Екатерина II

Тема в разделе "Рутения", создана пользователем Ондатр, 25 авг 2014.

  1. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    сановники:

    из старых елизаветинских сановников, сохранивших влияние следует прежде всего назвать Кирилла Разумовского (члена Совета, фельдмаршала и президента АН)

    кн. А.М. Голицын

    [​IMG]

    сын генерал-адмирала М.М. Голицына.

    вице-канцлер 1762-75 (с 65 г. глава Иностранной коллегии), с 68 член Совета. Был скорее формальным главой внешнеполитического ведомства и по отзыву английского посла: "Скорее путал, чем помогал даже в тех безделицах, до которых его допускали".
    с 1775 обер-камергер. с 1778 в отставке.
    Посвятил себя созданию и руководству бесплатной "Голицынской " больницы. (с 88 также директор Павловской больницы)
    Коллекционер. Своё собрание произведений искусства завещал больнице для свободного доступа.
     
    Последнее редактирование: 25 авг 2014
  2. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Панин Никита Иванович
    [​IMG]

    с 1763 старший член и фактический руководитель иностранной коллегии
    1760-73 обер-гофмейстер и воспитатель наследника - Павла Петровича
    с 1767 граф
    с 68 член Совета
    с 73 действительный тайный советник 1 класса,
    с 1781 г. в бессрочном отпуску

    участник переворота 1762, сторонник конституционного правления и возведения на престол Павла, масон.

    Фонвизин:
    "Нрав графа Панина достоин был искреннего почтения и непритворныя любви. Твердость его доказывала величие души его. В делах, касательных до блага государства, ни обещания, ни угрозы поколебать его были не в силах. Ничто в свете не могло его принудить предложить монархине свое мнение противу внутреннего своего чувства. Колико благ сия твердость даровала отечеству! От коликих зол она его предохранила! Други обожали его, самые враги его ощущали во глубине сердец своих к нему почтение, и от всех соотечественников его дано было ему наименование честного человека. Он имел здравый ум и глубокое проницание. Знание же человеческих свойств и искусство приобретать сердца были столь велики, что он при первом свидании познавал уже умы тех, с коими говорил, а как он разговоры свои располагал так, чтоб каждый мог иметь во оных участие, то и отпускал всех от себя пронзенными нежною к нему привязанностию и довольными собою. В делах, требующих обстоятельного рассмотрения, он убегал скоропостижности, что и подавало случай обвинять его в медлительности. Нрав его и действительно удален был от всякой живости и от всякого пылкого движения; но должно отдать ему справедливость, что невозможно было иметь больше трудолюбия и больше деятельности, сколько оказывал он в делах важных.
    Между своих другов он не мог терпеть, чтоб кто-либо из них делал для него то, чего бы он в отсутствии
    его не сделал. Разговоры его почти всегда растворялись веселостию, шутки его были приятны и без желчи, а доброта его сердца была чрезвычайна. Он был утешитель несчастных, защитник утесненных и справедливый советник, — словом, в великом множестве его сограждан, даже и таких, коих он не ведал, не было ни одного, который бы в крайних своих нуждах не почувствовал некоторой отрады, открыв графу Панину свои несчастия и получа от него совет или помощь. Сердце его никогда не знало мщения; он одним кротким своим воззрением приводил в замешательство самых величайших врагов своих; щедрость и бескорыстие, сии две добродетели, обитали в нем в высочайшей степени. Его движимое имение, проданное по кончине его за 173000 руб., недостаточно было на уплату долгов его. Беспримерной его щедрости едва ли можно найти подражателей. Из девяти тысяч душ крестьян, пожалованных ему императрицею, он подарил четыре тысячи трем секретарям, кои находились при нем по иностранным делам".

    Роберт Гуннинг : "Столь необычное заявление щедрости, хотя
    должно встретить восторженное одобрение, не может удивить тех, кому известно
    бескорыстие этого министра и его благородный образ мыслей".


    Лаво:
    "Он очень любил еду, женщин и игру; от постоянной еды и сна его тело представляло одну массу жира. Он вставал в полдень; его приближенные рассказывали ему смешные вещи до часу; тогда он пил шоколад и принимался за туалет, продолжавшийся до трех часов. Около половины четвертого подавался обед, затягивавшийся до пяти часов. В шесть министр ложился отдохнуть и спал до восьми. Его лакеям стоило большого труда разбудить его, поднять и заставить держаться на ногах. По окончании второго туалета начиналась игра, оканчивавшаяся около одиннадцати. За игрой следовал ужин, а после ужина опять начиналась игра. Около трех часов ночи министр уходил к себе и работал с Бакуниным, главным чиновником его департамента. Спать он ложился обыкновенно в пять часов утра".


    Кальберон: "Величавый по манерам, ласковый, честный противу иностранцев, которых очаровывал при первом знакомстве, он не знал слова „нет"; но исполнение редко следовало за его обещаниями... В характере его замечательна тонкость... соединенная с тысячью приятных особенностей, она заставляет говорящего с ним о делах забывать, что он находится перед первым министром государыни она может также заставить потерять из виду предмет посольства и осторожность, которую следует наблюдать в этом увлекательном и опасном разговоре...»

    Дюран: "Человек добрый, но бесконечно ленивый и развратный, бессильный физически, безвольный и вялый умственно"

    Сабатье де Кабр: "г. Панин, без сомнения, человек умный; манеры у него благородные, непринужденные. В нем есть задатки добросовестности, которые, к его чести, всегда проявляются и показывают действительную чувствительность.Он способен и сообразителен; он приятный собеседник, несмотря на то, что ему чрезвычайно трудно говорить последовательно, что он увлекается и при этом бывает часто нескромен. Но, несмотря на все эти преимущества, он далек от того, чтобы быть великим министром. Его лень и нерадивость невозможно выразить. Он проводит жизнь с женщинами и второстепенными придворными. С делами, даже первой важности, он не спешит..."
     
  3. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Пётр Иванович Панин младший брат Никиты

    [​IMG]
    герой Семилетней войны, генерал-аншеф, сенатор
    с 1767 граф
    с 1768 член Совета
    1769-70 командующий 2 армией в русско-турецкую войну, кавалер Георгия 1 степени.
    с 70 в отставке.
    в 74-75 руководил подавлением восстания Пугачёва.


    Был известен как гуманный, но горячий и очень гордый человек.
    Волконский отмечал его способные качества, усердие и бодрый дух.
    К екатерининскому правлению относился весьма критично. императрица называла его "мне персональным оскорбителем", но при этом: "истинного патриота, коего усердие к особе Нашей, любовь и верность к отечеству, также отличные качества, способность и дарования, испытаны нами... во многих случаях""

    анекдоты:

    "Екатерина II передала на рассмотрение в сенат кодекс законов и через несколько дней поинтересовалась результатами рассмотрения на очередном заседании сената.
    Выяснилось, что все сенаторы одобряют проект кодекса законов, и только граф Пётр Панин промолчал. Императрица поинтересовалась мнением Панина, и тот, прежде чем отвечать, спросил:
    "Должен я отвечать Вашему Величеству как верноподданный или как придворный?"
    Екатерина II ласково ответила графу:
    "Без сомнения, как верноподданный".
    Тогда граф Панин выразил желание переговорить с императрицей наедине, и получил её согласие на такую беседу.
    Когда они уединились, императрица передала Панину тетрадь с проектом законов и попросила его вычеркнуть, не стесняясь, всё, что он находит неудачным.
    Панин зачеркнул всё.
    Затем Екатерина II положила разорванную тетрадь на стол в зале заседаний сената и сказала:
    "Господа, граф Панин только что доказал мне самым положительным образом свою преданность".
    Потом императрица обратилась к Панину:
    "Я вас прошу, граф, поехать со мной и отобедать у меня".
    Говорят, что с тех пор Екатерина II во всех своих важнейших проектах советовалась с графом Петром Паниным, а когда тот бывал в Москве, то она запрашивала его мнение письменно."

    "Однажды в присутствии в Сенате стали между собой спорить генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский (1727-1796) и сенатор граф Пётр Иванович Панин (1721-1789).
    Князь заявил:
    “Вы забыли, что я, по изречению Петра Великого, око государево”.
    Панин возразил:
    “Нет, бельмо государево”.

    "Граф П. И. Панин обладал твердым, непреклонным и прямым характером, правдивым и отзывчивым сердцем и большим просвещенным умом; он любил горячо свое отечество и ставил выше всего его благо; при этом, будучи истинно русским дворянином, родившимся, получившим воспитание и жившим всегда в России, он обнаружил в своей деятельности патриотизм высокий, но имевший иногда особый отпечаток вследствие присущих ему сословных взглядов. Последние вытекали логически из глубокого его убеждения в том, что дворянство, вполне хорошо воспитанное и образованное (а таким только оно, по его мнению, и должно было быть), составляет главную опору престола и отечества.
    По наружному виду он казался гордым аристократом, проникнутым чувством собственного достоинства и сильным, не скрываемым честолюбием, переходившим иногда даже в тщеславие. В действительности эта оболочка заключала в себе иного рода сущность: он считал службу отечеству священным долгом, причем ставил непременным условием самоотверженное и бескорыстное отношение к делу. Во всю свою жизнь он проводил эти убеждения и громогласно их выказывал во всякое время и во всяком месте, даже в присутствии первых лиц в государстве; при этом, чем выше стоял тот или другой человек, тем более строгие требования он ему предъявлял. При таких условиях он неминуемо должен был сталкиваться со многими влиятельными лицами и высшими сановниками; но это нисколько не ослабляло ни его энергии, ни размеров и характера его требований. Само собою разумеется, что он один, поддерживаемый (условно) лишь немногими, не мог пересилить многих, а потому и очутился в числе недовольных. Враги и завистники воспользовались его выдающимся и в тоже время исключительным положением в составе "Панинской партии", всячески под него подкапывались и очернили его в глазах императрицы, что и окончилось для него опалой. Тем не менее, он не колебался в выборе образа действий, когда дело касалось сохранения его чести, репутации и самостоятельности. Правда, он мог в сознании своей правоты так решительно отстаивать все, что ему было дорого, — благодаря своим связям и обеспеченному положению; но все-таки он представлял, как кажется, единственный (в то время) пример подобной нравственной устойчивости.

    Вся его жизнь и сохранившаяся переписка доказывают, что он живо интересовался военным делом во всем его объеме, а также внутренней жизнью государства и его политическими отношениями, причем проникал, по мере своего понимания, в сущность происходивших явлений.

    Не будучи первостепенным полководцем (стратегом), он был, однако, вполне способен командовать армией (1762, 1769—1770 гг.): оценивая верно обстановку, он действовал согласно ее требованиям, причем понимал вполне правильно значение главнокомандующего и круг его деятельности. В области тактики он являлся одним из проводников идей Петра Великого; при чутком понимании особенностей русского военного дела и русской армии, он обнаружил в этом отношении такие высокие качества, которые, по всей справедливости, ставят его почти наряду с первейшими генералами нашей армии во все времена ее существования.

    Далеко не маловажной представляется и его государственная деятельность, в области которой он проявил несомненные дарования, хотя и тут не возвысился до всеобъемлющего понимания сущности высшей внутренней политики.

    Будучи удален от дел и находясь даже в положении опального, но став, несмотря на это, в близкие отношения к наследнику престола, Панин с нескрываемым удовольствием разъяснял ему различные недостатки тогдашних придворных и высших административных сфер и в то же время внушал ему идеи твердой власти, основанной на законе, силе и правде.

    Питая отвращение к неблаговидным интригам и к кривым путям и будучи непримиримым противником таких деятелей, у коих личные выгоды стояли выше всех других побуждений, Панин должен был признать себя побежденным, но и после того не падал духом до самого конца: нравственной победы над ним враги его не одержали." (Брокгауз)
     
    Последнее редактирование: 3 сен 2014
  4. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Остерман Иван Андреевич

    [​IMG][​IMG]

    1775-96 вице-канцлер, с 96 канцлер, с 97 в отставке

    формальный глава внешнеполитического ведомства после Голицына. сын генерал-адмирала А.И. Остермана.

    Де Парелло:
    Я здесь ограничусь разсказом, котораго нельзя найти ни в одной книге. Эта фамилия спаслась именно тем, что ея враги преследовали ее с непримиримым ожесточением,—явное доказательство того, что Провидение нередко достигает своих целей такими путями, которые глазам слабых смертных кажутся ведущими к совершенно иному исходу. Генерал-адмирал граф Остерман, не ослепляясь счастием, счел необходимым оградить себя от его превратности и поместил в Голландии большую денежную сумму, с непременным условием не выдавать ея по простым приказам, но единственно в случае, когда он, или его сын, явятся лично для получения. Партия, возведшая на престол императрицу Елисавету, узнав об этой предосторожности, решилась, вместо того, чтоб сослать в Сибирь сына вместе с отцом, выказать притворную умеренность, и выхлопотала ныне здравствующему графу Остерману паспорт, необходимый для поездки в Голландию по его делам; но вместе с тем послано было Русскому министру при генеральных штатах приказание уловить минуту, когда он получит свои деньги и, арестовав его под каким-нибудь благовидным предлогом, выслать в Россию вместе с его деньгами. Возмущенный столь явным предательством, Русский посланник, вместо того чтоб исполнить такия варварския приказания, посоветовал молодому путешественнику проследовать далее, не востребовав своих капиталов. Тогда граф Остерман объехал почти всю Европу, преуспевая в изучении нескольких языков, на которых говорит свободно, и был проездом в Турине, о котором сохраняет живое воспоминание. Между тем его враги утратили свою силу, и лица, которыя еще благоволили к нему, нашли средство добиться его назначения кавалером посольства в Париже, где тогда был посланником известный Бестужев. Оттуда он был переведен, в качестве министра, в Швецию. Во время этого продолжительнаго пребывания его в Стокгольме, он присылал такия интересныя депеши, что здесь сложилось самое выгодное мнение о его способностях. Влияние гр. Панина тогда клонилось к упадку, и приискивали ему искуснаго помощника, чтоб иметь возможность отстранить его от дел. Все взоры обратились на графа Остермана, котораго восхваляла вся канцелярия иностранных дел. Но, к общему удивлению, в Совете не узнали человека, прославившагося своими письменными донесениями. За удивлением скоро последовало ближайшее разсмотрение; взыскательные люди захотели вникнуть в причину такого резкаго различия, и открылось, что один Шведский сенатор, человек замечательнаго ума и вполне преданный России, снисходительно служил Остерману своим красноречивым пером. Несмотря на такое нелестное открытие, и при том не будучи способен возбуждать опасений, он удерживается на высоком месте, на которое возвела его счастливая ошибка, потому что никто не думает о его низведении. Действительно, он занимает это место только ради наружной представительности, в известные дни еженедельно принимает для совещаний; но каждый министр избирает, смотря по его личным связям, или по свойству дел, ему предстоящих, тот путь, который он считает наиболее удобным для достижения своих целей; Остерману-же сообщает о своих действиях только для формы, когда дело уже почти доведено до конца. Тогда граф Остерман безсознательно передает ответы, продиктованные ему гр. Безбородкой или г. Бакуниным. Из всего вышесказаннаго можно судить, что его положение не особенно блистательно; но к несчастию, если он неспособен выйдти из такого незавиднаго состояния, то по крайней мере достаточно умен, чтоб понимать всю его неловкость. Он сетует об этом и оскорбляется на столько, что не может скрывать своего огорчения. Поэтому он всех принимает с дурным расположением духа, изощряется всегда истолковать в невыгодном смысле все, что ему объясняют, по малейшим поводам дает понять, что ему известно, что уже обращались к другим лицам; но, как в сущности он человек честный, то наконец смягчается и обещает дать ответ по получении повелений от государыни. Так как эти приемы общеизвестны, то, если сначала выказать хладнокровие, а потом твердость в ответах, можно быть уверенным в благоприятном исходе аудиенции. Таков образ действий, котораго следует держаться относительно этого министра; обойти же его невозможно. Зависть и колкость, преобладающая в его беседах, не придают приятности объяснениям, которыя необходимо иметь с ним; но следует признаться, что эти неудобства ощущаются преимущественно новоприбывшими. При ближайшем знакомстве, с ним можно легко сойтись и наконец жить с ним в добром согласии."

    "очень ограниченный, напыщенный сановник, годный лишь для того, чтобы важно носить мундир и внушать почтение на торжественных приемах".

    Сегюр: ""человек благонамеренный, но простоватый" "Граф Остерман, личность, как вам известно, совершенно ничтожная, занимает место вице-канцлера, кажется, ради одной представительности. У него нет ни таланта, ни влияния;"

    Безбородко: "большой глухой, когда за руль брался, худо правил, да и вообще ничего еще не сказал, что бы не мною написано было"

    Чарторысский: «он походил на копию со старых вышитых картин. Длинный, худой, бледный, одетый в старинный костюм, в суконных сапогах, в платье коричневого цвета с золотыми пуговицами и с черной повязкой на шее, он являлся представителем эпохи Елизаветы. Остерман был известен своею честностью; его манеры носили величественный характер. Молча, как автомат, он делал приветственный знак своей длинной рукой. Это было вместе с тем и приглашением садиться.Он выступал теперь только лишь на высокоторжественных обедах, и в самых важных делах, когда нужно было постановить окончательное решение или выпустить какую-либо декларацию, где его подпись должна была стоять на первом месте. Уже преклонных лет и не обладавший большими способностями, граф Остерман все же был ценен своей долголетней практикой, своею опытностью, честностью и здравым смыслом»


    После отставки жил в Москве «хлебосольно и открытым домом… Приезжающих к нему на обед, особенно по воскресеньям, иногда было до ста и более персон обоего пола. Граф почти девяностолетним стариком сохранял здоровье и полную память о прошлом. Хлебосольство его теперь покажется почти сказочным. гостей за его столом угощали почти на убой; сам Остерман ходил и смотрел, чтобы его гости ели; перемен блюд бывало у него до сорока и более. Во все время стола гремела музыка на хорах, и когда за столом преобладали дамы, то в конце обеда граф, взглянув на хоры, давал знать в ладоши, чтобы начинали другую музыку, и тогда гремел польский — Козловского, и гости, вскочив из-за стола, тянулись парами в гостиную и далее по залам. Обыкновенно же, если у него не обедывали дамы, музыка кончалась с десертом"» (Пыляев)

    Кэтрин Вильмот: ""Ордена св. Георгия, св. Александра Невского, св. Владимира висят на нем на красных, голубых и разноцветных лентах. Ему 83 года; его старые кости дребезжат в карете, запряженной восьмеркой лошадей. За обедом знатные люди стоят позади его стула. Граф Остерман живет по такому этикету, который полагался ему в дни его фавора"

    Марта Вильмот: "Сегодня мы обедали с графом Остерманом, чей смех может расшевелить саму смерть"

    заметной фигурой был и старший брат канцлера гр. Фёдор Андреевич
    [​IMG]
    действительный тайный советник, московский губернатор 73-80, затем сенатор.

    в старости прославился своим склерозом:
    "Садясь иногда в кресло и принимая его за карету, Остерман приказывал везти себя в Сенат; за обедом плевал в тарелку своего соседа или чесал у него ногу, принимая ее за свою собственную; подбирал к себе края белого платья сидевших возле него дам, воображая, что поднимает свою салфетку; забывая надеть шляпу, гулял по городу с открытой головой или приезжал в гости в расстегнутом платье, приводя в стыд прекрасный пол. Часто вместо духов протирался чернилами и в таком виде являлся в приемный зал к ожидавшим его просителям; выходил на улице из кареты и более часу неподвижно стоял около какого-нибудь дома, уверяя лакея, «что не кончил еще своего занятия», между тем как из желоба капали дождевые капли; вступал с кем-либо в любопытный ученый разговор и, не окончив его, мгновенно засыпал; представлял императрице вместо рапортов счеты, поданные ему сапожником или портным, и т. п.
    Раз правитель канцелярии поднес ему для подписи какую-то бумагу. Остерман взял перо, задумался, начал тереть себе лоб, не выводя ни одной черты, наконец вскочил со стула и в нетерпении закричал правителю канцелярии:
    — Однако ж, черт возьми, скажи мне, пожалуйста, кто я такой и как меня зовут!"

    Рассказывают, что однажды граф приехал в присутствие, держа в руке вместо шляпы ночной горшок.
    Однажды граф принял одного известного и знатного посетителя за некую барыню, стал обличать его мотовство и распутство и грозил отдать в опеку.
    В другой раз в доме у своих друзей граф поднял на руки хозяина вместо его внука и очень удивлялся, что за неделю мальчик мог так потяжелеть.
     
    Последнее редактирование: 31 авг 2014
    La Mecha нравится это.
  5. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Безбородко А.А.

    [​IMG]

    с 1775 личный секретарь и докладчик императрицы
    с 1784 второй член и фактический руководитель иностранной коллегии (после Панина), граф Римской империи
    с 1786 член Совета, гофмейстер
    с 1790 действительный тайный советник
    с 1796 действительный тайный советник 1 класса
    с 1797 канцлер, светлейший князь
    ум. в 1799

    Де Палермо:

    "Вслед за князем Потемкиным по этому порядку вещей следует говорить о графе Безбородко, который ревностью своего характера, кротостью и даже, может быть, застенчивостью, как и небрежною простотою костюма представляет странный контраст с пышностью, самоуверенностью и горделивой осанкой упомянутого министра (Потемкина. - Н. П.). Судя по наружности, можно бы подумать, что граф пользуется второстепенным кредитом при дворе и играет роль подчиненного, но если всмотреться поглубже, нельзя не заметить тотчас, что он стоит выше во мнении государыни, чем первый, вся сила которого зависит единственно от убеждения ее в том, что он необходим"....
    "Независимо от счастливой памяти, значительно облегчающей его собственный труд, а также и труд тех, кто с ним работает, он, говорят, обладает в высшей степени даром находить средства для благополучнаго исхода самых щекотливых дел. Этими двумя качествами он до такой степени возвысился во мнении Екатерины II, что, в ежедневных беседах с ним, эта государыня говорит ему обо всем и открывает ему возможность иметь влияние на все. Здесь уместно привести делаемый ему упрек, что он не только медлит целые годы окончанием дел, но даже, в некоторых случаях, никогда их не оканчивает. Чувство справедливости побуждает меня упомянуть, по этому поводу, о своеобразной заботе, которую эта государыня вперила себе в голову: она хочет слыть по всей Европе столь милостивою, что будто никто, обращаясь к ней, не получает отказа. Несмотря на это мнимое великодушие, здесь, как и везде, существует разряд людей нескромных, или предъявляющих домогательства, лишенныя всякаго основания. Итак, для соглашения требований правосудия с предвзятою мыслию государыни, было принято за правило, чтоб министры истощали терпение лиц, которых нельзя удовлетворить, безконечными проволочками и затруднениями. Видя, что они не могут ничего добиться, подобные просители наконец прекращают свои хлопоты и удаляются с жалким утешением в-волю злословить великаго заступника, к которому они обращались. Граф Безбородко, имея в своем ведении более дел, чаще других бывает вынужден навлекать себе такия нарекания; поэтому неудивительно, что, несмотря на его вежливость, приветливость и кротость, отвсюду слышатся жалобы на него. Впрочем, изо всех министров я гораздо более
    склонен верить в его честность, чем в честность кого-либо другаго из них, и еслиб мне предстояло вести какое-нибудь важное дело, то я счел-бы за лучшее довариться ему вполне".
    .

    Ривароло: "Наибольшим влиянием пользуется граф Безбородко. Секретарь Кабинета ее величества, он ежедневно в положенные часы докладывает ей о текущих делах по всем министерствам и вместе с ней предварительно разбирает их... Деятельный, мягкого характера, старающийся по возможности угодить всякому, он считается искусным дипломатом и ловким царедворцем".

    Граф Сегюр "Он скрывал тонкий ум под тяжелой внешностью"; "Умный, ловкий и уступчивый, но отчасти слабый"; "Граф Безбородко постоянно старается всех примирить...".

    Чарторысский: "Родом из Малороссии, Безбородко начал свою карьеру под начальством маршала Румянцева. Представленный им императрице, он, благодаря своему таланту, большой способности к работе и огромнейшей памяти, быстро добился высоких чинов и богатства. Екатерина назначила его членом коллегии иностранных дел и поручала ему ведение самых секретных переговоров. С наружностью медведя он соединял тонкий проницательный ум и редкую сообразительность. Ленивый до последней степени, любивший предаваться удовольствиям, он брался за работу только в случаях крайней необходимости, но взявшись, работал очень быстро без перерывов. Поэтому императрица очень ценила его и осыпала милостями."

    Комаровский:
    «Ничего не было приятнее, как слышать разговор графа Безбородки; он одарен был памятью необыкновенною и любил за столом много рассказывать, особливо о фельдмаршале графе Румянцеве, при котором он находился несколько лет. Беглость, с которою он читавши схватывал, так сказать, смысл всякой речи, почти невероятна; мне случалось видеть, что привезут к нему от императрицы преогромный пакет бумаг; он после обеда обыкновенно садился на диван и всегда просил, чтобы для него не беспокоились, а продолжали бы между собою разговаривать, и он только переворачивал листы и иногда еще вмешивался и в разговор своих гостей, не переставая между тем переворачивать листы читаемых им бумаг. Если то, что он читал, не заключало в себе государственного секрета, то он пересказывал оного содержание. Я слышал от графа Моркова, что он не мог никогда надивиться непостижимой способности графа Безбородко читать самые важнейшие бумаги с такою беглостью и так верно и так скоро постигать смысл оных"

    «Уникальная память Безбородко, пожалуй, более всего поражала современников. Комаровский рассказывал, что перед отъездом в Вену великий князь Константин послал его, своего адъютанта, к Безбородко осведомиться, кому и какие подарки надо будет делать при венском дворе. Александр Андреевич стал ему "рассказывать, как будто читал родословную венских вельмож, кто из них чем примечателен, кто и в какое время наиболее оказал услуг двору нашему". Комаровский слушал около часу с большим вниманием и любопытством. Безбородко перечислил всех вельмож, которых им предстояло увидеть. "Потом он сел и написал своею рукой список всех, которым должно дать подарки и какие именно... Граф, конечно, и о прочих дворах имел такие же сведения".При такой памяти Безбородко за два года выучил французский язык, а потом еще немецкий и итальянский.»

    Гельбиг

    "Безбородко своей ловкостью сделался совершенно необходимым человеком для императрицы. Она решительно не могла отказаться от его помощи, и в 1781 году он все еще был кабинет-секретарем. Ни один из государственных министров не мог представить ей такого ясного доклада, как Безбородко, даже по самым запутанным делам и по всевозможным отраслям государственного управления. Одной из выдающихся его способностей было его полное владение русским языком. Когда императрица приказывала ему набросать указ, письмо или что-либо подобное, он отправлялся в соседнюю комнату и через самое короткое время возвращался и приносил проект, составленный так точно, так изящно, что не оставалось желать ничего лучшего….. Императрица, конечно, поступила бы гораздо лучше, если бы во всех своих действиях руководилась Безбородко, который во всем совете был, после Александра Воронцова, бесспорно, самым умным и самым образованным человеком. … Весьма просвещенный ум, всегда верное суждение и редкое присутствие духа поднимают князя Безбородко до гения. Его знания языков, быстрота его работы и его политические взгляды были бесподобны, по крайней мере для той сцены, на которой он стоял. Прекрасными чертами его характера были добросердечие, не знавшее злопамятства, и благодарность за благодеяния, оказанные ему в юности. Никогда Зубов и Марков не чувствовали его мести, и никогда он не забывал, что сделали для него Разумовский и Румянцев. Эти добродетели в той обширной и высокой сфере, в которой находился Безбородко, могли бы сделать гораздо более еще добра, если бы они не парализовались часто его недостатками. Он предавался всяческому сладострастию, и когда заходила речь о работе, его лень была беспримерна. Из этих двух недостатков вытекал третий, несравненно более вредный — он почти никогда не держал своего слова. Он всегда всем обещал, никогда и не думал об исполнении своих обещаний, так как он, конечно, часто был и не в состоянии сделать то, чего от него просили. Его дом был полон просителей. Часто он не хотел отпустить их без утешения, иногда же ловко выходил из затруднения. Когда вся улица была запружена каретами, привезшими лиц, ожидавших его в приемной, он украдкой, через задний ход, закутанный в плащ, ускользал из своего дома и оставлял всех просителей, которые тоже расходились по домам, заметив, что солнце уже не появится в этот день. В молодых годах Безбородко был очень красив, и говорят, что он нравился многим дамам, даже высокопоставленным. В обхождении он был весел, остроумен и поучителен.Известная щедрость обоих государей, при которых служил Безбородко, заставляет уже ожидать, что его состояние было громадно. В год смерти доходы его были значительно более 200 000 рублей. Он владел 49 000 крестьян. Его движимое имущество, кроме картинной галереи, быть может, одной из самых больших и дорогих, бывших когда-либо у частного лица и трудно оценимой, определяли в четыре миллиона рублей. Большая часть его имений была на Украине и в Подолии, но значительно более прелестные владения имел он в Петербурге и Москве. Его дворец в Петербурге и другой, на Вьгборгской стороне, в саду, были внутри так великолепны, что едва ли что-либо подобное можно видеть в этом роде где-либо еще; но эти дворцы — ничтожество перед его московским дворцом, казавшимся настоящим замком фей. Покажется, конечно, невероятным, что Безбородко при таком большом состоянии мог оставить на миллион рублей долгов, но это буквально верно".

    из анекдотов о Безбородко:

    "Говорят, как-то раз он загулял и забыл написать проект указа. А тут его срочно вызвала императрица и велела прочитать подготовленный им проект. Обер-секретарь без запинки это сделал. Каково же было изумление государыни, решившей внести какую-то правку, когда выяснилось, что недавно протрезвевший Безбородко во время доклада держал перед собой чистый лист бумаги".

    …. Павел I наградил привязанность, выказанную ему Безбородко, неограниченнейшим доверием. Граф же Безбородко никогда не колебался в верности своему государю и всегда давал ему самые мудрые советы. В жизни императора было заметно, что он следовал этим советам. Величайшие глупости в царствование Павла приходятся на время после смерти Безбородко. ... Впрочем, в это царствование Безбородко показал, что он вполне придворный человек. Его готовность льстить капризам императора доходила до преувеличения. Когда Павел I приехал в Москву на коронацию, он остановился во дворце Безбородко, самом обширном и самом роскошном во всей Москве. Однажды он стоял с императором у окна, из которого виден был великолепный сад. Государь, смотревший на все с солдатской точки зрения, сказал, что тут мог бы быть прекрасный экзерцир-плац. Это было высказано без всякой задней мысли; когда же император на другое утро проснулся и подошел к окну, он увидал, что сад обращен в плац для обучения солдат. При помощи солдат Безбородко в одну ночь вырыл все деревья и кусты! "

    "Безбородко очень любил свою родину — Малороссию и покровительствовал своим землякам. Приезжая в Петербург, они всегда являлись к канцлеру и находили у него ласковый прием.
    Раз один из них, коренной хохол, ожидая в кабинете за креслом Безбородко письма, которое тот писал по его делу к какому-то влиятельному лицу, ловил мух и, неосторожно размахнувшись, вдруг разбил стоявшую на пьедестале дорогую вазу.
    — Ну что, поймал? — спросил Безбородко, не переставая писать. "



    "По воцарении императора Павла, к Безбородко пришли спросить, можно ли пропустить иностранные газеты, где, между прочими рассуждениями, помещено было выражение: «Проснись, Павел!»
    — Пусть пишут,— отвечал Безбородко,— уже так проснулся, что и нам никому спать не дает! "



    "У Александра Андреевича было две страсти: игра в карты и увлечение слабым полом. В карты ему, по свидетельству современников, не везло, в любви - не всегда, тем более что Безбородко, по свидетельству маркиза де Палермо, "далеко не красив собой". Обе страсти были известны императрице, и она к ним относилась снисходительно. Храповицкий записал об отсутствии графа при дворе 13 и 14 января 1791 года: "Спрашивали и на ответ, что болен, улыбнувшись сказала: знаю от чего болен". Улыбка императрицы означала, что ей известны слабости канцлера.

    Предметом его ухаживаний были актрисы, русские и иноземные. Екатерина, узнав, что граф подарил итальянской певице Давиа 40 тысяч рублей, велела выслать ту из столицы.

    Безбородко был влюблен в певицу Е. С. Угарову и так назойливо ухаживал за ней, что та, улучив момент, пожаловалась Екатерине. "Лизинька ни на какие обещания графа не поддается", - записал Гарновский. Угарова была влюблена в актера Сандунова. При содействии Екатерины влюбленные были обвенчаны и, чтобы избавиться от поклонников, уехали в Москву.

    Столь же неудачны были амурные похождения с другой актрисой, о чем рассказала Е. Р. Дашкова в письме к неизвестному корреспонденту 1 января 1787 года. Безбородко "влюбился в танцовщицу по имени Маврушка, по слухам очень хорошенькую; он нанял ей дом Убри, по соседству с собою, поместил на ее имя в Воспитательный дом десять тысяч рублей и драгоценностей на такую же сумму и вдруг Чесменский (сын. - И. П.) графа Алексея (Орлова. - Н. П.] отбил ее у него; она предпочла его всем материальным выгодам, предлагаемым графом, и тот остался без двадцати тысяч и без девицы. Говорят, он был этим огорчен и пытается завязать отношения с Давней, рискуя быть побитым, так как она угощает пощечинами своих поклонников; благодаря ей многочисленные враги графа будут отомщены".

    Источники сообщают на этот счет и другие фантастические сведения. А. М. Грибовский в своих "Записках" писал о том, что Безбородко давал ежемесячно итальянской певице по 8 тысяч золотом, а при ее отъезде на родину одарил ее деньгами, золотом и бриллиантами на 500 тысяч рублей. Такими суммами отнюдь не бедный Безбородко, конечно же, не располагал.

    Н. И. Греч сообщает, что Безбородко не чурался визитов и в непристойные заведения: "Каждую субботу после обеда надевал он синий сюртук, круглую шляпу и клал сто рублей в карман. Вооруженный таким образом, посещал он самые неблагопристойные дома". О том, что визиты Безбородко в публичные дома не являются выдумкой Греча, явствует из свидетельства Терещенко, писавшего ранее Греча: Александр Андреевич имел обыкновение ходить по городу в старом долгополом зеленом сюртуке, в грязных сапогах, с небрежно повязанным платком на шее, в помятой шляпе и тростью в руке.

    Гарновский записал суждение Безбородко о том, почему неженатый человек имеет преимущество над женатым. Однажды граф поссорился с И. А. Остерманом, упрекавшим статс-секретаря в том, что он связывался с "девками". Безбородко парировал упрек: "Я для того люблю девок, что имею власть их переменять, чего мужья с женами своими делать не могут, хотя и знают, что она б...".

    Самую продолжительную связь Безбородко поддерживал с актрисой О. А. Каратыгиной. Она оставила сцену и в 1790 году поселилась в доме Безбородко. У нее родилась дочь Наташа, горячо любимая отцом. Он дал ей прекрасное воспитание и образование, обеспечил богатым приданым и выдал замуж за гвардейского полковника. Наташа тепло отзывалась об отце. Князю Кочубею она писала: "В оном же письме изволите упоминать о благодетеле моем, князе Александре Андреевиче. О сем священнейшем для меня имени я не могу слышать равнодушно, и по мере моего возраста я более и более чувствовала мою в нем потерю и сиротство, лишаясь в нем всего, что было для меня священнейшего"."
     
    Последнее редактирование: 28 авг 2014
  6. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Чернышёв Иван Григорьевич

    [​IMG]

    фактический руководитель адмиралтейств-коллегии с 1764 г:
    с 64 член-докладчик (сменив адмирала Талызина) и командир галерного флота
    с 69 вице-президент
    с 96 президент

    с 83 сенатор
    с 90 г. член Совета
    с 96 фельдмаршал
    умер в 97 г.

    не будучи моряком, тем не менее как умелый администратор способствовал возрождению флота.
    во времена Елизаветы был замешан в махинациях, но во времена Екатерины сам не раз тратил на флот собственные деньги.

    Щербатов: "Граф Иван Григорьевич Чернышев, ... человек не толь разумный, коль быстрый, увертливый и проворный, и, словом, вмещающий в себе все нужные качества придворного, многия примеры во всяком роде сластолюбия подал. К несчастию России, он немалое время путешествовал в чужие край, видел все, что сластолюбие и роскошь при других европейских дворах наиприятнейшего имеют, он все сие перенял, все сие привез в Россию, и всем сим отечество свое снабдить тщился. Одеянии его были особливого вкусу и богатства, и их толь много, что он единожды вдруг двенатцать кавтанов выписал, стол его, со вкусом и из дорогах вещей соделанной, обще вкус, обоняние и вид привлекал; екипажи его блистали златом, и самая ливрея его пажей была шитая серебром; вины у него были на столе наилутчия и наидражайшия. И подлинно он сим некоторое преимущество получал, яко человек имеющей вкус, особливо всегда был уважаем у двора"
     
  7. La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Нет, просто шок!:living-daylights:

    Если это тот самый, который породил 17 детей, умерших во младенчестве, то это удивительно - когда же он успевал все это, при такой массе тела и длительности туалета. Да еще спанье до восьми!!!
     
  8. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    нет, это его брат.
     
  9. La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Этот?
    Удивительно... В таком случае, когда же этот "гордый аристократ" с "сильным нескрываемым честолюбием" произвел на свет столько детей?
    На столько разностей человека хватало!
     
  10. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Захар Григорьевич Чернышёв

    [​IMG]

    старший брат Ивана, масон.

    с 1763 вице-президент (глава) военной коллегии, 1773-74 президент.
    затем наместник Полоцкий и Могилёвский, с 1782 главнокомандующий в Москве, ум. 1784
    член Совета с 1768, фельдмаршал с 1773

    Екатерина: "горячая голова"



    Ф. Голицын: " он отличался каким то особым дарованием приводить в отменный порядок всё ему вверенное.. При всех его способностях и важных занимаемых им должностях он был характеру весёлого и приятного"

    Добрынин: "Графъ былъ хотя человѣкъ искренной и охочь дѣлать добро, но былъ горячаго свойства и непобѣдимой слуга и любитель своего отечества; a изъ сего драгоцѣннаго источника изливалось иногда то, что онъ, подъ образомъ службы, скажетъ и губернатору, какъ деньщику."

    анекдоты:

    однажды купец московский вручил ему просьбу, наполненную оскорбительными для него выражениями: "Возьми обратно свое прошение, — сказал Чернышев, — ты купец, я фельдмаршал, следовательно, не могу обижаться твоей бранью. Советую переписать бумагу, если не желаешь, чтобы она послужила тебе во вред"


    на второй день пребывания императрицы в Могилеве между графом Чернышевым и Потемкиным произошел инцидент, лишивший и самого графа, и его подчиненных царских милостей. Он состоял в следующем: граф первым к награде панагией представил епископа Георгия через Потемкина, который тогда был в силе. Потемкин, желая сделать приятное графу, доложил государыне, вынес панагию и сказал: "Извольте отнести сами желаемое вами награждение епископу".
    Гордый и самолюбивый граф ответил: "У вас есть на то адъютанты, а я уж стар для рассылок".
    Потемкин, обидевшись на его ответ, пожаловался государыне; она разгневалась на Чернышева и стала обращаться с ним холодно. Щедрые награды орденами и чинами, которые были приготовлены для чиновников белорусских губерний, остались неутвержденными.
    Честный и откровенный граф не скрыл от подчиненных, что он был виновником очевидного нерасположения императрицы, и спустя несколько дней после ее отъезда сказал: "Ну, друзья мои, виноват, что никто из вас не награжден; признаюсь, некстати погорячился; ну вот, по крайней мере, жалование государыни жене моей разделю с вами", — и... разорвал жемчужное ожерелье сидевшей рядом с ним жены и разделил между присутствующими.


    "Что нового?" - спросил он у одного своего знакомого. - "Слышно, что князю Репнину дали Андреевский орден". - "Дали? - переспросил Чернышев. - Мне его дали и тебе могут дать, а Репнин сам его взял"
     
    Последнее редактирование: 2 сен 2014
  11. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Потёмкин-Таврический Г.А.

    [​IMG]
    участник переворота 1762 г. фаворит 74-75, возможно тайный муж императрицы.

    с 1774 вице-президент (глава), с 84 президент военной коллегии
    с 1774 граф, подполковник Преображенского полка (до 83), член Совета
    с 1776 наместник Новороссийский. Астраханский и Азовский, светлейший князь Римской империи
    с 1783 создатель и первый командир Черноморского флота
    с 84 фельдмаршал, шеф кавалергардов (которые сменили елизаветинскую лейб-компанию)
    87-91 главнокомандующий армией и флотом в русско-турецкой войне
    1788 кавалер Георгия 1 степени
    ум. 1791

    Екатерина 2: " У него были смелая душа, смелое сердце и смелый ум... Он был мой дражайший друг... человек гениальный. Мне некем его заменить!"

    Суворов: ""Он честный человек, он добрый человек, он великий человек: щастье мое за него умереть"."

    Де Линь ""Показывая вид ленивца, трудится беспрестанно; не имеет стола, кроме своих колен, другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предается сну ни днем ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности, и веселится, когда она настала; унывает в удовольствиях; несчастлив от- того, что счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный, искусный министр, тонкий политик и вместе избалованный девятилетний ребенок; любит Бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее, чем самого себя; одною рукою крестится, а другою приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздает; лучше любит давать, чем платить долги; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного века Людовика XIV и вместе изнеженный сибарит. Какая же его магия? Гений, потом и еще гений; природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздавании наград, чрезвычайно тонкий дар угадывать то, что он сам не знает, и величайшее познание людей; это настоящий портрет Алкивиада"."

    Сегюр: "
    "Никогда еще ни при дворе, ни на поприще гражданском или военном не было царедворца более великолепного и дикого, министра более предприимчивого и менее трудолюбивого, полководца более храброго и вместе нерешительного. Он представлял собой самую своеобразную личность, потому что в нем непостижимо смешаны были величие и мелочность, лень и деятельность, храбрость и робость, честолюбие и беззаботность. Везде этот человек был бы замечателен своей странностью...
    Потемкин обладал счастливой памятью при врожденном живом и подвижном уме, но вместе с тем был беспечен и ленив. Любя покой, он был, однако, ненасытно сластолюбив, властолюбив, склонен к роскоши, и потому счастье служило ему, утомляло его, оно не соответствовало его лени и при всем том не могло удовлетворить его причудливым и пылким желаниям. У него было доброе сердце и едкий ум""


    Ди Парелло
    "Достоверно то, что он—человек роста и вообще телосложения удивительнаго; но недостаток глаза заметен, вследствие чего он лицом скорее дурен, чем красив. Что касается выражения его лица, то оно неспособно внушать доверие. ...
    князь славился даром познавать людей с удивительною легкостью; его память служитъ ему вместоизучения:—из немногаго, что он прочел, и многаго, что он слышал, ничего не ускользнуло в его голове. ...
    Я не умею сказать, как он держит себя при императрице: сообщение, существующее между императорским дворцом и тем, который он занимает, дает ему возможность проходить в ея покои без всякаго стеснения. Я не сомневаюсь, что он пользуется этим; но было-бы трудно оценить степень вероятности всего того, что разсказывают и чему я, признаюсь, не склонен верить. Несмотря на мою малую опытность, мне доводилось слышать во многих, посещенных мною, странах разсказы в этом роде, которые никогда не подтверждались ничем, и я полагаю более благоразумным откинуть добрую половину подобных толков. И так, оставляя в стороне этот вопрос, я перейду к описанию приемов его обращения вообще со всеми. Во первых, его передняя наполнена генералами, особами в лентах и знатнейшими лицами страны, которые все усердствуют прислужиться ему. Дежурный адъютант докладывает о просящих аудиенции, которая дается не легко. Иностранные министры, не желая дожидаться в передней, остаются в своих каретах у ворот дворца, пока не будет дознано, принимает-ли он, или не принимает. Когда он доступен, тогда посетителей проводят, не останавливаясь нигде, прямо в его комнату, где почти всегда они находят его в халате, без галстуха, в туфлях и, как некоторые уверяют, и без штанов, под вечным предлогом нездоровья. Хотя он с места не встает, но нельзя сказать, чтоб он принимал слишком горделиво. Притворная болезнь извиняет его, если он не трогается, как требовала-бы пристойность, и выражение, какое он, когда захочет, придает своему лицу, избавляет его от обвинения в гордости. Так как случай к тому представляется, то я здесь упомяну, что человек, о котором я говорю, одарен способностью передразнивать, до изумительнаго сходства, всех, кого он знает. Это дарование не редко в здешней стране и проистекает, как я думаю, из свойства нации, которая ничего не изобретает, но с величайшею легкостью воспроизводит все, что видит. При такой наклонности, князь благоволит к людям, одаренным одинаковою с ним способностью, и мы знаем, что многие, в том числе и актеры, вкрались к нему в милость с помощью этого средства. "
     
    Последнее редактирование: 30 авг 2014
  12. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    анекдоты о Потёмкине

    Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
    Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя.
    Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:
    — Зачем ты прибыл сюда, старина?
    — Да вот, Ваша Светлость,— отвечал дьячок,— пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за неспособностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице — не поможешь ли мне у нее чем-нибудь?
    — Ладно,— сказал Потемкин,— я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?
    — Э, нет, Ваша Светлость,— возразил дьячок,— ты теперь на мой голос не надейся; нынче я петь-то уж того — ау! Да и видеть, надо признаться, стал плохо; печатное едва разбирать могу. А все же не хотелось бы даром хлеб есть.
    — Так куда же тебя приткнуть?
    — А уж не знаю. Сам придумай.
    — Трудную, брат, ты мне задал задачу,— сказал улыбаясь Потемкин.— Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю.
    На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.
    «—' Ну, старина,— сказал ему Потемкин,— нашел для тебя отличную должность.
    — Вот спасибо, Ваша Светлость; дай тебе Бог здоровья.
    — Знаешь Исакиевскую площадь?
    — Как не знать; и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
    - Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
    — Еще бы!
    - Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно
    ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
    Дьячок в точности исполнил приказание.
    _ Ну что? — спросил Потемкин, когда он возвратился.
    _ Стоит, Ваша Светлость.
    — Крепко?
    — Куда как крепко, Ваша Светлость.
    — Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай, да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
    Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.






    Один из адъютантов Потемкина, живший в Москве и считавшийся в отпуску, получает приказ явиться: родственники засуетились, не знают, чему приписать требование светлейшего. Одни боятся внезапной немилости, другие видят неожиданное счастие. Моледого чет ловека снаряжают наскоро в путь. Он отправляется из Москвы, скачет день и ночь и приезжает в лагерь светлейшего. Об нем тотчас докладывают. Потемкин приказывает ему явиться. Адъютант с трепетом входит в его палатку и находит Потемкина в постеле, со святцами в руках. Вот их разговор:
    Потемкин. Ты, братец, мой адъютант такой-то?
    Адъютант. Точне так, Ваша Светлость.
    Потемкин. Правда ли, что ты святцы знаешь наизусть?
    Адъютант. Точно так.
    Потемкин (смотря в святцы). Какого же святого празднуют 18 мая?
    Адъютант. Мученика Федота, Ваша Светлость.
    Потемкин. Так. А 29 сентября?
    Адъютант. Преподобного Кириака.
    Потемкин. Точно. А 5 февраля?
    Адъютант. Мученицы Агафьи. Потемкин (закрывая святцы). Ну, поезжай же себе домой.



    Молодой Ш. как-то напроказил. Князь Б. собирался пожаловаться на него самой государыне. Родня перепугалась. Кинулись к князю Потемкину, прося его заступиться за молодого человека. Потемкин велел Ш. быть на другой день у него, и прибавил: «Да сказать ему, чтоб он со мною был посмелее». Ш. явился в назначенное время. Потемкин вышел из кабинета в обыкновенном своем наряде не сказал никому ни слова и сел играть в карты. В это время приезжает князь Б. Потемкин принимает его как нельзя хуже и продолжает играть. Вдруг он подзывает к себе Ш.
    — Скажи, брат,— говорит Потемкин, показывая ему свои карты,— как мне тут сыграть?
    — Да мне какое дело, Ваша Светлость,— отвечает ему Ш.,— играйте, как умеете.
    — Ах, мой батюшка,— возразил Потемкин,— и слова тебе нельзя сказать; уж и рассердился.
    Услыша такой разговор, князь Б. раздумал жаловаться.




    На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Петушков с бумагами вошел прямо в кабинет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!..» Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись —
    и что же? на всех бумагах вместо: князь Потемкин — подписано: Петушков, Петушков, Петушков...


    Однажды Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.
    Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
    — Ваша Светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
    — Какая? — спросил изумленный Потемкин.
    — Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.
    Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.


    В числе коротких и близких людей в доме княжом, полагал себя и В*, потому что князь иногда входил с ним в разговоры, и любил, чтоб он был во время ночных его бесед. Самолюбие человеку сему внушало, что он действительно принадлежит к числу любимцев княжеских. Обращаясь с ним отчасу фамилиарнее, вздумал он наконец подавать князю и советы. «Ваша светлость,сказал он, не хорошо делаете, что не ограничите число имеющих счастие препровождать с вами время; потому что между оными есть много и пустых людей». «Твоя правда, отвечал ему князь: я советом твоим воспользуюсь». После сего князь разстался с ним с обыкновенною ласковостию. На другой день В* приезжает, и хочет, как и прежде бывало, войдти к князю. Официант затворяет перед ним дверь, сказав: «вас не велено допускать». — «Как! произ-
    нес изумленный В*, ты ошибся во мне или имени моем». «Нет, сударь, сказал тот: я довольно вас знаю, и ваше имя первое в реестре, в следствие вашего совета». В самом деле, с того времени не был он уже никогда допускаем к князю.


    Некоторый полковник, прославившийся своею храбростию, получа многия раны в сражениях, принужден был от военной полевой службы отстать, но не имея никакого состояния, просил об определении в коменданты. Приехал он в Яссы, где князь Потемкин имел тогда свое пребывание, и подал представление о себе от дивизионнаго начальника, со множеством похвальных свидетельств. Почти каждый день ходил он в приемный зал княжей квартиры, видал его иногда; но прошло уже несколько месяцев, в которые полковник сей тщетно ожидал решения своей участи, прожил небольшия деньги, кои имел, и дошел до того, что почти не на что было купить хлеба. О предстательстве у
    князя нельзя было и помышлять, ибо никто не смел начинать какого-либо ходатайства. Между тем, полковник сей ознакомился со многими, в штате Потемкина состоявшими; он требовал у них совета, что должно сделать ему в такой своей крайности. Некто сказал ему за тайну, чтоб он пришел в 6-ть часов пополудни в зал, в котором тогда князь бывает почти один, и занимается слушанием разных хоров своей музыки; но должно быть смелее, примолвил он, если можно, не жалеть грубостей, и высказать самую резкую правду. Полковник последовал в точности его наставлению; он вошел смело в зал, и еще смелее пересказал о своем требовании и своих обстоятельствах. «Гони его вон!» закричал князь бывшему тут молодому человеку, состоявшему в его штате, и который пользовался княжею милостью. Сей ни мало не медля бросился с наглостию к сему заслуженому мужу, и еще не дошед до него, показывал все приемы, с каковыми гоняют людей в шею. Заслуженный воин остановился, и ожидал нападающаго, который отнюдь не воображал себе, после княжескаго повеления, в его квартире и присутствии, какой-либо неприятной встречи. Однако нервистая рука храбраго мужа повергла его на пол одною пощечиною. Раздраженный воин тем не удовольствовался: он продолжал и на полу колотить его в бока кулаками. Чего бы ожидать при сем от высокомернаго и столько полновластнаго Потемкина? Конечно— приказания, схватить дерзкаго, отвесть под караул и наказать за оскорбление его самого. Отнюдь и не бывало. Потемкин подбежал к сражающимся, нагнулся, и, подпершись руками, кричал своему страдальцу: «Парень! поправься!... поправься!» — Сердитый полковник, поколотя сего молодчика, ушел в свою квартиру. Одумавшись, вопрошал он сам себя: дурно ли, хорошо ли он сделал? и хотя сердце и честь его оправдывали, но все он ожидал следствий для себя неприятных. Каждый, зная высокомерие Потемкина, сказал бы то же.—Однакож, поутру получает он от князя ордер, определение в коменданты в то самое место, котораго он желал, приказание о выдаче прогонов, и еще не малаго
    числа денег из экстраординарной суммы. Потемкин остался всегда к нему благосклонным, доставил ему чин, и о происшедшем никогда не поминал.
     
  13. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    "Громадного роста, с черными волосами и темной кожей, Потемкин не был красив. «Страшен на вид и противен», так говорил о нем один из его родственников Березин, с которым Тьебо, автор известных мемуаров, беседовал в Берлине. Мы знаем, что он был одноглазый и косой, но кроме того у него были кривые ноги. Потому он не позаботился передать свой портрет потомству. «Князя Потемкина, – писала Екатерина Гримму, – нельзя было уговорить снять портрет». «Если есть его портреты и силуэты, то они были сняты против его желания». В 1775 г. он уступил просьбам императрицы, и в этом году был написан портрет во весь рост, сохранившийся в Маршальской зале Зимнего дворца в Петербурге; – официальный портрет, не имеющий документального значения. Потемкин не отличался хорошими манерами. Третий параграф Эрмитажного устава: «Просят быть веселыми, но ничего не уничтожать, не разбивать и не кусаться», направлен по его адресу. У него веселье было шумное, была привычка грызть ногти, чесаться в волосах, которые он носил длинными и часто всклокоченными. Его случалось видеть дома полуголым, нечесаным, грязным, пожирающим свои пальцы. Любивший хорошо поесть и выпить, но одинаково поглощая как самые грубые, так и самые деликатные кушанья, он всегда имел под рукой, и даже на ночном столике, некоторое количество пирожков; а квас пил целыми бутылками. В дороге он питался чесноком и черным хлебом, но в Петербурге, Киеве и Яссах на его столе появлялись самые изысканные лакомства, собранные со всего света: устрицы и стерляди, провансальские фиги и астраханские арбузы. Кроме случаев появления при дворе, его обыкновенную одежду составлял широкий халат, который он не сменял даже когда принимал дам и в поездках по провинциям, при приемах и на официальных обедах. Под этим домашним костюмом он не носил даже нижнего белья. Когда граф Сегюр посетил Потемкина в Петербурге, последний принял посланника христианнейшего короля лежа в постели, и французский дипломат не счел нужным на это обидеться. Правда, что фаворит не много более стеснялся и по отношению к Иосифу II. Ланжерон так рассказывает свою первую встречу с могущественным человеком, к которому он имел рекомендательное письмо от Екатерины и к которому ездил в Бендеры в 1790 г.: «Князь Потемкин собирался ехать в Крым, чтобы произвести смотр войскам; лошади были уже запряжены и конвой готов; но мне сказали, что это не резон, чтоб Потемкин уехал, и что иногда по целому полугоду лошадей запрягают в его карету, а он не решается уехать из дворца, где поместился случайно. Он жил в бывшем доме паши. На большом дворе я увидал шестьсот офицеров, курьеров, ординарцев, а в довольно тесных сенях встретил князя Репнина, принца Вюртембергского и князя Долгорукова; всех генералов, полковников и т. д. ожидавших выхода князя, чтоб предстать перед его взором. Они не смели даже подойти к двери его комнаты. Мосье де Дама отвел меня к нему; я увидал человека большого роста, всклокоченного, в широчайшем халате, мрачного и задумчивого, сидевшего у стола и подписывавшего бумаги. Взяв письмо, данное мне к нему императрицей, где она соблаговолила особенно рекомендовать меня, он едва пробежал его и, не смотря на меня, сказал: „Хорошо, сударь; советую вам пока побыть с г. де Дама“. Такой прием удивил меня, но я был еще больше изумлен, когда г. де Дама сказал, что князь принял меня очень хорошо. Впоследствии я имел возможность убедиться в справедливости его слов».

    Тратя деньги без счета, он злоупотреблял самым невозможным образом своей властью для увеличения своих доходов; например: устроив стеклянный завод в одном из своих имений, он тотчас стал добиваться указа о запрещении ввоза иностранного стекла в Россию, «что – по словам его доверенного, Гарновского – принесло больше дохода, чем оброки с пятидесяти тысяч крестьян». И несмотря на все это, фаворит еще делал долги и редко платил их. Однажды в Царском он встретил за столом императрицы одного из своих кредиторов, придворного часовщика Фази: – тоже своего рода особу, приезжавшего во дворец, чтоб заводить стенные часы ее величества, не иначе, как в карете четверней. Фази воспользовался случаем, чтоб подсунуть под прибор Потемкина записку, в которой довольно резко требовал уплаты счета. Князь, думавший найти любовную записочку, взбесился и показал это. Императрица посмеялась и вечером весь долг – сумма в четырнадцать тысяч рублей – была доставлена часовщику медной монетой, которая заняла две комнаты его квартиры. Князь также был большой игрок: он часто проводил ночи за игрой в банк и спал днем, когда ему приходила охота. Начальник его канцелярии, Попов, так сказать, не вылезал из мундира, принужденный быть всегда с утра до вечера, а главное, с вечера до утра, готовым к услугам начальника. Татарин по происхождению, не одаренный особенными способностями и необразованный, этот чиновник был обязан фавору, которым пользовался, только своей необычайной выносливости. Он сам любил игру и проводил часы досуга с друзьями, помогавшими ему опустошать колпак, из которого он пригоршнями брал золотые. Он имел, чем наполнять этот колпак: кроме подарков поместьями и деньгами, которыми осыпал его щедрый начальник, он управлял специальными фондами, состоявшими в распоряжении князя, а они представляли весьма значительный бюджет: это, во-первых, суммы на экстренные военные издержки, которые главнокомандующий императорской армией всегда возил с собой: восемь миллионов золотом и серебром; во-вторых – доходы с губерний Екатеринославской и Таврической: около двух миллионов; наконец, – двенадцать миллионов рублей, отпускаемых ежегодно интендантской коллегией – всего около пятидесяти пяти миллионов рублей. – Во вторую турецкую войну было отпущено пятьдесят пять миллионов рублей для кассы армии, которой командовал Потемкин. Отчет же, и очень поверхностный, Попов представил всего в сорока одном миллионе. Остальными он распорядился по своему усмотрению.

    Попов не умел писать ни на каком языке; но князь считал, что он сам в совершенстве владеет слогом, по крайней мере, на русском языке. Для французской корреспонденции он иногда пользовался услугами Массо, развлекавшего его также в минуты скуки. Князь любил шутников и шутки и позволял много тем, кто заставлял его смеяться. Массо, часто присоединявший к своей профессии врача роль придворного шута, иногда злоупотреблял ею. Это был француз, не любивший Францию. По-видимому, у него были недоразумения с полицией на родине, и он не забыл этого. Однажды, когда он дал полную волю своей злобе, граф де Сегюр, игравший в шахматы с князем, прервал его, заметив, что, проговорив так долго о своем прежнем отечестве, ему следовало бы сказать что-нибудь о новом. Потемкин нахмурился; но Массо не смутился и тотчас же импровизировал едкую желчную тираду против честолюбивых замыслов и губительных предприятий, игрушкой которых сделалась Россия, закончив ее так: «А знаете ли, ради чего стремятся к гибели, решаются на такие сильные кровопускания и рискуют восстановить против себя, может быть, всю Европу? Чтоб равеять скуку важного князя, присутствующего здесь, и дать ему возможность прибавить Георгиевский крест к тридцати или сорока, пестреющим уже на его груди!»

    Сегюр расхохотался, свидетели тоже давились, чтоб не последовать его примеру, а Потемкин, опрокинув стол, швырнул шахматной доской в голову Массо, который спасся только бегством. Но на другой день об инциденте не было и помину.

    Но был ли добр в самом деле этот быстро вскипавший и быстро прощавший человек? Когда во время осады Очакова тот же Массо описывал ему плачевное состояние госпиталей, у него вырвалось жестокое слово: «Ну хорошо; раненых больше не будет». Впрочем, сохранилось его собственноручное письмо, в котором он приказывает одному из своих управляющих срубить все виселицы, которые могли бы найтись в имениях, купленных им у князя Любомирского, и объявить всем жителям, что впредь они должны исполнять волю его «из уважения к долгу, а не из страха перед казнью». Слуги обожали его так же, как Екатерину. Подобно ей, он редко бывал резок с ними и никогда не бил их, между тем как на людей с положением, сановников и даже генералов, ему случалось поднимать руку. Правда, что и народ это был удивительный! Во время кампании 1790 г. князь Григорий Волконский, зять князя Репнина, генерал-поручик и кавалер ордена Александра Невского, имевший несчастье возбудить гнев начальника, получил от него несколько пощечин. Русский офицер, посланный через некоторое время после этого случая в Вену, рассказал о происшествии принцу де Линь. Принц был возмущен. – Но, – заметил офицер, – Волконский жестоко отомстил ему за оскорбление. – Как же именно? – Целую неделю не показывался у князя.

    Кроме его слуг и тесного кружка приближенных, а также солдат армии, офицеры его ненавидели или презирали – Потемкина никто не любил. Сама Екатерина с сожалением замечала это. «Он смотрит волком», – сказала она однажды Храповицкому. В феврале она как-то спросила своего камердинера Зотова: «Любят ли князя в городе? – Да двое его любят: Бог, да вы». Она замолчала. Потемкин слишком ясно показывал, свое презрение к человечеству, вероятно, представлявшемуся ему в худшем свете, пресмыкаясь у его ног, и вместе с тем с полным невниманием относился ко всему, что не касалось его лично, не интересовало его как удовольствие и фантазия, или не возбуждало его честолюбия. Последнее было развито в нем непомерно; насытить его не представлялось иногда никакой практической возможности. Не удовлетворил бы его также и курляндский или польский престол, которых – как подозревают – он добивался и о которых без сомнения думал. Когда принц де Линь как-то заговорил о возможности сделать его государем Молдавским, он ответил: – «Очень мне нужно! Если б я захотел, я мог бы сделаться королем польским. Я отказался от герцогства курляндского; я выше всего этого!» – Однажды обедавший у него его племянник Энгельгардт застал его очень веселым, разговорчивым, шутливым и любезным. Но вдруг он омрачился и задумался. «Может ли быть человек счастливее меня? – спросил он после продолжительного молчания. – Все мои желания, все прихоти выполнялись как бы волшебством. Я захотел занимать важные должности – и занимаю их; получить ордена – имею их все; любил игру – мог проигрывать несметные суммы; любил устраивать праздники – давал роскошные; любил покупать земли – их у меня не счесть; любил строить дома – выстроил дворцы; любил драгоценные вещи – ни у одного частного лица нет собрания таких редких и великолепных. Одним словом чего бы мне, кажется, еще желать?..» Сказав это, он схватил со стола фарфоровую тарелку и швырнул ее о пол, а затем убежал к себе в спальню и заперся там.

    Подобно всем своим соотечественникам, он верил в свою звезду. В мае 1788 г. при известии о первых победах, одержанных над турками принцем Нассау, Потемкин бросился на шею принцу де Линь: «Не очевидно ли? Я баловень Божий!» Несколько дней спустя загорелся один из кораблей флота, стоявший по близости к тому, на борту которого находился Потемкин. «Корабль, подполковник, майор и шестьдесят человек взлетали на воздух на наших глазах, – рассказывает тот же принц де Линь, – и то же случилось бы со мной и с князем, если бы „небо“ – как он выразился с упованием и верой – не относилось особенно заботливо к нему и не пеклось о нем денно и нощно».

    Однако тщеславия в Потемкине было еще больше, чем настоящего честолюбия. Его всегда окружала толпа придворных, кадивших ему, воспевавших ему хвалы в русских, греческих и латинских стихах. Он благодарил стихотворцев крохами своего баснословного богатства, а их продажная лесть давала ему некоторую иллюзию величия, в которую искренно верил только он сам. В 1878 г. Мехэ де ла Туш получил улыбку и несколько золотых за стихотворение, оканчивающееся остроумным намеком на проект восстановления греческой империи – эту мечту Екатерины, которую ее фаворит пытался осуществить:

    Воздвигни смело стяг свой в том краю,
    Что вечно старой доблестью блистает,
    Мыслителей, героев возвращает,
    И ты вернешься в родину свою...
    Князь появлялся если не в халате и с голыми ногами, то в платье расшитом золотом по всем швам, украшенном бриллиантами и бляхами. Он изобретал для себя самые фантастические мундиры, для своей лошади самые причудливые уборы – султаны вышиной в целый этаж.


    Но энергия его была слишком порывиста и прерывалась слишком частыми приступами непробудной лени, чтоб его честолюбие могло сознательно и неуклонно преследовать какую-нибудь намеченную цель. Он был воплощенной изменчивостью: «В один час его можно было видеть веселым и грустным, шутливым и задумчивым, ласковым и ворчливым, приветливым и грубо-недоступным, дающим приказания и отменяющим их. Вообще скорее склонный к лени, чем к деятельности, он с большой охотой предоставлял работать своим подчиненным. Во вторую турецкую войну, в то время как Суворов осаждал Измаил, Потемкин – как говорит Ланжерон – проводил целые утра за чисткой своих бриллиантов и посылкою букетов предмету своей любви и другим придворным дамам». Время до обеда проходило в том, что он пять-шесть раз пил то кофе, то шоколад, закусывая ветчиной или цыпленком. Был ли храбр Потемкин? Никто не знал. Он то выказывал позорную трусость, то полное презрение к опасности; то был нерешителен и малодушен, то принимал самые смелые решения. Однажды он спрятался в погреб, чтоб не слыхать пушечной стрельбы; а на следующий день отправился в траншеи и пробыл там целый час безо всякой надобности, видя смерть вокруг себя и разговаривая о посторонних вещах, в то время как пули свистали мимо его ушей. Когда принц де Линь предложил ему произвести ночью атаку на Очаков с помощью оставленной траншеи, он залился слезами: ему было жаль людей. А несколько недель спустя он пожертвовал двадцатью тысячами человек в безнадежном приступе. Основная черта его характера яснее и постояннее всего проявляется в изнеженности его вкусов и привычек. Отправляясь в 1788 г. на осаду Очакова, он послал из Петербурга два обоза – один на Москву, другой на Могилев – с двойным запасом серебряной посуды, кухонной утвари и всякого рода припасов, чтоб всего хватило по крайней мере на год. В 1791 г. в главной квартире в Бендерах у него был целый штат: пятьсот-шестьсот слуг, двести музыкантов, балет, труппа актеров, сто вышивальщиц и двадцать золотых дел мастеров. Он страстно любил музыку и чуть было не заполучил в качестве дирижера своего оркестра «прекрасного пианиста и одного из лучших германских композиторов», пригласить которого ему предлагал граф Андрей Разумовский, бывший в то время в Вене. Этот музыкант, решившийся покинуть родину, где он был недоволен своей судьбой – был не кто иной, как Моцарт. К несчастью, смерть композитора положила конец начавшимся переговорам. Его заменил Сарти – если не гений, то во всяком случае талант. Он умел развлекать пресыщенного или мрачно настроенного мецената своими скорее оригинальными, чем гармоническими произведениями. Он не творил, но довел до совершенства род оркестра, мода на который существовала в России с начала века. По объяснению Ланжерона, «оркестр этот состоял из прямых труб разной длины, смотря по тому, какой тон от них требовался. Каждая издавала только один звук, а музыканты, вместо нот, имели перед собой бумажки с цифрами, указывающими им такты».

    Если верить словам Ланжерона, «этот странный оркестр исполнял целые симфонии, в которых рулады и восьмушки выполнялись с такой точностью, верностью и увлечением, как на самых лучших скрипках». Известна кантата, сочиненная Сарти на взятие Очакова, где аккомпанементом служили сто пушечных выстрелов. Сарти несколькими годами опередил мечты Криспена в опере «Меломания» Гренье и Шампеня, представленной в театре Opéra Comique 21 января 1781 г. Однажды, когда маэстро не приходило больше в голову никакой остроумной выдумки, князь выразил желание посмотреть на пляску цыган. Ему говорили о двух молодых людях, служивших сержантами в гвардейском полку и отлично исполнявших эти пляски. Князь узнал, что они были произведены в капитаны и находились в одном из полков, квартировавших на Кавказе. Немедленно был послан курьер, и в продолжение двух недель оба офицера скакали на перекладных, чтоб плясать переодетыми мужиком и бабой перед фаворитом. Когда это развлечение надоело ему, он отослал плясунов в их полк с повышением в майоры. Вернувшись из дипломатической миссии, задержавшей его за границей в продолжение нескольких недель, Ланжерон нашел в главной квартире в Бендерах неожиданное, как бы волшебное изменение.

    «Князь во время моего отсутствия велел уничтожить одну из зал дома, где жил, и построил на том месте киоск, где были расточены богатства двух частей света, чтоб прельстить красавицу, которую он желал покорить. Золото и серебро сверкали, куда ни посмотришь. На диване, обитом розовой материей с серебром, обрамленном серебряной бахромой и убранном лентами и цветами, сидел князь в изысканном домашнем туалете рядом с предметом своего поклонения, среди нескольких женщин, казавшихся еще красивее от своих уборов. А перед ним курились духи в золотых курильницах. Середину комнаты занимал ужин, поданный на золотой посуде».

    Красавица, за которой князь так ухаживал, была княгиня Долгорукая, жена одного из генералов, состоявших в распоряжении князя. Ее звали Екатериной, и в день своих именин она занимала за обедом в честь императрицы место рядом с хозяином. За десертом присутствовавших стали обносить чашей с бриллиантами, и хозяин пригласил дам вынимать камни. Когда княгиня удивилась, Потемкин шепнул ей: «Ведь я праздную ваши именины». Другому предмету своей страсти – особенно непостоянной и капризной женщине – знаменитой мадам де Витт, впоследствии княгине Потоцкой, «прекрасной фанариотке», отвечавшей на вопрос о здоровье: «J’ai mal à mes beaux yeux»,[32] он выказал свое обожание еще более расточительным способом. Чтобы подарить ей драгоценную шаль, он устроил праздник, на который пригласил двести дам и разыграл при этом беспроигрышную лотерею, где каждый выигрыш состоял из шалей одинаковой ценности.

    Балы и ужины, которые чередовались в то время, когда подчиненные Потемкина, Долгорукие и Суворовы, сражались с неприятелем, давались часто в подземных залах, построенных нарочно в две недели трудами двух гренадерских полков, отнятых на это время у генералов, боровшихся с турками. Иногда повелителю приходила фантазия перенести главную квартиру своих удовольствий и любовных похождений к одной из богинь, пользовавшихся в данную минуту его поклонением. Даже безупречной графине Головиной, урожденной княжне Голицыной, которую удерживало в лагере только пребывание мужа в армии, приходилось подчиняться его фантазии. «Туда, где он весь отдается любви, как настоящей султан в своем гареме, он допускает только самых избранных, – рассказывает один свидетель. – Помещение состоит из двух частей: в первой играют в карты мужчины, а во второй на диване восседает князь... но он помещается так, что обращен спиной ко всем, кроме княгини Долгорукой, место которой у стены». (Валишевский)
     
  14. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Мусин-Пушкин В.П.

    [​IMG]

    генерал-аншеф с 1782, гофмейстер и генерал-адъютант наследника (с 83)
    вице-президент военной коллегии с 1786
    член Совета с 87
    главнокомандующий в войне с Швецией в 1788-90 гг.
    фельдмаршал с 1797 (при Павле)

    полководческие дарования Мусина разочаровали императрицу, писавшей: «Я весьма недовольна по случаю нерешительности его и слабости»… и даже охарактеризовавшего его как «мешок неришимый»

    "Графъ Валентинъ Платоновичь имѣлъ чрезвычайно доброе сердце, былъ ласковъ, обходителенъ со всѣми, отличался благороднымъ образомъ мыслей, честнѣйшими правилами, достигалъ желаемаго терпѣніемъ; въ молодыхъ лѣтахъ былъ счастливъ, любимъ прекраснымъ поломъ; собою віидный, роста высокаго, красивой наружности, но въ старости пополнѣлъ, сдѣлался сутуловатъ, имѣлъ лице красноватое, покрытое угрями; долженъ стоять на ряду болѣе съ искусными царедворцами, нежели съ побѣдоносными вождями, по нерѣшительности своего нрава. " (Бантыш-Каменский)
     
    La Mecha нравится это.
  15. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Салтыков Николай Иванович

    [​IMG]
    с 1791 вице-президент (глава) военной коллегии, 1796-1802 президент

    1773 генерал-аншеф и гофмейстер (глава двора) наследника (до 83)
    с 1782 член Совета
    с 1784 главный воспитатель великих князей Александра и Константина, подполковник Семёновского полка
    с 1790 граф
    с 1794 сенатор
    с 1796 фельдмаршал
    с 1799 командор и глава греческого (православного) приорства Мальтийского ордена
    с 1812 председатель Государственного совета и комитета министров
    с 1814 светлейший князь
    ум в 1816 г. (в 80 лет)

    Чарторысский : "Главный надзор за воспитанием великих князей был возложен на графа Николая Салтыкова. Во время Семилетней войны он занимал второстепенные должности и после этого не состоял на действительной службе, что не помешало ему достичь высоких чинов в армии. Это был человек маленького роста, с большой головой, гримасник, с расстроенными нервами, с здоровьем, требовавшим постоянного ухода, не носивший подтяжек и потому беспрестанно поддергивавший одну из частей своего костюма. Он считался самым прозорливым из русских придворных вельмож. После падения фаворита Мамонова (Екатерина узнала, что Мамонов был в связи с одной из фрейлин; она позвала их к себе, тотчас же велела их обвенчать и приказала им оставить двор) он сумел представить императрице Платона Зубова и заставить ее принять его благосклонно. Это обстоятельство и смерть князя Потемкина, очень рассерженного таким оборотом дела и говорившего, что он приедет в Петербург вырвать этот "зуб" (зуб - часть фамилии Зубова), утвердили графа Салтыкова в той силе, в том влиянии, какими он пользовался.
    Через графа Н. Салтыкова императрица Екатерина передавала свои поручения и делала выговоры не только молодым великим князьям, - он являлся передатчиком слов Екатерины и в тех случаях, когда она имела что-нибудь сказать великому князю Павлу. Граф Салтыков иногда пропускал или смягчал особенно неприятные или слишком строгие слова в приказах или выговорах императрицы своему сыну; точно так же поступал он и с ответами, которые приносил, замалчивая половину сказанных ему вещей и смягчая остальное таким образом, что обе стороны оставались, насколько возможно, удовлетворенными взаимным объяснением. Хитрый посредник один знал правду и хорошо остерегался, чтобы не проговориться. Быть может, способность к успешному выполнению такой роли и составляла достоинство графа, но все же следует признать, что человек, с его замашками и характером, очень мало подходил к тому, чтобы руководить воспитанием молодого наследника престола и оказывать благотворное воздействие на его характер."

    Головкин: «граф Николай Салтыков никогда ни к чему открыто не стремился, но всегда добивался того, чего ему втайне хотелось.Это был человек небольшого роста, с жёлтым лицом, очень живыми глазами, вежливыми манерами и притворным подергиванием лицевых мускулов, благодаря чему он мог придавать своему лицу желательное выражение и подготовлять ответы на щекотливые вопросы, не признавая при этом ни веры, ни правды, кроме как для своих ближних и для самого себя, и обладая позорной алчностью и неизменным лукавством...Вообще, кроме тех дел, в которых он сам с удивительным искусством умудрялся не принимать участия, ничего не происходило при современном ему дворе, в чём он так или иначе не был замешан своими интригами»

    Грибовский: "«Лицо имел всегда осклабленное; тупей высокий, причесанный по тому времени с пудрою и помадою; носил на ноге фонтанель и от того ходя прихрамывал; когда стоял, то часто нижнее свое платье с левой стороны подергивал; мундир носил военный, зеленый, равно как и камзол; был всегда нараспашку; вместо сапогов носил черные штиблеты и подпирался костыльком; был очень набожен и долго по утрам молился. Почитался человеком умным и проницательным, т.е. весьма твёрдо знал придворную науку, но о делах государственных имел понятие поверхностное; однако же, в продолжение 4 лет все почти государственные дела были сообщаемы на его уважение, но я не помню, чтобы хотя по одному делу имел он мнение противное.В делах, собственно ему порученных, управляем был своим письмоводителем, а в домашних — супругою неограниченно; писал собственною рукою по-старинному, затруднительно. Свойства был нетвёрдого и ненадёжного: случайным раболепствовавал , а упадших чуждался»


    И.М. Долгоруков: «Салтыков внутренне любил только себя и не способен был благодетельствовать, когда требовалась на то некоторая упругость в характере, настойчивость в поступках и твердость в правилах»

    Ф.П. Толстой: "Он ходил всегда поддерживая штаны, как будто боясь, что они свалятся, это было очень смешно и карикатурно...он был большой ханжа: носил на шее, кроме креста, множество маленьких финифтяных образков, носил их даже во всех карманах; впрочем, был человек очень умный и сведущий и в своё время играл большую роль"

    Ростопчин: "Фельдмаршал гр. Салтыков, старый, болезненный, существующий лишь при помощи аптечных средств,-- пользовался некоторого рода фавором в продолжение трех царствований сряду. При Екатерине он был вице-президентом военной коллегии и военным министром, и она вверила ему воспитание обоих своих внуков: Александра и Константина. При Павле он оставался военным министром. Он сопровождал его во время заграничного путешествия, в 1781 и 1782 гг., и был произведен в фельдмаршалы в день восшествия его на престол. При Александре он продолжал сохранять свои воспитательские права и хотя хорошо был известен своему воспитаннику, но постоянно поддерживал свое положение при помощи мелких интриг, из которых умел извлекать пользу. Человек этот, будучи очень умным, обладая большими познаниями и привычкою к делам, оказывался совершенно бесполезным вследствие своего малодушия и фальшивости. Ни разу в жизни своей он не сказал "да" или "нет", и мнение его в делах равнялось нулю, так как он никогда оного не высказывал, а выработал себе непонятный образ выражений. Жадный к деньгам и скупой, он составил бы себе громадное состояние, если бы имел немного той энергии, которая нужна как великим героям, так и великим разбойникам."
     
    Последнее редактирование: 9 сен 2014
  16. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    кн.Голицын Александр Михайлович

    [​IMG]
    сын фельдмаршала
    1768-69 главнокомандующий (ком. 1 армии) в русско-турецкой войну
    с 1769 фельдмаршал, член Совета
    с 72 генерал-адъютант
    с 74 сенатор
    с 78 главный директор Ревизион-коллегии
    в 1775 и с 1780 главноначальствующий над Петербергом и командующий петербургской и лифляндской (с 78) дивизиями
    ум. 1783 г.

    Екатерина: "Это отличный и честный человек, к которому я привыкла, которого люблю и уважаю", "был всегда тих, а пьяный - забиячлив"

    заметной фигурой был также его брат Дмитрий Михайлович
    [​IMG]
    действительный тайный советник (1773), в 1761-92 посол в Вене
    известный меценат и коллекционер, завещал своё состояние на учреждение бесплатной Голицынской больницы
     
    La Mecha нравится это.
  17. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. П.А. Румянцев-Задунайский

    [​IMG]

    герой Семилетней войны, главнокомандующий армией в русско-турецкую войну 1769-1774 и номинально в русско-польскую войну 1794-95 гг.
    с 1764 г.наместник Малороссии , затем также Слободской Украины (Харьковский) и Курский
    с 1770 кавалер Георгий 1 степени, фельдмаршал
    с 84 подполковник конной гвардии
    военный теоретик, почётный член Петербургской академии
    ум. 1796

    Екаптерина: "Он великий человек, человек государственный; имеет воинские достоинства; не двояк и храбр умом, а не сердцем"

    анонимный современник:
    «Многие напрасно обвиняли его в любви к деньгам и в излишней разсчетливости. Частыя жалобы, которыя он подавал на своих арендаторов, не плативших ему, могли служить поводом к такому мнению; но кто может сказать, что эти жалобы были неосновательны? После его смерти были найдены многочисленныя доказательства его благотворительности и щедрости. Пансионы, которые он платил втайне неимущим семействам, доходили до 20,000 в год, и толпа бедных и несчастных, оросивших гроб его слезами, неопровержимо свидетельствует в его пользу и доказывает, что бедные лишились в нем благодетеля, покровителя и отца.» (фр. Альманах 1798)

    "Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; физиономию привлекательную, чуждую притворства, всегда спокойную; важная походка придавала ей некоторую гордость; отличался превосходной памятью и крепким сложением тела: не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проезжать верхом в день пятьдесят верст. " (Бантыш-Каменскй)

    "Задунайского, можно смело назвать Тюреном России. Он был мудрый полководец, знал своих неприятелей, и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный гением натуре, прибавил к ее дарам и силу науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия". (Карамзин)

    анекдоты:

    Известный полководец граф П.А. Румянцев (1725-1796) в молодости отличался необыкновенно большой любовью к прекрасному полу. Однажды он обольстил одну непреклонную даму. Ее муж узнал об этом и стал требовать сатисфакции. Румянцев заплатил оскорбленному мужу двойной штраф, и в тот же день снова воспользовался своим правом. А мужу он сказал, что тот не может жаловаться, так как уже получил вперед свое удовлетворение.
    Об этом поступке молодого повесы стало известно Елизавете Петровне. Она отправила Румянцева для исправления к отцу, где будущий фельдмаршал понес телесное отеческое наказание, хотя уже был в чине полковника.

    Супруга графа Румянцева знала о непостоянстве своего мужа. На какой-то праздник она послала в армию к мужу различные подарки, среди которых было и несколько кусков тканей на платья его любезной даме. Румянцев, тронутый до слез, сказал о своей супруге:
    "Она человек придворный, а я - солдат. Ну, право, батюшки, если бы знал ее любовника, послал бы ему тоже подарки".

    Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом вступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.



    "Вот мои учители",говорил Румянцев, указывая на книги. Нередко в простой одежде и сидя на пне, удил он рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на героя Кагульского, не могли различить его от других. "Вот он,сказал им с ласкою Румянцев. — Наше дело города пленить, да рыбку ловить". В доме его, богато убранном, находились и дубовые стулья. "Если великолепные комнаты,говорил он своим приближенным, — внушат мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что и я такой же человек как вы".

    На исходе 1791 года дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез. "Чему удивляетесь вы?— сказал он своим домашним. — Потемкин был моим соперником; но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына"..

    Известно, что фельдмаршал рано разошелся с женою и совсем не знал своих детей. Рассказывали, что один из его сыновей в отроческом возрасте явился к нему в армию просить о принятии его на службу. «Да вы кто такой?» - спросил его фельдмаршал. «Сын ваш», - отвечал тот. «А-а… весьма приятно… Вы так выросли». После нескольких таких родительских вопросов молодой человек осведомился, где он может иметь помещение и что должен делать. «А вы, - отвечал отец, - поищите: у вас, верно, найдется здесь, в лагере, кто-нибудь знакомый из офицеров…»
     
    Последнее редактирование: 8 сен 2014
    La Mecha нравится это.
  18. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Суворов-Рымникский А.В.

    [​IMG]

    герой турецких войн
    1786 генерал-аншеф
    1789 граф, кавалер Георгия 1 степени
    1791 подполковник Преображенского полка
    в польской войне 1794 г. фактический главнокомандующий
    1794 фельдмаршал
    1797 сослан Павлом под надзор в деревню
    1799 главнокомандующий в войне с Францией, князь Италийский, генералиссимус
    умер в 1800

    цитата: " я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего, во всю мою жизнь никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписал; ни одно насекомое не погибло от моей руки. Был мал, был велик (и при этом вскочил на стул); при приливе и отливе счастия уповал на бога и был непоколебим (тут он сел на стул), как и теперь"


    Дерфельденъ: "Суворовъ "пробъжалъ обширное поле Исторiи всъхъ въковъ; со вниманiемъ читалъ, слушалъ бiографiи великихъ мужей; хвалилъ примъры ихъ величiя; но для своей славы проложилъ новую, дотолъ неизвъстную тропу. Не имъя сановитости и дара слова Румянцова, миллiоновъ Потемкина и одаренный отъ природы не видною наружностiю, онъ началъ играть ролю, ни отъ кого не заимствованную, а самимъ имъ для себя сотворенную и выдержалъ ее во всъхъ превратностяхъ долговременной жизни: былъ героемъ и казался чудакомъ."



    Луи 18: "Этот полудикий герой соединял в себе с весьма невзрачной наружностью такие причуды, которые можно было бы счесть за выходки помешательства, если бы они не исходили из расчётов ума тонкого и дальновидного. То был человек маленького роста, тощий, тщедушный, дурно-сложенный, с обезьяньею физиономией, с живыми, лукавыми глазками и ухватками до того странными и уморительно-забавными, что нельзя было видеть его без смеха или сожаления; но под этою оригинальною оболочкой таились дарования великого военного гения. Суворов умел заставить солдат боготворить себя и бояться. Он был меч России, бич Турок и гроза Поляков. Жестокий порывами, бесстрашный по натуре, он мог невозмутимо-спокойно видеть потоки крови, пожарища разгромленных городов, запустение истребленных нив. Это была копия Аттилы, с его суеверием, верою в колдовство, в предвещания, в таинственное влияние светил. Словом, Суворов имел в себе все слабости народа и высокие качества героев".


    Сегюр: "Генерал Суворов в другом отношении возбуждал моё любопытство. Своей отчаянной храбростью, ловкостью и усердием, которое он возбуждал в солдатах, он умел отличиться и выслужиться, хотя был небогат, не знатного рода, и не имел связей. Он брал чины саблею. Где предстояло опасное дело, трудный или отважный подвиг, начальники посылали Суворова. Но так как с первых шагов на дороге славы он встретил соперников завистливых и сильных настолько, что они могли загородить ему дорогу, то и решился прикрывать свои дарования под личиной странности. Его подвиги были блистательны, мысли глубоки, действия быстры. Но в частной жизни, в обществе, в своих движениях, обращении и разговоре он являлся таким чудаком, даже можно сказать сумасбродом, что честолюбцы перестали бояться его, видели в нём полезное орудие для исполнения своих замыслов и не считали его способным вредить и мешать им пользоваться почестями, весом и могуществом."


    Ришилье: «Суворов обедает утром, ужинает днём, спит вечером, часть ночи поёт, а на заре гуляет почти голый или катается в траве, что, по его мнению, очень полезно для его здоровья»


    "Князь Александръ Васильевичь Италiйскiй, Графъ Суворовъ-Рымникскiй, средняго роста, взлизистый, сухощавый, имълъ лице покрытое морщинами, большой ротъ, взглядъ быстрый и часто грозный, волоса съдые какъ лунь; былъ жестокъ и сострадателенъ, гордъ и доступенъ, снисходителенъ и склоненъ къ насмъшкамъ; скоръ во всъхъ своихъ дъйствiяхъ: никогда не ходилъ, а бъгалъ; не ъздилъ верхомъ - скакалъ; одаренъ счастливою памятью : въ Турцiи выучился по Турецки, въ Польшъ по Польски, въ Финляндiи по Чухонски. Воспитанный среди битвъ, получивъ всъ высшiе чины и знаки отличiя на бранномъ полъ, онъ жилъ въ армiи какъ простой солдатъ, употреблялъ суровую пищу, хлъбалъ солдатскiя щи и кашицу, спалъ на соломъ; часто являлся въ лагеръ въ одной рубашкъ или солдатской курткъ, иногда въ изодранномъ родительскомъ плащъ, съ опущенными чулками и въ старыхъ сапогахъ; былъ доволенъ когда его не узнавали; ъздилъ на неосъдланной козацкой лошади и по утру, до зари, пълъ три раза пътухомъ, пробуждая такимъ образомъ войско; при Дворъ, боялся скользкаго паркета, перебъгалъ изъ угла въ уголъ; былъ неловокъ въ обращенiи съ женщинами, говорилъ: "отъ нихъ мы потеряли рай!" - дышалъ лишь славолюбiемъ. Онъ ложился спать въ шесть часовъ вечера, вставалъ въ два часа по полуночи, купался или окачивался холодною водой, объдалъ утромъ въ семь часовъ. Камердинеръ Прошка уполномоченъ былъ отнимать у него тарелку съ кушаньемъ и на вопросъ: по чьему приказанiю онъ это дълаетъ? отвъчалъ: "по приказанiю Фельдмаршала Суворова." - "Ему должно повиноваться" - говорилъ Суворовъ{406}.
    Императрица Екатерина II, узнавъ, что Графъ Рымникскiй ъздитъ и ходитъ въ трескучiе морозы въ одномъ мундиръ, подарила ему черную соболью шубу. Суворовъ принялъ съ должнымъ благоговънiемъ даръ Монархини, возилъ его съ собою на колънахъ; но никогда ие дерзалъ - какъ изъяснялся - возлагать на гръшное свое тъло. - Выпарившись въ банъ, онъ бросался въ ръку или въ снъгъ и, между тъмъ, переносилъ въ горницъ ужасную теплоту. Однажды Правитель его канцелярiи Фуксъ закапалъ потомъ донесенiе, которое докладывалъ Суворову: "Вотъ, Ваше Сiятельство - сказалъ онъ ему - "я не виноватъ, а ваша Этна" указавъ на печь. - "Ничего, ничего - отвъчалъ Суворовъ; - "въ Петербургъ скажутъ, или, что ты до поту лица работаешъ, или что я окропилъ эту бумагу слезою. Ты потливъ, а я слезливъ." - Въ другое время Австрiйскiй Генералъ-Квартирмейстеръ Цахъ до того распалился въ кабинетъ его, что снялъ съ себя галстукъ и мундиръ. Фельдмаршалъ бросился его цъловать, произнеся: "Аюблю кто со мною обходится безъ фасоновъ." - "Помилуйте - вскрикнулъ Цахъ - "здъсь можно сгоръть!" - " Что дълать! - возразилъ Суворовъ. "Ремесло наше такое, чтобъ быть всегда близь огня, а потому я и здъсъ отъ него не отвыкаю."
    Суворовъ презиралъ роскошь, не терпълъ лести, любилъ давать милостыню; но здоровому нищему дарилъ топоръ, говоря: Руби дрова; не умрешь съ голоду; присылалъ нъсколько лътъ сряду въ С. Петербургскую тюрьму, отъ неизвъстнаго, по десяти тысячь рублей на искупленiе содержащихся за долги{407}; отличался ръдкимъ безкорыстiемъ; примърнымъ безстрашiемъ и самоотверженiемъ; во всю жизнь поражалъ непрiятеля многочисленнаго меньшими силами; былъ любимъ, боготворимъ войскомъ; наказывалъ солдатъ, за неисправность, отечески; офицеровъ арестами - никого не погубилъ: только одинъ разъ въ жизнь свою вынужденъ онъ былъ удалить Полковника, присвоившаго себъ солдатскiя артельныя деньги, но и тутъ велълъ написать просто, что онъ увольняется за немогузнайство. Генералы Дерфельденъ, Розенбергъ, Меласъ и другiе обращались съ нимъ съ нъкоторою боязнiю, страшась его насмъшекъ. Отличаясь благочестiемъ, часто кричалъ онъ своимъ воинамъ: Начало премудрости естъ страхъ Господень; умълъ бесъдовать съ ними въ ихъ вкусъ, слогъ, языкъ. Солдаты отзывались: "Нашъ Суворовъ съ нами въ побъдахъ и вездъ въ паю, только не въ добычъ, она вся наша. Онъ не спитъ, когда мы спимъ; не ъстъ, когда насъ угощаетъ, и еще въ жизни своей ни одного дъла не проспалъ."(Бантыш-Каменский)


    анекдоты:

    Кто-то заметил при Суворове про одного русского вельможу, что он не умеет писать по-русски.
    — Стыдно,— сказал Суворов,— но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски. [5, с. 115.]

    Суворов уверял, что у него семь ран: две, полученные на войне, а пять при дворе, и эти последние, по его словам, были гораздо мучительнее первых. [5, с. 51.]


    Однажды к Суворову приехал любимец императора Павла, бывший его брадобрей граф Кутайсов, только что получивший графское достоинство и звание шталмейстера. Суворов выбежал навстречу к нему, кланялся в пояс и бегал по комнате, крича:
    — Куда мне посадить такого великого, такого знатного человека! Прошка! Стул, другой, третий,— и при помощи Прошки Суворов становил стулья один на другой, кланяясь и прося садиться выше.
    — Туда, туда, батюшка, а уж свалишься — не моя вина,— говорил Суворов. [1, с. 10.]



    В другой раз Кутайсов шел по коридору Зимнего дворца с Суворовым, который, увидя истопника, остановился и стал кланяться ему в пояс.
    — Что вы делаете, князь,— сказал Суворову Кутайсов,— это истопник.
    — Помилуй Бог,— сказал Суворов,— ты граф, я князь; при милости царской не узнаешь, что это будет за вельможа, то надобно его задобрить вперед. [88, с. 347.]



    Сидя один раз с ним (А. В. Суворовым) наедине, накануне его отъезда в Вену, разговаривал о войне и о тогдашнем положении Европы. Граф Александр Васильевич начал сперва вычитать ошибки цесарских начальников, потом сообщать свои собственные виды и намерения. Слова текли как река, мысли все были чрезвычайного человека: так его говорящего и подобное красноречие я слышал в первый раз. Но посреди речи, когда я {Ф. В. Ростопчин) был весь превращен в слух и внимание, он сам вдруг из Цицерона и Юлия Кесаря обратился в птицу и запел громко петухом. Не укротя первого движения, я вскочил и спросил его с огорчением: «Как это возможно!» А он, взяв меня за руку, смеючись сказал: «Поживи с мое, закричишь курицей»



    При получении фельдмаршальского жезла, Суворов велел отнести его в церковь для освящения, а сам, в одной куртке расставил девять стульев и стал перепрыгивать через них, приговаривая: "А таки перескочил".- "А таки перескочил!".-"Салтыков позади«.-«Долгорукий позади!»-и так всех девять старейших его генералов (двух Салтыковых, Долгорукого, Эльмпта, Прозоровского, Мусина-Пушкина, Каменского и Каховского), а когда перепрыгнул чрез последний стул, перекрестился и произнес:
    — Помилуй бог матушку-царицу! Милостива ко мне старику!
    Затем облекся в фельдмаршальскую форму и пошел в церковь


    Суворов редко бывал в добром согласии с князем Н. В. Репниным (8). Однажды последний прислал к нему, тогда фельдмаршалу и главнокомандующему армиями, для переговоров майора X. Суворов принял его ласково, но старался спутать вопросами, желая узнать, нет ли в нем немогузнайства. Наконец, предложил ему прогуляться с ним верхом и осмотреть лагерь. Проездили они несколько часов, и Суворов предлагал майору вопрос за вопросом, стараясь его спутать; но майор отвечал на все скоро и удовлетворительно.-Вдруг Суворов подъехал к реке и спрашивает:
    — А сколько, батюшка, рыбы в этой реке?
    Майор, зная, что Суворов не терпел слова «не знаю», отвечал определенным числом, какое ему первое пришло в голову. Суворов покачал головою, поехал далее и начал говорить о своих ночных походах и внезапных нападениях на неприятеля. Посреди разговора он вдруг спрашивает майора:
    — А скажи мне, сделай милость, сколько звезд на небе?
    Майор, немного подумав, отвечал смело и решительно:
    — Семьсот миллионов пятьсот сорок шесть тысяч восемьдесят три звезды, ваше сиятельство.
    Суворов обернулся к майору с довольным видом, поблагодарил его за сообщенное сведение и дружески потрепал по плечу.
    Возвратясь в палатку, где собрались многие генералы, Суворов рекомендует им майора; тот, готовясь к отъезду, спрашивает графа, что он прикажет отвечать князю Репнину.
    — А какое, батюшка, различие между князем Николаем Васильевичем и мною?-спросил вместо ответа Суворов.
    Такой неожиданный вопрос привел бы всякого в смущение, тем более, что нужно было заботиться, чтобы не оскорбить Репнина и угодить Суворову; но находчивый майор, не задумываясь, ответил:
    — Такое различие, ваше сиятельство, что князь Николай Васильевич и хотел бы сделать меня подполковником, да не может, а вашему сиятельству стоит только захотеть!
    — Помилуй бог, хорошо! — вскричал Суворов,-помилуй бог! Умный человек! Могузнайка! Подполковник, право, подполковник!
    Догадливый майор тотчас же был поздравлен всеми с чином подполковника.


    Многие очень ошибались, думая, что отвечая Суворову хоть и нелепо, но скоро, тем угождали ему. Правда, Суворов замолчит, но оценит пустослова.
    При присоединении к нашей армии 3500 сардинских войск Суворов хотя и знал точное число, но несмотря на то он подходил к каждому из присутствовавших с вопросом о числе их. Всякий отвечал наобум. Один - 5000, другой - 200, а некто - 20000.
    "Ах, помилуй Бог, как ты щедр!" - вскрикнул Суворов и отскочил от него.
    Но один генерал объявил истинное число. Тотчас шепнул Суворов своему адъютанту, чтобы пригласил этого генерала к обеденному столу. За завтраком потчевал его из своих рук редькою, что у него почиталось особенным отличием.особенным отличием.




    Полковник N был большой остряк и шутками своими часто колол других, даже весьма почтенных особ. Будучи в то же время исправным и хорошим офицером, он никак не мог понять, почему его считали сравнительно на худом счету. Однажды Суворов, подозвав его к себе, просил быть осторожнее, говоря, что он имеет опасного врага. Полковник поблагодарил графа за предостережение и просил объявить имя этого врага.

    — Не граф ли X,-говорил он.

    — Нет,-отвечал Суворов.

    — Не генерал ли У?

    — Нет.

    — Не князь ли Ш?

    — Нет.

    Итак, сколько ни перебирал полковник, Суворов все отвечал: «Нет». Тогда тот, уже в крайнем нетерпении, убедительно стал просить графа назвать имя его врага; и граф спросил: — Плотно ли притворены двери?-подошел к ним, запер на замок, и, наклонясь к полковнику, который от нетерпения и любопытства был как на иголках, шепнул на ухо: «Твой язык!»



    Князь Г. А. Потемкин не раз напрашивался к Суворову на обед; тот всячески отговаривался, но, наконец, вынужден был пригласить его с многочисленною свитою. Славивщемуся своим искусством метрдотеля Матью, он поручил приготовить великолепнейший обед, не щадя денег, для себя же, лично своему повару Мишке велел сделать обычных два постных блюда.
    Обед оказался великолепнейшим и удивил даже самого Потемкина; «река виноградных слез», как поэтически выразился сам Суворов в одном из писем, «несла на себе пряности обеих Индий». Сам же хозяин, под предлогом нездоровья и поста, ни до чего не дотронулся, кроме своих постных блюд.
    На другой день метрдотель принес ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, но Суворов, надписав на нем:
    «Я ничего не ел», отправил к Потемкину.
    — Дорого мне стоит Суворов,-сказал светлейший и заплатил.

    * * *

    Проснувшись однажды во втором часу ночи, Суворов в одной рубашке стал бегать по комнате. В это время в комнату вошел Прошка.
    — Ах ты, проклятый, напустил ветру из двери, мне холодно, лови, лови ветер, я помогу. И Суворов с Прошкой стали бегать по комнате, как будто ловя что-то: наконец, последний отворил дверь и, показывая, что выбрасывает что-то, сказал:
    — Поймал и выпустил.
    — Спасибо, спасибо,-говорил радостно Суворов,- теперь теплей, а то, проклятый, заморозил было. <,..>



    Князь помнил всегда хлеб-соль. Если к нему кто в первый раз явится, назовет свою фамилию, ему известную, то тотчас начнет доспрашиваться, не родня ли ему такой-то, некогда ему знакомый однофамилец его? И когда откроется, что он представившемуся или отец, или дядя, или брат и проч., тотчас обнимет; если этот родственник жив, то просит писать от него поклон, благодарить за старую хлеб-соль; если же умер, то, перекрестясь, пожелает ему вечного покоя. Однажды отважились сказать ему, что некто, служивший при нем, впрочем, добрый, но весьма ограниченного ума человек, награждался слишком не по мере своих заслуг. «Да, правда, — отвечал князь, — но он мне предан; а родители его, добрые мои по деревням соседи, удивительные хлебосолы! Лишь явишься к ним — щи, яичница и каша на столе». И тут же, обратясь ко мне, скажет: «Запиши». Это значило: иметь его при награждениях в виду.



    Все начальствовавшие армиями получали при императрице Екатерине в мирное время генерал-губернаторские места, как-то: граф Румянцев-Задунайский, князь Потемкин-Таврический, граф Салтыков и другие. В рассуждении Суворова велено было его спросить, какие губернии он пожелает. Ответ его был следующий: «Я знаю, что матушка-царица слишком любит своих добрых подданных, чтобы мною наказать какую-либо свою провинцию. Я размеряю силы свои с бременем, какое могу поднять. Для другого невмоготу фельдмаршальский мундир». После сего отзыва был он пожалован подполковником лейб-гвардии Преображенского полка и сие отличие принял с благовейною признательностию.



    Однажды, в весьма холодную ночь, граф Суворов с Фуксом ехали верхом. Фукс зашел в крестьянскую избу обогреться. Граф поехал дальше. Отъехав несколько, увидел он солдата, стоявшего на часах, и спросил: "Знаешь ли ты, сколько на небе звезд?" "Знаю, - отвечал солдат, - сейчас доложу Вашему Сиятельству". Потом начал очень тихо считать, глядя на звезды: раз... два... три... и т. д. Когда Суворов был в движении, то холод был ему не так чувствителен, но стоя на одном месте, он очень озяб. Наконец, не вытерпев, спросил про звание солдата, пустился в избу, и едва успев войти, закричал Фуксу: "Скорее такого-то в унтер-офицеры - он богатырь!"



    Некогда вышел спор с союзными войсками о пушках, взятых у неприятеля. Союзники требовали, чтобы им отдали половину. Суворов решил это таким образом: "Отдать им все пушки, все отдать. Где им взять? А мы себе еще добудем".





    Известно, что Суворов был не только великим полководцем, но и политиком, однако старался скрыть свои великие знания в политике. Желал, чтобы ошибались и не видели того, кем он являлся на самом деле. От этого и получилось, что его долго считали хоть и хорошим "партизаном", но странным чудаком. Таким изобразил его, возвратясь из армии ко Двору, Князь Потемкин самой Императрице Екатерине II. Однако премудрая Монархиня, зная о воинских успехах Суворова, желала сама его узнать поближе. И как только Суворов появился в Санкт-Петербурге, Государыня пригласила его в кабинет и вошла с ним в подробный и самый трудный разговор. Она удивилась ответам, суждениям, сведениям, доводам и заключениям этого Великого Мужа. Он больше знал, больше провидел и доказывал в науках, чем профессор, а в политике - чем дипломат, упражнявшийся в ней целый век. При первом свидании Государыня сказала Потемкину: "Ах, Князь! Как вы ошиблись: как худо вы знаете Суворова!" - "Возможно ли, Государыня! Я не смею, но кажется..." "Конечно, вам кажется; когда вы не старались его узнать, когда рассматривали его поверхностно. Но я доставлю вам случай выйти из этого заблуждения".
    Через некоторое время Императрица призвала Суворова в свой кабинет, а Князю Потемкину приказала стать в примыкающем к оному коридоре, в таком месте, где он весь разговор явственно мог слышать. Монархиня завела разговор с обыкновенной своей мудростью и требовала его советов в рассуждении тогдашних политических отношений Европы. Реки красноречья, основательные истины и тончайшая политика проистекли тогда из уст Суворова. Князь Потемкин долго и с изумлением слушая, не вытерпел. "Ах! Александр Васильевич, - сказал он, входя в кабинет, - служа так долго с вами, я до сего времени не знал вас". Суворов заговорил вздор и немедленно ушел вон. Однако с того времени Потемкин возымел к Суворову отменное уважение.



    Как-то Суворов был во дворце. К нему подошел один из не очень искусных генералов, который считал себя знатоком военного дела, и спросил: "Александр Васильевич, о вас говорят, что вы не знаете тактики". "Так - отвечал Суворов, - я не знаю тактики, но тактика меня знает. А вы не знаете ни тактики, ни практики".



    В Польскую кампанию военные чиновники проиграли значительную сумму казенных денег. Когда Суворов о том узнал, то шумел, бросался из угла в угол, кричал: "караул! караул! воры!" Потом надел мундир, пошел на гаубвахту и, отдавая караульному офицеру свою шпагу, сказал: "Суворов арестован за похищение казенного интереса". Потом написал в Петербург, чтобы все его имение продать и деньги внести в казну, потому что он виноват и должен отвечать за мальчиков, за которыми худо смотрел. Но Екатерина велела тотчас все пополнить и написала Суворову: "Казна в сохранности". И он опять возложил на себя шпагу.


    Суворов, как мы знаем, несмотря на то что любил простоту в одежде, являлся всегда во всех своих орденах. Раз так он был в церкви. По окончании службы одна великосветская барыня, желая над ним подшутить, заметила: "Ах, Александр Васильевич? Вы так слабы, а на вашей груди столько навещено. ...Я думаю, что вам тяжело". "Помилуй Бог, тяжело! Ох, как тяжело, вашим мужьям не сносить!" - заметил полководец.
     
  19. Яник

    Яник Вечевик

    Сообщения:
    3.753
    Симпатии:
    833
    Очень приятно читать. Суперплутарх. Как-то на душе тихо становится.
     
  20. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    кн. А.А. Вяземский

    [​IMG]
    генерал-прокурор Сената 1764-92
    член Совета с 68 г., действительный тайный советник
    постепенно сосредоточил в своих руках руководство внутренними делами, политической полицией, финансами и юстицией
    пожалуй, самый непопулярный человек в империи.

    Екатерина: "он мой ученик, и сколько я за него вытерпела..." "«Вы конечно согласитесь со мной, что надо беречь здоровье человѣка, который, кромѣ всякихъ другихъ добрыхъ и почтенныхъ качествъ, отличается еще и тѣмъ, что y него всегда бываютъ наготовѣ деньги для всѣхъ возможныхъ случаевъ, и это еще при такомъ ненасытномъ мотѣ, какъ я»"

    Румянцев: "Ваше Величество делаете чудеса, из обыкновенного квартирмейстера у Вас вышел государственный человек".

    Ди Парелло: "он слывет за человека распорядительнаго и трудолюбиваго; это правда, но в том заключается лучшая сторона личности этого министра; дурная же его сторона состоит в том, что все убеждены в его алчности и корыстолюбии"

    Щербатов : "князь А.А. Вяземской, генерал-прокурор, человек неблистательного ума, но глубокого рассуждения, бывши генерал-прокурором и имевши в руках своих доходы государственные, искуснейший способ для льщения употребил. Притворился быть глупым, представлял ей(императрице) совершенное благоустройство государства под властию ее и, говоря, что он, быв глуп, все едиными ее наставлениями и, быв побужден духом ее, делает, и по сили, премудрость ее не токмо равнял, но и превозвышал над божией, а сим самым учинился властитель над нею."

    Воронцов : «съ нимъ трудно бороться», онъ «и въ отсутствіи правитъ своей канцеляріей"

    "всякаго чиновника, дерзавшаго пускаться въ литературу, он презрительно называлъ «живописцемъ» и считалъ никуда не годнымъ"
     
  21. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Самойлов А.Н.

    [​IMG]
    герой русско-турецкой войны
    генерал-прокурор Сената 1792-96
    член Совета с 87 г.
    с 1793 граф Римской империи
    с 1794 генерал-аншеф
    с 96 в отставке
    написал биографию Потёмкина.


    Екатерина: «С прежним у него равное усердие, но нынешний умнее»

    Чаротрысский: "Граф Самойлов, генерал-прокурор, - эта должность совмещала тогда обязанности министров внутренних дел, юстиции и финансов, - хотя и был племянником Потемкина, являлся одним из наиболее усердных льстецов Зубовых, бывших, как все это знали, открытыми врагами его покойного дяди. Самойлов не блистал умом, он даже был смешон своей глупой гордостью. В сущности, он не был злым, но, по очень верной характеристике Немцевича, делал зло, благодаря отсутствию способности разбираться в вещах, низости и трусливости скорее, чем злобе. Оставляя его у дел, Екатерина хотела доказать миру, что даже и с таким тупоумным министром она может управлять огромным государством. Самолюбие побуждало ее утверждать в общем мнении, что она в совершенстве постигла законодательство и все, что касалось управления делами страны и, надо сказать правду, что в ее царствование, внутренняя организация государства была значительно улучшена. Самойлов не имел никакого значения в делах, и горе было тому, у кого было к нему какое-нибудь дело, не потому, повторяю, чтобы он хотел сделать зло, но в силу его неспособности разобраться в чем бы то ни было, а также из-за его гордости и недомыслия."

    Ш. Массон "«у теперешнего графа Самойлова, генерал-прокурора империи, не было иных заслуг, кроме того, что он приходился племянником Потёмкину и имел какое-то фальшивое выражение лица. Он был по своим способностям ниже требований, предъявляемых к должности... Его вызвали , не спросивши его согласия, из армии, чтобы заполнить все эти государственные посты. Он признавался, что не имеет необходимых талантов, но как раз этого от него и не требовалось, потому что нужен был человек пассивный, который был бы не в стостоянии противоречить намерениям Екатерины или её фаворита"
     
  22. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Воронцов Александр Романович

    [​IMG]

    президент коммерц-коллегии 1773-94
    член Совета с 1784
    действительный тайный советник (1784)
    с 1794 в отставке
    1801 вернулся на службу, действительный тайный советник 1 класса, член Неприменного совета
    с 1802 канцлер
    с 1804 в бессрочном отпуску
    ум. 1805

    масон, библиофил, переводчик, корреспондент просветителей, покровитель Радищева.

    де Сегюр: «Граф Воронцов, человек способный, но предприимчивый и упрямый, держал себя строго и восставал против роскоши. Он, кажется, хотел бы, чтобы русские пили только мед и одевались бы только в платье домашнего изделия. Потемкин его ненавидел, другие министры боялись. Императрица не слишком любила его, но уважала и почти безусловно предоставила на его волю торговые дела». При Дворе его называли «медведем» и намекали на то, что он действует «для своих прибытков».

    Чарторысский:
    "В России Воронцов считался самым опытным государственным человеком. Он и граф Завадовский были друзьями графа Безбородко. Оба приходили к нему толковать о делах. Рассказывают, что будто после их ухода, Безбородко приказывал растворять двери и окна, пыхтел, обмахивался, бегал по комнатам и восклицал: "Слава Богу, педагоги ушли". Он называл их так потому, что они всегда читали ему нравоучения и упрекали за леность, чрезвычайную беспечность и малый интерес к делам, участие в которых могло бы принести пользу. Тем не менее оба они были для него ценными друзьями….

    граф Александр не был противником некоторых либеральных идей; по своим природным склонностям он способен был и воспринять их, и сочувствовать им. В нем осталась закваска той старой либеральной русской аристократии, которая хотела, призывая на престол императрицу Анну, ограничить ее власть. Он рассказывал мне, что в молодости, отправляясь в путешествие по Европе и проезжая через Варшаву, в царствование Августа III, он не мог представить для себя и для своего отечества ничего более разумного и более благодетельного, как если бы Россия стала тем же, чем была в то время Польша, а ее подданные получили те же права и преимущества, какими пользовались поляки….

    канцлер Воронцов знал свой народ или, по крайней мере, тех, кто говорил от его имени. Он знал, что всякое проявление могущества, будь оно даже несправедливым, нравится русским; что первенствовать, повелевать, подавлять - потребность их национальной гордости.

    канцлер Воронцов, на которого часто клеветали, был способен на дружбу и доверие, хотя редко кого дарил им. Деликатность и благородство его поступков граничили почти с добродетелью, и хотя эти чувства и не покоились у него на строго определенных убеждениях, тем не менее верно то, что они вытекали из доброго и мягкого сердца. Всегда готовый всем услужить, он судил других с большой снисходительностью».
     
    Последнее редактирование: 29 авг 2014
  23. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    гр. Шувалов Андрей Петрович

    [​IMG]

    член Совета с 1787 г., действительный тайный советник (1785), петербергский предводитель дворянства, выполнял различные особые поручения императрицы.
    сын фельдмаршала, придворный поэт, эстет, галломан,редактор французской переписки императрицы и её помошник в исторических штудиях, корреспондент просветителей, видный масон, вольтерьянец. ум. в 89 г.

    "Граф Андрей Шувалов, блестящий царедворец двора Екатерины, приятель Вольтера и Лагарпа (французского писателя), который и сам писал французские стихи, часто приписываемые лучшим французским современным поэтам" (Вяземский)


    Сперанский (в пересказе Вяземского):
    "Известно, что императрица
    Екатерина очень умно и своеобразно писала по-французски и по-русски, равно
    известно, что она писала очень неправильно на том и другом языке.
    Храповицкий часто обмывал ее русское черное белье, или черновую бумагу.
    Граф Шувалов был такой же прачкой по части французского белья, по крайннй
    мере, одной из прачек. Между прочим, исправлял он грамматические письма
    императрицы к Вольтеру. Даже когда бывал он в отсутствии, например в
    Париже, получал он черновую от Императрицы, очищал ошибки, переписывал
    исправленное и отправлял в Петербург, где Екатерина, в свою очередь,
    переписывала письмо и, таким образом, в третьем издании посылала его в Ферней."
     
    Последнее редактирование: 2 сен 2014
  24. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Завадовский П.В.

    [​IMG]

    фаворит 1776-77
    член Совета с 1786, выполнял различные поручения императрицы
    с 1794 граф Римской империи (с 97 Российской)
    1799 действительный тайный советник, затем в отставке
    в 1801 снова на службе, член Неприменного совета
    1802-10 министр просвещения (один из самых продуктивных, кстати)
    с 1810 председатель департамента законов Госсовета. ум. 1812

    Гельбиг:
    "Петр Завадовский* был сын русского священника на Украине. Заботливостью своего отца он получил еще в ранней молодости некоторое образование, особенно в латинском языке, истории и философии.
    Отец привез его в Петербург, в дом своего земляка генерал-фельдмаршала графа Разумовского. Здесь же находился и молодой Безбородко, с которым Петр Завадовский свел дружбу, поддерживавшуюся в течение всей их жизни. В доме этого боярина оба юные украинца были не более как слугами. Он научил их каллиграфии и рекомендовал генерал-фельдмаршалу графу Румянцеву, который обещал пристроить их.
    Завадовский поступил сперва в военную службу и так отличился в турецкую войну, что получил даже георгиевский орден; потом он черешел в канцелярию генерал-фельдмаршала графа Румянцева и вь\шел оттуда, что было тогда в России очень легко, в военный штат с чином подполковника.
    Когда императрица прибыла в 1775 году в Москву, Завадовский был еще в канцелярии графа Румянцева. Государыня просила фельдмаршала представить ей несколько людей, которые могли бы быть ее кабинет-секретарями. Румянцев рекомендовал ей За-вадовского и Безбородко. Обоими он был чрезвычайно доволен. Они также были весьма ему преданы, и только повеление императрицы и то обстоятельство, что они делали этим свою карьеру, могло побудить их покинуть его.
    Завадовский пользовался с первой же минуты большим вниманием, чем Безбородко, и было замечено, что государыня особенно благоволила к нему. Но она вела себя при этом очень осторожно. Завадовский и Безбородко всегда получали награды, повышения и подарки одновременно, один не раньше и не больше, чем другой. Эта осмотрительность была необходима, чтобы не оскорбить всесильного Потемкина. Лишь после того, как сам Потемкин решился оставить пост «избранника», Завадовский стал открытым любимцем императрицы.
    Эта перемена, случившаяся в ноябре 1776 года, стала известна при дворе вследствие того, что Завадовский переехал во дворец, в те именно комнаты, которые занимал Потемкин. В то время новый любимец, хотя и был еще кабинет-секретарем, имел уже чин генерал-майора. У него не было таланта, чтобы долго удержаться, и он сам послужил поводом к своему падению, которое, быть может, могло бы быть еще отсрочено благодаря милости императрицы и его собственному великодушию. Именно он, как сторонник Орловых и графа Румянцева, хотел свергнуть Потемкина, который превосходил его умом и могуществом и который своим в то время всесильным деспотизмом, в 1777 году, скоро уволил его в отпуск от двора, опасаясь, что он есть только орудие других.
    Завадовский, однако, вскоре опять явился ко двору и, считаясь ученым человеком, был определен к делам. Потемкин, вовсе не бывший мстительным, не препятствовал этому. Екатерина II тем более была рада этому, что действительно вполне доверяла Завадовскому. Было время, в восьмидесятых годах, когда, по внушению своих лучших друзей, один только Завадовский осмеливался делать в совете возражения императрице на ее заявления. Она все выслушивала от него и часто выражала ему за это свою благодарность. Можно поэтому уже догадываться, как императрица повысила бы его мало-помалу в чинах, так как уже в восьмидесятых годах он был, как мы видели, членом высшего совета государыни. Между тем его влияние не всегда оставалось одинаковым, и когда падало значение его друзей, Воронцова и Безбородко, понижалось и его влияние. Однако из всех избранников этой императрицы он один, кроме Потемкина, и по удалении из дворца императрицы остался в столице, всегда посещал двор и даже заведовал важными делами. В этом положении оставался он до смерти императрицы и был осыпаем знаками ее милости, почетными должностями и подарками.
    Павел I продолжал с Завадовским дружеские отношения своей матери, утвердил его во всех должностях и оказывал ему равным образом знаки своего благоволения.
    Александр I следовал примеру своих августейших предков, и Завадовский жил при дворе этого государя, почтенный его доверием и милостью.
    В 1799 году он был граф, действительный тайный советник, сенатор, директор и начальник банка, кавалер орденов Андрея, Александра Невского, Белого Орла и Станислава, командор первой степени ордена Св. Георгия четвертой степени.
    Завадовский не обладал блестящим умом, но имел много здравого смысла и к тому же очень хорошую особенность — он не считал себя умнее, чем был. Он был очень силён в русском языке и мог изготовлять широковещательные манифесты и указы. Некоторые познания и обладание латинским языком дали ему славу
    ученого. Вследствие этого ему была поручена вместе с великим и почтенным Эпинусом главная дирекция при учреждении нормальных школ. Он был, впрочем, непритязательный, ровный и спокойный человек. В девяностых годах ему ставили в укор, что он начал бражничать и поэтому стал менее пригоден для дела. В молодости он был очень красив, и в его глазах даже в старости видно было много живости и любезности.
    Будучи любимцем, он не имел времени составить себе большое состояние, к тому же у него недоставало уменья выманивать подачки. Но позже представились случаи и явилось уменье собрать значительные богатства."


    Чарторысский:
    "Граф Завадовский был назначен министром народного просвещения. Он был секретарем графа Румянцева одновременно с князем Безбородко, и дружеские отношения их с тех пор не прерывались. Граф Румянцев посоветовал Екатерине взять их обоих к себе в секретари, чему они и обязаны своей блестящей карьерой. Безбородко быстро выдвинулся своей смышленостью и способностью к работе. Он пользовался доверием монархини и достиг высшего сана. Уверенный в самом себе, он был единственным человеком, не ухаживавшим за фаворитами и державшимся собственными заслугами. Завадовский сумел добиться успеха в другом роде. Он стал фаворитом императрицы, привязался к ней и чувствовал себя очень несчастным, когда через шесть месяцев она удалила его от себя. Два его друга, Безбородко и Воронцов, старались уговорить его отнестись ко всему по-философски. Как бы в утешение, он получил от императрицы подарки, даже более значительные, чем те, которые она всегда делала своим отставляемым фаворитам, так как Екатерина видела в нем не только обыкновенного фаворита, но признавала за ним еще и другие достоинства. Впоследствии он женился, и при дворе к нему продолжали относиться хорошо. Благодаря своему другу Воронцову, а также и своей репутации человека, хорошо знавшего русский язык, им были написаны некоторые манифесты времен императрицы Екатерины, он получил пост министра. Он жил на счет этой приобретенной им репутации и слыл за ученого.
    Это был сговорчивый человек, с добрым и справедливым сердцем, но немного топорный. Его ум, так же как и его фигура, могли поворачиваться только целиком. Он трудно соображал и не схватывал оттенков мысли; вместе с тем у него было желание и претензия разбираться в реформах и новых веяниях и, кроме того, самолюбие, благодаря которому он вовсе не хотел быть в числе стариков, не умеющих ничему учиться и ничего не забывающих. Все же это не мешало ему обладать самыми характерными чертами русского администратора: полной подчиненностью и глубокой покорностью всему, что шло свыше. Он охотно и с восторгом говорил о классиках и цитировал отрывки, оставшиеся у него в памяти. Родная литература его очень интересовала. По какому-то странному случаю, он учился в польской иезуитской школе и знал латынь. Он не забыл польского языка и хвалился этим, с восторгом отзываясь о нашем старом поэте Иване Кохановском, некоторые стихотворения которого знал наизусть. Благодаря этому, в нем осталось нечто вроде симпатии к Польше и полякам, что отражалось даже на меню его обедов, на которых постоянно подавались польские кушанья."
     
  25. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Дмитриев-Мамонов А.М.

    [​IMG]
    фаворит 1786-89
    член Совета 1788-89
    граф Римской империи с 1788 (Российской с 1797)

    Гельбиг:
    "Александр Мамонов, происходивший из старой дворянской русской фамилии, которая называлась, собственно говоря, Дмитриев-Мамонов, был капитан гвардии, когда пал его предшественник Ермолов.
    Как все до сих пор адъютанты императрицы избирались квязем Потемкиным, так и Мамонов был им представлен императрице на другой день после отъезда Ермолова. Известно, что он послал его как своего адъютанта к императрище с нарисованной, фигурой, причем государыня и князь заранее условились, что критика рисунка будет означать оценку его подателя.. Екатерина, отдавая листок бумаги, приказала Мамонову сказать князю: «Рисунок хорош, но колорит дурен». Хотя этот приговор был и не в пользу Мамонова, императрица все-таки назначила его полковником и своим флигель-адъютантом.
    Ему было тогда только 24 года, но он тотчас же проявил такое стремление, которое позволяло уже догадываться о его будущем высокомерном поведении. Но прежде, чем предпринять что-либо, он так умно укрепился во мнении императрицы, что стал необходимейшим человеком в обществе государыни. Вскоре посыпались знаки милости. В сентябре он был уже прапорщик кавалергардов и генерал-майор. В октябре польский король прислал ему разом оба свои ордена (один орден Св. Станислава не принимал уже ни один знатный русский). Мамонов отказался носить их и просил короля дозволить, ему сохранить у себя эти ордена и надеть лишь после получения русского ордена. Затем он пошел к наследнику и попросил у него орден Св. Анны, который он и надел, богато усыпанный бриллиантами, в день Св. Екатерины. Только после этого он надел и польские ордена.
    С января 1787 года началось знаменитое путешествие императрицы. Мамонов сопровождал ее. Его значение было тогда настолько уже велико, что императрица приказала нарисовать себя и его в дорожных костюмах1. В пути он постоянно сидел в карете императрицы в числе шести лиц, причем другие постоянно менялись.

    Когда путешественники прибыли в Смоленск, он схватил обыкновенную болезнь — горловую. Императрица была так любезна, что оставалась в Смоленске со всем обществом шесть дней — обстоятельство, стоившее ежедневно 4000 дукатов, вследствие одной заготовки лошадей, не считая других громадных издержек. Сверх того, это путешествие было для него так удачно, что во время его он получил, между прочим, два полка и камергерские ключи.

    В это же время Мамонов начал принимать участие в политических переговорах. И могло ли быть иначе? Ежедневно и ежечасно он видел посланников Австрии, Франции, Англии, из которых каждый хотел перетащить его на свою сторону и сообщить верные сведения о двух остальных. В его присутствии императрица и князь всегда говорили о политике. Наконец, во время этого путешествия с русской императрицей свиделись ради политических целей германский император и польский король. Мамонов постоянно присутствовал, когда Екатерина II разговаривала с Иосифом II; он был единственный свидетель беседы своей повелительницы со Станиславом Августом. Сверх того, императрица оказывала ему честь, сообщая многие секретные сведения, чтобы, как она говорила, преподать ему науку, которая, быть может, понадобится ему в будущем. Так как Мамонов был умен, то выказал при обучении большую понятливость и скоро приобрел обширные политические сведения. Он сам теперь начал вставлять слово при обсуждении внутренних и внешних дел, давать советы, которым нередко следовали. Таким образом, он приобрел значение и стал опасен самому князю Потемкину. Уж он пытался было несколько раз свергнуть избранника, но все эти попытки не произвели никакого действия. Конечно, князь скоро достиг бы своей цели, если бы постоянно оставался в Петербурге; Мамонов часто открывал свою слабую сторону, и поразить его было нетрудно. Так, например, в 1788 году он вошел в связь с графиней Скавронской1, племянницей Потемкина, и эта связь становилась уже известной. Но как только ему показали знаки неудовольствия, он тотчас же прервал эту связь и вел себя так умно, что значение его было еще сильнее, чем когда-либо.
    В первые шесть месяцев 1789 года, которые были и последними месяцами нахождения его в милости, его кредит более всего поднялся, и он даже мог стать вице-канцлером. И он, конечно, стал бы им, несмотря на сопротивление отсутствовавшего князя Потемкина, если бы только графу Безбородко, который тогда был не в милости, можно было бы дать подходящее место, так как графа Остермана хотели и весьма легко могли перевести на пенсию. Кто знает, как все пошло бы, если бы Мамонов новой неосторожностью сам не свергнул себя.
    В последние дни июня узналась его тайная связь с княжной Щербатовой*, фрейлиной императрицы. Государыня справедливо возмутилась этой связью, которая была заключена, конечно, без ее ведома и, конечно, вопреки ее запрещению. Она осыпала обоих справедливыми упреками и (чего они никак не ожидали) в тот же вечер помолвила их. 12 июля праздновалась уже свадьба в Царском Селе, в комнатах Мамонова, в которых он остался и после свадьбы. На следующий же день он должен был отправиться с женой в Москву и, пока жива императрица, не являться в Петербург.

    ...

    Когда Мамонов находился на вершине своего благополучия, он был немецкий имперский граф, генерал-поручик, генерал-адъютант, действительный камергер, поручик кавалергардов, премьер-майор Преображенского полка, шеф Казанского кирасирского полка и еще одного кавалерийского полка и кавалер орденов Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Станислава и Св. Анны.
    ...
    Венчальные кольца получили и он и его невеста от императрицы, и каждое кольцо стоило 5000 рублей. Вот как великодушная монархиня наказывала небрежение и неблагодарность. Но она в то же время своей добротой укореняла в нем задатки своекорыстия.

    Читатели этой статьи заметили, конечно, что это своекорыстие было главнейшим недостатком в характере Мамонова. К этому присоединялись преимущественно гордость, суетность и неблагодарность. Довольно слабым противовесом им служили выдержка в начатых предприятиях и привязанность к своей фамилии; да и эти добродетели были, может быть, только пружинами его своекорыстия. Тем драгоценнее его таланты. Мамонов, из всех лиц его категории, был самый образованный. Он был очень умен, проницателен и обладал такими познаниями, что в некоторых научных отраслях, особенно же во французской и итальянской литературе, его можно было назвать ученым. Он понимал несколько живых языков; на французском же говорил и писал в совершенстве. Одной из незначительных его заслуг было составление комедий во вкусе Аристофана, со злой, легко понимаемой остротой и насмешкой. Острота, за которой он всегда гонялся, редко бывала естественной и потому часто неудачной. Обыкновенно она покоилась на обманчивом обезьянничанье морального поведения того лица, которое он хотел осмеять. Своему стремлению понравиться таким позорным талантом он приносил в жертву все, даже лиц, которым он был обязан почтением. Как ни мил был Мамонов в обществе, когда хотел быть милым, он становился невозможен, когда бывал не в духе, что, даже на официальных куртагах, он старался скорее выказать, чем скрыть. Смотря по нужде, он обходился со всяким вежливо, непринужденно или ласково. Наследнику и его супруге он оказывал величайшее почтение и внимание, которые навсегда сохранили ему благоволение этой высокой четы.
    Он был высокого роста, но его лицо, за исключением глаз, было вовсе некрасиво. Приговор императрицы о нем, что колорит дурен, был столь же справедлив, как и мнение князя Потемкина, утверждавшего, что у Мамонова калмыцкая физиономия. Словом, все предшественники Мамонова были красивее его."
     

Поделиться этой страницей