Магнаты и миллионщики

официально это называлось: 16893 души "в бегах и в мире скитающихся",

 

Когда Григорий умер(1715) его старшему сыну было 17 лет. Но дело было поставлено так, что богатство не только не уменьшалось, но и росло.
Сыновья не делили его до 1747/49 гг.

к 1725 число мужских душ первой категории (на лицо) достигло 44669, второй же (в бегах) 33235 в одних только великопермских владениях.

Между тем соляные промыслы уже не могли приносить дохода. Казна за счёт расширения России получила новые соляные богатства. И строгановское владение становится обычной феодальной вотчиной, только очень большой. (тем не менее до середины 18 в. они поставляли казне 2-3 млн. пудов соли ежегодно)
Сыновья Григория получают баронские титулы и придворные ранги. Живут в Петербурге.
Как и многие аристократы начинают заводить металлургические заводы.

После раздела имений все трое входят в число первых богачей.

 

старший - барон Алекасндр Григорьевич, тайный советник и камергер по разделу получил: душ (мужских): 15 926 крестьян, 736 заводских мастеровых, 2236 промысловых работников, 182 служителя, Юго-Камский завод, участие в Новоусольских, Ленвенских, Зырянских и Чусовских соляных промыслах (29 труб, 29 варниц, 24 цырена, 18 амбаров, 2391 — крестьян и мастеровых), 16 сел



Резиденцией его становятся подмосковные Кузьминки, где начинает складываться обширный дворцово-парковый комплекс (с парком в 270 га).

После его смерти в 1754 г. его имения было (1757) разделено между двумя дочерями и вдовой (последняя получила участие в соляных промыслах, Хохловский медеплавильный завод, (при нём 1500 душ) и в разных губерниях 1927 душ; )

дочери же барона принесли своё весьма значительное приданное мужьям :
Анна


- М.М. Голицину - 9923 души, Нытвенский завод, участие в Усольских, Ленвенских и Чусовских соляных промыслах, 1/2 Кусье-Александровского завода, село Усть-Чусовское и частично Яйвенский острожек. а также усадьбу в Кузьминках.

Варвара

- Б.Г. Шаховскому 9923 души, участие в Усольских, Ленвенских и Чусовских соляных промыслах, Юго-Камский завод, 1/2 Кусье-Александровского завода и частично Яйвенский острожек. (всего 1,1 млн. десятин).

Дальнейшая судьба этого состояния такая:
княгиня Голицина имела 4 сыновей, но братьям наследовал и собрал большую часть имения в одних руках кн. Сергей Михайлович (действительный тайный советник 1 класса, известный благотворитель). В начале 19 в. у него было 25 000 душ и 2 с половиной завода.
Из большей части имения он учредил майорат (неделимое владение) . В результате его племянник кн. М.А. Голицын накануне отмены крепостного права стал владельцем 18 381 души.
Его сын Сергей Михайлович (младший), большой оригинал, записался в московские купцы и женился на цыганке. Переехав в Дубровицы, Кузьминки в1889 г продал городу за 950000 рублей,. Совместно с французами в1879 г. строит ещё один – Чусовской завод. К1900 г. в его владении находилось 384 000 десятин земли. Умер в1915 г., оставив наследником сына Сергея.

княгина Шаховская преумножила состояние к 19 в. до 13000 душ и трёх с половиной заводов,
Наследницей её стала внучка – Варвара Петровна Шаховская, [01.02.1796 — 24.12.1870 (05.01.1871)],


в первом браке, с 1815, за генерал-лейтенантом графом Павлом Андреевичем Шуваловым (21.05.1776 — 01.12.1823,), во втором — с 1826 — за церемониймейстером графом Адольфом Антоновичем Полье (18.06.1795 — 10.03.1830), в третьем — с 1836 — за чрезвычайным посланником Королевства обеих Сицилий в Петербурге (1835—1841) Георгием Оттовичем (Джорджио) Вильдингом, князем ди-Бутера и ди-Ридали (ум. ..06.1841). При ней был основан ещё один – Варваринский завод, а Адольфом Полье ранее алмазно-золотой прииск. В 1859 г. княгиня В.П. Бутеро-Радали была собственницей 13 932 душ.
Наследовали ей сыновья от первого брака – графы Андрей (ум. 1876 г.) и Петр Шуваловы (оба были СПб-скими предводителями дворянства), которые удачными браками ещё более преумножили богатства.

 

Конный двор в Кузьминках

 

Николай Григорьевич Строганов

барон, камергер и тайный советник.
По разделу Пермского вотчинного имения 20.05.1747 и разделу соляных промыслов 14.12.1749 за ним состояло: 16 034 крестьяна, 736 заводских мастеровых, 2235 промысловых работников, 182 служителя, Таманский завод, участие в Новоусольских, Ленвенских, Зырянских и Чусовских соляных промыслах (30 труб, 28 варниц, 24 цырена, 20 амбаров, 2390 крестьян и мастеровых

оставил трёх сыновей:


Барон Григорий Николаевич 19.09.1730 в Москве. Умер 19.02.1777, там же. Жил 46 лет и 5 месяцев. Похоронен в Донском монастыре (МН. Т. 3. С. 166).
1755 — прапорщик лейб-гвардии Измайловского полка, впоследствии тайный советник, обер-камергер. Кавалер орденов Белого Орла и Св. Станислава (там же). По разделу 1762 и 1763 гг. за ним состояло: участие в Усоль-ских, Ленвенских и Чусовских соляных промыслах (9 труб, 12 варниц, 9 амбаров), 5 сел, Чермосский завод, в Пермской губернии и уездах Московском, Дмитровском, Арзамасском, Алексинском и Нижегородском — 7962 души мужского пола.504 203 десятин земли
Жена с 1762 кнж. Александра Борисовна Голицына
1778, 20 апреля — продала пермское имение мужа дворянину И. Л. Лазареву (23.11.1735 — 24.10.1801) за 450 000 рублей

Барон Сергей Николаевич Род. 16.04.1738 в Москве. Ум. 27.08.1771 в СПб.


действительный статский советник.
По разделу 1762 и 1763 гг. за ним состояло: участие в Усоль-ских, Ленвенских и Чусовских соляных промыслах (9 труб, 13 варниц, 9 амбаров), 5 сел, Пожевской (Пожвинский) завод, в Пермской губернии и уездах Московском, Переяславском, Алатырском, Каширском, Арзамасском, Алексинском и Нижегородском — 7939 душ мужского пола
после тога как его разбило параличом, опекуны в 1773 г.продали имение сенатору В.А.Всеволожскому за 300 000 рублей


127. Барон Александр (Захарий) Николаевич Род. 1740 в Москве. Ум. 13.03.1789 в СПб.

Д. Г. Левицкий. Портрет барона Александра Николаевича Строганова. Около1788 г.
действительный тайный советник, генерал-аншеф,
По разделу 1762 и 1763 гг. за ним состояло: участие в Усоль-ских, Ленвенских и Чусовских соляных промыслах (9 труб, 12 варниц, 9 амбаров), 6 сел, Таманский и Кыновский заводы, в Пермской губернии и уездах Переяславском, Великоустюжском, Дмитровском и Нижегородском 7985 душ мужского пола Владелец Екатерино-Сюзвенского (1789) и Елизавето-Нердвинского (1781) железоделательных заводов в Пермской губернии

наследовал ему сын Григорий. обер-камергер. ум. в 1857 г.
он увеличил активы , прикупив соляные промыслы и сёла у Всеволожского.
1834 — по 8-й ревизии за ним 29 844 души обоего пола; 1850 — по 9-й ревизии — 35.188 душ обоего пола (т.е. ок. 17 000 ревизских душ).

Он оставил наследство трём сыновьям, зато один из них - Сергей Григорьевич женился на единственной наследнице третьей линии Строгановых и снова объединил в одних руках фамильные богатства.

 

Обе ветви Строгановых безусловно входили в число известных богачей. Но более всех возвысилась третья ветвь, которую и можно считать магнатской.

Сергей Григорьевич барон , камергер, генерал-лейтенант. умер в 1756


по разделу Пермского вотчинного имения 20.05.1747 и пл разделу соляных промыслов 14.12.1749 за ним состояло: 16 142 крестьянина, 735 заводских мастеровых, 2150 промысловых работников, 182 служителя, Билимбаевский завод, участие в Новоусольских, Ленвенских, Зырянских и Чусовских соляных промыслах (30 труб, 29 варниц, 24 цырена, 18 амбаров, 2305 крестьян и мастеровых), 12 сел

Строгановский дворец в СПб


Его наследник Александр Сергеевич
Род. 03.01.1733 в Москве (Дмитриев. С. 191; Колмаков 1. С. 582). Ум. 27.09.1811
с 1761 граф Священной Римской империи (с 98 Российской)
обер-камергер, действительный тайный советник 1 класса. президент Академии Художеств
Основатель трёх заводов. Увеличил своё состояние многократно.
Усадьба в Братцево



Единственный наследник Павел Александрович ум в 1817 г. в возратсе 45 лет

за это время он успел принять участие во французской революции и взятии Бастилии, стать близким другом Александра 1. В 30 лет тайный советник, в 35 поступил волонтёром в действующую армию , принял участие в бесчисленных сражениях, получил редкий орден Георгия 2 степени, потерял сына на поле брани.

своё колоссальное имение он превратил в майорат, который унаследовала вдова - Софья Владимировна (урождённая Голицына)


А после её смерти в 1845 старшая дочь

Наталья Павловна (вступила в наследство в 1845 г.).


её состояние составило 5 заводов (ещё два были основаны при ней) и 157 161 душа обоего пола ( 80 000 ревизских душ), в 1858 сократилось до 64 853 ревизской души.
(3 её сестры получили по 2 млн. рублей, и Строгановскую дачу по СПб)

—— добавлено: 13 мар 2013 в 01:13 ——
Супругом этой Натальи Павловны и стал Сергей Григорьевичч Строганов

 

Сергей Григорьевич (ум. в 1882 г.)
после смерти тестя в 1818 г. унаследовал графский титул. генерал от кавалерии, учёный нумизмат, покровитель наук, основатель Строгановского училища технического рисования. при Николае 1 либерал, при Александре 2 реакционер.

от отца унаследовал 13 000 душ, по жене был владельцем ещё 80 000 и 7 заводов, 1 465 000 дес. земли (крупнейший землевладелец России).

"После освобождения крестьян в нераздельном имении насчитывалось вместе с собственной частью Сергея Григорьевича 94 тыс. душ. После наделения крестьян землей у Строгановых осталось 1,3 млн десятин. Выкупных денег им полагалось 7,57 млн рублей. Из них Сергей Григорьевич уступил крестьянам 2,3 млн рублей. Тем не менее даже за вычетом этой суммы в распоряжении Строганова оставался внушительный капитал.
Вынужденный отдать часть земли крестьянам, С. Г. Строганов, используя возможности майората, обеспечил закрепление за ним оставшейся части земель и крупной суммы денег. В балансе хозяйства появилась статья «неприкосновенный капитал». Он был образован из выкупных сумм, обращен в облигации и хранился в качестве нераздельного капитала пермского имения (3 736 000 рублей серебром) в Государственном банке. Неприкосновенный капитал придавал определенную прочность хозяйству и мог быть использован в критический момент для проведения любой крупной операции, связанной с его развитием.
Разумно управляя громадными вотчинами, С. Г. Строганов сумел погасить все долги, оставшиеся от прошлых владельцев, и завещал своему наследнику, внуку графу Сергею Александровичу, имение в прекрасном состоянии."

наследовал майорат его внук Сергей Александрович

Охотник, коннозаводчик, нумизмат



С 1907 г. жил в основном в Ницце, где и умер в эмиграции, ухитрившись там продать уже конфискованное советской властью имение.

Усадьба Волышово, охотничий замок под Порховым с парком на 100 га.

 

Точнее 10 382 347 десятин.
в конце XVIII – начале XIX века правительство было вынуждено вести со Строгановыми в интересах казны продолжительные и сложные земельные процессы, вследствие которых в разное время у них было отобрано около 3,75 млн десятин.

 

справка о прикамских заводах:

К 1800 г. на территории прикамских вотчин действовало 18 металлургических предприятий: Билимбаевский, Очёрский, Добрянский заводы — графов Строгановых; Кыновский, Екатерино-Сюзьвенский и Елизавето-Нердвинский — баронов Строгановых; Чермозский, Кизеловский, Хохловский, Полазненский — Лазаревых; Бисертский, Лысьвенский и Юго-Камский — Шаховских; Нытвенский и Архангело-Пашийский — Голицыных; кроме того, Голицыны и Шаховские совместно владели Кусье-Александровским заводом. Строительство новых предприятий продолжалось и в XIX в., когда к названным выше предприятиям добавились Павловский, Кувинский, Верхне-Билимбаевский и Софийский заводы Строгановых; Марьинский, Александровский, Никитинский и Всеволодо-Вильвенский — у Всеволожских; Марьинский и Екатерининский — у Лазаревых; Варваринский — у Шуваловых. Всего на территории "строгановского" региона в 1800 г. было 17 крупных заводских поселений, а в 1860 г. — 19

И Лазаревы и Всеволожские в конце 18 в. купили часть владений у Строгановых.

 

Нарышкины

История рода Нарышкиных от Строгановых весьма отлична. Мелкопоместный дворянский род внезапно возвысился благодаря женитьбе Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне Нарышкиной в 1672, когда отец царицы, её братья и вся родня были пожалованы в бояре. А особенно после переворота 1689 г. , когда страной стал править Пётр 1 - Нарышкин по матери.
Кирилл Полуэктович и его сыновья получили от царственных родичей богатейшие подмосковные сёла. В 1689 г. за ними числилось 11 113 дворов. Только в 1690 получили : Лев Кириллович - Фили, Чашниково и Черкизово; Мартемьян Кириллович - село Троицкое-Лыково с деревнями Черепково, Рублево, Луки (два года спустя, в 1692 г., Мартемьян Кириллович добавил к ним деревни Острогино да Мякинино); Федор Кириллович получает село Медведково. всего после перевлрота идо 1699 они получили 6500 дворов.
Лев Кириллович Нарышкин (ум. в 1702 г.) наследник своих родных ( боярин и глава правительства в 1690-е ) оставил двум своим сыновьям колоссальное состояние, по слухам, в 88 000 душ и тульские железноделательные заводы.

Храмы построенные им в его вотчинах дали название архитектурному стилю этой эпохи - Нарышкинское барокко.

Фили

Троице-Лыково

 

Т.е. они стали заметно богаче Строгановых. Но вдалнейшем это состояние не приростало, а только дробилось.

При Петре 1 и Елизавете Петровне Нарышкины считались чем-то вроде принцев крови
Александр Львович попал в опалу за то что говорил, чо Пётр 2 ему не указ, потому что он и сам таков же как он и вполне может на царство сесть. Но даже за это отделался только отсылкой в дальние имения.

нарышкинские палаты

 

Александр Львович





Александр ЛЬвович (ум 1746) и Иван Львович (ум 1734) владели каждый по 44 000 душ. Иван оставил единственную дочь Екатерину

выданную Елизаветой Петровной в 1746 г. замуж за брата своего фаворита - Кирилла Разумовского. Т.о. все богатства этой линии Нарышкиных преумножили состояние новых магнатов.

Богатства же Александра Львовича перешли к его сыновьям Александру и Льву.

Александр Александрович обер-шенк, действительный тайный советник, умер, объевшись устриц, в 1795 г. бездетным.
"Обер-шенку Нарышкину принадлежало при въезде в Петербург по Петергофской дороге обширное имение, называемое Красной мызой и воспетое поэтом И. Богдановичем. По левую сторону дороги был деревянный дом с деревнею, построенный в голландском вкусе; по правую же сторону тянулся почти на версту, до самого взморья, английский парк с островами, беседками, круглым храмом, качелями, кеглями и т. п.; на каналах были плоты, гондолы и плавали лебеди. Крепостной оркестр исполнял роговую музыку. Мемуарист Е. Ф. Комаровский вспоминал, что к Нарышкиным на дачу «по праздникам съезжался почти весь Петербург»: Всякое воскресенье и праздник, во все лето, на даче их было гулянье, и все приезжающие знакомые и незнакомые были потчеваемы даром чаем, фруктами, конфектами, лимонадом и аршадом."

Болота превратить в прекрасные луга,
Извлечь из недр земли ключи потоков чистых,
Повсюду взор привлечь на тропки, на брега,
Явить во всей красе приятность рощ тенистых,
Гуляющим дарить веселье и покой, -
Таких блаженных мест чудесное начало
В старинны времена богам принадлежало,
Но ныне строится Нарышкиных рукой.

Т.о. всё нарышкинское наследство сосредоточилось в руках Льва Александровича и его потомков.

 

Нарышкины не прославились ни на государственном поприще , ни на хозяйственном, ни своей благотворительностью. Даже не оставили замечательных собраний или резиденций. Зато из поколения в поколение служили при дворе и наслаждались жизнью.
Обер-шталмейстер Лев Александрович, чуть ли не самый известный из них, вошёл в историю исключительно как остряк и балагур, входивший в ближний круг Екатерины 2 . По её словам "он делал всё чтобы разорится, но это ему никак не удавалось".


Карнович: "Цель жизни состояла в том, чтобы наслаждаться жизнью и доставлять наслаждение другим и среди наслаждений поддерживать таланты и дарования. В доме, например, Л. А. Нарышкина принимаемы были не одни лица, имеющие приезд ко двору, но и каждый дворянин мог хоть ежедневно обедать и ужинать в его доме. По характерному выражению Грибоедова, у него «дверь была отперта для званых и незваных».
Литераторов, художников и музыкантов Нарышкин сам отыскивал, чтобы украсить ими свое общество. В девять часов утра можно было узнать от швейцара: обедает ли Нарышкин дома и будет ли вечером, и после того без приглашения являться к нему; но на вечер приезжали только хорошо знакомые в доме. Ежедневно стол накрывался на пятьдесят и более персон. Являлись гости, из числа которых хозяин многих не знал по фамилии, и все принимаемы были с одинаковым радушием.
На вечерах была музыка, танцы, мелкие развлечения, но карточной игры вовсе не было. По свидетельству современников, на вечерах Нарышкина в одной комнате раздавались шумные песни цыган, сопровождаемые живою их пляской, в другой – гремела музыка, в третьей – лучшие танцовщицы восхищали толпившихся вокруг них гостей, в четвертой, в кругу посетителей, играли русские или французские актеры. На балах была расточаема азиатская роскошь; званые обеды удовлетворяли самый изысканный гастрономический вкус; но в обыкновенные дни стол был самый простой. Обед состоял из шести блюд, а ужин – из четырех. На обыкновенных обедах кушанье стряпалось, большею частью, из домашней провизии.
С первым зимним путем огромные обозы с домашней провизией приходили из деревень в столицу. На столе в обыкновенные дни стояли кувшины с кислыми щами, пивом и медом, а вино – обыкновенно францвейн или франконское – разливали лакеи, обходя вокруг стола два раза во время обеда. Редкие и дорогие вина подавали тогда только на парадных обедах или на малых, званых.

Державин:
Л. А. Нарышкину


Живи и жить давай другим,
Но только не на счет другого;
Всегда доволен будь своим,
Не трогай ничего чужого, -
Вот правило, стезя прямая
Для счастья каждого и всех!
Нарышкин ! коль и ты приветством
К веселью всем твой дом открыл,
Таким любезным, скромным средством
Богатых с бедными сравнил, -
Прехвальна жизнь твоя такая,
Блажен творец людских утех!
Пускай богач там, по расчёту
Назнача день, зовёт гостей,
Златой родни, клиентов роту
Прибавит к пышности своей;
Пускай они, пред ним став строем,
Кадят, вздыхают - и молчат.
Но мне приятно там откушать,
Где дружеский незваный стол;
Где можно говорить и слушать
Тара-бара про хлеб и соль;
Где гость хозяина покоем,
Хозяин гостем дорожат;
Где скука и тоска забыта,
Семья учтива, не шумна;
Важна хозяйка, домовита,
Досужа, ласкова, умна;
Где лишь приязнью, хлебосольством
И взором ищут угождать.
Что нужды мне, кто по паркету
Подчас и кубари спускал;
Смотрел в толкучем рынке свету,
Народны мысли замечал
И мог при случае посольством,
Пером и шпагою блистать!
Что нужды мне, кто всё, зефиром
С цветка лишь на цветок летя,
Доволен был собою, миром,
Шутил, резвился, как дитя,
Но если он с толь легким нравом
Всегда был добрый человек!
Всегда жил весело, приятно
И не гонялся за мечтой,
Жалел о тех, кто жил развратно,
Плясал и сам под тон чужой.
Хвалю тебя, ты в смысле здравом
Пресчастливо провёл свой век.
Какой театр! как всю вселенну,
Ядущих и ядому тварь,
За твой я вижу стол вмещенну,
И ты сидишь, как сирский царь
В соборе целыя природы!
В семье твоей - как Авраам!
Оставя короли престолы
И ханы у тебя гостят:
Киргизцы, немчики, моголы
Салму и соусы едят, - Какие разные народы,
Язык, одежда, лицы, стан!
Какой предмет! как на качелях
Пред дом твой соберется чернь
На светлых праздничных неделях!
Вертится в воздухе весь день,
Покрыта площадь пестротою,
Чепцов и шапок миллион!
Какой восторг! Как всё играет!
Всё скачет, пляшет и поёт,
Всё в улице твоей гуляет,
Кричит, смеется, ест и пьёт!
И ты народной сей толпою
Так весел, горд, как Соломон!
Блажен и мудр, кто в ближних ставит
Блаженство купно и свое,
Свою по ветру лодку правит,
И непорочно житие
О камень зол не разбивает,
И к пристани без бурь плывёт!
Лев именем - звериный царь;
Ты родом - богатырь, сын барский;
Ты сердцем - стольник, хлебодарь;
Ты должностью - конюший царский;
Твой дом утехой расцветает,
И всяк под тень его идёт.
Идут прохладой насладиться,
Музыкой душу напитать;
То тем, то сем повеселиться,
В бостон и в шашки поиграть;
И словом: радость всю, забаву
Столицы ты к себе вместил.
Бывало, даже сами боги,
Наскуча жить в своем раю,
Оставя радужны чертоги,
Заходят в храмину твою:

 

Несмотря на такие траты, и в 19 в. состояние Нарышкиных оставалось весьма значительно.
Из двух сыновей Льва Александровича по крайней мере один - обер-егерьмейстер Дмитрий владел 25 000 душ., видимо, не меньше было и его брата обер-камергера Александра.
У трёх внуков Льва Александровича с деньгами дело обстояло уже хуже:

Эммануил Дмитриевич , обер-камергер (ум. 1902) на 1858 год 10 584душ и 51 500 дес. земли
Лев Александрович передал своей единственной дочери Софье 11 192 души (вышла замуж за гр. Шувалова)
потомки Кирилла Алесандровича уже в число первейших богачей не входили, кое-кто и просто разорился. Тем не менее у Василия Львовича - наследника этой линии в 1900 г было 134 900 десятин земли . Его сыну принадлежал особняк где недавно был обнаружен "нарышкинский клад" столового серебра из 2168 предметов.

 

Нарышкинский-Шуваловский дворец в СПб


усадьба в Мисхоре (Малая Алупка0

 

Черкасские и Шереметевы

В отличие от Строгановых и Нарышкиных род князей Черкасских принадлежал к первостатейной знати.
Знатность на Руси определялась принадлежностью к какому-либо правящему дому .
Черкасские происходили из владетельных кабардинских князей.
В конце 17 в. их представляли в Москве семьи Алегуковичей и Куденетовичей .

кннязь Сунчалей Канклычевич Черкасский (Сунчалей-мурза) прибыл в Москву в 1603 г. и получил в удел город Терки.
умер он в 1625 оставив 9 сыновей. его внук прибыл в Москву в 1664 г. и крестился именем Михаила.
Ок 1678 г. Михаил Алегукович был пожалован в бояре. После 1689 г. он возглавлял боярскую думу.
«он отличался» — пишет И. Корб, — «степенностью, приличной его пожилым летам… и своей честностью, непорочной жизнью… заслужил всеобщую любовь». Пётр 1 разрешил ему носить бороду.
В 1696 г.он имел 1814 дворов . Но затем, судя по всему, его богатства резко возратают.
Унаследовавший их внук князя - Александр Андреевич в 1734 г. был сослан Анной. У него было конфисковано 40 000 душ (обоего пола?).
После помилования поместья формально были возвращены.(очевидно в действительности только их малая часть).
Потомки этой линии были людьми весьма состоятельными, но в число магнатов не входили.
К примеру, Б.М. Черкасский владел 6150 душ в 1816 г.. Он был самым богатым в своём роду. Строителем усадьбы Черкизово, протянувшей вдоль Москва-реки на версту.

Вторая линия происходила о мурзы Урускана Куденетовича, сына старшего кабардинского князя. Он при был в Москву к 1625 г. и крестился именем Якова. В 1645 пожалован в бояре.
В 1646 г. он владел 3250 дворами, в которых жило 7161 крестьян мужского пола.
Затем богатства его возросли за счёт наследства угасших линий Черкасских. Умер в 1666 г.
Богатства перешли к сыну Михаилу , тоже боярину.
К 1678 г. в собственности Михаила Яковлевича находилось 7159 дворов в 16 уездах. ( 22 427 крестьян мужского пола.).
В конце века уже 9083 двора ,44 000 десятин и 55 000 душ обоего пола.
Весьма обогатился он, занимая пост Тобольского воеводы (1697-1710) - фактически наместника Сибири, через Тобольск шла и торговля с Китаем.
В 1712 г. его сын Алексей Михайлович (в дельнейшем великий канцлер) унаследовал от отца громадное состояние. В 1730-е оно оценивалось в 80 000 душ (мужских). (30 000 дворов)




Из этого сотояния 10 000 душ он выделил в приданное внучке Марье Петровне Мусиной -Пушкиной.
А 70 000 душ после его смерти в 1742 г. унаследовала дочь Варвара



Замуж она вышла за графа Петра Борисовича Шереметева и без того несметно богатого.
Именно в результате этого брака и возникло крупнейшее состояние в России.

 

Шереметевы тоже принадлежали к высшей знати, но к другой её категории - старомосковскому боярству -служившему московскому государю не одну сотню лет.

Но в число магнатов они вошли только при Петре 1 благодаря щедрым пожалованиям Б.П. Шереметеву - первому графу и фельдмаршалу и рачительному хозяину.

Хотя конечно богаты они были издавна: в 1613 Ф.И. Шереметев со своими 9214 четертями пашни был пятым по богатству боярином. В 1678 г. - Шереметевы на третьем -четвёртом месте.

Борис Петрович к 1708 г. владел 18 000 душ.
Сын его Пётр Борисович ( (1713-88) )
в 1718, получил в наследство уже 60 000 душ. В приданное за княжной Черкасской он взял ещё 70 000 душ. На пике его богатсва простирались до 160 000 душ (мужских, естественно). Сыну он оставил 140 000 душ и 825 000 десятин земли, ещё 16 000 граф дал в приданное за дочерю Варварой (за гр. А.К. Разумовским)

 

Службой потомки фельдмаршала себя особо не обременяли (получая, впрочем, высшие придворные чиныи возглавляя московское дворянство), поскольку управление огромным состоянием поглощало всё их внимание. Пётр Борисович имел привычку лично проверять все счета и оброки.

Его наследник Николай Петрович
(28 июня 1751 — 1 января 1809) , женившись на крепостной актрисе , был вынужден вести ещё более замкнутый образ жизни. Благо уединится было где. В своих усадьбах Шереметевы создали собственный фантастический мир.

http://maskball.ru/istoriya_teatra/usadba_kuskovo.html

 

Из книги Пыляева Старая Москва

Но кто славился в доброе старое время в Москве своим театром и актерами, то это граф Шереметев. Театров у графа было три: один в Москве и два подмосковных – в Кускове и Останкине; в Кускове помимо постоянного театра существовала еще воздушная сцена в саду из липовых шпалер с большим амфитеатром; впрочем, такой «воздушный театр» был еще в Нескучном, селе Д. В. Голицына. На «воздушном театре» давали не только дивертисменты и водевили, но даже большие комедии, трагедии и балеты. Загоскин об этом говорит: «Я очень помню, как однажды в проливной дождь дотанцовывали на нем последнее действие “Венгерской хижины” почти по колено в воде».

Кусковский театр был первый из русских барских театров; он был несравненно богаче тогдашнего Московского. Этот театр надо считать рассадником наших сценических талантов конца XVIII столетия. Стоял он у одного угла рощи; еще в пятидесятых годах нынешнего столетия видно было обветшалое здание его с фронтоном и порталом.

На этот некогда знаменитый Кусковский театр, видно, не жалели тогда золота, которое еще в упомянутые годы блестело из-под пыли и паутины. Три яруса лож и особенно авансцена были отделаны со всею роскошью и грандиозностью итальянской архитектуры. Театр был выстроен в полгода французским архитектором Валли; год постройки его нам неизвестен, смутно известно только, что его начали строить перед Рождеством и окончили к Петрову дню, ко дню ангела графа Петра Борисовича. Спектакли у Шереметева бывали по четвергам и воскресеньям, на них стекалась вся Москва, вход для всех был бесплатный.

Ввиду этого обстоятельства тогдашний содержатель московского частного театра Медокс обратился с жалобой к главнокомандующему Москвы князю А. А. Прозоровскому на графа Шереметева, говоря, что он платит условленную часть своих доходов Воспитательному дому, а граф отбивает у него зрителей.

Кусково, по преданию, получило свое название от куска, которым граф Петр Борисович обыкновенно называл свою родовую собственность, небольшой участок земли, где были дом, главный пруд, сад и село.

Вся земля кругом принадлежала князю А. М. Черкасскому, и в сравнении с его огромным имением, которое составляли почти все ближние села и деревни, окружавшие Кусково, действительно оно было кусочком. Когда граф Петр Борисович женился на единственной дочери князя Черкасского, то все его поместья – Перово, Тетерки, Вишняки, Вылонь, Жулебино и Останкино – перешли в род графов Шереметевых. Княжна Черкасская, помимо этого, принесла мужу в приданое более 80 000 душ крестьян.

Молодая графиня провела детство в Вишняках и очень любила их; она не хотела забыть родину, и молодой граф исполнил желание своей супруги: выстроил для нее на своем куске дворец и назвал его Кусковым; дом был построен по плану архитектора Валли.

В этом доме в одной комнате стены были из цельных венецианских зеркал, в другой – обделаны малахитом, в третьей – обиты драгоценными гобеленами, в четвертой – художественно разрисованы не только стены, но и потолки; всюду античные бронзы, статуи, фарфор, яшмовые вазы, большая картинная галерея с картинами Рафаэля, Ван Дейка, Доминикино, Корреджио, Веронезе, Рембрандта, Гвидо Рени; большая часть картин была, впрочем, по смерти графа в 1788 году вывезена в Петербург и часть в Останкино; в некоторых комнатах висели люстры из чистейшего горного хрусталя.

Замечательны также были в кусковском доме огромная библиотека и оружейная палата; в последней было редкое собрание древнего и нового оружия: английские, французские, испанские, черкесские, греческие и китайские ружья, дамасские сабли, оправленные в золото и осыпанные драгоценными камнями, турецкие ятаганы, шашки и проч. В числе конских приборов было седло Карла XII, доставшееся вместе с его скакуном графу Борису Петровичу в Полтавском сражении.

В спальне покойного графа висел неоконченный его портрет, писанный пятнадцатилетнею его дочерью; смерть помешала кончить его, и неутешный отец не хотел, чтобы чья-нибудь рука коснулась работы милой его дочери. Других портретов его было здесь несколько: один – работы Гротта, простреленный десятью пулями; другой – в парадной столовой и также прострелен пятью пулями; рядом с ним – прорезанный портрет графини, жены его. Эти три испорченные портрета остались памятником пребывания здесь французов в 1812 году. По преданию, граф П. Б. очень не любил французов и был враг тогдашней французской философии.

В саду Кускова было 17 прудов, карусели, гондолы, руины, китайские и итальянские домики, китайская башня, наподобие нанкинской, с колоколами – граф называл ее Голубятней, каскады, водопады, фонтаны, маяки, гроты, подъемные мосты.

Теперешний дом и сад Кускова – только остатки прежнего великолепия: нынешний так называемый «гай» или роща возле театра был некогда превосходным английским садом, с такою обстановкою, что граф и его гости предпочитали его дому и французскому саду.

В этой роще стоял летний дом графа Петра Борисовича, где он постоянно жил в неприемные дни и где принимал своих друзей. Дом этот назывался «домом уединения». В этом домике жил граф, когда лишился милых сердцу жены и дочери, и оттуда выходил только для приема знатных гостей, иногда Екатерины и других государей. Только тогда он являлся еще истинно русским вельможею, и иностранные принцы с изумлением описывали его пиры; но, возвратясь в свой домик, в свое уединение, он снова был отшельником, верным памяти о сердечном счастии. Жена графа была красавица; она обладала такими роскошными локонами, что еще в бытность фрейлиной императрицы Анны ей одной позволялось носить их при дворе.

Дочь графа Петра Борисовича была невестою графа Никиты Ивановича Панина. Говорили, что отец был вдвойне огорчен как потерей дочери, так и горестию своего друга по ней. Тоска и чувствительность графа, можно сказать, была отличием всех Шереметевых. Кто не знает славной страданиями Натальи Долгоруковой, самоотверженная любовь которой к своему мужу увековечена в наших преданиях старины!

...
В «доме уединения» в 1810 году, помимо графа, жила еще Анна Николаевна – калмычка, весьма важное лицо в Кускове.

...
На конце рощи было небольшое озеро под названием Локасино; искусственная река соединяла его некогда с другими небольшими озерами; через рукава этой речки живописно перекинуты были красивые мосты с раззолоченными перилами; один из них вел в глубину рощи, к так называвшемуся «убежищу философов», или в Тентереву деревню, в красивый домик с зеркальными стенами, полами и плафоном, наполненный тысячами редкостей.

Недалеко от этого дома было другое здание под названием «Метрея»; это был небольшой скотный двор, куда приводили графу напоказ его любимых коров. У опушки «гая», недалеко от нынешней Гиреевской рощи и дороги в Косино, бил фонтан; в пятидесятых годах в этом гаю стояла еще «беседка тишины» и курган.

Беседку окружал некогда искусный лабиринт, а на кургане стояла статуя Венеры; возле нее была «Львиная пещера»; здесь на лаврах лежал лев, под ним была латинская надпись, и здесь же хранилась плита с допотопными окаменелостями, найденная в окрестностях Кускова.

Недалеко отсюда был знаменитый стог сена; при приближении к нему замечалась оригинальная беседка в виде русской избы, в которой за дубовым столом на тесаных скамьях сидели двенадцать мужичков в праздничных нарядах и в интересных позах и пили водку. Это была группа восковых фигур, которая называлась «пьяною компаниею». П. Бессонов говорит, что эта группа не изображала русских мужичков, а иностранцев, что тут были восковые фигуры какого-то «Вилиуса», «турка», еще «господина без печали, веселого брата», затем «француза» и доктора «Бамбаса вместе с дамой». Судьба этих кукол была самая печальная: портной Иван Пучков и обойщик Нефед Никитин в ночное время перебили их, отшибли им головы и руки, обобрали их платье и продали в Москве. Позднее опустошение этого «Шомьера» довершили мыши и всепожирающее время.

Также на идущей мимо театра во Владычино дороге, на том месте, где теперь мост через канал, прежде был так называемый «потаенный фонтан», и стоило только шутнику отвернуть кран, как на бедного, проходившего через мост, лился проливной дождь.

Говоря о бывшем великолепии Кускова, нельзя не вспомнить и о старинных его угодьях. К числу их принадлежала и та роща, которая теперь известна под именем «Зверинца»; зверинец был в окружности до трех верст; еще заметны теперь два пересекающихся под прямым углом в средине леса проспекта и видны следы каменной башни, служившей сборным местом охотников, но уже нет следов построек настоящего зверинца, где содержались разных пород звери: черные американские, серые русские и сибирские медведи, лоси, лисицы и проч. Стада оленей ходили свободно; их считалось до 600 голов; остатки этих стад выведены отсюда в 1809 году, и зверинец уничтожен. Охоту графа составляли обыкновенно сорок псарей, сорок егерей, сорок гусаров и т. д. – всего по сорок.

Но охота графа принимала иногда более огромные размеры, и тогда театром ее делались все окрестности; сотни наездников и амазонок, благородных гостей графа, цвет тогдашней аристократии, множество богатых экипажей, блестящих ливрей, лихих скакунов в раззолоченных уборах – все это составляло прекрасную картину, напоминавшую охоты Генриха IV в Булонском лесу или королей английских в Виндзоре.

На другой стороне сада, против грота и итальянского дома, возвышалось двухэтажное здание в мавританском вкусе под названием «эрмитажа»; построен последний был архитектором Валли; в этом здании из нижнего этажа в верхний была машина, поднимавшая на стол 16 кувертов; низ здания был занят тремя буфетами; здесь сервировали стол и приборы, и каждый отдельно поднимался наверх. Здесь был также подъемный диван, поднимавшийся наверх вместе с гостями.

Наверху «эрмитажа» граф по часам сиживал один, и никто лишний не мог войти туда: все подавалось и принималось машиной. Также необыкновенно богаты были кусковские оранжереи, теплицы, но лучшие деревья перешли к Шереметевым от Черкасского; здесь были бесценные лавровые и померанцевые деревья огромной величины, считавшие уже при графе П. Б. несколько столетий своей жизни.

Оранжереи, теплицы и грунтовые сараи Шереметева снабжали фруктовыми отводками все окрестные поместья и много способствовали развитию плодового садоводства не только под Москвою, но и во всей России.

Для лавровых деревьев были сделаны особые двери или проломы до 18 аршин в вышину; таких лавров и померанцев было трудно найти даже на юге; некоторые деревья доходили до 18 аршин высоты, кадки вместе с деревом весили до 150 пудов; для перенесения их с места на место требовалось до ста человек, но на катках их сдвигали с места 60 рабочих; деревьям по счету слоев одного высохшего дерева приходилось с чем-то 400 лет; по оценке, сделанной во время опеки над малолетним наследником Шереметева, каждое дерево ценилось 10 000 рублей ассигнациями.

На месте нынешнего оранжерейного здания, где уцелела старая домовая церковь, стоял первый дом владельцев, за которым в память Петровской эпохи и для собрания воедино голландских памятников сооружен был дом – «Голландский» (1749).


Этот дом был весь выложен внутри изразцами или плитками самого разнообразного рисунка, с мраморным полом, украшенный по стенам множеством картин с голландскими видами, фламандской школы, рисовавшими домашний быт.

Бессонов замечает, что, разумеется, все главные источники для своих причудливых планов молодой граф приобрел, женившись на Варваре Алексеевне Черкасской (1711–67), дочери известного А. М. Черкасского (очень честного, но недостаточно деятельного канцлера Анны и Елизаветы) и наследнице несметных, в том числе сибирских, богатств, прибавим – наследнице особенно изящного вкуса; отец заведовал строением дворцов и садов, равно как устройством художественных ремесел.

В Кускове уцелела еще железная решетка, сделанная по рисунку, который во время пребывания здесь на досуге набросала Екатерина.

В то старое время существовал еще «Итальянский дом», предназначенный для памятников итальянского искусства, преимущественно для дорогих картин, с историческим и духовным содержанием; внешность дома теперь обезображена, внутри – жилые покои с мебелью петровского времени; картины и редкости вынесены. Прежде везде, кроме картин и статуй, были мрамор, золото, хрусталь, резьба по дереву, штоф, атлас, живописные плафоны и фрески. Дом этот поврежден после отдачи внаймы.


От итальянского дома через вал вел мостик, где стояли пять каменных изящных домиков с окнами и воротцами, решетками и колоннами; все это было вызолочено; правая сторона обводного канала была отведена для редких птиц, лебедей, журавлей, американских гусей, фазанов, пеликанов и т. д.

Пруды Кускова были полны дорогих рыб; рыбы было столько, что неводом вылавливали зараз по 2 000 карасей, и раз была вынута из пруда раковина с жемчугом; в старину на пруде было несколько рыбачьих хижин, стояли яхты с шлюпками и лодками, был остров с руинами, были матросы в шкиперских кафтанах кофейного и вишневого цвета с белыми пуговицами.

Помимо прудов, среди садов Кускова протекал быстрый «ручей»; он был расчищен, углублен, обложен по берегам камнем и обращен в «речку»; от этой речки сделаны отводы и каналы, вырыты водоемы, ручейки, обставленные разукрашенными с живописными берегами, островками, переходными мостиками, с золочеными перилами, башенками, беседками и т. д.

Перечисляя памятники роскошного прошлого Кускова, нельзя обойти описанием карусели с затейливыми играми, как-то: кольцами, мячами, кеглями, висячим шаром, деревянными конями для езды в одноколках, фортункой, качелями висячими и круглыми на столбах; затем был здесь «Диоген», врытый в землю, – сидел он в дубовом чану со снимающейся крышкой; философ был сделан из алебастра и расписан под цвет натурального тела; он имел при себе муравленый кувшин и шнуровую книгу в кожаном переплете.

В саду был еще «храм молчания», или «храм тишины». В этом здании, сооруженном в лабиринте, стояли только в знак молчания две большие вазы с крышками. В саду также в некоторых местах возвышались большие «декорации» из тесу, с изображениями красками красивых ландшафтов и строений. Такие декорации часто употреблял в дело князь Потемкин во время проездов Екатерины по бедным и скучным местностям. Была в Кускове одна «декорация», представлявшая домики, при них ворота с замком и скобками.

Красовалась там еще беседка «Трефиль», снаружи и внутри обитая равендуком, с расписными стеклами; на ней надпись: «Найти здесь спокойство»; был и «философский домик», обитый внутри березовою корою и на дверях с надписью на французском и русском языках. В числе затей стоял еще «открытый вокзал» для музыки и танцев, с наугольными кабинетами, снаружи и внутри фонари и колокольчики.

Но наибольшею роскошью, как мы уже говорили, отличался театр Шереметева. По величине он равнялся нынешнему Московскому Малому театру, но удобством, вкусом, изяществом и богатством он далеко оставлял второй позади.

Построен он, как мы сказали, по плану архитектора Валли и убран внутри по рисункам известного Гонзаго. Начат он, по преданию, год спустя после постройки барского дома.

Театров, до постройки главного, в Кускове было несколько; так, по архивным спискам, известны сначала были «Домашний», «Старый», «При вокзале в гае», затем уже «Новый» и «Новоустроенный». В новом виде театр просуществовал недолго – перед кончиной Петра Борисовича и в первые лишь годы Николая Петровича. Театр Шереметева у современников стяжал громкую славу как отличным исполнением богатого репертуара, так и счастливым выбором главных исполнителей, число которых было весьма немногочисленно, но зато хорошо поддержано массою танцовщиц и особенно превосходным оркестром и хором певчих. Особенно также богат был театр роскошными декорациями и обильным гардеробом.

Летом, в праздники, представления переносились на «воздушный театр», помещавшийся под открытым небом в Большом саду, между итальянским домом и деревянным бельведером. На этом театре было поставлено несколько драм, с десяток комедий, до двадцати балетов и более сорока опер; некоторые из этих театральных пьес ставились здесь ранее двора и «Эрмитажа».

В начале нынешнего столетия театр был запечатан. Было даже время много лет тому назад, когда в запустелом театре поселились целою шайкою мошенники и с трудом были оттуда выгнаны.

О полноте и богатстве гардероба можно судить по тому, что в 1811 году, по сделанной описи, «театрального платья» парчового, шелкового и т. д. было сундуков семнадцать, а разных уборов, перьев, обуви и т. п. – 76 сундуков. Исполнители театральные помещались в особых корпусах, близ театра, «свои» же иногда и по собственным домам; певчие, родоначальники знаменитой некогда Шереметевской капеллы – преимущественно малороссы; певцы-солисты, музыканты, актеры и актрисы, танцовщики и танцовщицы особо – из своих и приглашенных за плату. В старших музыкантах было много иностранцев, главные – Файер и Фацил, или Фасциус, а из своих, русских – Дмитрий Трехвалов, позднее – Алексей Скворцов, Осип Долгоносов и Василий Зайцев.

Любопытно, что музыкантам-иностранцам, особенно же актерам и актрисам, предпочтительно перед прочими сожителями и наравне с графскою семьею, отпускались из прудов к столу караси, иногда (например, русским в Посту) в большом количестве на весь корпус, так что, глядя на счета, можно бы с первого раза подумать, не считалось ли это принадлежностью и лучшим питанием жрецов сценического искусства. Стражами театра состояли старший «гусар Иван Белый с шестью рабочими». Графский библиотекарь, как и поставщик театральных пьес, был крепостной человек – Василий Вороблевский; театральных пьес и других сочинений этого автора, напечатанных в эпоху от 1772 по 1797 год, известно более пятнадцати.

В 1787 году, в бытность Екатерины II в Кускове, граф Шереметев давал представления на своем театре; граф Сегюр, бывший на этих спектаклях, говорит, что балет удивил его не только богатством костюмов, но и искусством танцовщиков и танцовщиц. Наиболее ему показалось странным, что стихотворец, музыкант, автор оперы, как и архитектор, живописец, написавший декорации, так и актеры и актрисы – все принадлежат графу и были его крепостные люди.




Н. Аргунов. Портрет крепостной балерины Т. В. Шлыковой. 1789 г.



Все празднества в Кускове отличались необыкновенною пышностью; во время праздников у графа Шереметева число гуляющих посетителей доходило до 50 тысяч человек, исключая званых гостей, которых приглашалось по билетам более 2 000 человек.

На выезде из кусковской земли в сторону Пернова и Опекунова, при повороте к Тетеркам стоял деревянный столб с надписью, приглашавшей посетителей Кускова «веселиться, как кому угодно, в доме и в саду».

Из таких исторических праздников и торжеств в Кускове известен был «день открытия обелисков». Один из таких, помещенных в глубине Большого сада, там, где перегораживала его решетка по рисунку императрицы, имел на вершине статую якобы Минервы, но гораздо более похожую на фигуру самой государыни, с надписью о посещении 1775 года, «в память чего благодарность сей монумент из пожертвованного Ее Величеством мрамора соорудила».

Другой, близ Большого дома, пирамидальный, гласил, что «Екатерина II пожаловала графу П. Б. Шереметеву (мрамор) в 1785 году, во время бытности его губернским предводителем московского дворянства».

Празднества в старину шли с необыкновенным великолепием: в саду была иллюминация, прозрачные картины, пирамиды, пели хоры певчих, играли оркестры музыкантов, оранжерея была превращена в вокзал, где танцевали тысячи пар.

Слух об этих роскошных праздниках дошел до государыни, и в бытность императрицы в Москве во время празднования двадцатипятилетия ее царствования, на третий день торжеств, 30 июня 1787 года, в три часа пополудни императрица отправилась в Кусково со всем двором и блестящею свитою. Екатерина вступила на кусковскую землю через великолепную арку, убранную оранжерейными растениями, между которыми были размещены символические картины с приветственными надписями.

Наверху галереи играла музыка. При приближении поезда к подъемному мосту39 стоявший на Большом пруду двадцатипушечный корабль и другие меньшие суда салютовали, а с берегов также гремели пушечные выстрелы.

К Большому дому вела галерея «живых» картин: здесь стояли попарно жители и слуги Кускова с корзинами цветов, девушки в белых платьях и венках рассыпали букеты по пути. Через Большой сад хозяин провел царицу в сад английский и лабиринт, где при вечернем солнце показывал свои прихотливые сооружения и редкости, а после повел царицу в театр, где давали оперу «Самнитские браки» и в заключение балет. Екатерине очень понравился спектакль; она допустила всех артистов к руке и раздала им подарки.

На одном из праздников в Кускове сопровождал Екатерину император Австрийский Иосиф. Посетив Кусково, император думал, что приехал к венценосному владельцу.

Граф Сегюр в своих «Воспоминаниях» говорит, что стол графа Шереметева в этот день был сервирован золотою посудою на шестьдесят персон; граф Комаровский, видевший этот праздник, замечает в своих записках:

«Что всего более удивило меня, так это плато, которое было поставлено перед императрицей. Оно представляло на возвышении рог изобилия, все из чистого золота, а на том возвышении был вензель императрицы из довольно крупных бриллиантов».

На возвратном пути из театра весь сад уже горел огнями; на пруду плавали лодки и гондолы с песенниками и хорами музыкантов; два обелиска по обеим сторонам пруда представляли два ярких маяка, вдали горели щиты с вензелевыми изображениями царицы и сыпались целые каскады разноцветных огней.

Перед началом фейерверка государыне подали механического голубя, и с ее руки он полетел к щиту с ее изображением и парящей над нею Славой; вместе с этим щитом в один миг вспыхнули другие – и пруд, и сад залились ярким светом.

Во время фейерверка разом было пущено несколько тысяч больших ракет, и иностранцы, бывшие на празднике, удивлялись, как частный человек мог тратить несколько тысяч пудов пороху для минутного своего удовольствия.

На этом празднике бесчисленные толпы народа гуляли целую ночь. В галерее был ужин, во время которого пели певчие.

Государыня возвратилась с праздника по дороге, освещенной вплоть до Москвы плошками, фонарями, смоляными бочками. Когда царица подъезжала к Москве, то в столице били утреннюю зарю.

По преданию, граф повторил такой праздник еще два раза – 1 августа и потом 6 августа. На первом из этих праздников между прочими пьесами на театре был поставлен балет, не игранный еще на Императорском театре: «Инесса ди Кастро», соч. Канциани.

Граф П. Б. Шереметев умер 30 ноября 1788 года; он похоронен вместе со своими предками в соборной усыпальнице Спасо-Андрониева монастыря. Сын героя полтавского и прусского, современник Петра и шести других царствований, он был истинный вельможа золотого века Екатерины, ослеплявший иноземцев «умною пышностью»; пышность его не была разорительная: он расходовал только то, что получал из имений, и был далеко не расточительный и весьма осторожный в расходах, превосходный хозяин, устроивший систематическую экономию и строгие штаты со сметами. П. Бессонов в своем очерке («Графиня Прасковья Ивановна Шереметева») про него говорит:

«Это был образец екатерининского вельможи-богача, ловкий, хотя не слишком услужливый и довольно самостоятельный придворный, с хитростью, блестевшею в его несколько скошенных глазах, важный, но не надменный и со всеми до низших ласковый, не любивший головоломного труда, но очень крепкий природным умом и образованный по-французски; член знати европейской и вместе хлебосольный русский барин; артист в душе для всех искусств, с отличным ко всему вкусом, до изысканной гастрономии и равно до тяжелых дедовских блюд».

В его домах – петербургском, московском и кусковском – до конца его жизни ежедневно накрывались столы для бедных дворян, часто до ста приборов, из десятка и более блюд; сам же Шереметев никогда не ел более трех блюд.

Выезжал он на охоту в сопровождении не менее как пятидесяти дворян, которым он благодетельствовал, и имея при себе не менее 700 человек дворни: конюхов, шатерничих, поваров и пр.; шатры, палатки, огромные запасы следовали за ним большими обозами.

В гости он ездил к соседям также в сопровождении нескольких сотен конных проводников; но, несмотря на такую пышность выездов, он очень любил уединяться, и даже одно время хотел постричься, носить воду, дрова в келью и выметать сор своими руками.

Граф прожил 75 лет, умер в почетном звании обер-камергера и кавалером ордена св. Андрея Первозванного. Он был обладателем ста сорока тысяч душ крестьян.

Граф Петр Борисович во время первых дворянских выборов в Москве, при учреждении губерний в 1782 году, был единогласно выбран сперва в уездные предводители дворянства, и на другой день, когда тогдашний главнокомандующий граф З. Г. Чернышев пригласил всех дворян в Грановитую палату для выбора губернского предводителя, они опять единогласно выбрали графа и в эту почетную должность."

 

"У покойного графа был сын Николай Петрович; последний, подобно отцу, умел угощать высоких посетителей, давать праздники, превышавшие пышностью и блеском даже те, которые давал отец.


Николай Петрович жил в другом своем имении под Москвой, селе Останкине, в красивом доме, выстроенном по плану знаменитого архитектора Кваренги, но несколько измененном по вкусу графа нашим русским не менее знаменитым зодчим Козаковым.


Император Павел посещал Останкино, и граф приготовил ему однажды следующий сюрприз: когда государь проезжал густую рощу, которая заслоняла вид на Останкино, то вдруг, как бы по мановению волшебного жезла, деревья упали, открыв красивую панораму всего Останкина.

В ожидании государя сделана была от начала рощи до самого Останкина просека, у каждого подпиленного дерева стоял человек и по данному сигналу сваливал деревья. Император был очень удивлен, любовался декорацией и благодарил хозяина за доставленное ему удовольствие.

Останкинский дом по убранству и роскоши представлял целый музей: масса бронзы, гобеленов, художественных статуй, картин, венецианские зеркала, всюду мрамор, мозаика, золото, китайский и японский фарфор, мебель с инкрустациями и т. д.


Нижний этаж был обитаем, верхний же представлял великолепный театр, окруженный настоящими чертогами. Сад в Останкине делился на английский и парк перед домом; аллеи лип были подстрижены стенами и кругами, всюду виднелись мраморные статуи, беседки и т. д.

Налево от дворца – могучая кедровая роща, по преданию, вывезенная из Сибири старым владельцем Останкина, князем Черкасским, бывшим сибирским губернатором. В этой роще стоит мраморная урна над прахом любимой собаки графа. Недалеко отсюда была и «аллея вздохов» из лип.

Между деревьями встречаются вековые дубы, и среди них есть могучий дуб – прародитель всех тамошних дубов, имеющий за собою несколько столетий.

Император Павел не раз посещал Останкино. По вступлении на престол государь здесь был встречен боем в литавры с хоровым гимном на день коронования его, положенным на музыку Козловским:



«Какие солнцы озаряют

Великолепный русский трон?

В божественной чете сияют

Лучи от царских двух корон» и проч.



Когда в царствование императора Павла король Польский, Станислав Понятовский, посетил Останкино, то его хозяин дал для него блестящий праздник.

Король был удивлен великолепием Шереметевского имения. После роскошного обеда король отправился в театр, на котором крепостные актеры сыграли уже игранную при Екатерине пьесу «Самнитские браки»; роскошные костюмы, точные эпохе, были необыкновенно богаты, на артистке, игравшей главную роль, было ожерелье ценою в 100 000 рублей; декорации были написаны Гонзаго.

После шел балет и затем все гости уже танцевали в залах; под конец был предложен ужин, – в зале, в которой ужинали, был устроен роскошный буфет, уступы которого были уставлены драгоценными сосудами.

Между гастрономическими блюдами подавали тогда модное кушанье под названием «бомбы а-ля Сарданапал (роскошные), облитые соусом эпикурейцев». Это было нечто очень вкусное, состоящее из дичинного фарша; изобретено это блюдо было поваром прусского короля Фридриха II.

Большие блюда с десертами были накрыты хрустальными колпаками, на которых были представлены разные этрусские фигуры. Дорога, по которой поехал король в Москву, была вся освещена горевшими смоляными бочками.

Во время коронационных празднеств императора Александра I Останкино посетил государь – здесь ему был устроен пышный праздник. Государя с семейством встретили полонезом Козловского, слова Державина, «Гром победы, раздавайся», с пушечными выстрелами; затем была пропета кантата на день коронования государя «Русскими летит странами на златых крылах молва»; после пел еще графский хор известные тогда куплеты:

«Александр! Елизавета! Восхищаете вы нас!»

По окончании обеда высокие посетители приглашены были в темную комнату, обращенную окнами на двор, и оттуда смотрели блистательный фейерверк. Блестящая иллюминация, устроенная Шереметевым, от Останкина тянулась на пять верст к Москве и стоила ему несколько десятков тысяч рублей.

Второв в своих записках говорит, что на всем пути стояли какие-то изобретенные особые машины, в конструкцию которых входила серебряная ткань. Теперь нельзя представить той роскоши и блеска, которыми отличались почти все московские собрания эпохи восшествия на престол Александра I; возможен ли теперь, например, маскарад с пятнадцатью тысячами гостей, вроде того, какой был устроен в Слободском дворце по случаю коронации императора?

...

Графа Н. П. Шереметева его современники представляли тогда тридцативосьмилетним, страстным, хотя несколько и пресыщенным мужчиной, страсти которого были – охота, лошади да женщины.

Образованный и благородный человек по своему времени, граф при первой встрече со своей крестьянкой был поражен ее красотой и воспылал к ней серьезной страстью; он стал вести свою любимицу по артистической дороге.

Он взял ее из отцовского дома и поместил во флигеле, где жили его актрисы; здесь он обратил все свое внимание на образование своей избранницы. К ней были приставлены учителя, в числе которых были и иностранцы; для сценического искусства ей была дана наставница, Т. В. Шлыкова, подруга и неизменный друг Параши до гроба. Кусковский театр в эту эпоху расцвел, и лучшим его украшением сделалась талантливая Параша.

На одном из таких парадных спектаклей, данном 1 августа 1790 года, в приходский праздник, она явилась в великолепном балете, не игранном еще на придворном театре, «Инесса ди Кастро» (Нинет а-ла Кур). В числе других капитальных ролей особенно она была хороша в «Самнитских браках», где она играла роль Элианы, в блестящем рыцарском наряде средних веков (вместо классического) и в шлеме.








Н.И. Аргунов. Портрет актрисы П. И. Шереметевой



В этом виде была снята на одном из портретов будущая графиня Шереметева. В Кусковском театре еще недавно сохранялась классическая колесница о двух колесах, на которой выезжала Параша.

Будущую графиню в этой роли видели император Иосиф, король Станислав Понятовский и многие знатные принцы. Граф в Параше встретил действительно редкую и высокую душу, и любовь его скоро сделалась страстью постоянной и единственной.

Живя с нею, граф с каждым часом совершенствовался и возвышался, и не мог того не чувствовать.

Он расстался с прежними мелкими страстями и увлечениями, постепенно бросил охоту, забыл праздную жизнь, предался сценическому искусству, сделался хорошим хозяином, распространил и усовершенствовал школу, покровительствовал художникам, много читал и много делал добра.

Расстояние между его общественным положением и положением его подруги было слишком велико для тогдашнего времени: тогда скорее простили бы распутства, не знавшие предела, чем подобную страсть, и вся эта блестящая обстановка и внешность скрывала только самую глубокую драму, полную треволнений, огорчений и проч.

По рассказам старых людей, граф нередко входил в комнаты Параши и заводил с ней беседу, как ему тяжело, что он собирается жениться на равной, и нужно им расстаться. Параша не выражала ни упреков, ни жалоб, только после, когда выйдет граф, она плакала и молилась.

Граф Н. П. жил с Парашей в так называемом «новом доме», построенном им на месте «Мыльне», наискось от театра; внутри этого дома все было просто, в спальне же актрисы Жемчуговой было еще проще: в окнах занавесы из затрапезы и серпянки, в простенке зеркало, две картинки с пастушками, ниша для самой простой постели с ситцевым подзором, два сосновых столика, березовые кресла, потолок подбит холстом, пол сосновый.

Единственную роскошь представляли картины, принадлежавшие графу. Параша знала одну дорогу – в театр да в сад по большой крайней аллее; девять лет – с 1790 года, когда построен был этот дом, до 1799 года – здесь жили влюбленные в тиши и уединении, между природою и искусством.

Но жить в Кускове им было невесело – косые взгляды, намеки, сплетни и т. д., и, как рассказывает Бессонов, случай решил отъезд из Кускова: раз, гуляя по Большой аллее, Параша встретила посетителей, приехавших погулять по саду; подученные дети бросились к ней с вопросом: «Где здесь живет кузнечиха, где здесь кузница и есть ли дети у кузнеца?» Огорченная, она бросилась в свой покой, и граф после этого тотчас распорядился отъездом в Останкино.


В Останкине, как говорит биограф П. Шереметевой, Бессонов, влюбленная чета вздохнула свободнее, подругу графа только видели да знали по слухам, не было у нее тысячи тяжелых связей, заботливо отсюда удаленных.

Граф с Парашей перестал вовсе посещать место дорогих, но щекотливых воспоминаний, мало-помалу все вещи из Кускова были вывезены; перевели также и театральную труппу, и в Останкине повторились те же представления: оркестры музыки, хоры, катанья по прудам с песнями, фейерверки и проч. В Останкине театр был только «домашний», допускались только избранные, меньше было огласки, более свободы для главной ее героини.

Граф предпочитал чествовать в Останкине высоких посетителей, как мы уже говорили, императора Павла I, короля польского Станислава Понятовского и др.

Зимою, живя в Петербурге, граф еще меньше делал у себя приемов, на которых редко показывалась Прасковья Ивановна. У графа Николая Петровича не было только парадных праздников, но обычного своего гостеприимства он не покидал, и ежедневный его открытый стол, по обыкновению, был на тридцать и более человек. Садились за этот стол, кто хотел, не только знакомые, но и мало известные хозяину. И. А. Крылов рассказывал князю Вяземскому, что к нему повадился постоянно ходить один скромный искатель обедов, чуть ли не из сочинителей. Разумеется, он садился в конце стола, и, также разумеется, слуги обходили блюдами его как можно чаще. Однажды не посчастливилось ему пуще обыкновенного: он встал из-за стола почти голодный. В этот именно день случилось так, что хозяин после обеда, проходя мимо него, в первый раз заговорил с ним и спросил: «Доволен ли ты?»

– Доволен, ваше сиятельство, – отвечал он с низким поклоном. – Все было мне видно.

В его доме на Фонтанке поставлен в саду был деревянный дом, напоминавший собою «Кусковский дом в уединении», и здесь уединялась нежно любящая друг друга чета.

Бессонов41 говорит, что в Останкине, как хозяйку дома, Прасковью Ивановну навещал император Павел, признавая этим «совершившийся факт»; еще больше любил и уважал последнюю за ее высокие душевные качества московский митрополит Платон, светило своего времени. Посоветовавшись с добрым своим другом, митрополитом Платоном, «с апробации и благословения его» граф вступил в законный брак.

Бракосочетание в Москве было торжественное, в церкви Симеона Столпника на Поварской 6 ноября 1801 года; свидетелями при бракосочетании были близкие люди: К. А. Щербатов, известный археолог А. Ф. Малиновский и синодский канцелярист Н. П. Бем, домашний графа; со стороны же невесты – друг ее, актриса Т. В. Шлыкова, умершая в 1863 году в 90 лет. Но брак ее долго сохранялся в тайне, и бедная жена одного из первых богачей и знатных людей не смела при всех назвать его своим мужем. В последние годы супруги жили в Петербурге на Фонтанке в собственном доме; спальня Прасковьи Ивановны находилась близ домовой церкви, и последняя была единственным ее утешением. 3 февраля 1803 года у нее родился сын Димитрий, но мать беспрерывно спрашивала о новорожденном, выражала боязнь, чтобы его не похитили; требовала часто к себе и единственно радовалась, заслышав крик его в соседней комнате."

Дворец на фонтанке



Прозвище графа было " Крёз Меньшой"

 

Странноприимный дом основанный Н.П. Шереметевым

 

Московский дом Шереметевых (на Воздвиженке)

 

Известен и годовой денежный доход Н.П. Шереметева. В конце 18 в. он составлял 632 000 рублей серебром.
(по паритету примерно 2 400 000 000 рублей по курсу 2008)

 

Дмитрий Николаевич Шереметев (1803—1871)

Унаследовал владения отца в возрасте 6 лет.
Известный благотворитель. Увлекался мызыкой . держал в своём дворце на Фонтанной певческую капеллу.
Накануне отмены крепостного права граф Шереметев по-прежнему первый магнат России.
Владелец 146 853 душ (1858 г.)

При нём была куплена и восстановлена сгоревшая в 12 году подмосковная усадьба Вороново с парком в 60 десятин).


Эту традицию покупать , восстанавливать и сохранять знаменитые усадьбы продолжили и его сыновья

 

Усадьба Ульяннка под Петербургом




После 1871 г. богатство Шереметевых впервые было разделено между двумя наследниками. После раздела с крестьянами их земельные богатства составляли 390 000 десятин (на 1900 г.)
В 1913 г. состояние Сергея Дмитриевича оценивалось в 30,5 млн. руб
Александр Дмитриевич в 1913 имел доход 1 550 000 руб. (ППС 697,5 млн. рублей по курсу 2009 г.)

Александр Дмитриевич

Увлекался музыкой и пожарным делом. Эмигрировал сразу после Февральской революции.

Любимой резидецией графа ыла его усадьба высокое (в Смоленской губернии, выстроена в 1867-73 гг)








Кириллова:
"Высокое расположилось па большом холме, огибаемом Вазузой (45 км от Вязьмы). Здесь вы попадаете в своеобразный музей русской усадьбы XVIII — XIX веков, где представлены самые разнообразные жилые и хозяйственные постройки, включая оригинальную птичню, маслобойню, дома садовника, управляющего имением, оранжерею, кухню и прачечную. В Высоком, одном из 49 поместий Шереметевых — владельцев Кускова и Останкина, постоянно никто не жил, но имение содержалось в порядке.
У въезда в усадьбу стояли так называемые Львиные ворота, украшенные скульптурными фигурами львов с гербами Шереметевых. По данным конторских отчетов, Высокое ежегодно приносило около 17 тысяч рублей убытка. Но граф щедро покрывал эти расходы. Более того, в Высоком постоянно возводились новые постройки. Точных сведений об истории создания обширного архитектурного комплекса и парка пока не обнаружено. И все-таки самые разноречивые материалы о Высоком говорят об одном: загородная резиденция задумывалась и создавалась для отдыха и увеселения. До сих пор еще сохранились названия первых построек Высокого — «Отрада» и «Миловид». Величественные руины церкви и белый дворец среди вековых деревьев, утвердившихся на крутом обрыве, поблескивающая внизу Вазуза и открывающийся отсюда, с вершины холма, вид на заречные дали создают замечательный пейзаж. К дворцу Шереметевых, где ныне размещается детский костно-туберкулезный санаторий, ведет широкая парадная лестница. Композиция разноэтажного, украшенного эркерами, террасами и башней здания асимметрична. Разностильное декоративное убранство его фасадов характерно для архитектуры конца XIX — начала XX века. И все же белый дом со своим пестрым нарядом на фоне окружающей зелени деревьев очень живописен. Пожалуй, самый величественный памятник в усадебном комплексе — высоковская церковь с трапезной и многоярусной колокольней с двумя крыльцами. Пятиглавый нарядный храм по своей пышности и богатству белокаменной отделки походил на грандиозный русский собор XVIII века. Автор его неизвестен. Когда-то интерьер церкви украшал резной дубовый иконостас, в окнах были сделаны из слюды витражи. Под толстым слоем копоти проглядывает масляная живопись. Прежде в церкви хранилась как семейная реликвия икона Тихвинской божьей матери, принадлежавшая сподвижнику Петра I, русскому полководцу и дипломату Б. П. Шереметеву. Как сообщает «Исторический вестник» за 1885 год, фельдмаршал возил эту икону в отдельном экипаже, отправляясь в военные походы, и в частности на прославившую его Полтавскую битву. Потомок знаменитого военного деятеля увлекался пожарным делом. Поэтому в Высоком вы увидите специальный дом, где хранились пожарный инвентарь и повозки, на втором этаже его жили пожарные, а из чердака вела 30-метровая лестница на каланчу. Но куда более серьезное увлечение Шереметевых составляли лошади. «Кольцо» — так и теперь называется окаймляющее прямоугольный внутренний двор замкнутое, с двумя сквозными проездами здание — предназначалось для конезавода. Часть «Кольца» занимала конюшня, другая часть — богадельня и больница. Композиционным центром этой постройки был увенчанный сферическим куполом большой зал, служивший манежем, а потом домовой церковью. По некоторым данным, «Кольцо» строилось в 1801 —1803 годах архитекторами Е. С. Назаровым и Г. Е. Долгушиным в память о жене Н. П. Шереметева— знаменитой крепостной актрисе Останкинского и Кусковского театров Прасковье Жемчуговой (граф женился на дочери кузнеца незадолго до ее смерти от скоротечной чахотки). По другим предположениям, предназначавшиеся для конезавода здания графиня А. Г. Шереметева завещала приспособить под больницу п странноприимный дом. Так или иначе, известно, что здесь жили престарелые люди, работавшие тут же, в мастерских прикладного искусства. Незадолго перед революцией в трехэтажном корпусе была открыта церковноприходская школа. Шереметеву удалось также добиться, к немалой досаде соседа, чтобы из Александрина сюда было переведено почтовое отделение. До 1905 года Шереметев часто приезжал в свое имение. Но летом 1906 года сельскохозяйственные рабочие объявили в Высоком забастовку. Она длилась две недели. Для усмирения бунтовщиков были присланы казаки. А министр царского двора после революционных волнений больше не отваживался появляться в своем имении. Во время войны фашистские захватчики разорили Высокое, но теперь поселок восстановлен. К 30-летию победы над гитлеровской Германией рядом с техникумом здесь стараниями юных следопытов и преподавателей появился памятник погибшим в Великую Отечественную войну солдатам. Старинный парк в Высоком, состоящий из регулярного на равнинной территории и ландшафтного на крутом берегу Вазузы, наверное, один из самых красивых в Смоленской области. В растительной коллекции здесь сохранились деревья трех десятков различных пород. Необычно выглядят, например, девятиствольная липа, многоствольные березы. Белоствольные, в легком зеленом кружеве крон или в пылающем золотом осеннем наряде, тянутся аллеи берез вдоль Вазузы. Старый парк не утратил своего очарования. Красота эта, кажется, пробуждает в сердце каждого чувства добрые и радостные. И хочется возвращаться сюда снова и снова"