Малые державы

Тема в разделе "Поднебесная", создана пользователем Ондатр, 7 ноя 2014.

  1. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Эту ветку я думаю посвятить государствам и территориям Дальневосточного региона, игравшим или играющим самостоятельную роль помимо Китая, Японии, Кореи и Вьетнама.

    История первая. Юньнань.
    История вторая. Рюкю.
    История третья. Тайвань.
    История четвёртая. Хуацяо и Сингапур.
    История пятая. Иностранные анклавы в Китае.
     
    Последнее редактирование: 16 ноя 2014
  2. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    История первая. Юньнань.

    Эта страна лежит между Китаем, Индией, Тибетом и Юго-Восточной Азией (исторически первоначально относясь скорее к последней). И это действительно мост и место встречи цивилизаций, родина чая и т.д.
    Но ко всему прочему это место формирования и развития вполне самостоятельной цивилизации, только позднее вошедшей в состав Дальневосточной. В этом отношении она сродни Вьетнаму, только самостоятельность здешней культуры была выше (хотя государственность оказалась менее прочной).

    Юньнань это весьма гористая страна с разнообразными прородными зонами и необыкновенно пёстрым населением. Она один из основных претендентов на роль прародины австронезийских, паратайских народов. Обитают также австроазиатские и тибето-бирманский этносы. Для последних Юньнань точно была исходным плацдармом для проникновения в ЮВА
    Даже сейчас, когда множество племён её покинуло и 2\3 населения составляют ханьцы тут существуют 24 национальные автономии.

    [​IMG]

    Впрочем, в древние времена стольже этнически пёстр был весь Южный Китай.

    Уже 2000 л. до н.э. здесь начинается неолит (развивается рисоводство)
    1000 л до.н. э. наступает бронзовый век.
    В 3 в. до н.э. государство Дянь (по преданию основанное в 279 г.отрезанным от своих полководцем из царства Чу Чжуан Цяо. Но вероятней, что он основал только династию, а культура Динь была уже в 5 в. до н.э.) Создателями цивилизации были этносы именовавшиеся мимо или (позднее) цуань . Их потомки современные баи и ицзу. Языки их тибето-бирманские, древний расовый облик скорее походил на индейский, приэтом в культуре заметно влияние великой степи - необачайное рапространение скотоводства и коневодства, звериный стиль.

    Dian2.png

    Общество было этнокастовым и рабовладельческим. уже задолго до нашей эры существовалиа пиктографическая письменность.

    пиктограмаits-rf-1975-012s.jpg

    которую потом сменила самостоятельная иероглифическая


    Yiwen.jpg

    центром цивилизации был бассейн озеря Дяньчи (Куньминского), (царство располагало озёрным флотом).
    реконструкция столицы

    20121026030757839.jpg

    диньцы торговали с Индией и Китаем. экспортировали лошадей.
    во 2 в . до н.э. известны два поэта, писавшие на китайском.


    в 109 г. до н.э. царство было завоёвано империй Хань (но сопротивление продолжалось почти весь 1 в. до н.э.)
     
  3. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    бронза царства Дянь

    001a6b5858d30a8cc77e17.jpg



    u131742818_134ab54874eg215.jpg

    04.JPG

    23-06-30-19-1.jpg

    2012-11-24,17-04-24,88888.jpg

    013953BAFD0F3C32FF808081394FDE9B.jpg

    20080111_1340909bed677db98fbdFocwI7D7eAn1.jpg

    15086.jpg

    165040cofofzkoa3osas8q.jpg

    210041.jpg

    20080111_b9f4bf98dfc830dc3357DhlDmAzFkN9e.jpg




    u131742818_134ab549cbag215.jpg
    f7661aa2846d4bc3b92a46928449a701.jpg

    20140522060633127.jpg

    20140522060706450.jpg
     
  4. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  5. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  6. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    u131742818_134ab548f33g214.jpg

    u131742818_134ab5424afg213.jpg

    u131742818_134ab54911bg215.jpg

    u131742818_134ab548628g214.jpg

    W020131028824852453753.jpg


    думаю, антропологам -любителям здесь есть пища для размышлений.... :)
    u131742818_134ab542453g215.jpg
     
  7. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Как и в случае с Вьетнамом, история имела продолжение.
    Китайское управление Юньнанью было в значительной степени косвеным, на местах власть оставалась в руках местной знати. В 3 в. упоминается 8 великих кланов, к 6 в. из них остался один -Цуань.
    К 7 в. существовало ок. 100 вождеств, в т.ч. 8 затем 6) крупных (сложных) племён с наследными или выборными вождями.
    В сер. 7 в. китайский генерал-губернатор Чжан Лэцзинсю добровольно-принудительно передал власть своему зятю - местному вождю Си Нуло, основавшему династию и именовавшемуся ваном. С Тан сохранились формально-вассальные связи. (даже в условиях начавшегося в 680 г. наступления Тибета)
    В 728 ван Пилуого (Пилогэ) перебил остальных 5 вождей и затем захватил их владения. Он также посылал посольства и получал титулы в Тан. Есть версия отождествляющая Пилогэ с легендарным прародителем всех тайских династий Кхун Боромом.
    после его смерти , в условиях активизации Тибета, Тан решает ликвидировать самостоятельность Юньнани, но последовавшая война (750-54)завершилась полным поражением китайцев. В 754 200 000-я армия Тан была уничтожена полностью. (интересно, что все воины были торжествено погребены и установлено почитание их духов. в результате погибший танский командующий стал одним из местных божеств).
    Юньнань стала независимым царством Наньчжао (младшим партнёром Тибета). Формально вассальные отношения с Китаем были восстановлены в 793 г.
    8-9 в. были временем активной экспаснсии - была атакована Сычуань, покорена внутренняя часть Бирмы, под ударом оказался Вьетнам. в 859 царь Наньчжао стал зваться императором Дали. Население новой империи насчитывало ок. 2 млн. человек.
    [​IMG]
    с кон. 9 в . начался упадок, ослабление и череда переворотов. длившихся до 937 г.. Территория значительно сократилась.
    Обновлённое царство Дали уже не имело больших претензий.

    [​IMG]

    Период Наньчжао был временем широкого распространения буддизма (видимо тантрического, школа называлась ачарья).

    нань1.jpg

    наньIMG_0939-2.jpg наньIMG_0939-1.jpg
    наньчжаоd5-6.jpg

    дали 10-13в5eab223b729f86a58bee3c4d4c0cdda0.jpg


    В дальнейшем, в Дали происходит быстрая китаизация культуры. наряду буддизмом распространяется даосизм и конфуцианство. существовала система конфуцианских и буддийских учебных заведения (причём престижно было иметь сразу два этих образования).
    к 13 в. население за счёт прироста снова увеличилось где-то до 2 миллионов.
     
    Последнее редактирование: 10 мар 2015
  8. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    В 1253 гг. Дали было завоёвано монголами.Первоначально дело ограничилось назначением баскака, затем было создано наместничество во главе бухарцем Сеид Аджаль Шамсуддином. Ему страна обязана появление довольно значительной мусульманской общины.
    Наконец окончательной формой управления стал отдельный монгольский удел во главе с сыном Хубилая и его потомками. Военные силы составил один тумен (потомки монголов и сейчас живут там).

    Марко Поло
    "Здесь описывается область Каражан

    А за тою рекою – обширная область Каражан, тут семь царств. Лежит та область на запад; народ великого хана, идолопоклонники. Царствует здесь Есен-темур, сын великого хана Эсень-Тэмур (Есен-Тимур) – внук, а не сын Хубилая, управлял провинцией Юньнань с 1280 по 1307 г . (Б.).

    . Большой он царь, и богат, и силен, разумен и честен, а потому и страною по справедливости правит.
    От той реки на запад пять дней идешь многими городами и замками;много тут славных лошадей. Народ занимается скотоводством и хлебопашеством, говорит по-своему, и трудно ту речь понимать.
    Через пять дней – большой город; то главный город в целой области и зовется Жачи Жачи (Шиачи, Жачин) – теперь город Куньмин (центр провинции Юньнань) (М.).

    . Большой и знатный город, купцов и ремесленников там много, есть тут и мусульмане, и идолопоклонники, и христиане.
    Пшеницы и рису тут много; пшеничного хлеба народ не ест, потому что он нездоров в тамошних местах; едят рис; из рису же с пряностями выделывают питье, славное, чистое; пьянеешь от него как от вина. А монеты у них вот какие: вместо денег у них в ходу белые морские раковины, те самые, что вешают собакам на шею; восемьдесят таких раковин равняются одному серебряному saic или двум венецианским грошам Раковины каури – морского моллюска участвовали в денежном обращении вплоть до XX в.

    , а восемь saic чистого серебра то же, что один saie чистого золота. Есть у них соляные источники, где они добывают соль, и ту соль употребляют во всей стране, а царю от того большая прибыль.
    На то, что один у другого жену отбил, не обращают никакого внимания, коль не против воли жены.
    Рассказали вам об этом царстве, а теперь поговорим о царстве Караиан. Но забыл я вот о чем упомянуть: есть тут, скажу вам, озеро более ста миль в округе Речь идет, несомненно, о крупнейшем на Юньнаньском нагорье проточном озере Дяньчи (бассейн Янцзы), у которого лежит Куньмин (М.).

    , и много там самой лучшей в свете рыбы. Рыба большая и всяческая.
    Едят они, скажу вам еще, сырое мясо куриное, сырую баранину и говядину и сырое буйволовое мясо. Идут бедняки на бойню, и, как только вытащат печень из убитой скотины, они ее забирают, накрошат кусками, подержат в чесночном растворе, да так и едят. Богатые тоже едят мясо сырым: прикажут накрошить его мелко, смочить в чесночном растворе с хорошими пряностями, да так и едят, словно как мы, вареное.
    Теперь расскажу об области Каражан; о ней я уже говорил выше.

    ГЛАВА CXIX

    Еще об области Караиан

    От города Шиачи на запад через десять дней все еще область Караиан, и главный город в царстве зовется так же. Народ великого хана, идолопоклонники. Царит тут Когачин, сын великого хана Здесь говорится о Хукачи, сыне Хубилая, отце упомянутого выше Есен-Тимура. Хукачи был наместником провинции Юньнань до 1280 г .

    .
    В этой области в реках находится золото в зернах, а в озере да в горах – ив больших слитках. Золота у них так много, что они один saie золота отдают за шесть серебра. Тут же в ходу и те раковины, о чем я выше говорил. В этой области они не водятся, а привозят их из Индии.
    Водятся тут большие ужи и превеликие змеи. Всякий, глядя на них, дивится, и препротивно на них смотреть. Вот они какие, толстые да жирные: иной поистине в длину десять шагов, а в обхват десять пядей; то самые большие. Спереди, у головы, у них две ноги, лапы нет, а есть только когти, как у сокола или как у льва. Голова превеликая, а глаза побольше булки. Пасть такая большая, сразу человека может проглотить. Зубы у них большие, и так они велики да крепки, нет ни человека, ни зверя, чтобы их не боялся. Бывают и поменьше, в восемь, в пять шагов и в один.
    Ловят их вот как: днем, знайте, от великой жары они под землею, а ночью выходят кормиться и всякого зверя, что попадается, хватают. Пить идут к реке, к озеру или к источнику. Так они велики, тяжелы да толсты и, когда ночью двигаются по песку кормиться или к пойлу, проводят по песку борозду, словно прокатили тут бочку с вином. Охотники, когда идут их ловить, на той самой дороге, по которой шел змей, ставят снаряд: втыкают в землю толстый да крепкий деревянный кол с железным наконечником, вострым как бритва или как острие копья, а чтобы змей не заметил его, покрывают кол сверху песком на две пяди. И таких вострых кольев наставят они несколько. Поползет змей по той дороге, где колья, и натыкается на них так, что острие всаживается ему в брюхо и разрезает его до пасти; змей тут же издыхает, так-то охотники ловят их.
    Как только охотники изловят змея, тотчас же выпускают из брюха желчь; а желчь эта, знайте, прекрасное лекарство. Кого укусит бешеная собака, тому дают попить немножко, весом с денарий Монета весом несколько граммов.

    , и он тотчас же вылечивается, да коль женщина мучится в родах и кричит, дают ей немного от той змеиной желчи, тотчас же ей полегчает и она рожает, и, в-третьих, если у кого чесотка, как приложат немножко той желчи, через несколько дней она проходит. Потому-то змеиная желчь ценится дорого в этих странах. И мясо этого змея, скажу вам, продается дорого; оно вкусно, и едят его охотно.
    Змей этот кормиться ходит туда, где львы, медведи и другие хищники плодятся, и жрет там и больших, и малых – все, что попадается Видимо, речь идет о китайском аллигаторе, но Марко Поло сильно преувеличивает его размеры.

    .
    В этой стране, скажу вам еще, водятся рослые кони и водят их на продажу в Индию. От хвоста они отрубают два-три сустава, чтобы лошадь не махала им, когда бежит, и не била того, кто верхом сидит; не любят они, чтобы лошадь на бегу хвостом махала. Верхом они ездят по-французски, вытянув ноги.
    Кольчуги у них из буйволовой кожи; есть у них копья, щиты и самострелы, а стрелы все отравлены.
    Вот еще что они делали, пока не покорил их великий хан: если случалось, что приходил сюда какой-нибудь красивый либо знатныйчеловек или иной какой, что им нравился, и приставал у кого в доме ночью, они его или отравляли, или как-нибудь убивали, только он погибал. Не думайте, что убивали с тем, чтобы ограбить его деньги; делалось это для того, чтобы его красота, доброта, ум и душа оставались в доме. И пока не покорил их великий хан, убивали они ради этого многих; а с тех пор как лет тридцать пять тому назад покорил их великий хан, перестали они так злодействовать; боятся великого хана, а тот не похвалит этого. Описали вам эту область, теперь расскажем, как услышите, о другой
    ."

    1301 нань храм куаньтунhram_juantun.jpg

    нань пав. чёрного дракона юань дин6chi051.jpg

    Монгольское Дали просуществовало до 1387 г. Дольше чем власть монголов в Китае. Но в конце -концов и оно пало под ударами Мин.
    С этого времени Юньнань может считаться китайской.

    Наиболее культурная часть населения была довольно быстро ассимилирована. Но многие ещё при монголах отступили в горы, где сохранили местные обычаи, религию близкую к бон и социальные структуры. В основе этой структуры всегда лежали вождества, прсто управляемые но высокостратифицированные - со знатью, простолюдиными и рабами-крепостными (включая особую категорию дворовых).

    Страна оставалась заметным буддийским центром до мусульманского восстания 1853-77 гг. когда практически все буддийские монастыри и другие сооружения были уничтожены.
     
    Последнее редактирование: 7 ноя 2014
    La Mecha нравится это.
  9. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    История вторая. Рюкю.

    Государство это располагалось на одноимённом архипелаге (он же Нансэй)

    [​IMG]

    Население его видимо не превышало того, которое было в последний год его существования - 310 000 человек.
    Центром всегда был остров Окинава.
    В отличие от Юньнани жители Окинавы очень долго сохраняли первобытный уклад, продолжавший эпоху Дзёмон. Основным занятием населения была рыбная ловля.
    Внезапные изменения ок 10 в.( и масштабные в 12 в.), видимо, связаны с миграцией сюда японцев с острова Кюсю. Тогда и сложился этнос рюкюсцев, с языком очень близким японскому, и верованиями , видимо относящимися к очень архаичным формам синто - с жрицами, шаманками и культом предков (сложные манипуляции которые окинавцы проделывают с костями умерших правда прямых аналогий в Японии не имеют)
    к 7/10 вв. относится появление первых культурных растений и очагов земледелия
    к 10-12 участие в международной торговле, появление профессиональных ремёсел
    к 11 первых вождей
    к 12 революция в экономике - переход к рисоводству и появление первой значительной политической структуры- "королевства" короля Сюнтэна в 1187 г. к кон. 12 в. видимо относятся и первые общинные укрепления/резиденции вождей - замки- гусуку.
    самое активное их строительство приходится на 14-15 вв. Когда в 14 в. прежнее образование распалось на три "королевства" - Тюдзан, Хокудзан (1322-1416) и Нандзан (1380-1429). Все они вступили в вассальные отношения с Китаем (Тюдзан 1372/74, Нандзан 1380, Хакудзан 1383). в 15 веке правителям Тюдзана удалось объединить остров (а затем и архипелаг) и получить от китайского императора титул вана Рюкю.

    гусуку

    кацурен3198b97b26e1dc5241b2f4df17c.jpg



    какидзин зиаокee065cade4515fe1245c8c0a484_prev.jpg

    накагусуку замок1289986022_howtorest_inapril_13.jpg
     
    Последнее редактирование: 28 ноя 2014
  10. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    в 1393 г. на Окинаву прибыло 36 семей китайских мигрантов, среди которых было много специалистов.
    с ними связывается появление письменности (китайской естественно, хотя, вероятно, с сер. 13 в. существовала и местная на основе японской кана), поэзии, конфуцианства, китайским обычаев, церемониала, музыки и танцев, которые легли в основу придворной культуры. лаковое искусство, захоронения в склепах (раньше хоронили в гротах), искусство окраски тканей и т.д.
    в 1427 из Китая приезжает мастер для устройства первого парка и пруда.
    в 1430 китайский посланник строит первый буддийский (амидаистский) храм - Тайкандзадзи
    в 1451 уже местный ван строит первый чаньский - Тёдзюдзи
    в пер. пол. 15 в. возводится и мощный королевский замок - Сюри

    реконструкция
    Naha_Shuri_Castle28s5s3200.jpg
    сюри214095696.jpg

    Замок_Сюри,_Наха,_Окинава.jpg

    Сюри замок.jpg

    начинается расцвет морской торговли. в 1439 рюкюсцами разрешили открыть в Китае факторию.
    максимум китаизации приходится на династию Сё Син (избрана 1477). в 1492 г. упвление было преобразовано на китайский манер.

    15-16 в 898094E489AE95908CE49BD490CE96E53.jpg

    королевский мавзолей (1501)



    tamaudun1.jpg

    tamaudun.jpg

    тамаудун11032009_0017_edit.jpg

    сюри замокIMG_3370.JPG

    мавзолей тамаудун 1501.15 в132882518_21n.jpg
    Рюкюские корабли в это время бороздили моря от Малакки до Филиппин, от Индонезии до Японии. Но главной была конечно торговля с Китаем.
     
    Последнее редактирование: 28 ноя 2014
  11. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Максимального расширения Рюкю достигло в период 1571-1624 гг., когда владело и северными островами архипелага.
    но уже во вт. пол. 16 в. рюкюсцы стали проигрывать конкурентную борьбу японцам и португальцам.
    в 1530-е на Окинаве появляются японские дзэнские миссионеры.
    в 1609 Рюкю было разгромлено японским княжеством Сацума и стало его вассалом. Причём факт зависимости скрывался от Китая, формальным, но верным вассалом которого осталось Рюкю. Чере Окинаву Сацума наладила широкую контрабандную торговлю в период закрытия Японии.

    парк Сикинаэн 1799 (реконструкция)

    okinawa_shikinaen_garden_01.jpg

    okinawa_shikinaen_garden_07 1799 г..jpg

    сики63da3c00fe3c2e1a5074d06b97e23c51.jpg

    сики japan22.jpg

    лаки 18 века

    Food_Box,_view_1,_Ryukyu,_Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_18th_centur.JPG

    Food_Box,_view_2,_Ryukyu,_Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_18th_century,1.JPG

    Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_18th-19th_y_-_.JPG

    с кон. 17 - 18 вв. на Окинаве активно осваивают ушу.
    уже в 19 в. на его основе здесь будет создано каратэ.

    в 1846 появляется первый христианский миссионер.
     
  12. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Гончаров на Окинаве :

    ЛИКЕЙСКИЕ ОСТРОВА



    Вид берега. - Бо-Тсунг. - Базиль Галль. - Идиллия. - Дорога в столицу.
    - Столица Чуди. - Каменные работы. - Пейзажи. - Жители, домы и храмы. -
    Поля. - Королевский замок. - Зависимость островов. - Протестантский
    миссионер. - Другая сторона идиллии. - Напа-Киян. - Жилище миссионера. -
    Напакиянский губернатор. - Корабль с китайскими эмигрантами. - Прогулки и
    отплытие.

    Порт Напа-Киян, с 31-го января по 9-е февраля 1854 г.
    Я всё время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром
    к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном,
    подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите,
    и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный;
    всё мешается в одном свете: деревья с водой, земля с небом... Придешь потом
    через несколько дней - и эти бледные очерки обратились уже в определительные
    образы: берега дышат жизнью, всё ярко и ясно...
    В таких же бледных очертаниях, как ваши эскизы, явились сначала мне
    Ликейские острова. Масса земли, не то синей, не то серой, местами лежала
    горбатой кучкой, местами полосой тянулась по горизонту. Нас отделяли от
    берега пять-шесть миль и гряда коралловых рифов. Об эту каменную стену
    яростно била вода, и буруны или расстилались далеко гладкой пеленой, или
    высоко вскакивали и облаками снежной пыли сыпались в стороны. Издали
    казалось, что из воды вырывались клубы густого белого дыма; а кругом
    синее-пресинее море, в которое с рифов потоками катился жемчуг да изумруды.
    Берег темен; но вдруг луч падал на какой-нибудь клочок, покрытый свежим
    всходом, и как ярко зеленел этот клочок!
    Последние два дня дул крепкий, штормовой ветер; наконец он утих и
    позволил нам зайти за рифы, на рейд. Это было сделано с рассветом; я спал и
    ничего не видал. Я вышел на палубу, и берег представился мне вдруг, как уже
    оконченная, полная картина, прихотливо изрезанный красивыми линиями, со
    всеми своими очаровательными подробностями, в красках, в блеске.
    Берег, особенно в сравнении с нагасакским, казался низменным; но зато
    как он разнообразен! Налево от нас выдающаяся в море часть выветрилась. Там
    росла скудная трава, из-за которой, как лысина сквозь редкие волосы,
    проглядывали кораллы, посеревшие от непогод, кое-где кусты да глинистые
    отмели. Прямо перед нами берега далеко отступили от мели назад, представляя
    коллекцию пейзажей, один другого лучше. Низменная часть тонет в густых
    садах; холмы покрыты нивами, точно красивыми разноцветными заплатами;
    вершины холмов увенчаны кедрами, которые стоят дружными кучками с своими
    горизонтальными ветвями.
    Что за зелень там, в этой куче деревьев? чем засеяны поля? каковы
    домы?.. Скорей, скорей на берег! Две коралловые серые скалы выступают далеко
    из берегов и висят над водой; на вершине одной из них видна кровля
    протестантской церкви, а рядом с ней тяжело залегли в густой траве и кустах
    каменные массивные глыбы разных форм, цилиндры, полукруги, овалы; издалека
    примешь их за здания - так велики они. Это памятники кладбища. Далее направо
    берег опять немного выдался к морю и идет то холмами, то тянется низменной,
    песчаной отмелью, заливаемой приливом. Вплоть почти под самым берегом идет
    гряда рифов, через которые скачут буруны; местами высунулись из воды камни;
    во время отлива они видны, а в прилив прячутся.
    Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без
    хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная - Бичи. Через час
    катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе
    пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились - в
    саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом
    отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных
    знакомцев было тут немного сосен, а то всё новое, у нас невиданное.
    Меня опять поразил, как на Яве и в Сингапуре, сильный, приторный и
    пряный запах тропических лесов, охватила теплая влажность ароматических
    испарений. Мимо леса красного дерева и других, которые толпой жмутся к
    самому берегу, как будто хотят столкнуть друг друга в воду, пошли мы по
    тропинке к другому большому лесу или саду, манившему издали к себе. Мы
    прошли по глинистой отмели, мимо ям и врытых туда сосудов для добывания из
    морской воды соли. За отмелью начиналась аллея или улица - как хотите,
    маленькой деревушки Бо-Тсунг.
    Возьмите путешествие Базиля Галля (в 1816 г.): он в числе первых
    посетил Ликейские острова, и взгляните на приложенную к книге картинку, вид
    острова: это именно тот, где мы пристали. Вы посмеетесь над этим сказочным
    ландшафтом, над огромными деревьями, спрятавшимися в лесу хижинами, красивым
    ручейком. Всё это покажется похожим на пейзажи - с деревьями из моху, с
    стеклянной водой и с бумажными людьми. Но когда увидите оригинал, тогда
    посмеетесь только бессилию картинки сделать что-нибудь похожее на
    действительность.
    Что это такое Ликейские острова, или, как писали у нас в старых
    географиях, Лиеу-киеу, или, как иностранцы называют их, Лю-чу (Loo-сhoo), а
    по выговору жителей Ду-чу? Развертываете того же Галля, думаете прочесть
    путешествие и читаете - идиллию. Да, это идиллия, брошенная среди
    бесконечных вод Тихого океана. Слушайте теперь сказку: дерево к дереву,
    листок к листку так и прибраны, не спутаны, не смешаны в неумышленном
    беспорядке, как обыкновенно делает природа. Всё будто размерено, расчищено и
    красиво расставлено, как на декорации или на картинах Ватто. Читаете, что
    люди, лошади, быки - здесь карлики, а куры и петухи - великаны; деревья
    колоссальные, а между ними чуть-чуть журчат серебряные нити ручейков да
    приятно шумят театральные каскады. Люди добродетельны, питаются овощами и
    ничего между собою, кроме учтивостей, не говорят; иностранцы ничего, кроме
    дружбы, ласк да земных поклонов, от них добиться не могут. Живут они
    патриархально, толпой выходят навстречу путешественникам, берут за руки,
    ведут в домы и с земными поклонами ставят перед ними избытки своих полей и
    садов... Что это? где мы? среди древних пастушеских народов в золотом веке?
    Ужели Феокрит в самом деле прав?
    Всё это мне приходило в голову, когда я шел под тенью акаций, миртов и
    банианов; между ними видны кое-где пальмы. Я заходил в сторону, шевелил в
    кустах, разводил листья, смотрел на ползучие растения и потом бежал догонять
    товарищей.
    Чем дальше мы шли, тем меньше верилось глазам. Между деревьями, в самом
    деле как на картинке, жались хижины, окруженные каменным забором из
    кораллов, сложенных так плотно, что любая пушка задумалась бы перед этой
    крепостью: и это только чтоб оградить какую-нибудь хижину. Я заглядывал за
    забор: миньятюрные домы окружены огородом и маленьким полем. В деревне забор
    был сплошной: на стене, за стеной росли деревья; из-за них выглядывали
    цветы. Еще издали завидел я, у ворот стояли, опершись на длинные бамбуковые
    посохи, жители; между ними, с важной осанкой, с задумчивыми, серьезными
    лицами, в широких, простых, но чистых халатах с широким поясом, виделись -
    совестно и сказать "старики", непременно скажешь "старцы", с длинными седыми
    бородами, с зачесанными кверху и собранными в пучок на маковке волосами.
    Когда мы подошли поближе, они низко поклонились, преклоняя головы и опуская
    вниз руки. За них боязливо прятались дети.
    "Что это такое? - твердил я, удивляясь всё более и более, - этак не
    только Феокриту, поверишь и мадам Дезульер и Геснеру с их Меналками, Хлоями
    и Дафнами; недостает барашков на ленточках". А тут кстати, как нарочно,
    "Куда же мы идем?" - вдруг спросил кто-то из нас, и все мы
    остановились. "Куда эта дорога?" - спросил я одного жителя по-английски. Он
    показал на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. "Пойдемте в
    столицу, - сказал И. В. Фуругельм, - в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue -
    по-китайски Шоу-ли, главное место, но жители произносят Шули); до нее час
    ходьбы по прекрасной дороге, среди живописных пейзажей". - "Пойдемте".
    Я любовался тем, что вижу, и дивился не тропической растительности, не
    теплому, мягкому и пахучему воздуху - это всё было и в других местах, а этой
    стройности, прибранности леса, дороги, тропинок, садов, простоте одежд и
    патриархальному, почтенному виду стариков, строгому и задумчивому выражению
    их лиц, нежности и застенчивости в чертах молодых; дивился также я этим
    земляным и каменным работам, стоившим стольких трудов: это муравейник или в
    самом деле идиллическая страна, отрывок из жизни древних. Здесь как всё
    родилось, так, кажется, и не менялось целые тысячелетия. Что у других
    смутное предание, то здесь современность, чистейшая действительность. Здесь
    еще возможен золотой век.
    Лес как сад, как парк царя или вельможи. Везде виден бдительный глаз и
    заботливая рука человека, которая берет обильную дань с природы, не искажая
    и не оскорбляя ее величия. Глядя на эти коралловые заборы, вы подумаете, что
    за ними прячутся такие же крепкие каменные домы, - ничего не бывало: там
    скромно стоят игрушечные домики, крытые черепицей, или бедные хижины, вроде
    хлевов, крытые рисовой соломой, о трех стенках из тонкого дерева,
    заплетенного бамбуком; четвертой стены нет: одна сторона дома открыта; она
    задвигается, в случае нужды, рамой, заклеенной бумагой, за неимением стекол;
    это у зажиточных домов, а у хижин вовсе не задвигается. Мы подошли к
    красивому, об одной арке, над ручьем, мосту, сложенному плотно и массивно,
    тоже из коралловых больших камней... Кто учил этих детей природы строить?
    невольно спросишь себя: здесь никто не был; каких-нибудь сорок лет назад
    узнали о их существовании и в первый раз заглянули к ним люди, умеющие
    строить такие мосты; сами они нигде не были.
    Это единственный уцелевший клочок древнего мира, как изображают его
    Библия и Гомер. Это не дикари, а народ - пастыри, питающиеся от стад своих,
    патриархальные люди с полным, развитым понятием о религии, об обязанностях
    человека, о добродетели. Идите сюда поверять описания библейских и
    одиссеевских местностей, жилищ, гостеприимства, первобытной тишины и
    простоты жизни. Вас поразит мысль, что здесь живут, как жили две тысячи лет
    назад, без перемены. Люди, страсти, дела - всё просто, несложно, первобытно.
    В природе тоже красота и покой: солнце светит жарко и румяно, воды льются
    тихо, плоды висят готовые. Книг, пороху и другого подобного разврата нет.
    Посмотрим, что будет дальше. Ужели новая цивилизация тронет и этот забытый,
    древний уголок?
    Тронет, и уж тронула. Американцы, или люди Соединенных Штатов, как их
    называют японцы, за два дня до нас ушли отсюда, оставив здесь больных
    матросов да двух офицеров, а с ними бумагу, в которой уведомляют суда других
    наций, что они взяли эти острова под свое покровительство против ига
    японцев, на которых имеют какую-то претензию, и потому просят других не
    распоряжаться. Они выстроили и сарай для склада каменного угля, и после
    этого человек Соединенных Штатов, коммодор Перри, отплыл в Японию.
    - Куда ведет мост? - спросили мы И. В. Фуругельма, который прежде нас
    пришел с своим судном "Князь Меншиков" и успел ознакомиться с местностью
    острова.
    - В Напу, или в Напа-Киян: вон он! - отвечал Фуругельм, указывая через
    ручей на кучу черепичных кровель, которые жались к берегу и совсем пропадали
    в зелени.
    Мы продолжали идти в столицу по деревне, между деревьями, которые у нас
    растут за стеклом в кадках. При выходе из деревни был маленький рынок.
    Косматые и черные, как чертовки, женщины сидели на полу на пятках, под
    воткнутыми в землю, на длинных бамбуковых ручках, зонтиками, и продавали
    табак, пряники, какое-то белое тесто из бобов, которое тут же поджаривали на
    жаровнях. Некоторые из них, завидя нас, шмыгнули в ближайшие ворота или
    узенькие переулки, бросив свои товары; другие не успели и только закрывались
    рукавом. Боже мой, какое безобразие! И это женщины: матери, жены! Да кто же
    женится на них? Мужчины красивы, стройны: любой из них годится в Меналки, а
    Хлои их ни на что не похожи! Нет, жаркие климаты не благоприятны для дам, и
    прекрасным полом следовало бы называть здесь нашего брата, ликейцев или
    лу-чинцев, а не этих обожженных солнцем лу-чинок.
    Вы знаете дорогу в Парголово: вот такая же крупная мостовая ведет в
    столицу; только вместо булыжника здесь кораллы: они местами так остры, что
    чувствительно даже сквозь подошву. Я не понимаю, как ликейцы ходят по этим
    дорогам босиком? Зато местами коралл обтерся совсем, и нога скользит по нем,
    как по паркету. Выйдя из деревни, мы вступили в великолепнейшую аллею,
    которая окаймлена двумя сплошными стенами зелени. Кроме банианов,
    замечательны вышиной и красотой толстые деревья, из волокон которых японцы
    делают свою писчую бумагу; потом разные породы мирт; изредка видна в саду
    кокосовая пальма, с орехами, и веерная. Но пальма что-то показалась мне
    невзрачна против виденных нами на Яве и в Сингапуре: видно, ей холодно здесь
    - листья жидки и малы. Мы прошли мимо какого-то, загороженного высокой
    каменной и массивной стеной, здания с тремя входами, наглухо заколоченными,
    с китайскими надписями на воротах: это буддийский монастырь. В щели, из-за
    стены, выглядывало несколько бонз с бритыми головами.
    Всё это место напоминало мне наши старые и известные европейские сады.
    От аллей шло множество дорожек и переулков, налево - в лес и к теснящимся в
    нем частым хижинам и фермам, направо - в обработанные поля. Дорога
    змееобразно вилась по холмам и долинам... Ах, какая местность вдруг
    распахнулась перед нами, когда мы миновали лес! Точно вдруг приподнялся
    занавес: вдали открылись холмы, долины, овраги, скаты, обрывы, темнели леса,
    а вблизи пестрели поля, убранные террасами и засеянные рисом, плантации
    сахарного тростника, гряды с огородною зеленью, то бледною, то
    изумрудно-темною!
    Всё открывшееся перед нами пространство, с лесами и горами, было облито
    горячим блеском солнца; кое-где в полях работали люди, рассаживали рис или
    собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит
    мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и
    под конец даже опасного плавания, показалось это место самым очаровательным
    и надежным приютом.
    Всё это не деревья, не хижины: это древние веси, сени, кущи и пажити;
    иначе о них неприлично и выражаться. Странно мне было видеть себя и
    товарищей, в наших коротких, обтянутых платьях, быстро и звонко шагающих под
    тенью исполинских банианов. Маленькие, хорошенькие лошадки, не привыкшие
    видеть европейцев, пугались при встрече с нами; они брыкались и бросались в
    сторону. Вожатые, завидя нас, закрывали им глаза соломенной шляпой и
    торопились пройти мимо. Встречные женщины хотя и не брыкались, но тоже
    закрывались, а если успевали, то и они бросались в сторону. Только одна
    девочка, лет тринадцати и, сверх ожидания, хорошенькая, вышла из сада на
    дорогу и смело, с любопытством, во все глаза смотрела на нас, как смотрят
    бойкие дети. "Какой большой петух! - показывая на петуха, сказал кто-то, -
    по крайней мере в полтора раза выше наших".
    Мы шли в тени сосен, банианов или бледно-зеленых бамбуков, из которых
    Посьет выломал тут же себе славную зеленую трость. Бамбуки сменялись
    выглядывавшим из-за забора бананником, потом строем красивых деревьев и т.
    д. "Что это, ячмень, кажется!" - спросил кто-то. В самом деле, наш кудрявый
    Глаза разбегались у нас, и мы не знали, на что смотреть: на пешеходов
    ли, спешивших, с маленькими лошадками и клажей на них, из столицы и в
    столицу; на дальнюю ли гору, которая мягкой зеленой покатостью манила войти
    на нее и посидеть под кедрами; солнце ярко выставляло ее напоказ, а тут же
    рядом пряталась в прохладной тени долина с огороженными высоким забором
    хижинами, почти совсем закрытыми ветвями. Что это за сила растительности!
    какое разнообразие почвы! И всюду чистота, порядок. Таково богатство и
    разнообразие видов, что перестаешь наконец дорожить увидеть то, не прозевать
    это, запомнить третье. Рассеянно смотришь вокруг: всё равно, куда ни смотри,
    одно и то же - всё прекрасно, игриво, зелено.
    Дорога пошла в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из
    сукна и других плотных материй, просто невозможны в этих климатах. Каков жар
    должен быть летом! Хорошо еще, что ветер с моря приносит со всех сторон
    постоянно прохладу! А всего в 26-м градусе широты лежат эти благословенные
    острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов
    совершенно правы, с своей стороны.
    На горе начались хижины - всё как будто игрушки; жаль, что они прячутся
    за эти сплошные заборы; но иначе нельзя: ураганы, или тайфуны, в полосу
    которых входят и Лю-чу, разметали бы, как сор, эти птичьи клетки, не будь
    они за такой крепкой оградой. По горе лесу уже не было, но зато чего не было
    в долине, которая простиралась далеко от подошвы ее в сторону! Я устал
    любоваться, равнодушно смотрел на персиковые деревья в полном цвету, на
    миртовые и кипарисные кусты! Мы вошли на гору, окинули взглядом всё
    пространство и молчали, теряясь в красоте и разнообразии видов. Глаз видит
    далеко: с обеих сторон острова видно море на третьем плане. Вон и риф, с
    пеной бурунов, еще вчера грозивший нам смертью! "Я в бурю всю ночь не спал и
    молился за вас, - сказал нам один из оставшихся американских офицеров,
    кажется методист, - я поминутно ждал, что услышу пушечные выстрелы". Время
    было бурное, а вход на рейд, как я сказал выше, считается очень опасным.
    Наконец мы пришли. "Э! да не шутя столица!" - подумаешь, глядя на
    широкие ворота с фронтоном в китайском вкусе, с китайскою же надписью.
    "Что там написано? прочтите", - спросили мы Гошкевича. "Не вижу,
    высоко", - отвечал он. Мы забыли, что он был близорук.
    Мы прошли ворота: перед нами тянулась бесконечная широкая улица, или та
    же дорога, только не мощенная крупными кораллами, а убитая мелкими
    каменьями, как шоссе, с сплошными, по обеим сторонам, садами или парками, с
    великолепной растительностью. Из-за заборов местами выглядывали красные
    черепичные кровли. Никто нас не встретил, никто даже не показывался: все как
    будто выехали из города. Немногие встречные и, между прочим, один доктор или
    бонз, с бритой головой, в халате из травяного холста, торопливо шли мимо, а
    если мы пристально вглядывались в них, они, с выражением величайшей
    покорности, а больше, кажется, страха, кланялись почти до земли и спешили
    дальше. У некоторых ворот показывались и исчезали люди или смотрели в щели.
    Видно, что в этой улице жил высший или зажиточный класс: к домам их вели
    широкие каменные коридоры. Мы крупным шагом шли всё далее; улица
    заворотилась налево, и мы очутились перед дворцом.
    Это замок с каменной, массивной стеной, сажени в четыре вышины, местами
    поросшей мохом и ползучими растениями. Широкое каменное крыльцо, грубой
    работы, вело к высокому порталу, заколоченному наглухо досками. У ворот по
    обеим сторонам, на пьедесталах, сидели коралловые животные, вроде сфинксов.
    Нигде ни признака жизни; всё окаменело, точно в волшебной сказке, а мы
    пришли из-за тридевяти земель как будто доставать жар-птицу. У ворот, в
    стороне, выстроена деревянная галерея, вроде гауптвахты, какие мы видели в
    Нагасаки. В ней на циновках сидели на пятках ликейцы, вероятно слуги дворца:
    и те не шевелились, тоже - как каменные. Мы присели тут немного отдохнуть,
    потом спустились под гору, куда вела покатая терраса, усаженная банианами,
    кедрами, между которыми змеились во все стороны тропинки. В некоторых местах

    сочились и чуть-чуть журчали каскады. Вон огороженная забором и окруженная
    бассейном кумирня; вдали узкие, но правильные улицы; кровли домов и шалашей,
    разбросанных на горе и по покатости, - решительно кущи да сени древнего
    мира!
    Это не жизнь дикарей, грязная, грубая, ленивая и буйная, но и не
    царство жизни духовной: нет следов просветленного бытия. Возделанные поля,
    чистота хижин, сады, груды плодов и овощей, глубокий мир между людьми - всё
    свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени
    материального благосостояния; что самые заботы, страсти, интересы не выходят
    из круга немногих житейских потребностей; что область ума и духа цепенеет
    еще в сладком, младенческом сне, как в первобытных языческих пастушеских
    царствах; что жизнь эта дошла до того рубежа, где начинается царство духа, и
    не пошла далее... Но всё готово: у одних дверей стоит религия, с крестом и
    лучами света, и кротко ждет пробуждения младенцев; у других - "люди
    Соединенных Штатов" с бумажными и шерстяными тканями, ружьями, пушками и
    прочими орудиями новейшей цивилизации...
    Мы сошли с террасы и обошли замок вокруг, взбираясь обратно вверх по
    крутой каменной тропинке, всё из кораллов. Других тропинок я не видал; и те,
    которые ведут из улиц в поля, все идут лестницами, выложенными из камня.
    Ликейцы следовали за нами, но издали, робко. И. В. Фуругельм, кототому не
    нравилось это провожанье, махнул им рукой, чтоб шли прочь: они в ту же
    минуту согнулись почти до земли и оставались в этом положении, пока он
    перестал обращать на них внимание, а потом опять шли за нами, прячась в
    кусты, а где кустов не было, следовали по дороге, и всё издали. Я, однако ж,
    знаками подозвал одного к себе. Он не вдруг подошел: сделает два шага и
    остановится в нерешимости; наконец подошел. В это время надо было спускаться
    по чрезвычайно крутой и извилистой каменной тропинке, проложенной сквозь
    чащу леса, над обрывами и живописными оврагами, сплошь заросшими пальмами,
    миртами и кедрами. Я оперся на ликейца, и он был, кажется, очень доволен
    этим, шел ровно и осторожно и всякий раз бросался поддерживать меня, когда я
    оступался или нога моя скользила по гладкому кораллу. Я, имея надежную
    опору, не без смеха смотрел, как кто-нибудь из наших поскользнется,
    спохватится и начнет упираться по скользкому месту, а другой помчится вдруг
    по крутизне, напрасно желая остановиться, и бежит до первого большого
    дерева, за которое и уцепится.
    Внизу мы прошли чрез живописнейший лесок - нельзя нарочно расположить
    так красиво рощу - под развесистыми банианами и кедрами, и вышли на поляну.
    Здесь лежала, вероятно занесенная землетрясением, громадная глыба коралла,
    вся обросшая мохом и зеленью. Романтики тут же объявили, что хорошо бы
    приехать сюда на целый день с музыкой; "с закуской и обедом", - прибавили
    положительные люди. Мы вышли в одну из боковых улиц с маленькими домиками:
    около каждого теснилась кучка бананов и цветы.
    Из нее вышли на другую улицу, прошли несколько домов; улица вдруг
    раздвинулась. С одной стороны домов не стало, и мы остановились, очарованные
    несравненным видом. Представьте пруд, вроде Марли, гладкий и чистый, как
    зеркало; с противоположной стороны смотрелась в него целая гора, покрытая
    густо, как щетка или как шуба, зеленью самых темных и самых ярких колоритов,
    самых нежных, мягких, узорчатых листьев и острых игл. Этот исполинский букет
    так тесно был сжат, что нельзя было видеть почвы, на которой он растет.
    Мы продолжали путь по улице, взглянули вперед - другое неожиданное
    зрелище привлекло наше внимание. Это была, по-видимому, самая населенная и
    торговая улица. Но что делают жители? Они с испугом указывают на нас: кто
    успевает, запирает лавки, а другие бросают их незапертыми и бегут в разные
    стороны. Напрасно мы маним их руками, кланяемся, машем шляпами: они пуще
    бегут. Я видел, как по кровле одного дома, со всеми признаками ужаса, бежала
    женщина: только развевались полы синего ее халата; рассыпавшееся здание
    косматых волос обрушилось на спину; резво работала она голыми ногами. Но не
    все успели убежать: оставшиеся мужчины недоверчиво смотрели на нас; женщины
    закрылись. Товар всё тот же, что и на первом рынке. Тут видели мы кузницу,
    еще пилили дерево, красили простую материю, продавали зелень, табак да
    разные сласти.
    Мы походили еще по парку, подошли к кумирне, но она была заперта.
    Сидевший у ворот старик предложил нам горшечек с горячими угольями закурить
    сигары. Мы показывали ему знаками, что хотим войти, но он ласково улыбался и
    отрицательно мотал головой. У ворот кумирни, в деревянных нишах, стояли два,
    деревянные же, раскрашенные идола безобразной наружности, напоминавшие, как
    у нас рисуют дьявола. Я зашел было на островок, в другую кумирню, которую
    видел с террасы дворца, но жители, пока мы шли вниз, успели запереть и ее.
    Между народом я заметил несколько бритых бонз, всё молодых; один был просто
    мальчик: вероятно, это служители храмов.
    Заглянув еще в некоторые улицы и переулки, мы вышли на большую дорогу и
    отправились домой. Я устал и с удовольствием поглядывал на хребет каждой
    лошадки; но жители не дают лошадей, хотя я видел у одного забора множество
    их оседланных и привязанных. Сходя с горы, мы увидали чистенький дворик; я
    подошел к воротам. Старик, которого я тут застал, с красным носом и красными
    шишками по всему лицу, поклонился и вошел в дом; я за ним, со мной некоторые
    из товарищей. Дом оказался кумирней, но идола не было, а только жертвенник с
    китайскими надписями на стенах и столбах да бедная домашняя утварь. Тут,
    кажется, молились не буддисты, а приверженцы древней китайской религии. Мы
    заглянули в другую комнату, по-видимому парадную, устланную до того чистыми
    матами, что совестно было ступить ногой. Хозяева, кажется, обедали. Они
    зашевелились было готовить нам чай, но мы, чтоб не тревожить их, удалились.
    Говорят, жители не показывались нам более потому, что перед нашим
    приездом умерла вдовствующая королева, мать регента, управляющего островами
    вместо малолетнего короля. По этому случаю наложен траур на пятьдесят дней.
    Мы видели многих в белых травяных халатах. Известно, что белый цвет -
    траурный на Востоке.
    Ликейские острова управляются королем. Около трехсот лет назад прибыли
    сюда японские суда, а именно князя Сатсумского, взяли острова в свое
    владение и обложили данью, которая, по словам здешнего миссионера,
    простирается до двухсот тысяч рублей на наши деньги. Но, по показанию
    других, острова могут приносить впятеро больше. По этим цифрам можно судить
    о плодородии острова. Недаром князь Сатсумский считается самым богатым из
    всех японских князей.
    Но дань платится натурою: рисом, который выше всех сортов, и даже
    японского, также табаком, амброй, тканями из банановых волокон и саки. Саки
    тоже считается лучшим, и японцы выменивают много своего риса на здешний, как
    лучший для выделки саки.
    После ликейцы думали было отложиться от Японии, но были покорены вновь.
    Ликейский король, в начале царствования, отправляется обыкновенно в Японию и
    там утверждается окончательно.
    Нынешнему королю всего двенадцать лет. Он поедет в Японию по достижении
    пятнадцатилетнего возраста. Король живет здесь как пленник, в крепком своем
    замке, который мы видели, и никому не показывается. Показываться народу, как
    вам известно, считается для верховной власти неприличным на Востоке. Здешний
    миссионер проник, однако ж, нечаянно, в китайском платье, в замок и,
    незамеченный, дошел до покоев короля. Король играл в мячик и долго не
    замечал постороннего; потом увидел и скрылся. Придворные с поклонами
    окружили нескромного посетителя и показали дорогу вон.
    Ликейцы находились в зависимости и от китайцев, платили прежде и им
    дань; но японцы, уничтожив в XVII столетии китайский флот и десант,
    посланный из Китая для покорения Японии, избавили и ликейцев от китайской
    зависимости. Однако ж последние все-таки ездят в Пекин довершать в тамошних
    училищах образование и оттого знают всё по-китайски. Письменного своего
    языка у них нет: они пишут японскими буквами. Ездят они туда не с пустыми
    руками, но и не с данью, а с подарками - так сказал нам миссионер, между тем
    как сами они отрекаются от дани японцам, а говорят, что они в зависимости от
    китайцев. Кажется, они говорят это по наущению японцев; а может быть,
    услышав от американцев, что с японцами могут возникнуть у них и у европейцев
    несогласия, ликейцы, чтоб не восстановить против себя ни тех ни других,
    заранее отрекаются от японцев.
    Гошкевич и отец Аввакум отыскали между ликейцами одного знакомого, с
    которым виделись, лет двенадцать назад, в Пекине, и разменялись подарками.
    Вот стечения обстоятельств! "Вы мне подарили графин", - сказал ликеец отцу
    Аввакуму. Последний вспомнил, что это действительно так было.
    Однако ж ликейцы не производят себя ни от японцев, ни от китайцев, ни
    от корейцев. С первого раза видно, что в существовании ликейцев не
    участвовали китайцы. Корейцев я еще не видал и потому не знаю, есть ли
    сходство у них с ликейцами или нет. У ликейцев глаза большие, не угловатые,
    как у китайцев, овал лица правильный, скулы не выдаются. Язык у них, по
    словам миссионера, сродни японскому и составляет, кажется, его идиом.
    Ликейцы и японцы понимают друг друга. Ближе всего предположить, что они
    родня между собою.
    Мы лениво возвращались домой, не переставая распространять по дороге
    чувство вроде безотчетного ужаса. Мальчишка лет десяти, с вязанкой зелени,
    вел другого мальчика лет шести; завидя нас, он бросил вязанку и маленького
    своего товарища и кинулся без оглядки бежать по боковой тропинке в поля.
    Возвратясь в деревню Бо-Тсунг, мы втроем, Посьет, Аввакум и я, зашли в
    ворота одного дома, думая, что сейчас за воротами увидим и крыльцо; но забор
    шел лабиринтом и был не один, а два, образуя вместе коридор. Мы поворотили
    направо, потом налево... Конец, что ли? нет, опять коридор направо, точно
    западня для волков, еще налево - и мы очутились в маленьком садике перед
    домиком, огороженным еще третьим, бамбуковым, и последним забором. Мы,
    входя, наткнулись на низенькую, черную, как головешка, старуху с плоским
    лицом. Она, как мальчишка же, перепугалась и бросилась бежать по грядам к
    лесу, работая во все лопатки. Мы покатились со смеху; она ускорила шаги. Мы
    хотели отворить ворота - заперты; зашли с другой стороны к калитке - тоже
    заперта. Оставалось уйти. Мы посмотрели опять на бегущую всё еще вдали
    старуху и повернули к выходу, как вдруг из домика торопливо вышел заспанный
    старик и отпер нам калитку, низко кланяясь и прося войти. Мы вошли в
    палисадник; он отодвинул одну стену или раму домика, и нам представились
    миньятюрные комнаты, совершенно как клетки попугая, с своей чистотой,
    лакированными вещами и белыми циновками. Мы туда не вошли, а попросили огня.
    Сейчас другой, молодой ликеец принес нам горшок с золой и угольями. Мы
    взглянули кругом себя - цветы, алоэ, бананы, больше ничего; поблагодарили
    хозяина и вышли вон. Я посмотрел, что старуха? Она в это время добежала до
    первых деревьев леса, забежала за банан, остановилась и, как орангутанг,
    глядела сквозь ветви на нас. Увидя, что мы стоим и с хохотом указываем на
    нее, она пустилась бежать дальше в лес.
    Мы догнали товарищей, которые уже садились в катер. Но во время нашей
    прогулки вода сбыла, и катер трогал килем дно. Мы стянулись кое-как и
    добрались до нашего судна, где застали гостей: трех длиннобородых старцев в
    белых, с черными полосками, халатах и сандалиях на босу ногу. Они приехали
    от напайского губернатора поздравить с приездом и привезли в подарок зелени,
    яиц и кур. Их угостили чаем. Один свободно говорил с Гошкевичем, на бумаге,
    по-китайски, а другой по-английски, но очень мало. И то успех, когда
    вспомнишь, что наши европейские языки чужды им и по духу, и по формам. Давно
    ли "человек Соединенных Штатов покровительствует" этим младенцам, а уж
    кое-чему научил... Ликейцы обещали привезти быков, рыбы, зелени за деньги и
    уехали.
    На другой день, 2-го февраля, мы только собрались было на берег, как
    явился к нам английский миссионер Беттельгейм, худощавый человек, с
    еврейской физиономией, не с бледным, а с выцветшим лицом, с руками, похожими
    немного на птичьи когти; большой говорун. В нем не было ничего
    привлекательного, да и в разговоре его, в тоне, в рассказах, в приветствиях
    была какая-то сухость, скрытность, что-то не располагающее в его пользу. Он
    восемь лет живет на Лю-чу и в мае отправляется в Англию печатать книги
    Св<ященного> Писания на ликейском и японском языках. Жену и детей он уже
    отправил в Китай и сам отправится туда же с Перри, который обещал взять его
    с собою, лишь только другой миссионер приедет на смену.
    Восемь лет на Лю-чу - это подвиг истинно христианский! Миссионер
    говорил по-английски, по-немецки и весьма плохо по-французски. Мы пустились
    в расспросы о жителях, о народонаселении, о промышленности, о нравах, обо
    всем.
    - Что за место, что за жители! - говорили мы, - не веришь Базилю Галлю,
    а выходит на поверку, что он еще скромен.
    - Да, место точно прекрасное, - сказал Беттельгейм, - надо еще
    осмотреть залив Мельвиль да один пункт на северной стороне - это рай.
    - А жители? Какая простота нравов, гостеприимство! Странствуешь точно с
    Улиссом к одному из гостеприимных царей-пастырей, которые выходили путникам
    навстречу, угощали...
    - Разве они встречали и угощали вас? - спросил пастор.
    - Нет, встречали мало, больше провожали...
    - Да, они действительно охотнее провожают, нежели встречают: ведь это
    полицейские, шпионы.
    - Как полицейские? Разве здесь есть они?
    - Как же! Чтоб наблюдать, куда вы пойдете, что будете делать, замечать,
    кто к вам подойдет, станет разговаривать, чтоб потом расправиться с тем
    по-своему...
    - Что вы? возможно ли? Кажется, жители так кротки, простодушны, так
    приветливы: это видно из их поклонов...
    - Боятся, так и приветливы. Если японцы стали вдруг приветливы, когда
    вы и американцы появились с большой силой, то как же не быть приветливыми
    ликейцам, которых всего от шестидесяти до восьмидесяти тысяч на острове!
    - Мне нравятся простота и трудолюбие, - сказал я. - Есть же уголок в
    мире, который не нуждается ни в каком соседе, ни в какой помощи! Кажется,
    если б этим детям природы предоставлено было просить чего-нибудь, то они,
    как Диоген, попросили бы не загораживать им солнца. Они умеренны,
    воздержны...
    - Они точно простоваты, - заметил миссионер, - но насчет воздержания...
    нельзя сказать: они сильно пьют.
    - Пьют! что вы? помилуйте, - защищали мы с жаром (нам очень хотелось
    отстоять идиллию и мечту о золотом веке), - у них и вина нет: что им пить?
    - А саки? - отвечал Беттельгейм, - оно здесь лучше, нежели в Японии, и
    крепкое, как ром.
    - Пьют! - говорил я в недоумении.
    - И играют, - прибавил пастор.
    - Нет, уж это слишком! ужели в самом деле? Да во что же: в какие-нибудь
    невинные игры: борются, бегают, как древние на олимпийских играх...
    - Нет, нет! - настойчиво твердил Беттельгейм, - играют в азартные
    игры...
    - Скажите, пожалуйста: эти добродетельные, мудрые старцы - шпионы,
    картежники, пьяницы! Кто бы это подумал!
    - Да, у них есть что-то вроде карт, - сказал он, - даже нищие, и те
    играют как-то стружками или щепками и проигрываются дотла.
    - Вот тебе и идиллия, и золотой век, и "Одиссея"! Да у кого они
    переняли? - хотел было я спросить, но вспомнил, что есть у кого перенять:
    они просвещение заимствуют из Китая, а там, на базаре, я видел непроходимую
    кучу народа, толпившегося около другой кучи сидевших на полу игроков,
    которые кидали, помнится, кости. Каждый ставил деньги; один счастливый
    загребал потом у всех. Игра начиналась снова; игроки так углубились в свое
    дело, что не замечали зрителей, и зрители, в свою очередь, не замечали
    игроков и следили за костями. Вспомнил я еще, что недалеко от ликейцев -
    Манила, что там проматываются на пари за бои петухов; что еще на некоторых
    островах Тихого океана страсть к игре свирепствует, как в любом европейском
    клубе.
    - Удивительно, - сказал я, - что такие кроткие люди заражены самою
    задорною из страстей!
    - Нельзя сказать, чтоб они были кротки, - заметил пастор, - здесь жили
    католические миссионеры: жители преследовали их, и недавно еще они...
    поколотили одного миссионера, некатолического...
    - Кого же это?
    - Меня, - кротко и скромно отвечал Беттельгейм (но под этой скромностью
    таилось, кажется, не смирение). - Потом, - продолжал он, - уж постоянно
    стали заходить сюда корабли христианских наций, и именно от английского
    правительства разрешено раз в год посылать одно военное судно, с китайской
    станции, на Лю-чу наблюдать, как поступают с нами, и вот жители кланяются
    теперь в пояс. Они невежественны, грязны, грубы...
    Мне стало подозрительно это поголовное порицание бедных ликейцев. Наши
    сказывали, что когда они спрашивали ликейцев, где живет миссионер, то
    последние обнаружили знаки явного нерасположения к нему, и один по-английски
    Платя за нерасположение нерасположением, что было не совсем
    по-христиански, пастор, может быть, немного преувеличивал миньятюрные пороки
    этих пигмеев. Они действительно неласковы были всегда к миссионерам.
    Несколько лет назад здесь поселились два католических монаха. Жители, не
    зная их звания, обходились с ними очень дружелюбно, всем их снабжали; но
    узнав, кто они, стали чуждаться их. Они не оскорбляли их, напротив,
    кланялись им; но лишь только те открывали рот, чтоб заговорить о религии,
    ликейцы зажимали уши и бежали прочь. Так те, не успев ни в чем, и уехали на
    французском военном судне, под командою, кажется, адмирала Сесиля, назад, в
    Китай.
    Беттельгейм, однако ж, сказывал, что он беспрепятственно проповедует
    ликейцам в их домах, и будто они слушают его. Сомневаюсь, судя по тому, как
    с ним здесь поступают. Он говорит даже, что ему удалось несколько человек
    крестить.
    - Я бы успел и больше, - заключил он, - если б не мешали японцы. Те
    ежегодно приезжают сюда на шестидесяти лодках, за данью и за товарами, а
    ликейцы посылают в Японию до шестнадцати. Японцы живут здесь подолгу и
    поддерживают в народе свою систему отчуждения от иностранцев и, между
    прочим, ненависть к христианам. И теперь их здесь до 600 человек. Они
    отрастили себе волосы, оделись в здешний костюм и прячутся, наблюдая и за
    жителями, и за иностранцами. Вы видите, что здесь всё японское: пришедшая
    оттуда религия, нравы, обычаи, даже письменный язык, наполовину, однако ж, с
    китайским. Одни и те же произведения почвы и та же промышленность. Они
    делают такие же материи, такие же лакированные вещи, только всё грубее и
    проще; едят то же самое, как те, - вся японская жизнь и сама Япония в
    миньятюре. Не верьте Базилю Галлю, - заключил он, отодвигая лежавшую перед
    ним книгу Галля, - в ней ни одного слова правды нет, всё диаметрально
    противоположно истине!
    Я действительно не верю Галлю, но не верю также и ему: первого слишком
    ласково встречали, а другого... поколотили; от этого два разных голоса.
    Я выразил ему только опасение, чтоб он и его преемники торопливостью не
    испортили всего дела. "Если Япония откроет свои порты для торговли всем
    нациям, - сказал я, - может быть, вы поспешите вместе с товарами послать
    туда и ваши переводы Нового завета. Предсказываю вам, что вы закроете опять
    Японию, ничего не сделаете для религии и испортите торговлю. Японцы
    осматривали до сих пор каждое судно, записывали каждую вещь, не в видах
    торгового соперничества, а чтоб не прокралась к ним христианская книга,
    крест - всё, что относится до религии; замечали число людей, чтоб не
    пробрался в Японию священник проповедовать религию, которой они так боятся.
    И долго еще не отступят они от этих строгостей, разве когда заменят свою
    жизнь европейскою. Вы лучше подождите, - заключил я, - когда учредятся
    европейские фактории, которые, конечно, выговорят себе право отправлять дома
    богослужение, и вы сначала везите священные книги и предметы в эти фактории,
    чего японцы par le temps qui court1 запретить уже не могут, а от них
    исподволь, понемногу, перейдут они к японцам".
    Пока мы рассуждали в каюте, на палубе сигнальщик объявил, что
    трехмачтовое судно идет. Все пошли вверх. С правой стороны, из-за острова,
    показалось большое купеческое судно, мчавшееся под всеми парусами прямо на
    риф.
    Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу
    рассмотрели, что судно было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил
    навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через
    два корабль стоял уже близ нас на якоре.
    Но что это у него на палубе? Ужаснейшая толпа народа, непроходимой
    кучей, как стадо баранов, жалась на палубе. Без справок можно было
    догадаться, что это эмигранты. Точно такое судно видели мы у острова Мадеры
    с эмигрантами, отправлявшимися в Австралию. Но откуда и куда их везут?
    Беттельгейм сказал, что, верно, тут же приехал другой миссионер, на смену
    ему, и поехал туда разведать. Чрез полчаса он вернулся с молодым человеком,
    лет 26-ти, которого и представил адмиралу как своего преемника. Оба они
    обедали у нас. Вновь прибывший пастор, англичанин же, объявил, что судно
    пришло из Гонконга, употребив ровно месяц на этот переход, что идет оно в
    Сан-Франциско с пятьюстами китайцев, мужчин и женщин. Кого и чего нет теперь
    в Сан-Франциско? Начало этого города напоминает начало Рима: оба составились
    из бродяг.
    После обеда наши уехали на берег чай пить in's Grune*. Я прозевал, но
    зато из привезенной с английского корабля газеты узнал много новостей из
    Европы, особенно интересных для нас. Дела с Турцией завязались; Англия с
    Францией продолжают интриговать против нас. Вся Европа в трепетном
    ожидании...

    * на лоне природы - нем.йдет

    Часов в семь за мной прислали шлюпку. Уж было темно. Застав наших на
    мысе, около рощи, у костра, я рассказал им наскоро новости и сам пошел по
    тропинке к лесу, оставив их рассуждать. Хорошо! Я наслаждался неизвестными
    вам впечатлениями, светлым сумраком лунной, томной и теплой ночи, шелестом
    листьев рощи, полной мрака. Банианы, пальмы и другие чужеземцы шумели при
    тихом ветре иначе, нежели наши березы и осины, мягче, на чужом языке; и
    лягушки квакали по-другому, крепче наших, как кастаньеты. Вблизи плескал
    прилив, вдали глухо ревели буруны на рифах. До меня доносился живой говор
    товарищей. Меня позвали ехать, я поспешил на зов и в темноте наткнулся на
    кучку ликейцев, которые из-за шалаша наблюдали за нашими. Они вдруг низко
    поклонились и, не разгибаясь, дали мне пройти.
    На другой день мы отправились на берег с визитами, сначала к
    американским офицерам, которые заняли для себя и для матросов - не знаю как,
    посредством ли покупки или просто "покровительства", - препорядочный домик и
    большой огород с сладким картофелем, таро, горохом и табаком. Я не пошел к
    ним, а отправился по берегу моря, по отмели, влез на холм, пробрался в грот,
    где расположились бивуаком матросы с наших судов, потом посетил в лесу нашу
    идиллию: матрос Кормчин пас там овец. Везде, даже в лесу, видел я каменные
    постройки, заборы, плетни и хижины с огородами и полями. Всё обработано,
    всюду протоптаны чистые дорожки или сделаны каменные тропинки.
    Остров, судя по пространству, очень заселен; он длиной верст
    восемьдесят, а шириной от шести до пятнадцати и восемнадцати верст: и на
    этом пространстве живет от шестидесяти до семидесяти тысяч. В Напе, говорил
    миссионер, до двадцати, и в Чуди столько же тысяч жителей.
    Я дождался наших на мосту, ведущем в Напу, и мы пошли в город искать
    миссионеров.
    Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными,
    массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по
    аллеям. У ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться
    нас, видя, что мы ничего худого им не делаем. В городе, при таком большом
    народонаселении, было живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и
    вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых
    были дети за спиной или за пазухой.
    Мы не знали, в которую сторону идти: улиц множество и переулков тоже. С
    нами толпа народа; спрашиваем по-английски, называем миссионера по имени -
    жители указывают на ухо и мотают головой: "Глухи, дескать, не слышим".
    Некоторые, при наших вопросах, переговорят между собою, и вот один пойдет
    вперед и выведет нас к морю. Опять толки, и опять явится провожатый. Один
    водил, водил по грязи, наконец повел в перелесок, в густую траву, по
    тропинке, совсем спрятавшейся среди кактусов и других кустов, и вывел на
    холм, к кладбищу, к тем огромным камням, которые мы видели с моря и приняли
    сначала за город. Меня зло взяло.
    - Ну теперь вижу, что вы пьяницы и картежники... - ворчал я на
    ликейцев.
    - Да и мошенники уж кстати, - прибавил другой товарищ, - ведь они
    нарочно водят нас.
    Третий товарищ смеялся, слыша наш ропот. Наконец один ликеец привел нас
    вторично к морю, на отмель, и ушел, как и прочие, в толпу. Тогда мы насильно
    вывели одного из толпы за руки и послали вперед показывать дорогу. Делать
    было нечего. Он привел нас к серой, нависшей над водой скале и указал на
    зеленый, бывший рядом с ней холм и тропинку в кустах. "Опять вверх!" -
    ворчали мы, теряя терпение, и пошли на холм, подошли к протестантской
    церкви, потом спустились с холма и очутились у сада и домика миссионеров.
    Оказалось, что мы блуждали всё время около этого места. На нас бросились
    лаять две большие собаки, лишь только мы вошли в садик.
    Миссионер встретил нас на крыльце и ввел в такую же комнату с рамой,
    заклеенной бумагой, как и в ликейских домах. Тут мы застали шкипера вновь
    прибывшего английского корабля с женой, страдающей зубной болью женщиной, но
    еще молодой и некрасивой; тут же была жена нового миссионера, тоже молодая и
    некрасивая, без передних зубов. В одном только кабинете пастора, наполненном
    книгами и рукописями, были два небольших окна со стеклами, подаренными ему,
    кажется, человеком Соединенных Штатов. Над дверью был другой подарок, от
    него же: большая серебряная ваза. Всё остальное было более, нежели просто:
    грубый, деревянный стол, такие же стулья и диван - не лучше их.
    Миссионер предложил нам вина и каких-то сдобных сухарей, извиняясь, что
    у него только и есть две рюмки и два стакана. Ему на другой же день адмирал
    послал дюжину вина и по дюжине или по две рюмок и стаканов - пей не хочу! Он
    нам показывал много лакированных вещей работы здешних жителей: чашки для
    кушанья, поставцы, судки, подносы и т. п.; но после японских вещей в этом
    роде на эти и глядеть было нельзя. Беттельгейм просил адмирала взять
    несколько вещей от него на память. Что было лучше всего, так это
    великолепный баниан у самого крыльца, бросавший тень на весь дворик, да
    множество разных кустов и цветов. Жаль только, что на Лю-чу есть ядовитые
    змеи. Миссионер сказывал, что он поймал двух у себя в комнатах. В галерее,
    выходящей на двор, помещались небольшая аптека и большая библиотека.
    Несколько ликейцев собралось у ворот и заглядывало на нас во двор; но
    миссионер махнул им рукой не очень ласково, чтоб они шли прочь. "Не может
    забыть побоев!" - шепнул мне один из товарищей. Миссионер проводил нас назад
    до самого фрегата на нашей шлюпке.
    Дорогой адмирал послал сказать начальнику города, что он желает видеть
    его у себя и удивляется, что тот не хочет показаться. Велено прибавить, что
    мы пойдем сами в замок видеть их двор. Это очень подействовало. Чиновник,
    или секретарь начальника, отвечал, что если мы имеем сказать что-нибудь
    важное, так он, пожалуй, и приедет.
    - Очень важное, - сказали ему.
    Он хотел быть на другой день, но шел проливной дождь. Наконец вчера,
    7-го февраля, начальник приехал на фрегат с секретарем, помощником,
    переводчиком китайского языка и маленькою свитою. Он был высокий, седой
    старик, не совсем патриархальной наружности, с красным носом и вообще - увы,
    прощай, идиллия! - с следами сильного невоздержания на лице, с изломанными
    чертами, синими и красными жилками на носу и около. Он говорил сиплым и
    пискливым голосом. Товарищ его - высокий и здоровый мужчина, лет 50-ти, с
    черной, длинной и жидкой, начинающейся с подбородка, как у всех у них,
    бородой. Прочие так себе, все здоровой наружности, свежие. У губернатора
    пучок на голове был проткнут золотой, у помощника и переводчика серебряной,
    а у прочих медной шпилькой. За первым сидел мальчик лет шестнадцати и
    беспрестанно набивал ему трубку, а тот давал ему подачки: бисквиты, наливку,
    которою его потчевали. Он подарил адмиралу два каких-то торта, а ему дали
    большой самовар, стеклянной посуды и еще прежде послали сукна на халат за
    присланную живность и зелень. Показывали ему японские подарки и, между
    прочим, подаренную адмиралу саблю.
    - А у вас есть сабли? - спросили его.
    - Нет.
    - Какое же у вас оружие?
    - А вот, - отвечал он, показывая веер.
    Его поблагодарили за доставку провизии, и особенно быков и рыбы, и
    просили доставлять - разумеется, за деньги - вперед русским судам всё, что
    понадобится. Между прочим, ему сказано, что так как на острове добывается
    соль, то может случиться, что суда будут заходить за нею, за рисом или
    другими предметами: так нельзя ли завести торговлю?
    - Нет, нет! у нас производится всего этого только для самих себя, - с
    живостью отвечал он, - и то рис едим мы, старшие, а низший класс питается
    бобами и другими овощами.
    - Да еще мы просим сказать жителям, - продолжали мы, - чтоб они не
    бегали от нас: мы им ничего не сделаем.
    - Они бегают оттого, что европейцы редко заходят сюда, и наши не
    привыкли видеть их. Притом американцы, бывши здесь, брали иногда с полей
    горох, бобы: если б один или несколько человек сделали это, так оно бы
    ничего, а когда все...
    Мы уверили его, что наши не дотронутся ни до чего.
    - Да, сделайте милость, - продолжал переводчик, - насчет женщин тоже...
    Один американец взял нашу женщину за руку; у нас так строго на этот счет,
    что муж, пожалуй, и разведется с нею. От этого они и бегают от чужих.
    Какова нравственность: за руку нельзя взять! В золотой век, особенно в
    библейские времена и при Гомере, было на этот счет проще!
    Мы съехали после обеда на берег, лениво и задумчиво бродили по лесам,
    или, лучше сказать, по садам, зашли куда-то в сторону, нашли холм между
    кедрами, полежали на траве, зашли в кумирню, напились воды из колодца, а
    вечером пили чай на берегу, под навесом мирт и папирусов, - словом, провели
    вечер совершенно идиллически.
    Погода здесь во всё время нашего пребывания была непостоянная: то дует
    северный муссон, иногда свежий до степени шторма, то идет проливной,
    безотрадный дождь. Зато чуть проглянет солнце - всё становится так
    прозрачно, ясно, так млеет в радости... У нас, однако ж, было довольно
    дурной погоды - такой уж февраль здесь.
    С кораблем, везущим эмигрантов, всё истории. Третьего дня он стал было
    сниматься с якоря и сел на мель. С наших судов подали ему немедленную
    помощь: не будь этого, он бы скоро не снялся и при первом свежем ветре
    разбился бы в щепы; он и сам засвидетельствовал это. Наши ездили туда на
    корабль и рассказывают, что такой нечистоты, неурядицы, шума, хаоса и
    представить себе нельзя. Корабль большой, а матросов всего человек двадцать,
    и то инвалиды. Едва достает рук управляться с парусами, а толпящиеся на
    палубе китайцы мешают им пошевелиться. Крик и шум так велики, что слышно у
    нас. Чтоб облегчить судно и помочь ему сняться с мели, всех китайцев и
    китаянок перевезли часа на два к нам. Их поместили на баке и шкафуте и
    отгородили веревкой. Много очень высоких и хорошо сложенных мужчин. Женщины
    большею частью молодые и всё девицы, от четырнадцати до двадцати лет. Одна
    обращала на себя особенное внимание. Она, как кажется, была тут старшая,
    вроде начальницы, как и у мужчин были тоже старшины. Звали ее Ача. Она
    нехороша собой, но лицо, однако ж, привлекательно. Она была бойкая женщина и
    говорила по-английски почти как англичанка. На ней было широкое и длинное
    шелковое голубое платье, надетое как-то на плечо, вроде цыганской шали,
    белые чистые шаровары; прекрасная, маленькая, но не до уродливости нога,
    обутая по-европейски. Она сидела на станке пушки, бойко глядела вокруг и
    беспрестанно кокетничала ногой, выставляя ее напоказ. Прочие женщины сидели
    в куче на полу. Мужчины, которых было гораздо больше, толпились, как стадо.
    Мы расспрашивали Ачу, где она выучилась по-английски и зачем едет в
    Калифорнию. Она сказала, что едет обратно, что прожила уж три года в
    Сан-Франциско; теперь ездила на четыре месяца в Гонконг навербовать женщин
    для какого-то магазина... Мужчины ехали для грубых работ.
    Наконец корабль сошел с мели, и китайцев увезли обратно. Он, однако ж,
    не ушел за противным ветром.
    Третьего дня оба миссионера явились в белых холстинных шляпах, в белых
    галстухах и в черных фраках, очень серьезные, и сказали, что они имеют
    сообщить что-то важное. "На купеческом судне китайцы не слушаются шкипера",
    - объявили они и просили потребовать китайских старшин и спросить, чем они
    недовольны. По вызову адмирала явились трое китайцев, нарядно одетые,
    благовидной наружности. Они сказали, что им отказывают в воде; что когда они
    подходили к бочке, матросы кулаками толкали их прочь. "От этого вышли ссоры,
    - прибавили они, - и больше ничего". Им представили всю опасность их
    положения, если б они не исполняли требований шкипера, прибавив, что в море
    надо без рассуждений делать всё, чего он потребует.
    - Так, знаем, - отвечали они, - мы просим только раздавать сколько
    следует воды, а он дает мало, без всякого порядка; бочки у него текут, вода
    пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не хочет
    заходить, между тем мы заплатили деньги за переезд по семидесяти долларов с
    человека.
    Их помирили, заставив китайцев подписать условие слушаться, а шкиперу
    посоветовали завести побольше порядка и воды, да не идти прямо в
    Сан-Франциско, а зайти на Сандвичевы острова. Так и расстались с ними.
    Вечером видели еще, как Ача прогуливалась с своими подчиненными по берегу.
    Третьего дня корабль ушел; шкипер и миссионеры не знали, как и благодарить
    начальство нашего судна. Наши матросы помогли ему сняться и с якоря: он один
    не управился бы. Когда эта громада, битком набитая народом, нечистая,
    некрашеная, в беспорядке, как наружном, так и внутреннем, тихо неслась мимо
    нас, мы стояли наверху и следили за ней глазами.
    - Дойдет ли? - сказал я с сомнением.
    - До'йдет, - с уверенностью отвечал стоявший подле меня матрос, сильно
    ударяя на о, - отчего не до'йти, до'йдет!
    Вчера, 8-го, и мы в последний раз съехали на берег. Романтики, взяв по
    бутерброду, отправились с раннего утра, другие в полдень, я, с капитаном
    Лосевым, после обеда, и все разбрелись по острову. Мы не пошли ни в деревню
    Бо-Тсунг, ни на большую дорогу, а взяли налево, прорезали рощу и очутились в
    обработанных полях, идущих неровно, холмами, во все стороны. С одного холма
    мы любовались окрестностью; мы очутились как будто среди зеленого
    волнующегося моря: ничего кругом, кроме зелени. Мы шли по тропинкам, мимо
    возделанных полей, бедных хижин, состоявших из бамбуковых загородок. Кругом
    их огороды. У хижин, на рогожках, кучами лежали овощи и сушились на солнце,
    между прочим табак, назначенный для жвачки. Табак здесь очень хорош: он
    несколько крепче и темнее японского; тот чересчур нежен и слаб. Мы шли одни.
    Сначала за нами по улице следила толпа каких-то провожатых, но они кинули
    нас, лишь только мы поворотили в поля. Тропинки шли то вверх, на холмы, то
    спускались в овраги. Жар заставил нас оставить поля и искать тени в густых
    аллеях. Мы вошли в переулки деревенек - везде одно и то же. Жители пугались
    менее прежнего; ребятишки с улыбкой кланялись в пояс, заигрывали и вдруг с
    хохотом разбегались в стороны, лишь только тронешь одного.
    Мы вышли к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в
    столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным
    движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей
    с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади
    фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы пошли на сахарную
    плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были
    наполнены водой и походили на пруды с зеленой, стоячей водой.
    Мы обошли поле сахарного тростника вокруг. Он растет слишком часто; в
    других местах его сажают реже. Он высок, как добрый кустарник. Тут же его
    резали и таскали на ближайший холм в пресс, приводимый в движение быком. За
    тростником я увидел кучу народа. "Что там такое делается?" - спросили мы
    друг друга. Пригляделись и видим, что двое наших матросов взяли из рук
    ликейцев инструмент, вроде согнутого под прямым углом заступа, и преусердно
    взрывали им гряды с сладким картофелем. Комы земли и картофель так и летели
    по сторонам, а ликейцы, окружив их, смотрели внимательно на работу.
    "Вот, ишь ты! вот! вот!" - слышалось при каждом ударе.
    Мы отправились на холм, где были вчера, к кумирне. По дороге встретили
    толпу крестьян с прекрасными, темными и гладкими, претолстыми бамбуковыми
    жердями, на которых таскают тяжести.
    Мне хотелось поближе разглядеть такую жердь. Я протянул к одному руку,
    чтоб взять у него бамбук, но вся толпа вдруг смутилась. Ликейцы краснели,
    делали глупые рожи, глядели один на другого и пятились. Так и не дали.
    Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он
    приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не
    делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне, стать с
    ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят
    заборы, плетни, стены домов, лодки, делают множество посуды, разные мелочи,
    зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в
    варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.
    Едва мы взошли на холм и сели в какой-то беседке, предшествующей
    кумирне, как вдруг тут же, откуда-то из чащи, выполз ликеец, сорвал в
    палисаднике ближайшего дома два цветка шиповника, потом сжался, в знак
    уважения к нам, в комок и поднес нам с поклоном. Он, конечно, имел
    приказание следить за нами издалека. Еще к нам пришел из дома мальчик, лет
    двенадцати, и оба они сели перед нами на пятках и рассматривали пристально
    нас, платья наши, вещи. Лосев вынул записную книжку, а я нарисовал в ней
    фигуру мальчика, вырвал рисунок из книжки и отдал ему. Что это за рисунок!
    Моему рисовальному учителю, конечно, и в голову не приходило, чтоб я
    показывал свое искусство на Ликейских островах. Мальчик был в восторге. Мы
    дали им сигар, отдали огниво, сверх того я дал старшему доллар. Он вынул
    из-за пазухи каш (маленькую медную китайскую монету) и смотрел то на нее, то
    на доллар. Я старался объяснить ему, что таких монет в долларе тысяча
    четыреста. Ни в Китае, ни у них другой монеты не водится. Американцы стали
    вводить испанские доллары в употребление. Мы долларами платили в Китае за
    провизию. Мальчик принес в маленьком чайнике чаю, который, впрочем, не имел
    никакого вкуса. Мы посидели с полчаса в беседке, окруженной рядом высоких
    померанцевых и других дерев, из породы мирт.
    Уже вечерело, когда мы вышли на большую дорогу. Здесь встретил нас
    Унковский и подговорил ехать с ним в вельботе, который ждал его в Напе.
    "Недалеко", - сказал он. Мы пошли налево, через другой мост, через лес,
    поле, наконец по улицам - конца не было. Идучи мимо этих полей, где прорыты
    канавки, сделаны стоки, глядя на эту правильность и порядок, вы примете
    остров за образцовую ферму или отлично устроенное помещичье имение. В полях
    и из некоторых домов несло, как в Китае, удобрением, которое заготовляется в
    ушатах. Удобрение это состоит из всякого рода нечистот, которые сливаются в
    особые места, гниют, и потом, при посевах, ими поливают поля, как я видел в
    Китае. Говорят, это лучше нашего способа удобрения. "Сорных трав меньше", -
    сказал Лосев, большой агроном.
    Мы шли, шли в темноте, а проклятые улицы не кончались: всё заборы да
    сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же
    самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали
    свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно,
    знал наизусть. К несчастью, мы не туда попали, и, если б не провожатый, мы
    проблуждали бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и
    вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
    Адмирал хотел отдать визит напакианскому губернатору, но он у себя
    принять не мог, а дал знать, что примет, если угодно, в правительственном
    доме. Он отговаривался тем, что у них частные сношения с иностранцами
    запрещены. Этим же объясняется, почему не хотел принять нас и нагасакский
    губернатор иначе как в казенном доме.
    Но довольно Ликейских островов и о Ликейских островах, довольно и для
    меня и для вас! Если захотите знать подробнее долготу, широту места,
    пространство, число островов, не поленитесь сами взглянуть на карту, а о
    нравах жителей, об обычаях, о произведениях, об истории - прочтите у Бичи, у
    Бельчера. Помните условие: я пишу только письма к вам о том, что вижу сам и
    что переживаю изо дня в день.
    Сегодня мы ушли и вот качаемся теперь в Тихом океане; но если б и
    остались здесь, едва ли бы я собрался на берег. Одна природа да животная,
    хотя и своеобразная, жизнь, не наполнят человека, не поглотят внимания:
    остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже новое, не
    похожее ни на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была
    параллель другой, развитой жизни.
     
  13. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    одеяние правителя

    1.jpg

    image.jpg



    A45_Z3.gif

    2.jpg

    89.jpg

    99.jpg

    908.jpg

    34354.jpg

    b67df8574787a50ca6affd415b106fb0.jpg Dress_in_Bingata_m,_19th_century.JPG

    Dress_in_Bingata_Stencil_Dyeing,m,_19th_centuryа.JPG
    Garment_in_Bingata_Stencil_Dyeing,_m,_19th_century,_.JPG highlight_w14 18-19вв.jpg

    WEB_japanese_fragment_t440 19в.jpg
     

    Вложения:

  14. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG] Hair_Ornament_for_,_19th_century,_tortoiseshell_-_.JPG Ritual_Bead_Necklace,_Amami_Oshima_Idom,_19th_century,_glass_and_stone_-.JPG Hood,_Ryukyu,_Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_19th_century_-_.JPG

    fv20140119a1d.jpg

    _Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_19th_century,_.JPG 20021206Tsuboya is center of Okinawa pottery 2.jpg Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_19th_century,_ceramics_-_.JPG 8DC08AEC96A18FE990D5815E83W815B83V83K815B837E815E8ECA905E_4.JPG

    Tea_set,_Second_Sho_Dynasty,_Ryuku_Kingdom,_19th_century,_.JPG

    Vase,_Okinawa_Main_Island,_Second_Sho_Dynasty,_Ryukyu_Kingdom,_19th_century,_tin_-_.JPG
    прсоединение к Японии произошло достаточно безболезненно
    в 1872 г. королевство было понижено в ранге до японского княжества
    в 1874 Китай согласился признать Рюкю японским
    в 1879 Рюкю было анексировано
    в империи было принято что окинавцы- японцы, поэтому языковые различия старались нивелировать.

    03.jpg

    USMC-M-Okinawa-p70.jpg

    3342709831_f6051815db.jpg

    21OldWoman2.jpg
    3400548690_e8c3bc47a9.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 ноя 2014
  15. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    В 1945 г. в продолжавшеся почти три месяца Битве за Окинаву практически всё культурное наследие острова было уничтожено, погибла треть гражданского населения (142 000 человек).
    После американской победы Рюкю перешли под прямое управление США, уцелевшее население было согнано в лагеря-резервации. Б.ч. территория Окинавы изъята под военные нужды. Началась проводится агрессивная культурная политика на формирование окинавской (не-японской) идентичности. американцы пользовались правом экстерриториальности.

    5.marineguardsJ.powsafterbattle.+jpg.jpg
    Однако, после первых послаблений развернулось гражданское движение за воссоединение с Японией.
    Под японский суверенитет острова вернулись по результатам референдума в 1972 г. На Окинаве остаются крупные американские военные базы.


    окинавское стекло (промысел возник при переработке брошенных американцами бутылок)
    [​IMG]

    [​IMG] [​IMG]
    [​IMG]
     
    Последнее редактирование: 16 ноя 2014
  16. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    История третья. Тайвань.






    Остров Тайвань испокон веков (с 8 тыс. до н.э. по крайней мере) относился к Океании. И жители его - многочисленные племена гаошань - австронезийцы по языку и культуре, плотно обосновавшиеся в неолите.
    Считает вероятным, что именно с территории Тайваня в 6 тыс. до н.э. они отправились покорять просторы Тихого океана.
    До 19 века какминимум гаошань практиковали татуировку, подпиливание зубов, кровную месть, охоту за головами и , похоже, при первой возможности истребление чужеземцев. Жили они родовыми общинами с выборными старейшинами (до полутора тысяч человек), мужчины занимались охотой на оленей и руболовством, женщины - подсечно-огневым земледелием. Иногда они сооружали мегалиты.

    Taiwanese_aborigines(1895).jpg


    Formosans.jpg

    640px-Femme_Pepohan_de_Formose_et_son_enfant.jpg

    1024px-Dulan_Stone_Wall_-_2.JPG

    Dulan_Stone_Wall_-_3.JPG

    Paiwan_sculpture_Academia_Sinica_10-727-03983.jpg



    Aboriginal_with_formosan_dog.jpg

    Aiyu-Sen.JPG

    BaksaFormosaHuntingParty1871.jpg Bunun_by_Torii_1900_n7474.jpg Chiefs_Formosa_2.jpg SavageTribesOfFormosa1926_Detail_Photo.jpg Taiwanese_Aborigine_leopard_fur_by_Torii_n7550.jpg

    1280px-Totem_poles_in_Formosa_Aboriginal_Cultural_Village.jpg



    1024px-Taiwan_aborigine_amis_dance.jpg
     
  17. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  18. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    О существовании острова китайцы знали давно. Иногда они ловили там рыбу, иногда торговали с аборигенами (покупали оленьи шкуры). Иногда в порядке мирового господства отправляли туда военные экспедиции - но столкнувшись с первобытными и агрессивными аборигенами, они, похоже, не знали что делать дальше - такой уровень культуры в их цивилизаторскую модель не вписывался )

    такие экспедиции были в 230 г, в 610 г (причём в тот раз китайцы попытались вначале (в кон. 6 в.)закрепится на Пескадорских островах.
    В кон. 11 в. китайцы-рыболовы на Пескадорах уже , кажется, поселились
    Потом уже при монголах - в 1292 и 1299 (в первый раз монголы приняли за Тайвань какой-то мелкий остров). В результате Пескадорские острова вошли в империю. В 1360 г. было создано даже Управление по надзору для контроля над Тайванем, но вскоре после этого история Юань завершилась.
    Мин на Тайвань не претендовала. Хотя торговые связи активизировались, и на острове спорадически появлялись китайские торговые фактории и даже какая-то рыбацкая деревня.

    Тем не менее, именно Тайваню предстояло сыграть роль китайского Нового света.

    Первым его облюбовали японо-китайские пираты -вака. В кон. 16 в. там появляются их базы. В нач. 17 в. пираты Янь Сицы и Чжэн Чжилун привезли на остров 3000 китайских поселенцев. Затем, во время голода на материке, ещё больше, всего к 1628 на острове оказалось от 10 до 25 000 китайцев.
    Но остров заприметили и европейцы (они называли его Формоза)

    В 1623 голланцы овладел Пескадорами и в 1624 голландская Ост-индская компания основала на юго-западе Тайваня форт Зеландия (а затем ещё несколько). В свою очередь, испанцы в 1626 основали на севере форты Сантиссима-Тринидад и ( в 1629) Санто-Доминго.
    В 1642 г. в результате войны они были уничтожены голландцами. Ост-индская компания стала хозяйкой острова. Зеландия выросла в довольно значительный городок.

    1280px-Fort_Zealandia_Taiwan.jpg

    где платило подушную подать 11 000 человек ( в.т.ч. 5000 китайцев). Всего на острове к сер. века жило 2800 голландцев и 50 000 китайцев - компания активно завозила китайских кули для работы на плантациях.
    Правда в 1652 китайцы восстали и от этой практики отказались.
    Проводилась активная миссионерская работа среди аборигенов - в частности построили две школы и даже изобрели латинизированное письмо для одной из народносекй (т.н. "письмена рыжеволосых").

    В 1661 г. сын Чжэн Чжилуна - Чжэн Чэнгун
    The_Portrait_of_Koxinga.jpg

    (наследник пиратской империи получивший высшее конфуцианское образование), который в это время поддерживал гибнущую Мин против маньчжуров, высадился на Тайване со значительным отрядом (вместе с семьями 25-40 000 человек) и в 1662 взял Зеландию. В 1668 г. голландцы окончательно были выбиты с острова. Семейство Чжэнов создало на Тайване княжество Дуннин, просуществовавшее до 1683 г. За это время число китайцев резко выросло за счёт бежавших от маньчжуров и достигло 120-200 000 человек, вероятно значительно превысив численность аборигенов. Последние уже под давлением голландцев были вынуждены начать отходить в горы.
    В 1683 г. после ряда поражений на континенте и потери Пескадоров Чжэны капитулировали и остров перешёл под власть Цин (не без поддержки голландцев).
     
    Последнее редактирование: 10 ноя 2014
  19. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Основной оставалась "проблема туземцев".
    В начале Цин запретило дальнейшую миграцию на остров и вывела местные войска.
    Но в 1721 г. вспыхнуло большое туземное восстание
    в 1730 г. на острове пришлось разместить постоянные гарнизоны и крепости.
    в 1739 г. была проведена граница между китайскими поселениями западного побережья и аборигенными в горах и на востоке. Те аборигены которые остались среди китайцев постепенно ассимилировались, для них строились китайские школы и т.д. В 1758 г. им было предписано взять китайские фамилии и перенять обычаи. С "дикими" заключались регулярные мирные соглашения, китайцам на их территорию переселятся было запрещено .
    в 1760 г. были сняты ограничения на переселение с материка на остров. В итоге к 1811 г. на Тайване жило уже 2 миллиона китайцев (к 1842 - 2,5 миллиона) Выращивался товарный рис и чай.
    Во вт. пол. 19 в. за убийством аборигенами иностранцев последовали американская (1867) и японская (1874) карательные операции. Поняв , что это грозит потерей части острова, в 1875 г. правительство снимает запрет на переселение на земли аборигенов и даже активно поощряет и финансирует миграцию. Строятся дороги пересекающие Тайвань. естественно это вызывает новую волны противостояния с гаошань. Но силы были неравны. Мирные племена снабжают скотом, строят школы, с немирными воюют. В 1885 г. Тайвань получает статус провинции. к 1895 там проживает уже 3,7 млн. человек.
    В 1884-85 гг. в ходе войны с Китаем на остров всаживались французы.
    в 1895 г., проиграв войну с Японией, Цин уступает Тайвань ей. Но местные китайцы провозгласили республику. Решающую роль в этих событиях играл Лю Юнфу - бывший тайпинский полководец и участник войны с французами во Вьетнаме. Через несколько месяцев республика пала под ударами японских войск.
     
  20. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]
    храм Конфуция. 1879-81
     
    Последнее редактирование: 10 ноя 2014
  21. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    период японского правления 1895-1945 один из важнейших на острове.
    он делится на три этапа:
    1. колониальное управление 1895-1919
    2. интеграция в состав Японии с уравнением в правах. (последними получили все права гражданства аборигены - в 1930 г. ) 1919-37
    3. период принудительной ассимиляции 1937-45

    К моменту поражения Японии и перехода острова обратно под суверенитет Китая , ситуация здесь коренным образом отличалась от континентальной. Существовала неплохо развитая инфраструктура, промышленность, всеобщее 6-летнее образование. В сельском хозястве было занято только 57 % населения.
    После прихода китайской администрации , она показалась местным жителям крайне неэффективной и коррумпированной. В 1947 г. на острове вспыхнуло восстание, в ходе которого погибло 8000 человек ( в т.ч. 3-4 000 было казнено после подавления - это была интеллектуальная элита Тайваня, в т.ч. студенты и старшеклассники)

    дворец японского генерал-губернатора
    1024px-Presidential_Building,_Taiwan_(0750) ген-губер яп.JPG
     
  22. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Малой державой Тайвань становится в 1949 г. когда, спасаясь от победителей в гражданской войне , на остров прибывает генералиссимус Чан Кайши
    [​IMG]
    со своим правительством, общекитайским парламентом и императорскими сокровищами.
    За ними на Тайвань отправились все кто мог из старой континентальной элиты. Теперь проблемой стали не туземцы, а отношения между "старыми" (местными) и новыми (приезжими) китайцами, которые сразу заняли все высшие сферы.
    Достаточно сказать , что этот самый парламент работал до 1991 г., пополняясь новыми депутатами только от провинции Тайвань (пропорционально).
    В правящей партии Гоминдан к 1976 тайваньцы составляли только 15%.

    Новая история Тайваня это история первой китайской модернизации и она весьма поучительна ).

    период 1: 1949-1952. Работа над ошибками.

    Главной причиной поражения Чан Кайши считал недостаточную сплочённость и отступление от заветов Сунь Ятсена.
    поэтому первое чем он занялся была реорганизация аппарата: Партия Гоминдан была преобразована по образцу коммунистической - с абсолютным вождизмом, культом личности, дисциплиной и идейной накачкой. Установлена жёстко однопартийная система, где партия контролирует всё. Внутри партии начата большая работа по идейному воспитанию в духе конфуцианских ценностей и отказа от эгоизма (и соответственно , коррупции). Помогло.
    Комитет по реформе партии составленный из довольно молодых людей и стал высшим органом власти де факто.
    вообще же сохранилась идея пяти ветвей власти: законодательная, исполнительная, судебная, экзаменационная и контрольная. Последняя не только занималась аудитом, но и могла выразить порицание любому чиновнику за пренебрежение долгом и снять любого за нарушение закона.

    выбиралось только местное самоуправление (кроме мэров двух главных городов)
     
  23. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    период 2 1952-71
    Это было время когда уже стало ясно, что Китай не отвоевать, но Тайвань удержан. Но ещё были реальные надежды что со временем всё изменится: до 1971 г. именно Тайвань занимал место постоянного члена совбеза ООН и признавался большинством стран как законное правительств всего Китая.
    Главной фишкой был антикоммунизм. Сын генералиссимуса Цзян Цзинго, лично знакомый с ГУЛАГОМ, занялся его воссозданием на Тайване для реальных и потенциальных коммунистов.
    Антикоммунизм неплохо оплачивался - Тайвань стал одним из основных получателей американской помощи - 1,3 миллиарда долларов с 52 по 64 гг.(тех долларов). В 1952 г. американская помощь покрывала 85 % государственных расходов. Поэтому, поскольку собственно тайваньские деньги на аппарат и армию не тратились, их направили в экономику.
    Сначала (в 53 г.) была проведена аграрная реформа: сначала была снижена арендная плата, потом крестьянам по низким ценам проданы гос. земли, и наконец государство выкупило земли у помещиков , расплатившись акциями конфискованных у японцев предприятий, и эти земли тоже продало крестьянам. Одновременно крестьян учили современной агротехнике, строили в деревнях инфраструктуру, водопроводы, канализацию т .д.
    Параллельно началось вложение гос. капиталов и поощрение вложения частных в переработку сельхоз продукции.
    Сельское хозяйство резко поднялось и государство заработало много денег.

    Эти деньги вложили в лёгкую промышленность. Её защитили протекционистскими тарифами и государство взял на себя все посреднические функции: т.е. гарантированно и по высоким ценам покупало пряже у производителей, и продавало её текстильным фабрикантам, у них тоже гарантированно и по высоким ценам покупало и пускало на внешние рынки. Всё это в системе плановой экономики с четырёхлетними планами.

    Когда сектор поднялся , государство вышло из него и начало вкладываться в банковский сектор (чстные банки появились только в 60-е, и то были в меньшинстве), крупные инфраструктурные проекты , металлургию, нефть, судостроение и т.п. где не было быстрой отдачи капитала.
    С 65 г. весь частный сектор по гос. указанию переориентировался на экспорт. А условия для его развития внутри страны обеспечивали государственные капиталы.
    на третьем этапе, государство ко всему прочему начало контролировать ещё и цены.
    эффект был замечательный ) Низкая инфляция, быстрый рост, малое расслоение, расцвет малого бизнеса (при слабости крупного).
    в 50-е рост экономики составлял в среднем 7,5 %
    в 60-е 9,7 % ежегодно.
    с 72 г. началась осуществляться эффективная программа по борьбе с бедностью (от внесеня государством квартплаты, до бесплатного обучения (прежде всего профессионального) и помощи в организации бизнеса.
    В 75 г. обожествлённый вождь умер, без надежды на реванш, но с вполне динамичной собственной страной

    мемориал Чан Кайши
    [​IMG]
     
    Последнее редактирование: 10 ноя 2014
  24. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]
    Цзян Цзинго (Елизаров) , сменил отца в качестве тайваньского вождя (1975-88)

    С 1975 экономика Тайваня по велению партии снова делает разворот - теперь в направлении импортозамещения высокотехнологичных товаров, и выходы на новые отсрасли - электроника , компьютеры.

    в 80-е экономика растёт в среднем со скоростью 7,8%

    проблемы нарастают в политике. власть (в особенности парламент) неуклона старела.
    новый средний класс, (где преобладали тайваньские китайцы ) начал борьбу за право на политическое участие. Митинги, забастовки, петиции, драки в парламенте - всё шло в ход.
    Идеология антикоммунизма (особенно после 85 г.) казалась глубоко устаревшей. А учение Сунь Ятсена требовало перехода к демократии после переходного периода.
    Растёт и социальная напряжённость , в связи у урбанизацией, земельные спекуляции породили класс супербогачей.
    В 1986 оппозиция объединилась в Демократическую прогрессивную партию. В 1960 такая попытка немедленно закончилась арестом и длинными сроками. Теперь репрессий не последовало. Более того в 1987 было отменено военное положение, объявленное в 1949 г. и создание новых партий было официально санкционировано.

    после смерти Цзян Цзинго его сменил вице-президент тайванец Ли Дэнхуэй, бывший лейтенант японской армии, бывший коммунист и американский профессор. Он и стал "тайваньским Горбачёвым":
    в 90 г. когда было массовая демонстрация студентов с требованием реформ, он принял её представителей и ность.выразил с ними солидарность.
    в 1991 были наконец прекращены полномочия китайского парламента 47 г. и избран новый - тайваньский.
    в 90-94 прошла конституционная реформа, предусматривающая прямые выборы президента и мэров.
    в 1996 Ли Дэнхуэй был переизбран президентом уже на всеобщих выборах.
    проводится политика "тайванизации" - в 93 г. уроженцы Тайваня составляли уже 54 % члено Гоминдана.
    в 2000 г. выборы выиграл (как считают, при тайном содействии Ли Дэнхуэя) кандидат от оппозиции Чэнь Шуйбян (впоследствии его приговорят к пожизненному заключению за коррупцию), а Ли вышел из Гоминдана.

    всё более популярна идея провозглашения независимости Тайваня.

    Малявин о Тайване: "По-видимому, находясь на Тайване, любой русский должен чувствовать себя сравнительно комфортно, потому что здесь нет агрессивности. Тайваньское общество, во-первых, демонстративно неагрессивно, что, само по себе, уже создает удобство. И, во-вторых, хорошо функционирует. В этом смысле Тайвань очень близок к Японии. То есть люди честно ведут игру. Если они что-то обещают, то, как правило, делают. И, как правило, не пытаются обмануть ближнего"

    из Сети: http://windowrussia.ruvr.ru/2013_10_11/Aziatskij-mentalitet-jeto-osnovnaja-problema-3936/

    101.portrait.altonthompson.jpg
     
  25. TopicStarter Overlay
    Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Любопытно, что все тайваньские лидеры (исключая, возможно, последнего) - христиане. С другой стороны христианами являются аборигены (проповедь методизма на острове началась в 1871 г).
    Но в целом христиан среди жителей всего ок. 4 %
     

Поделиться этой страницей