Устремив взгляд

Устремив взгляд. ​

Глава 1. ​

Родом я из Крепости Синего Пламени, которая находится далеко отсюда, в двадцати переходах на запад, почти у самого моря. При рождении меня назвали Утренним Цветком, однако моё воинское имя – Железный Ручей.

Воспитывался я, как и все мальчики, на мужском дворе Крепости и когда исполнилось мне пятнадцать, мой наставник сказал, что я готов к выступлению в большой мир. Это взволновало и обрадовало меня, потому что с детства я стремился увидеть мир за пределами Крепости и был рождён для бродячей жизни. Наставника моего звали Высокий Сокол, то был доблестный и мудрый муж, тоже из бродячих, на некоторое время осевший в нашей Крепости. И вот ему пришло время уходить, а мне – с ним. Но перед этим я должен был пройти инициацию, которая укрепила бы мою связь с Духом и прервала бы пуповину, связывавшую меня тогда с родной Крепостью. Ведь все мы очень привязываемся к исконным краям и близким людям, особенно если никогда до того не покидали их. Только связь с Духом может утешить нас, когда мы уходим.

По замыслу Высокого Сокола я должен был совершить великое моление на вершине расположенной неподалёку горы, считавшейся священной, потому что многие воины совершали там свои радения. Ту гору все называли Закатное Облако, в честь первого воина, в незапамятные времена совершившего на ней первое радение.

Одним ясным весенним утром мы с Высоким Соколом отправились к священной горе. Я покидал свою Крепость навсегда, ведь даже если потом мои тропы будут пересекать её, это уже будет не она. Сердце моё точила боль, будто саднящая рана, когда я целовал на прощанье свою мать. Она не плакала, а улыбалась и всячески ободряла меня и тогда это мне сильно помогло, а ведь на её сердце тоже было нелегко. Но я не давал волю тоскливым мыслям и скоро почувствовал себя вполне сносно.

Когда мы добрались до подножия священной горы, Высокий Сокол указал мне пещеру, в которой мы расположились. Всё это время мы молчали, чтобы не рассеять внимание, которое должно было быть отдано Духу. В пещере мы прожили два дня, в течении которых я ничего не ел, только пил воду и призывал Дух сердцем. И надо сказать, что голод совсем не мучил меня.

На третий день Высокий Сокол увидел, что пришло время подниматься на гору. Он шёл первым, я за ним. Вершина горы была плоской площадкой размером с небольшую комнату, открытая всем ветрам, солнцу и небу. На этой площадке мы посидели некоторое время, чтобы почувствовать место и чтобы место почувствовало нас. Всегда, когда приходишь на новое место чтобы расположиться на нём, надо посидеть некоторое время молча, оглядеться, вжиться в него, а не бросаться сразу делать что-то; вполне может случиться, что место будет враждебно к вам и надо будет уйти – как же вы почувствуете это, если не посидите молча?

После этого Высокий Сокол оставил мне тёплый шерстяной плащ и ушёл. Я не знал, вернётся ли он, сколько мне надо было сидеть на горе я тоже не знал, может – до самой смерти. Я слышал, бывали такие случаи, когда Дух не позволял наставнику забрать подопечного и тот умирал в радении и то была славная смерть. Знал я только одно: надо призывать Дух умом в сердце.

И я принялся делать это.

Что происходило на горе в эти дни и ночи, рассказывать не буду, единственным человеком, который услышал мой рассказ о том бдении, был Высокий Сокол. Скажу только, что смысл того, что я тогда увидел и пережил, был усвоен мной далеко не сразу и до сих пор я черпаю из этого источника всё новые и новые уроки и откровения

Я провёл на вершине пять дней и ночей и на утро шестого дня пришёл Высокий Сокол и забрал меня. После четырёх дней на горе меня мучила сильная жажда, но я был непреклонен и тогда пошёл сильный дождь и напоил меня так, что когда пришёл Высокий Сокол, я смог спуститься с горы на своих ногах, хотя и опираясь на руку наставника.

Выслушав мой рассказ о том, что я пережил на горе, мой наставник огласил моё новое имя – Железный Ручей.

Мы пробыли на стоянке под священной горой ещё два дня, пока я набирался сил. Когда мы собрались уходить, внезапно налетела гроза и совсем рядом от нас алая молния ударила в старый дуб. Рядом со старым дубом стояло молодое деревце и оно тоже сильно обгорело, но не смертельно. Дуб же выгорел дотла.

Высокий Сокол смотрел на происходящее совершенно неподвижно и молча и струи дождя хлестали по его лицу и стекали по одежде. Потом он посмотрел на меня и взгляд его был суровым и ясным.

- Мужайся, юноша. Скоро нас ждёт большой бой и для меня он будет последним.

После паузы он добавил:

- Это будут варвары с севера, использующие молоты в бою.

Я уже сталкивался с предвидением Детей Неба и потому не стал дальше спрашивать, хотя его слова о том, что то будет последняя его битва, оставили на моём сердце тяжесть. Но я тешил себя надеждой, что Высокий Сокол просто собрался на покой – был он по меркам бродячих Воинов уже в преклонных годах - пятьдесят пять лет он скитался по тропам Духа после того, как вышел из своей Крепости таким же юношей, каким я сам был тогда. То был воистину святой муж, безмятежный и неистовый в своём устремлении к Духу.

* * *

Мы двинулись на север, туда, где, по словам Высокого Сокола, сгущались тучи. Спустя три дня, рано утром, мы вышли на большое селище у подножия гор, севернее же расстилались лесистые слегка всхолмлённые равнины. Жители того селища оглядывались на нас, когда мы шли по улицам и во взглядах их читался страх, ведь Дети Неба чаще всего являлись предвестниками бедствий.

Пройдя то селение насквозь, мы остановились под огромным деревом, в котором сиял Дух. Есть места или люди или вещи, в которых с особенной ясностью сквозит свет Духа. Эти места или люди или вещи – особенные, и нужно быть особенно внимательным к ним. Через них Дух может подать знак или дать силу для большого дела. Именно под таким древом мы и остановились тогда. Был уже вечер, ясный, тёплый и лучи клонящегося к закату солнца светили прямо в сердце. Стояла тишина и мы неподвижно сидели, призывая Дух сердцем. Через какое-то время пришла девушка из селища и, боясь поднять на нас глаза, оставила кувшин воды и большой кусок хлеба. Наставник не стал есть, лишь отпил немного воды и оставался неподвижен, я же поел.

Наступила ночь, и в нашем древе начал разливаться трелями соловей. Те его песни были подобны голосу Самого Бога и всю ночь я не сомкнул глаз, слушая его. Эти песни почему-то рождали в моём сердце грусть. Пару раз из моих глаз даже текли слёзы.

На рассвете я ощутил Приближение. Сюда приближалось войско – я знал это, но не мог сказать точнее – кто они и сколько их. Тогда Высокий Сокол повернулся ко мне и заговорил и глаза его при этом были подобны небу.

- Юный брат, - сказал он, - вот тебе первый урок. К селу приближаются северные варвары, самые свирепые и беспощадные из всех народов населённой земли. И Дух привёл нас сюда. Что нам делать?

Я подумал и ответил:

- Нам надо предупредить мирных жителей, чтобы они спасались.

- Мирные жители были предупреждены с самого момента нашего появления здесь. Они не тронулись с места, потому что до конца надеются на лучшее. Но даже если бы они и попытались спастись, у них бы ничего не вышло. Дети, старики и женщины не смогли бы уйти далеко, а мужчины – не захотели бы. Северные варвары – прекрасные следопыты и обязательно пустились бы в погоню и догнали многих. Так что нам делать, дорогой брат?

Я молчал. Тогда Высокий Сокол продолжил.

- Священный Дух вложил в наши ладони меч. Так что нам делать?

- Сражаться… - предположил я.

- Все сражаются. А мы – Сыны Неба. Так что нам делать, брат?

Я не знал что ответить.

- Зачем Дух вложил в наши руки меч? Сражаться и убивать? Проливать кровь? Умножать скорбь этого мира?

Высокий Сокол вдохнул и прикрыл глаза. Я видел, что все волосы на его теле поднялись. Потом он опять посмотрел на меня и продолжил и голос его был голосом Духа:

- Нет, дорогой брат. Не для того Дух вложил в наши руки меч, чтобы сражаться, убивать, проливать кровь и умножать скорбь. Дух вложил в наши руки меч для того, чтобы мы отдали себя. Отдали себя Духу и людям, всем нашим братьям и сёстрам, что живут на этой земле. Отдавать себя. Уменьшать скорбь. Так уж получилось, что меч – это всё, что мы имеем для этого.

Он посидел молча. Затем тихо спросил:

- Так что же нам делать, братик?

Из моих глаз текли слёзы и я тихо ответил:

- Призывать Дух сердцем, дорогой брат.

Он посмотрел на меня и в глазах его тоже были слёзы.

- Именно так, дорогой брат. Помни об этом.

После этого мы стали ждать.

* * *

Когда солнце поднялось от горизонта на ладонь, с окрестных полей, расположенных за полосой леса, стали прибегать крестьяне с круглыми от ужаса глазами. В селении поднялась паника, женщины и дети были отправлены в горы в тайное убежище и сделано это было очень быстро, потому что люди были готовы ко всему с тех пор, как мы с наставником появились в их селении. Мы же продолжали спокойно сидеть.

Вот в отдалении стали слышны звуки – топот множества ног и шум голосов. Наставник оставался неподвижен, даже глаза его были полузакрыты. Прошло ещё довольно долгое время прежде чем из ближнего леса, который находился примерно в полёте стрелы, выступило войско. Около сотни человек – устрашающего вида варвары с длинными волосами и бородами, одежды их были кожаными и меховыми. Почти каждый нёс на груди круглый щит, а на плече – огромную булаву или молот.

Когда они приблизились настолько, что в безветренном воздухе стал слышен их запах, мой наставник встал. Я тоже хотел встать, но он жестом приказал мне сидеть. Варвары остановились в некотором недоумении и молча ожидали, что будет дальше. Однако, конечно, никакого страха в них не было: то были неустрашимые воины, видавшие земли на краю мира и мало что могло их напугать.

И всё же, мой наставник сейчас выглядел весьма странно: он стоял один против целого войска и в облике его была видна скрытая сила. Вот он обнажил меч и зеркальная сталь блеснула на солнце. Больше с ним не было никакого оружия, а меч казался по сравнению с булавами и молотами варваров никчёмной изящной безделушкой.

Тогда из толпы варваров вышел совсем уж огромный воин, настоящий человек-гора. Он потряс бородой и что-то проговорил на своём языке и голос его был подобен голосу камня и железа. Потом он ещё сказал что-то и вся толпа оглушительно захохотала.

Тогда человек-гора победно заревел и бросился на наставника, занося свой молот. Его удар мог бы расколоть гранитную скалу, однако он пришёлся в пустоту – в последний момент Высокий Сокол легко ушёл от удара. И вот он снова стоял перед варваром, спокойный подобно кошке, устроившейся в укромном месте. Варвар пришёл в ярость и накинулся с удвоенной силой. На этот раз никто не уловил, что произошло, но наставник отступил в сторону и слегка двинул мечом, варвар же пролетел мимо него, рухнул на землю и больше не вставал. Я видел, что рана та была не смертельна и варвар поправится при правильном уходе, хоть и будет хромать, но сейчас он не мог подняться на ноги и лишь глухо рычал.

Наступила тишина. Наставник стоял перед варварами всё так же, опустив меч в правой руке, и не смотрел на них и они думали, что перед ними не человек. Тогда, огласив весь мир своим боевым кличем, вся толпа разом бросилась на наставника.

Что-то изменилось во мне и я всё видел очень медленно: медленно опускались молоты и булавы, медленно, будто танцуя, двигался Высокий Сокол, медленно летели в воздухе капли крови. Всё я видел отчётливо и ясно, словно двигался вместе с наставником.

И видел я тогда непревзойдённое мастерство, казавшееся невероятным и завораживающим. Мастерство наставника было таково, что каждое его движение было движением Духа, связь между ним и Духом отсутствовала, потому что они в этот момент были одно. Тогда я многое понял относительно того, что значит – быть Воином. Я понял, что нас делает Воинами вовсе не сила и быстрота. Нас делает Воинами неразрывность с Духом.

Если варвар, встававший перед наставником, должен был сегодня умереть, он умирал и именно так, как должно. Если же ему не суждено было умереть, он не умирал. Безмолвие наставника при этом не нарушалось ни на йоту. Он не сражался и не убивал – он лишь следовал воле Духа, как река или облако.

И вот, он исполнил всё, что должен был, не больше и не меньше. И варвары перестали атаковать его, а просто стояли вокруг, тяжело дыша, потому что их ярость и их силы истощились. Он же стоял перед ними всё так же спокойно и лишь тяжёлые капли крови стекали с лезвия. Тогда варвары взяли убитых и раненных, положив каждого на два щита, и двинулись прочь. Наставник же сел на забрызганную кровью пыльную землю, положив меч перед собой, и посмотрел мне в глаза. И я понял, что это не конец.

Вот один из варваров оглянулся и лицо его было искажено яростью, потому что он только что потерял брата. Он сжал молот в ладонях и пошёл обратно, а его соратники смотрели ему в след. Я смотрел на наставника и знал, что он знает, что сзади к нему приближается смерть. Когда между ними осталось несколько шагов, наставник склонил голову, словно бы подставляя шею под удар. Я видел, что он призывает Дух в своём сердце. Всё вокруг стихло, даже птицы, даже ветер.

И молот опустился на шею наставника, сокрушив позвоночник. Этот хруст словно бы разбудил меня, прозвучав в ушах словно гром. В этот момент я потерял себя.

Глава 2. ​

Люди из селения, наблюдавшие в отдалении за происходящим, потом говорили, что я вдруг испустил страшный вопль, от которого даже у самых смелых перехватило дыхание, и бросился прямо в толпу варваров, забыв обнажить меч. Словно тень я носился среди них, сея смерть голыми руками, пока кто-то из них не сразил меня ударом молота в спину.

Я и сам не ожидал от себя такого – но ведь я ещё был так молод.

Помню, я сидел над телом наставника, а правая сторона спины была словно охвачена огнём. Потом кто-то поднял меня и повёл под руки куда-то.

За мной ухаживали мирные люди и были они очень добры, но я тогда не отблагодарил их, потому что был как бы мёртв внутри. Ничто не трогало меня, я ни с кем не разговаривал, а по ночам не спал. Те добрые люди кормили меня из ложки, как ребёнка и вообще ухаживали как только возможно. Я пробыл у них пока моя спина не исцелилась. И вот, в день летнего солнцестояния, пришёл ко мне некий Сын Неба, суровый и ясный, возрастом примерно как Высокий Сокол и лицо его было словно бы вырезано из морёного дуба. Он долго сидел передо мной, глядя на меня из под полуприкрытых век. Потом встал и, не говоря ни слова, сделал знак следовать за ним.

Мы проследовали вглубь гор, к подножию одной священной горы. Там этот Сын Неба заговорил со мной. Властным голосом он приказал мне призывать Дух сердцем, потому что вся моя беда в том, что связь с Духом прервалась.

- Призывай Дух в безмолвии не на жизнь, а на смерть, - сказал он, - только в этом твоё спасение, брат. Вполне может быть, что пришло время твоей смерти, так прими же её в страстном взывании к Духу, не взирая на то, что поначалу твои слёзы будут тщетны. Забудь обо всём и взывай к Духу в сердце своём. Отринь всё решительно и яростно, только устремляйся в сердце, призывая Дух.

Он отвёл меня на вершину горы, оставил одеяло, воду, кое-какую пищу и ушёл. Больше я его никогда не видел, но тогда думал, что он ждёт меня у подножия.

В первый день я совсем не мог призывать Дух, поскольку сердце моё всё ещё было оглушённым и я лежал на камне почти не двигаясь. Но постепенно я начал молиться в сердце, ходить туда и сюда на плоской вершине горы, чтобы поддерживать ритм, потом стал танцевать и в танце моём было отчаяние и устремление к Духу.

И вот был закат, когда лучи солнца будто бы пронзили моё сердце и я пал на колени и заплакал. Дух прикоснулся ко мне и сердце моё растаяло, слёзы мои были слезами любви и боли. Когда они иссякли, я заснул тихо и спокойно и во сне мне явился Высокий Сокол и я поклонился ему и целовал его руки. Он поднял меня и сказал строго:

- Железный Ручей, ты забыл о Духе. Помни: единственное, что должен делать человек на этой земле – укреплять свою связь с Небом. Воин является Воином только потому, что в безмолвии призывает Дух каждое мгновение, беспрекословно следует Его течению и попаляет страсти. Что скорбеть обо мне или о ком-то ещё, если Дух сияет в каждом мгновении? Помни только о том, чтобы ежечасно безмолвно призывать Его сердцем, забыв обо всём остальном. Тогда что бы ни случилось, всё будет хорошо.

Я провёл на горе ещё несколько дней. Высокий Сокол приходил несколько раз и многому меня научил во внутренней аскезе. Наконец он указал, что делать дальше и показал, каким должен быть мой меч. После этого он простился и велел закончить бдение на горе.

Спустившись, я вернулся в селение и люди шептались за спиной. Кто-то, помнится, сказал: «Воистину, Воина может исцелить только Воин» - мирные жители называют Детей Неба Воинами. Но я бы сказал, что Воина может исцелить только Дух.

Я проследовал прямо к тем людям, что ухаживали за мной пока я болел. Была то довольно бедная крестьянская семья, люди добросердечные и простые.

Они встретили меня радостно, словно я был им сыном и братом. Тогда я увидел эту семью словно бы впервые, потому что в своей болезни не замечал ничего вокруг, а слышал только себя. Главой был муж преклонных лет с кожей, продубленной солнцем и ветром, подобной коричневой древесной коре. Глаза же его смотрели ясно и мудро. У них было несколько дочерей и младший сын младше меня. Мальчик не вставал, так как ноги не держали его.

- Ты голоден, сынок? – спросил старик, но я не сразу услышал его, потому что в тот момент меня пронзило знание того, что должно было быть исполнено.

Я понял, что воля Духа заключается в том, что мальчик должен быть исцелён. Сила наполнила меня словно вода горный поток летом. Не сказав ни слова, я подошёл к мальчику, посмотрел ему в глаза и приказал встать – и то Дух говорил ему через меня. И мальчик, забыв себя, поднялся со своей скамьи и сделал несколько шагов к отцу и вспомнил себя уже посреди двора. Тогда он замахал руками чтобы не упасть и не упал. Отец подхватил его со слезами.

Я поклонился им, повернулся и пошёл прочь. Тогда старик крикнул мне:

- Спасибо тебе, добрый человек!

- Благодарите Господа и делайте добро, - ответил я на языке, понятном этим людям.

После этого я взял курс на юго-восток, прямо в горы. Путь мой лежал в Крепость Живого Камня, там меня ждали. Однако я не слишком спешил: это было моё первое полностью одиночное путешествие, и оно мне нравилось. Я шёл не торопясь в полном безмолвии, призывая Дух сердцем. Когда встречалось хорошее место, я останавливался и сидел там, творя молитву, пока не чувствовал, что пора идти дальше. По дороге я собирал орехи и разную съедобную растительность. Иногда ловил рыбу, лягушек и насекомых, а охотиться совсем не хотелось.

Так до сих пор и избегаю охотиться без крайней надобности, потому как Дух не велит мне. Да и рыбу или лягушку я не могу убить без поклона.

Дорога к Крепости заняла больше недели. Наконец она предстала передо мной в долине среди гор, окружённая домами мирян, ищущих защиты под её сенью. Небо было ясным и сердце моё пело от молитвы.

Спустившись, я подошёл к вратам и охрана, сразу узнав во мне своего, впустила. Я спросил охранников, где можно найти Сына Неба по имени Громовой Голос. Те насторожились и спросили, не я ли Железный Ручей, и, получив подтверждение, они попросили следовать за ними, добавив, что меня ждут.

Меня провели на мужской двор, который в этой крепости, как и во всех остальных, находился в центре, окружённый внешним женским двором, подобно твёрдому ядру плода, окружённому податливой мякотью. Там, в гостинице для бродячих, меня ждал Громовой Голос. Он сидел на циновке в углу, незаметный, почти невидимый, но я сразу заметил его, ощутив дуновение Силы. Был он лет на двадцать моложе Высокого Духа и сам в своё время учился у него. Выглядел он очень просто и скромно, и с ним пребывал Дух.

Подошед, я поклонился ему. Было ясно, что он всё знает и знает даже и то, что Высокий Сокол послал меня к нему. Жестом он показал мне сесть и я сел напротив него. Во взгляде его читалась любовь и одобрение, но внешне он не выказал это никак. Когда он заговорил, тон его был доброжелательным, но ровным. Он спросил, что я собираюсь делать дальше. Я ещё раз поклонился и ответил, что собираюсь следовать Духу до конца, а Он велит мне идти с Громовым Голосом, если моё неопытное сердце не ошибается. На это во взгляде Громового Голоса отразилось согласие. Потом я добавил, что перед тем, как делать что-либо я обязан выковать новый, взрослый меч по тому образцу, который мне показал Высокий Сокол.

Громовой Голос подозвал какого-то мальца, который подбежал и склонился в почтении.

- Принеси нам бумагу и перо с чернилами,- мягко улыбнувшись, сказал Громовой Голос мальчику, и тот со всех ног бросился исполнять. Я помнил, как сам в его возрасте бегал по поручениям, окрылённый вниманием Воина и тоже улыбнулся.

Когда мальчик принёс требуемое, Громовой Голос сказал, чтобы я как можно более подробно, с указанием размеров, нарисовал меч, показанный мне Высоким Соколом. Я сделал это довольно быстро, так как тот меч стоял перед моим внутренним взором очень ясно. Громовой Голос с минуту рассматривал мой рисунок и наконец, пригладив свои короткие седые волосы ладонью, сказал:

- Это добрый меч. И в этой Крепости есть мастер, способный его выковать. Его зовут Подземный Огонь.

Не откладывая, он провёл меня в кузницу, где нас встретил Подземный Огонь. Он был из бывших бродячих. В битве на Севере он потерял ногу, когда был ещё совсем молод, чуть старше меня. После выздоровления он по велению Духа стал кузнецом, очень быстро достигнув в этом ремесле непревзойдённого мастерства. Был он уже в возрасте, но всё ещё очень крепок и обладал могучим телосложением.

С Громовым Голосом они раскланялись, мне же он невозмутимо кивнул и принял бумагу. Рассмотрев рисунок, он довольно крякнул, посмотрел на меня с одобрением и проговорил:

- Сынок, это воистину добрый меч. Я буду делать его не спеша – спешить в таких делах нельзя. Это займёт около месяца – и то получается быстро, потому что у меня уже есть заготовка будто специально для него. Но он будет тяжеловат для тебя. Пока ты будешь ждать в нашей Крепости, тренируй тело, приноравливайся.

Громовой Голос, видно, был очень доволен тем, что всё так удачно оборачивается. Подземный Огонь откопал среди своих железок старую лёгкую кувалду, подходящую по весу и балансировке и дал мне с тем, чтобы я тренировался.

После этого мы с Громовым Голосом отобедали и я приступил к тренировкам под его присмотром. Надо сказать, забегая вперёд, что те тренировки очень скоро послужили мне добрую службу, а уже через пару недель мой юношеский меч казался мне сущей игрушкой.

* * *

Вечером того дня мы с Громовым Голосом сидели на крыльце гостиницы, наслаждаясь тёплым ароматным воздухом. Поколебавшись некоторое время, я спросил своего нового наставника:

- Наставник… Я видел, как сражался Высокий Сокол и источник его искусства лежит вне этого мира. Как достичь такого мастерства?

Громовой Голос погладил себя по коротким волосам и чуть улыбнулся.

- Ты уже всё знаешь. Нужно каждое мгновение укреплять связь с Духом. Только когда каждое твоё движение и слово будет движением и словом Духа, ты достигнешь такого мастерства. Только тогда, когда сердце твоё полностью очистится от всего лишнего и будет полностью отдано устремлению к Духу, только тогда ты достигнешь такого мастерства.

Он помолчал.

- Что же касается искусства боя… Оно само по себе не имеет значения. Значение имеет только Дух. Упражняясь с мечом, полностью отдавай себя устремлению к Духу. Танец Духа. Это самое лучшее, что ты можешь сделать в своих упражнениях. Придёт время, и ты сможешь остановить время. Устремляясь к Духу, человек в конце концов останавливает время.

Он опять улыбнулся чуть смущённо – так улыбался только он. Вообще, он казался очень мягким человеком по сравнению с Высоким Соколом. Но мягкость эта не была слабостью. Она была его особенностью, как для Высокого Сокола особенностью была суровость, немногословность и крайняя сдержанность. Однако в последствии у меня не раз была возможность убедиться в том, что Громовой Голос мог быть совершенно безжалостным (и при этом с его уст не сходила та же смущённая улыбка), и я знал, что в сердце Высокого Сокола жила великая нежность и любовь.

Глава 3. ​

Пока не был готов мой меч, мы целые дни проводили в тренировках, работах по хозяйству Крепости и в молитвах. Время от времени мы преподавали мальчикам – Громовой Голос более старшим, а я – младшим. Помнится, то были уроки воинского искусства, кодекса поведения, логики, стратегии и тактики, географии, живописи и поэзии.

Мы много беседовали по вечерам и я наслаждался этой возможностью, потому что Громовой Голос был терпеливым и доходчивым рассказчиком, тогда как Высокий Сокол был, как уже говорилось, очень немногословен и скорее предпочитал обучать действием.

Помню, однажды вечером после тренировок я задал ему вопрос, который стоял передо мной уже давно:

- Наставник, - обратился я к Громовому Голосу, когда мы по обыкновению сидели на крыльце Гостиницы, - Есть вопрос, который не даёт мне покоя.

Громовой Голос молча ждал, склонив голову, а я продолжил:

- Спаситель сказал, что убийство человека противоречит пути Духа и совершая его, человек невероятно отдаляется от Горнего. И не может быть иначе, отец, ведь Запредельный Дух Сам есть любовь… Но мы ходим с мечами и, случается, убиваем других людей. Как такое может быть?

Прежде чем ответить на какой-нибудь мой вопрос, наставник обычно некоторое время молчал, молчал он и на этот раз, слегка улыбаясь и жмурясь на солнце. Потом он погладил себя по коротким волосам и отвечал своим негромким мягким голосом:

- Мальчик мой, нужно помнить вот что: путь Духа - это прежде всего две вещи: устремление к Нему и служение людям даже если при этом сам ты гибнешь. Так говорил Сам Спаситель. Из этих двух вещей проистекает Горний Путь, все же остальные заповеди, сказанные Им суть лишь частные приложения этой основы основ. Устремление к Духу означает – в жизни своей каждый свой шаг и каждую свою мысль направлять к Нему. Дарение блага людям означает во всём поступать с другими так, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой. Подумай над этим.

Потом помолчал немного и продолжил:

- Ручей, до прихода Спасителя народ наш был народом воинов. Мы были свирепы, неустрашимы и непобедимы и более всего дорожили честью и правдой и все другие племена боялись нас, а те, кто были побогаче – нанимали наши мечи чтобы мы воевали на их стороне и в искусстве войны не было нам равных. Когда пришёл Спаситель, из всех народов только мы приняли Его, спасши от казни. Когда мы приняли Его учение и наши старейшины спросили Его, не оставить ли нам наше ремесло, Он ответил, чтобы мы продолжали носить свои мечи. Подумай над этим тоже.

- Сражаясь – не сражайся, - добавил он, - не убивай никого, не имей такую цель в голове и такое желание. В бою ты просто увидишь, что смерть одного человека неотвратима и ты ничего не можешь с этим сделать, а другой человек не умрёт в этот раз. Это будет видно тебе совершенно ясно, но только если ты будешь неразрывно следовать Духу. Мы все ходим по лезвию меча.

Тогда я уединился на крепостной стене и вглядывался в сказанное наставником и обдумывал всё, что знал по этому поводу. И я вспоминал последнюю битву Высокого Сокола, его последние слова, вспоминал слова Спасителя и слова наставника и так сидел на стене под летними звёздами всю ночь.

Когда солнце появилось над горами и ударило мне в глаза, скорбь этого мира и любовь переполнили моё сердце и я заплакал.

Нашим мечом мы рассекаем собственное сердце. Каждый удар мы наносим по себе. Мы убиваем и казним сами себя каждый раз как обнажаем свой меч и потому каждый Сын Неба, вступая в бой, вступает в ад. Предаёт себя аду ради тех, кто нуждается в защите, нуждается в нашем мече.

Я вынул свой меч и надрезал предплечье, глядя, как тёмные капли падают на дымчатое лезвие.

О, это ужасное бремя – наш меч.

* * *

В те дни я увидел странное – среди старших учеников была одна девушка. Звали её тогда Утренняя Звезда, а потом стали звать Ранней Зарёй. В те дни я видел её всего пару раз, издалека, но спустя лет десять мы встретились опять. Тем не менее, она, естественно, заинтересовала меня и я расспросил наставника. Он рассказал, что вообще-то девочкам совсем не возбраняется учиться с мальчиками, просто обычно они не проявляют сколько-нибудь заметной тяги к "мужским" наукам. Однако время от времени, хотя и довольно редко, кто-нибудь из девочек вдруг изъявляет желание быть воином и мало того – бывает, это желание подкрепляется ещё и недюжинными способностями. После определённых испытаний девочку как правило допускают до мужских занятий и при этом никаких поблажек ей не делается. Большинство всё же в конце концов возвращаются к вполне женской жизни, получив тем не менее некоторые воинские навыки. Но некоторые даже становятся бродячими и стяжают себе великую воинскую славу. Та девушка, которую увидел я, имела все шансы стать настоящим бродячим воином; так оно и произошло несколько лет спустя…

И вот настал счастливый день в конце лета, когда мой меч был готов. По обычаю мастер-кузнец сообщил об этом не мне, а моему наставнику. Мы только что позавтракали, когда Громовой Голос, хитро улыбаясь, вдруг достал из-под циновки нечто, завёрнутое в шёлк. Сердце у меня сильно заколотилось – я сразу понял, что это такое. Поклонившись, я с трепетом принял от него свёрток. Развернув покрывало, я впервые в жизни взглянул на СВОЙ меч. Утреннее солнце играло бликами на его лезвии, на клинке я увидел священный рисунок, в точности такой, как должно. Вообще, он словно бы вышел из моего сна, на мгновение я даже ясно ощутил присутствие Высокого Сокола. Я понял, что он благословляет меня и уходит в вышние миры с любовью. Я приложил меч ко лбу и так сидел долго, и чувствовал словно бы приложил ко лбу пальцы Высокого Сокола. Через некоторое время я поднял глаза и посмотрел на Громового Голоса. В его взгляде читалась нежность, он понимающе улыбался, глядя на меня.

- Это хорошо, - произнёс он, и повторил, кивая: - Да, это хорошо.

Свой юношеский меч я подарил некоему юноше, на которого указал мне наставник.

Всю следующую неделю я мастерил ножны, тоже согласно своему видению. Ребятня следовала за мной по пятам, впитывая всё и всё повторяя за мной. Я помнил, как сам учился этому искусству и всё подробно объяснял им.

Да, этот меч стал по-настоящему моим, он ни разу не подвёл меня, и в молитве я, бывает, ставлю его перед собой, потому что в каждой его строгой черте, в каждом его отблеске светится Дух.

* * *

И вот настал день, когда внезапно по Крепости прошла весть, что грядёт война. Громовой Голос подтвердил это – ночью во время молитвенного бдения на крыше сторожевой башни ему – и не только ему - открылось, что на нас движется войско каких-то кочевников с юга. В те времена неспокойно было в обитаемом мире и многие народы тогда пришли в движение и немало среди них было воинственных.

Через день разведчики сообщили, что идёт большое, хорошо подготовленное войско со стенобитными орудиями и катапультами. Воинов в том войске было не менее трёх тысяч. То был народ, именовавший себя Правыми. Они веровали в то, что Бог избрал их, чтобы истребить или подчинить все остальные народы с тем, чтобы устроить потом рай на земле. Их воины верили, что, умерев за эту святую идею, они попадают прямиком на Сладкие Небеса, а убивая Неверных, они спасают их душу. Нас, Детей Неба, они считали магами и почти что нелюдью, которую только и остаётся, что истребить поголовно и жестоко. В тех краях горы к югу кончаются быстро и совсем близко уже начинались степи и пустыни – родной дом Правых и они всё чаще тревожили местный народ.

В тот же день в Крепость явилось не менее пятидесяти Воинов с разных концов земли, и все они говорили, что пришли по велению Духа.

Крепость быстро подготовили к обороне: женщины и малые дети переселились на центральный двор. Воины же и подростки, ощутившие Зов Духа, собрались на внешнем дворе, призывая Дух сердцем – всего около двухсот человек. Очень скоро мы узрели в своих сердцах Мир и всё стало ясно. Мы встали как один, разделись по пояс и вышли из Крепости. Было ясное студёное утро. На дальнем краю долины мы увидели словно бы вал наступающей чёрной воды. То было войско Правых.

Сдерживая шаг, мы двинулись навстречу. Было так, будто мы плыли по воздуху. Стрелы отлетали от наших тел, не причиняя вреда, либо же мы отбивали их или ловили на лету. Перейдя на бег, мы с криком вонзились в конный вал войска кочевников.

И вот – битва, священный танец перед Ликом Мира. Какой-то своей частью я словно бы видел всё откуда-то сверху. Вал кочевников поглощал крупинки Детей Неба, казалось, без следа. Но внезапно этот вал замедлил свой бег и смялся. Началась сумятица. Воины сновали между неповоротливыми конями как тени и сеяли смерть вокруг себя.

В тот день немало славных подвигов было совершено под Небесами. Вот когда мои тренировки с кувалдой принесли свои плоды.

И скоро нападавшие дрогнули, видя неугасимый Огонь Духа в наших глазах. Нас осталось примерно сто человек, кочевников же – около двухсот. Они протрубили отход, повернули своих коней и скрылись так поспешно, словно за ними гналось пламя. И мы остались стоять на этом поле среди трупов, омытые кровью, и вороны стали слетаться отовсюду и многие из нас плакали в скорби и благоговении, призывая Дух в своём сердце, другие становились на колени и, раскинув руки, в безмолвии взывали к Духу, иные же совершали танец Духа. Я же чувствовал, что скорбь этого мира, любовь и устремление к Духу разрывает моё сердце и я плакал.

Мы пробыли на поле битвы всю ночь, не в силах оторваться от молитвы. Даже во сне мы продолжали призывать Дух. На утро пришли женщины и помогли нам предать земле тела кочевников и коней. Своих же собратьев мы предали огню в погребальной печи Крепости и много дней к небу поднимался чёрный дым прежде чем пепел можно было развеять по ветру, чтобы ни следа не осталось в этом мире от ушедших Детей Неба, потому что мы не оставляем следов. Среди тех, кто остался жив, была та девушка-воин. Она, как и Громовой Голос и я сам, не получила в бою ни царапины. Взгляд её был суровый и ясный как зимнее утро.

После этого день за днём у меня и у Громового Голоса стало нарастать чувство, что наше время пребывания в Крепости Живого Камня подходит к концу. И вот настало утро, когда Громовой Голос после завтрака посмотрел на небо, прислушался к чему-то, и, слегка улыбаясь, проговорил словно бы самому себе:

- Пора. Пора.

Я ещё раз поклонился кузнецу Синему Огню, и мы пустились в дорогу.

Глава 4.

Первые дни мы не знали куда идём, лишь, ведомые чутьём, держали на восток, в самые глухие горы. Скоро мы уже пробирались в тёмном ущелье, на дне которого журчал ручей, который можно было перепрыгнуть одним махом. То ущелье было настоящим узилищем, почти преисподней, которую наполняли крики хищников и неизвестных тварей. Было весьма прохладно, тем более что солнце не проникало сюда и ночами мы грелись у огня. Но вот дно ущелья резко пошло вверх и ручей стал низливаться через множество небольших водопадов. После этого мы внезапно выбрались на залитый ярким солнцем склон огромной горы. Оттуда на юг открывался чудесный вид: бескрайняя сильно всхолмлённая страна, покрытая травами и редкими дубовыми и сосновыми рощами простиралась внизу, а позади на неведомую высоту поднималась почти лишённая растительности поверхность горы.

Некоторое время мы молча сидели на горячих камнях, наслаждаясь светом и теплом. Потом Громовой Голос улыбнулся каким-то своим мыслям, поднялся и сделал знак следовать за собой, словно бы точно поняв, куда идти дальше.

Мы двинулись по склону на восток и скоро вышли туда, куда направлялись. То была небольшая площадка на склоне, очень удобная для житья: здесь был неглубокий грот, несколько огромных грецких орешников и даже маленький родник, стекавший в небольшую каменную чашу, выдолбленную чьей-то заботливой рукой. Я заметил, что площадка эта не была видна снизу, с холмов. Стороннему наблюдателю показалось бы, что на склоне просто стоят несколько деревьев. Однако, как я ни приглядывался и ни принюхивался к этому месту, не мог обнаружить никаких признаков того, что место это в настоящий момент обитаемо.

Мы сели под деревом и Громовой Голос начал неторопливо есть орехи, подбирая их с земли и раздавливая скорлупу в ладонях. Я присоединился к нему. Так продолжалось какое-то время, наконец я спросил, живёт ли здесь кто-нибудь. Громовой Голос ответил утвердительно. Он сказал, что здесь живёт Сын Ветра. Я заметил, что всё здесь выглядит так, будто это место уже давно необитаемо. Но Громовой Голос возразил, что это впечатление обманчиво. Сын Ветра в данный момент находится совсем рядом и был рядом с самого нашего появления из тёмных глубин ущелья.

И тут я понял. Сын Ветра был одним из тех легендарных горных магов, о которых ходит много слухов, но которых мало кто видел. Поговаривали, что некоторые из них могли превращаться в животных или сливаться с явлениями природы. Например – с ветром. Надо сказать, что уже довольно долгое время я ощущал странный ветер. Он словно кружил вокруг нас, налетая время от времени тёплыми порывами, пахнущими солнцем и соснами. Я был уверен, что ветер этот был как-то связан с Сыном Ветра. Но каким образом – не мог даже представить, пока Сын Ветра сам не появился прямо перед нами.

Было это так. Налетел довольно сильный порыв ветра, который заставил меня на мгновение прикрыть глаза – и Сын Ветра очутился в двух шагах перед нами, сидя, как и мы, со скрещенными ногами, и улыбаясь. По виду это был человек лет около тридцати, однако взгляд его был полон ясности и мудрости, будто возрастом он был подобен тем ореховым деревьям, под которыми мы сидели. Как потом оказалось, его молодая внешность была действительно обманчива.

Он сидел на земле на расстоянии вытянутой руки от меня, загорелый и ладный, из одежды - только набедренная повязка. Я приветственно поклонился, он рассмеялся и полушутливо поклонился в ответ. После этого он повернулся к Громовому Голосу и поклонился ему тоже. Было видно, что они давно знакомы.

Наставник тоже поклонился, пряча смущённую улыбку.

Некоторое время мы сидели молча. Потом наставник сказал мне, что ему надо завершить некое дело и он должен отлучиться на несколько недель. Мне же в это время будет полезно поучиться у Сына Ветра. Я поклонился в знак согласия.

* * *

К вечеру Громовой Голос ушёл на север, и мы с Сыном Ветра остались одни. На тёмно-синем небе уже выступили звёзды, словно небесная роса. Всё вокруг затопляла тьма, ореховые деревья погружались в сон, паря среди звёзд. Сын Ветра сел у подножия одного из них, потом знаком указал мне сесть у другого орешника. Становилось прохладно, но он, казалось, совсем не чувствовал этого, оставаясь почти обнажённым. Когда я устроился, опустошил сознание и мы посидели некоторое время молча, Сын Ветра заговорил. Он приказал мне слушать бриз. Сначала я ничего не чувствовал, ни малейшего дуновения, но потом понял, что бриз есть – он ритмично накатывал, будто дышала сама Мать-Земля. Сын Ветра сказал, что слушать надо всем телом. Всем телом надо вглядываться в бриз. Всё внимание уделить бризу, как бы пытаясь найти ответ на вопрос «Что это такое?», или «В чём предельная сущность этого бриза?». Коротко рассмеявшись, он добавил, что нам, Воинам, возможно, удобнее будет призывать бриз сердцем. Ведь что такое этот призыв как не безмолвное вглядывание и устремление всем сердцем к Сути?

Тогда я спросил его, знает ли он имя бриза, ведь тогда призывание моё было бы намного более точным. Через мгновение Сын Ветра сказал мне, каково имя бриза, но добавил, что оно мне не понадобится. Начав призывать его, я довольно скоро столкнулся с проблемой: это было ощущение, что, призывая бриз вместо Духа, я поступаю не правильно, отклоняюсь от Истины. Эти сомнения отразились в том, что я непроизвольно пошевелился, и Сын Ветра понимающе усмехнулся. Тогда после некоторых внутренних поисков, я стал вглядываться по-иному. Именно так, как с самого начала учил Сын Ветра: затаив дыхание, вглядываться в вопрос «В чём предельная сущность этого бриза?» ведь предельная сущность – это Дух. Фактически, при этом мы вглядываемся в Источник нашего восприятия бриза или какого-либо ещё явления, вне нас или внутри нас.

Через некоторое время, Сын Ветра сказал, что пока достаточно. Можно развести костёр, так как уже довольно холодно. Когда я сделал это и устроился у костра, он с улыбкой сказал, что сейчас можно начать вглядывание в огонь. Сам же он исчез куда-то – только утром я увидел, что он забрался на дерево и устроился там между ветвей.

Таким образом я вглядывался в ветер, в огонь, в реку, в небо, в звёзды, в облака, в камни. И я говорил с ветром, я был един с рекой, я плыл над землёю вместе с облаками и созерцал Дух подобно высоким небесам. Я прожил у Сына Ветра несколько недель, до первых утренних заморозков, когда вернулся Громовой Голос. В те дни я научился очень многому и Сын Ветра стал моим учителем.

Однажды поздним вечером, когда солнце уже зашло, но ночная тьма ещё не вступила в полную силу, я сидел у корней орехового дерева и ко мне подошла горная кошка, сверкая зелёными глазами, и села напротив. Мы оба сидели и при этом её голова была выше моей. Она долго смотрела на меня, то скользя взглядом вокруг, то останавливаясь прямо на мне, чутко поводя ушами и принюхиваясь. Сначала я наблюдал то, что происходило внутри меня при этом, потому что в первый момент с непривычки во мне всколыхнулся страх перед этим хищником, который может убить одним движением. Но страх живёт лишь на поверхности нашего существа, в духе же нет страха. В духе может быть лишь чувство нависшей опасности, но в тот момент этого чувства как раз и не было.

Итак, когда я, придя в дух, освободился от страха, то смог созерцать саму кошку, её безмолвие, её дух. Мы некоторое время разговаривали с ней, но не так, как разговаривают люди – то было прямое общение духов в Духе.

После этого случая много раз звери приходили ко мне, потому что и они тоскуют по Великому Духу и стремятся к нему, сами того не сознавая и приходят к Его свету как змеи выползают на нагретые солнцем камни чтобы впитать тепло. Обычно они приходили и сидели неподалёку некоторое время, потом тихо удалялись.

Моё стремление к Великому Духу стало ясным и чистым как никогда допреждь. Это странно – поистине чудесно и странно – во всём я открывал Дыхание Духа. В полёте бабочки, в шелесте листвы, во взгляде горной кошки. Трудно рассказать всё, что я тогда узнал.

И настал день, когда я понял, что сегодня вернётся Громовой Голос. И он вернулся. Посмотрел на меня и я стал собираться в путь. Прежде чем уйти, я поклонился Сыну Ветра, а он, улыбаясь, поклонился мне. О, он был велик и прекрасен, как травинка на ветру.

Глава 5.

Мы бродили в тех горах довольно долго, пока не подступила зима. Ударили первые морозы, днём мы шли, а на ночь устраивались тщательно, костёр разводили так, чтобы он горел всю ночь: тёплой одежды у нас совсем не было, только одеяла и простые рубища, которые износились. В общем, мы были похожи на нищих, на беженцев, сорвавшихся с места под натиском Хромого Царя или фанатиков юга. Впрочем, наставник никак не проявлял беспокойства по поводу этих неудобств и, казалось, совсем их не замечал. На ночлеге он всегда укутывал меня своим одеялом, когда я засыпал. Сам же он, по-моему, никогда не спал.

И вот однажды ближе к вечеру нас нагнала группа конников. Это были люди, обуреваемые всеми возможными страстями. Они грубо разговаривали между собой и хохотали во всё горло, нарушая тишину гор. Проезжая мимо нас, один из них толкнул Громового Голоса ногой так, что тот чуть было не упал. После этого тот разбойник спешился и насмешливо поглядел на нас. И вот мы уже были окружены ими со всех сторон. Их было десятеро.

- Смотри-ка, - сказал один из них, - сынок с папашей – такие голодранцы, что срам просвечивает.

Все расхохотались. Громовой Голос был совершенно спокоен, расслаблен и даже улыбался.

- Чего скалишься? – вдруг заорал другой разбойник и замахнулся на наставника. Тот поклонился.

- Ну, что будем с ними делать?

- Да у них ничего нет. Просто развлечёмся, потешим наши топоры на них. Я уже два дня как никого не убил.

- И я. Мой топор просит крови.

Вот один из них, тот, кто замахивался на наставника, вытащил из-за пояса свой топор. Наставник стоял, склонив голову. Моё тело пронизала дрожь ярости, и я посмотрел разбойнику в душу. Я увидел, что мы ещё встретимся. Наткнувшись на мой взгляд, разбойник опустил руку и на мгновение забыл о своих намерениях. Потом сказал своим:

- Поехали-ка отсюда по добру. Как бы они не оказались из Воинов.

Они снялись с места и быстро скрылись за поворотом, время от времени оглядываясь. Но как только это произошло, я понял, что сделал что-то не так. Повернувшись к наставнику, я увидел, что он смотрит на меня с мягкой улыбкой. Помолчав, он покивал и тихо проговорил:

- Вижу, ты понял. Сын Неба даже взгляда не поднимает в свою защиту. Даже пальцем он не может пошевелить если это не в воле Духа.

Тогда в моих действиях был гнев и стремление поставить тех людей на место – и это было изъяном, отдалившим меня от Духа.

* * *

И вот, к утру мы вышли на некое село и хотели было пройти дальше, но тут нас вдруг тихонько окликнули. Из-за ограды нас звал маленький сгорбленный старичок с белой редкой бородой по пояс. Он одной рукой опирался на клюку, а другой махал нам. Мы подошли и поклонились. Он пригласил нас в свой дом на окраине села.

Там было тепло и уютно, и никого кроме нас не было. Он усадил нас за стол и поставил большую миску с кашей и кувшин с козьим молоком. Пока мы ели, он смотрел на нас внимательно – этот дедушка был мудр как старая черепаха.

Когда мы закончили трапезу, он проговорил утвердительно:

- Вы ведь Сыны Неба. Я уж навидался вашего брата – одно время жил недалеко от Крепости Золотой Сосны и тоже следую Пути Спасителя. Куда путь держите?

- Никуда конкретно, - отвечал с почтением Громовой Голос.

Мы помолчали немного, но старику было что нам сказать – разговор не был окончен.

- Нам нужна ваша помощь, - наконец сказал он, - нашу деревню грабят бандиты. Они забирают всё съестное, они убивают мужчин и уводят женщин. Мы не умеем от них оборониться. Они уйдут только когда мы все тут вымрем и это не за горами, а ведь когда-то мы были процветающим селом.

Громовой Голос долго сидел неподвижно, как бы задумавшись. Но на самом деле он устремлялся к Духу, чтобы узнать Его волю и различить правильное и неправильное. Наконец он проговорил:

- Хорошо, пусть будет так. Но до поры о нас никто не должен знать.

Он подробно расспросил о местонахождении лагеря бандитов и мы, не медля, отправились туда, выйдя от старика через огороды, так, что никто нас не заметил.

Вечером, когда уже стемнело, мы были около лагеря. Мы устроились в кустах и ямах, и стали наблюдать. Было разбойников человек примерно пятьдесят. Неподалёку находился сарай, в котором они держали несколько женщин, которых использовали для чёрной работы или для удовлетворения похоти. Первым моим порывом было выйти к ним и просто вступить в бой, однако наставник удержал меня.

Некоторое время мы молчали. Потом Громовой Голос дал знак следовать за ним. Мы отошли за гору, развели огонь и слегка поужинали той снедью, что дал нам старик. Наставник молчал и смотрел в пламя, а я лёг спать, потому что чувствовал, что завтра будет неспокойный день.

Громовой Голос поднял меня с рассветом и мы двинулись к лагерю разбойников под светлеющим морозным небом и почти полной луной. Когда мы добрались до места, солнце окончательно взошло. Обитатели лагеря уже были на ногах.

Мы вышли к ним, не обнажая мечей и сели в стороне, но на виду, призывая Дух сердцем.

Почти сразу же к нам подошёл один из разбойников и, поигрывая нагайкой, спросил, что нам надо. Наставник ответил, что мы имеем разговор ко всем здесь, кто называет себя «вольными братьями». Тот молча ушёл и скоро вокруг нас собралась целая толпа разбойников. Имели они весьма устрашающий вид и были они людьми беззаконными и ужасающими в своих преступлениях. Мы же сидели на бревне в центре этой толпы. Когда исполнилось время, наставник заговорил негромким голосом, от которого все разом замолчали.

- Мы пришли сказать вам, что тяжесть ваших деяний довлеет над вами столь сильно, что скоро обрушится на ваши головы подобно горному обвалу. И никто не уцелеет. Каждый из вас кончит ужасной смертью и после неё судьба его будет ещё ужаснее.

Разбойники загудели и голоса их были яростны. Наставник поднял руку и они опять замолкли.

- Мы также пришли сказать вам, что последний шанс спастись предстаёт перед вами прямо сейчас. Те из вас, кто откажется от своего ремесла, будет спасён. Те же, кто будет упорствовать, пожнёт плоды своих деяний полной чашей.

- Вы слышите? – раздался злой голос из толпы, - Два голодранца сидят тут и ещё угрожают нам!

Наставник поднял уже две руки и проговорил:

- Мы не угрожаем. Мы говорим о том, что вы, в своём ослеплении, не видите. Вы сами наказываете себя, сами идёте к пропасти.

- Ну и что будет с теми, кто вас послушается? – спросил кто-то в тишине.

- Их примут в ближайшей Крепости и помогут освободиться от тяжести деяний. Они смогут начать новую жизнь в селении рядом с Крепостью, чистые перед Священным Духом.

Дальше была пауза, а потом вдруг кто-то закричал:

- Бейте их!

И был это тот самый человек, которому я тогда посмотрел в глаза. Но прежде чем кто-либо из них успел пошевелиться, наставник вдруг издал резкий вопль и в следующее мгновение мы уже были на ногах, а наши мечи сверкали на утреннем солнце. Все остолбенели. Всё же разбойники эти не были в большинстве своём воинами, а лишь бывшими крестьянами, оторвавшимися от своих исконных корней.

- Не стоит этого делать, - проговорил наставник и в голосе его прозвучала непоколебимая сила, - Сейчас мы уведём с собой всех пленниц, которых вы у себя держите, а так же заберём всё, что вы награбили у крестьян. С нами так же могут уйти те, кто хочет начать новую жизнь.

В этот момент тот человек вдруг яростно взревел и бросился на меня с занесённым топором. Я успел увидеть только выкаченные глаза и раскрытый рот и от неожиданности не успел ничего сообразить. Казалось, мой меч сам рассёк воздух и встретил грудь разбойника. Тот, словно натолкнувшись на стену, разом замолк, глаза остекленели, топор выпал из рук. Я выдернул меч и нападавший мягко повалился на скованную морозом землю. Этот человек был предводителем разбойников и остальные были, казалось, совершенно обескуражены происшедшим.

Я стряхнул кровь с меча и ни на кого не глядя проговорил:

- Каждый из вас ещё может спастись. Если вы убьёте нас, это ничего не изменит. Ваша судьба уже открыла свою пасть. Пойдёмте с нами.

От этих слов у меня самого поднялись волосы, словно говорил не я. Если бы они сейчас вздумали напасть, я бы не стал сопротивляться и наставник тоже. Я лишь стоял, призывая Дух сердцем.

И вот, в наставшей тишине о землю звякнул сначала один топор, потом все разбойники побросали оружие и сняли шапки в знак покорности.

* * *

Мы похоронили погибшего разбойника, остальных же отправили в ближайшую Крепость. Женщины ушли домой. Мы остались в разбойничьем лагере. Мне нужно было совершить очистительную аскезу, а само это место должно было быть очищено молитвой.

Вечером к нам приходили крестьяне и просили провести у них зиму и мы дали согласие, сказав, что предварительно закончим здесь свои дела.

Мы оставались здесь около недели и я прерывал молитву лишь на время короткого сна. И вот, однажды я увидел сновидение, в котором передо мной предстал этот разбойник, пребывающий в недрах ужасных адов. Он узнал меня и сначала стал проклинать, а потом заплакал и стал просить чтобы я ему помог. Тогда я стал молиться за него. И вот, мрачный ад озарился золотым светом и Некто спустился в этом свете и увёл разбойника из ада. Я проснулся со слезами на глазах и радостью в сердце. Наставник сидел рядом и смотрел на меня, улыбаясь. Помолчав, он сказал, что цель аскезы достигнута. И мы пошли в село.

* * *

Мы прожили в той деревне всю зиму. Мы обучали местных ребятишек наукам, а мужчин – воинскому ремеслу, чтобы они могли оборониться в случае необходимости. Там оказалось довольно много народа и в том числе девушек, которых родители прятали по погребам и в горах когда приезжали разбойники. Одна из девушек была внучкой того старика, что нас пригласил и у которого мы жили. Она приходила в дом старика убраться и приносила пищу. Вскоре я стал замечать с её стороны знаки внимания к себе. Наконец пришёл день, когда она позвала меня к себе как бы помочь чем-то по хозяйству. Но мне всё было ясно. Всё было ясно и наставнику. Он еле заметно кивнул и тихо проговорил на языке воинов:

- Следуй воле Неба.

Мы прошли в её дом – она жила там одна с тех пор как бандиты убили её родителей. Сначала она слукавила – предложила какую-то работу по дому, но я не двигался и смотрел на неё, давая понять, что не намерен играть. Тогда она, чуть смутившись, развязала тесёмки на рубашке, обнажив свою грудь и сказала изменившимся от волнения голосом:

- Говорят, вы, Воины – очень хороши в постели.

Это было не правильно. Я поклонился, повернулся и вышел. Она выбежала за мной, схватила меня за руку и прошептала:

- Прости меня, Воин.

Я жестом благословил её и вернулся в дом старика. Не сказав ни слова, мы сели ужинать. С тех пор она избегала смотреть на меня и вела себя очень смирно.

* * *

И был в деревне парень, он был неравнодушен к той девушке и всё время пытался вызвать меня на спор, причём принародно. Я старался отмалчиваться, но однажды он ни за что не хотел отступить. Он спросил:

- Вот вы, Воины, такие все святые, как же вы так легко убиваете? Как вы можете решать, кому жить, а кому умереть? И разве не Сам Спаситель говорил, что убийство – смертный грех?

Я отвечал, по возможности оставаясь в Духе:

- Да, брат, убийство – это смертный грех. И пусть если и умрёт от твоей руки человек, то не по твоей воле и не по твоему попущению, - ответил я, - Убийство – это смертный грех. И совершается оно прежде всего в наших мыслях и желаниях. И поэтому, когда придёт время защищать свою младшую сестру от заезжих насильников, забудь о гневе, забудь о мести, забудь об убийстве, а так же забудь и о том, как избежать убийства – просто сделай то, что дОлжно, без гнева и без страха, по совести, принося в жертву свою душу, так, чтобы страдания в этом мире стало меньше. Если же случится так, что совершишь ты этот смертный грех – то и умри тогда, брат, но прошу тебя – умри в молитве и плаче по Духу.

После этого я поклонился и пошёл прочь. И в тот момент ко мне пришло понимание, что мои последние слова были не просто словами и исходили не от меня, а были для того парня предупреждением и от этого меня бросило в жар и я заплакал.

Глава 6.

Ранней весной дорога опять позвала нас, и мы решили идти на север. Нас хорошо снарядили, дали провизии и благословили в путь.

Мы шли по горам почти месяц, не торопясь, часто останавливаясь в святых местах чтобы приобщиться к сиянию Духа.

И вот, как-то утром, перейдя через некий перевал, мы увидели в небе чёрный дым и дым этот поведал нам о беде. Скоро мы вышли к городу, большому и некогда богатому, сейчас же совершенно разорённому. Под солнцем мы шли по улицам вдоль разрушенных дворцов и усадеб, и глаза наши видели везде смерть и кровь. И мёртвых детей и растерзанных матерей и изуродованных отцов. И жирный дым овевал нас.

Потом мы увидели солдат, все они были в одинаковой серой одежде и все они были запятнаны красным. То была регулярная армия, армия Хромого Царя, которую он создавал как раз в те годы.

Мы шли сквозь них и они словно бы не замечали нас, но вот перед нами появилась следующая картина: один из них тащил за волосы девушку, которая кричала и плакала и пыталась вырваться. На помощь ей бросился мальчишка лет тринадцати, но его схватили и держали с явным намерением сделать свидетелем злодеяния. А неподалёку лежал в пыли ещё один человек и скулил как раненый щенок.

Тогда мы, ускорив шаг, обнажили мечи и вступили в бой, отдав сердца Запредельному.

Те трое по нашему знаку скрылись в развалинах, а мы продолжали, потому что на зов гибнущих товарищей к нам сбегалось всё больше солдат. Под обнажённым солнцем сражались мы, и сталь мечей непрерывно гудела, рассекая воздух и проходя по телам.

Так продолжалось довольно долго и вокруг нас лежало уже много мёртвых и раненых, но вот всё внезапно прекратилось. Зычный голос скомандовал солдатам отступить. Перед нами предстал статный офицер с глазами, опалёнными войной. Рядом с ним стояло несколько арбалетчиков, нацелив на нас своё оружие и держа пальцы на спусковых крючках. Офицер сказал, что нас желает видеть сам Хромой Царь. Мы последовали за офицером, стряхнув мечи от крови, но не убирая их в ножны, так как их следовало ещё омыть и отереть.

* * *

Хромой Царь расположился в самом богатом дворце, который не тронули, наверное, специально для него. У нас попытались отобрать мечи, но потом, видимо, получив приказ, отказались от этого намерения. Нас ввели в обширный зал, освещённый специальными осветительными окнами в потолке. Со всех сторон в тёмных нишах прятались стрелки, и их готовность была подобна натянутой тетиве.

В глубине зала на возвышении, на простом стуле сидел Хромой Царь, горделиво выпрямив спину. Мы подошли ближе. Некоторое время он рассматривал нас, а мы – его. Это был невысокий человек лёгкого телосложения с редкой бородой. Одет он был в солдатскую форму, только чуть-чуть богаче чем у того офицера, который привёл нас. Но то был самый страшный человек из всех, виденных мною до того и после. Посмотрев в его глаза, я понял, что точно так же, как мы, Дети Неба, всю жизнь совершенствуемся в том, чтобы укрепить нашу связь с Духом, этот человек всю свою жизнь совершенствуется в том, чтобы эту связь прервать навсегда. Он жил для того, чтобы безжалостно подчинять и поглощать всех и всё вокруг. То был совершенный хищник среди людей, хищник без страха и упрёка. И ещё я увидел за ним некую могущественную силу, которая подчинила его себе без остатка так, что он и сам это едва замечал. И это неудивительно, ведь истинное рабство – вне Духа. Его бог был жесток и безжалостен. Он говорил: «мсти, убивай, пожирай, не щади никого, ведь в этом мире нет пощады, а любовь и сострадание – только слова, сказки для слабых, и кто не с тобой – тот против тебя». Всё это я прочитал в его глазах. И содрогнулся.

Наконец он заговорил. Голос его был негромок и глуховат, но слышно его было, наверное, в каждом закоулке этого огромного дворца.

- Вот наконец передо мной эти знаменитые Воины. Много слышал о вашем брате, много крови вы мне попортили. Представьтесь.

Мы назвали свои имена. Он кивнул.

- Звучит достойно. И сражаетесь вы достойно. Если бы у меня была сотня таких головорезов как вы, я бы очень скоро попрал ногой весь мир.

После молчания, он продолжил:

- Может, вы присоединитесь к моей скромной трапезе?

Громовой Голос склонил голову, благодаря, и ответил, что мы не голодны. На лицо Хромого Царя набежала тень, впрочем тут же исчезнув. Тогда после паузы он продолжил:

- Ну хорошо, тогда сразу к делу. Я предлагаю вам работу. Если вы будете воевать за меня и обучать моих солдат, то, уверяю вас, не пожалеете. Будете иметь всё, что ни пожелаете. За каждого вашего соплеменника, приглашённого вами, будет дополнительное щедрое вознаграждение.

Громовой Голос улыбнулся и погладил себя по голове, как бы сильно польщённый таким предложением. Потом ответил мягко:

- Мы извиняемся и благодарим за твоё предложение, господин, но у нас уже есть Царь и никому другому служить мы не можем и не хотим. А он не велит нам служить тебе.

- Кто же он? – Хромой Царь сохранял полное самообладание, но внутри он кипел от гнева.

- Мы называем его Предельной Истиной, Любовью, Источником, Потоком, Силой, Святым, Основой, Священным Духом, или же никак не называем.

- О, дух? – в его голосе послышалась насмешка, - С духами я умею договариваться. Он не будет против. Как мне найти этого вашего Духа?

- Боюсь, ты не сможешь Его найти. Наш Дух там, где тебя нет, господин… - ответил наставник и, помолчав, мягко проговорил:

- Прости, мы лучше пойдём.

Мы повернулись к нему спиной. В то же мгновение лучники в нишах натянули свои тетивы – мы услышали этот скрип тугих струн. Расстояние было слишком мало, а их было слишком много – то была верная смерть.

Тогда мы снова повернулись к нему и опустились на пол, положили мечи перед собой, поклонились им, прощаясь. После этого мы стали ждать смерть, а сердца наши со всей страстью устремлялись к Духу. Но текли мгновения, а ничего не происходило. Тогда я глянул на Хромого Царя и успел заметить в его глазах странное выражение – смесь недоумения, злости, восхищения и страха. Это был мимолётный отблеск, прежде чем он вернул своему взгляду прежнюю твёрдость.

Вот он встал со своего стула и приблизился к нам, привычно сообщая своей походке плавность, чтобы скрыть хромоту. Подойдя, он наклонился к нам и, глядя то одному то другому в глаза, тихо спросил:

- В чём ваша сила? Почему вы так безмятежны перед лицом верной смерти?

И голос его был подобен глухому рычанию загнанного леопарда.

- У нас нет никакой силы, - отвечал Громовой Голос, спокойно глядя ему в глаза, - У нас нет ничего.

Глаза Хромого Царя похолодели от ярости, губы дёрнулись.

- Будьте вы прокляты, - прошипел он.

После этого он медленно вернулся к своему стулу, сделал вялый знак рукой и лучники в нишах сразу же опустили луки.

- Пошли вон, - сказал он нам.

Мы поклонились и вышли. В сердце моём царило ясное небо.

Насколько я знаю, то был единственный случай, когда Хромой Царь хотел кого-то убить и не сделал этого.

Когда мы шли на юг через разрушенный город, солдаты словно бы не замечали нас.

Глава 7.

Мы были уже довольно далеко вне города, когда солнце зашло за горы. Здесь было безлюдно и тихо. Внезапно Громовой Голос остановился, вглядываясь куда-то в кусты. Скоро и я почувствовал чьё-то присутствие.

Наконец тот, кто прятался в кустах, решил выйти к нам. Это был парень примерно моего возраста, в одежде богатой, но изодранной и грязной. В том, как он себя держал, ощущалось что-то нехорошее. Он величаво поклонился нам и сказал горделиво:

- Воины, вы должны проводить меня к моим родственникам на юг.

Громовой Голос покачал головой, как бы говоря себе: «Ну и ну…». И мы пошли себе дальше.

- Эй, - окликнул нас парень, - по-видимому, мне надо добавить, что я из очень знатной и богатой семьи и вам хорошо заплатят.

Но мы продолжали идти, всё больше удаляясь от него и оставляя одного в этих горах, казавшихся ему такими холодными и неприветливыми. Наконец он не выдержал, забежал перед нами, и склонился в поклоне:

- Прошу вас, очень прошу: пощадите, возьмите меня с собой, проводите на юг.

Однако, в его словах и в его поклоне совсем не было смирения. Громовой Голос стоял и смотрел на него, еле заметно улыбаясь. Но это не укрылось от взгляда нашего нового знакомого. Лицо его вдруг исказилось и он со злобой прошипел:

- Что, мерзкий бродяга, доволен? Я, я кланяюсь тебе как последний раб! Наслаждайся, старый вор!

В первое мгновение я как-то оторопел и почувствовал, что к сердцу моему подступает слепая ярость, но вот я отбросил эту ярость, призвал Дух, а потом меня разобрал хохот, да такой, что я согнулся пополам. Этот человек был воистину удивителен. Никогда до этого я не встречал таких.

Он с глухим воем кинулся на меня чтобы задушить, но я тут же сбросил его на землю и всё смеялся и никак не мог остановиться. Наставник всё так же стоял и с лёгкой улыбкой смотрел на нас, вроде бы думая о чём-то своём, но на самом деле он прислушивался к Потоку.

- Ну хорошо, - наконец сказал он как ни в чём не бывало, - мы тебя проводим.

- Моё имя… - начал тот, поднимаясь с земли, но наставник прервал его:

- Пора идти, скоро ночь.

Мы устроились на ночлег в лесу на склоне горы. Не разжигая костра, перекусили, устроились спать и этот человек всё время жаловался, что холодно и жёстко, но никто ему не отвечал. Скоро из-за гор вышла луна и стало довольно светло и вот я услышал в темноте осторожные, но неумелые шаги. Их было трое, один из них громко и сосредоточенно сопел, ещё там были молодая женщина и мальчик, который шёл впереди. Таким образом это, скорее всего, были те трое, которых мы видели днём с солдатами. Я знал, что наставник их слышит тем более, и потому просто лежал и ждал. Наконец, когда они проходили мимо нас, наш знатный спутник вдруг проснулся и испуганно закричал:

- Кто здесь?! Тревога, убивают!

Но никто не собирался его убивать, по крайней мере – тогда.

- Замолчи, - сказал наставник.

Те трое стояли и таращились на нас, пытаясь разглядеть. Но мы были в тени, а вот они стояли прямо в свете луны.

- Соберите хворост, - скомандовал наставник.

Я и мальчишка из пришельцев быстро собрали дрова в ночном лесу и разожгли огонь.

Итак, это были та самая троица: девушка примерно моего возраста, очень приятная внешне, а внутри опалённая скорбью этого мира; парнишка лет тринадцати с отчаянными глазами молодого волка. Третий же был совершенно непонятного возраста, пухлый как большой младенец и с кротким и доверчивым взглядом. Был он божьим человеком, убогим с рождения. Он всё время радостно улыбался, а девушка сжимала его руку, как маленькие дети держат любимую игрушку. Он был единственным лучом света в том кошмаре, который поглотил её, он был её спасением.

Мы дали им оставшуюся пищу и парень немедленно отдал всё девушке и убогому. У него было твёрдое сердце и его ждала крепкая судьба. Скоро девушка и божий человек согрелись и их стало клонить ко сну, тогда как их спутник был бодр. Наконец он встал, поклонился нам с наставником, сказав:

- Я благодарен вам, добрые господа. Вы спасли мою сестру и этого несчастного.

Наставник кивнул и ответил серьёзно:

- Слова Воина.

Потом парень рассказал, что его семья была из купцов, довольно зажиточных, но солдаты убили всех. Он и сестра спаслись чудом, а божий человек прибился к ним позже и не хотел уходить.

- Есть ли вам куда идти? – спросил наставник.

- Признаться, добрый господин, в целом мире у нас не осталось никого, - отвечал парень спокойно.

- Если хочешь, можете путешествовать с нами, - проговорил наставник как равному.

Парень склонил голову благодарно и ответствовал:

- Это было бы для нас честью, добрый господин. Позвольте назвать наши имена.

С их языка его имя переводилось как Честный Булат, а имя девушки – Нежная Правда. В среде купцов было принято давать имена, связанные с правдивостью и честью. Имени божьего человека они не знали, и более того, они никогда его не видели до нападения Хромого Царя. Говорить же он, по-видимому, не умел.

- Что ж, - проговорил наставник, - Честный Булат и Нежная Правда… Хорошо.

После этого он назвал наши имена, а потом кивнул в сторону нашего знатного господина:

- А у этого человека пока нет имени.

Тот сидел, угрюмо уставившись в землю. Честный Булат глянул на него, и в его глазах мелькнула ярость и презрение, он словно бы узнал его, но не подал вида.

- Теперь надо спать, - проговорил наставник и протянул Честному Булату свой плащ. Тот укрыл им свою сестру и божьего человека, которые давно уже крепко спали, прижавшись друг к другу чтобы согреться.

* * *

И так мы начали своё путешествие вшестером.

Первые несколько дней мы с наставником хранили молчание и постились, чтобы очиститься от последних событий.

Присутствие знатного господина было для нас всех, кроме, может, наставника, тяжким испытанием. Каждым своим взглядом, словом, действием, мыслью он распространял вокруг смрад. Сам Дух, казалось, отдалялся за некоей пеленой в его присутствии. Я стал стремиться отстать от всех, чтобы идти отдельно. На привалах я уходил в горы или в лес, чтобы только не видеть его. И ещё мне хотелось укрыть от него Нежную Правду и божьего человека. Не имея возможности удовлетворить свою дурную натуру на наставнике, Честном Булате или мне, он обратил своё внимание на остальных двоих. Он исподтишка издевался над божьим человеком, существом предельно кротким, безобидным и беззащитным. Он мог толкнуть его на камни, пнуть или подставить ногу, причём божий человек лишь улыбался в ответ так светло, что мне хотелось плакать. Должен признаться, что в один из таких моментов я был готов на убийство, но то было бы убийство. В конце концов, в дороге мы стали помещать божьего человека между наставником и Честным Булатом, туда же стали помещать и Нежную Правду, которую наш господин нагло домогался. Вообще, по-видимому, главной чертой его было отсутствие уважения к чему или к кому бы то ни было.

Тем не менее, он всё равно приставал к Нежной Правде при каждом удобном случае. Она сносила всё безропотно, стараясь не обострять ситуацию. Дело осложнялось ещё и тем, что она не могла говорить, потому что со времени нападения солдат у неё отнялась речь.

Когда наставник заметил, что я избегаю их общества, он приказал мне вернуться.

- Смотри на него глазами, но сердцем сохраняй устремлённость к Духу, сказал он мне, - Ты привязываешься к сладости, это не правильно. Принимай всё, что даёт тебе твой путь равно – и горечь и сладость, и ты увидишь, что нет ни горечи, ни сладости, есть только игра Духа. Сохраняй непоколебимую устремлённость к Духу, но не старайся заполучить Его близость. Пусть результаты твоей устремлённости будут такими, какими они будут, не более. Принимай волю Духа.

Потом он спросил меня:

- Что для тебя есть ад?

Я поклонился и ответил:

- Наставник, ад для меня – это духооставленность. Когда Его солнце застилается облаками, сердце моё плачет кровавыми слезами.

- Хорошо, мой мальчик. Так вот что я тебе скажу: ведь не из-за того, что хочешь пребывать в раю, ты призываешь Его. Принимай то, что даётся тебе и спускайся в ад, не оставляя имени Его, даже если всё, что будет в твоих силах – это обессилено шептать имя Его устами, так же и поднимайся в рай, не оставляя имени Его ни на мгновение. Посему не избегай ада и не стремись к раю. Стремись к Духу. Сей человек пробуждает в тебе страсть гнева. Так попаляй эту страсть, и не избегай этого человека. Он дан тебе на пользу и для урока. Говори Духу: «Принимаю волю Твою, что бы ни было».

Довольно скоро я научился смотреть на нашего богатого господина более спокойно, хотя его отравленность порой всё же казалась мне чем-то непостижимым. Но сердце моё было без остатка отдано Духу, и яд не мог поразить меня. И настал день, когда я действительно не увидел больше ни сладости, ни горечи. Ни ада, ни рая.

* * *

И вот, в один из дней, мы остановились на привал в одном месте, и утром Нежная Правда ушла на ручей, тёкший поодаль за невысокой грядой холма. Скоро куда-то ушёл и наш господин и немного погодя вслед ему исчез Честный Булат. Заподозрив неладное, я двинулся той же дорогой и вот, выйдя к ручью, застал их троих: Нежная Правда молча пыталась разнять тех двоих. Честный Булат сидел верхом на нашем господине, всерьёз вознамерившись задушить его, и уже был близок к исполнению своего намерения. Я подошёл и оторвал их друг от друга. Наш господин был полузадушен и слабо ворочался на гальке, пытаясь подняться. Нежная Правда бросилась к брату, крепко обняла его и не отпускала. Она была мокрая с головы до пят, платье было наспех натянуто на мокрое тело. Ей пришлось испить много боли этого мира за последние дни.

Честный Булат угрюмо сказал, что нужно совершить казнь. Он добавил, что наш господин происходит из семейства богатеев, сдавших город Хромому Царю, хотя тот их потом и не пощадил. А сам он лично выдал солдатам, где прятались они втроём с сестрой и божьим человеком, чтобы только избежать смерти. Честный Булат был намерен убить его в любом случае.

Тогда я взял нашего господина за ворот и поволок к Наставнику. Брат с сестрой поплелись следом.

Подойдя к Наставнику, я бросил свою ношу к его ногам и стал ждать, зная, что Громовому Голосу не нужны объяснения. То, как он принимал решения, прислушиваясь к голосу Духа и различая правильное и не правильное, было для меня большим учением, потому я наблюдал очень внимательно, стараясь не упустить ничего.

После долгого молчания, наставник провёл ладонью по седым коротким волосам и проговорил:

- Здесь неподалёку живёт один отшельник, из Детей Неба. Он поможет. Его называют Врачевателем Душ.

После этого он вдруг ловко в мгновение ока связал руки нашего господина за спиной. У того мгновенно прорезался голос. Он кричал, чтобы его отпустили, угрожал своими могущественными родственниками, старался оскорбить нас, но никто не обращал на него внимание – мы собрали вещи и двинулись вглубь гор, ведя нашего господина под конвоем. Все молчали, даже конвоируемый скоро замолк. Шли без остановок сутки, день и ночь, благо луна ещё была довольно яркая.

Глава 8.

И вот на следующий день мы вышли на одно красивое место, отмеченное Духом: то была довольно широкая долина между хребтами, по дну которой протекала река. Склоны поросли редким лесом, состоящим из сосны и дуба. В укромном месте мы нашли вход в пещеру. Неподалёку на солнцегреве сидел маленький сухой старичок ростом с ребёнка, с белыми длинными волосами и белой бородой. Одет он был в какие-то лохмотья, на голове его сидела неказистая шапка, а лицо его было коричневым и морщинистым как кора дерева. Глаза же его глядели весело и ласково.

Когда мы приблизились, он живо подбежал к наставнику и они сначала горячо обнялись, потом, отступив друг от друга, раскланялись с почтением, по обычаю Детей Неба. Остальные, кроме нашего господина, тоже поклонились. Старичок подошёл ко мне, посмотрел в душу и улыбнулся. Потом подошёл к Честному Булату, глянул и сказал:

- Быть тебе Сыном Неба.

И голос его был подобен тихому стуку солнечных камней друг о друга.

Подошёл к Нежной Правде, погладил её по руке и сказал тихо и ласково:

- Утешься, дитя.

Она вдруг заплакала навзрыд, спрятав лицо на груди брата – а ведь до того она, по словам Честного Булата, не проронила ни слезинки, даже когда на её глазах убивали родителей. С тех пор она начала говорить и вообще исцелилась душой.

Подойдя к божьему человеку, он лишь поклонился ему, улыбнувшись приветливо.

Потом, повернувшись к нашему господину, который глядел на него исподлобья, Врачеватель Душ обошёл его кругом, потом остановился и потащил того наверх, на гору. Мы последовали.

Там, на вершине была небольшая узкая щель, можно сказать – яма в камне, глубиной метра три, с отвесными гладкими стенами. Врачеватель Душ подвёл нашего господина к краю ямы, развязал его руки и вдруг толкнул его так, что тот с воплем полетел вниз. Потом старик сделал нам знак отойти, сел на краю и какое-то время ждал, когда внизу стихнут крики. После этого он заговорил и голос его был на диво твёрд и наполнен силой.

- Послушай меня, мальчик, - сказал он, - отныне ты будешь сидеть здесь. Выйти отсюда ты сможешь только при одном условии: если ответишь на мой вопрос. Вот этот вопрос: «Что есть Предельный Бог?». Пока ты не дашь ответа, который меня удовлетворит, ты не выйдешь.

Снизу раздался поток грязной брани, потом он стих и после паузы наш господин спросил:

- Эй, а что если я так и не дам удовлетворяющий тебя ответ – что тогда?

- Тогда ты закончишь свою жизнь здесь. Будь уверен, что никто не вызволит тебя отсюда, потому что никто кроме немногих Детей Неба здесь никогда не бывал и не побывает. И воистину, для всех будет лучше, если ты умрёшь здесь, чем если бы ты бродил по земле таким, какой ты сейчас.

Снизу не раздавалось ни звука.

- Думай, сынок, думай, - сказал напоследок Врачеватель Душ, - Что есть Бог? Что есть Предельная Истина? Это твой единственный шанс.

Потом он встал и повёл нас вниз.

Мы гостили у Врачевателя Душ до утра и на рассвете двинулись дальше на юг, поскольку наставник сказал, что нам определённо надо продолжить этот путь.

Я помню, как маленький Врачеватель Душ стоял у входа в свою пещеру и смотрел нам вслед и ветер теребил его белую бороду. Он был похож на ребёнка, нарядившегося старичком. Больше я никогда его не видел, но спустя примерно двадцать лет мне случилось быть в тех краях и я решил проведать Врачевателя Душ, если он ещё жив – а ходили слухи, что он по-прежнему обитает в своём жилище.

Однако нет - он уже ушёл, зато меня ждала иная радостная встреча. В той пещере жил теперь не кто иной как наш богатый господин. Только теперь он был совсем другим. Он встретил меня с мягкой улыбкой и поклоном. Я смотрел на него с радостью и восхищением, так он изменился. По виду и внутренне он стал совершеннейшим Сыном Неба и его глаза говорили о том долгом пути, который проделала его душа за эти годы. За кружкой травяного отвара он рассказал, что происходило после нашего отбытия. Он просидел в той яме почти пятнадцать лет. Первые несколько лет он даже не был способен думать над тем вопросом, который поставил перед ним Врачеватель Душ, по его собственным словам, «он был ещё слишком слаб для этого». Врачеватель Душ приходил к нему почти каждый день, приносил еды и воды и беседовал с ним. Постепенно свет проник в сердце узника и их отношения стали более походить на отношения ученика и наставника. И настал день, когда он увидел, что то, что казалось ему варварским и жестоким наказанием, было на самом деле величайшим благодеянием и тогда он стал смотреть в тот вопрос, который когда-то задал ему Врачеватель Душ. День ото дня он смотрел в этот вопрос всё пристальнее и с благоговением видел, как это занятие постепенно преображает всё его существо до самой основы. И вот, спустя почти пятнадцать лет после начала заточения вся суть этого вопроса вдруг осветилась перед ним как при ударе молнии и мир стал прозрачным. Тогда он рассмеялся и понял, что теперь может выйти из своей ямы. И вышел. Врачеватель Душ оставил этот мир следующим утром – он весь перешёл в свет, не оставив после себя праха. Перед уходом он нарёк своего преемника Сыном Горы и предсказал, что и его будут называть Врачевателем Душ.

- Я знаком с нашим Врагом слишком хорошо, - сказал Сын Горы улыбнувшись, - и знаю все его уловки не понаслышке.

… Итак, мы продолжили наш путь впятером. Поначалу Честный Булат был немного не в себе – его что-то тревожило и я никак не мог прочесть в его душе – что именно. Этого рода тревога не была знакома мне, ведь с юных лет я, как и другие Дети Неба, пребывал под дланью Духа. Наставник тоже, конечно, всё замечал. Наконец он спросил Честного Булата, что его тревожит. Вот что он ответил:

- Учитель, что с нами будет? Всю жизнь мы были окружены защитой нашей большой семьи – наш отец, наша мать, наши братья – все заботились о нас. Что теперь будет с моей сестрой, с божьим человеком, со мной, с тобой, с братом? Мы неприкаянны в этом мире, мы одиноки, у нас нет крова над головой, совершенно не ясно что с нами будет завтра, да что там – даже через час. Нам надо остановиться и осесть, построить дом, укрепить его от врагов. Нам надо пустить корни. Зачем мы идём в тот город на юге – ну зачем, что мы там забыли? В этом нет никакого смысла.

Наставник крякнул, пригладил волосы на макушке и проговорил:

- Хорошо. Тогда мы пойдём западнее.

Мы сошли с дороги, какое-то время брели по горной степи, спугивая греющихся на камнях ящерок. И к вечеру мы вышли на другую тропу. Как видно, наставник знал эти места во всех подробностях. У тропы мы остановились и переночевали, а утром двинулись дальше и скоро вышли к очень глубокому ущелью. Там, внизу клубился туман и в лицо нам тянул ветер, присущий всякой бездне – свежий и волнующий. Но это ещё не всё – через эту пропасть был протянут верёвочный мост, казавшийся сущей ниточкой.

- Первым идёт Железный Ручей, потом Нежная Правда, божий человек, а мы с Честным Булатом – последние, - проговорил наставник.

Я шагнул было к мосту, но божий человек, поняв, что надо идти по мосту, опередил меня и легко зашагал по деревянным перекладинкам, качающимся на невероятной высоте. Я был восхищён, ведь он даже не держался за верёвочные перила. Он шёл словно по твёрдой дороге. Этот человек был для меня загадкой – его сознание не было похоже на человеческое, не было похоже на сознание животного, или небесного существа. Только спустя пару недель меня посетило озарение по поводу истинной сущности божьего человека.

Если сделать отступление, то было это так – мы расположились на привале и я сидел, наблюдая, как божий человек играл с речкой, что струилась неподалёку. Он гладил волны, раскачивался и что-то напевал в солнечных бликах. И в этот момент словно что-то совместилось внутри меня и я даже вскочил на ноги, вскрикнув от этой невероятной догадки. Наставник посмотрел на меня с прищуром, улыбнулся и кивнул.

О, то был не простой человек! Наш божий человек на самом деле был воплощённым в человеческом облике духом природы. Раньше он бытовал вместе с чистым горным ручьём, играя в его струях! О да, дивное, дивное явление. Помню, я тогда даже немного потанцевал, чтобы это знание улеглось во мне. Потом я постоял, успокаиваясь, поклонился случившемуся и сел на место.

Но вернёмся к мосту. Я пошёл по нему вслед божьему человеку, а Нежная Правда двинулась сразу за мной, уткнувшись лицом мне в спину и крепко вцепившись в мою одежду. Я чувствовал, что руки её дрожали. Но мы прошли благополучно и Нежная Правда присела под деревом на той стороне чтобы перевести дух. Рядом сидел божий человек и жмурился на солнце. Тем временем Честный Булат и Громовой Голос уже дошли почти до середины моста. В этот момент наставник посмотрел на меня особым образом и я понял, что он хочет, чтобы я сделал нечто. И я это сделал: отвязал канаты, образовывавшие перилы моста. Нежная правда вскрикнула и бросилась на меня с кулаками, но я смотрел на наставника с мальчиком – у них под ногами была бездна, от которой они были отделены только узкой деревянной полоской моста, колышущейся на ветру волнами. Честный Булат встал на четвереньки и пополз к нашему краю – а сзади спокойно шёл наставник. Вот они добрались до нас и Честный Булат, выйдя на твёрдую землю, даже не смог встать на ноги и как был на четвереньках, добрался до дерева, под которым сидел Божий Человек и повалился на землю лицом вверх. Наставник присел рядом с ним на корточки и спросил:

- Ну как, ты всё ещё беспокоишься о будущем?

- Нет, учитель, - ответил Честный Булат, задыхаясь.

- Помни это состояние, - продолжал наставник, - Теперь вставай, ничего не произошло.

Честный Булат встал, но выглядел всё ещё как бы пришибленным. Я тем временем опять привязал перила.

Глава 9.

После этого мы спокойно шли несколько недель, никого не встречая, за исключением одного раза, когда нам встретилась группа вооружённых всадников человек в десять, спешащая на север. Они даже не обратили внимания на нас, пронеслись мимо словно ветер.

Честный Булат постепенно начал интересоваться тем, что делает Детей Неба Детьми Неба. Он начал учиться очищать себя от всего лишнего, от всего, что мешает слышать голос Духа. Нежная Правда тоже не оставалась в стороне. Она начала говорить и много спрашивала меня обо всём: наставника она стеснялась. Её интересовал Дух. Вот почему: много боли она увидела в мире. Она увидела, что мир это ад и тогда отчаяние поселилось в её сердце. Она не могла понять, почему люди могут быть так жестоки и не видела выхода. Но вот появились мы и она увидела свет Духа и уцепилась за него как вязнущий в болоте цепляется изо всех сил за протянутую руку.

Спустя ещё несколько дней горы стали более пологими и больше стало попадаться людей – повозок, кибиток, телег, и просто путников. Иногда за день мы обгоняли или встречали по десятку путников. Близился Город.

До этого я никогда не бывал в больших городах и когда мы вступили на брусчатую мостовую, мне было очень не по себе – это место совсем мне не понравилось. Здесь всё было напоено нездоровыми страстями и многие люди были осквернены сверх всякой меры.

Был вечер, мы шли по улице, разглядывая вывески в поисках ночлега и тут нам на встречу вывернула из боковой улицы шумная процессия: в центре группы людей плыли носилки с креслом, в котором сидела, выпрямив спину, женщина ужасающей красоты. Та красота была именно ужасающа. Её глаза были полуприкрыты, словно ничто вокруг не касалось её. Люди из её свиты были молоды – юноши и девушки, одинаково ухоженные и благоухающие. Юноши те были удивительно похожи на девушек. Кто-то из них играл на арфе, кто-то пел, слышался смех.

Мы посторонились, но один из них, проходя мимо, нарочито задел нашего божьего человека так, что тот покатился на землю и засмеялся. Честный Булат мгновенно выхватил нож и бросился на обидчика, но я удержал его, и, отодвинув, предстал перед теми людьми. Толкнувший божьего человека немедленно расхохотался и сказал что-то своим на непонятном языке. Грянул ответный смех. Только их царица не смеялась. Она смотрела мне за спину, на моего наставника. Смотрела не отрываясь и в том взгляде была судьба.

Тот весёлый человек наконец ощутил страх, глядя в мои глаза. Он вынул из-за пояса кнут изящной работы и замахнулся, чтобы ударить меня. Но я сжал его нос пальцами и повернул. После этого тот человек упал к моим ногам, закрыв лицо ладонями и скуля как раненый пёс. Его лицо больше не будет таким красивым и утончённым. Для него это было страшнее смерти.

Тогда раздался голос царицы, глубокий, сильный:

- Вот так, друг мой. Легко быть героем перед слабым. А попробуй быть героем перед героем.

Царица бросила последний взгляд на наставника и процессия двинулась дальше, оставив своего насмешника на дороге. Он поднялся и побежал за ними на нетвёрдых ногах, вытирая кровь.

Мы же пошли своей дорогой. Я сознавал, что опять совершил ошибку. Моей главной страстью являлся гнев и он то и дело одерживал верх, и тогда я действовал, потеряв контроль. Это сильно озаботило меня. Дело в том, что после того первого раза после гибели Высокого Сокола, когда я вышел из себя, подобные состояния стали приходить очень легко. Иными словами, я стал легко впадать в ярость. Отголоски того моего падения то и дело настигали меня и иногда я не успевал отразить этот удар. После этого я чувствовал большой ущерб своему духу, как бы отравленность.

Я слышал, что некоторые из тех, кто были Сынами Неба, соблазнились на силу, которая приходит в ярости. Их называли Сынами Ярости, или Одержимыми. Они переставали слышать Голос Духа и больше не могли приходить в Крепости. Так же я слышал, что многие из них служили у Хромого Царя. Однако, никто из них не заканчивал жизнь хорошо: эта ярость постепенно сводила их с ума и лишала их сил. В бою они были несравнимо сильнее всех остальных людей, мирные жители и солдаты их боялись, но не было случая, чтобы хотя бы один из них победил в бою кого-либо из Сынов Неба. На стороне Одержимых сражается Зверь. На стороне Сына Неба сражается Сам Дух.

Эта Тёмная Сила была для меня большой опасностью и потому я мысленно пообещал себе смотреть во все глаза и больше не пропускать этих натисков.

И в этот раз я увидел, что Наставник посмотрел на меня, и ничего не сказал, но взгляд его заменил все слова.

Некоторое время мы кружили по улицам, и я всеми силами стал устремляться к Духу, потому что этот город внушал мне отвращение. Люди в нём жили подобно крысам в страшной скученности и жизнь их была забита, словно нечистотами, всеми отупляющими и отравляющими делами, какие только можно измыслить. Даже их повседневная работа влачилась ими как тяжкое ярмо, как каторга.

Мы нашли какой-то трактир и там сняли комнатку для ночлега. На еду денег не было, но я бы и не хотел здесь есть, а Божий Человек, Нежная Правда и Честный Булат так утомились, что сразу же заснули, устроившись прямо на полу (в той комнате совсем не было мебели). Я тоже лёг, призывая Дух сердцем. Наставник же сидел в темноте, прислонившись спиной к стене и слушал веяния Силы.

Прошло некоторое время, наши спутники крепко спали, а с улицы стал доноситься смутный шум, как если бы там собиралось множество радостно возбуждённых людей: слышалось шарканье ног, смех, были видны отсветы факелов. Наставник бесшумно поднялся и вышел. Я последовал за ним. Мы вышли на улицу – здесь и правда было много людей. Все они спешили в одну сторону, словно бы на какой-то праздник. Их возбуждение было не здоровое, лихорадочное. Мы влились в этот поток и довольно скоро вышли на центральную площадь города.

Здесь собралось множество народа, я никогда раньше не видел столько. Вероятно, здесь было не меньше нескольких тысяч мужчин и женщин. Многие держали факелы и все пританцовывали под музыку, которая неслась с четырёх концов площади: тяжко и гулко бухали барабаны, ревели трубы, и всё это создавало слаженный узор, который завораживал и тянул в танец. Постепенно эта музыка становилась всё настойчивее и толпы двигались всё более слаженно. Я посмотрел на наставника – он был совершенно невозмутим, но я видел, что он словно бы готов к тому, что вот-вот начнётся бой. Я с удвоенной силой ухватился за призывание Духа, как за соломинку в этом водовороте.

И тогда я почувствовал, что на эту площадь нисходит как бы сила, чужая и хищная и люди вокруг в этот момент словно бы сошли с ума: они безумно извивались в танце, целовали и обнимали друг друга без разбора. И были те поцелуи и объятия совсем не братскими.

В центре той площади находился помост, который сначала был невидим и неосвещён, но вот вспыхнули яркие огни и он осветился и приковал к себе всеобщее внимание. На помосте появилась фигурка женщины, кружащейся в танце. Одежды её состояли из каких-то прозрачных лоскутов и можно сказать, что она была обнажена. Её танец полностью подчинялся этой силе, нисшедшей на площадь и она, казалось, управляла всей толпой. Сила двигала ею. Недобрая сила. И была та женщина той самой царицей, с которой мы столкнулись вечером.

Внезапно она указала на прямо на нас. Около наставника словно из-под земли выросли фигуры двух вооружённых людей огромного роста. Они взяли наставника под руки и повели к помосту. Громовой Голос успел обернуться и во взгляде его было: «стой где стоишь».

Вот наставник появился на помосте и меч его был уже не при нём. Он стоял на помосте и всё в нём противоречило здешней силе: прост и безмолвен он был против изощрённости и громогласности духа этого города.

Царица плавно двинулась к нему, он же стоял спокойно, опустив руки. Когда она оказалась близко, он внезапно произвёл неуловимое движение, казалось – просто чуть присел, легко выбросив руки, но она отлетела от него на несколько шагов и со всего маху грохнулась спиной на помост. Толпа ахнула единым вздохом, музыка смолкла. Громовой Голос подошёл к бездыханной царице и, подняв, взвалил на плечо. Затем он спустился с помоста и толпа заворожённо расступилась перед ним. Когда он опять открылся моему взору, в руке у него уже опять был меч, а ножны заткнуты за пояс. Он держал меч перед собой и в глазах его была такая сила, что ни один человек не смел препятствовать ему. Я присоединился к ним, закрывая его спину. Так мы вышли за пределы площади и пустились бежать, так как знали, что скоро толпа очнётся. Божий Человек, Нежная Правда и Честный Булат уже ожидали нас на улице: они, видно, проснулись, и, не обнаружив нас, вышли из дома. Сзади уже близилась погоня – солдаты тяжело стучали сапогами по мостовой. Их было не меньше десятка. У ворот нас ждала ещё одна группа солдат. Я с лёту врубился в их строй и в лунном свете завязалась битва. В её ходе я вдруг заметил, что ко мне присоединился ещё один незнакомый человек – не Воин, хотя для мирянина он рубился очень хорошо и отчаянно.

Скоро проход к воротам был свободен, мы открыли их. Все, кроме меня и незнакомца устремились наружу, в горы, мы же остались чтобы сбить погоню.

Когда пришло время, мы тоже побежали в горы и никто не преследовал нас. Занимался рассвет, на востоке сияла Утренняя Звезда.

Глава 10.

Мы шли по их следам молча и нагнали их, когда солнце уже оторвалось от горизонта. Они ожидали нас в глубоком и широком гроте в расщелине между скал. Брат с сестрой и Божий Человек спали, завернувшись в одеяло, а царица лежала бездыханно на ложе из ветвей. Наставник же спокойно сидел рядом.

Мы подошли, и я поклонился Громовому Голосу. Мой спутник не замедлил сделать то же. Наставник жестом пригласил нас сесть. Только сейчас я мог рассмотреть того, кто помог мне в битве у ворот. Он был высок ростом, старше меня лет на двадцать, а щёку его пересекал глубокий шрам. На поясе был меч необычной формы в ножнах, украшенных незнакомым узором. За спиной - перевязь с тёплым одеялом и котелком. Одежда, ножны, волосы, уложенные особым образом, указывали в нём некую древнюю традицию, которая была мне неведома. И был он красив красотою благородного человека. Взгляд же его был взглядом человека, познавшего смерть.

- В наших краях трудно встретить людей твоего племени, воин, - проговорил Наставник, проведя ладонью по волосам и улыбаясь, - Что занесло тебя так далеко на запад?

- Ноги, отче, - чуть улыбнувшись, ответил он с лёгким акцентом и голос его был голосом человека, познавшего смерть.

- Как нам тебя называть?

- Называйте меня Последним Волком.

Он посмотрел мне в глаза и я понял, что он многое повидал, многих потерял и теперь ищет смерти, потому что устал от жизни. И именно потому, что он искал смерти, он и присоединился ко мне в бою.

- Зачем вы похитили её? – спросил Последний Волк.

- Её похитил Дух, - ответил Наставник, внимательно наблюдая за Волком.

Тот покачал головой, обдумывая слова Наставника, но промолчал.

- На севере недалеко есть долина, - сказал Наставник, - было бы неплохо попасть туда. Не хочешь ли ты сопровождать нас, Последний Волк?

- Это было бы честью для меня, - тихо проговорил тот.

- Тогда отдохнём и двинемся, - улыбнулся Наставник.

- Она без сознания? – спросил Последний Волк, кивнув в сторону царицы.

- Скорее, крепко спит.

Последний Волк кивнул и не стал больше спрашивать. Потом он встал и скрылся за деревьями. Спустя некоторое время он вернулся с двумя большими рыбинами, зеленью и кореньями.

- Не мог бы ты сходить за дровами? – спросил он меня.

Когда я вернулся, оказалось, что он уже разделал рыбу, сходил за водой и приготовил кострище.

Ловко разведя костёр таким образом, чтобы он не давал дыма, Последний Волк повесил котелок и в воздухе образовался чудесный аромат. Тут же проснулись голодная троица.

За завтраком Последний Волк спросил моего Наставника:

- Вы не боитесь погони?

- Погони не будет, - улыбнувшись, ответил Наставник.

Последний Волк не стал уточнять, просто принял слова Громового Голоса как должное.

Мы позавтракали и, быстро собравшись, двинулись в путь. Мы шли ровным шагом, царицу несли по очереди Наставник, я, Последний Волк и божий человек, который, казалось, вообще не замечал этой ноши и был совершенно неутомим. Честный Булат тоже порывался нести, но Наставник доверил ему всю нашу поклажу. Царица была бы для него слишком тяжела. Надо заметить, что она была рослой женщиной и была выше меня, а я – выше Наставника. Впрочем, Последний Волк был выше нас всех.

Мы шли два дня, а царица всё не просыпалась. Наконец, мы вышли в небольшую долину, в центре которого лежало чистое озерцо, которое можно было перекинуть камнем; впрочем, было оно очень глубоко. Мы прошли в северную часть долины и Наставник указал место, где надо было построить жилище. Когда Последний Волк спросил, долго ли ещё царица будет спать, Наставник ответил, что разбудит её завтра утром.

Весь день мы трудились вместе и к наступлению темноты фундамент дома был заложен. Ночь мы провели у костра и я видел, что Последний Волк спал вполглаза.

Вот наступило утро, и Последний Волк уже был на ногах. Наставник попросил его согреть воды. Тот быстро выполнил просьбу и сел неподалёку, ожидая, что будет делать Наставник чтобы пробудить царицу. Но я знал, что ему не требуется делать ничего особенного. Он просто обратится к духу царицы и тот разбудит её. Так и случилось.

Царица вдруг открыла глаза, щурясь от утреннего солнца и закашлялась. Её била дрожь и Наставник сразу же подал ей чашу с водой.

Все собрались встретить её: брат с сестрой стояли, обнявшись за плечи, а божий человек робко выглядывал из-за их спин.

Придя в себя, царица закуталась в одеяло и села, выпрямившись и ни на кого не глядя. Все же смотрели на неё во все глаза. Несмотря на то, что волосы её растрепались и на щеке была царапина, её красота казалась невероятной. Потом я перевёл взгляд на Последнего Волка и вдруг меня пронзило знание, что эти двое будут вместе до самой смерти, которая придёт ещё не скоро. И так же я понял, что Наставник тоже связан с ними.

- Как тебя зовут? – спросил Наставник.

Она помолчала немного, как бы колеблясь – отвечать или нет, потом проговорила плохо слушающимся, но всё же надменным голосом:

- Небесная Бирюза.

Наставник улыбнулся и заметил, что имя очень подходящее.

- Кто вы и чего хотите? – внешне спокойно, но властно спросила Небесная Бирюза, по-прежнему ни на кого не глядя.

Наставник крякнул, провёл ладонью по волосам и ответил:

- Мы не причиним тебе зла, Небесная Бирюза. Я хочу лишь попросить тебя об одном. Поживи с нами месяц и после этого ты будешь вольна идти куда тебе угодно, а мы тебя проводим до места назначения.

- Зачем? – спросила она.

- Не спрашивай, дивноокая. Ты сама всё поймёшь.

- Что я должна буду делать?

- Что захочешь.

- А если я не соглашусь?

- Ты вольна уйти прямо сейчас.

- Хорошо.

Она встала, кутаясь в одеяло.

- В какой стороне мой Город?

Наставник прутиком, который держал в руке, указал направление.

Надо сказать, что в этом месте склон был довольно крутым и изобиловал камнями и рытвинами. Поэтому Небесная Бирюза, едва сделав шаг, оступилась и, вскрикнув от боли, упала.

Наставник продолжал сидеть, будто это никак его не касалось.

Небесная Бирюза тем временем попыталась встать, но со стоном опять села – она не могла ступить на правую ногу. Помолчав немного, она проговорила:

- Так и быть. Я остаюсь. Пока не смогу ходить.

Наставник покивал и обратился к Последнему Волку:

- Помоги ей, воин.

Последний Волк был привычен врачевать раны и травмы – быстро и ловко он сделал Небесной Бирюзе повязку на лодыжку, используя правильные травы.

Тем временем все потихоньку разбрелись продолжать строительство, но я был неподалёку – собирал камни и вот я услышал как Небесная Бирюза вдруг сказала воину:

- Я тебя помню, воин. Ты пришёл издалека, с востока. Тебя приглашали быть телохранителем при мне. И ты отказался. Почему?

Он помолчал, заканчивая повязку. Потом ответил:

- Эта служба… слишком хороша для меня, госпожа.

- Не зови меня госпожой. Госпожа я в Городе. Здесь я Небесная Бирюза. Чем же ты так плох, что не достоин моей службы?

Он молчал. Она взяла его за руку, посмотрела в его глаза – долго. Потом спокойно и уверенно проговорила:

- Ты устал жить. Ты видел больше, чем обычно выпадает на сотню людей. Ты ищешь смерти.

Потом она подняла руку, словно бы для того, чтобы провести пальцами по его волосам, но на полпути её рука опустилась.

Лицо Последнего Волка был непроницаемо. Он встал, коротко поклонился ей:

- Через неделю вы сможете потихоньку ходить. Наверное, лучше, чтобы за вами ухаживала девушка.

После этого он ушёл. Сказал Громовому Голосу, что за дровами, но вернулся он только к вечеру, а дров принёс не так уж много.

Глава 11.

Мы работали усердно, и к следующему вечеру дом был почти готов. Ту ночь Нежная Правда и Небесная Бирюза провели уже под крышей. Ужинали мы у очага все вместе.

Я всё время смотрел украдкой на Небесную Бирюзу. Её красота была поистине невероятна, эта женщина казалась созданием другого, высшего, мира. Все неудобства, все перенесённые тяготы и лишения лишь оттенили её красоту. Но тем не менее, я видел, что она живой человек. Её мысли и эмоции были видны так же, как у любого другого человека. Иное дело, что эти мысли и эти эмоции были подобны огранённым алмазам в сравнении с простыми булыжниками у других мирских людей.

Во время ужина она заговорила с Наставником.

- Старец, о вашем племени ходят легенды. Люди боятся вас и считают колдунами. Другие же боготворят вас. Мне тоже довелось убедиться в ваших невероятных способностях. В чём же ваш секрет?

Наставник улыбнулся и пошевелил прутиком в пламени очага.

- У нас нет никаких секретов, госпожа.

- Ну уж, ты лукавишь, старец. У людей, творящих чудеса, не может не быть секретов.

- Секрет – это нечто, что надо оберегать от чужих глаз. Нам же нечего оберегать.

- Значит, ты можешь прямо сейчас всё нам рассказать?

Наставник провёл ладонью по волосам и опять смущённо улыбнулся.

- Госпожа, я всю жизнь не скрывая рассказываю всем, кто спрашивает, но редко кто из мирских слышит меня. Обычно же люди слушают, но не слышат. Можешь ли ты объяснить простому крестьянину, как нисходит на тебя дух вожделения, как он даёт тебе силу управлять людьми и как ты научилась открывать себя ему?

- Как ты знаешь об этом?! – воскликнула Небесная Бирюза с гневом и изумлением, но Наставник продолжал, не обратив внимания на её возглас:

- А то, о чём ты спросила у меня, хоть и не является тайной, но является материей неизмеримо более тонкой, хотя нет ничего проще, чем она. Но проста она для ясного ума и чистого сердца. Ясен ли твой ум и чисто ли твоё сердце, чтобы спрашивать об этом?

Я заметил, что Последний Волк слушал Наставника очень внимательно. Он почти понимал.

Позже, когда стемнело и все улеглись спать, мы втроём – Наставник, Одинокий Волк и я – сидели снаружи под звёздами и луной и я понял, что Последний Волк сейчас спросит Наставника о чём-то очень для него важном. И вот он заговорил своим негромким голосом:

- Старец… - он помолчал, словно бы подбирая слова, а потом продолжил, тихо и медленно, глядя в землю, - я очень много убивал в своей жизни… часто совсем без повода. Просто потому, что имел силу, а часто потому… что был воспитан воином и приучен сражаться за господина. За мной – океан крови.

Наставник слушал, склонив голову. Последний Волк некоторое время молчал, глядя на звёзды, потом продолжил тем же ровным голосом:

- У меня были друзья и была женщина и был сын и я любил их. Но всё это ушло, все погибли, все – на моих руках, остался я один. Даже тот, кто убил тех, кого я любил, теперь тоже убит. Я – последний. Это – доля воина, оставаться одному, но… всё вдруг потеряло для меня смысл. Я оглянулся и увидел только кровь позади себя. Для чего всё это было, для чего вся эта кровь? Я понял, что я зверь среди людей и люди боятся меня и шарахаются от меня как от чумного. И я понял, что проклят. И я понял, что мир проклят и нет ничего, ради чего стоило бы убивать, и нет ничего, ради чего стоило бы жить.

Он опять помолчал. Потом посмотрел на Наставника:

- Но вот я гляжу на тебя и в сердце моём рождается надежда. Не напрасна ли она?

Наставник улыбнулся и погладил волосы. Потом отозвался:

- Не напрасна.

И продолжил:

- Да, в этом мире и в других мирах нет никакой надежды. Но это не значит, что надежды нет вообще… Воин, оставайся здесь. Всё будет хорошо.

* * *

… Так мы и жили – не торопясь построили ещё одно жилище для остальных, Наставник же нашёл себе нечто вроде углубления в скале, в котором мог бы поместиться только один сидящий человек – там он и обосновался.

Нежная Правда совсем оттаяла – к ней вернулась способность смеяться, она любила гулять со своим братом и Божьим Человеком по окрестностям, а так же пыталась общаться со мной, но я никогда не был хорошим собеседником.

Помню, однажды я сидел на берегу озера и удил рыбу, а она присела рядом. Помолчав, она попросила рассказать, как живут люди в Крепости. И я, как умел, рассказал, что Крепость разделена на внешний женский и мужской внутренний дворы, а в центре мужского двора – Башня Созерцания, в которой можно совершать молитвенные бдения. Впрочем, молитвенные бдения в Крепости можно совершать ещё в меньших по размеру угловых башнях а так же – на стенах. На мужском дворе расположены хозяйственные здания и мастерские, гостиницы для приходящих Воинов, детские дома, где живут и учатся мальчики.

На женском дворе тоже есть хозяйственные здания, мастерские и детские дома для девочек и совсем маленьких детей, эти дома одновременно предназначены для проживания женщин, так как они как правило не любят покидать родные места и живут в Крепости постоянно. Впрочем, среди мужчин тоже есть такие, но они всё же живут по-другому. На женском дворе есть так же гостиницы для приходящих воинов. Когда Воин приходит в Крепость и чувствует, что для него пришло время встретиться с женщиной, он останавливается в такой женской гостинице, пьёт чай и ждёт. И к нему приходят женщины, готовые понести от него ребёнка или просто испытать его ласки и подарить ему свои.

- А бывает, чтобы к нему никто так и не пришёл? – спросила Нежная Правда.

Я задумался, но не смог припомнить, чтобы кто-нибудь упоминал хотя бы об одном таком случае.

- Но почему у вас мужчины и женщины живут отдельно?

Я объяснил, что хотя мужчин и женщин и тянет друг к другу, но женский мир слишком тесен для мужчин, мужской же мир слишком суров и неуютен для женщин. Поэтому для них хорошо жить отдельно, но рядом.

- Но разве у вас не бывает так, что юноша и девушка не хотят быть ни с кем, кроме как друг с другом?

Я ответил, что редко, но такое бывает, хотя нас с детства воспитывают не быть привязанными к чему-либо или к кому-либо в этом мире. Но всё же такое бывает и тогда эти двое просто чаще видятся друг с другом и не знают других женщин или мужчин. Бывает, что они вообще покидают Крепость и начинают жить семьёй около неё как миряне. Но такое бывает очень редко. Я слышал об одном таком случае, но не был ему свидетелем.

- А дети? Они воспитываются в детских домах, не зная своих родителей?

Совсем нет, ответил я. До достижения трёх-четырёх лет малыши живут на женском дворе, и о них заботятся все женщины, а не только мать. Часто к ним заходят и мужчины и сами отцы, если они случились неподалёку и знают о своём отцовстве. Потом мальчики постепенно уходят на мужской двор и воспитываются там до зрелости, однако могут видеться с матерью так часто, как они этого захотят.

- А ты знаешь, кто твой отец?

Я знаю. Мой отец – Огненный Вяз, бродячий, родом из Крепости Висящего Камня. Но говорят, что он погиб несколько лет тому назад.

- А ты видел его когда-нибудь?

Да, он пару раз заходил к нам и играл со мной, когда я был совсем маленьким. Но позже его тропы пролегали в основном южнее и восточнее.

В её расспросах я увидел её судьбу, и ей было суждено стать редким исключением – мирской женщиной, принятой в Крепость. Ещё много раз она приступала ко мне с расспросами.

Глава 12.

Ещё в те дни было так, что однажды утром я танцевал с Духом и мой меч сиял на солнце. Тогда ко мне подошёл Последний Воин и попросил о бое. Мы сражались с палками в руках вместо мечей и это длилось долго. За это время подошли Наставник и Честный Булат и встали поодаль, наблюдая.

Вот Последний Волк сделал знак, что бой закончен и, тяжело дыша, склонился, упершись ладонями в колени. Наконец, отдышавшись, он обратился к Наставнику:

- В чём корень вашего боевого искусства? – спросил он, - Я не видел, чтобы вы много упражнялись с оружием и оттачивали свои боевые навыки, однако о вашем умении сражаться ходят легенды. Или вы много упражняетесь в детстве? Ведь боевое искусство подобно грамоте – сначала осваиваешь буквы, потом – слоги, потом слова и только после долгих упражнений приходит лёгкость в чтении, но и после этого её надо регулярно обновлять. Но у вас – не так. Я не вижу единой школы, не вижу этапов, такое впечатление, что сражаться вы умеете сразу, не обучаясь. Как так?

Наставник чуть улыбнулся, провёл ладонью по своим коротким волосам и проговорил:

- Это воистину правильный вопрос. Ручей, ответь на него.

Я поклонился, укрепил связь с Духом и сказал так:

- Да, мы упражняемся с детства, но не в движениях, а в устремлённости к Духу. Потому что наше боевое искусство не похоже на грамоту, а во всём подобно танцу. Можно изучать искусство танца начиная с простых движений и всё усложнять их, заучивая готовые образцы, но тогда истинного танца не получится, получится лишь ремесло. Потому что истинному танцу учатся не так.

Волк и Честный Булат превратились в слух. Я продолжал:

- Истинный танец – это соединение с Духом. И в первую голову нужно очищать свою связь с Духом и тогда танца не будет – будет лишь Дух. И пусть при этом движения твои будут не очень изящны или каноничны, но они будут прекрасны и точны, потому что всё, что исходит от Духа – прекрасно и точно, нет в Нём ничего лишнего или недостаточного, ничего преждевременного или запоздалого. Поэтому мы учимся соединяться с Духом с детства – сначала призывать Его, потом ощущать Его чуть-чуть, потом убирать всё, что мешает с Ним соединиться, потом – пребывать в Нём, что бы ни происходило. И тогда танец становится путём к Духу. Тогда бой становится путём к Духу. И нет танца и нет боя – есть только Дух.

Я увидел, что они ещё не напитались моими словами и продолжал:

- Именно поэтому у нас нет никаких боевых школ, никакого стиля, никаких правил. Просто с детства мы стремимся наполнить каждое движение присутствием Духа, мы видим это пламя в наших наставниках и мы пребываем в Духе. Вот основа нашей жизни, из которой проистекает всё остальное.

* * *

По мере выздоровления, Небесная Бирюза всё больше времени проводила с Последним Волком. Они много беседовали и вот, однажды вечером, когда мы с Наставником сидели на траве и смотрели на закат на горном гребне над долиной, Последний Волк подошёл к нам и, присев рядом с Наставником, помолчав, заговорил:

- Она уже не хочет уходить. И… я чувствую, что она мне поручена, чтобы я заботился о ней.

В голосе его не было ничего ложного. Наставник улыбнулся и сказал:

- Ты знаешь. Только помни, что ты делаешь это для того, чтобы исполнить Его волю, которой нет. Не для себя, не для неё.

С тех пор Нежная Правда переселилась к нам в хижину, а Последний Волк – в дом к Небесной Бирюзе.

То было время покоя и молитв. Каждое утро я поднимался на гору и говорил с Духом под ясными небесами. Тогда ожило моё сердце. Однажды я понял, что мне пора уходить, а Наставник останется здесь. Тогда я увидел в одно мгновение всё будущее. Последний Волк и Небесная Бирюза будут жить здесь, в этой долине до самой смерти. Наставник будет рядом с ними до тех пор, пока не вырастет их сын, которого ждёт великая судьба. Нежная Правда будет помогать Небесной Бирюзе ещё несколько лет, пока её ребенок будет совсем маленьким, а потом брат проводит её в ближайшую Крепость, где она будет принята как Дочь Неба и она станет матерью двух дочерей и сына. Честный Булат, провожая сестру, встретит девушку, из мирян, и возьмёт её в жёны, приведёт в долину. У них родятся два сына. Когда для сына Последнего Волка и Небесной Бирюзы придёт время проявить свою судьбу, с ним плечом к плечу встанут и сам Честный Булат, и его сыновья. И я тоже.

Судьба же Божьего Человека осталась для меня тайной тогда, но потом, через много лет, я узнал, что однажды утром он просто исчез и, как ни искали, не могли найти ни малейший его следов. Думаю, он ушёл туда, откуда пришёл.

Перед моим уходом мы с Громовым Голосом долго сидели на краю обрыва, овеваемые солнцем и ветром. Наконец, Наставник проговорил:

- Дух подобен водному потоку. Тяжёлый валун вода обтекает так, словно бы её нет, хотя и она обтачивает его потихоньку. Иногда же вода становится неудержима и тогда любой валун летит вверх тормашками, вот так.

И он столкнул ногой с обрыва камень величиной с бычью голову. Он покатился вниз и не было при этом звуков в солнечной тишине. И он продолжал:

- Камни полегче отзываются на толчки потока легче, их проще сдвинуть с места и для этого совсем не требуется наводнение. Но тихую игру ручья они всё же не замечают. Только самые лёгкие былинки способны играть вместе с потоком, и никакое наводнение не страшно им, потому что они выплывут на гребне волны.

Потом он спросил:

- Что делает человека тяжёлым как валун?

- Наставник, человека делает тяжёлым как валун прежде всего гордыня и потакание Врагу. И всё омрачённое, что из этого выходит: страсти, злость, раздражение, омрачённые желания, отчаяние, озабоченность, леность.

- И что делает человека подобным лёгкому камешку?

- Наставник, подобным лёгкому камешку человека делает такое состояние, когда гордыня и злость и страсти и отчаяние не свойственны его натуре в большой степени, но глаза его закрыты постоянным попечением о мирской пыли.

- И что делает человека подобным лёгкой былинке?

- Наставник, подобным лёгкой былинке делает человека полная чистота от всех страстей и мыслей и омрачённых желаний через полное устремление к Духу. И тогда его желания становятся неотличимы от веяний Духа, а его жизнь становится танцем с Духом как лёгкое перо не тонет в самом бурном потоке, оставаясь всегда на гребне волны.

И ещё он добавил:

- Помни, что мы – Дети Неба не потому, что унаследовали Его, а потому, что все остальные люди забыли о Нём. Все, кто помнит о Небе и стремится к Нему больше жизни – Его Дети.

Я ушёл утром и со мной не было ничего, кроме меча и сердца, призывающего Дух.

Глава 13.

Со времени моего последнего одиночного путешествия моя безмолвная связь с Духом ощутимо укрепилась. Тонкое сияние разрывало моё сердце.

Я шёл куда ступали мои ноги и вот, спустя несколько дней почувствовал, что цель моя близка. Очередным утром, перевалив невысокий гребень, поросший невысокой скалой, я увидел узкую ложбинку между холмами и там, на поляне между дубами и буками, группу людей человек примерно около пятисот. Они сидели тесно и молча и все смотрели на меня. Среди них были женщины и дети, взрослые мужчины и старики. Некоторые из них мерно раскачивались. Они ждали меня.

Когда я приблизился к ним, некоторые женщины заплакали словно бы от страха. Когда до них оставалось шагов десять, я сел на сухую траву и положил меч на колени. Некоторое время они смотрели на меня, а я – на них. Потом одна старая женщина, которая была хранительницей этого племени, поднялась и подошла ко мне.

- Мы сидим здесь уже два дня без сна, без пищи и воды. Мы молим Небо прислать нам Воина, - проговорила она, усевшись напротив меня.

Я промолчал. А она продолжала.

- Несколько дней назад я увидела во сне, что нас хотят истребить. Одно племя на юге имеет с нами давнюю и лютую вражду. Они наняли колдуна, потому что воинов у них мало, а ненависти много. В нашем племени есть чем поживиться и они сказали, что всё отдадут колдуну, если он истребит нас. Колдун этот может овладевать людьми во сне. Поэтому мы не спим. И колдун этот имеет с собой злого духа в услужении, который может лишить наших воинов сил и наслать на нас страшную болезнь. Сейчас колдун понял, что через сновидения ему нас победить не удастся, а времени мало – он чувствует, что мы начали звать тебя. И вот он идёт сюда сам со своим духом-слугой.

Какое-то время я взывал к Духу в сердце моём и слушал. Все смотрели на меня. Тогда я увидел среди них мужчину лет сорока пяти, крепкого и твёрдого взглядом. Его борода была с проседью, а кожу покрывали шрамы – был он охотником. Тогда я сказал, чтобы они сидели здесь, а этот воин пусть пойдёт со мной.

На последок старица дала мне странный инструмент – верёвку, на конце которой был привязан замысловатый кусок дерева. Она сказала, что это – волшебный предмет и он поможет мне в сражении с духом.

И тогда мы двинулись в путь туда, откуда, как я ощущал и как указала мне старица, приближался колдун.

Мы вышли утром, и встретились с колдуном ближе к вечеру. Охотник увидел его раньше меня и указал вперёд. Тогда я сказал ему:

- Когда мы приблизимся на расстояние примерно в пятьдесят шагов, вызови ярость в своём сердце, беги прямо на колдуна, не боясь ничего и ни на что не обращая внимания, сразись с ним и плени его, но не убивай. Ни на что больше не смотри, это очень важно. Не оглядывайся на меня.

Он молча кивнул и перехватил своё короткое копьё. И мы продолжали сближение. Я видел колдуна и его духа: отвратительного вида женщина, внушающая ужас своим видом и не могущая быть человеком шла чуть впереди и правее него. Колдун же походил на оживший труп медведя, вставший на задние лапы. Охотник же не видел ту женщину сначала и, следуя нашему уговору, бросился вперёд. Только на полпути к колдуну он вдруг увидел её, споткнулся и чуть было не потерял свою ярость. Действие её было таково, что она лишала человека всякой воли от ужаса, сковывавшего его до самой глубины души и, кроме того, насылала на человека страшную смертельную и заразную болезнь. Но, помня мои слова, он тут же заставил себя отвести взгляд от духа, и ринулся на колдуна, испустив боевой клич. Колдун, конечно, тоже имел весьма устрашающий вид, но охотника трудно было испугать чем-либо, тогда как дух имел совсем другое действие на человека. Итак, между ними завязалась схватка, я же принялся раскручивать над головой этот кусок дерева на верёвке, призывая Дух сердцем. Я видел, что щупальца ужаса и болезни пытаются овладеть мной, но сияние Духа отбрасывает их без труда как огонь отбрасывает клочья тумана.

Злой дух пытался приблизиться ко мне, но вращаемый кусок дерева создавал как бы непреодолимый щит, заколдованный круг. Моё устремление к Духу странным образом перелилось в этот инструмент. До этого я думал, что такое бывает только с моим мечом. Каждый раз, когда кусок древесины задевал это существо, оно слабело. Вот оно начало терять человеческий облик, оплывать, как оплывают свечи, уменьшаться в размере. Наконец, дух превратился в слабо светящийся голубоватый язычок пламени в сгущающихся сумерках. Тогда я взял кусок дерева, призывая Дух сел на колени и совместил его со злым духом. Тот впитался в древесину как масло. Потом, не прикасаясь к дереву руками, я выкопал в гравии яму и похоронил кусок дерева в ней. Сквозь землю я видел, что дух провалился прочь из нашего мира. При этом верёвка, выходившая на поверхность, втянулась под землю.

После этого я повернулся к колдуну и охотнику. Второй уже пленил первого: колдун лежал на земле, а охотник сидел над ним, приставив к его горлу копьё и не давая тому пошевелиться. Теперь колдун имел вид простого человека с длинными неопрятными волосами и с лицом, несущим мертвенный отпечаток из-за постоянного сношения с духами.

Я подошёл к ним, сел рядом с колдуном, и тот яростно смотрел на меня. Некоторое время я слушал, что скажет Дух. Наконец всё моё существо наполнилось Силой Духа, так, что я чуть не закричал. Тогда я коснулся груди колдуна и сказал охотнику:

- Можешь отпустить его. Теперь он не опасен.

И он действительно отныне не был опасен, потому что Дух лишил его колдовского дара. Охотник отпустил его, но он продолжал лежать. Силы покинули его, и отчаяние овладело им. Я увидел, что он станет безумным теперь, так как те самые духи, которыми он ранее повелевал, теперь накинутся на него и уничтожат. И тогда Дух указал мне путь последним лучом заходящего солнца, неожиданно блеснувшим на вершине дальней горы, покрытой снегом.

- Видишь ту гору? – спросил я колдуна.

Тот посмотрел в указанном направлении.

- Иди туда. Там ты найдёшь того, кто поможет тебе. Иначе ты погибнешь.

Сказав так, я повернулся и пошёл прочь. Алые перья облаков парили высоко-высоко в темнеющем небе.

Глава 14.

Я шёл всю ночь и к следующему утру увидел селение, на котором лежала печать ненависти. Спустившись с гряды, я подошёл к селению так, чтобы все увидели меня. Жители собрались толпой на моём пути и смотрели на меня молча. Я подошёл к ним и остановился. Некоторое время царила тишина и лишь ветер гнал дым от костров и шевелил волосы стоящих передо мной женщин, детей, стариков и немногочисленных мужчин. В их глазах был страх. Потом я сказал:

- Колдун, которого вы выслали, чтобы погубить соседей, побеждён. Дух говорит вам, что если вы продолжите ненавидеть, эта ненависть убьёт вас самих.

- Они украли нашу девушку! – выкрикнула какая-то женщина.

- Чью девушку они украли? – спросил я.

- Мою! – крикнула та самая женщина, - мой муж и многие наши охотники погибли, пытаясь её отбить.

- Вы идёте к гибели, - сказал я.

- И пусть! – крикнула яростно эта женщина, - Зачем нам теперь жить? Наших женщин крадут, наших воинов убивают, даже колдуна нашего и то победили. Небо отвернулось от нас!

- Это вы отвернулись от Неба, - ответил я и сердце моё плакало, потому что я видел их судьбу, - Я не видел в том племени вины.

Молча я призывал Дух некоторое время. Потом сказал:

- Вы идёте к гибели. Кто из вас не хочет этого, пойдёмте со мной. То племя примет вас и вы станете их родичами. Ненависть же приведёт вас к горькой гибели.

Внезапно откуда-то из толпы свистнула стрела и Дух попустил ей впиться в мою грудь, выше сердца. От внезапности я отступил на шаг, но стрелу, торчавшую из моей груди, я наблюдал как бы со стороны, словно она пробила не моё тело. И открывшуюся боль я тоже наблюдал так же, как по утрам наблюдал рассвет. У стрелы был простой наконечник. Я осторожно вынул её, отбросил в сторону и проговорил:

- Кто пойдёт со мной, пойдёт тропой Неба. Кто останется здесь, погибнет.

Некоторое время все молчали и не двигались и я лишь чувствовал, как на груди промокает одежда и рождается болезненный кашель.

Тогда больше половины этих людей один за другим перешли ко мне и встали напротив своих соплеменников.

Та женщина начала их проклинать, но я поднял руку, так, что она замолчала.

- Остановись, - сказал я негромко, потому что чувствовал, что скоро кровь потечёт у меня изо рта, - все проклятия ты обрушиваешь на свою голову.

Тогда к нам перешло ещё несколько человек. Остались совсем немногие.

После этого мы двинулись прочь, а оставшиеся молча смотрели нам вслед. Они были обречены. Когда мы отошли примерно на сотню шагов, я оглянулся и вернулся. Посмотрел той женщине в глаза и сказал:

- Пойдём с нами, матушка. Отбрось свою ненависть.

На глаза её навернулись слёзы, но она ответила:

- Нет.

Тогда я заплакал, потому что скорбь этого мира, слепо упорствующего во зле, переполнила меня. Я встал на колени и просил её пойти с нами. Но она оставалась непреклонна.

Мы шли до вечера, а потом я почувствовал, что ноги меня совсем не держат. Тогда мои спутники сделали носилки и понесли меня на своих плечах.

Они шли всю ночь на следующий день прибыли в селение своих соседей. Это всё я помню плохо. Я не терял сознания, но глубоко ушёл в призывание Духа, и почти не видел и не слышал того, что происходит вокруг.

Прибывших приняли с радостью. Это племя не было воинственным и имело хороший дух, а ту девушку украли потому, что она сама того хотела, полюбив местного парня, в то время как родители её не пускали.

Меня лечила Хранительница племени. По пути я вложил в рану особые лечебные листья и заживала довольно быстро.

Мне выделили отдельную палатку и почти всё время я был в ней один, смотря в огонь и с любовью призывая Дух в сердце. Лишь раз в день мне приносили пищу и воду и ещё иногда заходила Хранительница племени, беседуя со мной о том, как нужно жить, чтобы связь с Великим Духом укреплялась и добро сопровождало жизнь человека.

То была очень мудрая женщина, смотрящая в корень всех вещей.

Когда вокруг лёг снег, я был уже почти здоров и почувствовал, что пришло время уходить. Я ушёл рано утром, когда солнце ещё не взошло, чтобы никто не провожал меня. Приход и уход Сына Неба должен быть подобен тому, как входит и выходит в плоть идеальный меч – так, что на теле не остаётся и следа.

Глава 15.

Снова я был равен камням и траве и снегу в их простоте.

Отойдя чуть дальше, я нашёл укромное место среди камней и развёл там костёр. Надо сказать, что уже была глубокая осень и наверное даже начало зимы, и ночи становились всё холоднее. По утрам даже на южных склонах гор на траве оседал хрусткий иней. На северных же лежал снег.

Теперь я приучился сидеть всю ночь у костра, пребывая в странном состоянии – полусне-полумолитве. Моё тело находилось в покое и вроде бы дремало, ум был в молчании и бодрствовании, сердце же – всматривалось в Исток. Иногда лишь я двигался, чтобы подложить дрова в огонь. Но бывало, совсем забывал о сём мире, заворожённый Сиянием, и тогда находил себя около уже давно погасшего костра, а вокруг был день и я не был уверен, что это – следующий день ведь в Духе нет времени.

И вот, в один из тех дней, вскоре после моего ухода из племени Хранительницы, Дух предоставил мне возможность вновь столкнуться с моим Зверем.

Я шёл по дороге в глухих местах и был день. Я увидел впереди группу всадников и ничто не предвещало плохого. Однако, они внезапно остановили своих коней передо мной. Некоторое время они молча рассматривали меня. Было их четверо и одного коня, нагруженного какими-то тюками, они вели в поводу. Конь тот не казался воинским, а скорее походил на крестьянского трудягу.

То были наёмные воины, привыкшие во всём брать то, что им нравится и делать то, что им нравится, и не державшие в своих руках за всю свою жизнь другого орудия, кроме орудия убийства. В конце концов, один из них сказал другим:

- Экий оборванец. Он похож на тех монахов-воинов, что бродят в этих горах тут и там. Они, говорят, неплохи в бою. И ещё у них отличные мечи.

- Что-то этот заморыш не похож на бойца, - заметил другой, рассматривая меня насмешливо, - Эй, - крикнул он мне, как будто я был далеко или туговат на ухо, - где твой меч?

Я промолчал, призывая Дух, ибо враг был близко.

- Да вон же он у него за спиной, - проговорил третий.

Четвёртый же из них соскочил с коня, подошёл ко мне. Его глаза были подобны камню. Он обнажил свой меч и проговорил тихо:

- Сражайся.

Я не двигался. Враг был совсем близко, и я был весь поглощён тем, чтобы не потерять связь с Духом.

Тот воин упёр конец своего меча в мою грудь так, что проколол кожу и повторил:

- Сражайся.

Я лишь призывал Дух всеми силами, потому что нельзя было уступить Зверю. Тогда воин протянул руку и вынул мой меч из ножен, рассматривая его. В его глазах мелькнуло восхищение.

- Я забираю его себе, - сказал он мне и не дождавшись ответа, презрительно плюнул мне в лицо.

Я не шевелился, призывая Дух. Он зашёл ко мне за спину, рассматривая ножны.

- Ножны я тоже возьму, - сказал он, - снимай.

Я не шевелился.

- Снимай! – повторил он с яростью и пнул меня пониже поясницы. Я лишь призывал Дух, чувствуя, что враг уже не может пройти и ощущая от этого радость и ещё большее устремление к Духу.

- На колени! – прорычал воин, замахиваясь моим мечом. Я посмотрел ему в глаза, чувствуя радость, и в этот момент я был готов пуститься в пляс и я пустился – я стал танцевать Танец Духа, славя Его всем своим существом, давая Ему проявляться через меня и забыв обо всём. Я танцевал ещё какое-то время, потом сел, продолжая призывать, и слёзы любви текли по моим щекам. Потом я обнаружил, что всадники ускакали, а мой меч лежал в дорожной пыли передо мной.

* * *

Пройдя дальше примерно с сотню шагов, я увидел человека, лежащего в траве на обочине дороги. Видимо, он был избит и ограблен теми же людьми, которые попытались только что отнять мой меч. Неподалёку валялась разбитая и перевёрнутая телега и какие-то вещи, разбросанные тут и там.

Я склонился над телом. Это оказался молодой человек, примерно моего возраста или чуть старше. Те наёмники даже не стали обнажать мечи против него, а просто крепко побили. У него была разбита голова, сломано одно или два ребра и были ушибы по всему телу. Он, вероятно, пытался сопротивляться. Он был жив. Я оттащил его в тень и сходил к ручью, что тёк неподалёку. Когда холодная вода коснулась его лица, он открыл глаза, мутные от боли. Я дал ему попить и сказал, что всё хорошо, и я не причиню ему вреда. Он шёпотом спросил, где его отец и брат. Я ответил, что никого не видел кроме него, но сейчас поищу.

Его отца столкнули с дороги в глубокий овраг и он сломал шею. Молодой человек лет двадцати лежал неподалёку. Его горло было рассечено кинжалом. Я собрал большую кучу хвороста и, положив тела на неё, зажёг.

Когда я вернулся, молодой человек уже полусидел в тени опрокинутой телеги и смотрел на меня всё понимающим взглядом. Я сел рядом и мы некоторое время сидели молча.

- Ты кто такой? – спросил он меня. Лицо его было простым и честным и глаза сейчас были отмечены горем.

Я пожал плечами и ответил, что просто брожу тут и там. Потом спросил, голоден ли он. Молодой человек ответил, что нет. Тогда я спросил, что я могу сделать для него. Тот ответил, что он – бедный крестьянин и ему нечем заплатить мне. Я же в ответ сказал, что мне ничего не надо. Тогда он спросил, зачем же тогда я хочу ему помочь?

- Поступать со всеми живыми так, как твоё сердце хотело бы чтобы поступали с тобой, - ответил я, - Так меня учили и этому я следую.

Глаза парня округлились.

- Так ты из тех самых Воинов! – проговорил он, делая резкое движение и морщась от боли в груди, - Люди много говорят о вас, но я никогда никого из вас не видел.

Я промолчал и через некоторое время сказал, что хотел бы проводить его до дома. Молодой человек ответил, что до его дома несколько дней пешего пути, но в голосе его звучала надежда, которой он не смог скрыть.

Так мы и побрели. Оказалось, что они везли товар из своего села в город и не довезли. В окрестностях стало слишком много скитающихся наёмников, которые либо спешат наняться к Хромому Царю, либо остались без хозяина в результате продвижения его же на юг и запад. В селе его ждали дед, бабушка, мать и двое старших братьев. Я видел, что судьба у парня крепкая. По пути он попросил научить его призывать Дух в сердце и следовать Ему в жизни, и я рассказал всё, что знал и всё, что он был готов принять.

Через несколько дней мы приблизились к его селу – я увидел поднимающиеся в небо столбы дыма из печей. И я видел, что скоро здесь будет кто-то из родичей моего подопечного. Мы решили переночевать напоследок и когда парень уснул у костра, я ушёл.

Глава 16.

Я продолжал идти на юг. Горы здесь становились всё более пологими, а погода - всё более тёплой. Через какое-то время снег совсем исчез и лежал только кое-где в лощинах. Стали попадаться вечнозелёные диковинные растения.

Однажды, чтобы выяснить куда направиться дальше, я устроил молитвенное бдение на одном холме, который показался мне отмеченным Духом. Бдение длилось два дня, и ночью я увидел особое сновидение. Это был город в нескольких днях пути дальше на юг. Ещё южнее начиналась пустыня, а за ней – тёплое море. В городе, в некоем трактире, меня ждала женщина из тех же краёв, что и Последний Волк. Мне нужно было придти к ней. После этого я уже точно знал, куда держать путь, и направился к месту встречи скорым шагом.

Я чувствовал себя очень хорошо и радостно и временами даже пускался бежать, просто потому, что ощущал лёгкость во всём теле. И вот однажды к вечеру я вышел к долине, в которой поблескивал огнями небольшой город, а дальше к югу протиралась плоская как стол пустыня под темнеющим ясным небом. Ворота города были уже закрыты, и поэтому пришлось переночевать неподалёку, в группе таких же как я опоздавших. Большинство их были с севера, стронутые с места наступлением Хромого Царя. Сидя у костра, они рассказывали страшные вещи и я знал, что это только начало. Один же человек, по возрасту уже старец, проговорил:

- Если кто и спасёт нас от этой напасти, то это – святые воины.

Отовсюду донеслось:

- Да, они могут.

А старик продолжал:

- Вот был недавно один случай в Лунном городе, что лежит к западу и северу отсюда. Один воин унёс на плече верховную жрицу лунной богини на глазах у всего города, перебил весь гарнизон и скрылся так, что никто не смог его найти.

Все ахнули, а один парень отозвался:

- Да слышал я эту историю. За ним и не гнались. Шкура-то дороже, чем какая-то жрица. Жрицу и новую завести можно.

Кто-то спросил:

- Зачем же святому воину жрица?

- А кто ж их знает-то, святых воинов? – пожал плечами старик, - Никогда не предугадаешь, чего они сделают в следующий момент.

- Только что-то пока они не очень-то и сопротивляются Хромому Царю, - сказал кто-то.

- Значит грешны мы слишком чтобы нам помогать, вот что, - ответил старец, - они приходят только туда, где люди живут по-доброму. А злым да развратным они не помогают.

- А у меня дочку убили! - выкрикнула какая-то женщина, - Солдаты Хромого. Да ещё и покуражились перед этим. Как такое-то можно? Она-то чем виновата? Такая была хорошая девочка, добрая, чистая, прямо ангел…

Она заплакала, закрыв лицо ладонями и раскачиваясь. На моих глазах тоже выступили слёзы, и сердце как бы сжала невидимая рука. Боль этого мира наполнила меня. Я вдруг увидел всю массу цепляющихся друг за друга и перетекающих друг в друга причин и следствий, которые привели к этой трагедии. Пока человек живёт вне Духа, он живёт по этому закону причин и следствий. И никуда от него деться не может.

В Духе же нет закона. Есть только любовь. И тогда все события в жизни становятся уроком и мистерией. Даже несчастья, даже смерть. Это трудно принять мирскому человеку, но тот, кто предаётся Духу, совсем не избавляется от мучений и физической смерти. Меняется лишь его отношение ко всему этому. Оно больше не опрокидывает его. Меняется различение добра и зла. И вся его жизнь, жизнь человека в Духе, ведёт к ПРАВИЛЬНОЙ смерти.

Любая жизнь ведёт к смерти, но только жизнь в Духе ведёт к смерти правильной, к правильному переходу через грань, переходу с открытыми глазами, с сердцем, полным любви и бодрствования. Так уж получается, что жизнь здесь, на физической земле, является лишь местом труда для нас, труда для того, чтобы взрастить в себе цветок любви и умереть правильно. Это - самое важное в жизни - любовь и смерть. В жизни как таковой, вне любви и правильной смерти, никакой ценности нет, и незачем за неё цепляться. Такое цепляние, как раз и ведёт к смерти неправильной, когда человек оказывается опрокинут.

У костра между тем надолго воцарилось молчание. Потом другой человек негромко проговорил:

- Недалеко от моих родных мест была крепость святых воинов, называлась она – Крепость Собаки. Когда войска Хромого Царя подходили к ней, все воины взяли и ушли. Куда – никто так и не узнал. Вместе с женщинами ушли, и с детьми, и с теми из мирных жителей, кто жил рядом с Крепостью. Ушли за несколько дней до подхода войска. А Крепость вдруг за ними возьми да и рухни – одна гора камней осталась, да с грохотом таким - будто гром небесный. Так что солдатам ничего не досталось и укрепиться они там не смогли. Пошли это солдаты было дальше, да тут их всех вдруг странная болезнь разобрала… В общем, до ветру они стали бегать по сто раз на дню и до того истощились в этом заболевании, что и на ногах уже еле держались…

При этих словах все злорадно захихикали, а человек закончил:

- Короче, повернуло всё это бравое войско назад. Говорят, их Хромой Царь потом казнил всех. Ну или не всех, а через одного.

Опять над костром повисло молчание и люди стали потихоньку укладываться на ночь. Я всю ночь сидел у огня и взывал к Духу в сердце.

* * *

Утром, когда открылись ворота и люди потянулись туда, оказалось, что за вход в город требуется плата. Когда это открылось, со мной рядом случился тот самый старик. Он хитро подмигнул мне и заплатил за меня страже.

Я последовал за ним, поклонился и спросил, могу ли я чем-то отплатить за его милость. Тот положил мне руку на плечо, и проговорил:

- Сынок, благодаря вашему брату я жив и моя семья цела и невредима. Так что моя плата даже слишком мала.

На его глазах блестели слёзы, и смотрел он очень ласково. Я ещё раз поклонился и почувствовал, что у меня тоже слёзы подступают к горлу.

Тогда старик продолжил:

- Впрочем, я знаю, как ты можешь отплатить мне. Остановись на постой в моём доме.

Я снова поклонился с благодарностью.

Дом у старца был довольно большой. Это был трактир с комнатами, в которых могли останавливаться гости города. Надо сказать, что город этот был торговым. Здесь пролегали купеческие пути с юга и из-за моря, и из далёких восточных, юго-западных и северных стран.

Звали старца, в переводе с его языка, Правая или Правдивая Рука. Он выделил мне в своём трактире комнату и оставил. Я же сел в комнате и стал ждать вечера. Это был тот самый трактир, к которому я шёл, а встреча должна была произойти уже скоро.

Глава 17.

Вскорости старец зашёл ко мне в комнату, и спросил, что бы я хотел на завтрак. Я этого не ожидал и был смущён. Поднявшись, я поклонился и сказал, что хотел бы воды и хлеба. Было неловко, что другой человек, почти незнакомый и по возрасту годящийся мне в деды, ухаживает за мной, и я не знал как себя вести. Старик улыбнулся и покачал головой недоверчиво. Пробормотав «Хлеба и воды, значит…», он вышел. Вскоре в дверь постучали, и ждали, пока я сам не открыл. За порогом стояла рослая молодая женщина лет двадцати пяти. Я поклонился и пропустил её внутрь. Это была та самая женщина, с которой я должен был здесь встретиться. Всё складывалось немного не так, как это увиделось мне тогда на холме, но это было не важно.

Войдя, женщина смело оглядела меня с головы до ног, хмыкнула и подбоченилась. Я тоже посмотрел на неё. Одежда её и уложение волос живо напоминали Последнего Волка. Я знал, что у воинов тех племён женщины тоже были воительницами почти на равных с мужчинами, а некоторые и превосходили их. Была она красива и даже шрам, пересекавший высокий и гордый лоб, ничуть не портил её. Также щёки её украшал замысловатый узор татуировки. За спиной виднелась рукоять двуручного меча. Взгляд же её был твёрдым и весёлым.

- Ишь ты какой, - проговорила она насмешливо громким голосом, и в её речи слышался заметный акцент как у Последнего Волка, - малец ещё, и совсем невзрачный… Ты правда из святых воинов?

- Мы называем себя иначе, дорогая сестра, - голос мой прозвучал нерешительно, потому что я и здесь не знал как себя вести.

- И как же?

- Дети Неба.

Она задорно расхохоталась, закинув голову и притопнув ногой в добротной кожаной сандалии.

- Ну, так значит я – дитя земли, - проговорила она, отсмеявшись, и подала мне руку.

Я нерешительно пожал крепкую ладонь.

- Меня зовут Серебряная Ласка. Можешь звать меня просто Лаской. А тебя как зовут?

Я назвался.

- Ручей, ты не будешь возражать, если я угощу тебя завтраком?

Я ответил, что завтрак мне должны вот-вот принести.

- А, это хлеб и воду-то? – она фыркнула, - Я этот твой заказ отменила и сказала, что мы будем завтракать внизу. Пойдём.

Она взяла меня за руку и чуть не силой повела из комнаты. И вот когда мы уселись в углу полутёмной таверны за столом, на котором, дрожа, горела одинокая свеча, всё стало именно так, как в моём видении. Она сидела напротив меня, и пламя свечи отражалось в её глазах.

Скоро к нам подсел Правдивая Рука и пока ужин готовился, он рассказал нам, что его родной город находится далеко на севере. Незадолго до того, как туда пришла армия Хромого Царя, в город явились двенадцать святых воинов и объявили всем об опасности. После этого они заняли подступ к городу, который представлял собой единственную дорогу между неприступных скал, и удерживали армию Хромого несколько дней до тех пор, пока всё население не скрылось в горах. Так ему и его семье удалось спастись самому, да ещё и со всем имуществом. Что сталось со святыми воинами, он не знал, но ему трудно представить, что они выжили. Город же, говорят, армия Хромого Царя всё-таки захватила и разграбила. Правда, добавил Правдивая Рука, досталось им не много.

Ласка в ответ поведала, что решила непременно увидеться со мной, когда услышала, что в трактир пришёл настоящий святой воин. Это было её мечтой – встретиться с кем-нибудь из нас вот так запросто, поговорить, угостить. Оказалось, что она видела Детей Неба в битве у Чёрных Камней (надо сказать, что я никогда не слышал об этой битве), и зрелище это её впечатлило.

Потом нам принесли завтрак, и Правдивая Рука, пожелав приятного аппетита, оставил нас. Пища была очень богатая и сытная, я давно такой не едал. И она была слишком обильна для меня. Чтобы наесться до сыта, мне хватило бы четверти принесённого. Ласка с аппетитом принялась за еду. Видя, что я медлю, она сделала жест, приглашающий присоединиться к трапезе.

Она поглощала пищу и постоянно говорила, расспрашивала меня, откуда я и куда, и сама рассказывала о себе. Её клан, клан Ласки и Барса, процветал, и ему удавалось удачно продавать свои клинки. Многие в последнее время подались на запад, чтобы наняться на службу к Хромому Царю, а она вот решила проведать свою сестру, которая несколько лет назад нанялась телохранителем к верховному жрецу богини Луны в великом городе Торговище, что находится на юго-западе, у берегов тёплого океана. Весточки от сестры обычно приходили с каждым караваном, но вот уже два каравана пришли без вестей. Один купец, который знал сестру, потому что не раз уже доставлял от неё письма, сказал, что в этот раз не увидел её в окружении жреца, как обычно, и что никто не знает, куда она подевалась.

- Что-то мне это не нравится, - проговорила Ласка, помрачнев, - хочу вот разобраться что там к чему… А если с сестричкой всё в порядке, то хоть свидимся – тоже не плохо.

Она помолчала, отправляя в рот куски мяса и думая о чём-то своём. Потом спросила:

- Так куда ты, говоришь, направляешься?

Я ответил, что направляюсь с ней. Она поперхнулась и закашлялась.

- То есть?!

Мой путь, ответил я, лежит с тобой в город Торговище.

- А тебе-то туда зачем?

- Не знаю, - ответил я, - мне нужно с тобой. А куда – всё равно.

Она недоверчиво посмотрела на меня, и в её глазах заискрился смех.

- Влюбился что ли? Вот уж не знала, что святые воины такие влюбчивые…

Я не ответил, призывая Дух в сердце. В конце концов, было совершенно не важно, что она обо мне думает. Придёт время, и она всё поймёт. Но она не унималась. Протянула руку, чтобы погладить меня по щеке, однако я непроизвольно отстранился.

- Дикий какой! – рассмеялась она и, помолчав, продолжила, - Да ладно. Я серьёзно, Ручеёк. Что ты там забыл, в этом Торговище? Трудно себе представить место менее подходящее для святых воинов.

Я понял, что она так просто не отступится и, поискав слова, сказал:

- Скоро ты поймёшь сама лучше, чем от моих объяснений. Есть причины.

Она испытующе посмотрела на меня, потом кивнула:

- Ладно. Если честно, так я даже рада. Такую парочку с радостью возьмут в любой караван для охраны.

И снова принялась за еду. Я же впитывал чувство Правильного. Нет ничего более радостного, чем ощущение Свершающегося Правильного. Ощущение следования в Великом Потоке.

Когда с завтраком было покончено, вышла небольшая заминка, когда Ласка попыталась заплатить. Правая Рука отказывался брать плату, говоря, что это - подарок для меня и для неё. В конце концов, Серебряная Ласка рассердилась, топнула ногой и насильно вложила деньги в руку старца, заявив, что не любит подарков, которых не заслужила. Я извинился перед Правдивой Рукой, и мы отправились на базар, где можно было договориться с караванщиками.

* * *

… Никогда раньше я не был на настоящем базаре. Наши Крепости всем снабжали себя сами или с помощью живших рядом мирян. Эта атмосфера меня сначала ошеломила, но потом я собрался в своём сердце и продолжил своё дело: памятование о Духе. Тогда вся эта суета перестала касаться меня. Серебряная Ласка шла уверенно, широкими шагами, и люди расступались перед ней, потому что её племя пользовалось уважением и даже страхом среди окружающих народов. Я следовал за ней безмолвной тенью, и никто не обращал на меня внимания. Ласка иногда останавливалась у прилавков, приценивалась к чему-то, о чём-то заговаривала с торговцами, смеялась, я же не слушал. Я пребывал в безмолвии, безмятежности и памятовании. Людской поток и окружающая суета, как ни странно, способствовали этому состоянию.

Внезапно, всё изменилось. Я увидел, что глаза очередного торговца и Ласки обратились на меня.

- Ты правда из святых воинов? – спросил торговец с лицом, прокалённым солнцем пустынь. Он глядел на меня сквозь щёлки глаз оценивающе.

Я поклонился.

- Покажи своё искусство. Видишь тех парней? Это – мои охранники. Сделай так, чтобы они лежали на земле.

Толпа мгновенно расчистила нам площадку. Передо мной стояло трое крепких мужчин. Все трое смотрели на меня спокойно и без выражения. Вот они медленно двинулись ко мне. Время остановилось.

Когда я вернулся, первое, что меня встретило – полная тишина. Люди вокруг все как один стояли, открыв рот, и медленно пятились. Трое охранников лежали в пыли и слабо пытались подняться. С ними всё было хорошо, просто они оказались на земле слишком неожиданно, и не могли сообразить, что же случилось. Я протянул им руки, чтобы помочь встать, и они неуверенно приняли помощь. Потом я повернулся к торговцу и Ласке. Оба стояли, вытаращив глаза. Потом Ласка произнесла бранное слово.

- Что это было? Как ты это сделал?

Я не знал, что ответить. Это – обычное дело среди Детей Неба, хотя со мной подобное случилось впервые.

- Ты исчез, тебя не было видно! – крикнула Ласка восхищённо, взяв меня за плечи и тряхнув, - А потом ребята просто повалились на землю как дрова!

Торговец же справился с изумлением быстро и сказал Ласке:

- По рукам. Такой молодец лишним не будет...

Ласка чуть нахмурилась.

- Ну и ты, конечно, будешь кстати, - поспешно добавил торговец, - Люди из вашего народа в подтверждении репутации не нуждаются.

- То-то же, - проворчала Ласка и подмигнула мне.

Глава 18.

После этого мы вернулись в трактир. День уже клонился к концу. Ласка осталась внизу перекусить, а я поднялся к себе в комнату, и сел в углу, призывая Дух. Передо мной всё стояли восхищённые глаза Ласки, и это вносило смятение в мой внутренний настрой, поскольку было трудно отвести глаза внимания от этих мыслей. Постепенно, я понял, что мне суждено познать её, а ей – меня. Это состояние уже давно не посещало меня. Я с интересом вглядывался в него, впитывал его.

Наконец, когда за окном уже начало вечереть, дверь вдруг с силой распахнулась, и в комнату решительно шагнула Ласка и остановилась, глядя на меня. В глазах её мне в первый момент почудился гнев. После некоторой паузы, Ласка прошагала ко мне, стуча сапогами, и протянула руку, грубовато проговорив:

- Пойдём.

Я поднялся, она взяла меня за руку и почти силой повела прочь.

Мы вышли из гостиницы и шагали молча некоторое время. Воздух был прохладен и сух. На глубоком ультрамариновом небе зажигались первые звёзды.

Вот мы подошли к некоему зданию, у входа в которое горели два ярких факела и стоял крупный бритоголовый мужчина. Бросив ему пару слов, которые я не разобрал, Ласка повела меня внутрь.

Это была баня. Внутри всё сияло оранжевыми бликами от гладко отполированного мрамора. Мы прошли в отдельные апартаменты, в которых была небольшая комната, где люди снимают одежду. Пока они пребывают в самой бане, служители успевают выстирать и высушить одежду, так, что вымывшись ты надеваешь всё чистое. Схожие бани были в Крепостях, хотя их обстановка и не была столь роскошна, а одежду мы стирали сами.

Вот, мы вошли в предбанник и остановились. Я увидел, что Ласка взволнована и пытается скрыть это за бравадой. Для меня же всё происходило как бы со стороны. Тело ощущало волнение, сердце билось живо, но сам я наблюдал за происходящим с удивившей меня самого отрешённостью.

- Ну что – раздеваемся что ли? – с забавной неуклюжестью спросила Ласка.

Я начал разоблачаться, и она, глядя на меня, тоже.

Когда мы закончили, она некоторое время смотрела на меня, а я на неё.

- Ты весь будто из верёвок скручен, - наконец заключила она.

Потом дотронулась до свежего шрама на груди и добавила:

- А это – недавнее. Стрела. В упор, с близкого расстояния.

Приглядевшись, присовокупила, поморщившись:

- Охотничья. Дикари какие-нибудь?

Я промолчал. Надо сказать, тело её было великолепно. Стройное и одновременно мощное, как у львицы. И я тоже заметил несколько шрамов, которые, впрочем, лишь подчёркивали её красоту.

- Ну как, нравлюсь я тебе? – спросила она, подбоченившись.

Потом, глянув вниз, подмигнула:

- Вижу – нравлюсь.

Мы прошли внутрь. Там, прямо в полу, имелись две ванны, одна из который парила – вода в ней была горячая. Рядом с ним лежало мыло и мочало. Ещё здесь имелось ложе, на котором лежали чистые полотенца. Достаточно широкое ложе, надо сказать.

Мы положили наши мечи рядом, у стены, противоположной от входа.

После этого мы обнялись и долго целовались. Я ощущал, что наши тела словно бы притягиваются друг к другу невидимой силой и им трудно оторваться. Я уже успел отвыкнуть от физической нежности, но тело моё жадно пробудилось к ней, впитывая её как голодная кошка устремляется к чашке с молоком. Я полностью погрузился в это устремление, вглядываясь в природу его, которая – в Духе. Это стремление есть отражение и выражение нашего стремления к Духу и понимание этого может нам сильно помочь.

Ласка, конечно, была не первой моей женщиной. Да и не мог я покинуть Крепость, не познав женщину, ведь по природе своей я совсем не был предназначен к физическому целибату. Когда интерес к женщинам начал у меня проявляться, мой наставник в заранее условленный час отвёл меня на женский двор, где добрая девушка, которая казалась мне очень взрослой, рассказала и показала мне всё, что следует знать. Она учила меня искусству физической нежности несколько дней, будучи очень терпеливой и доброжелательной. После этого я стал жить в отдельной келье и мог наведываться на женский двор так часто, как только захочу в те часы, когда это было принято. Однако, когда этот вопрос оказался для меня разрешённым, частота моих визитов значительно снизилась, поскольку слишком часто находились более интересные дела.

Сейчас я видел, что при всей своей силе и независимости, Ласка сильно нуждается в нежности, возможно, сама того не осознавая. Ей нужно было скорее не соитие как таковое, а именно нежность. Она выросла среди весьма суровых людей и знала мало любви. Мы спустились в горячую ванну, и я стал мыть её тело, гладя и лаская её. Я видел, как она раскрывается навстречу нежности как цветок навстречу солнцу, и вдруг увидел всю её жизнь, простую и суровую как клинок. Из глаз моих потекли слёзы.

Она заглянула мне в глаза и, испугавшись, спросила:

- Эй, что ты, братишка?

Я улыбнулся и продолжал гладить её. Тогда она вдруг тоже заплакала, уткнувшись лицом в моё плечо. Так мы стояли в горячей воде и я гладил её волосы. Потом она отпрянула, с наигранным гневом ткнула кулаком мне в грудь, рассмеялась сквозь слёзы и крикнула:

- Ну тебя! Мы что, плакать сюда пришли? А ну-ка, давай-давай живее три мне спину, потом я тебе.

* * *

Мы предавались ласкам всю ночь. При этом, она испытала экстаз несколько раз, я же умышленно воздержался от извержения семени и от экстаза, поскольку в первую ночь с женщиной это лучше. Надо сказать, что я был полон её удовольствием, которое ощущал почти так же остро как и она сама, и чувствовал полную удовлетворённость.

Под утро она уснула, положив голову мне на бедро, я же сидел и призывал Дух. Утром нам принесли завтрак, после которого Ласка опять заснула, а я всё сидел. Тогда я многое понял. Я понял, что моя ярость имеет тот же корень, что и страсть к женщине. Однако, страсти к женщине я не подвержен, моя особенность – именно ярость. У каждого всё в этом смысле устроено по-своему. Однако, я ошибался, называя ярость Врагом. Она мне не враг. Точно так же как страсть мужчины к женщине или женщины к мужчине может открыть дорогу к предельному устремлению к Духу, так же и ярость может сделать это. Необходимо лишь оседлать её. Нужно оседлать этого коня, а не убивать его.

Если ты осёдлываешь коня страсти к женщине, то нужно изо всех сил вглядываться в источник этой страсти, в то, где же ТО, к чему ты испытываешь страсть. Изо всех сил, всем существом, затаив дыхание – вглядываться. И так же – когда ты испытываешь ярость. Нужно вглядеться в источник этой ярости всем своим существом, раствориться, взорваться в этом источнике, преодолеть все пределы.

Поняв это, я встал, взял свой меч и вызвал в себе гнев. Сначала мне понадобилось для этого вспомнить несколько случаев, когда я приходил в ярость, но скоро я поймал в себе этот настрой. И тогда я, полностью погрузившись в ярость, начал двигаться в ней, устремляясь к её источнику, к Духу.

Когда я остановился, то мне казалось, что весь я состою из пламени. Я посмотрел на Ласку. Она полулежала, опершись на локоть и смотрела на меня во все глаза.

- Ну ты и зверюга, - наконец проговорила она с уважением, - тихий-тихий, а как сделаешь что-нибудь этакое – так хоть стой хоть падай.