Метафизика дороги

Тема в разделе "Ландшафт", создана пользователем list, 7 июн 2015.

  1. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Ю. Е. Пермяков
    "Метафизика дороги"
    (фрагменты. полностью статью можно прочитать здесь)

    Человек берет себя с собой,
    когда он путешествует

    Эрнст Блох

    … странное движение перехода
    Секст Эмпирик​

    Человек оставляет себя в том месте, откуда он отправляется в путь. Сначала он прощается со всеми, кого покидает, он говорит «прощай» всему, с чем расстается. С этого начинается путешествие, которое бы не состоялось, если бы не удалось преодолеть зависимость и сдвинуться с места. Движение начинается с приобретения легкости и отказа от многих вещей и привычек, накопившихся в освоенном пространстве. Хайдеггер называет это пробуждением отрешенности и позволением вступить сущности в нечто[1]. Между тем, что расположено «здесь», и тем, что скрывается «там», пролегает дорога, соединяющая эти разные места уникальным образом: чтобы прийти в намеченное место, нужно выбрать правильное направление, соблюдать некие правила движения и не сходить с дистанции. Преодоление расстояния вознаграждает путника свидетельством очевидности. Дорога всегда к чему–то приводит, однако не будем спешить с выводами. У дороги собственная сущность, которая не сводится к тому, чтобы быть перемычкой двух мест[2].

    С прощания у двери начинается дорога. Не простившись, не уйдешь, замешкаешься и вернешься. Высвобождение от сил тяготения, в котором сосредоточена вся мощь обоюдной причастности человека и его окружения, сродни измене, и потому у всякого, кто ступает на дорогу и отправляется в путь, есть чувство веселой вины за собственную отрешенность от тех, кого он оставляет, даже если они оказываются злыми сокамерниками или надоевшими обитателями больничной палаты. Там же, где существование бессмысленно, вины (способности быть индивидуальной причиной поступка и перемен) не ощущают и потребности в прощении не испытывают. Кому претит делать фальшивые жесты, тот не любит следовать этой древней традиции. Прощание действительно оказывается пустым ритуалом, уступкой старушечьему предрассудку «посидеть на дорожку», если оно не является просьбой о прощении. Его глубинный смысл в этом и состоит: непрощенному тяжело подниматься, идти, избавляться от груза прошлого. Дорога отсекает какую–то часть жизни, поэтому ожидаемая «перемена мест», объясняющая в учении Энесидема и других греческих философов суть «движения перехода», оказывается «движением изменения», сменой статуса. Тот, кто отправляется в путь, завершает его иным. «Если человек в путешествии остается неизменным, это плохое путешествие», – заметил Эрнст Блох[3].

    Из мест, где событие невозможно, хочется бежать, но событие побега невозможно по той же причине.

    Дорога предназначена для сообщения в обоих смыслах этого слова, т. е. перемещения в какую–либо сторону и повествования о случившемся событии. Отправляясь на Сахалин, А. П. Чехов писал в письме к А. С. Суворину от 9 марта 1890 г.: «Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели все–таки за всю поездку не случится таких 2–3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или горечью?»[4] Путешествие, в котором ничего не приключилось и о котором нечего рассказать, оказывается лишь деловой поездкой, прогулкой, словом, обычным фактом. И потому захватывает дух, когда по какому-либо случайному поводу оказываешься на вокзале, этом обустроенном входе в собственное инобытие, и вдыхаешь его дымный воздух несостоявшихся или ожидаемых событий. Дорога – это особый способ человеческого существования «между». Каждый, кто оказался на ней, отныне живет в перспективе, преддверии. Он обретает способность видеть не просто вещи, но занимаемое ими пространство, и сама дорога увлекательна именно этой игрой мест. Возникающие по мере движения объекты обманчивы: то, что сначала виднеется справа, проносится слева, человек на обочине оказывается деревом с качающимися ветками, а сама округа шевелится как неведомый зверь под огромным покрывалом.

    Расположенный в переходе между сущностями, путник с интересом (inter esse?) взирает на мир, не подчиняясь традиции его познания как созерцания неподвижной субстанции. В меняющейся картине мира основание постоянства сосредоточено в точке обзора, и потому в путешествии люди легко становятся философами, взгляду которых доступно непосредственное соотношение предметов. Только путнику по-настоящему видна кромка земли (а не очертания далекого леса) и движение неподвижности: втекающая в воронку степь, поклон скалы, пляска облаков и вечно качающееся небо. Одна панорама сменяется другой, один попутчик уступает место другому, и лишь дорога умудряется проскальзывать сквозь все эти груды говорящих о себе творений и придавать вибрациям заполняемой различными предметами пустоты оттенок угадываемого мотива.

    Любая дорога – это уже канва какого–либо сюжета. Можно наугад открыть первую страницу любимых романов и сразу встретить описание бричек, саней, трактиров, полуденного зноя и прочих примет дорожного быта. Дождь, грязь, государственные праздники, почва, общественные беспорядки, личность градоначальника, политический режим, историческое прошлое, холодная курица, квас и рельеф местности – все это несуразное нагромождение разнопорядковых явлений, коль скоро оно имеет отношение к дороге, без каких–либо чрезмерных интеллектуальных усилий упорядочивается в смысловое единство путешествия. Любая речь об увиденном преобразуется дорогой в повествование, в мысль, и философское рассуждение начинается легко и просто – так образуется незатейливая мелодия в мычании бредущего своей дорогой человека.

    В дороге событие имеет, как правило, форму встречи и потому часто оказывается произнесенным словом – предупреждением, назиданием, приговором, суждением. Всякое затруднение, встретившееся на дороге, воспринимается людьми как результат своей прошлой ошибки. Тот, кто находится в пути, бессознательно склонен к исповеди. Дорожные разговоры этим и примечательны. <...>

    Являя собою обустроенное пространство движения, дорога фиксирует тот или иной способ мышления. Преодоление пространства всегда подчинено мысли и соответствует некоему рассуждению. Мышление и дорога настолько близки в своей сути, что трудно понять, когда и что из них выступает метафорой, что и с чем сравнивают. С одной стороны, движение мысли есть «трансцендентально–горизонтальное представление» (Хайдеггер), логическое умозаключение понимается как выход к определенному суждению, метод трактуется как «путь мышления», с другой – движение по дороге требует интеллектуальных усилий: с нее сбивается всякий, кто перестает правильно мыслить. Спорщики, переставшие понимать друг друга, возвращаются назад – к тому месту в разговоре, где их мнения разошлись.<...>

    Коль скоро дорога связывает социальное пространство в некое единство, она не может не указывать на метафизический замысел ее строителей. Все, кто вышел на дорогу, оказываются если не единомышленниками, то по меньшей мере попутчиками. <...>

    Чем быстрее движение, тем больше следует быть внимательным. Дорога ограничивает восприятие пространства и все ее обустройство предназначено для движения в выбранном направлении, подобно тому, как в обсуждении какого–либо предмета этика спора предписывает придерживаться выбранной темы и не утомлять собеседников уходом от существа вопроса в сторону. В медленной езде по проселочной дороге свои преимущества – ничего не пропустишь, больше увидишь и поймешь. Но и в скоростной гонке по автостраде есть свой резон: там предметы перестают существовать в своей неподвижной определенности, превращаясь в размытые очертания, фикции и лишенные предметности идеи (типа «что привезти жене из Заполярья»). Единственной точкой реальности оказываешься ты сам, а сопровождающие гонку звуки с их тональностью и ритмичностью говорят тебе о твоих шансах на возвращение к оставленному дому.

    Дорога узнается очень просто – это место, протоптанное людьми. Мы видим лесную тропинку и, ступая на нее, уверены в том, что она куда–нибудь да приведет – к стогу сена, вырубке, реке, колодцу, жилищу, проему в заборе. По деревенским тропкам – особенно зимой – легко догадаться, кто из местных обитателей с кем дружит. По дорогам, связывающим областные центры, можно судить о том, нужны ли губернаторы и их губернии друг другу.

    Дороге всегда доверяют, если на ней есть следы пребывания, и дорога внушает опасение, если возникает подозрение, что ты – единственный, кто на ней оказался. На развилке в незнакомой местности, где не у кого спросить нужное направление, обычно выбирают более разъезженную колею. <...>

    Вышедший на дорогу заметен и открыт, он понятен в своих намерениях, как бы ни камуфлировал свою суть. Профессиональный мошенник предлагает фальшивый товар с видом участливого к чужой судьбе человека, «путанки» едва ли не с веерами в руках бульварным шагом прогуливаются по обочине в придорожной пыли мимо брошенных автомобильных покрышек и огромных грузовиков, цыгане выпрашивают флакон машинного масла и одновременно предлагают купить медь по цене золота, сотрудник госавтоинспекции вежливо предлагает оплатить «штраф на месте». Когда в разговоре о дружбе России и Грузии упоминают о Военно–Грузинской дороге, само ее наименование вызывает сомнение относительно миролюбивых заявлений дипломатов. Но как очевидна фальшь, так же и очевидна добродетель: помощь, оказанная посторонними людьми в дороге, восстанавливает традиционную мораль в ее исконных правах. Когда тебя приглашают на ночлег, угощают молоком, устраняют неисправность колеса или предлагают лекарство, философская риторика о крушении ценностей представляется убожеством не выезжавшего далее загородного пикника парижского интеллектуала.

    Дорога изобретена теми, кто возвращался к себе домой. Человек дороги – это не кочевник, едва помнящий места своих стоянок, не беглец и не утомленный собственным именем и жизнью бродяга, но путник, преодолевающий расстояние от себя к другому, движимый интересом к чужим местам и сохраняющий в памяти то, что оставлено позади, ибо все приобретенное в путешествии обнаруживает подлинный смысл в возвращении: покинутые предметы обретают иное метафизическое измерение. Путешественник испытывает мир на прочность. Настоящим бытием обладает то, что сохраняет свое значение при отдалении от него и полной утрате своей видимости. В самом событии преодоления содержится мера состоятельности всякого сущего: вещи и чувства, испытанные в пути, становятся особенно дороги. И ради этого возведения в новую степень собственного бытия человек нуждается в путешествии, чтобы по его окончании, как вывалившийся из космического корабля Незнайка, поцеловать оставленную землю.

    Тот, кто находится в пути, не принадлежит округе, в каждой точке своего пребывания он нелеп, и эта несуразность положения составляет повод для многих шуток обывателей. Его сразу распознают в сельском магазине, на тихой тенистой улочке и даже перед шумным городским перекрестком, когда путешественник вроде бы замурован в тот же объем порционного железа своего автомобиля. Его выдают знаки иного бытия – залепленное мошкой лобовое стекло и забрызганные грязью фары, госномер неизвестного региона, перегруженный велосипед, одежда, вещи, которые не нужны в обычном обиходе, особенности произношения, конструкция предложений, неуместная форма обращения и прочие малозаметные штрихи иной повседневности. Но самое принципиальное, что отличает человека в дороге от тех, кого он встречает на своем пути, заключено в нем самом – он всегда внутри события, он и есть то событие, которое с ним происходит. Чтобы путешествие состоялось, пространство должно быть неоднородным, в нем должно найтись место иному. В противном случае попытки движения оборачиваются хождением по мукам, которое не завершается приобретением и не имеет своего итога. Блуждание по бездорожью и хождение по кругу не есть феномен пути до тех пор, пока не становится поиском дороги.

    В разговоре со странником трудно определить, где он. Его отстранение мешает общению. Привычная речь неуместна, потому что в разговоре с чужаком нет привычных ориентиров. Единицы измерения – дни, километры, светофоры – выдают в собеседнике его местоположение в общей смысловой картине. Трудно запомнить день недели и число, хотя можно скосить глаза на чек, выданный на автозаправке при покупке товара. Порой его речь странна и надменна. Его пренебрежительное «где у вас тут…» встречает у местных жителей достойное «это не здесь». Блуждающая улыбка на его лице не случайна: он не может принять в качестве серьезного обстоятельства то, что простирается до околицы деревеньки, где он остановился поучаствовать в разговоре у сельского магазина. Когда за спиной полторы тысячи километров, как не улыбнуться, когда любопытствующий прохожий, объясняя дорогу к райцентру, цокает языком и сочувственно качает головой.

    Помимо странствующих путешественников на дороге встречаются также беженцы, туристы и пассажиры. Удел беженцев – претерпевать дорогу как временное недомогание или удар судьбы. Забывшийся до известного часа пассажир таится до того момента, когда он снова окажется здесь, где бы это «здесь» ни оказалось. Проецируя прошлое на настоящее, он исключает всякую встречу со своим будущим. «Кока–кола везде одинакова». Поэтому теми, кто оказался на дороге в силу случайных обстоятельств, очень часто в дороге ценится ее отсутствие. «Не заметили, как уже приехали» – так говорят о хорошей дороге, в которой путешествие не состоялось. Приятное путешествие именуют прогулкой. Пассажиры обычно хорошо экипированы: у них есть все для того, чтобы дорога как можно меньше нарушала привычный быт и ход мыслей – журналы, вареные яйца, плеер. Для этих путешествующих дорога – вывернутое бытие, которое исторгло их из своих границ, их перемещение в пространстве – ожидание, пауза, прелюдия к настоящей жизни. Как полка купе отдаленно напоминает оставленную дома кровать, так и эти люди, вынужденно преобразившись, сохраняют в себе лишь некоторые черты прежнего статуса и оставленного места. Но оберегаемое сходство лишь приблизительно, и угнетаемые утратой былой определенности, пассажиры заводят разговоры с попутчиками о том, кто они и откуда. Они несут себя как свой собственный багаж, сохранность которого определяет ценность всего, что им встречается на пути. Пассажир воспроизводит в дороге утраченный образ жизни, не желая принимать за норму удаленность от нее своего быта. На полустанке он выходит размять ноги, и любая встреча с земляком, вышедшим из соседнего вагона, грозит им обоюдным разоблачением и унижением тех, кого застали врасплох без галстука и в домашних тапочках. Поэтому эстрадные звезды и чиновники высокого ранга, чей имидж приносит ощутимые дивиденды, предпочитают индивидуальные средства передвижения, а сомневающийся в своем выборе самоубийца, стоящий у входа в небытие, озабочен тем, в какой позе найдут его тело соседи и приглашенные понятые.

    Иное дело – турист. Ограниченный длительностью отпуска, он ищет приключений, но страшится серьезных перемен. Нередко искренне радуясь ненаказуемой возможности пожить в маске, нарочито походной жизнью, в которой находится место романтике, флирту и мифологизации собственного прошлого, которое согласно расписанию движения поездов или графику отпусков неминуемо поджидает впереди, туристы, предпринявшие tour (путешествие, испытание – фр.), сродни рыцарям на турнире: их поражение всамделишно, а победа условна. Как гоголевский Вакула, обнимавший за шею летящего по небу черта, турист хитер по определению – хотя бы уже по тому, что все его путешествие – имитация преодоления препятствий. Турист никогда не покидает пункт отправления: прибыв в пункт назначения, т.е. оказываясь «там», он взирает на местность «здешним» взором, как тот же Вакула, который при встрече с императрицей едва удержался от вопроса про мед и сало. Турист создает вокруг себя особую ауру, где ему на некоторое время удается отстраниться от изрядно надоевшей повседневности, но, набравшись впечатлений и всего того, о чем можно будет рассказать дома друзьям, он возвращается отдохнувшим к своим прежним заботам. Он никогда не становится странником, т. е. тем, кто открыт переменам, прощается с собою бывшим, выбирает путь и оказывается сторонним всему тому, мимо чего проходит.

    Бытие странника – пребывание. Это слово, взятое из языка вымышленных новостей центральных газет советского времени, как ни странно, в экзистенциальном плане наиболее точно фиксирует момент избыточного бытия, наполненности до краев проживаемой жизнью.

    Пребывание – это максимальное единение с той местностью, через которую пролегает дорога. В лесу ты – лес, в степи – ее пыль и пожухлая трава. Пребывание – это процесс некоего внутреннего наполнения человека уникальным опытом, о котором можно сказать так: нельзя пройти через что–то, не став тем же. Общение с объектом, каков бы он ни был, предполагает приближение к нему, что и происходит со всяким, кто вышел на дорогу. Без этого приготовления к встрече реальные события проживаемой жизни скудны как телевизионные новости. Моментальное овладение объектом, что практикуется современными средствами массовой информации и техническими достижениями в сфере транспортных услуг, застигает человека врасплох: он взирает на ущелье, доставленный на вершину по канатной дороге, разговаривает с обитателями затерянного в глуши монастыря, забыв выключить сотовый телефон. И, удрученный банальным смыслом увиденного и отсутствием настоящих впечатлений, отступает, сокрушаясь по поводу своей наивной веры в наличие высших уровней бытия. В эпоху справочной литературы, путеводителей и квалифицированных туроператоров мысль о том, что справочник по определению не может быть литературой, а сущность предмета открывается лишь по мере приближения к ней, скорее всего будет воспринята как банальность. Тогда попробуем высказаться иначе, не без риска вызвать неудовольствие паломников, посещающих святые места: опыт дороги важен тем, что позволяет дистанцировать путника от собственного желания получить ожидаемый результат, поскольку дорога, это извечное «еще–не–ставшее–бытие», присутствует у всякой сущности в качестве оболочки, защищающей ее от суетливой профанации.
     
  2. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Тот, кто вышел в дорогу, и тот, кто вернулся, - два разных человека, можно сказать и так.
    Отправляясь в путь, человек оставляет прежде всего себя прежнего, оставляет всё накопленное, высвобождается из него и вливается в событийно-пустотное пространство дороги. Это сходно с умиранием, путешествие - маленькая смерть, и человека пути характеризует готовность к ней.

    Мацуо Басё. Путевые дневники
     
    NikoPilgrim нравится это.
  3. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  4. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
  5. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    я просто на первый абзац дал ссылку )
     
  6. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Дорога - живая нить, сутра (слово "сутра" в пер. - "нить") междумирья и сутра как мир. Чтобы впустить себя в этот мир, нужно полностью вручить себя дороге, довериться ей без остатка. В дороге как нигде наиболее явственно ощущаешь себя в потоке бытия. Дорога есть само проявленное движение. И если можно сказать, что даже никуда не двигаясь, мы находимся в пути, то можно сказать и обратное: даже двигаясь по дороге, мы сохраняем нечто неизменное, и эта неизменность - в отстранённости, в пустотности воспринимаемых и происходящих событий. Внешне выглядящая как статичное полотно, по которому человек совершает движение, дорога, возможно, не что иное, как живая лента человеческого сознания, помещённого в ту или иную среду местности. Даже остановка в дороге не останавливает это движение, но является органичной его частью, дополняющей, балансирующей.

    В дороге человек встречается с самим собой. Всё и все, с чем и с кем встречается человек в пути, - это он сам, в разных видах, формах и ликах, разных состояниях своего существа. Так, "волков бояться - в лес не ходить": отправляясь в путь с любым видом агрессии, негатива, страха, мы неизбежно навлечём на свою голову соответствующие события. И напротив: благодушие и открытость дарит лёгкость пути, открывает новые перспективы и горизонты. Тем самым путешествие, даже самое незатейливое, может стать наиболее простым и эффективным способом самопознания, своеобразной самопроверкой. Внешнее движение по пути всегда имеет внутреннюю сторону, и наблюдать их синхронность - удовольствие для странствующего человека.

    Дорога имеет свои, дорожные, знаки. Знаки эти тоже, с одной стороны, указывают на особенности пути или положение на карте местности твоего сознания, а с другой - они им же и "установлены". Разным людям одна и та же дорога откроет разное пространство, выведет в разные стороны. Да и одна ли это дорога?

    Дороги, как реки, впадают одна в другую, переплетаются подобно ручьям. Некоторое затруднение испытываешь на развилке, на перекрёстках - в узловых местах. Выбор всегда затруднителен для человека, так или иначе. Ведь от него зависит, куда ты попадёшь, какой сложности дорога предстоит. Однако забавно то, что, куда бы ты ни пошёл и что бы ни выбрал, в любом случае ты выбираешь только свою дорогу - ту, которая нужна в данный момент.

    Дорога имеет свои, дорожные, законы. Автомобилистам, например, хорошо известен один такой закон. Он называется "проехали". Скорость движения диктует быстрое отреагирование и безостаточное оставление. Если уж случилась в дороге неприятность, не нужно класть её в свой багажник. Например, один подрезал другого, водители дружно выругались (это тоже своеобразный ритуал тех, кто за рулём, - часто, впрочем, беззлобный), но уже на следующем светофоре каждый видит другую дорожную ситуацию и должен соответствовать ей. И если он будет продолжать рефлексировать по поводу того, чего давно уже нет, он неизбежно смоделирует новые аналогичные неприятности на своём маршруте. Закон "проехали" напоминает историю о двух монахах, которые перенесли девушку через реку. Другой закон дороги - закон взаимопомощи. Он прописан в нас на глубинном уровне, вероятно потому, что странствующий человек открыт всем ветрам и тем самым уязвим, беззащитен, и каждый из нас знает в себе эту уязвимость, хрупкость всего живого, помещённого в открытый космос "равнодушной природы". Интересно, что эта самая хрупкость и уязвимость, наша человечность - то, что мы как бы противопоставляем механистичности бытия, - таит в себе великую и непостижимую живую силу, подобную ростку, пробивающемуся через асфальт.
     
    Последнее редактирование: 8 июн 2015
    NikoPilgrim, La Mecha и plot нравится это.
  7. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Владимир Малявин:

    "Путешествие предоставляет, несомненно, отличные возможности для развития и испытания этой тонкой чувствительности, ведь путешественник как никто другой открыт миру и без остатка отдается впечатлениям, буквально живет ими, пере-живает их. Бесприютный и одинокий проходит он перед разверстым зевом мироздания, защищенный на самом деле только бескорыстным исканием правды. Между прочим, самая надежная защита — надежнее всех «систем безопасности» и тем более чувства домашнего уюта — просто потому, что открытость миру воспитывает и великое смирение, и ту самую тонкую чувствительность духа, которая дает способность предвосхищать события, прозревать опасность до того, как она проявится вовне. Не на эту ли мудрость по-детски доверчивого приятия мира указывают слова Конфуция: «Благородный муж верит всем, но первым замечает обман»?

    Тому, кто открыт миру, мир сам открывается в своей самодостаточной, спонтанной и, следовательно, прекрасной и живой явленности. «Мир — священный сосуд, кто захочет им овладеть, тот его потеряет», — говорил даосский патриарх Лао-цзы. Поистине, мир можно видеть только восхищенным…".
    Из предисловия к книге “Цветы в тумане: вглядываясь в Азию”.


    "...путешествие ценно не столько увиденным в нем, сколько тем, что в нем рано или поздно наступает момент перенасыщенности впечатлениями, отчего душа требует метанойи, хочет воспарить над миром, как самолет, набрав скорость, уже не может не взлететь в небо. В этом нечаянном перевороте ума, вместившего в себя мир, насытившегося им, только и открывается смысл существования. Момент истинно религиозный, не сказать апокалиптический, когда небо сворачивается «как горящий пергамент» и все вещи вдруг начинают отсвечивать новым, неведомым светом, так что, по слову Апостола, «имеющий как будто не имеет» и «радующийся как будто не радуется» (сходная характеристика мудреца встречается в конфуцианском каноне «Лунь юй»). Тут действует какой-то общий закон жизни. Хорошая мысля приходит известно когда… И по Фрейду понимание всегда предполагает запаздывание, Nachträglichkeit. Я бы назвал это всегда задерживающееся прозрение помыслием. Есть же в русском языке посмертие, похмелье и т.п. А слово помыслие хорошо еще и тем, что предполагает наследование прежним мыслям и одновременно некое помышление, обещание нового.

    Китайцы, вообще говоря, пускались в путешествия не из любопытства, а чтобы пережить прозрение. Для них странствие сохраняло внутреннюю связь с паломничеством, пусть даже объектом поклонения в сильно гуманизированной (но без гуманизма!) культуре Китая был свет в последней глубине человеческого сердца. Чтобы войти в себя, нужно не делать усилие, не крепить хватку сознания, а как раз отказаться от всяких усилий, как бы распустить себя. Недаром жизненным идеалом китайцев было «беззаботное странствие» духа. Нескончаемое странствие среди «тысяч пиков, десяти тысяч ущелий», которое можно совершить, даже не вставая с ложа. Уноситься вдаль, не отрываясь от родной почвы и всех привычек уютного быта: вот подлинное пространство превращений, которые дадут новое видение мира, позволят скользить поверх всех вещей, оставаясь среди вещей. Такова природа пути: быть в мире, не будучи стесненным им.

    Классическая формула из «Книги Перемен» определяет реальность так: превращение, которое проницает мир и тем самым обретает качество долговечности. Распространяясь во все стороны, превращение собирает мощь бытия, не теряя свойств «текущего момента», пребывая всегда «здесь и теперь». Нельзя одолеть мир, не пройдя сквозь него. Из какофонии земных звуков рождается небесная гармония, в которой сполна раскрывается природа вещей. Даже массивный бык, разделываемый искусным поваром (см. гл. 3 «Чжуан-цзы»), радостно погружается в ритм вселенской жизни, «словно ком земли рушится на землю», или, если вспомнить другое классическое сравнение, как чистая вода выливается в чистую воду. Повар полагается на «небесное устроение» быка, некий принцип микро-организации мира, каковая есть со-вместность всех моментов бытия. И тогда от одного незаметного движения бычья туша рассеивается, что значит: приобщается к «небесной» полноте жизни. В отличие от Архимеда премудрый китайский мясник не ищет точку опоры, а находит возможность перевернуть мир изнутри него самого, в точке «центрированности» бытия, и это точка… безопорности! Так мясник делает «небесную работу» – чистую работу безграничной действенности, не оставляющую следов".

    "В Китае идеальным считалось как раз такое, небесное сообщество мастеров, где, строго говоря, никто ничего не делает, но все делается спонтанно и безупречно[1]. Примечательна эта раздвоенность видения между взглядом из бесконечной дали, в котором опознается нерушимый покой неначавшегося и завершенного, и взглядом, упершимся в актуальность происходящего, почти сведенным к физическому осязанию или, по завету традиции, «познанию наощупь». Эти перспективы, как макромир и микромир, несопоставимы и непроницаемы друг для друга: одна всегда отсутствует в другой. В обоих случаях нет никаких внешних отношений, никакой предметности опыта. Реальность мирового со-бытия есть, согласно еще одной классической формуле, нечто «предельно большое, не имеющее ничего вовне себя, и предельно малое, не имеющее ничего внутри себя». Пересекать границу между тем и другим, переживая смену целой «картины мира», – значит испытывать бытие на прочность, предаваться чистой радости игры. Так ребенок бьет игрушку о пол, желая узнать, выдержит ли она. Кто опосредует и собирает эти несходные планы бытия в некой непостижимой цельности нетварного покоя? Неведомый «высший предок» или даже, точнее, «великая мать» всех явлений, «изначальный блик-облик» всех людей как родовая полнота человечества.

    Если бескрайний простор хранит в себе глубину центрированности, то концом пути может быть только возвращение в родной дом. Путешествие по Китаю должно завершиться возвращением в древнюю страну лёсса, этот мир вечных снов о величии мира".
    Источник.


    Из интервью MoReBo
    (Владимир Малявин: "Дорожные впечатления действуют как дрожжи, заставляющие сознание бродить"):

    - ...Но если путешествие только удостоверяет нечто уже известное, не лучше ли сказать словами Розанова о Шопенгауэре: «представим себе – и путешествовать уже не нужно»?

    - В том-то и дело, что в мире событийности есть только единичности, конкретность опыта, неисчерпаемое богатство разнообразия, каковое и есть жизнь. В нем нет никакой отвлеченной идеи. Мы не можем познать этот мир, мы можем только его открыть в определенный момент времени в точке пространства. Вот здесь путешествие незаменимо и даже оказывается необходимым условием духовного прозрения. Именно оно сталкивает нас с разнообразием мира. Недаром тибетцы считали, что в путешествия (по сути, паломничество) должны отправляться только духовно зрелые люди.

    - Если вы не принимаете ни Запад, ни Восток в их, так сказать, актуальном историческом обличье, то как Вы видите пространство встречи путешественника с миром?

    - Говоря предельно кратко, это «тайна Азии», безмерность внутренней глубины опыта, которой откликается беспредельность азиатских просторов. В азиатской религии важны не идея и культ, а место как таковое, взятое в его таинственной глубине. В прологе к книге ставится тема цельности азиатского мира в пустоте. Даже географически центр Азии – это великие пустыни и степи, к которым примыкают с северо-запада и юго-востока Россия и Китай, подобно двум крылам гигантской мифической птицы (тоже важный образ азиатской мифологии). Эта пустота и предопределяет преемственность всех религиозных и культурных стадий исторического развития в Азии от первобытного шаманизма до буддийской метафизики и изощренного примитивизма китайской или японской культур (опять-таки очень разного по своей природе). Это означает также, что азиатское прозрение возвращает образ мира к его непреходящей обыденности. Буддийская концепция недвойственности нирваны и сансары есть лишь утонченное философское обоснование той нераздельности мифа и действительности, которая засвидетельствована древнейшими наскальными изображениями в Южной Сибири: на них идеальный мир представлен сценами самой что ни на есть обыденной жизни. Азиатский герой, возносясь на Небо, возвращается на Землю.

    - Можно ли выделить устойчивые вариации этой целостности азиатского мировоззрения?

    - В книге часто упоминаются две важные оппозиции внутри упомянутой преемственности земного, небесного и человеческого. Для китайской традиции – континентальной в географическом и имперской в политическом отношениях – характерна тенденция к распредмечиванию мира, возвращению к состоянию предмирности и удержанию внутренней глубины духовного бодрствования. Японская же традиция – островная и локальная по своему характеру – являет пример культуры опредмечивающей, устанавливающей жесткое сцепление понятия и вещи. В этом отношении Япония действительно принадлежит скорее Западу, чем Востоку. Другая важная оппозиция – небесный и человеческий полюсы бытия, понимаемого в Азии как пустотный круговорот. Самый яркий пример первого варианта – Тибет с его теократическим укладом.

    Напротив, в Китае приоритет отдавался человеческому полюсу. Там светская власть наделялась сакральной значимостью, учители Китая искали в повседневной жизни небесную глубину. Сегодня китайцы утверждают, что главная черта их культуры – «фундаментализм человеческого». Отсюда и малопонятная европейцам тяжба между китайской и тибетской традициями при общности их мировоззренческих посылок, ревнивое отношение китайских властей к прерогативам ламаистского духовенства. Дошло до того, что в Китае законодательно закреплено право компартии присваивать звание «живого будды».

    - Читателю придется самому сделать выбор между иллюзией и действительностью, небесным и человеческим?

    - Исторически каждая традиция в той или иной форме делает этот выбор. Но я думаю, что выбор – это удел малознающих людей и что высшая свобода – принять жизнь во всей ее полноте.

    - А как же выбор маршрута?

    - Отправляться в путешествие, чтобы познать истину, может быть, и необязательно. Нет ничего более пошлого, чем праздное посещение «культурных достопримечательностей». Лао-цзы говорил, что мудрый познает мир, не выходя со двора. Но и в этом случае и даже больше, чем кто-либо другой, мудрец остается странником в этом мире. Недаром искатели истины в Азии часто переживали прозрение именно в пути и – замечу особо – в тот момент, когда они читали книгу.
     
    La Mecha, plot и Ондатр нравится это.
  8. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Не будете возражать, если я перемещу ветку в Ландшафт?
     
  9. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Не буду. )
     
  10. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    У дороги есть свои, дорожные, тайны.

    Тайна "новой трети" - это когда дорога каждого нового дня, от утра до вечера, содержит две трети хорошо знакомого маршрута, а третья её треть выходит за пределы этого известного мира. Третья треть - шаг в неведомое. Без неё дорога дня кажется пустой. Но этот шаг в неведомое хорош именно после двух третей известного пути - так органичнее сознание усваивает новое. Кроме того, в этом случае третья треть дарит особые находки - открытия и откровения. Потому и тайна.

    Тайна "не тех дорог". Удивительное, на первый взгляд, обстоятельство заключается в том, что ненужные, "не те" дороги - заводящие в тупик, приводящие в незапланированные места, дороги, представляющие собой трудности и прочие испытания, всевозможные дожди и непогоды, обрушившиеся на вашу голову во время такого пути, - это тоже необходимая часть Тех дорог. Тех, которые приводят к цели - на какой-нибудь заветный, заповедный берег, в непостижимой красоты места, которые дают ответы на искомые вопросы, дарят прикосновение Неведомого - это уж кто чего заказывал. Вот парадокс: не было бы "не тех" дорог, не было бы и "тех"... Так что спасибо вам, "не те" дорожки. Плутая в ваших дебрях, я знаю, что именно вы - залог моих счастливых дорог, их оборотная сторона.

    Тайна "двух сторон". Дорога, благодаря скорости, включённой в её структуру, позволяет довольно быстро оказаться с разных сторон одного и того же явления, и осознание этого дарит равностность - перемещает нас над всеми "двусторонними" явлениями как таковыми. Например, сижу я в машине перед закрывшимся переездом и жду, пока проедет поезд. А в одном из светящихся окон вагона сидит человек и смотрит на то, как я сижу в машине перед переездом. А чуть позже уже, наоборот, я сама сижу в вагоне и наблюдаю из окна шлагбаумы - с другой стороны того же явления - и вижу, как в ожидающих авто сидят люди и смотрят на окна проезжающего мимо поезда. Или едешь по дороге и подбираешь голосующего, а потом и сам стоишь на обочине, и подбирают тебя. Ну, частый же случай. Или застал тебя дождик в лесу - пережидаешь его в как раз подвернувшейся деревянной беседке, и от нечего делать смотришь на дорогу, а по ней идёт человек в дождевике. А через какое-то время ты и сам идёшь по дороге в дождевике (надо же, именно по той самой дороге) и видишь, как кто-то в той самой деревянной беседке пережидает дождик. Кто же это там сидит? Может быть, тоже я?
     
    NikoPilgrim и La Mecha нравится это.
  11. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Есть такие места, где дороги заканчиваются. Дорога приводит тебя в это место, пожимает плечами и сворачивается клубочком: дальше пути нет, - как бы говорит она. Хочешь - иди обратно. Но как только ты начинаешь думать об обратном пути, ты совершенно чётко видишь, что обратного пути нет тоже. Мира, откуда ты пришёл, уже не существует для тебя, и ты в нём не можешь оказаться по законам пути. В результате ты находишь себя в своего рода тупике. Это места, где теряешь всё, вместе с самим собой. Здесь нужно оставить всё, оставить по-настоящему и по-настоящему перестать существовать для мира закончившейся дороги. И если это удаётся, то пространство делает интересный выверт: оно поворачивается под совершенно неожиданным углом, под углом, невозможным в той системе координат, в которой лежит старая дорога. И открывает новый путь - и новые миры и горизонты.

    Щедрость дорог: кажется,
    Всё исходил здесь, ан нет - вот ещё,
    И причём в бесконечность.
     
    Ондатр нравится это.
  12. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    SDC14989_.jpg

    SDC19465_.jpg

    SDC15270_.jpg

    SDC14129_.jpg
     
    Glenn нравится это.
  13. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Всё происходящее с путником может быть истолковано как символ. Дорога сама по себе - символ Пути и жизни. Дорога – промежуточный, многоплановый мир. Кажется, что она лежит на горизонтальной поверхности? – О, это видимость, майя, иллюзия. Дорога скорее похожа на причудливый лифт, пользуясь которым можно выйти на любом этаже универсума. И кнопкой, открывающей двери, являются откровения. Но кнопку нельзя нажать, когда вздумается, откровения не запросишь на заказ – они случаются только в должное время. Условие тут одно: нужно быть в дороге. Может быть, это ни от чего не зависящий Дар. А может, готовность предопределяет его проявление. Природа его происхождения – тайна. Ещё одна тайна дороги.

    Озарения, полученные в пути, проживаются ситуативно* - а значит, становятся самой плотью жизни идущего; они познаются им всем существом, начиная с тела, с помещения его в единице места-времени-действия, через выброс в другие, неведомые ранее пространства и вплоть до возвращения снова в привычное тело – другим. Такие постижения ценны тем, что они не теория - они вливаются в сознание многомерно и сразу, и, возможно, именно поэтому дорога дарит хорошую скорость. ...Позже эти откровения долго будут разворачиваться в уме путника, мерцая разными гранями и открывая всё новые смыслы пережитого. Они будут обнаруживаться на страницах разных книг и учений и объясняться многоязыко, покачивая крупными благоухающими бутонами. Они облачатся в форму буквы. Но это уже не страшно, ведь прежде было постижение дороги, этой живой книги Духа.

    В основе всех вещей мира лежит единое. Это ключ. И потому через любую вещь мира можно познать все остальные. Что-то одно может стать всем сразу, вот как, например, с дорогой. Но, конечно, это может быть всё что угодно**.

    Дорога это практика.
    Дорога эта молитва.
    Дорога - это простая и непостижимая ткань жизни.
    И, в конце концов, что особенно ценно, дорога - это дорога. По ней можно идти.
    *Красивое, практически мистическое определение: Ситуация — одноактность и неповторимость возникновения множества событий, стечения всех жизненных обстоятельств и положений, открывающихся восприятию и деятельности человека (Вики).

    **- А как переводятся эти иероглифы? – спросила я продавца, показывая на знаки, начертанные на тёмно-коричневом боку. Продавец не знал, и я перевернула чайник. Иногда ответ нужно поискать с другой стороны. На донышке была наклеена этикетка с названием. «Опавшая листва» - прочитала я. – Но на самом деле это может быть всё что угодно, - пожал плечами продавец. – Да, - согласилась я. - Всё что угодно. Мне нравится, я беру.
     
    Последнее редактирование: 11 ноя 2015
    NikoPilgrim и plot нравится это.
  14. NikoPilgrim

    NikoPilgrim Автор

    Сообщения:
    63
    Симпатии:
    17
    DSC00302.JPG
     
    list нравится это.
  15. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  16. NikoPilgrim

    NikoPilgrim Автор

    Сообщения:
    63
    Симпатии:
    17
    - Со стороны Узунджи
     
  17. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    Спасибо, NikoPilgrim, мне очень нравится эта дорога. Надо будет по ней походить. )
     
  18. TopicStarter Overlay
    list

    list Модератор

    Сообщения:
    6.768
    Симпатии:
    3.475
    "В безлунной пустыне трудно различить верх и низ, постепенно в ней начинает казаться, что то не звезды находятся над тобой, а ты находишься среди них. Дорога нащупывается с трудом, доверяешь в пути больше ногам, чем глазам. Близость бедуинского жилья распознается по запаху, издаваемому отарами овец в загонах, и тявканью обеспокоенных собак.

    Но постепенно все стихает и вдруг как-то сразу оказываешься в самом небе. Тут и начинаешь понимать, почему когда-то пророки пропадали в пустыне. В ней есть шанс проникнуть в глубину мироздания, понять, что звезды не просто дырки на небосводе, а огненные горы, обладающие удаленностью не только от глаза, но и друг от друга. Однажды – в один из таких походов в пустыне среди звезд – я понял, как мне показалось, что именно предлагал дьявол Христу, когда явился и говорил о всех сокровищах мира. На самом деле, он имел в виду свитки Священного писания, спрятанные где-то в пещерах. Ибо мир – это только кем-то рассказанная история. Нет ничего вокруг нас, если это нельзя выразить. Вот дьявол и ловил Его – не на звезды, а на слова, которыми сотворен весь мир… Христос ведь при всей своей образованности ничего не оставил по себе, ни листка, ни свитка. Как бы дьяволу того ни хотелось".

    (А. Иличевский. Мар Саба)
     

Поделиться этой страницей