Эксперимент

Тема в разделе "Личное творчество", создана пользователем Ондатр, 9 фев 2013.

Метки:
  1. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Разговор в скайпе:

    [20:25:41] Максим Александров: А не написать ли нам на троих с Олегом рэнгу в прозе ). В смысле рассказ с продолжениями.?
    [20:26:18] Василий: 5 стр. / 7 / 5? )
    [20:26:30] Василий: 7 / 7
    [20:26:32] Василий: :)
    [20:26:35] Максим Александров: :)
    [20:27:45] Максим Александров: Могу взять на себя начало )
    [20:27:51] Василий: моя согласен
    [20:28:24] Василий: нужно наверно только сразу обсудить некий эскиз
    [20:28:43] Василий: общее направление
    [20:28:54] Василий: или ты планировал пустить на самотек?
    [20:29:25] Максим Александров: интересней будет без него ) каждый может поворачивать куда захочет. но естественно не нарушая целостности повествования
    [20:30:20] Максим Александров: ну можно сразу допустим договорится об общем количестве частей
    [20:33:17] Василий: [20:29] Максим Александров:

    <<< интересней будет без него ) каждый может поворачивать куда захочет. но естественно не нарушая целостности повествованиятут видится некое противоречие. если каждый куда захочет, откуда взяться целостности? ок. ладно, положусь на твою интуицию
    [20:34:06] Василий: а объем какой в итоге?
    [20:34:34] Василий: и объем, через который чередуются авторы
    [20:34:52] Василий: понятно, ориентировочно
    [20:35:41] Максим Александров: ну раз ты сам предлжил, пусть будет 5-7-5-7-7 )
    [20:36:08] Василий: вот и шути после этого (whew)
     
  2. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Исходя из соображений глубокого коварства, я напишу здесь сразу два начала ). Для двух линий повествования, между собой на первый (и на второй) взгляд никак не связанных. В процессе развития сюжета между ними придётся нащупать взаимосвязь. :)
    —— добавлено: 9 фев 2013 в 22:22 ——
    Начало первое:


    В раннем детстве мне постоянно снился один и тот же страшный сон: будто я иду домой, захожу в свой подъезд, поднимаюсь по лестнице, и вдруг понимаю, что это не мой подъезд. То есть тот же дом, тот же подъезд, но нашей квартиры тут больше нет. Нет знакомой двери и больше никогда не будет. И подъезд не тот, Его лестница уходит куда-то всё выше и выше, в бесконечное однообразие клеток и пролётов. И дом не тот, а только притворился нашим домом. И мне уже не вернуться домой. Никогда. Никогда. Ужас, который я при этом испытывал, не описать никакими словами.
    Я пытался проснуться, но даже это мне не удавалось. И сон всё длился, длился…
    И вот я, уже взрослый, вхожу в наш подъезд, и понимаю, что это не тот подъезд. Я ищу нашу квартиру, но это не наша квартира. А другая – пустая и мёртвая. И я понимаю, что это не наш дом, а другой, только внешне похожий. А того прежнего, уже нет, и больше никогда, никогда не будет. Никогда.

    Что это был за дом? О, это был большой и таинственный дом, самый большой и таинственный в посёлке. Его углы закруглялись, как настоящие башни и по всему заднему фасаду, на уровне второго этажа тянулся балкон-гульбище с деревянными колоннами. Балкон куда выходили двери из всех наших квартир.
    В дом вело множество запертых дверей: и громадные резные двери за колоннами главного фасада, куда поднимались по сторонам два пологих пандуса, и маленькие загадочные дверцы чуланов, к которым надо было спускаться на несколько ступенек.
    Были, конечно, и двери, в которые можно было входить, ведущие в полутёмные тесные проходы подъездов. Но мне нравились запертые двери и ведущие неведомо куда подвальные окна. Потому что они были мои, и я сам мог придумать, куда они ведут. А вели они в удивительнейшие места!
    Вокруг дома я совершал настоящие кругосветные путешествия. От двери к двери, от одного подвального окна к другому. А между ними кладка фундамента, проступающая сквозь трещины штукатурки, нагретые солнцем дровяные сараи, одуванчики, тропически-изысканные лиловые аквилегии, титанические лопухи, непролазные леса сирени и сахалинской гречихи, залитые ослепительным светом полянки и даже крохотные раскалённые каменные пустыни. Или бурные полноводные реки после дождя, и всемирные потопы из прорвавшихся труб. (а их почему-то постоянно прорывало, и рабочие разрывали громадные котлованы-каньёны, насыпая вокруг барханы и джомолунгмы из мокрого песка).
    А ещё дальше, за сараями, за огородами, под редким липами и соснами, расстилались голубые поля вероники и заросли фиалок и борвинка, с лепестками похожими на лопасти. Там в окружении гигантских кустов черёмухи и жасмина обитали солнечные часы, часы хранившие солнце: столбы, водопады, океаны солнечного света, насквозь пропитавшего их серые потрескавшиеся камни. Там в кустах я обычно прятался от врагов – многочисленных и беспощадных…
    А ещё дальше, за зелёной мокрой лужайкой был пруд. Мелкий, с тёплой тухловатой водой и болотистым островом посередине. Я проплывал его насквозь со странным смешанным чувством уюта и брезгливости… Там водились толстые ленивые лягушки, способные в тёплые летние ночи заглушить шум проезжающего грузовика.
    Там над прудом я учился летать, – скользить низко, почти над самой водой, но так, чтобы не коснуться её ни рукой ни ногой. Планировать в поднимающейся от воды дымке, вдыхая острый болотный запах, со сладким страхом, что ещё чуть-чуть не дотянешь, и бултыхнёшься в одежде прямо в густую тину.
    Летать я учился, чтобы не заходить в подъезд, – полутёмный узкий проход, ведущий к такой же тёмной и узкой скрипучей лестнице, с непроницаемо-чёрными углами мимо неосвещённого коридора, где жила ведьма. Ходить там одному было невыносимо до судорог страшно. Особенно в сумерках, когда вокруг дома как-то особенно стремительно темнело, и из неведомых глубин подбирался тёмный ужас. И чем ближе к дому, тем плотнее…
    Всё что так нравилось мне днём обращалось теперь изнанкой. Подвальные окна и запертые двери обращались в непроницаемые провалы. За сараями и кустами сирени теперь прятались Они, и их невидимые взгляды из темноты холодом обжигали спину. А уж войти в подъезд в черноту до ближайшей лампочки…это было уже выше человеческих сил.
    И я научился летать. Это было вовсе не трудно. Сначала я просто летал по комнате от стены к стене, непринуждённо, совсем с небольшим усилием. Потом понемногу стал вылетать из нашего окна на втором этаже. Труднее всего оказалось набирать высоту. Каждый метр вверх давался мучительно тяжело. Сердце отчаянно колотилось. Но до уровня балкона я научился подниматься. Сначала разбегаешься по улице длинными затяжными прыжками, тебя подхватывает и несёт над землёй на высоте в несколько метров, с каждым прыжком всё выше, выше,…и наконец к самому балкону. Ещё так хорошо удирать от собак. Главное не задеть какой-нибудь провод.
    Своё умение я конечно не афишировал и летал обычно когда меня никто не видел. Да люди и не особенно смотрят, что происходит у них над головой.
    А родители…Родителям было не до этого. Отца я почти не видел. А мама забегала в обед, а по вечерам часто задерживалась допоздна. И мне постоянно казалось, что однажды она совсем не придёт.
    Иногда меня мучили подозрения, что я им не родной. Особенно после того как соседка как-то обозвали меня подмёнышем…
    За кого я совсем не волновался так это за бабу Тому. С тех пор как она умерла. После своих похорон баба Тома стала к нам приходить очень нерегулярно. Иногда уходила куда-то поздним вечером, иногда пропадала целыми сутками. Но всё равно возвращалась и дремала в своём кресле–качалке. Она ведь была совсем дряхлая.
    И все привыкли, хотя порой и вспоминали, что она вроде как давно померла, и мы сами её схоронили на старом кладбище, возле разрушенной церкви…
    Но всё-таки хорошо, что она приходила. Без неё мне, наверное, было бы одиноко.
    Хотя как я сейчас вспоминаю, я совсем не страдал от одиночества. Разве только вечерами. Хотя у меня не было друзей. Наверно я не умел дружить. Нет, у меня периодически появлялся очередной Друг. Но дружба наша, ярко вспыхнув, довольно быстро угасала, не оставляя сожалений. Видимо, я был слишком поглощён собой. Одному мне было хорошо и совершенно не скучно.

    Но я ещё не всё рассказал про наш дом. В этом доме было много такого, что не встречалось в других домах. Например, круглые комнаты-фонари и текучая кривая лестница о второго этажа в большой вестибюль, тот самый, в который с улицы вели запертые резные двери. И никто мне не мог ответить, почему же они заперты и у кого ключ… В вестибюле стояли кадки и было сложена какая-то рухлядь, вроде безколёсого велосипеда. Там было громадное, в полстены, страшно грязное окно и камин с зелёными женщинами. Во всём доме были комнаты разных размеров, с разной высоты потолками и странными проходами. Например, прямо из нашей квартиры, минуя первый этаж можно было попасть прямо в подвал – большой и днём совсем не страшный, освещаемый множеством окошечек.
    Ещё у нас в квартире была своя комната-фонарь, и узкая длинная комната-пенал с высоким потолком и высоченной дверью с бронзовой ручкой, и маленькая кухня с печкой и низким потолком, через коридор. И свой выход на балкон-гульбище, и шкаф-секретер полированного красновато дерева, и много книг.
    Правда большую часть года было довольно холодно и утром ужасно не хотелось вылезать из-под одеяла и идти в школу. Какое счастье, что мне больше не надо туда ходить!
    Я как будто наворачивал на себя уютные оболочки: одеяло, комнату, квартиру, дом. И когда я вылезал из них, то становился абсолютно беззащитен.

    Разумеется, у нас были соседи. Соседи это были те, кто имел выход на наше гульбище. Остальные назывались жильцы. Были верхние жильцы и нижние жильцы, радикально отличавшиеся от нас и между собой.
    Верхние были положительные, но какие-то малореальные. Кроме того, что они иногда нас заливали, вреда от них не было никакого. Пользы, правда, тоже. Как-то так повелось, что верхние жильцы пользовались не нашей лестницей, а соседней. Поэтому их существование было для меня довольно эфемерно. На уровне случайного «здрасте», и шорохов, звуков сливаемой воды в трубах. Иногда сверху слышалась музыка, скорее приятная и мелодичная.
    О верхних говорили, что они «научники» и начальники. К соседнему подъезду иногда приезжала чёрная «волга». А в женщинах было что-то стрекозиное.
    Научившись летать, я движимый любопытством, порой подглядывал к ним в окна. Но меня поджидало разочарование. В их квартирах было примерно тоже, что и у нас. И это было так странно.
    То ли дело нижние жильцы. Они были до отвращения реальны и самобытны, и вызывали у наших соседей бурю эмоций. Чего стоила одна старая ведьма, одна встреча с которой в тёмном подъезде доводила меня до судорог. Поэтому по подъезду, когда его было не избежать, я передвигался преимущественно бегом.
    Или пьяный Сопрыкин, через бездыханное тело которого постоянно надо было переступать.
    Это был перевёрнутый мир, от которого постоянно надо было ждать неприятностей. Кажется, вся активная жизнь нижних происходила ночью, где-то после полуночи, когда к ним постоянно то приезжали, то уезжали разные машины. Ближе к четырём кто-то приходил и стучался к ним в окна. Кто-то дико орал и постоянно выламывал дверь. Им всё время приходилось чинить двери.
    Самое неопределённое в нижних жильцах было их количество. Хотя вероятнее всего, большинство тех кто там появлялся, вовсе и не были жильцами, но все они зачислялись в категории. «нижних».
    В отличие от «верхних» «нижние» постоянно жаждали общения, но общаться с ними строго запрещалось. Особенно строго запрещалось что-либо у них брать. Стоило взять хоть что-то и выходец с нижнего этажа уже никогда не оставит вас в покое. Он тут же найдёт дорогу наверх и будет ходить, и ходить, и клянчить, пока не высосет всю душу.
    Один из моих временных друзей – Толик, уверял меня, что большинство нижних жильцов на самом деле покойники, вроде бабы Томы. Правильнее сказать, мертвецы, потому что покойниками их никак не назовёшь. Во всяком случае, в их коридоре на первом этаже было темно и сыро как в склепе, и наверно они видели в темноте.
    Ещё Толик говорил, что когда люди умирают, она оказываются в большом тёмном подвале, вроде того который под школой, а может и в том самом. Там всегда капает вода, и светят гнилушки, и мертвецы собираются возле таких тусклых гнилушек и тупо сидят, и смотрят, смотрят… а самые беспокойные покойники всё ищут, ищут выход, и ходят по бесконечным тёмным лабиринтам, и некоторым удаётся выползти наверх по запаху перегара. И вот они добираются до нижних жильцов, и там остаются, пока совсем не разложатся, а нижние и сами не понимают кто из них кто.
    А подвалы под школой были действительно громадные, с подземными ходами. Потом кто-то мне рассказал, что там раньше были винные погреба. Я тогда и подумать не мог, что всего через несколько лет стану там частым гостем...
     
    La Mecha нравится это.
  3. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    В продолжение первой линии.
    ***
    Как-то, перепрыгивая через Сопрыкина, растянувшегося поперек лестницы в пьяном обмороке, я обратил внимание на аккуратно сложенный в несколько раз лист бумаги, уголок которого торчал из кармана его фуфайки. Обычно я не беру чужих вещей, но, что касается Сопрыкина, я не был уверен: применимо ли к нему понятие собственности? Ведь в сознании он мне ни разу не попадался. А артефакт сей сильно меня заинтересовал. Выхватив ловко листок, я развернул его - там оказался план, план нашего дома. Закрывшись в своей комнате, я часами изучал его. На карте я нашел не только те части дома, которые мне были известны, но и кое-что еще.

    План представлял собой сумасбродный винегрет из более или менее точных образов помещений, связанных между собой замысловатыми стрелками, линиями и значками, этажи, подъезды и ярусы обозначались литерами с цифрами, смысл которых мне удалось разгадать не сразу. Так вот, по карте получалось, что дом наш не только уходит вглубь ниже подвала, но и наверх продолжается выше чердачной комнаты (как в уже упомянутом сне). Забитое фанерой чердачное оконце давно манило меня, но так высоко летать я тогда еще не умел. Однако больше всего привлекла меня комната, которую с прочими ни стрелки, ни линии не объединяли. То есть, другими словами, она была сама по себе, без входа и выхода. Судя по индексу, она находилась на нашем, втором этаже. Была у нее лишь одна стена с окном.

    Сначала я подумал, что комната раньше имела выход, который потом замуровали. Но нет, старые двери и окна были отмечены на карте. Я обошел наш дом несколько тысяч раз, в надежде уловить хотя бы намек — где она прячется, эта комната. Где-то ведь должно было быть ее окно? Но все мои поиски не увенчались успехом, и, наконец, я отказался от этой затеи, сочтя карту издевательской и бессмысленной выдумкой.

    Однажды тихим летним вечером, наевшись в посадках малины, я возвращался домой. Пролетая над прудом, я заметил что-то необычное на нашем этаже, новый тлеющий огонек. И ведь правда, рядом с комнатой бабы Томы, непонятно откуда взялось еще одно окно. Окошко было поменьше других, и мутное - стекла в нем были покрыты не то копотью, не то грязью. Лишь в одном месте нашлось пятно размером с пятак, сквозь которое хоть что-то можно было разглядеть внутри; к нему я тотчас и прильнул.

    Комната была пуста, и потому казалась просторной. Обои на стенах выцвели и облезали клочками. Желто-рыжая лампочка без абажура испускала тяжелый, задумчивый свет. За столом в центре комнаты сидел, сложив на груди руки, человек в майке. Глаза его были закрыты. Перед ним на столе лежала раскрытая книга. Я уже поднял руку с согнутыми пальцами, чтобы постучать костяшками в оконце, как вдруг обнаружил одну деталь, которую разобрал не сразу, и рука сама опустилась. Человек не сидел за столом, а висел в воздухе, скрестив ноги. Просто его скрещенных ног почти не было видно под столом, а что нет стула, я не сразу обратил внимание. Я это понял, лишь заметив, как странно он покачивается, словно на волнах. Почему меня это открытие так удивило — не знаю; ведь полет, левитация не казались мне чем-то невероятным. Тем не менее, быстро и бесшумно — на цыпочках — я позорно сбежал.
    Стоит ли говорить, что на следующий день никакого окна в том месте не было.

    Потом я стал ухаживать за Ниной с первого этажа, и про комнату на какое-то время забыл. У Нины были ямочки на щеках, веснушки, светло-карие глаза и густые рыжие волосы. Вроде, она жила с бабушкой под нами справа, если смотреть на пруд, но бабушку редко кто видел. Нина не была похожа на других нижних жильцов и то, что она живет там, внизу, казалось мне недоразумением, и я даже строил планы по его исправлению. Вечером, когда она с подругами гуляла вокруг дома, я пролетал над ней совсем низко, и мягко касался ее макушки ладонью. Она оборачивалась, удивленно смотрела по сторонам, но меня, конечно же, не видела. Люди вообще почему-то не видят того, кто летит над ними. Почему так — я не знаю. Видно, сознание их ограждает себя от того, что, как им кажется, может нарушить целостность взгляда на мир. Впрочем, желание ограждать себя от непостижимого присуще всем нам.

    Какое-то время я так вот «общался» с Ниной, а потом захотелось чего-то большего. И я вспомнил как когда-то Степан, шофер мусорной машины, которая заезжала к нам по вечерам, раз в два дня, учил меня делать парусники из старого горбыля, веток и ненужных тряпок, которых всегда было полно в бабушкином комоде. В сарае за прудом я соорудил целую верфь, на которой вечерами кромсал дерево ржавым топором и столярным ножом, а тряпки - широкими мамиными ножницами. И вот через пару недель мой флот был готов. Оставалось лишь устроить моим парусникам заплыв и уговорить Нину присутствовать при этом. Слава богу, после дня рождения у меня оставалось в запасе полкило шоколадных трюфелей.

    Парусники не подвели: Нина сидела на берегу пруда, жевала конфеты, смотрела, как я запускаю парусники, как ветер раздувает паруса из старых маек и гонит импровизированные фрегаты от берега, в открытое море (точнее сказать - болото). Так продолжалось несколько дней, а потом в наших отношениях произошло охлаждение. Я, по правде сказать, подустал поздним вечером летать над водой, собирая суда, разбежавшиеся по пруду. А Нине надоело слушать мои рассказы о привидениях из подвала. Ведь жила она этажом ниже, и, видимо, знала уже о привидениях все, что ее интересовало. А сама она ничего не рассказывала; да и конфеты закончились.

    В результате она продолжила наматывать круги со своими подругами, которые килограммами грызли семечки, а я скитался по округе, неприкаянный, размышляя о бренности всего сущего. И о том, что сегрегация этажей, возможно, не такая уж глупая штука. Вселенская тоска заставила меня забыть об осторожности и я закладывал над прудом такие виражи и петли, которым позавидовал бы иной пилот. Наконец, я не сумел выйти из штопора, и рухнул в воду посреди пруда. Путь до берега вплавь оказался долгим, так как густая тина не давала плыть. Погода стояла холодная, дождливая, и я простудился.

    Когда я добрался до своей кровати, меня начал бить озноб. Мать, вернувшаяся с работы, дала мне парацетамол и я заснул. Спал я вначале беспокойно, но под утро стало получше. Снилось мне, что стою я на нашем балконе-гульбище и вглядываюсь в темноту двора, как вдруг передо мной возникло облачко искр, и зовет меня куда-то: «Пойдем, пойдем!» Я какой-то заторможенный, мне лень двигаться. А оно настаивает, голосок у него тонкий, звенящий — не отвлечешься. И я поплелся на ватных сонных ногах — мимо комнаты родителей, мимо комнаты бабы Томы — и тут снова это окошко, за которым помещение без дверей.

    Облачко остановилось.
    - Ну и что? - говорю я. - Туда ж не попасть, двери нет.
    Облачко будто показывает на окно.
    - Оно ж закрыто.
    Облачко вытянулось в змейку разноцветных мерцающих огоньков, еле-заметных даже в кромешной тьме пасмурной ночи: фонари в поселке часто выключали в целях экономии. И просочилось внутрь сквозь невидимую щель в раме. Щёлк — форточка приоткрылась.
    - Думаешь, я пролезу?

    Искры нетерпеливо мерцали за окном, внутри комнаты.
    И действительно, я без труда проскользнул через форточку в комнату. Изнутри она казалась еще больше. Посреди комнаты возле стола парил в воздухе, слегка покачиваясь, тот самый мужик в майке и трико, руки и ноги его были скрещены.

    Искры кружились у меня над головой. «Это древний волхв», - сказали они.
    - Да? - переспросил я. - И как он попал сюда?
    «Он тут уж тысячу лет», - был ответ.
    - Не может быть, - возразил я. - Дому всего-то сотня. Как он тогда может быть в комнате тысячу лет?
    «Нет, не в комнате тысячу... в этом месте. Когда-то он построил себе тут хижину, потом землянку, потом вырыл пещеру. А когда здесь решили строить дом, он внушил строителям включить в план тайную комнату. Потом они забыли, и никто про комнату не знал до Сопрыкина. Сопрыкин тогда работал водопроводчиком и нашел карту в подвале. Это старая карта строителей, они ее потеряли. А Сопрыкин после этого возьми, и спейся. Так что ты единственный, кто знает».
    Я подошел или подплыл (движения свои осознавал смутно) ближе к человеку. Только теперь я заметил, что кожа его вся сухая, усеяна миллионом тонких морщинок, а цвет у кожи — красноватый, как у индейцев. Глаза его были плотно закрыты. Я не мог разобрать — колышется ли грудь, дышит ли он?
    «Дышит, дышит, просто он в трансе».

    Я обратил внимание на книжку перед ним. В книжке были картинки. Сначала они были размытые, но мне удалось сфокусироваться и разглядеть их получше. Что-то типа огненного облака на ножке, точнее, три облака — одно наверху, одно внизу, и одно маленькое посередине. Короче, ядерный взрыв, как на картинке в журнале "Химия и жизнь". Текст в книжке был напечатан какими-то рунами.
    - А от меня что нужно?
    «Помоги, - с мольбой зашептали искры, каждая по отдельности, тонкоголосым хором, переходящим в визг, - помоги ему!»

    Вдруг мужик закряхтел и открыл глаза — один оказался зеленый, другой - желтоватый, и, не знаю, показалось мне или нет, но будто зрачки вращались вокруг своей оси, каждый в свою сторону. Взгляд такой очень, знаете ли, странный.
    Тут я проснулся. Уже начинало светать, горло болело жутко.
     
    La Mecha нравится это.
  4. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    :) Ну что, следующий ход за Олегом.
     
  5. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Пока Олег думает над второй линией ), продолжу 1-ю.
    —— добавлено: Feb 14, 2013 9:29 AM ——
    Про сон и про план я, естественно, рассказал Толику. Только не стал говорить, что это сон.
    Про план он сказал, что это план пожарной эвакуации, который давно висел в коридоре первого этажа, пока Сопрыкин зачем-то его не свистнул.
    Зато в истории с Волхвом я насладился полным успехом. Майринковского Голема из нас тогда никто, естественно, не читал, и история про комнату без дверей поразила Толика в самое сердце.
    Это он , Изобретатель. — мрачно и торжественно произнёс мой друг. И нанёс ответный удар, который в свою очередь поверг меня в трепет. Поразительно, что я не знал этой истории, в курсе которой, как выяснилось, были все окрестные пацаны.
    Изобретатель жил когда-то невероятно давно, когда ещё самого посёлка не было. И всю жизнь строил Машину Вечности. То ли для того чтобы никто не умирал, толи для того чтобы воскресить всех умерших. Но потом пришли враги, сожгли его дом, а машину разбили и детали разбросали по парку. Но самого Изобретателя они не нашли. Долго искали, но он как сквозь землю провалился.
    Уже потом, многие хотели восстановить машину. И что удалось собрать уже три четверти деталей (в истории они назывались детальками), и машина где-то уже стоит полусобранная. А когда все соберут, её включат, и наступит Вечность.
    Последняя фраза произносилась таким зловещим полушёпотом, что становилось ясно, что Вечность это что-то довольно жутковатое, если не сказать больше. И приближать её наступление никак не стоит.

    Но самое интересное, что история эта имела практическое продолжение. Толик показал мне такую деталь из тяжёлого зеленоватого металла.
    Они так и назывались «детальки», и были у многих пацанов. Точнее переходили из рук в руки, как своеобразная валюта высшего достоинства. На одну детальку можно было приобрести целый карман заграничных пробок, и до фига других полезных вещей. Более того их можно продать за деньги. Их скупал дед из вторсырья, причём не на вес, а поштучно. По десять рублей штука. А десять рублей в те времена…
    Только сдавали их всё равно не слишком охотно. Владеть детальками было престижно, они доставляли статус. Да плюс ещё окутывающая их тайна… Но главное, такая деталька была и у меня!
    В то лето я построил плот и решил проплыть до самого конца по каналу, идущему от нашего пруда непролазными зарослями.
    Помню, я плыл мимо глухой краснокирпичной стены вдоль берегов густо поросших лопухами в тени серых плакучих ив, и вдруг увидел, что канал уходит под землю, т.е. внутрь склона. Ещё немного и я очутился в искусственной пещере, а вода гулким водопадом проваливалась сквозь решётку куда-то ниже. Здесь пахло заплесневелой прачечной и свет сквозь окошко под потоком был совершенно зелёный. Это было дивно интересное место. И тут я увидел детальку. Собственно, там было несколько железок, но только эта серебристо-зеленоватого цвета совершенно не заржавела. Выбираться мне пришлось пешком, через заваленный хламом лаз наверх. Но эту штуку я конечно захватил и был потрясён когда узнал, что Толик знает, что это такое.

    Теперь ясно откуда Сопрыкин берёт деньги на выпивку, подумал я, он нашёл клад из деталек. Воспользовался тайным планом, пробрался в подземелье… Меня охватила сладостная жуть.
    Я ещё раз внимательно разглядел карту. Под нашим подвалом, получалось, был ещё один . Вход в него вёл через одну из наглухо запертых чуланных дверей. Кажется войти можно было как-то и с первого этажа, но об этом нечего было и думать. Наверно через этот лаз мертвецы и вылезают…


    Самым перспективным был вход в неиспользуемой пристройке школьного здания по соседству. В пристройку можно было попасть через отогнутые прутья решётку, а в подземелье оттуда через довольно узкий лаз
    Лаз этот мы использовали в совсем других целях. Через пару подвальных помещений можно было найти запасную лестницу до самого чердака, по которой можно было, не афишируя, покидать школу и возвращаться обратно. Иногда игра стоила свеч. На самом деле это было не так просто, как здесь описано, потому что в подвале был кромешный мрак и кроме нужного прохода было ещё несколько. И по одному мы там не ходили.
    И в одном из моих постоянных ночных кошмаров я сворачивал не туда и уже никогда не мог выбраться из бесконечных тёмных лабиринтов, которые уводят всё глубже в самое чрево великого Ничто.Но пару раз, опять же во вне, заблудившись, я выходил в анфиладу великолепных прекрасно освещённых зал. Причём яркость сновидения была фантастической: я мог не спеша рассматривать малейшие детали декора, и они никуда не исчезали. Там во сне я переживал ощущение восторга. И не скрою, счёл сон вещим,. В то время мне случалось видеть во сне в деталях, то, что потом происходило наяву.

    Один из тех проходов вёл к нашему дому.
    Сам не понимаю, что на меня нашло. Ведь раньше я был робким, даже трусоватым ребёнком. Но в последний год потерял всякий страх.
    У меня был довольно мощный фонарь с хорошим запасом батареек, верёвка и компас.
    Так я и попал в подземную часть посёлка.


    Взгляд человека глядящего на мир из-под земли претерпевает серьёзные изменения. В первый раз, вернувшись на поверхность из подземной экспедиции, я был нем и печален.
    Да и вернулся ли я ? По ночам во сне я продолжал движение по бесконечным чёрным галереям.

    Не знаю представлял ли кто-нибудь кроме меня масштабы подземного лабиринта. К тому же теперь я знал, что он растёт. Растёт сам собой без постороннего участия. Подобно живым корням пущенными домами посёлка, живыми, и теми которых уже нет.
    И там под землёй не было не смысла не структуры. Это была ризома.
    Второй открытие заключалось в том, что я под землёй не один. Я допускал, что встречу бродящих по лабиринту мертвецов. Но нет. Многих из встречных я знал. Посёлок жил двойной жизнью. Что все эти люди делали под землёй? Украдкой, словно скрываясь друг от друга? Тоже ли что и я? искали сокровища? Машину вечности? Или здесь внизу и происходила их настоящая жизнь, а там наверху они просто делали вид? Да осознавали ли они, что часть времени проводят под землёй? У многих из них был слишком отсутствующий вид.
    Часто я встречал отца. Он не узнавал меня. Здесь под землёй было непринято узнавать или хотя бы замечать других. А я то думал, что он работает в городе…Но уследить за кем либо здесь было невозможно. Почувствовав наблюдение, люди начинали нервничать, озирались, и я чувствовал , легко могли меня заметить. А это казалось мне совершенно излишним.
    Некоторые люди казались испуганными другие были подчёркнуто деловиты, некоторые были с инструментом и ковырялись в отвалах и кучах мусора. Или это они расширяли лабиринт? Или искали детальки? действительно здесь они попадались куда чаще, В то время как наверху запасы были почти исчерпаны. Но их ценность от этого только увеличилась.

    Несколько походов заметно пополнили мой запас. Я стал крёзом. Я мог продать их и получить хорошие деньги. Мы росли, и нужда в деньгах возрастала. Но я почему то не спешил.

    Кроме людей в подземелье жили змеи. Толстые как трубы, громадные и медлительные. Они приползала откуда-то из глубин и вяло шипели если оних спотыкались. Если бы не их сонливость они бы внушали ужас. Убежать от такой змеи со светящимися глазами в подземелье было бы не возможно. Но может быть, здесь для них было слишком холодно…
     
    La Mecha нравится это.
  6. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    ***
    Подземелье я стал постепенно обживать. Иногда порядочно уставал, бессистемно блуждая ходами лабиринта то вверх, то вниз, то влево, то вправо, и тогда, то в одном месте, то в другом как бы случайно подворачивалась уютная — насколько уместно это обозначение не знаю — комнатушка с застеленной кроватью, стулом, столом и обязательно будильником. Таких комнатушек я насчитал около восьми. Не поручусь, что это были всё разные комнаты, очень уж они были похожи одна на другую. Я сначала даже подумал, что кто-то специально ловушки расставил для чужаков. И долго обходил спальни стороной, а потом как-то умотался донельзя, так что едва на ногах стоял, а предстояло еще чесать вверх ступенек пол-тыщи, и я на зашел таки, закрыл за собой дверь — изнутри она была обита шелковистым на ощупь зеленым бархатом, разделся и упал на мягкую кровать. Сквозь сон мне показалось, будто одеяло само наползло на меня.
    Признаюсь, выспался я отменно. Последнее-то время я, в основном, страдал от недосыпа — мотался до самой ночи, а утром — в школу. Лег я спать вечером, думал, приду утром — что мать с отцом хватились меня и ищут с милицией, но на самом деле я вернулся домой еще до того, как родители вернулись с работы. Так я понял, что в подземелье время течет медленнее. Когда я проснулся, комната как бы вытолкнула меня, одевался уже в пыльном коридоре, где под потолком занудно жужжала синяя трубка дневного света (в местах, которые о дневном свете могут только мечтать, это название звучит издевательски).

    А еще были комнаты-кабинеты. Их было меньше, там стоял письменный стол с лампой, и аккуратной стопкой лежали старые книжки, я их обычно не трогал. Какие-то книжки у меня были всегда с собой в школьном ранце, и, естественно, мой неразлучный товарищ — сопрыкинская карта. Я садился за стол, закрывал дверь (иначе преследовало чувство, будто кто-то пялится мне в спину), разворачивал план, который, как казалось, день ото дня занимал все больше места на столе, и занимался час-другой привычной картографической рутиной — отмечал на карте те места, где я уже побывал, сопровождая краткими комментариями в виде значков, которые знал только я сам. В первую очередь, конечно, я помечал места, где посчастливилось найти «детальку».
    Однажды, убрав план в ранец, я вышел из кабинета и зашагал по коридору, намереваясь зайти в один темный закуток, который пока не довелось как следует рассмотреть. Я прошел по узкому коридору, по стенке которого тянулись провода и трубы, и повернул под прямым углом направо, как вдруг ощутил прикосновение — чья-то рука легла на мое плечо. Я не заметил, как из темного угла на искусственный свет выплыла темная фигура.

    - Ё-мое! - вырвалось у меня от неожиданности.
    Передо мной стоял Сопрыкин — высокий, прямой. Что-то в нем сразу напрягло меня. Ну да, точно — он был трезв! Мои глаза отказывались себе верить.
    - Отдай карту, гаденыш, - спокойно, вдумчиво произнес Сопрыкин и протянул руку.
    В его необычайно ясных глазах засела глубокая печаль, и мне, честное слово, стало его вдруг жалко, но расставаться с картой — такого в моих планах не было.
    - Обойдешься! - крикнул я и бросился бежать со всех ног обратно по коридору, а потом наверх, по хитросплетениям лестниц, к выходу из лабиринта. Благо, я это место знал уже достаточно неплохо. И бегал, видимо, быстрее Сапрыкина — даже трезвой его разновидности.
    Вот я уже вылез между отогнутых прутьев из пристройки и еле волоча ноги — устал! - направился к дому. В подъезде я снова встретил Сопрыкина, но уже храпящим на площадке первого этажа. Когда я проходил мимо, он вдруг перестал храпеть, повернулся на бок, пошамкал сухими губами и сквозь сон пробормотал: «Ух, гаденыш... поймаю...» У меня затряслись поджилки. Собрав волю в кулак, я на цыпочках пробежал мимо, поднялся по лестнице и скорее захлопнул за собой дверь нашей квартиры.

    После этого случая я стал осмотрительнее, и нижний Сопрыкин на какое-то время оставил меня в покое, разве что стал иногда сниться. Во сне я вел с ним обычно тягомотные беседы. Переговоры о чем-то; проснувшись, я пытался вспомнить смысл беседы, но не мог.

    ***
    В школе примерно в то же время меня стала допекать математичка. Я с ней и раньше не очень-то ладил, сразу мы с ней не сошлись характерами, как только она стала у нас вести. Дело было вовсе не в математике — зимой я выиграл школьную олимпиаду по геометрии, но мои отношения с Марианной — так ее звали, это никак не повлияло.

    А тут я стал целыми днями пропадать в подземелье, готовить уроки, понятно, времени не было, плюс я все время на уроках что-то строчил в своем блокноте, что-то нематематическое, и Марианну это раздражало. Педагог она была слабый, на уроке у нее каждый делал, что хотел. А зло она срывала почему-то именно на мне (про соционику я узнал значительно позже).

    Замучила она меня, короче. А тут я вдруг вспомнил байку, которую слышал в столовке от старшеклассников. Что есть-де в подвале, в черной-черной комнате книжка с заклинаниями, которую там бросили какие-то не то сектанты, не то маги, и что есть в ней специальные заклинания для учителей — к примеру, в жабу превратить, или заставить предмет свой забыть хуже двоечника. Тогда я про себя посмеялся, а теперь подумал — в каждой байке есть доля правды. Конечно, в школьном подвале никакой книжки быть не могло — его обшарили уже все, кто только мог, в поисках деталек. А вот в подземелье...

    И стал я с того момента все пыльные книжки, которые находил на пыльных полках и в покосившихся шкафах в подземельных комнатах, складах и хранилищах, проглядывать — мало ли. И, представьте, нашел, буквально через неделю. Книжка была старинная, с текстом, набранным старорежимным шрифтом, с ксилографически оттиснутыми картинками. И, представьте, речь шла в книжке, прежде всего — о чем бы вы думали? - о «детальках»! Автор, судя по всему, был никакой не сектант, а вполне научно, по тем временам, мыслящий человек, который с пылом естествоиспытателя взялся в конце XIX века (так я прикинул) скупать у окрестных крестьян и исследовать «детальки» - он их, впрочем, называл «сiи престранныя вещицы». Я-то сам не догадался, что «детальки» могут иметь какое-то особое действие, даже не будучи собраны в машину вечности. Он открыл, что некоторые детальки связаны между собой функционально, и это функциональное родство часто выражается внешне. Скажем, такая классическая ситуация: у одной детали паз, у другой — выступ. Так вот, в этих парах, если их свести, обнаруживалось некое совместное воздействие на окружающее пространство, или на какой-то отдельный объект. Этими выведенными эмпирически формулами воздействия были расписаны все двести страниц книжки. Местами, правда, текст читался плохо — книжка за долгое время ее хранения, видно, побывала в разных условиях, на части страниц краска расплылась от сырости. Некоторые другие страницы, кажется, пытались сжечь.

    Я не собирался превращать Марианну в таракана или торшер, а решил просто немного ее... успокоить. Я нашел нужную «формулу» - одна деталька, что-то вроде металлической кости с круглой выемкой-втулкой на одном конце, у меня уже была. А другую я нашел еще через неделю — буквально, споткнулся о нее в одном из утомительно-долгих корридоров подземелья.

    И вот, этот набор, испытанный предварительно на соседском коте, который орал ночью под окнами, не давая спать, я принес в один прекрасный день в школу. И когда, на уроке математики, я как обычно читал что-то свое, а она в своей истеричной манере выкрикнула мою фамилию и стала меня распекать, дескать, такой я и сякой, и требовать дневник, чтобы записать там грозные слова, адресованные родителям, я преспокойно соединил в ранце под столом штуковину со втулкой с округлым набалдашником второй детальки. Марианна застыла на месте с полуоткрытым ртом, из которого доносилось одно лишь протяжное «ффф...». Она тряхнула головой, словно хотела сбросить оцепенение, и снова: «Ффф...» Потом вдруг она закрутилась на месте волчком.
    Класс заржал.
    Марианна, воспользовавшись тем, что я отвлекся, рванулась с места, подбежала ко мне, ловко выхватила ранец из-под стола, схватила меня за ухо, и через пару минут я уже стоял перед директором, потирая красное воспаленное ухо. Директор пытался напустить на себя сердитый и строгий вид, но, на самом деле, скорее его разбирало любопытство. По случаю теплой погоды одна створка окна в его кабинете была распахнута.
    - Это еще что за гантели? - спросил он меня, кивнув на детальки, которые лежали на лаковой поверхности большого директорского стола. - Ты чего устроил за цирк на уроке?
    - Чем рассказывать, давайте, я вам лучше покажу, Игорь Семенович, - предложил я, и взял штуковины со стола. - Это делается просто, берем тут, прикладываем сюда...
    Тут я вскочил на его стол, сиганул в окно и спланировал по дуге, приземлившись с другой стороны школы. Они оба едва успели рот раскрыть от удивления — меня и деталек уж след простыл.
    Я воспользовался знанием психологии обывателя — если он что-то не может понять, он просто забывает это. Так что Марианна и директор забыли про это происшествие. Или сделали вид, что забыли — кто их знает. Но Марианна после этого дня перестала меня отчитывать на уроках.

    А книжку я еще долго изучал. Самое интересное, в конце было сказано, что де в данный момент - момент окончания сего труда - автор уже собирает материал для второй части, где попытается воссоздать первоначальный замысел изобретателя, а может, если улыбнется фортуна, собрать таки загадочную машину. Понятно, эту самую вторую часть мне теперь хотелось найти больше всего.
     
    La Mecha нравится это.
  7. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Но нашли меня самого…

    Как-то незаметно получилось, что подземная жизнь стала для меня основной. Там никто не доставал.
    Я почти не замечал, как подземелье постепенно менялось под меня, тихо обволакивая. Откуда-то появились лампы, вентиляторы. Зимой там стало довольно тепло, и даже сухо.
    У меня теперь была собственная подземная квартира с зелёными обоями и матовым неярким светильником. Там я хранил свои детальки.
    Потом-то я догадался, что всё это происходило благодаря плану. Та часть лабиринта, которую я заносил на карту (пока листок не кончился) претерпевала существенные изменения. Она словно замирала во вновь обретённой структуре, в то время как остальная, незанесённая продолжала жить своей пугающей жизнью, издеваясь над здравым смыслом и регулярно меняя очертания.
    В пыльных шкафах я находил странные фолианты, словно специально для меня положенные. Некоторые из них обещали рассказать удивительные вещи, но язык их был странен, и смысл от меня ускользал.
    Потом я стал слышать голоса, и с горьким удовлетворением подумал, что крыша у меня съехала окончательно. Голоса шли откуда-то из глубин, то громче, то смазано, почти неразличимо. Они звали меня к себе, что-то пытались рассказать, жутко важное, может про вторую часть…
    Собранные вместе мои детальки начали слабо фосфоресцировать и едва слышно гудеть. Находится рядом с ними мне стало жутковато. Особенно после того как на военной подготовке нам рассказали про атомную бомбу. Там главное критическую массу собрать урана, а как соберёшь она и взорвётся. И у Изобретателя в его книге ядерные грибы были нарисованы. Может он атомную бомбу изобрёл? Самая что ни на есть машина вечности… Один раз взорвётся и никто потом уже умирать не будет. И рожаться тоже…
    А от деталек этих скоро у меня волосы начнут вылезать, и всё такое…
    И что-то нехорошо мне от этих мыслей стало.
    Тогда же мне впервые поставили двойку в четверти за поведение. Тоже звоночек, что пора завязывать.
    Приходила и мысль о том, что у друзей у меня не осталось. Не только одноклассники , но и учителя стали меня реально боятся, хотя я всего-то пару фокусов показал. Сначала мне это даже нравилось. Но потом дошло, что и выхвалятся не перед кем, девчонки от меня теперь тоже шарахались.
    Зато нижние жильцы меня уважать стали. Так что я теперь в подземелье прямо через их ход ходил. Я ведь их всех там внизу встречал, и что хотел с ними мог сделать. У меня там сила была, а у них там силы не было. Кроме Сопрыкина…
    Я подумал, что я ведь и самого директора могу там внизу подкараулить, и так напугать, что он мне живо все оценки исправит…
    Так что чувства меня одолевали противоречивые.
    Я чувствовал, что меня куда –то засасывает с неудержимой силой. И даже посоветоваться не с кем. Не с родителями же…
    А тут ещё дед из вторсырья. Увидел я его наверху один раз вместе с Сопрыкиным. И как-то он так на меня поглядел…нехорошо поглядел… что вся моя новоприобретённая наглость вместе с душой провалилась куда-то в пятки.

    ***

    Сцапали меня профессионально, прямо на входе. Я даже не успел понять что происходит, как меня уже куда-то волокли…
    Это было глубоко. Глубже чем я бывал, на втором ярусе.
    В комнате без всяких прикрас, вроде бункера гражданской обороны, сидело человек двадцать.
    Дед из вторсырья там тоже был. Весь налитой силой, будто весил тонн десять.
    Ну что, вьюнош, _‑- произнёс он с ироничной ухмылкой – добро пожаловать в наш маленький клуб…

    Меня не били и детальки не отбирали.
    Потом уже я понял, что сюда чужие не попадают.
    Все мы здесь избранники Волхва.

    При всём притом, Дед был невероятно стар. Наш дом был когда-то его особняком. И это он написал книгу о детальках, заброшенную как приманка на верхний ярус.
    (Он ещё удивлялся, как скромно я воспользовался его советами).
    Меня всегда удивляла некоторая странность нашего посёлка. Особенно после того как я гостил у родственников. Но как ни странно, только теперь до меня дошло , что ядро его – огромная старинная усадьба с многочисленными флигелями и службами, переделанными под жильё.
    В те времена когда Дед повстречался с Волхвом люди ещё жили при свечах…
    Он не рассказал, как это произошло и что обещал ему Волхв, за службу. Может быть первоначально им двигал чисто научный интерес.
    Дело в том, что когда враги разбили машину, Волхв оказался в ловушке – в замкнутом мире, из которого нельзя выбраться, пока машина снова не заработает.
    Оставалось разыскать все детали и снова её собрать.
    Дело затягивалось. Революция, то да сё..
    По мере развития прогресса обдумывались и другие более быстрые варианты освобождения. Например, пробить вход ядерным взрывом. Но счастью они вовремя поняли, что даже это не поможет.
    Сейчас у нас, избранников Волхва было уже 75 процентов деталек.
    Но возникла ещё одна неожиданная проблема…

    ***

    Когда я выбрался на поверхность, у меня кружилась голова. Всё вокруг выглядело по-иному, как будто вывернутые из контекста детали теперь с хрустом вставали на место. Со стороны это наверно выглядело по-другому. На следующий день родители записали меня к психиатру…
     
  8. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    Психиатр, в чепчике и с бородкой, смерил меня профессиональным взглядом.
    - На что жалуетесь? - обратился он к маме.
    Мама рассказала ему про мои успехи в школе, два вызова ее с отцом к директору, про то, что меня почти не бывает дома, что последнее время я сплю в ванне. И что вообще со мной в последнее время творится что-то непонятное. Что по ночам во сне я говорю очень странные вещи и мешаю им с отцом спать. А давеча перепутал дверь, зашел к соседям и съел у них на кухне пол-кастрюли щей.
    - Хм, - сказал психиатр.
    Он усадил меня напротив, взял лупу и стал разглядывать мои зрачки. Видно, хотел проверить, не употребляю ли я что-нибудь психоделическое.
    - Хм, - продолжил он. - Мадам, вам не трудно будет оставить нас на минутку наедине? Я хочу провести тест, ребенку нужно сосредоточиться.
    Немного помедлив, мама последовала его просьбе.
    - Ну-с, молодой человек, - обратился ко мне доктор. - Видите ли вы что-нибудь необычное? Или, может, слышите?
    - Не-а, - ответил я. - Все как обычно.
    Не думал же он, что я ему сейчас все прямо вот так выложу - про подвал, волхва, детальки и голоса? Расскажу, что люблю летать низко по-над прудом перед самым закатом? К тому же - обычно, необычно... понятия очень субъективные.
    - Говорят, - он хитро подмигнул, - что у вас в подвале привидения водятся. Сизые, как из тумана.
    "Ага, - подумал я про себя. - Хорошо рассуждать о привидениях, когда ты психиатр. Тебя в психушку не упекут. А так - да, бывают и сизые, и розовые, и даже салатного цвета - на любой вкус".
    Вслух же сказал:
    - Мало ли кто чего говорит, всему верить нельзя. Сами знаете.
    - Это верно, - согласился доктор. - Только как быть, я ведь сам их видел. Иду как-то ночью от приятельницы, смотрю, за подвальным окошком, внутри - что-то проплыло. Я присел, жду - и, раз, еще проплыло. Как облачко, только с головой и руками, и все искрится.
    Я развел руками - без комментариев.
    - Правильно, - тихо засмеялся психиатр. - Об этом лучше не говорить, особенно со мной.
    После этого он пару минут задумчиво теребил бороду, словно что-то вспомнил.
    - А еще я видел пару раз, - произнес он, мечтательно глядя за окно, - как ты над прудом - туда, сюда, ловко так!
    У меня челюсть отвисла. Мысли он что ли читает? Или и правда видел?..
    - Ладно. Не бойся. Я ж не собираюсь никому рассказывать. Научишь меня? Покажешь, как это делается?
    По его глазам я понял, что он не придуривается. И молча кивнул в знак согласия. Доктор нажал на кнопку, в кабинет зашла мама. Он стал что-то записывать в книжечку.
    - Ну, - подал он, наконец, голос, - это бывает, не берите в голову. Близится пубертатный период - то ли еще будет! Пусть спит побольше и гуляет на воздухе.
    По дороге домой мама выглядела разочарованной. Кажется, она обдумывала, где бы поискать другого врача. Слава богу, врачей в округе было немного. А в город, я был уверен, со мной вряд ли кто-то потащится.

    После школы я пошел в наш сарай за прудом, а не в подземелье, как обычно. В сарае я затопил самодельную буржуйку и прилег на дрова, подумать. Какое-то у меня вдруг возникло двойственное чувство. Вчера мне еще льстило быть допущенным в «круг избранных», маячила на горизонте сознания какая-то высокая миссия, быть частью некого таинственного плана казалось интересно. А сегодня я увидел все под другим углом. Что за мужики эти, что я о них знаю? Да почти ничего. А ведь они, ни много, ни мало, претендуют на мою свободу, на мои детальки и, самое главное, на мое подземелье, где раньше я ощущал себя таким, знаете ли, крон-принцем. Подземелье виделось мне моим личным творческим пространством. Несмотря на все издержки в виде зовущих голосов и прочего. Детальки, как я вдруг понял, были для меня лишь второстепенным элементом, занятным сопровождением на какое-то время, но не более. По-настоящему меня интересовал поиск нового, новых целей и новых к ним путей. А теперь от всей этой истории вообще чем-то уныло-прикладным повеяло.

    Поэтому я не хотел теперь идти в подземелье. Как-то чувствовал, что там уже не смогу отвертеться от этой компашки. И что же теперь, отказаться от подземелья? Хотел ведь... Но теперь какая-то вредность возобладала. Только недавно думал: ну этот подвал к лешему, забуду про него и буду жить как все люди, наверху! А теперь вдруг стало жалко остаться без подземелья. Ведь начинаешь ценить что-то, лишь когда можешь потерять. И я решил смириться. Смириться, конечно, чисто внешне. Сделаю вид, что участвую во всех их делишках, а как только выдастся возможность — адьос, амигос! - и снова в вольное плавание.

    И на следующий день я спустился в подземелье. Несколько дней меня никто не тревожил, и я уж стал думать — не примерещилось ли? Но однажды дед из вторсырья все-таки заявился. Я сидел в кабинете, склонившись над картой, и вдруг почувствовал оцепенение. Морщинистая, сухая лапа легла на плечо.
    - Карту разрисовываешь... - просипел знакомый голос. - Что ж, полезное дело. Над сознанием нужно работать. Только слишком не увлекайся.
    Я не понял, к чему дед это сказал, но переспрашивать не стал. На этот раз он вырядился в какую-то униформу. Я подумал, что такой костюм должен был, наверно, носить машинист паровоза лет сто назад. Или, может, швейцар... Мы шли долго знакомым коридором, пока он не перестал быть знакомым, вышли к круглой площадке, на которую выходило несколько двустворчатых дверей. Лифты.
    Дед прищурился, и стал что-то высматривать на стене... теперь и я увидел — полированная пластинка из желтоватого металла, по цвету практически сливалась со стеной, тем более, что была жутко пыльная. Дед ловко вывел заскорузлым пальцем по пыли замысловатый узор и дверь одного из лифтов открылась. Лифт, казалось, ехал очень, очень долго. Однако не буду утверждать, что на самом деле так и было, в присутствии деда я в подземелье чувствовал себя странно, особенно страдали ясность осознания собственной воли и ощущение времени. Судя по ощущениям, лифт ехал не как обычно, вдоль вертикальной оси, а по некой вполне объемной траектории, пусть и разложенной по базисным евклидовым направлениям — вперед, назад, влево, вправо, вверх, вниз.

    Выйдя, наконец, из лифта, мы попали в огромный зал со стенами из полированного мрамора, внизу темного, выше - светлого, с высоченным сводчатым потолком. Освещали зал большие развесистые люстры, как в театре. В зале были и окна, высокие, темные, с плотными бархатными шторами. Я прильнул к ближайшему окну — неужели лифт вывез нас на поверхность? Но если что-то и было там, за окном, то одна лишь беспросветная мгла.
    - Не таращься, - дед одернул меня за рукав. - Глаза сломаешь.
    Он указал мне на круглый мраморный столик, один из многих, которые стояли тут и там по всему залу. Я подумал, что, наверно, тут когда-то был ресторан. Мы сели за столик. Вдруг послышались шаги — их слышно было очень хорошо благодаря раскатистому эхо. У деда из-за спины появилась женщина средних лет в мятом темно-синем платье с белым кружевным передником, похожая не то на официантку, не то на работницу столовой. Она принесла чайник и налила нам чаю. Дед вынул из-за пазухи пузырек и капнул несколько капель себе в чашку. Резко пахнуло ментолом и валерьянкой.
    - Как ты помнишь, у нас небольшая проблема... - начал он.

    По правде, я не сразу понял, о чем речь. Но потом сообразил — они говорили об этом в бункере, в самом конце, перед тем, как высокому рябому парню, которого раньше я не видел, повести меня наверх. «Избранники» просто-таки параноидально боялись двух вещей — утечки информации и шпионов. Меня они тоже сначала заподозрили в шпионстве, но Сопрыкин заверил их, что знает меня с самого детства, как облупленного, и что я «просто любопытный балбес, который везде сует свой нос».
    Последнее время избранников особенно беспокоил «водопроводчик». Мужчина в толстых очках и темно-зеленом пальто появился в поселке пару месяцев назад. Он ходил туда-сюда с папкой под мышкой, делая вид, что прогуливается. Постепенно его маршрут сузился — он приезжал на утренней электричке по четвергам, шел к нашему дому, и ходил кругами часа два-три. Когда они мне рассказали в бункере, я вспомнил — точно, я тоже его видел. Я думал, что он приходит в гости к кому-то с третьего — прилично одетый, интеллигент. Но у избранников были свои информаторы и на третьем этаже: никто там мужика этого не знал, ни там, ни где-то еще.
    А однажды этот мужик докопался до Сопрыкина. Вытащил его, буквально, из подъезда, усадил на скамейку, достал водку, стаканы, закусь, и говорит — пей, друг. Верхний Сопрыкин, понятно, от водки никогда не отказывается. Когда он водкой немного оклемался, мужик говорит: «Ты, вижу, тут всех и все знаешь. Я из облводоканала». Мужик достал из кармана удостоверение и показал Сопрыкину. Сопрыкин кивнул, мол, да, вижу ксиву, рожа твоя. Однако у Сопрыкина наверху в глазах всегда двоится, что уж он там увидел, и увидел ли что-то — вопрос. А мужик продолжал втирать — что он из водоканала, и что у нас-де под домом пролегает какая-то важная труба, которая еще до войны связывала наш поселок с Кощеевском и Верещагиным. Что, мол, труба имеет стратегическое значение.
    «Чего тебе от меня-то надо?» - резанул Сопрыкин. Мужик замялся. «Ты, - говорит, - покажи мне ход в подвал». «Так вот он», - Сопрыкин указал на подъезд, слева была дверь в подвал. Ее трудно было перепутать с другими, так как она была самая грязная и обшарпанная. «Это обычный подвал, - сказал мужик в пальто. - А я знаю, что есть у вас тут потайной, глубже. Я так понимаю, там она, труба, которую ищу. Ты мне покажи туда ход, а я тебя отблагодарю. Водки у меня много. Может, тебе еще чего надо?». Сопрыкин в ответ затянул песню «Ой, мороз, мороз», а потом вырубился. Мужик тряс его, тряс, да все без толку. Понял мужик, что от Сопрыкина он ничего не добьется, и больше к нему не приставал. По-прежнему приезжал в поселок, только реже. Стали поговаривать, что вроде он стал захаживать к одной тетке на первом этаже. Тетка была немая, так что узнать от нее информаторы ничего не могли.

    - Так вот, - сказал дед, - мы подумали, и решили что надо за водопроводчиком слежку устроить. И выбрали тебя, ты будешь следить. Постараешься разузнать о нем как можно больше.
    - Меня? - удивился я. - Почему меня?
    - Ты самый неприметный из нас. Пацан — и пацан, кому какое дело, где ты слоняешься и чем занимаешься.
    По тону его голоса я понял, что вариант с моим отказом не рассматривался. «Ладно, - подумал я. - Последить я могу, это не трудно».

    В следующий четверг водопроводчик в поселок не приехал.
     
  9. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Появился он только через две недели и выглядел куда затрапезней обычного. Мне даже показалось, что пальто у него было одето на пижаму. К тому же, похоже, он был пьян.
    Из кустов, где я сховался мне были хорошо заметны его маневры.
    Он прошёлся взад-вперед около дома, встал ко мне спиной и не оборачиваясь заговорил:

    -Мой юный друг, человеческие глаза устроены несовершенно. Мозгу постоянно приходится самому достраивать изображение. То ли дело глаза моллюсков. Они выгнуты так , что отражают мир практически без искажений.

    Надо сказать, что такое предисловие меня несколько ошарашило.

    - Плюс аберрации – продолжал он – воздушная среда страшно искажает изображение.
    Погляди на небо. Знаешь, что это? Это поверхность воздуха. Выше чистый эфир. Никаких искажений.

    На мгновение мне показалось, что я ощущаю резкий больничный запах. Похоже, пахнуло тем самым эфиром.

    -Ты думаешь, что вы люди? Нет, вы моллюски. Придонные моллюски. Вы всё можете прекрасно видеть. А вот я ни черта не вижу. Вам хватает эфира растворённого в воздухе. А я тут задыхаюсь. На Земле вообще очень тяжело дышать. Помоги мне, мальчик.

    Он так резко развернулся,, что я едва успел отскочить за дерево.

    - А что вам надо-то, дядя – спросил я из укрытия.
    - Труба, - мальчик, - мне нужна труба. Труба с эфиром. Она прорвалась и эфир утекает. Утечка где-то здесь. Помоги мне спустится вниз и найти её.
    - Нет там внизу никакой трубы, дядя. А если бы эфир утекал, я бы точно почуял. – мне даже стало его немного жаль. Видел он точно хреново – пялился не туда, где я , условно говоря, схоронился, а куда-то в крону.

    - Это не так, мальчик, это не так. Погляди вокруг своими глазами моллюска, а не фальшивыми глазами. Здесь всё не так, как вокруг.
    Воздух. – он шумно втянул ноздрями – По нему можно плавать, если бы только кто-нибудь из вас об этом догадался. В других местах давление слишком велико.
    Прозрачность . – он щёлкнул пальцами. –Достаточно поглядеть, чтобы увидеть невидимое.
    Я научу тебя. Втяни свои фальшивые глаза внутрь, и пошевели пальцами. Вот так – он сделал своеобразный жест – И тогда твои настоящие глаза начнут вывинчиваться как окуляры.
    Я награжу тебя, мальчик. А сейчас извини, мне пора. Я вижу, Марья Васильевна уже волнуется. Я остановился здесь неподалёку, я найду тебя.

    Он помахал рукой невысокой полной женщине показавшей из-за деревьев.
    Женщину эту я знал. Марь Васильна – медсестра из психушки.


    ***

    Не понял, что там Водопроводчик толковал про моллюсков, но советом его я воспользовался. Если правильно двигать рукой, глаза и вправду будто вдвигались и выдвигались.
    Ух! – мир разом изменился, как будто стёрли пыль. Кажется, я только в раннем детстве так видел.

    И вот я иду неспешно, чтобы сполна насладится каждым мгновением тишины, каждым нюансом. В оранжевом небе грачиные гнёзда, как чёрные кляксы в сплетении ветвей. Исчезают куда-то огороды, сараи, пятиэтажка. Загораются первые фонари, и нет ничего более щемящего, дурманящего сладкой грустью, чем этот зеленоватый электрический свет на закате. Я иду мимо вечереющего парка готового спрятать солнечный желток в своих сумрачных глубинах. Крепчает мороз. Последние лучи обращают снежный партер перед домом в расплавленное золото . Да какой это дом, дворец! Дворец громаден, я вхожу в парадное и меж пропилеев поднимаюсь торжественной лестницей прямо к небу сквозь обвалившуюся кровлю. Куда делся третий этаж ? В какой-то момент я почти ослеплён. Повсюду только дрожащее пурпурно-золотое сияние. Но ещё миг, и погрузившись в прохладу небесных вод, солнце сворачивает свой блеск и лишённым лучей малиновым шаром проваливается сквозь горизонт.
    Отсюда я созерцаю своё владение, пока от солнца не остаётся только бледно-персиковая полоса на юго-западе.
    Тополя на дамбах прудов похожи на громадные фикусы, пустившие воздушные корни. В парке уже сгустился сумрак, и деревья застыли среди сугробов, готовясь к ночным превращениям. Только старые вязы из пограничных аллей ещё впитывают желтизну неба. А дальше за деревьями цепочки светлячков – фонарей, то прохладно зелёных, то расплывчато-жёлтых, и пролегли по широким аллеям до невероятия чёткие тени.
    На юге исчезает в темноте посёлок со множеством построек, смысл которых смыло время. И мне мерещится мерцание оранжерей, когда-то хранивших от морозов свой маленькие сказочный субтропический мир, и запах овина, и дух обилия…
    Но нет. Только чернота. И над ней уже зажигает свои алмазы незябнущий Орион.

    ***

    Впечатления эти настолько потрясли меня, что я решил повторить эксперимент в подвале. Мне показалось, что я заблудился. Моё обустроенное подземелье разом исчезло.
    Я испугался: кругом были чернильные провалы , куски арматуры и отчётливый трупный запах.
    Неясные голоса снизу теперь звучали совершенно отчётливо. Они пели. И хоть слов я не понимал, волосы от этой песни вставали дыбом.
    Испугавшись, что не найду свою комнату, я вернул зрение обратно.
    Взглянуть новыми глазами на свои детальки я не решился, духа не хватило.
    Зато шахты лифтов, которые прежде не замечал, теперь я заприметил.

    С Дедом мы снова встретились в подземном ресторане.
    Это был второй ярус, я теперь различал их отчётливо.
    Здесь было шикарно, как в моих прежних снах, и неуловимо походило на наш вестибюль с камином (который с зелёными женщинами).

    - Всё нормально, он просто псих, и теперь сидит в дурдоме – сообщил я Деду.
    Я думал, Дед после этого сообщения успокоится, но вместо этого он помрачнел и состарился лет на 20. Застыл, уставившись в чёрное окно.
    Украдкой я глянул туда новыми глазами. И вздрогнул: там за окном была тьма народа. Мы сидели как в аквариуме.
    Дед покосился на меня подозрительно, и я быстренько ввинтил глаза моллюска обратно. Успев, впрочем, заметить, что и дед выглядит как-то по-другому, но как именно я решил не думать.
    Когда встретишь его снова – сказал дед – сунь ему в карман вот это – он протянул мне детальку какого-то незнакомого вида. Я таких не находил.
    - А теперь пойдём, что покажу – кажется, вдохновлённой моей исполнительностью, он решил расщедриться.
    Мы прошли в дальний угол зала. И Дед раздвинул ширму. Здесь словно висел голубоватый туман. На софе, поджав ноги, сидела рыжая Нина. Без ничего.
    В глазах у меня поплыло, а внизу живота словно лопнула грелка.
    За спиной раздался смешок…

    * * *


    На этот раз я пришёл психиатру сам. Егор Логгинович – сказал я – а хотите я вас летать научу? Смотрите, это просто – я завис в воздухе.
    Марь Васильна за своим столом чем-то грохнула.
    - Интересно. И как же ты это делаешь?
    - Только уговор – набравшись наглости, сказал я – вы мне ваших психов покажете.
    - У меня не психи, а больные – рассердился Егор Логгинович – и это тебе не зоопарк.
    - А я знаю, почему вы не хотите. У вас там никаких психов нет.
    Психиатр поглядел на меня задумчиво – Ты не по годам догадлив. Но, всё же, неправ. Пошли.

    Идти было недалеко, но пришлось отпереть и запереть три двери.
    Больничка была маленькая: коридор и 2 палаты по сторонам.
    В одной «водопроводчик» играл в карты с каким-то одутловатым мужиком в сером халате.
    В женскую я не стал заглядывать. В конце коридора была ещё одна дверь. Егор Логгинович отпер и её.
    Комната была пуста, и потому казалась просторной. Обои на стенах выцвели и облезали клочками. Желто-рыжая лампочка без абажура испускала тяжелый, задумчивый свет. За столом в центре комнаты сидел, сложив на груди руки, человек в майке. Глаза его были закрыты, а лицо абсолютно неподвижно. Кажется, он даже не дышал.
    Это был Волв.
     
  10. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Де Пумейроль в качестве иллюстраций :)
    [​IMG]
    [​IMG][​IMG]
     
  11. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]
    —— добавлено: Mar 14, 2013 6:52 AM ——
    [​IMG]
     
  12. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  13. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  14. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    А у меня небольшая аудио-иллюстрация. :)
     
    Natari и Ондатр нравится это.
  15. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    ***
    В подземелье меня тянуло все меньше. Может, тому виной стали моллюсковые глаза, которые показывали мне внизу всякие гадости, может, кошмары, которые мучили меня последнее время. В этих кошмарах я видел себя спящим в одной из «спален». Сначала спальня была такой, какой я привык ее видеть, потом как-то вдруг блекли цвета, морщилась ткань, в углах повисала паутина. И из под кровати, противно чавкая, вываливалось нечто слизистое, напоминающее огромный пупырчатый язык. Извиваясь, он пытался дотянуться до меня. Я кричал себе: «Проснись, проснись!» - но тот я, что на кровати, лишь беспокойно ворочался во сне. Наконец, тварь хватала меня, иногда за голову, иногда за ноги, и медленно заглатывала. Понятное дело, в подземные спальни я больше не заходил. И вообще, в подземелье ходил только по делу.

    Дело у меня теперь было и простое, и сложное — искать эфирную трубу. Простое, так как, казалось бы, чего сложного в трубе. Сложное, потому что я понятия не имел, где и как ее искать. Отдельную трудность представлял собой Дед. Ведь я не рассказал ему ни про трубу, ни про глаза моллюска, а он, тонкий практический психолог, подвох, интригу, чуял за версту. Впрочем, и я держал ухо востро, палиться за просто так не собирался.

    Как бы то ни было, пара недель поиска вслепую ничего не дала. Труб, конечно, в подвале было завались, но то были обычные трубы. Иногда я отбивал заглушку, иногда отвинчивал кран, иногда даже пилил ножовкой по металлу, которую взял у отца из ящика с инструментами. В трубах либо была ржавая застойная вода, либо они — чаще всего — оказывались пустыми. Посмотрев моллюсковыми глазами, я сразу понял, что ржавую воду не стоит пить, даже если очень захочется, что-то в ней такое было... трудно объяснить; а по пустым трубам бегали светящиеся зеленые жучки разного размера. Забавные такие. Но эфирной трубы — ни следа. Хотя, по правде, я с трудом представлял себя, что это за эфир такой.

    Дело шло к весне, которая в наших краях редко торопится. Сугробы стали поменьше — иногда припекало солнышко, и они постепенно сдувались. Вытекающая из-под них вода разливалась по тропинкам, потом замерзала, потом оттаивала и так много раз.

    Однажды солнечным вечером, когда ручьи сонно хлюпали под моими не совсем целыми ботинками, я встретил по дороге из школы Сигизмунда — так звали водопроводчика (я не понял, имя это или фамилия).
    - Мой юный друг! - обрадовался он. - Я давно вас ищу. Пойдемте, я знаю тут место...
    Он схватил меня за рукав и куда-то потащил. Вскоре мы дошли до другого края поселка. Там, за продуктовым магазином, был небольшой пустырь, лесок, и пруд. Мы перешли пустырь по талому снегу, и остановились у пруда, на снежно-ледяной поверхности которого натаяла уже приличная лужа. «Уж не маньяк ли он», - с опаской подумал я, приготовившись бежать.
    - Не бойтесь, не бойтесь, - Сигизмунд засмеялся неестественным высоким голосом, переходящим в заливистый визг. - Просто они везде за нами следят.
    - Кто следит? - удивился я. «Или параноик... в психушку все же не всегда зазря сажают».
    - Ваши, ваши следят, - сказал он и еще раз оглянулся. Мне стало казаться, что он говорит с акцентом. - Вроде оторвались. Как говорится, если у меня паранойя, это не значит, что...
    Он вытер лоб рукавом своего смешного пальто:
    - Уф... хорошо... теплеет. Ну как ваши успехи? Труба нашлась?
    - Неа, - я покачал головой.
    - А где ты ее ищешь?
    - В подземелье. Обошел кучу новых мест, и — ничего.
    - Так, может, и не надо искать в новых. Попробуй искать в старых местах.
    - В смысле, в старых? Старые я и так знаю.
    Сигизмунд показал на поваленный ствол осины.
    - Давайте присядем, в ногах правды нет.
    Мы сели. С одной стороны на осине еще лежал сугроб, другая сторона, как ни странно, была сухой.
    - Так вот, - продолжил водопроводчик. - Она не глупая, прячется.
    - Вы про кого? - удивился я.
    - Про трубу. Я думаю, она где-то рядом. Где ты бываешь. Смотри, ведь твое подземелье — склеп, могила... в том или ином смысле. Ты парень сообразительный. Ничто человеческое тебе, конечно, не чуждо, но не думаю, что ты привязался к своим пещерам только из-за их мрачного кладбищенского лоска. Глядя на тебя, думаю, тебе нужно в жизни что-то еще, что-то особенное. Думаю, тебя манит запах эфира. В этом нет ничего плохого, поверь. Эфир — это... для той помойки, которую вы считаете своим домом, это как бы... проблеск нового мира. Нечто такое, лучше чего себе трудно что-то представить. Точнее, распыленный у вас эфир — это лишь едва уловимый намек на то, что я имею в виду. Но если обоняние тонкое — а у тебя с этим порядок — уловить можно.
    - Ладно, попробую поискать в знакомых местах, - сказал я. Потом, подумав, вытащил из рюкзака странную завитую детальку и протянул ее водопроводчику: - Возьмите. Семенов сказал мне ее вам подсунуть.
    Сигизмунд взял детальку, положил на ствол рядом с собой и стал разглядывать.
    - О, дезинтегратор, - обрадовался он. - Замечательная штука.
    - Дезинте... что?
    - Он разъединяет восприятия в памяти... воспоминания, короче. Здорово! Спасибо, мальчик. Деду Семенову передавай пламенный привет! - Сигизмунд снова странно засмеялся.
    - Какой еще привет, - испугался я. - Вы же понимаете, что дед должен думать, что я сунул вам эту штуку в карман.
    - Да, да, - смутился водопроводчик. - Я просто так, шучу.
    Пару минут мы посидели молча.
    - Дядя Сигизмунд, - спросил я, - а зачем вам труба?
    Сигизмунд тяжело вздохнул. Сумасшедшие глаза за толстыми линзами вдруг посерьезнели и стали печальными.
    - Заплутал я у вас. Боюсь, не выбраться мне. А эфир для меня — как для вас воздух. Кажется, я уже говорил... Задыхаюсь, понимаешь? - он сделал рефлекторное движение, будто собирался разорвать пальто на груди, словно оно его душило.
    - Ясно, - сказал я. - Ну, найду я трубу, и что дальше?
    - Отведи меня туда. Подышать.
    - А что потом?
    - Там видно будет. Сейчас все как в тумане. Я и думать толком не могу.
    Обратно мы шли поврозь, для конспирации.

    ***
    Дед караулил меня у дома.
    - Ну что, сделал, что велел?
    - Сделал, - ответил я.
    - Он ничего не заметил?
    - Кажется, нет.
    - Ну вот и славно, - дед облегченно вздохнул. - А чего это он тебя к старому пруду потащил?
    Я пожал плечами:
    - Кто его знает... он же чокнутый.
    - Вот-вот, - поддакнул дед. - Ну давай, парень, бывай. Когда нужен будешь, позовем.
    Дед быстро заковылял по дорожке и скрылся за домом.

    Вдруг я вспомнил, что забыл спросить у него — давно хотел — про Волхва, как получилось, что он тоже сидит в психушке? Получается, ему удалось-таки выбраться из комнаты? Я побежал за дедом, обогнул угол дома — но деда и след простыл.

    Куда же он делся? Будто испарился. Я обошел дом и вернулся на то же место. Мой взгляд упал на дверь в торце дома - небрежно замазанная штукатуркой, она никуда не вела, изнутри проем заложили кирпичом в незапамятные времена. Но ее ручка, из латуни, с деревянной рукояткой - только сейчас я обратил на нее внимание. Деревянная часть была отполирована, будто от частых к ней прикосновений. Не за этой ли дверью исчез старик Семенов? Я подошел и подергал за ручку. Нет, дверь не поддавалась ни на миллиметр.

    Поднявшись к себе на этаж, я понял, что что-то случилось - соседи сновали туда-сюда, озабоченно перешептывались. Оказалось, Толик пропал, последний раз его видели, когда он днем шел из школы домой.
    Многие из нашего дома пошли искать Толика по поселку, а там присоединились и другие. Я пошел вместе со всеми. Никогда раньше не видел в поселке столько людей сразу. Народ бесцельно ходил-бродил по поселку, заглядывая даже в подвалы; по крайней мере, в некоторые из них. Толика так и не нашли.
    Возвращался я один со стороны железнодорожного полотна, отделившись в последний момент от группы малознакомых людей с фонарем. Уже стемнело.

    Подходил к дому сзади, с той стороны, где недавно исчез Семенов. И смотрю — та самая заштукатуренная дверь приоткрыта. Сквозь щель наружу лился блеклый свет.
    Внутри оказался длиннющий коридор, но не прямой, а петляющий туда-сюда, как огородный шланг. Были двери, много дверей, расположенных тут и там без особого порядка. Я шел и по ходу дергал за ручки — везде было закрыто. Потом мне надоело это дело, и я стал проверять не каждую дверь, а некоторые, наугад. Уже не двери интересовали меня, а сам коридор, интересно было, куда он, в конце концов, приведет.

    Я машинально схватил очередную ручку, потянул — как вдруг дверь распахнулось, и ураган, бог весть откуда взявшись, подхватил, швырнул во мрак, и захлопнул за мною дверь.

    ***
    Очнувшись, я обнаружил себя лежащим на белом песке, на берегу южного моря. Ветер шуршал пальмовыми листьями, волны цвета бирюзы неторопливо набегали на пологий берег, замирали на пару секунд в полуметре от моих видавших виды зимних ботинок с отстающей сбоку подошвой, и так же медлительно отползали, явно удивленные присутствием такого странного существа, как я. Сзади, сантиметрах в двадцати от моей головы на песок ухнуло что-то тяжелое — я с трудом повернулся, шея затекла – кокос. Им я и позавтракал, расколов его булыжником. Раньше кокосы я видел только в кино.

    Полдня я купался в море и ел кокосы, запивая водой из ручья, который впадал в море метрах в ста от того места, где я пришел в себя. Потом живот заурчал от кокосов, а кожа на носу и плечах стала жечь — обгорел с непривычки. Я собрал одежду, связал узлом, узел повесил на палку и, в семейных трусах в горошек и растянутой отцовской майке, пошел вдоль берега в ту сторону, куда клонилось постепенно жаркое солнце. Через некоторое время я дошел до косы, которая довольно далеко выдавалась в море, в то же время, удаляясь от плотной стены тропических зарослей. С самого удаленного места на косе, я взглянул в сторону берега, и увидел, что метрах в ста от берега лес начинает подниматься, где-то в паре километров возвышенность достигала максимальной высоты, что-то около трехсот-четырехсот метров. С точки, где я сейчас находился, было видно, что береговая линия слева и справа плавно закругляется в направлении от меня. Создавалось впечатление, что я на острове, в центре которого — пологий холм, равномерно поросший густым тропическим лесом. А может, полуостров. Слева, из джунглей поднималось что-то вроде огромной закрученной раковины, острой стороной направленной вверх. По спирали снизу вверх тянулась вереница окон, внизу побольше, кверху они становились все меньше. Дворец, замок?.. Верхушка «раковины» сверкала на солнце, и от этого в ту сторону было больно смотреть. Кажется, там наверху был ограненный камень, вроде огромного бриллианта.

    Я продолжил свой путь, и через полчаса увидел впереди, недалеко от берега, корабль. Поравнявшись с ним, я понял, во-первых, что не так уж и он и близко, во-вторых, что он сидит на мели, порядочно накренившись вбок, в мою сторону. Старинный парусник. Точнее, когда-то он был парусником. Видно, он потерпел здесь крушение, солнце, ветер и волны за многие годы сделали свое дело — жалкое зрелище, доски рассохлись, местами их вообще не было, и там зияла чернота, вместо парусов на обломанных мачтах болталось истлевшее тряпье.

    Напротив корабля я присел отдохнуть и освежиться кокосовой водой, когда в песок рядом со мной со свистом вонзилось копье. Следующее копье пригвоздило одежный узел. В замешательстве я вскочил, метнулся влево, вправо, понял, что ни слева, ни справа убежища не найти, и вся гуща леса, прижавшаяся к пляжу, для меня — сплошная зона угрозы. Нападающих не было видно. И я бросился в воду, бежал по отмели, с трудом разгребая коленями пенящуюся воду, потом поплыл. Кажется, за мной свистели копья, из-за производимого гребками шума я слышал не очень хорошо. Наконец, я доплыл до корабля, и судорожно вцепился в толстый промасленный канат, свисавший с борта. Карабкаться по нему было не так-то просто. Наконец, стерев кожу на ладонях в кровь, я перевалился через борт на палубу. Наконец-то я смог отдышаться.

    На палубе сидели жирные чайки, подозрительно косясь на меня. Тут и там на палубе валялись разбросанные веревки, обрывки ткани, обломки дерева. Осторожно приподнявшись, я посмотрел поверх борта в сторону берега – никого. Тем не менее, возвращаться на берег мне не хотелось.

    По шатающимся и норовящим треснуть доскам я дошел до лестницы и спустился в просторное помещение, видимо, кают-компанию. Сквозь узкие оконца-иллюминаторы пропускали достаточно света, чтобы разглядеть все как следует. Большой стол, резные стулья, картины на стенах, две люстры, подсвечники; по краям комнаты - диваны. На столе — бархатная скатерть, и посреди стола - золотая монета. Я взял ее в руку — увесистая, с портретом мужика в короне, в профиль. В дальнем углу кают-компании была еще дверь, она была закрыта.

    Едва я ее приоткрыл, меня подхватил знакомый уже вихрь и выбросил в тот коридор, откуда я попал на пляж. То ли от страха, то ли по инерции я бросился бежать. Никакой уверенности, что я бегу в нужном направлении, у меня не было. В коридоре было почти темно, где-то впереди брезжил неясный свет.

    Тут я обо что-то споткнулся и упал, больно ударив колено. Пошарив руками по полу, я обнаружил... свою одежду, свернутую узлом, которую я оставил на пляже, когда невидимые дикари напали на меня. Неожиданный подарок был очень кстати, заявись я домой в трусах, родители на следующее утро точно отвезли бы меня в специализированное учреждение. Быстро одевшись, я зашагал по коридору.

    На улице было темно. Родители при моем появлении не выказали особых эмоций; очевидно, в их реальности я отсутствовал совсем недолго.

    Как я узнал, поиски Толика не увенчались успехом. Судя по всему, либо он нашел вход в подземелье и заблудился там, либо забрел в коридор и его затянула одна из дверей — на необитаемый остров, в монгольскую степь, в заснеженный норвежский фьорд или еще бог знает куда. Или, может быть, Семенов с командой втянули его в какое-то свое дельце.

    Я разложил перед собой на полу план, который, будучи развернут, размерами приближался к простыне, и, в подтверждение своим догадкам, увидел, что "дом" на плане приобрел новое измерение. Пространственно коридор как бы накладывался на первый этаж. Но в действительности, это было, конечно, самостоятельное, отдельное пространство. При такой его длине коридор просто не поместился бы у нас в доме.

    Монету с корабля я положил в жестяную банку, в которой хранилась разная мелочь, а банку убрал на полку.
     
  16. Natari

    Natari Гость

    Сообщения:
    1.739
    Симпатии:
    176
     
  17. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    Формалин - скорее противоположность эфира в системе координат нашего рэнга-опуса. Антиэфир. :)
     
  18. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
  19. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG][/URL][/IMG][​IMG]
    [​IMG]



    [​IMG]

    Яцек Йерка
     
    Natari нравится это.
  20. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    [​IMG]

    он жа
     
  21. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Надо сказать, что пропажа Толики наделала много шума. Меня даже вызвали в милицию снимать показания. Как выяснилось, случай пропажи детей в округе был не первый.
    Ходил и странный слух, будто видели, как Толик сел в припаркованную возле нашего дома машину. Но машину все описывали по-разному, и куда она потом делась, никто сказать не мог.
    На всякий случай замуровали вход в подземелье из школьной пристройки, чтобы, значит, туда никто большее не лазил.
    Но что интересно, пропал и Сигизмунд. Я даже Марь Васильну специально о нём спросил, но она сделала вид, что впервые о таком слышит.

    * * *

    – Забрали твоего другана – усмехнулся старик Семёнов.
    И я не понял, про Сигизмунда он или про Толика.
    Он ехидно посмотрел на мой облупившийся нос:. – Ну как побывал в трубе? Понравилось? Шож не остался?

    Мы сидели за своим обычным столиком в подземном ресторане. Сегодня здесь было сумрачнее обычного, как будто не все лампы горели. Хотя вообще-то никаких ламп тут не было.
    И как-то противнее стало.

    Я понял, что отпираться бесполезно, дед про моё путешествие знает. Но сама постановка вопроса сбила меня с толка.
    –Почему в трубе?
    – А ты думал, что это? Самолёт в Сочи? – Дед захихикал. – Ту теперь пацанчик знатный. В кривом эфире побывал. Да только выбрали всё равно не тебя. Кастинг не прошёл – Дед просто давился от смеха.

    Наверно вид у меня и вправду был тупой. Я вообще ни слова не понял.
    – А что такое кривой эфир? – наконец выдавил я.
    –А вот эта труба и есть, куда ты забрался, щенок.
    Труба. В голове у меня наконец что-то щёлкнуло. Не так я себе её представлял.
    –И что мне теперь будет? – тоскливо спросил я
    – А ничего. Всё зависит от того, сколько ты надыщался. Может выветрится. А может пойдёшь и повесишься.
    По сторонам погляди – добавил он, увидев мой недоумённый взгляд.
    Я поглядел. И вправду, фигово всё как-то выглядело. Убого. Как будто подсветку убрали.
    И вдруг до меня дошло, что и наверху было также. А я думал , погода просто паршивая.
    –Бесплатный эфир, он знаешь, дорого стоит — презрительно скривился Семёнов – Лучше уж водку пей, как Сопрыкин.

    * * *

    Ну к той двери я , конечно, вернулся. Заперта она была. Намертво.

    * * *

    Мир вокруг стал мутен и загажен. Не понимаю, как я раньше этого не замечал.
    Снег таял неряшливо, обнажая зимний мусор.
    Под серым небом орали чёрные птицы.
    Лужи, облупившиеся стены, мятые физиономии.
    Даже новое зрение не спасало, только делало картинку беспощадно отчётливой.
    Я решил, что как только дотяну 8-й класс, продам детальки и уеду отсюда нафиг. На юг, точнее.
    Кажется, я даже Сопрыкина стал понимать.
    Зальёт глаза и не видит всего этого.

    Погляделся как-то в зеркало. Ну и что? Это вот я. Четырнадцать лет. Рожа уродская, мускулатура хилая. Троешник. Друзей нет. Девушка – шлюха. Перспективы… Тьфу.

    Купил бутылку водки. Выпил пару стаканов. Чуть не помер. Решил, наверно, с непривычки.

    После этого приснился Сигизмунд. Я его едва узнал. Без очков, в костюмчике разноцветном, как у клоуна.
    – А я тебя не забыл, мальчик!

    * * *

    Эфейри – так звали этот народ.
    Я пытался узнать у них, что же такое эфир. Понял так, что вроде бы это то, что придаёт бытию реальность. Если где-то эфира нет, то для эфейри это место как-бы не существует.
    Чем больше эфира, тем это место и его обитатели для них реальнее, тем яснее они их видят.
    Такие места и соединяет между собой эфирная труба – спиральный коридор этот, который со стороны выглядит как закрученная ракушка.
    Та дверь через которую я входил , она вообще неправильная. И наш мир отличается от остальных дверей («эфирных созданий, как они их называют). Чем именно я тогда не полностью понял. Но что отличается и сам почувствовал. Завершённости в нём не хватало что ли. Вроде заброшенной стройки с бомжами.
    В других, даже самых жутких этого не было.
    Мне удалось побывать в нескольких. И каждый был куда реальней нашего, ярче, продуманней как-то. Стоило пробыть там какое-то эфирное время, и ты так вживался, что остальные воспоминания начинали блекнуть и выцветать, и то место откуда ты пришёл тоже выцветало в памяти до смутного когда-то виденного сновидения.
    Те из людей, которых эфейри поселили в этих комнатах-мирах похоже начисто забыли про все остальные. Так что дикари на острове с кораблём были самые настоящие. Только эфейри они повредить не могли, потому что эфейри всегда находятся не там где их видят люди, а по соседству. Одежда у них такая особая.
    Я спрашивал Сигизмунда, зачем им там вообще нужны люди., а он только печально и мудро улыбался. Как я понял, одного эфира для реальности было мало, нужен был кто-то, кто в эту реальность бы верил.
    Потому-то я и не подходил до конца. Я был бракованный. Наверно у меня кто-то из предков сам был эфейри, поэтому я начинал делать то, что людям делать не положено. Летать, там, мертвецов видеть….
    Поэтому даже не знаю, только ли потому меня снова допустили в эфир, что Сигизмунд обо мне вспомнил, что я ему дверь домой помог найти, или им золотой соверен надо было вернуть (как выяснилось , из двери в дверь предметы переносить возбраняется).

    Один мир мне очень понравился. Я бы остался. Мне даже показалось, что я в нём бывал уже в раннем детстве.
    Лес там был сказочно хорош. Он был Живой. Нигде и никогда больше я не испытывал такого ощущения полноты жизни, как там. Нигде не было таких ласковых лужаек, залитых голубой вероникой, такой глубины и разнообразия зелёного цвета, как в его кронах пронизанных солнечными лучами. Такого яркого чистого цвета и такого упоительного солнца. Смешно, я просто не помню чтобы там была пасмурная погода! Нигде больше я себя не чувствовал так дома, как там. Это была какая-то обитель чистой радости! Вечернее солнце превращало его в лучезарный зелёный океан, где можно было парить, как рыба, наслаждаясь каждым мигом бытия.
    В лесу обитало загадочное существо по имени Стряпа. Обитало оно в большом горелом пне. Затрудняюсь сказать, какого оно было пола, но понятно, что без него всех этих чудес конечно бы не было.
    Таким же радостным мне запомнился дворец, с его полыхающими разноцветными клумбами или завораживающей игрой многоцветной осенней листвы. Он был достаточно стар и его окружали аллеи деревьев удивительнейших пород, которые больше мне нигде не встречались. Но здесь я не был дома, сюда я ходил смотреть, заворожённый нездешней красотой. Где-то здесь по моим представлениям и обитал сам ГосподьБог.
    А вокруг и дальше смыкал свои стволы грозный Дальний лес. Сумрачный, хвойный, непроницаемый. Я никогда не видел больше леса, где бы толстые деревья росли так близко друг к другу, что между ними приходилось протискиваться. А дальше, дальше были любимые мною дюны, бугры и карьеры, поросшие светлым старым сосновым лесом, где над обрывом стояла брошенная церковь, а за лабиринтом дюн укрылась Дальняя ферма, за колючей проволокой, куда никого не пускали.
    К востоку простирались луга. Дивные полные цветов высокотравные луга, которыми можно было дойти до конюшен.За каменными воротами и обелисками, среди узких, изогнутых под странным углом проходов толпились бесконечно старые кирпичные, бревенчатые каменные непонятного назначения постройки. Частью полуразрушенные, частью совсем целые, по которым можно было лазать целый день до посинения, наслаждаясь полной неожиданностью и непредсказуемостью планировки. Я называл это «старый город».
    Как-то всё это неуловимо походило на наш посёлок, но в его логическом завершении.

    Я спросил об этом Сигизмунда, и он подтвердил. Наш мир не доделали потому что его администратор сошёл с ума, а потом и вовсе исчез из эфира, и как его не искали, найти не могли. А без него никто не знает кода, и не может ни доделать этот мир, ни убрать его совсем, откачав эфир. Поэтому дверь в него просто заделали.
    Но как оказалось., плохо заделали…


    Завершённость этому миру придавали четыре дороги. Я подумал, что наверно они как-то должны были присутствовать и в нашем посёлке…

    Первая дорога была белой. Она была прямой и ясной, и на всём протяжении её окаймляли вековые аллеи. Двигаясь по ней, ты постепенно приближался у к дворцу, и в том же направлении плавно и торжественно выстраивалось пространство. Чем ближе, тем наряднее становились павильоны, тем ровнее линии, ясней план, чаще сетка аллей. Тем более ясным и продуманным виделся общий замысел, общий план зодчего.
    Дворец был центром мира, к его подножию покорно ложились пруды и стремились аллеи. И поднявшись на его крышу ты с замиранием восторга созерцал всю картину в её нерушимой гармонии. Всё что казалось дробным и частичным обретало свой смысл в единстве смелого замысла.

    Но стоило тебе ступить на вторую, красную дорогу и весь вид менялся до неузнаваемости. Дворец больше не был целью и смыслом. Взбунтовавшаяся дорога, своевольно изгибаясь, взбиралась на холмы и ниспадала в овраги, словно непрестанно сражаясь с ландшафтом: прорываясь там, где нельзя прорваться, громоздя ступени и мосты, она то уходила в лесные чащи, то вдруг прорывалась к посёлку, и вырванные из общего плана отдельные строения: старая церковь, водонапорная башня ли, вдруг приобретали какое-то особое необычное, даже грозное звучание.
    Казалось, эта дорога не имеет перед собой никакой цели, её просто нравится сам процесс движения, и внезапной, резкой смены впечатлений, верха и низа, сумрака и света. В конце она втягивалась в чащобу Дальнего леса, в утомительную бесконечность полумрака и и безмолвия словно склеенных древесных стволов. Утратив силы, сузившись до едва заметной тропинки, чтобы сгинуть без следа в стылом лесном болоте, и вдруг внезапно, без предупреждения резко поворачивала и вырывалась на залитый солнцем простор на вершине холма. И горизонты вдруг раскрывались в бесконечность, и как на ладони представал и дворец, и рощи, и поляны, и флигеля, и до чего свежими и радостными они были!

    Третья дорога – синяя, пролегала по воде, по прудам и каналам. И эта дорога была ключом к тайнам остальных. Увиденный с воды, любой план и замысел зодчего распадался и становился ясен в своей нарочитости. Мир больше не подчинялся единому замыслу, где тебя ведут от впечатления к впечатлению по заранее продуманной и выверенной траектории. Всё представало с совершенно неожиданной стороны, словно ты внезапно увидел мир не изнутри , а из вне. Или наоборот, приблизив глаз вплотную, увидел не изображённый на картине ландшафт, а саму «сделанность» картины. Центром был уже не дворец, и не несколько выбранных и тщательно продуманных перспектив. Центром становилась любая точка, любой вид с воды. И весь остальной мир выстраивался вокруг неё, как необходимое обрамление. Но один взмах шеста или весла, и всё мгновенно менялось, все элементы пейзажа перестраивались и меняли свою значимость. Каждая деталь, и каждая точка – склонившаяся к воде ветка, задняя стена сарая, облако над плакучими ивами, обретали абсолютную самоценность, статус квинтэссенции прочего.

    Четвёртая, чёрнуюя дорогу я нашёл последней. Она пролегала под землёй. Эта дорога отрицала все, что было над ней. Стоило спуститься под землю, и всё многоцветье красок дневного мира разом утрачивало существование. Его попросту не было, и не было вообще и нигде.
    Был подвал. Чёрный , сырой, иррациональный. С холодными мокрыми плитами со струящейся водой, с железной арматурой, трубами. Никаких иллюзий. Зато ты мог пройти везде. Кабели, кабели, переключатели.
    Пожалуй, мне не стоило спускаться туда. Но когда я понял, что совершил ошибку было уже поздно…
     
  22. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
    ***
    Я жил в мрачном большом доме, напоминающем небольшую готическую церковь, почти лишенную внутри стен и перекрытий. Кажется, даже колокол висел под крышей, на самом верху в одной из башен (всего их было две). Но называлось это место — мельница. Жил я тут с бабушкой и дедом, лет мне было около шестнадцати. Дед был хмурый и почти не разговаривал. Бабушка была хорошая, напоминала бабу Тому, только чуть моложе и совсем худая. На полу тут и там кучками были насыпаны опилки. Собственно, дед все время что-то строгал. Так что, почему дом назывался мельницей, я не знаю. Возможно, тут раньше была мельница, а еще раньше, возможно, была церковь. Вокруг нашего дома стояли другие дома, тоже мрачные и каменные, но чуть пониже. Снега не было, но было холодно, деревья стояли голые. И еще было много-много ворон, так что мой дом в Скрумме прежде всего ассоциируется у меня с вороньим карканьем и хлопаньем их тяжелых крыльев.

    К западу от квартала, где я жил, начинался дворцовый сад, огороженный высокой оградой из заостренных железных прутьев. В пяти минутах ходьбы были ворота, изредка ворота открывали, по какому принципу — я не мог понять. В любом случае, я не ходил через ворота, пользовался лазом, о котором знали все мальчишки. Над садом вдалеке возвышался величественный древний Дворец. Как и все тут, он был разный — в солнечную погоду он был прекрасен, несмотря на вековую копоть на изначально светло-желтом песчанике и на то, что местами чернели пустые оконные проемы; в пасмурную - от него веяло холодом и тоской. Когда-то от ворот к дворцу вела широкая аллея, но задолго до моего рождения она заросла деревьями. Да и сам сад теперь больше напоминал лес, местами надо было продираться сквозь чащи молодняка, хотя в других местах парк выглядел относительно культурно — между вековыми дубами и кленами зеленел мягкий травяной ковер. Трава в дворцовом саду была зеленая круглый год, что меня удивляло — у нас в квартале все было серое, под ногами шуршали прошлогодние листья. В саду кое-где прятались среди деревьев более или менее ветхие постройки, со следами былой роскоши — выщербленная лепнина на стенах, высокие окна — уже без стекол, или с осколками, кое-где еще скрипели тяжелые дубовые двери, попорченные временем.

    Последнее время кое-что не давало мне покоя. Проксима, принцесса из замка, пропала, и поговаривали, что ее похитил дракон с Железных гор, что за Дремучим лесом, и держит взаперти в ржавой хибаре на одной из своих высоченных и тонких, как игла, скал. Вы спросите, что за дело простому парню типа меня до принцессы. Дело вот какое — до десяти лет Проксима была моей соседкой, жила в доме справа, мы с ней дружили с самого детства. Звали ее тогда - Сесилья (параллельное сознание пыталось найти ей какое-то соответствие в поселковой яви, но если оно и было, то смутное; иногда казалось, вот-вот пойму, где я ее мог видеть там, но тут же мысль терялась). Как-то она первая призналась мне в любви, и в подтверждение поцеловала меня в щеку, когда мы играли в заколдованный лес в старом сарае. А потом она вдруг стала принцессой, пришли королевские приставы в длинных красных плащах, и сказали, чтобы никто не смел болтать про Проксиму, и вообще чтоб про нее забыли, а не то всех нас посадят в темницу, что в подвале Дворца. Особенно туго пришлось ее родителям. Хорошо, у них есть еще младший сын.

    После того, как ее забрали, в квартале стало совсем тоскливо. Мой лучший друг Фреоний (явное сознание сразу угадало в нем аналог Толика) взъелся на меня, когда я рассказал ему про поцелуй Сесильи, уже после того, как ее забрали во Дворец и она стала принцессой. Я так и не понял, в чем дело, ведь я думал, что ему нравится другая, рыжая девчонка (очень похожая на Нину из поселка). Так или иначе, он стал дружить с парнями из соседнего двора, с которыми у меня с детства была взаимная беспричинная неприязнь. В ремесленной школе мы сидели в одном классе, пока общие занятия не закончились, а закончились они, когда нам стукнуло тринадцать. После этого мы виделись редко. Фреоний пошел учиться на стража, я — к старику-переплетчику.

    Узнав, что Проксиму похитили, сначала я принял эту новость почти спокойно. Ту, которую я знал с детства, я, конечно, не забыл, и в груди по-прежнему щемило, когда вспоминал тот день, когда ее ночью похитили спящую, а утром нам рассказали соседи, но ее образ как-то выветрился из памяти за последние пасмурные годы, стал бесплотным, нереальным. Да и не смел я думать о ней, Дворец для нас, простых горожан (в Скрумме для нас было специальное слово - «средние»), был запредельным миром, соваться туда считалось делом ненужным и опасным (в дворцовый сад мы никогда не углублялись дальше заросших осокой прудов, которые кольцом окружали Дворец). А потом мне приснился сон. Морфей перенес мою спящую душу в холодное туманное место, где в потемках из темной хмари торчали верхушки скал из камня, который поблескивал подобно металлу. На верхушке одной из скал я увидел Проксиму-Сесилью в ржавой хибаре, такой тесной, что там едва помещалась кровать с пружинной сеткой, на которой она сидела на старой фуфайке, в каком-то рваном сером то ли платье, то ли плаще явно не по размеру, вовсе не похожая на принцессу, и очень несчастная. Лицо у нее было бледное, худое, но очень красивое, а светло-серые глаза из-за впалых щек казались еще больше, длинные темные волосы безвольно спадали на плечи. Она сказала мне, что дракон держит ее впроголодь, чтобы, когда она совсем исхудает, сквозь игольное ушко протащить ее в свой драконий мир и сделать своей женой. А она этого не хочет, заглянув дракону в глаза, она поняла, что он злой, и все сородичи его такие, и весь мир драконий построен на лжи и коварстве. И что единственный человек, который ей может помочь — это я, а если я не приду до полнолуния, она бросится вниз со скалы. В полнолуние дракон придет за ней, чтобы повести ее в свой мир.

    Через пару дней вечером я рассказал старику-мастеру о своем сне. Заодно рассказал и про то, как Сесилья меня поцеловала шесть лет назад, и как я пообещал, что буду всегда защищать ее.
    - Тогда иди ее выручать, - сказал старик Зело. - Полнолуние скоро, всего дня три у тебя в запасе.
    - Как же я ее выручу? Я ведь ученик переплетчика, а не герой, и даже не воин какой-нибудь, не страж.
    - Неважно. Ты же знаешь, в наших краях чувство к женщине дается мужчине только один раз. Упустишь свой шанс, останешься одиноким навсегда. Посмотри хотя бы на меня.
    Я поднял глаза и посмотрел на его лоб, изборожденный глубокими морщинами. Судьба ему выдалась нелегкая.
    На том мы и порешили. Он собрал мне заплечный мешок, положил туда всякую всячину. Когда я спросил - зачем? - он буркнул себе под нос: «Может, пригодится...»

    Деду с бабушкой я сказал, что Зело отправил меня на время к своему другу, тоже переплетчику, набраться опыта. Ведь летом мне предстояло испытание на звание подмастерья.

    Ночью мы долго петляли между домами, ушли далеко, в ту часть города, где я бывал всего пару раз, и то ребенком, когда с бабушкой в голод ходил за серой мукой к жадному торговцу. Между темных домов во дворе, таком же унылом, как наш, стоял домик с кривыми стенами, без окон. Зело достал из кармана ключ, открыл железную дверь, и мы вошли внутрь. Зело зажег свечку. Внутри домика был дворницкий инвентарь - метлы, совки, пустые коробки, наваленные кучей, шкафы с рухлядью. На полу под ветошью оказался люк, вдвоем мы смогли поднять крышку.

    ***
    Подземный коридор тянулся и тянулся, казалось, конца-края ему не будет. Если бы не тлеющие зеленым жучки на стенах, тут было бы совершенно темно; а так я мог ориентироваться. Я мог бы сбиться с пути, т.к. у коридора случались ответвления. Но старик Зело дал мне план, и я сверял по нему каждую развилку, подойдя к какому-нибудь особенно толстому жуку, или их скоплению.

    Наверно, был уже вечер, когда надо мной начался лес. То, что он начался, можно было понять по толстым корням, которые тут и там пронзали тесное пространство коридора либо сверху вниз, либо слева направо, либо наискосок. Я хотел идти по верху, думал, выйду из квартала, пройду через сараи, где живут низшие и собаки, перейду вброд ручей, поля, на которых раньше рос лен, а там и до леса рукой подать, за которым где-то вдали в хорошую погоду, которая с каждым годом случалась все реже, можно было разглядеть острые макушки Железных гор (старики рассказывали, что раньше гор не было, а за лесом начинался не то пустырь, не то пустыня). Но Зело запретил мне идти верхом, сказал, это верная гибель. За ручьем, сказал он, кончается территория людей. «Что это значит?» - спросил я. «Это значит, что про каждый твой следующий шаг можно будет сказать, что либо ты его сделаешь, либо нет; и то, и другое возможно в равной степени», - ответил он. По его словам получалось, что поле опасно, очень опасен Дремучий лес, но еще опаснее место, где он начинается. Там летают простыни - так он и сказал. Я понял, что это такие духи, вроде привидений, похожие на реющие на ветру рваные простыни. Старик сказал, что простыни сторожат лес, охраняют от чужаков. Сначала их не видишь, а когда они тебя окутают, уже поздно, скоро сам станешь привидением.

    К счастью, под землю простыни проникать не умели, или не знали, что под землей есть ходы. И знающие люди пользовались ходами, прорытыми в незапамятные времена. Под лесом жучки остались, но поменяли цвет на желтоватый. Вот, наконец, я уперся в тупик. Отвесно вверх уходила шахта, где-то там наверху виднелся бледный кружок неба. Там наверху уже почти стемнело. У шахты были стены из досок, в них было что-то типа ступенек, за которые можно было держаться руками, и упираться в них носками ботинок. Но ночевать мне предстояло в туннеле, ночью в лес нельзя.

    ***
    Я шагал по лесу широкими шагами и старался не смотреть по сторонам - следуя совету Зело. И опустил кромку капюшона на лицо так, что сам едва видел тропинку. Высоченные рыжие стволы слева и справа от тропинки стояли почти что глухой стеной. Там, снаружи, стояла на удивление ясная погода, а сюда сквозь густую хвою пробивались отдельные лучики солнца.

    Вдруг передо мной мелькнула тень. Я машинально отскочил в сторону, и спрятался между двумя гладкими стволами - укрытие так себе. Несмотря на капюшон я успел разглядеть: волк! Огромный, его жгучие желтые глаза были на уровне моей груди.
    Рука сама скользнула в мешок, который собрал мне Зело. «Бери первое, что попадется», - сказал тогда Зело. Пальцы нащупали что-то продолговатое и холодное. Вытащив руку, увидел в ней... медную губную гармошку.
     
  23. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Вечер опускает длани надо мхами.
    Потерявший песню, где найдёт другую?
    Над седым колодцев я тебя укрою
    Сумраком тумана.
    Потерявший песню не найдёт другую.
    Над водой студёной прочитай заклятье
    И развей по небу белыми дымами.
    Потерявший песню потеряет душу,
    И навеки сгинет, позабытый нами…

    Древняя мелодия полилась, будто сама по себе, наполняя память непонятными словами, будто и не я играл.
    Волк улыбнулся как большая собака и растаял.
    Но я теперь слышал как они идёт нарочито шумно, то справа, то слева от меня, то чуть отставая .
    Я шёл весь день.
    Когда завечерело, недоделанная луна выбралась из облаков и нависла над чёрными иглами, нацеленными в небо.
    Отсюда железные горы, вообще-то , не выглядели горами, а смотрелись как шипы на шкуре невидимого морского чудища. Земля между ними была абсолютно ровной и безжизненной. А сами они были совершенно отвесны, поблескивая гладкими , будто отполированными боками. Их было много, до самого горизонта. Но не рядами, а каким-то прихотливым , но явно не случайным узором.
    Волк стоял где-то рядом, настолько близко, что я казалось, ощущаю его тепло.
    Мне не было страшно, я ощущал растерянность и безмерную печаль. Где я?, Как мне отыскать принцессу?
    Этот мир был слишком… нечеловечен.
    И даже драконы здесь водиться не могли…ничего , что движется…
    Но нет. Волк вдруг завыл, и среди железных стволов что-то отозвалось – быстро замелькало, как луч, скользящий по гранёным поверхностям.
    Оно летело, пробираясь между железными иглами с ловкостью порхающей бочки.
    Я судорожно рылся в мешке. На этот раз это было зеркальце. Я едва успел поднять его как щит, когда прямо в меня ударил луч света….

    * * *

    Ше-ше-ше-ше.
    Вокруг было темно.
    –Только сума ше-ше-ше-ше.
    –Шедший с сумой полезет в эфире под вал.
    –вы уверены, что он человек?

    Их было трое: волк, зелёное существо, похожее на водяного и этот, похожий на крылатого гиппопотама.

    Всё-таки свет был. Слабый и рассеянно-зеленоватый, как от гнилушки.. Потолок терялся во тьме, но, кажется, с него свешивались корни.
    –Говорю тебе, он не человек. – сказал кто-то, кажется волк – подменыш.
    Водяной хмыкнул.
    Я пошевелился, всё цело, даже вроде не связан.
    Светили улитки, сидящие на стенах.
    – Кто твои родители, парень?
    –Я с дедом живу.
    Я нащупал свой мешок.
    Водяной провёл перепончатой лапой у меня перед глазами.
    –Ты сейчас где?
    –У вас.
    Ответ их жутко развеселил. Они принялись скакать по берлоге. Гиппопотам завис в воздухе как стрекоза и утробно похрюкивал.
    Я встал, отряхнулся, и по возможности учтиво поклонился.
    – Я родом из Скрумма, и странствую в поисках принцессы Проксимы, обитающей ныне на Железных горах. Не слышал ли кто из вас о ней?
    Скачки сразу прекратились. И все принялись преувеличенно вежливо раскланиваться.
    – Нет, любезный, мы ничего о ней не слышали. На железных горах чрезвычайно сложно проживать. И едва ли принцесса там надолго.
    Точно, это говорил волк, почти не отрывая пасти и иногда встряхивая головой, словно отгоняя муху.
    –Но может быть вам известно что-либо о стране драконов?
    –Коц, тебе известно что-либо о стране драконов? – спросил волк с саркастической интонацией, обратившись к гиппопотаму.
    Тот захрюкал и снова воспарил на этот раз брюхом кверху.
    –Его туда не берут, он слишком толстый – пояснил волк – Если принцесса уже наверху и направляется именно туда, то ждать осталось недолго. Повезло ей. – волк печально вздохнул.
    Я никак не мог понять, дурачат они меня или нет.
    – Но как же мне попасть наверх? Могу ли я обратится к вам за советом? Я вижу вы мудры и знаете здешние обычаи.
    Водяной захихикал – У тебя, парень, шансов нет. Мы тут уже давно, а всё не можем никуда попасть. Осточертело. Может съедим его для разнообразия?
    – Погоди, успеем – заметил волк рассудительно – чую, с этим парнем не всё так просто.
    Пей – рявкнул водяной , протягивая мне деревянный кубок с каким-то пойлом.
    Не знаю почему, но я выпил.
    Перед глазами закружилось, замельтешило. Мир раздвоился, потом разтроился, накладываясь слоями сам на себя.
    Один я стоял в берлоге с нечистью.
    Второй шёл куда-то по чёрной дороге.
    Третий – какой-то незнакомый пацан, который тоже почему-то был мной, двигался по изогнутому круглому коридору с дверями.
    Четвёртый, он же, тупо сидел на койке в какой-то маленькой комнате, уставившись пустым взглядом в стену.
    Меня охватил ужас, я чувствовал, что могу остаться любым из них.
    Есть! – заорал волк.

    * * *


    Н-да ! – М-мм.
    Я схватился за голову. – Всё.
    У меня бывали яркие сны. Но чтоб такое…
    Сесилья, Проксена…Брр
    За окном светало. На столе стояла недопитая бутылка.
    Блин! Неужели с водки такое бывает? – Уфф!
    Я всё ещё не мог собрать реальность воедино.
    Господи, я же провёл там в эфире несколько месяцев! А в Скрумме? Я же там родился! Или нет?
    С двух стаканов! Не фига себе!
    А что же с Сопрыкиным-то бывает?
    Реальный мир вползал в комнату сереньким холодным рассветом. За окном орали грачи. Скрумм.

    * * *


    И снова потянулись унылые дни. Школа. Вялый роман с Ниной, с пивом в подъезде.
    После той встречи в подземном ресторане, она наверху признала меня своим парнем.
    Проксима… А ведь наверно она и здесь где-то есть.
    Слишком уж много общих деталей между этими мирами.
    Я стал искать дороги и всматриваться в девчонок.
    Нина бесилась, и, разводя на ревность, встречалась с кем ни попадя.
    Лес. Как потеплело, я стал уходить туда всё глубже. И наконец нашёл. За колючей проволокой тянулись рядами вышки-антенны какого-то военного объекта. Кажется, это называется радио-поле.
    Железные горы…
    Там с Скрумме всё было намного больше…

    Иногда я встречался с Егором Логгиновичем. Но не в больнице, а так гуляя. Мы подолгу беседовали, и сдаётся , он мои рассказы записывал. Летать он правда так и не научился.
    Про Волхва я узнал, что он здесь с основания больницы, и ни разу не пришёл в себя. Кто это такой они даже и не догадывались.
    А вот сам старый психиатр был жутко похож на старика Зело, и поэтому располагал к доверию.
    – А всё-таки мне не понятно – сказал я – как Сесилья может быть наверху антенны? И как же её можно там увидеть?
    Ну, – ответил доктор – раз нельзя увидеть, может быть можно услышать.
    Такая мысль не приходила мне в голову.

    Через пару дней вечером я пошёл в лес, прихватив собой золотую монету (оказывается она оставалась там, где я её спрятал), водку и радиоприёмник.
    Голос Сесильи я поймал минут через 20…

    * * *


    ….На спине Коца сидеть было удобно, широко, только особо не за что ухватиться. Но летел ровно, поднимаясь вверх плавными виражами.
    Луна выглядела почти полной, и я сомневался, что мы успеем.
    Но после четвёртого или пятого круга, я увидел железную хижину. Это должно быть она…

    …Твой Посёлок единственное место, где ты сможешь спрятать принцессу – сказал мне волк, но уходить туда нам придётся всем вместе. Ты точно запомнил нужную дверь в коридоре?
     
  24. Glenn

    Glenn Модератор

    Сообщения:
    8.819
    Симпатии:
    1.833
  25. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Бексиньский
    [​IMG][/URL][/IMG][​IMG]
     

Поделиться этой страницей