После медицинского факультета инфекционист Виктория уехала работать волонтёром в Гватемалу. О ценности человеческой жизни, аскетизме, тараканах размером с ладонь, ворованном интернете и любви к инфекционным болезням — в интервью «Журналу ЖЖ». — Почему вы поехали в Гватемалу, если могли быть волонтёром в России? Я считаю, что любой человек, вне зависимости от того, какого он цвета, религии и достатка имеет право на то, чтобы у него ничего не болело. Вы абсолютно правы, людям помогать можно везде, для этого совсем не обязательно уезжать в джунгли. На врача я училась в Уфе, интернатуру проходила там же, после этого год работала в приемном покое инфекционной больницы. Волонтёрство — это работать сутками за оклад в 5700 рублей. Если говорить начистоту — это самый часто задаваемый мне вопрос: «А чего в России-то не сиделось?» Мне кажется, что люди которые задают его, слабо представляют насколько велика разница между даже самым захудалым здравпунктом в России и, например, госпиталем в Гондурасе. Можете вы представить, что отправить в аптеку женщину при родах, у которой шейка матки уже раскрыта больше чем на половину, чтобы купить шовный материал для предстоящего ей экстренного (!!!) кесарева сечения — это вполне нормальная практика? Или, например, что в Гватемале — в посёлке где я работала — до ближайшей больницы нужно добираться на общественном транспорте около 18 часов? Сравнивать Россию, которая принимает Олимпиаду и запускает в космос корабли, со странами где больше половины населения голодает и умирает от излечимых в болезней — негоже. — Что думает семья про то, что вы уехали? Моя семья всегда поддерживала меня. Моя мама — не только прекрасный врач, но и человек большого сердца. Она никогда не оставит человека в беде и не станет спокойно смотреть на страдания. Гуманизм и человеколюбие прививаются с детства. Меня растили в любви, как человека уникального, даже в то время, когда от уникальности во мне был лишь навык не промазать мимо горшка. Я не первая, кто в нашей семье уехал за границу. Мой брат (как я люблю говорить — он умный, а я — девочка) живёт в Германии. Поэтому для родителей отпускать птенцов из дома не впервой. Мой папа всегда говорит: «Моя дочь — что хочет, то и делает, хочет в Гватемалу, хочет в Гондурас. Лишь бы была счастлива». — Вы пишете, что работаете бесплатно. Откуда у волонтёров деньги «на жизнь»? У людей весьма разные представления о «нормальной жизни». То, что нормально для меня может быть абсолютно неприемлемо для кого-то другого. Сколько денег Вам нужно, чтобы чувствовать себя счастливым? Сможете ли Вы не тратить денег совсем? Когда я переехала в Гватемалу я, вместе с акушеркой, таким же волонтёром как и я, жила на втором этаже клиники. У нас не было ни электричества, ни горячей воды. В поселке не было никакой инфраструктуры — всё ограничивалось десятью церквями, школой и нашей клиникой. Деньги на еду нам выделяла наша организация — мы тратили примерно 100 кецалей в неделю на двоих, это что-то около 12$. На билеты в Гватемалу и медицинскую страховку я собрала деньги через краудфандинг Indigogo роликом «Блондинка едет в Гватемалу». В общем, если сильно хочется — всё получится. — Что из вещей у вас с собой было, когда вы уезжали? Я принципиально веду достаточно аскетичный образ жизни, так что стараюсь не набирать барахла. Никаких духов-кремов-вечерних платьев у меня в рюкзаке не наблюдается. Всё намного практичнее — из России я захватила с собой москитную сетку, лекарства, несколько книг и фотографии близких. — Что в Гватемале думают про Россию? Печально, но уровень образования как в Гватемале и Гондурасе, так и на Гаити — очень низкий. Почти никто не знает, что Россия вообще существует. По крайней мере до моего приезда туда, никто не знал. — Были ли какие-то конфликты в Гватемале? Нас (меня и бельгийскую акушерку Инти) эвакуировали как раз из-за вооруженного конфликта. Вблизи нашего поселка началось строительство гидроэлектростанции и две группы — те, что «за», и те, что «против», начали между друг другом бойню. Это очень трагично. — Чего из благ цивилизации больше всего не хватает? Нормальной связи. Хороших дорог. А так — я не особо холёная девочка. Холодный душ вошел в привычку довольно быстро. — Страшно всё время работать с инфекционными заболеваниями? Нет. Я люблю инфекционные болезни, особенно тропические, я не представляю чем бы я могла заниматься, если бы не этим. На самом деле, если ты соблюдаешь меры предосторожности заразиться чем-то достаточно сложно, это мифы, что опасных болезней много. Страшно другое — когда ты знаешь, что это такое и как это лечится, но у тебя нет лекарств. Например — в Похоме, в Гватемале — у меня не было инсулина, банально потому что не было холодильника для хранения. Больные диабетом люди с медленно гниющими конечностями — вот что страшно. Беспомощность — это страшно. Здесь, в диспансере на Гаити — всё платно. Мои консультации бесплатны, но лекарства, анализы — за всё нужно платить. Поэтому если у тебя нет денег — ты умрешь. Это, ребята, страшно. — Что больше всего раздражает в вашей работе? Вы не поверите. Ничего не раздражает. Я очень люблю то, что я делаю, люблю диагностические загадки, люблю сложные случаи. Но то, ради чего всё это на самом деле — это глаза людей, которым ты помогаешь. Представьте — ему было больно, а теперь — нет. Ради такого стоит жить. — Какие бывают запреты/табу в Гватемале? Гватемала — одна из немногих стран в которой большинство населения носит традиционные одежды. Каждый регион имеет свой фасон и расцветку платья, женщин можно различить по тому, как они заплетают волосы. Когда мы приехали в деревню, нас представили мэру, и он подарил нам традиционные юбку-блузку-пояс. В брюках женщине ходить — не камильфо. В деревнях «сухой закон». Что еще… а, ну на лошади мне ездить не разрешали, но после смягчились — я навещала больных в дальних поселках верхом, и все знали что это необходимость, а не прихоть. На Гаити я живу в монастыре, поэтому я стараюсь соблюдать все предписания. Я считаю, что крайне важно проявлять уважение к культуре страны, в которой ты живешь. Ты можешь сколько угодно бить себя в грудь кулаком: «Я не такой как вы», — но это никак не поможет вам наладить дружеские отношения. Я стараюсь одеваться скромно, разговаривать уважительно, а к просьбам относиться внимательно, где бы я не находилась. — Какой местный обычай удивляет вас больше всего? В Гватемале очень радовал обычай давать ребенку имя того, кто (из врачей) его принял во время родов. После нас в поселке осталось много Викторий и Инти. В Гондурасе… хз клиника была современная, но мне всегда делала настроение привычка местных обнять тебя после консультации. На Гаити… у меня на приеме очень часто просят что-нибудь подарить. Или денег дать. Это по-началу очень возмущало — типа «я ж вам и так помогаю» — но после того как ты видишь, как живут люди — спят на улице, едят гольный рис — можно понять, почему они просят помощи. Они пытаются выжить. — Были ли какие-то ухаживания со стороны местных мужчин? В Гватемале меня все побаивались — я была выше всех мужчин на полторы головы. Да и там почти не говорят по-испански, а кхбаль, местное наречие, я понимала довольно плохо. Так что не особо общаться бы получалось. В Гондурасе — да, там население горячее, на пляже тебе не дают проходу, даже если ты совсем обычная русская девушка. Ну и, конечно, все думают что раз белая — то, наверное, очень богатая и хотят набиться в женихи. На Гаити я живу в монастыре и никуда не выхожу одна, так что довольно трудно было бы завести ухажера, даже если бы захотелось. — Что самое мерзкое из всего, что вы когда-либо ели? Вы наверно хотите услышать, что я тут змей ловлю и их прямо живьем проглатываю ☺ На самом деле нет, тут все довольно типично — кукуруза, рис, бобы. Одно из моих любимых блюд в Гватемале — чичарон — поджаренная свинная кожа. Порция холестерина на неделю вперед, но очень вкусно. На Гаити мы голубей едим. Они на курицу похожи по вкусу. — Вы там охотились? В Гватемале у нас в клинике были крысы. Жрали наши запасы еды, посуду грызли. Мы ставили мышеловки, травили их, гонялись за ними с мачете… Такая вот своеобразная охота. Ну и скорпионы, пауки — этого всего тут полно. Ботинки проверять — как зубы чистить. — Куда вы отправитесь после Гватемалы? Не боитесь ли вы, что дома будет скучно? После Гватемалы я переехала на остров в Гондурасе, теперь вот доживаю последние денечки на Гаити. Я собираюсь вернуться в Россию. Побыть немного с семьей и друзьями. Ненадолго. Я решила, что я хочу построить больницу для бедных в удаленном районе Гватемалы. Надеюсь у меня получится осуществить свою мечту. — Гватемала кажется страной из параллельной реальности и хочется узнать как можно больше: есть местная водка? Почти по всей стране «сухой закон», но по-правде говоря, варят местное пойло из сахарного тростника. Я не пью, поэтому не пробовала. Знаю, только что те, кто перепьют недобродившего пойла, частенько попадают в клинику. На Гаити пьют в основном пиво под ярким названием «Престиж». Очень забавно наблюдать человека в лохмотьях и банкой с такой этикеткой. — Интернет дорогой? Интернет я сейчас ворую у святого отца (и сына, и, наверно, даже святого духа) нашей церкви. В Гватемале был спутниковый, непостоянный, медленный. Вообще, если резюмировать про три страны в которых я провела последние 13 месяцев — в Гватемале было тяжелее всего — очень удаленная местность, нехватка лекарств, сложные случаи… — Чем все занимаются в сезон дождей? В сезон дождей — да тем же чем и всегда, работаем. Больных в дождь не меньше — в клинике тепло и сухо. А дома — пол земляной и тараканы размером с ладонь. Если бы у меня была возможность пожелать или посоветовать что-то одно тем, кто это читает, я бы хотела сказать — будьте добрее, ребята. Жизнь — очень маленький отрезок времени, чтобы тратить ее на пустяки. Разделив теплоту своей души с другими людьми, вы её приумножите. Будьте здоровы и счастливы. Отсюда.
Сравнительная медицина: в Америке после России На эту тему попался фрагмент интервью: — Когда вы уехали в Америку, многое пришлось переучивать для подтверждения российского медицинского диплома? — Хотя у меня и был красный диплом и ленинская стипендия, переучивать оказалось нечего. Все выучил заново. Объемы знаний несравнимы. В Америке учат добывать информацию по определенным принципам. Ты можешь чего-то не знать о больном — он забыл сказать, но ты точно знаешь, как вытащить информацию и как ее интерпретировать. Большой шок, когда читаешь иностранные учебники. Там не говорят, что рак желудка надо лечить так-то и так-то, как говорилось в советских учебниках. Тут пишут: были проведены такие-то исследования, которые показали, что если делать так — получишь один результат, если этак — другой. И ты уже сам домысливаешь, что в какой ситуации тебе предпочтительней. Поначалу очень странно, неуютно. Но потом, когда осваиваешь умение критически принимать решения, все встает на свои места. — У нас многие уверены, что за границей, наоборот, все четко по стандартам. Ни шагу в сторону. — Стандарты существуют. Но главное, что должен знать каждый врач, — почему, на каких основаниях они были написаны. Я видел в России много переводов европейских стандартов, но это бесполезно: чтобы их понять, врачи должны читать научную литературу. Это очень большая работа. В Америке и в Европе это делают все. — Потому что конкуренты в спину дышат? — И это тоже. Но главная причина — потому что так учили. Поговорите с любым американским участковым врачом, он расскажет о последних результатах исследований причин повышения холестерина. Они в курсе. Это профессионализм. А с коллегами, которые изобретают что-то по своим творческим принципам, потому что им показалось, что так лучше, работать очень сложно. Поэтому мне сложно проследить мысль моих российских коллег, а им кажется, что у «импортных» врачей зашоренное сознание. Как ученый я не знаю, что лучше. — Россиян приучили к мысли, что проблем в отечественном здравоохранении масса, зато наши хирурги — одни из лучших в мире. — Это очень распространенная идея: оперируют хорошо, но выхаживают плохо. У меня своя точка зрения. Я знаю, как учили врачей в России 20 лет назад. По-моему, это не сильно изменилось. После института ты приходишь в ординатуру и проводишь там какое-то время. Иногда тебе удается поассистировать. Докторов никто никогда не учил, как проводить операции. Система простая: смотри и выполняй как я. Такая методика возможна, но все-таки работает не очень хорошо. После пятилетней американской резидентуры у меня было 1200 самостоятельных операций практически на всех органах, кроме сердца, мозга и глаз. В России — не больше десятка. Вы верите теперь, что все российские хирурги — замечательные? — Обо всех никто и не говорит, но есть же у нас звезды. — Звезды есть везде. Их наличие — не заслуга системы. Именно средний уровень делает погоду, а не личные качества одного-другого. И все это зависит от образования. из ФБ
