I В конце октября становится совсем ясно, что ждет впереди. На умирающей клумбе у подъезда мрачно алеют сухоцветы, едва прикрытые опавшими листьями, с которых вчера окончательно слезла и сползла в сточную канаву охра. Звездопад окурков, летом обильно осыпающий клумбу и все остальное пространство под балконами панельной многоэтажки, к концу октября традиционно сильно редеет, а потом и вовсе сходит на нет. Во дворе дома сухой, с переменным успехом, но грязный асфальт, нещадно покоробленный летним солнцем, зиял ямками и отколовшимися булыжниками. Сегодняшней полуденной пробке на проспекте Перспективы аналогов не было давно. Казалось, замер не только поток автомобилей, всех мастей и ранжира - замер кровяной ток в организмах водителей. Платон Кузнецов, экспедитор фирмы «Омега», вместе с остальными несчастными, коротал свой обеденный перерыв, в пробке. Вдоволь насытившись коктейлем из шума, гама, дыма дорожного «ресторана», успев задремать, очнуться в горячем поту, выругаться, попытаться вспомнить и применить некоторые методы аутотренинга типа «я спокоен и т.п.», снова задремать и очнуться, Платон, словно сквозь плотную вату в ушах, услышал настойчивый и раздраженный сигнал стоящей позади машины. Вздрогнув и окончательно вернувшись в мир пробки на проспекте Перспективы, Платон интуитивно поддался желанию надавить педаль газа, дабы не задерживать движение в потоке его левого ряда. Но в это мгновение он с удивлением обнаружил, что впереди него стоит всего-навсего один автомобиль – белый понтиак. Понтиак не двигался, и, вроде как, не собирался это делать в обозримом будущем. Позади сигналили уже неистово и угрожающе. Слух Платон обострился чрезвычайно, и ему казалось, что он отчетливо слышит не только сигналы гудков, но и тихий шелест нервно опускаемых, вручную и автоматически, стекол, потрескивание сигаретных огоньков, несмолкаемое чирканье десятков зажигалок, мысли (понятно, и потому необидно, нецензурные) вслух, и, самое поразительное, просто мысли множества томящихся позади Платона и недоумевающих автомобилистов. «Что за чёрт?», - подумал Платон Кузнецов и со всей силы надавил на клаксон. Невероятно громкий звук мощной волной окатил его и пронесся смерчем внутри его черепной коробки. На долю секунды Платон зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил, что впереди него совершенно пустая проезжая часть. Понтиака не было видно даже на горизонте. Дрожащей ногой Платон надавил на педаль и, наконец, поехал, осторожно набирая скорость. II У соседнего подъезда дома, где жил Платон Кузнецов, спокойно припарковался белый понтиак. III Вечером дома было как дома. Тепло, приятно лениво и безопасно. Платон включил компьютер и пошел на кухню разогревать ужин. Жил Кузнецов один, поэтому его ужины обычно состояли из простых, но вкусных продуктов, приготовленных быстро или по настроению. Возвращаясь обратно к компьютеру по коридору с тарелкой и кружкой кофе (предзнаменование ночи в Сети), Платон бросил мимолетный взгляд в окно своей спальни, мимо которой и пролегал его путь в Сеть. То, что увидел он, не поддавалось ни объяснению, ни осознанию, хотя бы на уровне животного инстинкта самосохранения. За окном на горизонте, на фоне урбанистической экспозиции, возвышалось нечто. Белый гигант медленно двигался вдоль, а может, и по линии электропередачи. Он шел (полз?) не удаляясь и не приближаясь ни к одному объекту, смутно различимому в обозримой близости. Траекторию движения белого пришельца можно было представить слишком приблизительно, чтобы всерьез об этом подумать. До края сознания, постепенно нарастая, прорывалось мелкое дребезжание чайной ложки в кофейной кружке. Заметавшись по коридору, не забывая при этом косится в окно спальни, Платон сунул посуду с едой на полку для обуви и бросился в проем входной двери. В тесном тамбуре под ослепительно-белым светом люминесцентной лампы, он почувствовал себя еще хуже, чем в собственном коридоре. Оттуда, из коридора, хотя бы было видно окно, через которое у Платона была возможность наблюдать за ситуацией на горизонте. Здесь же, в промежуточном портале между мирами собственной и соседской квартир, Платон ощущал себе загнанным в клетку. На лестничной клетке этажом ниже дробно вибрировал останавливающийся лифт. Платон нажал кнопку звонка. В соседней квартире жила семья работающих пенсионеров во главе с внуком младшего школьного возраста. Звонок звенел весело и уверенно, однако его оптимистичного приглашения хозяев пообщаться с обладателем пальца, настойчиво давящего на звонок, никто не разделил. «Бог знает что», - подумал Платон и только сейчас почувствовал, как жутко мерзнут его босые ноги, стоя на обшарпанном тамбурном кафеле. IV Горячий лоб упирается в невидимый барьер. Стекло запотевает, и тончайший слой капель водяного пара затрудняет видимость за окном. Взмах раскрытой ладони, и…Ничего не видно. По-прежнему стекло затуманено теплым дыханием. Только теперь кажется, что окно запотело снаружи. А тут уже сумерки - выходят по одному из потайных ниш, встроенных, наверное, в небо, землю, воздух, воду вечернего города. Иначе откуда же они, эти сумерки, берутся? «Где, где это белое чудовище? Да и чудовище ли оно? Огромное облако, длинные седые космы котловинного тумана, призрачное колебание горячего воздуха испарений котельной в соседнем микрорайоне? Платон не видит. Шальная мысль стремительным стрижом врезается в перепонку между сознанием и подсознанием. Конечно - смотреть в окно – немыслимая глупость! Измученный бесплодным протиранием окна озябшими пальцами, Платон счастливо улыбается. Он быстро идет по коридору, почти бежит, на ходу нащупывая ключи от квартиры. Пальцы в кармане касаются чего-то плоского и гладкого. Белый брелок с надписью «Pontiac Sunfire». В открытую дверь подъезда врывается прохладный ветер. Погуляв по этажам панельной многоэтажки, он возвращается во двор, чтобы тихо опуститься на зеленый ковер разнотравья и старательно причесать его густой изумрудно-голубой ворс, недавно примятый следами бегущего человека.
