Бал, бал, бал...

Тема в разделе "Танец", создана пользователем La Mecha, 11 окт 2012.

Метки:
  1. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Тут виден кинжал в ножнах, возможно, как-то иначе называется. Шпага, пряжка вообще одинокая, знак "Белый Орел" - что за награда? Украшение со свисающей вниз частью - возможно, может прикрепляться не только на шляпы, но и служить заколкой, или брошкой, вообще -то он, правда, на подвеску похож.
     
  2. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Аксельба́нт (нем. Achselband от Achsel — подмышка и Band — лента, тесьма) — наплечный отличительный предмет в виде золотого, серебряного или цветного нитяного плетёного шнура с металлическими наконечниками.
    И тем не менее это аграф - заколка для шляпы.
    да, это охотничий нож. изумрудный гарнитур шёл к охотничьему костюму )
    Высший орден Речи Посполитой.
     
  3. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]

    А вот в сапфировом гарнитуре сохранились ещё ножны и набор украшений для пояса.
     
  4. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]
    А в алмазном гарнитуре орден Золотого руна (высший австрийский).
     
  5. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Так что блестеть действительно было чему )
     
    La Mecha нравится это.
  6. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Да, красивые очень.
     
  7. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    А.О. Россет-Смирнова «Дневник. Воспоминания. Баденский роман»:


    «Наконец настал великий день. Наша зала была освещена сальными свечами, а на этот случай купили стеклянные рожки. Три звонка – и вошла государыня со своей свитой. Она была декольте, на шее у нее всегда было три нитки крупного жемчуга, она ходила на высоких каблуках и переваливалась, и была очень крепко зашнурована. С ней была мадам Каталани, в оранжевом платье и пунцовая роза в волосах… Освещение было ослепительное.
    [​IMG]

    Два звонка – и в залу впорхнуло прелестное существо. Эта молодая дама была одета в голубое платье и по бокам приколоты маленькими букетами мелкие rosespourprees(красные розы), такие же розы украшали ее маленькую головку. За ней почти бежал высокий веселый молодой человек, который держал в руках соболью палантину и говорил: «Charlotte, Charlotte, votre palatine!» (« Шарлотта, Шарлотта, Ваша палантина!»)
    Дамы сказали: «Это великая княгиня Александра Федоровна и великий князь Николай Павлович!»

    [​IMG]

    Великая княгиня Александра Федоровна​

    … Государыня часто посылала нам гостинцы: когда привозили с Дона первую и лучшую паюсную икру, и для нас была доля. На святой и на масленицу мы катались в придворных каретах, и в каждом кармане был фунт конфет.
    В лазарет для выздоравливающих из дворца привозили то, что прописывал доктор Рейнбот – виноград, желе.

    [​IMG]
    Александра Осиповна Россет-Смирнова​

    На Страстной неделе государыня прислала мне желтый, разубранный букетами хвост, вышитый серебром, и юбку, всю вышитую серебром, а Эйлер – голубой дымковый, весь вышитый серебряными цветами, и такую же юбку…
    Выход еще не начинался, государь шел под руку с императрицей, оба кланялись на все стороны. Камер-паж нес длинный хвост, другой шел за государем, потому что в церкви он держал шпагу государя, за ними шли вдовствующая императрица с великим князем Михаилом Павловичем, и за ними шли камер-пажи, потом вся свита, прямо в большую залу, потом в маленькую белую залу, затем в залу с портретами фельдмаршалов, в белую залу, где были собраны обоего пола знатные особы. Меня поразила своею красотою и туалетом графиня Моркова, рожденная Гагарина. У нее была лента святого Георгия. В церкви я стояла возле Стефани (Радзивилл – курсив мой), которая была покрыта бриллиантами и в великолепном кремовом платье. У обеих государынь были бриллиантовые диадемы на голове, тогда не было еще русского платья и кокошников, и носили платье времен Екатерины: придворное платье. Впереди шли грузинские царевны, а Елена Павловна сидела в жемчуге. Стефани меня рассмешила и сказала: «Посмотри, ее жемчуг так натянут, что ее задушит».
    …Мне писала моя Стефани, а я пока жила в Таврическом дворце, с княгиней Ливен и Авдотьей Михайловной Луниной. Императрица мне сама рассказывала: «Вы знаете, как матушка строга к этикету. Я должна была надеть розовое платье и послала записку императору, говоря ему, что не могу надеть красную ленту на розовое платье и надену голубую ленту. Не подумав, он отослал ее матушке, которая мне написала: «Вы наденете вашу красную ленту, как можно позволять себе такие фривольности!» Но я все-таки спокойно отказалась надеть розовое платье».
    После коронации все поехали в Царское село. Я танцевала с маркизом де Табэ, который мне сказал: «Je suis pour minteresser aux femmes et a la mode, mais ce sont yeux que je ne daia a Paris» («Я стар, чтобы интересоваться женщинами и модой, но таких глаз не видел и в Париже!»).
    Двор переехал в Зимний дворец, и в городе были маленькие вечера… Первый был у Лизаветы Михайловны Хитровой. Она жила во втором этаже посльской квартиры, приемы ее были очень приятные. Стефани и я, мы были званы на этот вечер. В углу, между многими мужчинами, стоял Пушкин. Я сказала в мазурке Стефани: «Выбери Пушкина». Она пошла. Он небрежно прошелся с ней по зале, потом и я его выбрала. Он и со мной очень небрежно прошелся, не сказав ни слова.
    У Потоцкого были балы и вечера. У него я в первый раз видела Елизавету Ксаверьевну Воронцову в розовом атласном платье. Тогда носили cordelierе (цепь из драгоценных камней), ее cordeliere была из самых крупных бриллиантов. Она танцевала мазурку на удивление всем с Потоцким. Шик в мазурке состоит в том, что кавалер даму брал себе на грудь, тут же ударяя себя почти в центр тяжести (чтоб не сказать задницу), летит на другой конец залы и говорит: «Мазуречка, пани», а дама ему: «Мазуречка, пан Храббе».
    … Легкость была удивительная, когда танцевали попарно, а не спокойно, как теперь, и зрители всегда били в ладоши…
    На вечерах Потоцкого были швейцары со шпагами, офоциантов модно было принять за светских франтов, ливрейные были только в большой прихожей, омеблированной как салон: было зеркало, стояли кресла, и каждая шуба под номером. Все это на английскую ногу. Пушкин всегда был приглашен на эти вечера, и говорил, что любителям счастье, все подавали охлажденным, и можно называть то то, то другое, и желтенькие соленые яблоки, и морошку, любимую Пушкиным, брусника и брусничная вода, клюквенный морс и клюква, кофе с мороженым, печения, даже коржики, а пирожным конца не было.
    В воскресенье у императрицы были вечера на сто персон и салонные игры, «кошки и мышки». Я отличалась в этой игре, убегала в другую комнату, куда рвался Потоцкий, я от него опять в коридор, и кончалось, когда он говорил: «Je ne puis plus» (Больше не могу»).
    … Мы отправились к Карамзиным на вечер… Я знала, что они будут танцевать с тапером. Все кавалеры были заняты, один Пушкин стоял у двери и предложил мне танцевать с ним мазурку. Мы разговорились, и он мне сказал: «Как Вы хорошо говорите по-русски».
    - Еще бы, мы в институте всегда говорили по-русски, нас наказывали, когда мы в дежурный день говорили по-французски. А на немецкий махнули рукой.
    - Но Вы итальянка?
    - Нет, я не принадлежу ни к какой национальности: мой отец был француз, моя бабушка – грузинка, а дед – пруссак, но я православная и по сердцу – русская… Плетнев нам читал Вашего «Евгения Онегина», мы были в восторге, но когда он сказал: панталоны, фрак, жилет, мы сказали: какой, однако, Пушкин, indecent (непристойный).
    Он разразился громким веселым смехом, свойственным только ему. Про него Брюллов говорил: «Когда Пушкин смеется, у него даже кишки видны».
    К концу года Петербург проснулся: начали давать маленькие вечера. Первый танцевальный был у Элизы Хитровой.

    [​IMG]
    Елизавета Воронцова​

    Она приехала из-за границы с дочерью, графиней Тизенгаузен, за которую будто сватался прусский король. Элиза гнусила, была в белом платье, очень декольте: ее пухленькие плечи вылезали из платья; на указательном пальце она носила Георгиевскую ленту, и часы фельдмаршала Кутузова и говорила: «Он носил это под Бородино». Пушкин был на этом вечере и стоял в уголке за другими кавалерами. Мы все были в черных платьях. Я сказала Стефани: «Мне ужасно хочется танцевать с Пушкиным». «Хорошо, я его выберу в мазурке, - и точно подошла к нему. Он бросил шляпу и пошел за ней. Танцевать он не умел. Потом я его выбрала…
    Элиза пошла в гостиную, грациозно легла на кушетку и позвала Пушкина. Всем известны стихи Пушкина:

    Нынче Лиза en-gala,
    У австрийского посла,
    Не по-прежнему мила!
    Но по-прежнему гола.

    К ней ходил Вигель, на которого Пушкин сочинял стихи. Этот Вигель оставил записки, которые напечатали с пропусками, не знаю, почему, у него желчь без злобы, и протест против западного напускного образования.
    Сей Вигель… украсил русскую литературу портретами, хотя в карикатурном виде».

    [​IMG]

    Государь Николай Павлович​
     
  8. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Де Кюстин Россия в 1839 г.

    Возвращаюсь, однако, к описанию торжественных празднеств, на которых я теперь каждый вечер присутствую. У нас балы лишены всякой красочности благодаря мрачному, черному цвету мужских нарядов, тогда как здесь блестящие, разнообразные мундиры русских офицеров придают особый блеск петербургским салонам. В России великолепие драгоценных дамских украшений гармонирует с золотом военных мундиров, и кавалеры, танцуя со своими дамами, не имеют вида аптекарских учеников или конторских клерков.

    Внешний фасад Михайловского дворца со стороны сада украшен во всю длину итальянским портиком. Вчера воспользовались 26-градусной жарой, чтобы эффектно иллюминировать колоннаду галереи группами оригинальных лампионов: они были сделаны из бумаги в форме тюльпанов, лир, ваз. Это было ново и довольно красиво.

    Великая княгиня Елена для каждого устраиваемого ею празднества придумывает, как мне передавали, что-нибудь новое, оригинальное, никому не знакомое. И на этот раз свет отдельных групп цветных лампионов живописно отражался на колоннах дворца и на деревьях сада, в глубине которого несколько военных оркестров исполняли симфоническую музыку. Группы деревьев, освещенные сверху прикрытым светом, производили чарующее впечатление, так как ничего не может быть фантастичнее ярко освещенной зелени на фоне тихой, прекрасной ночи.

    Большая галерея, предназначенная для танцев, была декорирована с исключительной роскошью. Полторы тысячи кадок и горшков с редчайшими цветами образовали благоухающий боскет. В конце залы, в густой тени экзотических растений, виднелся бассейн, из которого беспрерывно вырывалась струя фонтана. Брызги воды, освещенные яркими огнями, сверкали как алмазные пылинки и освежали воздух. Роскошные пальмы, банановые деревья и всевозможные другие тропические растения, корни которых скрыты были под ковром зелени, казалось, росли на родной почве, и чудилось, будто кортеж танцующих пар какой-то чудодейственной силой был перенесен с дикого сквера в далекий тропический лес. Невольно грезилось наяву, так все кругом дышало не только роскошью, но и поэзией. Блеск волшебной залы во сто крат увеличивался благодаря обилию огромных зеркал, каких я нигде не видал ранее. Эти зеркала, охваченные золочеными рамами, закрывали широкие простенки между окнами, заполняли также противоположную сторону залы, занимающей в длину почти половину всего дворца, и отражали свет бесчисленного количества свечей, горевших в богатейших люстрах. Трудно представить себе великолепие этой картины. Совершенно терялось представление о том, где ты находишься. Исчезали всякие границы, все было полно света, золота, цветов, отражений и чарующей, волшебной иллюзии. Движение толпы и сама толпа увеличивались до бесконечности, каждое лицо становилось сотней лиц. Этот дворец как бы создан для празднества, и казалось, что после бала вместе с танцующими парами исчезнет и эта волшебная зала. Я никогда не видел ничего более красивого. Но самый бал походил на все другие и далеко не соответствовал исключительной роскоши залы. Здесь не было ничего яркого, захватывающего, никаких зрелищ, сюрпризов, балетных представлений. Танцевали беспрерывно полонезы, вальсы и какие-то контрдансы, именуемые на русско-французском наречии кадрилью. Даже мазурку танцуют в Петербурге менее весело и грациозно, чем на ее родине, в Варшаве.
    Русской важности никак не ужиться с бойкими, полными самозабвенного пыла истинно польскими танцами.
    После каждого полонеза императрица присаживалась отдохнуть в душистой сени галереи, которую я вам описал; там она укрывалась от жары; в эту летнюю грозовую ночь в иллюминированном саду было так же душно, как во дворце. Во время празднества я на досуге сравнивал две наши страны, и наблюдения мои оказались не в пользу Франции. Демократия по долгу своему разрушает упорядоченность большого собрания людей; празднику же в Михайловском замке особую красоту придавали всевозможные почести и хлопоты, предметом которых была государыня. Для изысканных развлечений королева необходима; но равенство имеет столько других преимуществ, что ради него можно и пожертвовать роскошью удовольствий; именно так и поступаем мы во Франции - похвальное бескорыстие; боюсь только, как бы наши потомки, когда настанет их черед наслаждаться усовершенствованиями, какие уготовили им чересчур великодушные предки, не пришли к иному мнению. Кто знает, не скажут ли про нас эти поколения, очнувшись от заблуждений: "Поддавшись ложному красноречию, они сделались тайными фанатиками и обрекли нас на явное Ничтожество"?
     
  9. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    он же:


    "Герцогиня Ольденбургская, урожденная принцесса Нассауская, по мужу

    состоит в весьма близком родстве с императором; она пожелала устроить вечер по

    случаю бракосочетания великой княжны Марии, но не могла ни превзойти в

    пышности предыдущие балы, ни состязаться в богатстве с двором, а потому

    задумала дать импровизированный сельский бал в своем доме на островах.

    В саду, переполненном гуляющими и оркестрами, что были спрятаны в

    отдаленных боскетах, собрались эрцгерцог австрийский, прибывший в Петербург

    два дня назад, дабы принять участие в празднествах, послы со всего мира

    (невиданные актеры для пасторали!) - в общем, вся Россия в лице знатнейших ее

    вельмож, старательно принимавших добродушный вид.

    На каждом празднике тон задает император; паролем этого дня было:

    пристойная наивность, или изысканная Горациева простота.

    В подобном расположении духа пребывали в этот вечер все, в том числе и

    дипломатический корпус; мне чудилось, будто я читаю эклогу - но не Феокрита

    или Вергилия, а Фонтенеля.

    До одиннадцати вечера танцы продолжались на свежем воздухе, а затем, когда

    на головы и плечи юных и пожилых дам, участвовавших в сем торжестве

    человеческой воли над скверным климатом, пролились изрядные потоки росы, все

    возвратились в небольшой дворец, что служит обыкновенно летним жилищем гер-

    цогине Ольденбургской.

    В центре виллы (по-русски - "дачи") находится ротонда,

    сияющая ослепительным блеском позолоты и свечей; бал продолжался в этой зале,

    а толпа нетанцующих заполнила остальные помещения. Свет исходил из центра, и

    яркие блики его изливались наружу - словно солнечные лучи, что, рождаясь,

    несут тепло и жизнь повсюду в безлюдных глубинах Эмпирея. Ослепительная

    ротонда представала моему взору орбитой, по которой, озаряя собою весь дворец,

    вращалась звезда императора.

    На террасах второго этажа растянули тенты, дабы под ними разместить

    императорский стол и стол для приглашенных к ужину. Празднество это было не

    столь многолюдным, как предыдущие, и на нем царил такой великолепно

    упорядоченный беспорядок, что оно развлекло меня более других. Если не считать

    забавного смущения, какое читалось на некоторых физиономиях, принужденных на

    время напускать на себя сельскую простоту, то вечер оказался совершенно

    необыкновенным - то было своего рода императорское Тиволи, где все, даже и

    находясь в присутствии своего безраздельного повелителя, чувствовали себя почти

    свободно. Когда государь забавляется, он уже не кажется деспотом - а император

    в тот вечер забавлялся.

    Как я уже говорил, прежде чем перейти в ротонду, все танцевали под

    открытым небом: по счастью, в этом году стоит чрезвычайная жара,

    благоприятствующая замыслам герцогини. Ее загородный дом находится в

    прелестнейшей части островов; здесь, среди ослепительных садовых цветов в

    горшках, что, казалось, сами собою выросли на английском газоне, явлено было

    еще одно чудо: герцогиня устроила бальную залу на воздухе; на небольшом лужку

    она велела настлать великолепный салонный паркет, окружив его изящными,

    увитыми цветами балюстрадами. Эта оригинальная зала, для которой небесный

    свод служил потолком, изрядно напоминала корабельную палубу, убранную

    флагами по случаю морского праздника; с одной стороны на нее можно было

    взойти по нескольким ступеням с лужка, с другой - через крыльцо, пристроенное

    к парадному входу здания и скрытое под навесами из экзотических цветов.

    Роскошные редкие цветы в этой стране заменяют собой редко растущие деревья.

    Люди, что живут здесь, пришли из Азии и, заточив себя в северных льдах,

    вспоминают восточную роскошь изначальной своей родины; они делают все, что в

    их силах, дабы возместить бесплодие природы, которая сама по себе порождает в

    открытом грунте лишь ели да березы. Здесь искусственно, в парниках, выводят

    бесконечное число кустарников и растений; и поскольку поддельно все, то

    вырастить какие-нибудь цветы из Америки не сложнее, нежели французские

    фиалки или лилии. Роскошные дома в Петербурге украшает и делает непохожими

    друг на друга не первозданное плодородие почвы, но цивилизация, что обращает

    себе на пользу сокровища всего мира, дабы скрыть от глаз скудную землю и скупое

    полярное небо. Так что пусть вас не удивляет

    бахвальство русских: природа для них - еще один враг, которого они одолели

    благодаря своему упорству; во всех их развлечениях присутствует подспудно

    радостная гордость победителя.

    Императрица, невзирая на свою хрупкость, танцевала на изысканном паркете

    этого великолепного сельского бала, заданного ее кузиной, с обнаженной шеей и

    непокрытой головой, не пропуская ни одного полонеза. В России всякий трудится

    на своем поприще до полного изнеможения. Долг императрицы - развлекаться до

    упаду, и она исполнит обязанность свою точно так же, как исполняют ее все

    остальные рабы, - будет танцевать до тех пор, покуда сможет.
     
    La Mecha нравится это.
  10. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Александр Дюма, «Учитель фехтования или полтора года в Санкт-Петербурге»:
    [​IMG]
    «Наступил Новый год. В день Нового года царь принимает у себя свой народ – около двадцати тысяч приглашенных являются на бал в Зимний дворец. В девять часов вечера двери дворца открываются, и его залы тут же наполняются самой разнообразной публикой, тогда как в течение всего года он доступен только для высшей аристократии.
    Уже около получаса находились мы в зале дворца…, когда раздались звуки полонеза и среди приглашенных пронесся шепот: «Государь, государь!»
    В дверях появляется его величество с супругой английского посла. За ним следует весь двор. Публика расступается, и в образовавшееся пространство устремляются танцующие. Перед моими глазами проносится поток бриллиантов, перьев, бархата, духов.
    [​IMG]



    В то время, как народ заполняет залы дворца, государь и государыня, окруженные великими князьями и великими княгинями, принимают обычно в Георгиевском зале дипломатический корпус. По окончании этого приему двери Георгиевского зала распахиваются, начинает играть музыка, и император под руку с супругой французского, австрийского, испанского или какого-нибудь другого посла входит в зал. И тотчас же приглашенные расступаются, точно отхлынувшие волны Чермного моря, и император проходит среди них.
    В десять часов вечера, когда дворец был полностью освещен, туда пригласили всех лиц, имевших билеты на бал. Я был в числе этих счастливцев и вслед за ними поспешил в Эрмитаж. У дверей его стояло двенадцать негров, одетых в богатые восточные костюмы; они сдерживали напор толпы и проверяли пригласительные билеты. Войдя в театр Эрмитажа, я подумал, что попал во дворец фей. Представьте себе огромную залу, потолок и все стены которой убраны хрустальными украшениями самых различных форм. За этими украшениями скрыты от восьми до девяти тысяч разноцветных лампионов, свет которых дробится, преломляясь в кристалле, и заливает чудесную декорацию – сады, боскеты, присовокупите к этому дивную музыку, и вам покажется, что вы находитесь в искрящемся тысячью огней волшебном дворце.
    В одиннадцать часов вечера музыка и трубы возвестили о прибытии императора. Тотчас же все великие князья и княгини, послы с женами, фрейлины и придворные чины сели за стол, находившийся в центре помещения, прочие же гости, среди которых было около шестисот человек из высшей знати, разместились за двумя другими столами. Один только государь не садился: он обходил столы и обращался то к одному, то к другому гостю, который отвечал ему, сидя, как того требовал этикет.
    Не могу передать того впечатления, которое произвели на всех присутствующих император, великие князья и блестящий двор в золоте, шелках, бриллиантах. Что до меня, то я никогда не видел ничего подобного. Я бывал на наших французских придворных балах и должен сказать, вопреки своему патриотизму, что русские балы значительно превосходят их своим блеском.
    По окончании банкета все отправились в Георгиевский зал, танцы снова начались здесь полонезом, который по-прежнему возглавлял государь. Вскоре после этого он уехал. Приглашенные стали постепенно расходиться. Во дворце было двадцать градусов тепла, а на дворе – столько же мороза. Таким образом, разница в температуре достигала сорока градусов».

    Анна Федоровна Тютчева, «Воспоминания»:
    [​IMG]

    «Я была на балу у графини Орловой – Давыдовой; не принадлежа к числу барышень, имеющих успех, к тому же застенчивая и робкая, я танцевала мало и старалась скрываться в укромных уголках, любуясь оттуда блеском и движением бального зала – препровождение времени, в котором я часто находила удовольствие, несмотря на малый успех в свете.
    Так я однажды сидела на одном из диванчиков бального зала, скромная и одинокая, когда молодая дама села на другой конец диванчика. На ней был прелестный туалет из голубого крепа с кружевами, который оттенял необычайную белизну ее лица и ее изящество. Я долго и с удовольствием любовалась ею. В ней было что-то исключительно молодое и воздушное – то обаяние, которое больше всего меня привлекает в женской красоте.
    [​IMG]
    Когда она удалилась, я спросила у одной своей знакомой: «Скажите, кто эта очаровательная особа в голубом, которая здесь сидела?»
    Она ответила мне презрительно: «Откуда вы, моя милая? Ведь это цесаревна».
    Молодая принцесса была привезена в Россию, где … приняла православие и венчалась, когда наследнику исполнилось 21-22 года, а ей еще не было 17 лет.
    Она мне рассказывала, что скромная и в высшей степени сдержанная, она вначале испытывала только ужас перед той блестящей судьбой, которая столько неожиданно открывалась перед ней.
    Выросшая в уединении и даже в некотором небрежении в маленьком замке Югендгейм, где ей редко приходилось видеть даже отца, она была более испугана, чем ослеплена, когда внезапно была перенесена ко двору, самому пышному, самому блестящему и самому светскому из всех европейских дворов…
    Она была необычайно изящна – тем совершено особым изяществом, которое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движении и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела.
    Это одухотворенное и целомудренное изящество идеальной отвлеченности.
    Душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю.
    … Во всем ее существе была какая-то интимная прелесть, тем более обаятельная, что она не обладала даром широко расточаться…
    [​IMG]
    … На днях у цесаревны был большой бал, очень роскошный. Странное чувство я испытываю на балах и вообще в свете. Когда я нахожусь среди этой блестящей толпы, нарядной и оживленной, среди улыбок и банальных фраз, среди кружев и цветов, скрывающих под собой неизвестных и малопонятных мне людей, ибо даже близкие знакомые принимают на балу такой неестественный вид, что трудно их узнать, - мною овладевает какая-то тоска, чувство пустоты и одиночества, и никогда я так живо не ощущаю ничтожество и несовершенство жизни, как в такие минуты. Впрочем, я люблю это чувство, я люблю свет, чтобы его ненавидеть, люблю ощущать, как звучат самые глубокие и самые грустные струны моей души от соприкосновения со всей этой суетой. В жизни совершенно ровной душа становится слишком ясной, слишком покойной и многого уже не чувствует так глубоко. Пребывать в скорбях порою полезно.
    Самодержавие, конечно, прекрасная вещь: утверждают, что это – воплощение на земле Божественной власти; это могло быть правдой, если бы к всемогуществу самодержавие могло присоединять всеведение, но так как, в конце концов, самодержец только человек, подверженный ошибкам и слабостям, власть в его руках становится опасной силой. Рассуждая так, я считаю себя в то же время очень неблагодарной: здесь все так добры ко мне.
    … Император Николай Павлович питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него это была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки. Но в своей волшебной темнице птичка не вспоминала даже о своих крылышках. Для императрицы фантастический мир, которым окружило ее поклонение всемогущего супруга, мир великолепных дворцов, роскошных садов, веселых вилл, мир зрелищ и феерических балов заполнял весь горизонт, и она не подозревала, что за этим горизонтом, за фантасмагорией бриллиантов и жемчугов, драгоценностей, цветов, шелка, кружев и блестящих безделушек существует реальный мир, существует нищая, невежественная, наполовину варварская Россия, которая требовала бы от своей государыни сердца, активности и суровой энергии сестры милосердия, готовой прийти на помощь ее многочисленным нуждам. Александра Федоровна была добра, у нее всегда была улыбка и доброе слово для тех, кто к ней подходил, но эта улыбка и это доброе слово никогда не выходили за пределы небольшого круга тех, кого судьба к ней приблизила, Александра Федоровна не имела ни для кого ни сурового взгляда, ни недоброжелательного жеста, ни сурового осуждения. Когда Александра Федоровна слышала о несчастии, она охотно отдавала свое золото, если только что-нибудь оставалось у ее секретаря после расплаты по громадным счетам модных магазинов, но она принадлежала к числу тех принцесс, которые способны были бы наивно спросить, почему народ не ест пирожных, если у него нет хлеба...Культ, которым император Николай, а по его примеру и вся царская семья, окружили ее, создал вокруг нее настоящий престиж.
    …Сегодня, когда я пришла на вечер, императрица (Мария Александровна – курсив мой) подала мне маленький футляр со своим шифром из бриллиантов, на который я имею право, как фрейлина царствующей императрицы.
    Во время вечера говорили о коронации, которая обыкновенно бывает шесть месяцев спустя после восшествия на престол, и император сказал: «На этот раз ее придется отложить на год или два, я не хочу короноваться, пока не будет окончена война».
    Много говорят о молодой императрице (Марии Александровне – курсив мой), об ее уме и той роли, которую она призвана сыграть…
    Нужно очень мало знать императрицу, чтобы приписывать ей какое бы то ни было сходство с Екатериной 2. Императрица, несомненно, очень умна; ум ее очень тонкий, очень проницательный, но между ее умом и умом Екатерины 2 совершенно нет ничего общего. Екатерина 2 была не столько умной женщиной, сколько гениальным мужчиной, она была призвана к тому, чтобы влиять на людей, направлять их, управлять ими, чтобы всегда проявлять себя во вне и искать во внешней и чисто земной жизни удовлетворение своему огромному честолюбию.
    Императрица Мария Александровна не обладает ни одним из качеств и ни одним из недостатков Екатерины. Она создана гораздо более для внутренней жизни, душевной и умственной, чем для активной деятельности и для внешних проявлений. Честолюбие свое она обращает не на искание власти или политического влияния, но на развитие своего внутреннего существа…
    Сегодня праздновали день рождения императрицы. Ей минул 31 год.
    Среди великолепных подарков, полученных ею от государя. есть между прочим браслет, в который вправлена большая жемчужина с портретом Николая, затем довольно удачный портрет масляными красками маленькой великой княжны, написанный Макаровым. Малютка выучила наизусть маленькое четверостишие по-английски и очень мило произнесла его. По-моему, злоупотребляют впечатлительностью этого ребенка; ей только год и восемь месяцев, а ее превращают в предмет забавы для отца, который души в ней не чает.
    Обедню служили в большой домовой церкви Петергофского дворца, а затем состоялся парадный выход и принесение поздравлений.
    Я была шокирована тем, как в этом случае держали себя фрейлины.
    К несчастью, дурной тон распущенности и излишней непринужденности все больше и больше распространяется со времени смерти Николая Павловича, строгий взгляд которого внушал уважение к дисциплине и выдержке дамам и кавалерам свиты не менее, чем солдатам его полков.
    Наше общество очень нуждается во внешней сдержке, так как оно утратило инстинктивное чувство декорума, которым отличаются примитивные расы, и не достигло еще той степени культуры, при которой вежливость и хороший тон вытекают из утонченной душевной жизни, как из естественного источника. Эти мысли пришли мне в голову в то время, как я наблюдала величественную внешность княгини Чавчавадзе, которая только что провела несколько лет в плену у Шамиля. Она принадлежит к кавказскому дворянскому роду и обладает самыми аристократическими манерами, какие только можно себе представить. Старая княгиня Воронцова также отличается умением себя держать. Она принадлежит к тому поколения, в котором еще живы традиции этикета старого двора. Но в настоящее время наши элегантные дамы стараются подражать тону гризеток с подмостков Французского театра. Меня буквально тошнит, когда, как сегодня, я попадаю в общество великих князей – младших братьев государя и молодых фрейлин императрицы-матери. Со стороны молодых великих князей крики, жестикуляция, пошлые, хотя и невинные шутки, а со стороны дам смешки и жеманство субреток, фамильярная распущенность, наполовину бессознательная, от которой делается прямо-таки тошно. Мое лицо, боюсь, слишком часто выдает испытываемое мною впечатление, так как я чувствую, что меня неохотно принимают в этом кружке, в котором я сама чувствую себя неловко, и в который мое присутствие вносит также невольно неловкость.
    [​IMG]
    … Состоялся народный бал, на который допускаются все классы общества в национальных костюмах и где императрица и великие княжны появляются в сарафанах, сверкающих драгоценными каменьями.
    На великой княгине Марии Николаевне был золотой парчовый сарафан, голубая бархатная душегрейка, отделанная бахромой из жемчуга и бриллиантовая ривьера; на императрице – золотая парчовая душегрейка, шитая изумрудами и рубинами, и юбка из серебряной парчи, шитой золотом. На великой княгине Александре Иосифовне был костюм наполовину польский, отороченный мехом, оттенявший поразительно ее красоту.
    [​IMG]
    Бал в Дворянском собрании. Огромная толпа. На мне было платье из белого тюля, отделанное нарциссами идеальной свежести. Едва я сделала шагов двадцать в толпе, как от них осталось одна бесформенная масса.
    [​IMG]
    Бал у английского посла, лорд Грэнвилла. Для танцев была устроена палатка, довольно просторная, но в ней все-таки было тесно, вследствие большого скопления народа. Съехался весь город с предместьями. По словам самого посланника, на балу появилось с полсотни человек, которых он не приглашал.
    Таково чувство собственного достоинства наших милых соотечественников! Надо сказать, что во время коронации не приходилось гордиться нравами нашего милого общества, оно выказало печальное неумение вести себя и владеть собой.
    Бал лорда Грэнвилла не стоил того, чтобы стремится на него с таким азартом.
    Во-первых, давка в танцевальном зале была так велика, что после первой же кадрили пропало все мое мужество, и я искала убежища в соседнем салоне. Кроме того, с люстр струился дождь растопленного воска. Смешно было видеть, как люди, которым на лицо или на плечи падала эта жгучая роса, подпрыгивали, делая страшные гримасы. Освежающих напитков совсем не было.
    Буфет, очень небольшой и наскоро сервированный, до такой степени был осажден толпой, что не было никакой возможности добыть даже стакан лимонада. За ужином дело обстояло еще хуже. Приборов хватило только на половину приглашенных; остальная половина ворча сидела с пустым желудком в соседних салонах. Отсутствие ужина было очень чувствительным ударом для русских патриотов; все те, которых война не сделала врагами Альбиона, стали таковыми по этому поводу.
    [​IMG]
    … Сегодня вечером давался бал для гусаров, праздник которых бывает 6-го числа. Все дамы были в белом и красном, в платьях, более или менее походивших на гусарский мундир. Я не танцевала и беседовала с несколькими кавалерами, князем Багратионом, адъютантом государя и умным малым, Кушелевым, также адъютантом и большим поклонником вертящихся столов, явления, которое он объясняет магнетическим действием, но не действием духов. Кстати, Юм написал Бобринскому, то он потерял свою способность и что нового года он не в состоянии будет давать сеансов. Духи покинули его.
    Пока находишься под впечатлением его чудес, склонен им верить, но стоит только выспаться, чтобы убедиться, что тут ничего нет.
    Одно из лиц, которых я люблю видеть на балу, это – княгиня Дадиани Мингрельская, веселая толстушка, по-видимому, вполне примирившаяся с потерей своей короны и наслаждающаяся прелестями развращенной цивилизации 19 века. Петербургские салоны заставили ее позабыть свои чудные кавказские горы, и она весело расточает те полмиллиона, которые ей выплачивает правительство взамен утраченного величия. В общем, бал не доставил мне удовольствия».
    [​IMG]
     
  11. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    «Друзья Пушкина», Переписка, Воспоминания, Дневники;
    Составление, биографические очерки и прим. В.В. Кунина, М, 1986:

    «C Елизаветой Михайловной Хитрово (урожденная княжна Кутузова) и Екатериной Федоровной (Тизенгаузен - дочерью Е.М. Хитрово, курсив мой) …вскоре после своего приезда в Петербург весной 1827 г.
    1830 год петербургская знать открывала костюмированным балом в Аничковом дворце. Каждая «маска» должны была обратиться к императорской чете со стихами, специально приготовленными по этому случаю.
    Фрейлина Тизенгаузен выбрала для бала костюм циклопа и попросила А.С. Пушкина помочь со стихами. Пушкин ответил довольно церемонным письмом в блестящем французском эпистолярном стиле, которым, по отзывам самих французов, он владел неподражаемо, и русским стихотворением «Циклоп»:

    Язык и ум теряя разом,
    Гляжу на вас единым глазом,
    Единый глаз в главе моей.
    Когда б судьбы того хотели,
    Когда б имел я сто очей,
    То все бы сто на вас глядели.

    Стихотворение, произнесенное Е.Ф. Тизенгаузен, и сама она, наряженная циклопом, имели шумный успех».
    [​IMG]

    Анна Алексеевна Оленина:
    «Однажды на балу у графини Тизенгаузен-Хитровой Анета увидела самого интересного человека своего времени и выдающегося на поприще литературы: это был знаменитый поэт Пушкин.
    Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злобы и насмешливость затмевали тот ум, который был виден в голубых, или, лучше сказать, стеклянных глазах его.
    Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к этому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие – вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту 19 столетия.
    Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно все знать, что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь такова.
    Итак, все, что Анета могла сказать после короткого знакомства, есть то, что он умен, иногда любезен, очень ревнив, несносно и неделикатен.
    Среди особенностей поэта была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте.
    Анета соединяла с посредственной внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, порой глупы. Но ее нога была действительно очень мала, и почти никто из подруг не мог надеть ее туфель.
    Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза следили по блестящему паркету за ножками молодой Олениной.
    Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все - мужчины и женщины – старались оказывать ему внимание, которое всегда питают к гению.
    Анета знала его, когда была еще ребенком.
    Она тоже захотела отличить знаменитого поэта: она подошла и выбрала его на один из танцев; боясь, что она будет осмеяна им, заставила ее опустить глаза и покраснеть, подходя к нему. Небрежность, с которой он спросил у нее, где ее место, задела ее.
    Предположение, что Пушкин может принять ее за дуру, оскорбило ее, но она ответила просто и за весь остальной вечер уже не решалась выбрать его.
    Но тогда он, в свою очередь, подошел выбрать ее исполнить фигуру, и она увидела его, приближающегося к ней.
    Она подала ему руку, отвернув голову и улыбаясь, потому что это была честь, которой многие завидовали».

    П.М. Устимович:
    «Кружок Олениных состоял с одной стороны, из представителей высшей аристократии – и писателей, художников, музыкантов – с другой, никакого раздвоения в этом кружке не было, все жили дружно, весело, душа в душу, особенно весело проводил время оленинский кружок в Приютине – так называлась дача около Петербурга, за Охтой, дача эта отличалась прекрасным местоположением: барский дом стоял здесь над самою рекою и прудом, окаймленным дремучими лесами.
    Из забав здесь особенно в ходу игра в шарады, которая в даровитой семье оленинского кружка являлась особенно интересною, особенно уморителен был в этой игру Крылов, когда он изображал героев своих басен.
    Между играми тут же часто читали молодые писатели свои произведения, а М.И. Глинка разыгрывал свои произведения.
    Семнадцати лет Анна Алексеевна была назначена фрейлиною к императрице Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне; при дворе она считалась одною из выдающихся красавиц, выделяясь, кроме того, блестящим и игривым умом и особенною любовью ко всему изящному».



    А.С. Пушкин (о А.О. Россет-Смирновой):

    В тревоге пестрой и бесплодной
    Большого света и двора
    Ты сохранила взгляд холодный,
    Простое сердце, ум свободный,
    И правды пламень благородный,
    И, как дитя, была добра.
    Смеялась над толпою вздорной,
    Судила здраво и светло,
    И шутки, злости самой черной,
    Писала прямо набело.

    А.О. Россет-Смирнова (Рассказы о Пушкине, записанные Я.П. Полонским):
    «Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит: «Послушайте скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чем говорю. Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная с будочника и до царя».
    И действительно, он мог со всеми весело проводить время. Иногда с лакеями беседовал…»

    А.В. Мещерский:
    «А.О. Смирнова была небольшого роста, брюнетка, с непотухающей искрой остроумия в ее черных и добрых глазах. Высокое положение в свете и изящество ее манер не помешали многим находить, что наружностью она похожа на красивую и молодую цыганку».

    Я.П. Полонский:
    «Я застал Смирнову далеко уже не первой молодости… Сухое бледное лицо ее, черные строгие глаза и правильный тонкий профиль… сохраняли еще следы прежней молодой красоты. Мне казалась она больной, нервной, беспрестанно собирающейся умереть женщиной… Иногда при гостях она вдруг как бы оживала…
    Самым добродушным тоном она говорила колкости – но так, что сердиться на нее никто не мог.
    Я не раз удивлялся ей, в особенности, ее колоссальной памяти – выучиться по-гречески ей ничего не стоило…Я уважал ее за ум, но… не очень любил ее.
    Из-под маски простоты и демократизма просвечивался аристократизм самого утонченного и вонючего свойства, под видом кротости скрывался нравственный деспотизм, не терпящий свободомыслия…
    Несмотря на эти недостатки, я все готов был простить Смирновой за ее ум, правда, парадоксальный, но все-таки ум, за ее колоссальную память.
    Чего она не знала? На каких языках не говорила?»


    [​IMG]



    П.А. Вяземский:

    «Вы - Донна Соль, подчас и Донна Перец!
    Но все нам сладостно и лакомо от вас,
    И каждый мыслями и чувствами из нас
    Ваш верноподданный и ваш единоверец.
    Но, всех счастливей будет тот,
    Кто к сердцу вашему надежный путь проложит
    И радостно сказать вам сможет:
    О, Донна Сахар, Донна Мед!»

    [​IMG]
     
  12. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Е. Баратынский.

    Бал

    Глухая полночь. Строем длинным,
    Осеребренные луной,
    Стоят кареты на Тверской
    Пред домом пышным и старинным.
    Пылает тысячью огней
    Обширный зал; с высоких хоров
    Ревут смычки; толпа гостей;
    Гул танца с гулом разговоров.
    В роскошных перьях и цветах,
    С улыбкой мертвой на устах,
    Обыкновенной рамой бала,
    Старушки светские сидят
    И на блестящий вихорь зала
    С тупым вниманием глядят.

    Кружатся дамы молодые,
    Не чувствуют себя самих;
    Драгими камнями у них
    Горят уборы головные;
    По их плечам полунагим
    Златые локоны летают;
    Одежды легкие, как дым,
    Их легкий стан обозначают.
    Вокруг пленительных харит
    И суетится и кипит
    Толпа поклонников ревнивых;
    Толкует, ловит каждый взгляд;
    Шутя несчастных и счастливых
    Вертушки милые творят.
    В движенье все. Горя добиться
    Вниманья лестного красы,
    Гусар крутит свои усы,
    Писатель чопорно острится,
    И оба правы: говорят,
    Что в то же время можно дамам,
    Меняя слева взгляд на взгляд,
    Смеяться справа эпиграммам.
    Меж тем и в лентах и в звездах,
    Порою с картами в руках,
    Выходят важные бояры,
    Встав из-за ломберных столов,
    Взглянуть на мчащиеся пары
    Под гул порывистый смычков.


    В.Ф. Одоевский "Русские ночи":

    "Мазурка кончилась. Ростислав уже насмотрелся на белые, роскошные плечи своей дамы и счел на них все фиолетовые жилки, надышался ее воздухом, наговорился с нею обо всем, о чем можно наговориться в мазурке, например обо всех тех домах, где они должны были встречаться в продолжение недели, и, неблагодарный, чувствовал лишь жар и усталость; он подошел к окошку, с наслаждением впивал тот особенный запах, который производится трескучим морозом, и с чрезвычайным
    любопытством рассматривал свои часы; было два часа
    за полночь. Между тем на дворе все белело и кружилось в какой-то темной, бездонной пучине, выл северный ветер, хлопьями пушило окна и разрисовывало их своенравными узорами. Чудное зрелище! за окном пирует дикая природа, холодом, бурею, смертью грозит человеку, - здесь, через два вершка, блестящие люстры, хрупкие вазы, весенние цветы, все удобства, все прихоти восточного неба, климат Италии, полунагие женщины, равнодушная насмешка над угрозами природы, - и Ростислав невольно поблагодарил в глубине души того умного человека, который выдумал строить дома, вставлять рамы и топить печи.
    [​IMG]
    ... Бал разгорался час от часу сильнее; тонкий чад волновался над
    бесчисленными тускнеющими свечами; сквозь него трепетали штофные занавесы,мраморные вазы, золотые кисти, барельефы, колонны, картины; от обнаженной груди красавиц поднимался знойный воздух, и часто, когда пары, будто бы вырвавшиеся из рук чародея, в быстром кружении промелькали перед глазами, -
    вас, как в безводных степях Аравии, обдавал горячий, удушающий ветер; час от часу скорее развивались душистые локоны; смятая дымка небрежнее свертывалась на распаленные плечи; быстрее бился пульс; чаще встречались руки, близились вспыхивающие лица; томнее делались взоры, слышнее смех и шопот; старики поднимались с мест своих, расправляли бессильные члены, и в полупотухших, остолбенелых глазах мешалась горькая зависть с горьким воспоминанием прошедшего, - и все вертелось, прыгало, бесновалось в сладострастном безумии...
    На небольшом возвышении с визгом скользили смычки по натянутым струнам; трепетал могильный голос валторн, и однообразные звуки литавр отзывались насмешливым хохотом. Седой капельмейстер, с улыбкой на лице, вне себя от восторга, беспрестанно учащал размер и взором, телодвижениями возбуждал утомленных музыкантов.
    Долго за рассвет длился бал; долго поднятые с постели житейскими заботами останавливались посмотреть на мелькающие тени в светлых окошках. Закруженный, усталый, истерзанный его мучительным весельем, я выскочил на улицу из душных комнат и впивал в себя свежий воздух; утренний благовест терялся в глуме разъезжающихся экипажей; предо мною были растворенные двери храма".

    И.А. Бунин

    ПАМЯТНЫЙ БАЛ

    Было на этом рождественском балу в Москве все, что бывает на всех балах, но все мне казалось в тот вечер особенным: это все увеличивающееся к полуночи нарядное, возбужденное многолюдство, пьянящий шум движения толпы на парадной лестнице, теснота танцующих в двусветном зале с дробящимися хрусталем люстрами и эти всё покрывающие раскаты духовой музыки, торжествующе гремевшей с хор...
    Я долго стоял в толпе у дверей зала, весь сосредоточенный на ожидании часа ее приезда, - она накануне сказала мне, что приедет в двенадцать, - и настолько рассеянный, что меня поминутно толкали входящие в залу и с трудом выходящие из его уже горячей духоты. От этого бального зноя и от волнения, с которым я ждал ее, решившись сказать ей наконец что-то последнее, решительное, было и на мне все уже горячее - фрак, жилет, спина рубашки, воротничок, гладко причесанные волосы, - только лоб в поту был холоден, как лед, и я сам чувствовал его холод, его кость, даже белизну его, казавшуюся, вероятно, гробовой над резко черными глазами: все было обострено во мне, я уже давно был болен любовью к ней и как-то волшебно боялся се породистого тела, великолепных волос, полных губ, звука голоса, дыхания, боялся, будучи тридцатилетним сильным человеком, только что вышедшим в отставку гвардейским офицером! И вот я вдруг со страхом взглянул на часы, - оказалось ровно двенадцать, - и кинулся вниз по лестнице, навстречу все еще поднимавшейся снизу толпы, откуда несло и пронизывало морозным холодом всего меня сквозь фрак, легкость и топкость которого еще так непривычна была всегда для меня после мундира. Сбежал я, несмотря па толпу, с необыкновенной быстротой и ловкостью и все-таки опоздал: она стояла, среди вновь приехавших и раздевавшихся, уже в одном черном кружевном платье, с обнаженными плечами и накинутом на высокие бальные волосы оренбургском платке, ярко блестя из-под него ничего не выражающими глазами. Скинув платок, она молча протянула мне для поцелуя руку в белой и длинной до круглого локтя перчатке. Я от страха едва коснулся губами перчатки, она, придерживая шлейф, молча взяла меня под руку. Так молча и поднялись мы по лестнице, я вел ее как что-то священное. Наконец зачем-то спросил пересохшими губами:
    - Вы нынче танцуете?
    Она ответила, прищуриваясь, глядя на головы поднимавшихся впереди, не в меру кратко:
    - Не танцую.
    И, пройдя в зал, осталась стоять у дверей. Она продолжала молчать, точно меня и не было, но я уже больше не владел собой: боясь, что потом может и не представиться удобной минуты, вдруг стал говорить все то, что весь вечер готовился сказать, говорить горячо, настойчиво, но бормоча, делая безразличное лицо, чтобы никто не заметил этой горячности. И она, к великой моей радости, слушала внимательно, не прерывая меня, смотря на танцующих, мерно махая веером из дымчатых страусовых перьев.
    - Я знаю, - говорил я с безразличным лицом, но все горячее и поспешнее, мучительна сдерживая дрожащую на губах улыбку счастья от того, что она так терпеливо слушает меня, должно быть только делая вид, что занята танцующими, - я знаю, - говорил я, уже не веря своим словам, - что я не смею ни на что надеяться... Вот вы нынче не позволили мне заехать за вами...
    Тут она, все так же не глядя на меня, безразлично заметила:
    - Мой кучер прекрасно знает дорогу сюда.
    Но я принял это за шутку и продолжал еще настойчивей:
    - Да, я ничего не жду, с меня довольно и того, что вот я стою возле вас и имею счастье высказать вам наконец полностью все то, что я так долго не договаривал... Уж одно это, - бормотал я, вытирая платком ледяной лоб и не сводя глаз с ее длинной ресницы в пылинках пудры и с разреза губ, - уже только это одно...
    Извиваясь среди танцующих, к нам подбежала веселая рыжая барышня с: последним букетиком ландышей в плетеной корзиночке. Я бессмысленно взглянул на ее oбрызганное веснушками личико и торопливо положил в корзиночку пятьдесят рублей, не взяв букетика. Барышня мило улыбнулась, присела и побежала дольше. Я хотел продолжать, но не успел, - заговорила и она наконец:
    - Как надоела мне эта фарфоровая дура, ни один бал без нее не обходится, - сказала она, продолжая махать на меня веером теплый воздух и глядя на белокурую красавицу, приближавшуюся к нам вместе с прочими танцующими в паре с офицером-грузином. - Жаль, что вы не взяли ландышей, я бы сохранила их на память о нынешнем бале... Впрочем, он и так будет памятен мне.
    Я с трудом передохнул от восторга и, опустив глаза, с трудом вымолвил:
    - Памятен?
    Она слегка повернула ко мне голову:
    - Да. Я уже не раз слышала ваши признания. Но нынче вы имели, как выразились, "жалкое счастье" высказаться наконец "полностью" относительно своих чувств ко мне. Так вот нынешний бал будет мне памятен тем, что я тоже уже "полностью" возненавидела вас с вашей восторженной любовью. Казалось бы, что может быть трогательнее, прекраснее такой любви! Но что может быть несноснее, нестерпимей ее, когда не любишь сама? Мне кажется, что с нынешнего вечера я не в силах буду даже просто видеть вас возле себя. Вы подозревали, что я в кого-то влюблена и потому так "холодна и безжалостна" к вам. Да, я влюблена - и знаете в кого? В своего столь презираемого вами супруга. Подумать только! Ровно вдвое старше меня, до сих пор первый пьяница во всем полку, вечно весь багровый от хмеля, груб, как унтер, днюет и ночует у какой-то распутной венгерки, а вот поди ж ты! Влюблена!
    Я с головокружением поклонился ей и медленно выбрался из толпы на площадку лестницы, думая, что уже ничего, кроме самоубийства, не остается мне после такого позора. Но там, в толпе, я должен был обойти какого-то неподвижно стоявшего на расставленных ногах, заложившего руки с шапокляком за спину, немолодого господина, грубого и крупного, в просторном поношенном фраке, в прическе а-ля мужик. И в ту же минуту прошла мимо него с раскрытым перламутровым веером в слегка дрожащей руке тонкая, высокая девушка в бледно-розовом газовом платье, невнятно, мертво, закрываясь веером, выговорила: "Завтра, в четыре", - и, ало покраснев, скрылась в толпе. Он, все так же твердо стоя на расставленных ногах и помахивая за спиной шапокляком, с самодовольной усмешкой прикрыл глаза в знак того, что слышал се. Я дерзко шагнул к нему и, замирая от бешенной зависти, раздельно сказал, как заправский скандалист:
    - Милостивый государь, вы мне ужасно не нравитесь.
    Он удивленно поднял брови:
    - Что с вами? И с кем я имею честь...
    Я запальчиво перебил его:
    - Я сейчас поставлю вас в известность, кто я, а пока скажу, что вы хам и что я вызываю вас.
    Он сдвинул ноги, выпрямился:
    - Вы пьяны? Вы сумасшедший?
    Нас уже обступили. Я бросил в лицо ему свою визитную карточку и, задыхаясь, с торжественной театральностью сумасшедшего, пошел по лестнице вниз...
    Вызова с его стороны, конечно, не последовало.

    [​IMG]
     
  13. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    М.В. Голицын "Мои воспоминания":
    «Кроме студентов, на балах появлялись и штатские,… из числа чиновников генерал-губернатора и губернатора: многолетний неизменный дирижер балов А.Б. Нейгардт, затем очень образованный и даже ученый Александр Эммануилович Дмитриев-Мамонов, сын художника, А.М. Жеребцов, …с французским выговором Струков, рыжий Муравьев, молодой профессор физики кн. Б.Б. Голицын, сделавшийся впоследствии знаменитостью и тогда только женившийся на девице Хитрово.
    Из выезжавших девиц я больше всего танцевал с Н.А. Челищевой (потом Приклонской), и с гр. А.В. Гудович (потом Голицыной), у них же я часто бывал в приемные дни, и у них же бывали маленькие вечеринки с чаем и разговорами.
    Далее я был довольно близок с С.Н. Араповой (потом Менгден), племянницей богачки Веригиной, которая давала великолепные балы в своем доме в конце Большой Никитской, сестры Гагарины были некрасивыми, но очень любезными девицами, постоянно принимавшими у себя на Новинском бульваре…

    [​IMG]
    В январе 1893 года мне неожиданно пришлось побывать впервые в Петербурге, в качестве представителя семьи на свадьбе троюродной сестры моей матери кн. Елизаветы Семеновны Абамелек-Лазаревой, выходившей замуж за гр. Андрея Олсуфьева.
    Тетушка О.Н. Хвощинская (потом Булыгина) свела меня к старухе Елизавете Христофоровне Абамелек-Лазаревой, удивительно милой и ласковой, и к ее сестре гр. Анне Христофоровне Деляновой, жене министра, державшей, как тогда говорили, дипломатический салон; она была типичной строй армянкой, перекроенной на иностранный лад, принимала после 5 часов, разряженная, сильно надушенная, за что ее прозвали le sachet.
    С дядей Иваном Михайловичем я тоже завтракал у его друзей богачей Нечаевых, в их роскошном особняке с зимним садом на Сергиевской, это были две не очень пригожие старые девы, и брат Юрий Степанович Нечаев - Мальцев, известный меценат, построивший с Москве Музей изящных искусств; все трое были большими оригиналами, ослепленными богатством, неожиданно свалившимся им на старости лет.
    Эти старые девы любили молодиться, ходили всегда в одинаковых, довольно ярких шелковых платьях и принимали у себя весь светский Петербург.
    [​IMG]

    Церемония венчания в присутствии массы званых гостей происходила в церкви дворца великого князя Сергея Александровича, на углу Невского и Фонтанки, … а затем мы с тетушкой ездили провожать на вокзал молодых, уезжавших за границу, молодая – милейшая особа, одна из трех сестер Абамелек, говорят, без большой любви выходила замуж, она раньше мечтала сделаться женой моего однофамильца-католика Голицына, но мать из-за его вероисповедания не разрешила этого брака.
    Два вечера мы были с тетушкой во французском театре, … в субботу там собирался весь бомонд, в боковой ложе сидели Александр iii, императрица и некоторые из членов царской семьи, это все было очень интересно.
    По вечерам я слушал пение моей тетушки, у которой был чудесный бархатный контральто, пела она дивно итальянские романсы … и разные русские.
    …Я вернулся в Москву с массой впечатлений и застал там сессию Дворянского собрания, на которое я смотрел с хор, тогда же был и дворянский бал, платный, но с продажей билетов через предводителей с большим разбором. До поста продолжалась светская сутолока с ее флиртами, интригами и прочими атрибутами в сущности пустой жизни.
    …Светская жизнь... мало отличалась от предыдущей, новостью для Москвы была … серия балов у великого князя Сергей Александровича в генерал-губернаторском доме (ныне Моссовет) в большой белой зале.
    По своей должности великий князь считал себя обязанным приглашать на свои балы много народу и в качестве кавалеров там по наряду появлялись офицеры Московского гарнизона… Иногда на балы приезжало несколько преображенцев, бывших однополчан великого князя и других гвардейцев, среди них я помню прославившегося потом Трепова.
    Около девяти вечера вереница карет или ландо с ливрейными лакеями на козлах возле кучера, а также сани собственные или извозчичьи подъезжали к подъезду генерал-губернаторского дома, и через обширную переднюю, пройдя раздевальню слева, входили гости: дамы в платьях декольте, в прическах, сооруженных парикмахерами, и в белых туфлях, а мужчины во фраках мундирных или просто черных с «шапо-клак» в руке, а военные в парадной форме, студенты – в мундирах.
    Приостановившись на минуту у большого зеркала внизу, вся эта публика шествовала вверх по широкой лестнице, на каждой из трех или четырех ступенях которой с обеих сторон стояли лакеи в расшитых фраках с белыми отворотами и аксельбантами, в белых чулках и башмаках.
    На верхней площадке гостей встречали многочисленные представители великого князя – управляющий двором, адъютанты, чиновники особых поручений – и приглашали всех в аванзалу и в большую залу, а более почетных в красную гостиную.
    Ровно в 9 часов отворялись двери из внутренних покоев и появлялись хозяева: великий князь с синем гусарском мундире, а великая княгиня – всегда очень изящная и красивая, но с оттенком грусти ан лице – была одета в белое платье с большим количеством бриллиантов и жемчуга в волосах и вокруг шеи. Хозяева подходили к более почетным гостям и любезно разговаривали с ними стоя, публике же в аванзале посылался общий поклон из дверей.
    [​IMG]
    Великая княгиня Елизавета Феодоровна
    и великий князь Сергей Александрович


    Через несколько минут с хор залы, где помещался струнный оркестр под дирижерством известного Рябова или один из военных оркестров, раздавались звуки вальса и по команде дирижера бала адъютанта В.Ф. Джунковского начинались танцы с достаточным оживлением, тем более, что в зале было очень прохладно.
    Освещалась зала люстрами со стеариновыми свечами, позднее появилось электричество.
    За вальсом, а то и заранее, на предыдущих вечерах, кавалеры занимались приглашением дам на большие танцы, причем пользующиеся успехом обычно уже оказывались приглашенными, а не пользующиеся успехом обречены были либо не танцевать, либо танцевать с мало знакомым кавалером, которого им представлял дирижер, хозяева дома тоже принимали участие в танцах.
    Вальс быстро сменялся первой кадрилью, причем ввиду множества танцующих – насчитывалось значительно более ста пар – фигуры кадрили танцевали поочередно вдоль и поперек залы, проделывая все ее пять фигур по установленным правилам, а шестая представляла собой грандиозное столпотворение всех танцующих, это было гордостью дирижера, изощрявшего в этой фигуре свою фантазию.
    Кадрилей полагалось четыре, а в промежутках опять были вальсы в два или три па. В эти промежутки танцующие шли в атаку многочисленных буфетов в смежных комнатах, где в глыбах льда стояли крюшоны с шампанским, разные прохладительные напитки, подавался чай, фрукты, конфеты, мороженое, моченая морошка и т.д.
    Публика, чувствуя жажду от усиленных телодвижений, с жадностью бросалась на буфеты, и кавалеры угощали своих дам и сами угощались.
    Должен, однако, сказать, что в таком важном доме, как генерал-губернаторский, да и в других домах, я не видел, чтобы кто-либо напивался пьяным, да и вообще, к чести наших молодых людей, скажу, что они, за самыми редкими исключениями на балах вели себя очень прилично.
    После кадрилей начиналась мазурка, все садились парочками вдоль стены залы иногда в два ряда, и тут дирижер опять-таки проявлял свою фантазию, придумывая разные фигуры, оживлявшиеся разносимыми в корзинах цветами и на подушках бантиками, лентами и разными безделушками, которыми кавалеры и дамы украшали друг друга, причем у всех, и у дам особенно, всегда замечалось известное соревнование в успехе, измерявшееся количеством полученных лент, или цветов, или бантиков, приколотых к отворотам фраков или мундиров.
    Положительно, взрослые обращались в детей, до того их радовали все эти безделушки, тщательно сберегавшиеся потом дома.
    Не имевшие же успеха дамы или девицы сидели, пригорюнившись, прикусив губы от досады. Мазурка продолжалась не менее часа и заканчивалась сидячим ужином за маленькими столами, которые были заранее приготовлены в смежных с залой комнатах.
    Хотя некоторые гости – из престарелых дам и мужчин – и уезжали до ужина, тем не менее, ужинала у великого князя не она сотня гостей, а потому качество блюд на таких больших балах было неважным; правда, большинство их подавалось в холодном виде, как-то: нарочно охлажденный бульон, холодная рыба и мороженое, но одно блюдо всегда было якобы горячим.
    За ужином разливали вино двух-трех сортов и всегда шампанское, русское, а иногда и французское. Молодежь обычно ужинала в своей компании, сговорившись, занимали столы заранее, на что, впрочем, старшие иногда косо глядели, у каждого прибора лежало меню, напечатанное на картоне с великокняжеским вензелем.
    Эти меню покрывались подписями сидящих за столом или изречениями к случаю и тоже хранились, в том числе и у меня.
    Наиболее почетные гости из властей, а также иностранные консулы сидели за большим столом под председательством великой княгини, а ее муж расхаживал по комнатам, любезничая с гостями, и садился, где ему было приятно; это было подражание тому, что делал царь в Зимнем дворце.
    После ужина танцевали еще котильон опять с разными фигурами и бантиками, в зале было свободнее и менее чопорно, и дирижер старался изо всех сил перетомить публику. В это время особенно комично было смотреть на сидевших вдоль стен матерей и отцов и других так называемых капронов, возивших на балы своих дочерей или родственниц-девиц и буквально засыпавших в поздние ночные часы; иногда они, видно, силились между собою разговаривать, но тщетно.
    Моя мать, тогда, да и долго позднее, очень моложавая, всегда танцевала наравне с нами большие танцы, но не вальс. Около двух часов ночи кончались великокняжеские балы, в частных же домах они кончались намного позднее и иногда мы с них возвращались, когда было совсем светло, правда, что и начинались они не ранее 10 часов вечера.
    В таких домах вечера были гораздо малолюднее, чем у великого князя, и собирались там люди более знакомые между собой, причем танцевали под фортепьяно, мастерски в ту эпоху играли тапер Лабади или Петров, и дирижировал обычно строгий и неутомимый А.Б. Нейгардт.
    В эту мою вторую студенческую зиму в Москве прибавился к уже перечисленным дом важной и внушавшей всем страх кн. Марии Александровны Мещерской, рожденной гр. Паниной, жившей в конце Большой Никитской возле университета; она вывозила двух младших дочерей.
    Затем стала принимать хорошенькая Мария Александровна Егорова, рожденная Судиенко, за которой усиленно ухаживал мой дядя Михаил Михайлович.
    Часто бывали вечера у Н.А. Веригиной, о которой я уже говорил; между прочим, она устроила у себя очень красивый костюмированный бал, причем во избежание излишней роскоши костюмы велено было шить из бумажных материй, что, впрочем, не лишало их изящества и разнообразия; была организована кадриль из 4-х пар в костюмах немыслимых, в которой участвовали мои брат и сестра.
    Меня, как неважно танцующего, в эту кадриль забраковали, и я ограничился тем, что надел фрак с короткими штанами и длинными чулками и жабо из кружев на шею.
    Моя мать была удивительно красива в тонком бархатном платье с большим белым тюрбаном на голове; у меня сохранилась ее фотография в этом наряде.
    В таком же, но светлом платье была на балу великая княгиня Елизавета Федоровна.
    [​IMG]

    На этом же балу блистали две красавицы из купеческого мира, с которым тогда еще дворянство мало общалось - то были ныне здравствующие М.К. Морозова и Е.К. Вострякова. Из того же общества на некоторых балах стали появляться очень красивые и много принимавшие у себя Л.Г. Щукина и З.Г.. Морозова.
    [​IMG]
    Я, впрочем, ни у кого из них не бывал, находя, что и так круг моего знакомства был достаточно велик. Да и кроме того я как-то конфузился общества молодых дам, всегда окруженных целым роем поклонников. Зимний сезон кончался … в последний день масленицы обычно у великого князя, но на сей раз в Нескучном дворце, куда московское общество съезжалось по невероятным ухабам и снегам Замоскворечья.
    На этих балах народу было всегда меньше, и они были очень веселые; танцы начинались в 2-3 часа дня, прерывались обедом с блинами и продолжались с расчетом закончиться к 12 часам ночи, т.е. к началу Великого Поста.
    Блины, впрочем, мы получали абсолютно холодными, по-видимому, их пекли с утра, а может, и накануне.
    … Эти удовольствия я искренне любил.
     
  14. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    La Mecha нравится это.
  15. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Sofia Gagarina
    [​IMG]
    Какое интересное лицо !
     
  16. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Весёлкина, Ольга Михайловна (1873—1949) — фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, в советское время — руководитель кафедры иностранных языков УГТУ-УПИ.

    Родилась в семье тайного советника. По некоторым данным, являлась родственницей П. А. Столыпина; упоминается в его переписке. Доводилась также родственницей М. Ю. Лермонтову.

    Была председательницей Совета саратовского отделения Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, попечительницей Училища слепых детей.
    С 1909 г. — настоятельница Александровского института благородных девиц (Москва).
    После Октябрьской революции продолжала некоторое время жить в Москве (в коммунальной квартире в Афанасьевском переулке), а в начальный период НЭПа решением коллегии ОГПУ была сослана в Свердловск на три года, но затем осталась там жить добровольно.
    С 1929 г. — главный библиотекарь фундаментальной библиотеки Уральского университета (УГТУ-УПИ).
    С 1930 г. — руководитель кафедры иностранных языков этого же университета.
    Скончалась в 1949 г. Похоронена на Михайловском кладбище Екатеринбурга.

    По легенде, О. М. Весёлкина преподавала в Свердловске немецкий язык будущему известному советскому разведчику Николаю Кузнецову.
    Знаменитый художник М. В. Нестеров задумал в 1931 г. написать портрет О. М. Весёлкиной, когда та отдыхала в Мураново — музее-усадьбе Ф. И. Тютчева. Однако из этого ничего не вышло по причинам, которые сам М. В. Нестеров описывал в письме своему другу С. Н. Дурылину так:
    "Что сказать вам о себе? Живу, доживая свой век, иногда работаю, но мало. И что особенно досадно — то, что портрет, задуманный мной на это лето, не написался: модель, Ольга Михайловна Весёлкина, в Муранове проболела больше месяца и вчера уехала на место службы".

    О О. М. Весёлкиной содержится упоминание в книге-воспоминании М. И. Зеликина «История вечнозелёной жизни»: Запомнился рассказ Николая Николаевича о дочери адмирала Весёлкина, которая была фрейлиной императрицы и настоятельницей Смольного института благородных девиц. Сразу же после революции она, от греха подальше, уехала в Екатеринбург, где её, как ни странно, не тронули. Более того, партийное начальство относилось к ней с пиететом, и она заведовала кафедрой немецкого языка в Уральском политехническом институте. В её поведении явно чувствовалась закваска дамы-наставницы. Например, она могла неожиданно прервать собственную лекцию замечанием: «Молодой человек в третьем ряду, не соблаговолите ли перестать колупаться пальцем в носу!».:sunny:

    Когда она шла на лекцию, а женщина она была видная и дородная, её сопровождал эскорт ассистентов, которые усаживались на заднем ряду и записывали её лекции.
     
  17. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    [​IMG]
    А.С. Голицына (урожд. Лопухина) и М.В. Голицын​
    М.В. Голицын «Мои воспоминания» (продолжение):
    «В ту же зиму 1892 года продолжались изредка вечеринки у Шиллингов и у А.Н. Унковской. В то время выезжала дочь последней, на редкость симпатичная Екатерина Ивановна, которая влюбилась в в нашего товарища Ивана Палена и он, довольно легкомысленный малый, отвечал ей взаимностью, казалось, что дело может кончиться свадьбой, но увы: мать категорически этому воспротивилась из-за того, что Пален был лютеранином, и бедная Екатерина Ивановна с горя серьезно заболела и через год или два, по настоянию матери, вышла замуж за С.Д. Евреинова, с которым она была далеко не счастлива.
    Я считался по родственным и светским связям как бы неотъемлемой принадлежностью всех великосветских вечеринок в качестве танцующего кавалера, меня всюду звали, и я, поддавался этим приглашениям, ибо, в сущности, я любил вертеться в кругу миловидных девиц и изящных дам.
    В среде так называемых «наших кавалеров» завязывались флирты с выезжавшими девицами, иногда кончавшиеся свадьбами, иные же пытались заводить серьезные романы с молодыми замужними дамами, выезжавшими в свет.
    В конце апреля и в начале мая 1896 года Москва представляла собой необыкновенное зрелище, шли приготовления к коронации Николая 2, назначенной на 14 мая.
    В первые дни мая по улица Москвы стали разъезжать верхом так называемые герольды в вычурных старинного покроя одеждах, они читали на площадях манифест о предстоящей коронации.

    Так как я с детства был записан в Московскую Дворянскую книгу, то по совету знакомых я сшил себе дворянский мундир и белые суконные штаны и заявил и своем желании участвовать всюду, где только я имел на это право, кроме того, я записался в … дворянскую охрану, что давало возможность быть на Соборной площади и составлять народную толпу, так как в Кремль в целях безопасности пускали людей с разбором лишь по билетам и с разными поручениями…
    … Часа в два начался въезд, представлявший собой очень внушительное зрелище – все, кто только имел касательство ко двору, шли или ехали впереди – начиная с камер-лакеев, фурьеров и придворных арапов и кончая высшими чинами двора в золоченых фаэтонах. Затем шли войска с музыкой, главным образом, гвардейцев, в красивых, ярких мундирах.
    Государь ехал верхом шагом во главе многочисленной группы великих князей, иностранных принцев, генерал- и флигель-адьютантов, а за этой группой следовал ряд золоченых старинных карет в восемь или есть лошадей, разукрашенных перьями и красивыми попонами, с императрицами, великими княгинями, княжнами, статс-дамами и дежурными фрейлинами, а за ними опять войска, группа дворян верхом, группы среднеазиатцев, кавказцев и других народностей в своих ярких костюмах, тоже все верхом.
    Делал я тогда же и визиты помню, был у нашей дальней родственницы, старой гр. Е.Н. Адлерберг, вдовы министра двора при Александре 2, с внучками которой – Мингрельской и двумя Адлерберг – я тогда познакомился, очень по –родственному приняла меня старуха гр. М.Хр. Нирод, жившая у тетушки Е.С. Гагариной, и несколько раз звала меня завтракать с нею и ее дочерью, с которой тогда я очень подружился, возможно, ее мать возымела на меня некоторые виды в качестве жениха, хотя я был гораздо моложе ее дочери. Каждый день я с Покровки заходил к своим на Никитскую, там царствовала большая суета: туалеты, визиты – только и было разговоров о том, чтобы не пропустить то или другое торжество, получить пропуск, не забыть купить какую-либо принадлежность туалета и т.д.
    Моя мать сшила себе очень к ней шедшее так называемой русское платье декольте с длинным шлейфом из темно-малиновой парчи или, как тогда говорили, drap’d’or, а на голове у нее был расшитый кокошник с откинутой назад вуалью; у сестры было такое же платье, но светлое.
    Все материи для этих … одеяний покупались у известного тогда фабриканта Сапожникова, не имевшего конкурентов, благодаря прекрасному качеству и вкусу выпускавшихся им материй.
    Петербургские дамы даже специально приезжали к нему за покупками.

    … Часов в девять состоялся торжественный выход из дворца через Красное крыльцо в Успенский собор, причем спереди высшие сановники несли … регалии, т.е. большую и малую короны, скипетр и державу, затем шли придворные чины и царь со всей семьей и все, кому надлежало быть в соборе. Моя мать во время церемонии оставалась с городскими дамами во дворце, а моя сестра, в это утро получившая фрейлинский шифр в виде украшенных бриллиантами букв М и А на голубом банте, попала в собор.
    Стоя на площадке, я с интересом разглядывал трибуны, построенные по ее бокам… На одной из трибун сидели посольства: китайское, во главе со знаменитым тогда ЛИ Хуан Чангом, затем японский генерал Ямагата, корейское посольство в каких-то совершенно комичных шляпах, турецкое и персидское: их всех не допустили в собор, как не христиан, так же, как и наши восточные депутации, а папский нунций нарочно приехал на другой день коронации, чтобы не быть в православном соборе.

    Иллюминация длилась три дня… В следующие дни предстоял ряд увеселений, куртаг, бал у великого князя Сергея и дворянский бал, причем всюду я являлся в дворянском мундире, белых штанах и треуголке. Куртаг был вечером в Большом дворце и состоял в том, что царская семья и иностранные принцы под звуки полонеза проходили парами по всем залам дворца в несколько приемов и в разных комбинациях. Залы были ярко освещены, дамы были все в русских платьях и с целыми состояниями на голове и плечах в виде бриллиантов и других камней, а мужчины в парадных мундирах. Все безмолвно стояли с двух сторон шествующих парами высоких особ. Зрелище было красивым, но не оживленным и продолжалось очень недолго, так как никакого угощения не полагалось. Через день был бал у генерал-губернатора, в доме которого было со стороны сада пристроено большое двухэтажное деревянное помещение в расчете на то, чтобы могли разместиться гости, коих собралось по крайней мере тысячи две.
    И все же я ухитрился на этом балу потанцевать и поухаживать – помню Елену Горчакову, нашу приятельницу детства, затем названных уже Урусову, Нирод, Сестер Адлерберг, Мингрельскую; встретился я также с давно мною не виданными из-за экзаменов московскими барышнями, но я на них как-то мало обращал внимания, да и они предпочитали петербургских кавалеров, не помню, был ли сидячий ужин в этой толчее.
    Многие склонны обвинять царя и его советников в том, почему после катастрофы (на Ходынке - курсив мой) не были отменены все дальнейшие увеселения; говорят, это не было сделано потому, что предстояли балы у трех послов – германского, французского и австрийского, а также дворянский бал и что этим не хотели наносить обид. Французский бал состоялся в тот же вечер, но цари были на нем не более получаса и уехали не танцуя, как бы выразив эти свои чувства по отношению к катастрофе. Я на посольские балы не мог попасть, но на дворянском я был. Красивый колонный зал Собрания с прилегающими комнатами, все ярко освещенными, был до отказу переполнен публикой, и еле оставалось место для танцев.
    Бал начался с полонеза, и я как сейчас помню несколько массивную фигуру молодой императрицы, шедшей под руку с маленького роста итальянским наследником, теперешним королем. Государь шел с женою губернского предводителя дворянства А.В. Трубецкой, а императрица-мать с кн. П.Н. Трубецким, затем пары менялись и полонезом проходили по зале раз пять-шесть, другие танцы высокие гости танцевали с предводителями дворянства, которые приехали в Москву со всей России.
    Из иностранцев я помню брата Вильгельма 2, принца Генриха Прусского, затем румынского наследника, потом короля, отсутствовал австрийский эрцгерцог, кажется, Евгений, который вернулся с нашей границы, получив в вагоне известие о смерти своего отца, между тем для него был нанят дом кн. Щербатова на Никитской, который так и пропустовал.
    Австрию представлял посол кн. Лихтенштейн, гигантского роста, в красном мундире. На дворянском балу я опять встретился с уже упомянутыми петербургскими девицами и очень приятно провел время, так что меня даже поддразнил ими мой дядя Михаил Михайлович, сказав, что у меня хороший вкус. Ужин был сидячий, кажется, только для почетных гостей, а прочие ужинали, как говорится, lafourchette. Со мной в конце бала произошел прекомичный инцидент: при разъезде я никак не мог найти свою треуголку, очевидно, ее кто-то обменял и я вынужден был , чтобы не терять шляпу и не возвращаться без оной, ждать, чтобы все разъехались, после чего я обнаружил на одном из окон одну лишнюю треуголку, которой я не стесняясь и завладел.
    … Вспоминаю о своем участии еще в одном великолепном пикнике на Воробьевых горах, устроенном … рыженькими Оболенскими и их родственницей, г-жей Шениг, известной тогда красавицей: был чай с бутербродами и крюшон; собралось человек двадцать петербургских и московских лам и кавалеров, в числе последних помню молодого моряка Нахимова, удивительно похожего на своего знаменитого деда с характерным для него носом, еще помню богача С.П. фон Дервиза, который вскоре женился на девице Шениг и известен тем, что он пожертвовал Московской консерватории ее превосходный орган.
    В конце 1898 года … я приехал в Москву только к праздникам и попал на серию балов: из них я вспоминаю один миленький вечер в генерал-губернаторском доме, на который меня позвали от имени фрейлины великой княгини кн. Лобановой, на самом же деле это был вечер в личных апартаментах, и великий князь довольно долго разговаривал со мною и расспрашивал о моей службе. На балах я снова стал присматриваться к Хомяковой, которая мне, однако, не очень нравилась, и я был полон смятений, несмотря на свою действительно блестящую внешность, в ней чувствовалось какая-то пустота и большое самомнение.
    … О показной роскоши у Юсуповых могу добавить следующее. В начале лета 1896 года Николай 2 с женой после коронации жили недели две в Ильинском. Юсуповы устроили для них в Архангельском два вечера с приглашенными гостями – соседями, в том числе и мы все были… В театре Архангельского, находящегося около шоссе на Москву, оба раза были спектакли итальянской оперы. Были поставлены «Севильский цирюльник» и еще какая-то опера с участием всех тогдашних знаменитостей: Мазини, Баттистини, Арнольдсон и других. После спектакля был на террасах против дома фейерверк, потом надолго танцы под модный тогда румынский оркестр, и ужин для всех приглашенных в нескольких комнатах.
    Мы, юные посетители, сидели, конечно, далеко от главного стола, но и на нашем столе у каждого прибора под сменяющимся фарфоровыми тарелками была массивная тарелка чистого золота. В театре гости занимали весь партер, причем самые почетные были в первом ряду, а два яруса были заняты не гостями – служащие имения и еще кто-то. Во время второго спектакля гости занимали первый ярус, а партер был превращен в клумбу цветов».
     
  18. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    [​IMG]

    Балы в пору детства и юношества.

    М.В. Голицын «Мои воспоминания»:
    «Раза два-три на Тверской у нас были танцевальные утра, на которые моя мать звала детей разных своих знакомых, которых мы мало знали, так как сами тогда почти нигде не бывали, и я помню, как я всегда был недоволен, когда приходилось занимать или танцевать с незнакомыми девочками. Позднее, по прекращении танцклассов, стали по вечерам собираться у Шиллингов, и там я впервые увидел Протасьеву О.Н. (теперь Давыдову) и был ею сильно увлечен, она была удивительно хорошенькой и веселой. Я тогда был уже в 7-м классе и, помнится, всегда очень веселился на этих вечерах, на которых после чаепития бывали игры и танцы под чей-нибудь аккомпанемент, запросто собирались там товарищи Шиллинга по гимназии, мои сестры, Гагарины, Трубецкие, Унковские, Протасьевы, ездили мы туда одни без матери или гувернантки.
    На масленице, помнится, был целый большой вечер с танцами и ужином. В эти же годы мы с братом были еще на трех больших вечерах, или, скорее, настоящих балах – у Гагариных на Новинском , у кн. Щербатова, отца товарища моего брата, и у гр. Комаровской, рожденной Паниной, по этому случаю у хорошего портного нам сделали так называемые смокинги. Балы эти были очень многолюдными, с одними взрослыми, в особенности много танцующих было у Щербатовых на Большой Никитской, где была огромная зала, освещенная рядом свечей по верхнему карнизу под потолком. Гагаринский дом был мне близко знаком уже несколько лет, и я часто там бывал у своего товарища и у его сестер, дом этот поражал своей чудесной старинной обстановкой, массой картин, фарфора, бронзы, изящной мебели в виде шкафчиков и столиков с инкрустациями, часов и т.п.
    Большая часть этой мебели была позднее вывезена Гагариными в Рим, где они поселились, но дом сохранился до сих пор, как один из красивейших памятников старой Москвы».
     
  19. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Пронзительно прекрасные строки, пахнущие снегом, детством, счастьем, канувшим во тьму лет...
    [​IMG]
    Анастасия Цветаева
    Очерк
    Были в незапамятные времена на открытках и на старинных коробках конфет — картинки: зимний вечер. На небе — рог месяца, искорки звезд. На снегу алмазная россыпь мороза, круто сверкающая елочным серебром. Домик и в нем — апельсиновым цветом теплится в окне свет, и след от него, рыжий, лежит на снегу. Вот в такой вечер, много десятилетий назад, в старой Москве, я, тринадцати лет, подъезжаю с отцом к дому во Власьевском переулке, где жила семья потомственных переводчиков Горбовых, старший из них перевел «Божественную комедию» Данте (Марина, старшая сестра моя, и я с детства знали ее, видя в двух ало-золоченых томах рисунков Доре).
    Мы ехали на первый урок танцев, куда два раза в неделю будут съезжаться дети двух, трех семей. Учить танцевать будет нас для этого приглашенный молодой балетмейстер Большого театра Чудинов (имя и отчество его, увы, канули).
    Зала, высокие потолки, лепные. Блеск белой кафельной печи. Люстра. Двери распахнуты в гостиную, где, устав от танцев, будем пить чай и есть яблоки на китайских золоченых тарелочках.
    Дети-хозяева встречают детей-гостей.
    У Горбовых две дочери и два сына. Соня уже невеста. Катя — на год старше меня. В мои 94 года я туманно их помню. Но старший из мальчиков, Яша! Я вижу его, как сейчас. С меня ростом, на два года меня моложе, он кланяется, как взрослый. Ничего мальчишеского. Передо мной маленький лорд. На нем — матроска, по моде тех лет. Лицо Яши затмевает наряд. Узкое, тонкие черты. Лицо Яши очень правильное. Словно кистью проведенные брови. Длинные сине-стальные, по-взрослому серьезные глаза. Чуть суховатый рот. Но приветливая улыбка воспитанности. Мальчик — сфинкс.
    Но вот взмах музыки в воздухе, и мы, дети, впервые друг друга видящие, пристально слушая учителя танцев, подражая ему, сперва каждый отдельно, затем пробно, парами, ритмически, радостно от знакомой мелодии, нас обнявшей, двигаемся по зале, не отрывая глаз от Чудинова. Он похож на какого-то персонажа из Гофмана, элегантно-загадочно, плавно жестикулируя и грациозно скользя по паркету, не теряет из глаз ни одной ученицы, ни одного ученика.
    Самый младший из нас — брат Яши, Миша, сходный с ним, как маленький грибок со старшим, рядом растущим, но не обладающий тем щемящим холодящим очарованием, которым пронизан брат. У Миши сходство в чертах, но все меньше, неуловимей, по-детски невинней.
    Яша через пять лет станет юным красавцем, Миша нежным подростком. Думается, старшая, Соня, не учится с нами. Но, может быть, разливает с матерью чай, разносит фрукты. Ее годы учения танцам — позади. С нами учится средняя, Катя, старше Яши года на два-три. Она непохожа на братьев. С ней у меня сразу устанавливаются простые дружеские отношения, она ведет меня по лесенке, в антресоли, похожую на Трехпрудную лесенку, и я с любопытством, с волнением проникаюсь духом их детской — в ней она теперь одна. Так все знакомо по нашему дому, по нашему детству — и столь же иное, чужое, заманчиво-новое. Я точно читаю рассказ о таких детях, как мы, уже не совсем детях, уже чуящих Жизнь — ту, которая придет, закружит и уведет. Но я знаю, что я никогда не забуду их дом, эти вечера, те мелодии, что сопутствовали нашим урокам. Не забуду я Яши, мальчика-лорда, улыбающегося и молчащего. Эти стальные синие глаза, полувзрослый поклон — и грацию, с какою он движется в нашем танцевальном параде под светом хрустальной люстры, вежливо, церемонно держа мою руку, — мы по росту подходим друг к другу.
    Падепатинер. Этот юношеский и девический, почти детский танец! Это воспоминание о коньках, о скольжении по льду — под звуки музыки из «раковины», из мерзнущих на морозе рук!
    …Падекатр. Эта сменившая лед ворвавшаяся мелодия, с детства любимая, этот вкрадчивый сладостный мотив. Личико Яши — в нем что-то дрогнуло, оно потеплело, оно о чем-то задумалось… О, мы уже научились танцевать. Мы уже много вечеров уплываем от прозы в поэзию, нас немного, но уже есть среди нас лучшие и немного слабее, но, кажется, доволен нами учитель. И однажды, схватив инфлюэнцу, он попросил своего отца, старого балетмейстера Большого театра, его заменить. Мы с волнением ждали. И — о, сама Классика вошла в тот вечер в старый особняк Горбовых! Стройный седой красавец вошел с мороза, розовый, в зал! Да, мы были дети, никто ни в кого не влюблялся — но мне думается, что все, стар и млад, влюбились в старого балетмейстера! Не скользил он грациозно, как сын его, — это было почти подобие полету, классическая бестелесность балета! Движения рук были крылья полета! Что он преподавал нам в тот день? Не вальс ли? Как предвестие юности — детям? Боюсь ошибиться и не хочу гадать… Все исчезает в звуках рояля, вспыхнув в памяти, угасает, и надо всем, как видение, стоит личико Яши…
    Я ничего не слыхала о нем целую жизнь, но недавно, в мои 94, мне показали испанскую книгу «Los condenados»… Ее автор Яков Горбов. Он переводчик. Испанист? Это название по-французски означает: «Les condamnés» («Осужденные»), не так ли?
    «Мучения памяти»? Наша с Мариной мать, переводчица, блестяще знавшая французский, немецкий, английский и итальянский, тридцати семи лет, в последний год своей жизни изучавшая — зная, что умирает! — испанский язык. Я, в ее память, в заключении на Дальнем Востоке (с десятью годами срока, после десятичасового труда, а в дни срочных работ и по двое суток без сна), принялась за испанский, достав через в/н (вольнонаемных) часть учебника и увлекшаяся, и, получив от Пастернака и от будущего профессора французской литературы Ирины Лилеевой с воли, в посылке хрестоматию испанского языка, упоенно читала переводы Гоголя переводчицы Luisa Maria Alonso. Через почти полвека держащая в руках труд Яши Горбова (в пожилом возрасте женившегося в Париже на Одоевцевой), — книга ее «На берегах Невы», рядом с Яшиной.
    И в то время, как все запутывается, крючок, однако, попадет в ему принадлежащую петлю! Сон воплощается в сон.
    Москва, советские годы (60-е), советское учреждение. Я вхожу в него после лет осужденности тюрьмою и ссылками — выправить документ где-то в арбатском районе. Волокита — обычная! Терпение — обычное. Жду. Устав глядеть в одну точку, перевожу глаза на высокие двери… Залы? Лепные украшения потолка. Разве я простудилась? Дрожь. Гулкие головные коридоры. Что это? Déjà vu? То детское ощущение, бредовое, что это уже было когда-то в точности… лепной потолок! Но остатком здравомыслия, через все уцелевшим, говорю себе: Нет, не déjà vu! Другое! Быль!.. Это был в незапамятные времена вечер… Картинка: зимний вечер, на небе золотой рог месяца, искры звезд. На снегу — алмазная россыпь мороза, робким светом горит окно и теплится на снегу что-то. Уют канувшей жизни?
    Я в 13 лет подъезжаю с отцом к особняку во Власьевском переулке, где жила семья Горбовых… Их лепной потолок. Двери в гостиную, где чай… яблоки на фруктовых тарелочках с китайским рисунком. Мне оттуда сейчас вынесут документ долгожданный. Pas de quatre под хрустальной люстрой. Церемонно держит руку мою Яша ГОРБОВ, не мальчик, мальчик-лорд!

    Переделкино, вечер,
    20 октября 1988 г.

    [​IMG]
     
  20. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
  21. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Наталья Петровна Голицына (урожденная графиня Чернышева), "Моя судьба - это я" (Заметки на события моей жизни):
    [​IMG]
    "В июне и июле 1766 года происходила большая Карусель, каковая включала четыре кадрили, что назывались Славянская, Римская, Индийская и Турецкая...
    Моим возничим был барон Ферзен; чтобы получить первый Прейс, надобно было выполнить то, что я собираюсь перечислить: сломать ланцу (колющее копье) о кинтану (столб, мишенью которого была голова Медузы), выстрелить из Пистолета в мишень, каковую изображала голова Медведя, и попасть в цель между ушами оного, бросить жавелот (дротик) и проколоть язык Льва, подхватить шлем, помещенный на небольшое возвышение, отрубить голову гидры и догнать катящееся кольцо.

    [​IMG]

    Счастьем было выиграть два раза подряд первый Прейс: в первый раз он представлял собой Бриллиантовый эгрет, ценою в 2500 рублей, а во второй раз им были три золотые медали.
    ...У меня, как у взявшей первый Прейс, было право раздавать собственноручно остальные Прейсы.
    Вечером для всех дам и кавалеров давали ужин при Дворе, затем - маскарад. Это происходило в Летнем дворце, сад был освещен. Это, думается мне, была самая красивая и самая пышная церемония из происходивших в сем веке.
    Все дамы и кавалеры были усыпаны бриллиантами, на моей сестре и на мне было оных на 400 тысяч рублей...
    30 октября того же 1766 года меня выдали замуж. Ее Величество (Екатерина 2) украсила мою прическу бриллиантами собственными же своими руками, благословили меня в Придворной церкви, и Императрица в оной присутствовала.
    По выходе из церкви мы возвратились в дом моего Батюшки, в коем из приглашенных были только самые близкие родственники, после ужина нас проводили в покои, каковые специально нам были приуготовлены.
    Через два дня после моей свадьбы мы обедали при Дворе...
    Сего 20 января, через 6 недель после счастливого избавления Великой Княгини (Марии Федоровны, супруги Павла Петровича) , все дамы и кавалеры получили повеление прибыть ко Двору в 10 часов поутру. Великая Княгиня принимала поздравления, возлежа на парадной постели, мы же удостоились чести целования руки, при сем в головах ее постели находилась гофмейстерина графиня Румянцова Катерина Михайловна, а супротив немного в стороне располагались приближенные к Ея Высочеству дамы - графиня Анна Родионовна Чернышева и графиня Прасковья Александровна Брюс, а подле был Великий Князь...
    На следующий день, 21 января 1778 года Великая Княгиня показалась при Дворе, где был устроен бал.
    Со дня появления Великой Княгини при Дворе устраивались празднества почти каждый день до самого поста; 31 января дан был большой фейерверк на большом лугу возле Летнего сада, поочередно раз в неделю были бал или маскарад в Эрмитаже и 1 раз бал в покоях Великого Князя, причем во все оные места приглашены были только господа и дамы с придворными должностями согласно Высочайшему Повелению; также было много маскарадов как при Дворе, так и в домах знати, среди них маскарад у Князя Репнина, по 2 -а у Князя Потемкина и в доме Льва Александровича Нарышкина, а еще 1 - у Князя Орлова.
    Те, что были у Князя Потемкина и у Князя Орлова, отличались необычайной красотой, причем не только сами балы; были устроены разные сюрпризы для Императрицы, например, восхитительный фейерверк и иллюминация, а у второго давали итальянскую оперу, к тому ж соорудил он в некоторых комнатах своего дома английский сад, полный великолепия, с фонтанами, каскадами воды, ручьями и мостиками, так что все сие походило на волшебный сад.
    К тому добавьте превосходную иллюминацию; у Князя Потемкина тоже был прекрасный фейерверк и иллюминация, а когда Императрица вошла в залу, то поднялся тотчас занавес, а за ним возникла гора с Юпитером, Марсом, Нептуном, Милосердием и Правосудием. Сия представленная опера называлась "Сюрприз Богов", музыка и слова выше всякого совершенства, а когда сие закончилось, дали французскую комедию, ьпотом концерт, к тому же раздавали деньги простолюдинам, а также ...пиво. Второй праздник у Потемкина был почти такой же.
    В домах знатных особ устраивали ассамблеи и прелестные иллюминации во время второй недели поста; на маскарадах при Дворе были две кадрили, одна из коих при Цесаревиче Великом Князе , когда все были в платье бальном, сия кадриль вовсе не была роскошной, но полна изящества, и все дамы пришли в бриллиантах, другая была кадрилью Императрицы, в каковой платье было турецким, я состояла при сей последней, и платья на оной были чрезвычайно богатыми и сплошь усыпаны бриллиантами.Цесаревич Великий Князь устроил бал в честь Ее Величества на Каменном острове, я тоже удостоилась чести на оном присутствовать, давали великолепный обед, потом комедию под названием "Ворчливый любовник" (L'amant bouru) , а после оной маленькую пьесу, что была новой комедией с названием "Три грации", она закончилась множеством похвальных слов в адрес Ее Величества, по окончании спектакля был бал и ужин, все сии празднества продлились до 18 февраля, начала Великого Поста..."

    [​IMG]
    Герхардт фон Кюгельген. Семья Павла 1 и Марии Федоровны.
     
  22. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Образ Бала в балет Сергея Прокофьева "Ромео и Джульетта".
    Инфернальная тема бала являет собой контраст к теме встречи Ромео и Джульетты , теме любви.
    Вечное противостояние истинной любви и рока, судьбы, смерти приобретает черты эпохи, звучание современности.



    В постановке Юрия Григоровича

     
    Ондатр нравится это.

Поделиться этой страницей