Сочетания букв

Не один из, это Сам Локапала! Брахма, видимо.

 

***

 

Наверное. У меня все творчество сонное. )

 

Еще одно сонное произведение. Строго не судить. )

Пруд

Трамвай тронулся, и фасады медленно поплыли за окном. Сизо-зеленые деревья и в воздухе будто висит водяная пыль. Камни тротуарной плитки — темно-серые от влаги.

Приду домой и упаду на кровать. Мутная, тяжелая, податливая, как вата, усталость. Особенно тяжелы ноги и голова. Суставы тянет и гнет. Ботинки словно из свинца.

Задремал.

Открыл глаза — где я? А, в трамвае, еду. Куда еду? Череда домов и деревьев. Салон трамвая полупустой. Сутулые фигуры пассажиров сливаются с аляповатыми пластмассовыми креслами. Смотрю снова в окно, и вижу там немного иное, чем ожидал. Снова перепутал маршрут и еду в другую сторону. По северо-западной ветке.

Этот туман в голове... Все из-за спрея, который нам дают после работы. Чтобы мы забыли, что делали в смену. А перед началом работы дают другой баллончик. Вдохнешь, и сразу вспоминаешь. Иначе работать было бы невозможно. За фабричным забором о в памяти остаются лишь смутные образы... Залы, залитые рассеянным светом. Помещения с гудящими машинами. Кабинеты с письменными столами. Комнаты, в которых суетятся люди в спецодежде. Пустые подсобки, коридоры, лестничные клетки с непонятными значками на указателях. Ну и есть на территории завода сад с прудиком, он мне часто снится на выходных. Подземные тоннели — кабели, трубы. В общем, конкретики мало. Чем мы там занимаемся? Мозолей на руках нет, но часто болят ноги. Много приходится ходить. Зачем, куда? В руке обычно чемоданчик... Со-трудников не помню. Только смутные образы, не помню ни черт лица, ни имени, ни должности. Когда оказываюсь за забором, помню только одного человека - Амалию в проходной, в темно-зеленой униформе, на лацканах — те самые значки. Она встречает меня у входа и передает какую-то информацию или вещи.

Из-за спрея у меня и в быту бывают проблемы с памятью — что-то выпадает, а потом неожиданно возвращается. Приду в магазин, подойду к полке, протяну руку, и вдруг забываю, что хотел взять. Все смотрят, как на идиота, а я привык. Психолог на профкомиссии сказал, что компоненты спрея нейтрализовали мою самооценку. Что он имел в виду?

...Вдруг понимаю — этот маршрут привезет меня туда, где живет старая подруга. Ее остановка конечная на северо-западном направлении. Она уже наверняка закончила. Раньше меня обычно заканчивает. Хорошо, что перепутал линию. Или не перепутал.

Трамвай приехал на конечную и, отрывисто скрипнув железными колесами, остановился в крайней точке петли разворота, возле облупленной остановки, утонувшей в нависших ветвях серо-зеленого кустарника.

Пройдя по тропинке между кустов, направляюсь привычным путем. Между четырехэтажных кирпичных домов с узкими балконами. В воздухе пахнет сырой травой и немного тиной. Иногда из открытого окна доносятся звуки музыки, звон посуды и запах готовящейся еды.

Когда я прошел пол-пути и готовился обогнуть по тропинке очередной дом, у меня случилось то самое выпадение — перестал понимать, где я и что я, куда иду и зачем. В таком случае я продолжаю видеть и воспринимать, но образы становятся пустыми от смысла, от распознавания, перестаю идентифицировать образы с картами сознания, с которыми мы обычно сличаем образы действительности, чтобы ориентироваться в ней привычным образом. Я научился не переживать из-за этого. Надо остановиться и ждать, пока пройдет. В принципе, пребывание в море диффузных образов совсем не мучительно, если научиться не бояться потерять контроль. Даже приятно, если честно. Плывешь себе в озере впечатлений, перетекающих одно в другое, свободно протекающих сквозь тебя из мира в мир. Своего рода свобода — свобода от узнавания и определенности.

Выпадение закончилось так же внезапно, как и началось. Я стоял возле дома. Напротив застыл мальчишка лет девяти. Уставился. Что он видел секунду назад?

- Ну, чего? - прикрикнул я. - Кино закончилось, свободен!

Мальчишка убежал.

Обнаружилась другая проблема. Я перестал понимать, где я, в какой части района.

Пошел в одну сторону, в другую — глухо. Как будто карту в голове перевернули, те же дома, деревья, детские площадки и т.д., но перетасованы, как карты в колоде.

Я беспомощно озирался, пока взгляд не остановился на обшарпанном двухэтажном здании поодаль, в стиле постконструктивизма с большими окнами и закругленными углами. Дом быта, магазин «У Клементины». И тут же паззл сложился. Я был в трех минутах от дома подруги.

Обогнув последний корпус на пути, я вышел к группе деревьев и кустов, непосредственно за которой ждала меня близкая моему сердцу пятиэтажка буквой «П», обращенная концами буквы к пустырю, живописно поросшему молодыми березками, пересек рощицу и застыл — дома не было. «Снесли?» - пронеслась мысль. В моем районе недавно стали сносить старые панельные дома. Я помню ощущение — стоял дом, жили люди и все такое прочее, а тут стоишь перед фундаментом, который вровень с землей словно срезали огромным ножом.

Но здесь было еще более странно — не фундамент, а ров точно по форме цоколя, до краев наполненный металлически-серой водой, своей дальней кромкой плавно переходящей в пасмурное небо над пустырем. Откуда-то на дорожке у бывшего дома взялась скамейка — кажется ее тут не было — и я опустился на нее, иначе бы, наверно, сел бы на землю. Так, знаете, ставят скамейки на берегу городских прудов, чтобы прохожие могли присесть и полюбоваться водой.

Небо потемнело. Стало мелко моросить. Я застегнул куртку под самое горло. Одежда постепенно напитывалась влагой.

Сквозь тучи пробился луч и протянул радугу над пустырем. Строгий голос из туч произнес: «Та, что царила прежде в сердце твоем, теперь...» - и далее неразборчиво. По небу над горизонтом побежали крючки непонятного письма — не то арабского, не то японского. Я не разбираюсь. Луч пополз по равнине и скользнул в ров с водой, остановившись почти у самых моих ног. Я встал со скамейки, чтобы лучше рассмотреть — ров окружала невысокая кромка свежеразрытой глины, пахнущей дождевыми червями.

Вода в пруду не стала прозрачной, но обрела измерение глубины. Вглядываясь, я видел клубы тумана, они чередовались слоями: одни выше, другие ниже. Это были галактики, отдельные пространства, наполненные фантастическим многообразием форм. Луч указывал все глубже и глубже, пока не остановился на мире сильных, но изящных существ, покрытых золотистой чешуей. Среди калейдоскопа стремительных мазков мелькнуло до боли знакомое лицо. Луч задержался на мгновение.

В бессилии я снова опустился на скамью. Дождь прекратился. Тучи разошлись и в просвете образовалось синее небо. Поверхность пруда также стала синей и гладкой.

Из пруда поднялась полупрозрачная сфера, отливающая металлом. Медленно поплыла ко мне. Остановившись на секунду перед лицом, она придвинулась ближе и окутала голову прохладным облаком мельчайших капель. Зудящее беспокойство, бывшее моим вечным спутником, растаяло без следа. Я встал и пошел к трамвайной остановке.

 

Сознание, комнаты, тени

На поверхности моего ума плещется океан сознания. Порой случается штиль или шторм, но обычно бегут спокойные волны с белыми барашками, а над ними — как бы пар. Иногда волнение поднимает легкую бежевую или рыжеватую муть, но это чистая муть, не отягощенная чем-то чуждым стихии воды. Если нырнуть, там будет дно. Несколько слоев дна. Под слоями - идеальные комнаты, хранящие воспоминания сцен жизни. Идеальную их фракцию, проекцию на светлые воды моря. Или воды других оттенков. Цвет воды важен, так как задает тон посланию, зашифрованному досемантическим кодом водной интуиции.

В мире морской стихии и его подпространств есть местный «я», который тот же я, что и в земном мире, только другой. Если я закрываю глаза и попадаю туда, в морское царство, то просто становлюсь им и даже не замечаю перемены. Чтобы обнаружить множественность, мне нужно тамошними глазами посмотреть на мою жизнь в земном мире. И вот тогда я вижу тяжелый, инертный, липкий механизм, который наматывает меня тутошнего на жернов, перемалывает в муку, засовывает меж шестеренок спутанных обязательств, растворяет в серной кислоте чувства вины, выбрасывает в черный космос бесконечного ожидания открепительной визы из пространства этого механизма.

Тамошний "я" смотрит на земного с легким сожалением, как на ржавую трубу среди благородных водорослей, колышимых спокойным течением мысли. Труба, конечно, предмет инородный. Но вода терпит металл, поскольку знает, что сильнее металла, что однажды железо рассыплется в труху, а труха — на элементы стихий. Из которых дух воды придумает, как создать что-то нужное, эндемичное.

В идеальных комнатах обитают идеальные Тени. Это слепки личностей, знакомых нам в миру. Но это те их глубокие сущности, которые сыграли уже во все виды игр, перебрали все комбинации привязанностей и ожидают визитера в своих глубоко виртуальных сумерках лишь для того, чтобы передать особый личный импульс, сверх-простое послание, состоящее из кванта неконцептуальной информации: индивидуальный отпечаток момента, который когда-то был состоянием души, которая желала себя выразить, была духом раздора или, наоборот, гармонии; а потом вдруг... прошло столько времени, что всякая потребность в самовыражении развеялась в пустоте. Однако остался импульс, остался взгляд, причем на вас глядит одно — бесконечное и беспечное - а взгляд унаследован от другого — стародавнего болезненно-центрированного состояния, с которым потеряна связь. Взгляд индивидуален. Передав этот взгляд, Тень тут же сливается с Тишиной внутреннего космоса, а вслед за ней и пространство - «комната» - теряет различимость.

Тогда мое тамошнее «я» словно поплавок выныривает в юдоль светлых волн, а затем поднимается выше, в прозрачный вакуум, чтобы зафиксировать взгляд Тени посреди мелодического, чистого пения сфер, в форме узора, напоминающего изморозь на январском окне. Там хранятся, вообще, все записи.

 

АКВАРИУМ. ОБЛАКА. ЗАВОД
...неравномерная нагрузка. Много рутины, когда весь день ... [зачеркнуто в рукописи]. В общем, ничего такого. Но иногда, где-то раз в квартал или два ... [зачеркнуто]. Это требует некоторой... [неразборчиво]. А потом отправляют в санаторий — поправить здоровье. Сажают в автобус с заклеенными окнами и долго везут. Разговаривать в рейсе нельзя. Часы, смартфон другую электронику отбирают. Везут часа два-три.
В санатории получаешь отдельные апартаменты. Просторная комната, с окном во всю стену. Про окно я потом подробней напишу. Все, что нужно, по быту, здесь есть, и даже значительно больше: стол, стулья, кровать, шкаф, аквариум, телевизор, ковер на полу. Мебель и стены — потемневшее дерево, гетинакс и обои. Запах старой квартиры, в которой давно уже никто не живет.
В коридоре хоть утром, хоть вечером - ни души. Раньше, бывало, кого-то да встретишь. А теперь — тишина. Недавно узнал, в чем дело: сегрегатор включили, «Частотный барьер» называется. Отдыхающим, каждому дают частоту, и с нее ты другого не видишь. И лбом столкнуться не можешь. Но когда выходишь в общественное помещение, ощущение как в замке с привидениями: хочется обернуться, а обернешься — никого нет.
Кормят в столовой, по расписанию. Это очень удобно. Правда раньше в столовой можно было с кем-нибудь поболтать, а теперь — мертвая тишина. Только Петровна в белом переднике на раздаче, но с ней особенно не поговоришь. Кажется, она на препаратах.
Есть тут еще бассейн с римской баней. Обслуживание так себе, я вам скажу. Запах хлорки, на кафеле — скользкий налет. Вода в бассейне холодная. В общем, на любителя.
Так что, в основном, сижу у себя в комнате.
Тут многое продумано для отдыха. Электронная кукла, например. Я не любитель таких развлечений, но порой нужно снять напряжение... Очень современная модель. Материально дана малая часть — меньшая, кхм, чем известный торс Венеры. Наверно, из экономии. На складе можно подобрать нужный образец. Я Арину пробил в базе данных, она у нас в управлении служит завхозом с прошлого года. Симпатичная, только замкнутая какая-то (я и сам не особо общительный). Подключаешь куклу к розетке — и нейронные сети прямо в мозг проецируют образ по электродам. До чего дошел прогресс!
Полки с книгами... Не решаюсь гадать, как их тут подбирали. Всякая всячина. Но, бывает, что-то возьму почитать. Например, перед сном. Есть другая еще мелочевка, на полках, в шкафу. Словно когда-то давно жили тут люди.
Про аквариум я уже говорил — литров двести, большой. Из него прямо в стену уходит труба. Как я понимаю, где-то дальше там резервуар, от которого в комнаты трубы ведут. Обычно аквариум пуст, лишь сонно колышется морская трава, но бывает, две-три стайки тропических рыб заплывет.
Как-то лег, задремал, и привиделось, что чудище из-за стены ко мне приплыло. И таращится на меня человеческой головой. Я подскочил на кровати, тахикардия, холодный пот... Оказалось, это течением мусор из труб прибило, пару рваных пакетов я принял за монстра.
Я нажал на кнопку, и пока был в столовой, мне почистили «банку».
Но из всех развлечений, главное — это окно. Подхожу и стою там часами, разинув рот.
Окно смотрит в шахту. Шахта конусом уходит в гранитный массив, постепенно сужаясь по мере погружения в недры. Стены с грубыми сколами поросли мхом. Шахта чем-то таким наполнена... Поначалу я думал, что это вода, потому что струится как вода: потоки, завихрения, пузырьки. Но потом все же решил: нет, воздушная среда. Иначе как бы они дышали? Просто плотный, особенный воздух. Освещение — сумерки, то светлей, то темнее. И в комнате, соответственно, так же.
...Сначала просто игра света и тени, а потом раскрывается полный жизни, особенный мир. И вот ты уже там: цветы и бабочки среди люминесцентных прядей, вереницы диковинных существ, которых не сыщешь в энциклопедиях... И люди тоже — появляются два раза в день: раз утром перед завтраком первый поток, когда они все вниз падают, и вечером, в семь-восемь — второй, восходящий поток. То их мало, то летят непрерывно. То парят на месте, заглядывают в окно, то проносятся со свистом. Иногда чье-нибудь лицо кажется знакомым. Где-то вроде видел, но не припоминается, где и когда.
Когда падают вниз, то смеются от счастья, наверх летят — на лице тревога.
***
Мне обычно снятся черно-белые сны. Ну а тут — цветные и яркие как наяву.
Снится мне — гуляю по облакам. Под ногами будто бы бархат, покрытый росой. Приятно охлаждает стопы. Со всех сторон облака, розовато клубятся. За ними глубокая синь неба: то ли ночь, то ли день, не поймешь. Но звезды просвечивают.
Облака разные — больше и меньше, плотнее и тоньше. Можно прыгать с одного на другое, когда они рядом. А на них, приглядишься, поля и сады, все из той же облачной ткани. Цветные канарейки с щебетом носятся взад и вперед.
Вот иду я, иду... и вдруг пропасть передо мной в облаках. Страшно вниз посмотреть. Впрочем, она не сразу обрывается, к ней как бы ступени ведут. Сразу даже как-то небо сгустилось и воздух потяжелел. Там, дальше за пропастью облака продолжаются. Но они далеко, уже не допрыгнуть.
На одном из уступов, пригляделся, на туманной террасе кто-то сидит. Пара лунных шагов — и вот я уже рядом. Юная дама, прижав к подбородку колени, волосы собраны сзади в свободный хвост. Заглянул ей в лицо и ахнул от удивления: Арина! Та самая, со службы. Задумчиво смотрит в разверстую облачную бездну. Из одежды на ней ночная рубашка, росой пропиталась, облегает фигуру. И я грешным делом подумал, что это продолжение электронных грез.
Но тут щелкнуло что-то в уме. Словно восприятие тумблером перевели в особый режим. Эротика сразу ушла на периферию.
Я присел рядом с Ариной. Не знаю, было ли это мое собственное побуждение. Тело онемело и двигалось будто само собой.
- Что, грустишь? - спросил голос — будто бы мой.
Арина не оглянулась на меня, словно знала, что я приду.
- Никак не привыкну к перелетам, - сказала она.
- Но ты должна минимум раз в месяц подниматься, - ответил как-бы-я. - Иначе вибрации плотного мира повредят структуру.
- Особенно обратная дорога, - продолжила жаловаться Арина. - Восходящий поток, когда вверх по нему плывешь... чем выше, тем больше ощущаешь на себе грязь... это такая липкая мерзость... А потом она засыхает, отваливается кусками и при этом будто отдирает тебе кожу.
Небо стало заметно светлей, звезды побледнели и, одна за другой, постепенно покинули небо.
- Ну ладно, не переживай. Еще пару раз спустишься, а потом переведем тебя на станцию, - я ткнул пальцем куда-то в облака. - А теперь давай, пора... Если хочешь успеть до большого потока.
Арина кивнула.
Потом поднялась, разбежалась и прыгнула в пропасть по широкой дуге; за собою оставив размашистый след из мельчайших серебряных капель. Которые растаяли за пару секунд без остатка.
Тут я снова услышал щелчок и увидел тотчас же непосредственно рядом с собой другую женщину, более взрослую. Ее светлые волосы висели каре, металлический блеск светлых глаз неприятно жалил рентгеном.
- Ты как сюда попал? - спросила она. - А я-то думаю, откуда диссонанс... Ничего, сейчас отправим тебя по адресу.
Расстегнув верхний карман своего комбинезона, она извлекла нечто, напоминающее шариковую ручку. Серебристым колпачком указала вниз, в облака, и я тотчас же провалился в указанном направлении.
***
Я летел сквозь слои материи: туман, вода, камни, почва... Но все это было зыбкое, призрачное, и сопротивления я не встречал. С каждым слоем среда становилась темнее. И вот, наконец, прилетел.
Сижу у воды в темноте. Вода — чернее черного. Все, что видно — едва заметные блики на масляной глади воды. Может, это нефть и есть?..
Постепенно привык к темноте, стал различать детали. Увидел, что сижу на пологом и широком валуне. У воды он был на ощупь чуть маслянистый. То ли от черной жидкости, то ли бактериальный налет. В самой кромке у берега копошилась мельчайшая живность — типа дафний. А на камне лениво возились крупные блестящие жуки. Дальше в сторону, нагромождение валунов — побольше, поменьше. И тихо плещется угольно-черная жидкость, окружая со всех сторон, прикрытая сверху колпаком неподвижного воздуха. Вот и всё.
- Эй, ты там! - заорал я, глядя вверх. - Ты куда меня забросила? Это неправильный адрес!
В воздухе было мало кислорода, и от крика у меня закружилась голова. Я прилег на камень, ноги вытянув в море. Камень приятно грел спину.
Мое послание, как ни странно, дошло по адресу. Перед глазами промелькнуло несколько кадров, искаженных проекцией на черноту. Сквозь пелену я увидел блондинку в комбинезоне, она поднималась по тонкой алюминиевой лестнице. Вот она становилась, посмотрела вниз, в облака. Задумалась. Достала из кармана блокнот, полистала, что-то нашла. Нахмурила лоб, перечитала. Пожав плечами, направила ручку на меня и немного отвела в сторону.
Будто искра проскочила ко мне, разорвав темноту. И меня снова поволокло. Повело правее и, возможно, чуть выше. Когда снова можно было открыть глаза, стало светло. Во всяком случае, по сравнению с предыдущим местом.
Оглянулся. Острый мыс, выдающийся в море, сплошь поросший бесцветной травой. Нагнулся, пощупал — трава как трава, только очень сухая. Запах — то ли полынь, то ли сено.
Я пошел прочь от моря, вглубь этой новой земли. Поросший травой лоскут глинистой почвы, на полметра выступающий над тяжелой водой, чем дальше, тем более расползался вширь. Вот уж кончилась ровная степь, перешла в легкую холмистость. Еще дальше виднелись в тумане пологие горы. Сколько видно — все та же степная трава. Небо серо-лиловое, плотное, низко висит. Ни луны, ни солнца.
Присмотрелся — поодаль что-то тускло блестит в траве. Подошел — круглая лужица, в ладонь глубиной. Вода совершенно прозрачная, чистая. Вдруг я понял, что до смерти хочу пить. Зачерпнул пригоршню — выпил, зачерпнул еще. Вода холодная, вкусная. Хотел еще зачерпнуть, но вода уже просочилась, ушла вниз, обнажив мокрую серую глину.
Картина вокруг стала меняться. Вроде тот же ландшафт, но поверх проступили новые вещи. Груда мусора в ямке, обломок бетонной плиты, арматура торчит из дороги. Вот дорога вылезла из глины, убитая бетонка.
Меж холмов возник город — неуклюжий, бетонный, кривой. Застройка случайная — где смогли, там воткнули дома. В узких дырах окон тлеют тусклые маячки ламп. Вечереет. С моря ветер подул, стало вдруг холоднее. «Остров быстро отдает тепло», - сама собой пришла мысль.
Вдруг я начал понимать. Картинка стала складываться. Вон тот серый параллелепипед с кривыми углами — это мой дом, там я живу. Перед глазами живо встало неказистое, но какое-то очень настоящее жилье: кухня, стены с облупившейся краской, чайник кипит на плите. Блик тусклой лампочки на потолке. Так что же, получается, угадала она со второго раза...
Чуть поодаль за городом сумма черных углов — Завод. Внезапно ожившая память рисует: с каждой сменой туда вереницей идут люди в одинаковой одежде из стеганой плотной ткани. Все работают там, город — это и есть Завод. И я тоже работаю там. Охранник, контролер... что-то такое. Надо будет уточнить.
А у моря вон там — ржавый пирс. Как нападает меланхолия, выхожу на него. Наблюдаю, как ветер безуспешно пытается поднять шторм. Вода тяжелая, не желает волноваться. Долго-долго смотрю на пустой латунный горизонт. Пытаюсь что-то вспомнить.
А потом возвращаюсь обратно. Туда, где всё знакомо. Завывает ветер. Вездесущий свист ветра связывает, собирает мир воедино. Выдувает тоску, неуместные образы, псевдо-память и цветные сны. Выносит в космос, за пелену понятного. Для работы ума это оптимально. Реальность должна быть одна, и она должна быть понятной. Важно найти себя и держаться.