Саладина и кости победоносных полков
    И кости ими сраженных вперемешку с костями коней
    И рыжая ржавчина с медью краснеет еще зеленей
    И кости народа Каира и охлоса Акры распались в песках
    Их золото стерлось, их стекла рассыпались в прах
    И луны сменяют подковы и снова подковы кресты
    И Анны Святыя высокие стены пусты


    *

    О нет, ты не увидишь ее
    Наутро ты не увидишь, о сердце мое
    И я как паук осьмирукий вцепившийся в окаянные камни
    Как жук тонконогий пустынный вою: о Небо, куда мне
    И где мне когда же ты явишь мне прежде обещанный мне призрак надежд?
    Но слышу лишь мертвого суфия голос гортанный и странно высокий:
    Наслаждайся взором волоокой Нежд.



    Примечания

    Воскрешение суфиев

    В книге Стивена Рансимана о Крестовых походах рассказан такой случай.
    Саладин завоевал Египет и намеревался отбыть в Сирию. Приветствовать
    его на проводах собралось множество народа. И вдруг выскочил некто,
    выкрикнул малопонятные слова и исчез. Но Саладин сразу уразумел, что в
    Каир он более не вернётся.
    В примечании к отрывку сообщается английский перевод стихов, которые
    были услышаны Саладином. В моём переводе с английского они звучат так:

    Наслаждайся взором волоокой Нежд,
    Наутро не увидишь волоокой.

    Поразительно, что почти бессмысленные слова могли быть истолкованы как
    пророчество. Впоследствии я написал об этом поэму "Взоры Нежд". То был
    мой первый опыт воссоздания поэта-суфия.

    Второй подобный случай изложен в "Путешествии" ибн-Джубайра. В начале
    1183 года ибн-Джубайр отправился из Андалузии, где проживал, в Мекку.
    В дороге с ним произошло много занятного. Так, на обратном пути ему
    пришлось пересечь территорию франкского королевства в Палестине.
    "Король там Хинзир, - пишет ибн-Джубайр - а королеву зовут Хинзира".
    Арабское слово "хинзир" означает свинью. Во время пребывания в Мекке
    ибн-Джубайр проводил ночь близ Каабы. Он и его друг лежали на каменных
    скамьях, пытаясь заснуть, а невдалеке кто-то очень красиво читал стихи
    из Корана. Вдруг голос смолк, а потом произнёс:

    Когда оскверню злодеянием день,
    Да возвысит меня красота моих снов...

    Друзья поднялись, чтобы посмотреть на удивительного поэта, но тот
    лежал без чувств. Подошла женщина и пристыдила обоих, дескать взрослые
    люди, а что делать не знаете. Тогда они принесли воды из источника и
    брызнули в лицо лежавшему. Тот очнулся, встал и исчез во тьме, не
    сказав ни слова. Удивительно здесь, что поэт падал в обморок от
    собственных стихов. Конечно этот неизвестный тоже был суфий. Я
    воссоздал и его, написав стихотворение "У Каабы":

    Если буду унижен и сам виноват
    Меня в небо счастливая мысль унесёт

    Даже словом иль делом пускай согрешу
    Благородством мечты я оправдан навек

    А когда оскверню злодеянием день
    Да возвысит меня красота моих снов.

    Собственно суфию принадлежат здесь лишь последние две строки, но для
    нынешнего стиха пришлось придумать ещё четыре.


    Имена чертей

    Мне хотелось бы завершить эту часть воспоминаний одной историей,
    которая внешне напоминает литературную, по существу же имеет
    определённо выраженное и яркое общественное звучание.
    Будучи поэтом, Маяковский произнёс однажды внятное пророчество. В
    будущей коммуне, так он сказал, будет

    ... очень много стихов и песен.

    Их, и правда, было много. Пришлось создать даже оплачиваемый аппарат
    для проверки их благонадёжности, а иных сочинителей попросту
    укокошить. Тем не менее оставалось всё же много поэтов, из которых
    иные занялись переводческой деятельностью. К ним принадлежал
    М.Лозинский, переведший "Божественную Комедию" Данте. В песне 21-ой
    раздела "Ад" этой Комедии он приводит имена чертей, работавших в Злых
    Щелях, там где казнят взяточников. Клички забавны: Хвостач, Косокрыл,
    Борода, Боров, Собачий Зуд и некоторые другие, например, Тормошило. На
    нём следует остановиться.

    Нагнув багор, бес бесу говорил:
    "Что если бы его пощупать с тыла?"
    Тот отвечал: "Вот, вот, да так чтоб взвыл!"

    Но демон, тот, который вышел, было,
    Чтоб разговор с вождём моим вести,
    Его окликнул: "Тише, Тормошило!"

    Согласно примечанию, подобные имена могли быть воровскими кличками или
    "иными народными прозвищами". Что же это за кличка: "Тормошило"? Кого
    он тормошит? Может быть не тормошит, а ворошит? Имя тогда будет "Ворошило".
    И вот идёт переводчик к редактору, тот читает и делает замечание:
    - Ворошило заменить!
    - Почему? - осведомляется переводчик.
    - Потому что прибавив одну лишь букву, мы получаем прозвание высокого
    государственного лица.
    Переводчик, конечно, сам всё это знал, о государственном лице, но
    отвечать-то редактору. А кличка обнаруживается в великом множестве
    стихов и песен той поры:

    Товарищ Ворошило, народный комиссар!
    И с нами Ворошило, первый красный офицер
    Красный маршал Ворошило, погляди
    Ворошило был твоим отцом
    И стал ещё родимей нам Ворошило Клим
    Мы готовы к бою, товарищ Ворошило
    В бой нас веди, товарищ Ворошило
    Нас в бой поведёт Ворошило
    Нас к победе ведёт Ворошило
    Эх, да зорко смотрит Ворошило


    Тише, Ворошило... - Эта полустрока из Данте, пророческое дарование
    которого, если судить по предыдущим строкам, конечно более
    пронзительное, чем у Маяковского.

    Не следует, однако, думать, будто клички чертей на Ворошиле иссякли.
    Есть они и в наши дни. Например, Грызло.

    Пуская пыль в глаза, можно и к ней, разумеется, приделать букву, чтобы напоминала фамилию, можно даже произносить эту якобы фамилию с ударением на последнем слоге, всё равно она никогда не расстанется со своим бесовским прошлым..."
     
    Ондатр нравится это.
  2. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Из журнала "45 параллель"

    клён


    Перед закатом в хладном небе клён
    Был осенью мне некогда явлён.
    Чернея, тонкий ствол стоял, непрочный,
    Напротив солнца в стороне восточной.
    Был совершенным жёлтый цвет листа
    На чёрных сучьях, словно златом став,
    На каждой ветке повторившись дважды,
    Как украшенья жёсткие – и каждый
    Из листьев, что слагал чертог златой,
    Был обнесён столь явственной чертой,

    Что павшие напомнили их тени,
    Прообраз меланхолии осенней
    На незадолго убранной земле,
    В проекциях живых запечатлев,
    Отдельность их и цвет не изменяя.


    Я только видел – взор опять вздымая
    Листвы чеканной неподвижный пар,
    Зубцами ограничив, редкий шар
    Обозначал собой сосуд с ветвями,
    Наполненный немногими листами,
    А клён, как истлевающий фиал,
    По одному их медленно ронял,
    И долго символы передо мной парили,
    Прохладных дней предсонной эйфории.

    *

    радуга

    В последний звон дождей прозрачный и печальный
    Невыносимый блеск первоначальный
    На облака незримые ветрам
    Упал развеянный и веянье венчальное
    Явление на небе влажных трав
    Среди прекрасных трав
    Взошло необычайное

    По воздуху цветущая пером
    Чтоб оку не было погибельно и бело
    Обнажена фиалковым ребром
    Витая синим зелень голубела
    Как два ручья вливая в море хлад
    Гонимый ими рядом реял выше
    Проникновен кристаллом многих злат
    Пространный рог и огненный и рыжий
    Словно бы горн где жар звенит и где зола
    А в нём струна была
    И ветка что над ним была ала
    А край был ал её и так глубоко
    Что лишь бледнел едва перетворяясь в воздух
    Из разных лент слепящего узла
    И этот выветренный образ возникая
    Из блеска невозможного для ока
    Медлительно над волнами стекая
    Для блага ока тканная дуга
    Сквозь пустоту желанная цветная
    Стояла яркая рука
    Стекая на окраинные льды
    И камни гор окрашенные в дым


    Я знаю птица знаю где скала твоя
    Ты выросла цветок в том дальнем устье
    Там где высок – сквозь ветер купола
    Тот город дорогой мечты моей и грусти

    *

    Вершина Хермона

    Крылатое солнце стоит на скале
    А море во мраке, а небо – во мгле
    Блестит перед ними, взлетая
    Вершина Хермона златая

    Вершина Хермона взлетает как бык
    Бока глыбы каменные горбы
    Его голова как корона
    Златая вершина Хермона

    Исчезает Иштар на заре корабле
    Киннерет в тумане и Хула во мгле
    Стоит словно стража долины
    Хермона златая вершина

    Голубая вершина Васанской горы
    Над нею зари пролетают орлы
    Идут небеса надо льдами
    Над хладного неба стадами

    Двуглавое солнце стоит на скале
    Хермон над Ливаном как каменный лев
    Стекает с камней каравана
    Златая река Иордана

    И серны трубят в голубые рога
    И златокрылая неба рука
    На струнах высокого трона
    Высоко взлетает с Хермона

    Хермон коронован орлиной главой
    Иордан коронован львиной главой
    Васан словно вол очарован
    Главою быка коронован

    Крылатый Хермон – перед ним Херувим
    В изумленьи великом летает пред ним
    В сиянии дня многозвездной
    Над ним оперённою бездной


    Сонет


    Стих голубь соловья свинцовым бликом
    Голубка соловья – глубокая вода
    Плыви туда туманом в никуда
    Вдоль голубых сирен пернатым ликом

    Пусть всхлипнет гонг и булькает дуда
    На дне ручья прощальным звоном тихим –
    Не вспомнит их ни серебром ни лихом
    Пустая память – белая слюда

    И белый лотос вздутый корень чей
    Волынка памяти его вкусившим
    Дурной турнир с персоной без речей

    Сплясать вничью с полусловесным бывшим
    Не искусит – как соловей ничей
    В свинцовом горле славословьем плывшим


    ангел


    Напрасно и тщетно я долго взирал
    На небо где ангел на арфе играл
    В таинственном небе лишь сумрак пустой
    Клубился над тучей простой

    А в воздухе сизом крикливые птахи
    Носились по небу неистовой стаей
    И вились со щебетом вихрем
    Меж небом дневным и ночным

    В сером пурпуре легкие воды
    Солнце ушло за тонкие горы
    Это длится лишь несколько мгновений
    У ангела не хватает слов
     

Поделиться этой страницей