Мистерия Агнца

• Журнал «Вокруг Света»
• Октябрь 2007
  Рубрика «Избранное»
  Гентское чудо
  Григорий Козлов
  В небольшом бельгийском городе Генте, в великолепном готическом соборе Святого Бавона, хранится самое великое произведение западноевропейской живописи — знаменитый Гентский алтарь, написанный Яном и Хубертом Ван Эйками в XV веке. Он опровергает мысль Оруэлла о том, что люди хорошо себе представляли Ад, но не знали, как показать Рай. Как и всякое чудо, алтарь окружен тайной. Энциклопедии честно признаются, что смысл его иконографической программы остается до конца неясным. Книги искусствоведов, которые ее пытаются толковать, походят то на предсказания Нострадамуса, то на детективы Конан Дойла. Почему Бог-Отец напоминает не католического, а православного Бога и обут в черные кожаные ботинки, которые больше бы подошли Сатане? Почему Ева держит в руках экзотический лимон, а не привычное яблоко? Почему в сцене Страшного Суда изображен только Рай и нет Ада? Возникла даже теория, что Гентский алтарь — зашифрованное послание тамплиеров о том, где спрятан Святой Грааль, ведь именно эта священная чаша написана в самом центре. Много веков за алтарем и охотились, как за чашей Грааля, но почти мистическим образом каждый раз он возвращался в свой родной собор.
  
  В 1815 году, сразу после Ватерлоо, три центральные панели алтаря вернулись в Святой Бавон из музея Наполеона в Лувре, где они находились почти два десятка лет после захвата французской армией. Король Франции Людовик ХVIII поспешил вернуть их законному владельцу. Дело в том, что именно Гент приютил несчастного монарха, когда Наполеон на 100 дней вновь занял трон и выгнал его из Парижа. Благодарный Людовик решил начать реституцию награбленных Революцией и Наполеоном художественных сокровищ с Гентского алтаря.
  
  Жертва глупости викария
  Однако Гентский алтарь «погостил» дома чуть больше года: его части не успели даже смонтировать вместе. 18 декабря 1816 года викарий собора, воспользовавшись отсутствием епископа, продал 6 из 12 створок знаменитого складня. При этом он не удосужился даже узнать имя покупателя. Прагматичный викарий утверждал, что сделал это, чтобы превратить «ненужный хлам» в деньги, необходимые для ремонта пришедшего в ветхость собора.
  
  На несколько лет две створки с ангелами и четыре створки с праведниками исчезли из виду. Только в 1821 году стали известны их приключения на антикварном рынке. Викарий надеялся выручить оптом за 6 панелей, да еще с изображением на каждой из сторон, всего 600 франков — по сотне за штуку. Однако пронырливый брюссельский старьевщик Ньювенхойс заплатил в десять раз больше, но при условии, что вывезет «гнилые доски» немедленно. Обрадованный Ле Сюре лопнул бы от злости, если бы узнал, что брюсселец тут же перепродал «старье» за 100 000 франков. Правда, своего покупателя Ньювенхойс считал таким же сумасшедшим, каким викарий считал его самого. Торговец лесом Эдвард Солли сумасшедшим не был. Британец, он во время Наполеоновских войн сумел обосноваться в Европе. Под носом у французов Солли контрабандой переправлял в Англию лес, необходимый для флота. Нажил миллионы и неожиданно для всех вложил их в картины. Этот лесоторговец-контрабандист одним из первых понял значение живописи Северного Возрождения и заработал на ней больше, чем на военных поставках.
  
  Сначала он предложил купить 6 створок Гентского алтаря своим соотечественникам, англичанам. Но те не оценили счастливого случая. И в 1821 году уже за 400 000 франков Солли продал всех «Ангелов» и «Праведников» будущему кайзеру Германии, а тогда юному немецкому принцу Вильгельму Гогенцоллерну. Они украсили Берлинский музей, в котором прусские короли, позже ставшие германскими императорами, жаждали создать коллекцию, не уступавшую Лувру.
  
  Как только кого-либо из европейских правителей обуревали имперские амбиции, главным бриллиантом в его короне становился или должен был стать «Алтарь Агнца».
  
  Под защитой героического каноника
  В начале Первой мировой войны у немцев появился шанс завладеть знаменитым складнем целиком. Осенью 1914 года их войска продвигались так стремительно, что остававшуюся в Генте половину алтаря не успели эвакуировать из города. Каноник Ван де Гейн с помощью верных прихожан на тележке старьевщика вывез ящики с 6 панелями, завалив их тряпьем. Даже епископ и бургомистр, которые на секретном совещании с каноником приняли решение укрыть творение Ван Эйков в Генте, не знали, где оно хранится, и честно клялись в этом на Библии. «Гентское чудо» было спрятано буквально под носом у немцев, в одном из соседних со Святым Бавоном домов, в двух шагах от комендатуры оккупантов.
  
  Там шедевр Ван Эйков и пролежал четыре года, пока немецкие офицеры безуспешно допрашивали упрямого Ван де Гейна. Тот утверждал, что алтарь переправили в Англию, и даже обеспокоенно выяснял у взбешенных следователей: «А не присвоят ли жадные британцы «гентское сокровище»?» Подтверждением версии каноника было подлинное письмо министра юстиции Бельгии Проспера Булле с фальшивым сообщением о благополучной погрузке Гентского алтаря на английский корабль, которое тот прислал по просьбе епископа накануне прихода немцев. После отступления германской армии «Поклонение Агнцу», три панели с «Деисусом» и «Адам» с «Евой» под звон колоколов вернулись в собор.
  
  Но это торжество невозможно сравнить с тем, что творилось в Генте 29 сентября 1920 года. В 11 утра на площадь перед собором, запруженную толпой народа, въехал грузовик. Он привез ящики со второй половиной алтаря, 99 лет находившейся в Берлинском музее. Под ликующие крики жителей Гента древний Святой Бавон принял под свои своды 6 створок с ангелами и праведниками, проданные викарием Ле Сюре. По Версальскому мирному договору драгоценные панели работы братьев Ван Эйков были возвращены Бельгии в виде компенсации за разрушенные немцами памятники искусства. Впервые в истории агрессор был наказан за преступления против культуры.
  
  День 6 ноября 1920 года, когда собранный воедино Гентский алтарь впервые за 126 лет предстал во всем своем великолепии, стал в Бельгии днем национального торжества. Для Германии это был день унижения страны. 247-я статья Версальского мирного договора, где было записано требование вернуть части «гентского чуда» в Бельгию, превратилась для немцев в символ несправедливости стран-победительниц. К сожалению, она никого ничему не научила и в годы Второй мировой войны, наоборот, служила для Третьего рейха оправданием грабежей художественных ценностей. Месть за «унижения Версаля» превратилась в краеугольный камень пропаганды нацистов.
  
  Кража века
  Поэтому, когда утром 11 апреля 1934 года причетник собора Cвятого Бавона обнаружил исчезновение одной из «берлинских створок», Бельгия была уверена: это дело рук «коричневых». Особую ценность украденным «Праведным судьям» придавал тот факт, что в группе всадников Ян Ван Эйк написал себя. Преступление повергло страну в шок. Лишь три недели назад бельгийцы потеряли своего любимца — короля Альберта I. В августе 1914 года он со своей маленькой, но храброй армией задержал продвижение немцев на Париж и стал символом победы союзников в Первой мировой войне. В феврале 1934 года Альберт I погиб во время одиночного восхождения в горах. Король был знаменитым альпинистом, и верить в несчастный случай никто не хотел. Все решили, что это убийство, организованное нацистами. Кража одной из панелей Гентского алтаря, возвращенной из Германии по Версальскому мирному договору, только укрепила подозрения в том, что Гитлер начал тайную войну против Бельгии. Но на самом деле все было куда прозаичнее и куда как загадочнее!
  
  Вор проник в собор, открыв три дверных замка отмычкой, сигнализации не было. Полиции не удалось найти на месте преступления никаких следов. Правда, случайный прохожий, некий Хан Хуртл, видел, как около полуночи из бокового входа собора вышел человек с чем-то продолговатым под мышкой. Завидев Хуртла, незнакомец уверенно направился к дому епископа, расположенному неподалеку. Подозрения Хуртла, которого сначала удивил столь поздний визит в собор, рассеялись: он решил, что это один из священнослужителей. Следить за тем, войдет ли человек со свертком в дом епископа, успокоенный Хуртл не стал.
  
  Криминалисты пришли к выводу, что у незнакомца, увиденного прохожим, был как минимум один сообщник и кто-то из них был хорошо знаком с конструкцией складня. Украденная створка «Праведные судьи» с изображением на обороте Иоанна Крестителя была высотой около полутора метров. Вынуть ее из рамы-основы алтаря можно было, только вытягивая снизу вверх, как крышку пенала, да еще при особом положении всего бокового крыла. Один из преступников должен был залезть наверх, а второй помогать ему снизу. И проделать этот «акробатический этюд» на ощупь, в полной темноте. Изначально «Иоанн Креститель» и «Праведные судьи» были написаны на одной доске. Но в Берлинском музее эту створку распилили вдоль доски, сделав из одной две панели. Так было удобнее ее демонстрировать. Значит, эту трудоемкую операцию необходимо было проделать дважды.
  
  Полиция уже несколько недель ломала голову над загадкой ограбления, когда гентский епископ получил письмо с предложением вернуть «Праведных судей» и «Иоанна Крестителя» в обмен на один миллион франков. Подписано письмо было тремя буквами: D.U.A. Что это значило? Возможно, первые слова немецкого национального гимна: Deutschland u..ber alles. Германия превыше всего. Епископ, с разрешения полиции, вступил в переписку с вором. Он помещал в газете объявления на имя таинственного D.U.A. Чтобы доказать, что письма эти не розыгрыш, преступник прислал квитанцию камеры хранения Северного вокзала в Брюсселе.
  
  Он сообщил, что оставил там «Иоанна Крестителя». Епископ лично бросился на вокзал и действительно получил аккуратную упаковку, в которой на самом деле лежала половина распиленной створки. За «Праведных судей» вор по-прежнему требовал свой миллион.
  
  Стало понятно, что речь идет не о политической провокации — нацисты никогда не вернули бы панель, а о новой форме преступления — артнеппинге. Так по аналогии с похищением людей с тех пор называют кражу произведений искусства с целью получения выкупа. 20 мая 1934 года епископ поместил в газете «Дерньер ойре» объявление: «D.U.A. Согласны. Ждем ваших предложений». Вор прислал инструкцию: деньги в мелких купюрах передать священнику церкви Святого Лаврентия в Мольпасе, неподалеку от Антверпена. Тот должен отдать их человеку, который предъявит вырезку из газеты с объявлением на имя D.U.A. Посоветовавшись с полицией, епископ направил по указанному адресу пакет. В нем было всего лишь 25 тысяч франков.
  
  Номера банкнот, конечно, переписали. Расчет был следующий: не арестовывать того, кто придет за деньгами, а проследить за ним, пытаясь добраться до «Праведных судей». На случай, если план провалится, епископ тайком от полиции положил в пакет письмо с сообщением, что не может собрать всю сумму сразу. Там же он указал новый, неизвестный полицейским, шифр для переписки.
  
  Епископ оказался прав — неизвестный вор ушел от слежки. Полиция задержала только водителя такси, которого он направил за пакетом. Пока полицейские безуспешно ждали, когда вор пустит в ход меченые банкноты, епископ тайно торговался с ним о цене выкупа. Вор не уступал и предложил простой выход из положения: организовать сбор пожертвований верующих. Если он не получит денег — «Праведные судьи» будут уничтожены. По всей Бельгии зазвучали призывы помочь выкупить часть Гентского алтаря.
  
  25 ноября 1934 года в городке Дендермонд неподалеку от Гента банкир и благотворитель Арсен Годетьер произносил речь перед членами «Католического Союза». Он убеждал их пожертвовать деньги на спасение «Праведных судей». Банкир был самым активным сборщиком пожертвований в Бельгии. Неожиданно Годетьер упал и потерял сознание. Когда он ненадолго пришел в себя, то успел прошептать: « Я перед высшим судом... Все, что касается алтаря... у меня в доме... в шкатулке.... Только мне известно, где «Праведные судьи»... Я уже ничего не могу для них сделать... Они спрятаны...» Договорить банкир не успел, он умер от инфаркта.
  
  В доме Годетьера действительно нашли шкатулку, в которой была переписка таинственного D.U.A. и гентского епископа. Полицейские проверили каждый уголок, перекопали сад, но «Праведных судей» не нашли. В Первую мировую войну Годетьер прославился тем, что спас от немцев драгоценную церковную утварь. Он был набожен и богат. Правда, он хорошо знал устройство алтаря и имел возможность сделать слепки с ключей собора. Но в то же время физически был очень слабым человеком, да еще к тому же страдал куриной слепотой. …Был ли он вором или человеком, которого тот выбрал в посредники? Хладнокровным преступником или героем, который готов был жертвовать репутацией ради спасения Гентского алтаря?
  
  
  
  Ян и Хуберт Ван Эйки. Гентский алтарь
  
  
  На дорогах войны
  Бельгийская полиция безуспешно пыталась ответить на эти вопросы, пока кражу не заслонили более грозные события. Началась Вторая мировая война. Уже в сентябре 1939 года Бельгия стала вести переговоры о вывозе знаменитого полиптиха в другую страну. Но пока договаривались об условиях и гарантиях, 10 мая 1940 года немцы начали танковый прорыв в Арденнах, и шедевр Ван Эйков по железной дороге срочно отправили во Францию.
  
  Он плутал по Европе, охваченной хаосом войны, целых 10 дней, пока 26 мая не прибыл в замок По на границе Франции и Испании, куда уже были эвакуированы сокровища Лувра. Директор Национальных музеев Франции Жак Жожар подписал с немцами соглашение, что алтарь может быть перемещен из замка По только по приказу, заверенному тремя подписями: его, мэра Гента и представителя немецкой организации по защите художественных ценностей. Но 3 августа 1942 года директор Баварских музеев Эрнст Бюхнер прибыл в По с приказом немецких властей выдать ему знаменитый полиптих. С ним было трое немецких офицеров с охраной и грузовиками. Одновременно Жожар получил телеграмму от министра искусств коллаборационистского правительства Виши о согласии на передачу «гентского чуда» немцам. Алтарь увезли в замок Нойшванштайн в Баварии. Согласия Гента никто уже не спрашивал.
  
  В плену у Гитлера
  Там сразу после оккупации Бельгии в 1940 году начала работать спецгруппа во главе с оберлейтенантом Генрихом Коэном. Ее задачей было найти украденную створку. Несколько лет немцы педантично обследовали собор Святого Бавона, дом Годетьера и даже его могилу. Все безуспешно — «Праведных судей» больше никто никогда не видел. Теориям, где она спрятана, несть числа, и энтузиасты продолжают поиски до сих пор. Большинство из них разделяют убеждение немецкого оберлейтенанта, что пропавшая панель спрятана в соборе. Самое «перспективное место» — огромный орган, выстроенный вскоре после кражи. Он мог «накрыть» тайник с добычей самого дерзкого «вора от искусства» в ХХ веке. Но это всего лишь красивая версия. Похоже, человечество навсегда лишилось автопортрета Ван Эйка, который изобразил себя среди праведных судей. Реставратор Йозеф Ван дер Феркен на дверце шкафа двухсотлетней давности написал копию украденной панели, которая еще в 1934 году заняла место подлинника. По правилам копия должна чем-то отличаться от оригинала, и Ван дер Феркен написал в виде одного из судей молодого бельгийского короля Леопольда Третьего.
  
  В годы Второй мировой войны король, как и Гентский алтарь, стал пленником Гитлера. Заигрывая с общественным мнением оккупированной Европы, тот не сразу, но все же потребовал отправки обоих своих «бельгийских трофеев» в Германию. При этом творение Ван Эйков фюрер ставил гораздо выше знатного военнопленного. В руках у Гитлера оказался один из символов ненавистного для немцев Версальского мира. Но Гентский алтарь был призван не только потешить уязвленное самолюбие фюрера.
  
  В тихом провинциальном городке Линц на берегу Дуная, где прошло его детство, Адольф Гитлер решил собрать художественные сокровища со всей Европы. Считая себя профессионалом в изобразительном искусстве, он решил лично возглавить проект, получивший название «Секретная миссия Линц» или «Музей Фюрера». Гитлер хотел превратить свой родной город в центр мировой культуры. Главным его украшением должен был стать грандиозный музей, где ведущая роль отводилась Гентскому алтарю. Пока шла война, знаменитый складень находился в Баварии, в замке Нойшванштайн. Но когда Германия стала подвергаться ударам англо-американской авиации, встал вопрос о поиске более безопасного места для награбленных шедевров.
  
  Сокровище пещеры
  Среди тех, кто занимался этим вопросом, был некий доктор Зайбель. Химик по профессии, он был родом из Австрии, из городка Альт-Аусзе, который славился своими соляными шахтами. Однажды Зайбель случайно оказался в подземной капелле, которую шахтеры использовали для молитв. Там его внимание привлекла икона Богоматери, украшенная живыми цветами. Они не увядали уже несколько недель, а икона, двести лет находившаяся под землей, поражала свежестью красок. Проведя необходимые замеры, Зайбель выяснил, что температура и влажность в шахте просто идеальны для хранения капризных шедевров искусства. С конца 1943 года здесь развернулось строительство целого «музейного города». В подземных галереях были оборудованы хранилища, проложены дополнительные железнодорожные пути, подобран персонал из ведущих искусствоведов и реставраторов. Гитлер лично вел учет использования «полезной площади» самого надежного бомбоубежища Третьего рейха. В 1944 году в шахты Альт-Аусзе стали прибывать транспорты с произведениями из коллекций фюрера и рейхсмаршала. 8 сентября там оказался и Гентский алтарь. Пока Гитлер прятал свою добычу, его противники готовились ее искать.
  
  Главный приз
  Еще перед высадкой в Европе англичане и американцы создали организацию «Охрана памятников, произведений искусства и архивов». Она должна была защищать культурное наследие от разрушения и уничтожения. Союзники предложили СССР вступить в нее, но Сталин отказался — у него были другие планы.
  
  Уже в 1943 году в Москве были подготовлены списки произведений, которые советское правительство собиралось конфисковать из европейских музеев. Когда год спустя англо-американцы с запада, а советские войска с востока вступили на территорию Третьего рейха, между ними началось соревнование — кто первый найдет награбленное Гитлером. Главным призом был Гентский алтарь.
  
  Союзникам повезло больше, чем советским трофейным бригадам. Это было в самом деле везение. Чистый случай! У офицера-искусствоведа Роберта Посея, который руководил поисками Гентского алтаря, заболели зубы. Немец-дантист в городе Трире очень хотел понравиться американскому военному. За работой он проболтался, что его зять занимался во Франции сбором, как он выразился, «бесхозных культурных ценностей». Посей знал, что так нацисты изящно именовали грабеж. И прямо из зубоврачебного кресла Посей направился в дом зятя дантиста.
  
  Им оказался помощник Геринга и Гитлера в деле ограбления Франции, доктор искусствоведения, а по совместительству штурмфюрер СС Герман Буньес. Находившийся в состоянии полной депрессии, очевидно, уже в ожидании ареста, Буньес рассказал Посею о тайном хранилище в Альт-Аусзе. В обмен он попросил американца об отпущении грехов. Но грехи этого охотника за евреями-коллекционерами были столь велики, что он не выдержал ожидания. Спустя несколько месяцев Герман Буньес застрелил жену и детей, а затем покончил с собой.
  
  Информация эсэсовца-искусствоведа не на шутку встревожила начальников Роберта Посея. Территория, на которой находился подземный музейный город, по Ялтинскому соглашению попадала в зону оккупации союзников. Однако к началу апреля 1945 года русские армии были гораздо ближе к Альт-Аусзе, чем американцы. Если бы Сталин узнал, какая добыча ждет его в какой-то паре сотен километров к западу, никакие договоры его бы не удержали. Союзники действовали решительно. Английская разведка подготовила диверсионную группу из четырех австрийцев-перебежчиков во главе с бывшим офицером Люфтваффе Альбрехтом Гайзвинклером, уроженцем тех мест, где находился тайник. 8 апреля 1945 года она была сброшена на парашютах в немецкий тыл с заданием проникнуть в музейный город. Американцы, которым оставалось до цели почти пятьсот километров, форсированным маршем двинули в район тайника отряд специального назначения из 18-й пехотной дивизии под командованием майора Рольфа Пирсона. А тем временем над сокровищами Альт-Аусзе нависла смертельная угроза.
  
  Коммандос Гайзвинклера связались с местными антифашистами и узнали подробности о тайнике. Тон в австрийском Сопротивлении задавали коммунисты. Они, конечно, хотели отдать добычу Гитлера Советской Армии, но у них не было связи. Большинство местных шахтеров, обслуживавших хранилище, к картинам и скульптурам вообще были равнодушны. Главное для них было сохранить соляные разработки и инфраструктуру шахты, которая столетиями давала им работу.
  
  Все разногласия отодвинулись на задний план, когда выяснилось, что местный гауляйтер Айгрубер заминировал шахту и намеревался взорвать ее при приближении противника. Но никто не должен был знать, что происходит. Поэтому и 500-килограммовые бомбы, и взрыватели были помещены в ящики с надписями «мрамор». Только бдительность шахтеров помогла, к счастью, своевременно обнаружить их содержимое.
  
  Замысел Айгрубера противоречил прежнему приказу Бормана сохранить во что бы то ни стало художественные ценности. Но Бормана, как и Гитлера, который перед самоубийством завещал свою коллекцию «народу Рейха», уже не было в живых.
  
  Остановить гауляйтера помог заместитель Гиммлера обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер. Австриец по национальности, он бежал из осажденного Берлина на родину и обосновался на вилле неподалеку от Альт-Аусзе. Гайзвинклер и шахтеры через местную любовницу Кальтенбруннера уговорили эсэсовца отменить приказ гауляйтера. Шахта была разминирована. 3 мая 1945 года в обстановке полного хаоса британские диверсанты, бойцы Сопротивления и шахтеры разоружили охрану и взяли все входы в музейный город под контроль.
  
  Пять дней спустя, совершив пятисоткилометровый бросок, к Альт-Аусзе пробился американский передовой отряд, в котором находился и капитан-искусствовед Роберт Посей. После многочасовых блужданий по шахте, напоминавшей из-за собранных в ней художественных ценностей пещеру Али-Бабы, американец добрался до капеллы Святой Барбары, устроенной на глубине полутора километров в самом центре горы. Той самой, где химик Зайбель нашел «неувядающие цветы». Сюда шахтеры перенесли самые ценные картины из коллекции Гитлера после того, как узнали, что гауляйтер Айгрубер решил взорвать «Музейный город». Именно здесь Роберт Посей нашел то, за чем так долго охотился— Гентский алтарь. Герман Буньес не обманул.
  
  Руководитель советской трофейной бригады полковник Белокопытов узнал о существовании тайника в Альт-Аусзе только 13 мая во время допроса директора Берлинских музеев Отто Кюммеля. Но было уже слишком поздно.
  
  В авангарде реституции
  Американцы полным ходом эвакуировали сокровища в Мюнхен. Первым в бывшую штаб-квартиру Гитлера в нацистской партийной столице, так называемый Дом Фюрера, где было устроено временное хранилище, они поспешили вывезти Гентский алтарь.
  
  Летом 1945 года началось возвращение награбленного Гитлером. Всего за десять лет законные хозяева получили обратно более трех миллионов произведений. Как сто тридцать лет назад Людовик XVIII, союзники начали реституцию с творения Ван Эйков. В середине августа 10 ящиков с панелями погрузили в военно-транспортный самолет, который вылетел в Бельгию. Сопровождал груз капитан Роберт Посей. В центральном аэропорту Брюсселя «Поклонение Агнцу» встречали королевский военный почетный караул и правительство. Однако, прождав несколько часов, встречающие разошлись. Самолет с алтарем исчез. Он попал в сильную грозу, сбился с курса и на последних каплях горючего дотянул до брошенной военной авиабазы в ста километрах от бельгийской столицы.
  
  Там «гентское чудо» никто не ждал. Посей с трудом нашел телефон и попытался связаться с властями. Стояла глубокая ночь, на улице бушевал ураган, никого не было на месте. Тогда он попросил телефонистку соединить его с любым американским офицером, которого она знает. Та позвонила своему знакомому. Этому безвестному офицеру Посей объяснил, что у него на руках шедевр мирового значения и попросил раздобыть машины и охрану.
  
  Офицер зашел в ближайший бар и вывел оттуда пару десятков американских солдат. Они остановили два грузовика и поехали выручать капитана. В четыре часа утра под проливным дождем и при свете молний грузовики подъехали к королевскому дворцу в Брюсселе. Посей заночевал в королевских покоях, а наутро сдал груз под расписку правительственным чиновникам.
  
  30 октября 1945 года взволнованный американец слушал торжественную мессу в величественном, пронизанном осенним солнцем соборе Святого Бавона и любовался вновь вернувшимся домой Гентским алтарем. Миссия капитана Посея и странствия творения братьев Ван Эйков закончились. За пятьсот лет существования «гентского чуда» его пытались купить, уничтожить, спрятать, украсть, присвоить. Но вновь и вновь это самое великое в истории мирового искусства изображение Рая возвращалось в собор Святого Бавона, в свой Рай на Земле.

 

Часть 1
Гентский алтарь

***
В старом Генте бродят тени
По булыжной мостовой.
Ветер холодит колени,
Теплый свет зовет домой.

Мирный свет старинных окон,
По кирпичной кладке лет
Вновь рисует кистью ловкой
Черных веток силуэт.

На готических уступах
Истлевает дождь впотьмах,
Ветер палых листьев струпья
Заметает впопыхах.

Стекленеют воды Лейе,
Отражая фонари,
И сквозь ночь текут, светлея,
Зданья гильдий до зари.

***

Агнец белый, сойди с алтаря –
Сквозь кадильный удушливый дым,
Только неба коснется заря,
Станешь суженым вечным моим…

Агнец милый, Тебя я ждала
В этой грешной скудели земной,
Когда плакала ливнями мгла,
И метель проходила войной.

Платья, спрятанные в сундуке,
Уж давно ожидают Тебя.
Звезды поздние тонут в реке,
И глашатаи в трубы трубят.

Агнец белый, меня уведи
В беспредельность зеленых лугов,
Замирает молитва в груди
От Любви, что не ведает слов.

К берегам, где блестит в тростнике
Схелде, словно небесная гладь,
Свои слезы в иссохшей руке
Принесу, чтоб Тебе их отдать.

Агнец милый, сойди с алтаря,
В ожидания светлую тьму,
Дарит розы долинам заря -
Дарят сердце Тебе Одному.

***

Искорка за искоркой – день воскрес,
Выскользнули ветры из складок риз -
Пробудился Бог и сошел с небес,
В каждую песчинку вдыхая жизнь.

Где ягненок беленький
Ласкою повит,
Среди птиц нестреляных -
Параклит.

Лучик за лучиком – солнце – в зенит,
Ягодка за ягодкой – кузовок,
А ягненок беленький сладко спит,
И воркует беленький голубок.

Молодое солнышко
В благодати лет -
Пропитал до донышка
Землю Свет.

Стежка за стежкою – путь невесом,
Ангелы в лугах ходят посолонь.
С ними – Отрок тоненький и босой,
По воде идет аки посуху.

Не согнет былиночки,
В глубине глубин -
Божия кровиночка,
Божий Сын.


***

Голубеющий город в проеме окна,
Узких улиц прохлада и плесень…
Погляди, как течет, разливаясь, весна,
Как мирок твоей горницы тесен!

Но, его не вмещает уже небосвод,
Ни земля в празелени весенней,
Когда вновь закрывает крылом от невзгод
Тебя Ангел, проникший сквозь стены.

И дрожащая верба в прозрачном стекле,
Умывальный кувшин, полотенце,
Грезят вместе с Тобою на грешной земле
О заботах, пеленках, Младенце.

О латунных тазах, где клубится, бела
Словно голубь, душистая пена,
О коте, что все трется о ножку стола,
Вьет хвостом и мурлычет бессменно.

О супруге с душой, опаленной Огнем,
Как издревле, низвергнутым с неба…
О печали, с которой покинули дом
В вечных поисках Мира и Хлеба.

Обездоленный мир и сиротство Свое
Принимая душой непорочной,
Галилейских пределов сухое жнивье,
И в стране самарийской источник.

В пальцах ангельских лилия может процвесть,
Смерть поправ, до сияния полдня…
И крыла золотятся в углу, но, не счесть
Тихих слез в Вертограде Господнем.


***

Из флакона золотого
Время, словно мед, течет.
Только ласточки – меж Богом
И землей вершат полет.

Поздний свет заката меркнет,
Четки замерли в руках.
По сырым ступеням церкви
Тяжко движутся шелка.

У стены в одеждах грубых
Жмется темный, бедный люд.
И, поджав сухие губы,
Прочь ведя жену свою,

Йоос Вейт, донатор храма,
Обернется вдруг назад…
И столетий амальгама
Рухнет в стынущий закат.

Там, за далью лет далекой,
В старой шахте соляной
Агнец Божий светлоокий
Ждет, не тронутый войной.

Архирий Юлия

 

Трогательно очень... В старой шахте соляной... И мы вот как бы сохраняем свой дух в соляной этой шахте,
Юля!..

 

Спасибо, Марк Александрович, дорогой!

 

Оккккк!

 

***
Время судьбу вопрошать!
(Вергилий)

Безвременник в полях Флегрейских дымных
Млечно-сиренев на закате лета,
Предсказанного куколкой-сивиллой,
Когда она проклятье долгой жизни
Несла, моля о смерти милосердной.

На шелке трав, в парче застывшей лавы,
Под сенью душной пыльных кипарисов,
На темной глади мертвого Аверно,
В клубах сернистых пара – створах мрака –
Читала письмена безвестных лет.

Малиновкой, ослепшею от солнца,
В сухих ветвях тревожно щебеча,
Пророчества жестокие роняла –
Бессмысленные, ибо их значенье
Не каждый смертный мог бы разгадать…

Но, в тусклых гранях монотонной жизни,
В глухой тоске нелепого величья
Блеснул однажды безобманный Свет.
Она прочла невнятных строк узоры -
И птичий голос ветер прочь унес…

«Родится Царь… родится Царь от Девы,
Звездою юной притечет с Востока!..
Ни смерть, ни Ад над ним не будут властны,
Ни пыль дорог земных, ни яд соблазна,
Ни времени змеиная петля».

Еще стояли сумерки, и в Кумах
Все спали, только ветер предрассветный
Кружил в пустой сивиллиной пещере
Песок и лепестки увядших роз -
В горсти бездонной истощилось время…

 

***

Ибо источит земля капли пота, когда будет суда знаменье,
И с неба придет Царь, пребывающий вечно, чтобы
Судить пред лицом Своим всякую плоть и мир весь...
(Из Сивиллиной книги)

Зачем за светлою звездой
Идешь из древних рощ Троады?
И яблоко перед собой
Бросаешь с горькою отрадой?

Парчою алой лепестков
Алтарь привычно укрывая,
Две пары полутемных слов
В меандр гекзаметра свиваешь.

Вечнозеленый лавр и мирт
Склоняют ветви над тобою,
И не придет в безгрешный мир
Архангел с судною трубою.

Пока дрожит в траве роса,
И, ветер с моря дышит ровно,
Спи, Герофила, в небесах
Все совершается Любовью.

И тонкорунный лунный свет,
Струящийся по водной сини,
Ведет сквозь мириады лет
И сонмы звезд – к Царю, к Мессии.

И царствие Его придет,
Когда под утро крепко спится,
И в облаке тумана Нот
Губами трогает цевницу…


Мартен ван Хемскерк (16 век)

 

Часть 2.
Возвращение в Гент.

3 ноября 2015 года Гент встретил нас
Проливным дождем, сыплющимся с неба,
Наподобие тонкой наждачной пыли,
Колючей и жесткой.
Мокрый, блестящий, городской пейзаж
Напоминал глянцевую открытку,
Пахнущую типографией –
Фонари, холодный маслянистый блеск реки,
Дома вдоль набережной – черные, серые,
Пароходик на темной глади,
Парочка одинокая, под зонтиком, на корме.
Сигаретный дым,
Долетающий до нас, стоящих на берегу…
Поскольку нет ветра,
Дым расходится медленно,
И пароходик ползет по этой вечной глади
Медленно, долго… ах, как долго…
Оставляя печальный вспененный след.

Мы стояли, облокотившись на парапет набережной,
Глазея на реку, на уходящий пароход,
На одинокую парочку у борта,
Вдыхая щекочущий дождь, мокрый сумрак,
Обволакивающую мягкую сырость
Медленной, дремотной, осенней Лейе…
В сотнях поколений
Река, туман, сумрак, ветра и дожди
Оставили рыхлый графитный след.

Очертанья домов растекались -
Акварельные пятна охры, сажи,
Растушеванные мокрой кистью -
Город тонул в дожде.
Водянистые блики вечернего света,
Только память уюта, память о прошлом,
Неверная, зыбкая память. Забвение.

Лета и Лейе.

Лета и Лейе. Течение,
Струение вдаль, ускользание -
Тонкая нить, уводящая
В зелень весенних вод,
Где травы росистые
В тонких трепещущих пальцах,
И мокрого шелка
Маковый пепел.

Тревожного ветра
Всплеск. То старый каштан,
У церкви, во дворике темном,
В соцветиях белых,
Тряхнул пламенеющей кроной.
Скамьи переспелое древо,
На пепле холодного платья –
Цветы, оброненные вздохом.

Святой в обомшелой нише
Грезит, глаза опустив
К чаше фонтана,
Где бьется струя,
Осыпаясь росою на плиты.

О, тонкая нить золотая
Реки – то ли Лейе, то ль Леты?
Истаивающая во тьме,
Теряющаяся – где ты?..
Пароходик вдаль уплывает,
С ним - парочка на корме…

 

Да..Помнишь,Вергилий мечтал в знаменитой эклоге..Это у меня в стихе Бродскому когда-то. А вот и электрички пропали в 22 р-нах... и народ уже ждет истинного Царя?

 

***
Окошки отеля глядят на реку,
За старыми стенами,
Сухо, тепло, светло.
А здесь, у реки
Бесприютное время
Лодчонкою у моста
Покачивается устало
И звякает цепью,
Не в силах уплыть.

Подсвечены зданья,
И небо белесо.
Но, только шагни
В глухой переулок,
У Ратуши старой,
У дома суконщиков -
Там встретишь тьму,
Густую и терпкую -
Траур суровой ткани.
Ее очертанья изрыты
Касаньями взглядов и тел,
И влагой исходит
Стена, на ладонях –
Пыльца дождевая,
И плесени запах
Все тот же, как сотни веков
Назад.

 

Это?

"Круг последний настал по вещанью пророчицы Кумской,
Сызнова ныне времен зачинается строй величавый,
Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.
Снова с высоких небес посылается новое племя.
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится...

Мальчик, в подарок тебе земля, не возделана вовсе,
Лучших первин принесет, с плющом блуждающий баккар
Перемешав и цветы колокассий с аканфом веселым.
Сами домой понесут молоком отягченное вымя
Козы, и грозные львы стадам уже страшны не будут.
Будет сама колыбель услаждать тебя щедро цветами.
Сгинет навеки змея, и трава с предательским ядом...

Почва не будет страдать от мотыг, от серпа — виноградник;
Освободит и волов от ярма хлебопашец могучий;
Шерсть не будет хитро различной морочить окраской, —
Сам, по желанью, баран то в пурпур нежно-багряный,
То в золотистый шафран руно перекрашивать будет,
И добровольно в полях багрянец ягнят принарядит.
«Мчитесь, благие века!» — сказали своим веретенам
С твердою волей судеб извечно согласные Парки.
К почестям высшим гряди — тогда уже время наступит, —
Отпрыск богов дорогой, Юпитера высшего племя!
Мир обозри, что плывет под громадою выгнутой свода,
Земли, просторы морей обозри и высокое небо..."
(Пер. С. Шервинского)

А Ваше стихотворение приведете? Не помню, увы.

 

Часть 2.
Возвращение в Гент (продолжение).

***

Стук каблучков, и по ступенькам – вниз.
Молчит Роланд, уж совершилась месса.
- А он опять назвал меня принцессой,
И я шептала сердцу: «Отзовись!»

Молчало сердце, только ворковала
Голубка, и осокоря листва
Исполненные истины слова
Неведомой молитвы лепетала.

Сереет тусклый перламутр волны,
И солнце лик дремотный свой не кажет.
- Он мне сказал, что в час последней стражи
Счастливые нисходят к спящим сны,

Когда горе восхищена душа
Любовью, без изъяна плотской страсти.
Сказал, что он почтет за честь и счастье
Покоя моего не нарушать.

Ах, приникая к моему плечу,
Всю ночь цвела луна цветком миндальным!
Пел соловей, в окно опочивальни
Струился ветер, задувал свечу…

И Матерь Божья, Светлая Звезда,
Плыла во мгле в своей ладье хрустальной…
И ирисы в саду благоухали,
С вишневых веток капала вода.

Бессмертный Бог на смертный мир смотрел
Из сердцевины тайн золотоносных,
Мой Сад избрал своим приютом слезным,
И беспредельность вверил мне в удел.

***
Балкончик над тихой водою.
Стекло многоцветных граней,
Витражи речные
В свинцовой оплетке веток.

Балкончик над тихой водою
Увит виноградом диким.
Голубое полое небо
С гулом солнца внутри.

Балкончик над тихой водою.
Ломкие хрупкие грани
Речных витражей
В свинцовом плену парапетов.

Балкончик над тихой водою.
В стекле – отражение неба,
Безумного, полого неба,
С гулом солнца внутри.

***
Слезы на платье,
Слезы свечи…
Любимый, в дверь мою
Постучи!

На Беффруа
Гремят часы,
Темнеет рано,
И брешут псы.

По Веерлеплейн
Бродит лунный свет,
И душам казненных
Покоя нет.

Кто их оплачет?
- Речная волна.
Нахлынет – уйдет,
Лишь себе верна.

Все повторится:
Далекий век,
Чужие люди,
В лавчонке хлеб.

И лев в короне -
Один - в ночи.
Любимый, в дверь мою
Постучи!..

Примечание

Роланд - большой колокол на башне Белфорт (Беффруа)
Беффруа - см. выше
Веерлеплейн - площадь в центре Гента (Лобное место), сейчас там кафе-кафе и магазины-магазинчики
Лев в короне - герб Гента

 

***

Сплетя из полевых гвоздик венок,
По тропке ходит нищенка босая.
Ее лохмотья треплет ветерок
И вслед ей пыль, играючи, бросает.

А вечный полдень длится над землей
Пчелиного хмельного волхвованья…
И у болотца пряный травостой
Хранит воды застенчивой молчанье.

Аир, кипрей, болотный мирт, рогоз…
В прорехах ветхой ткани дышит тело –
Невинность желтых лилий и стрекоз
На нем свой поцелуй запечатлела.

Так мира плоть, сияя наготой,
Уже от всех соблазнов отрешенной,
В Святом Причастье пьет Любви настой
Из средоточья жертвенной вселенной.

А нищенка листает Книгу Трав,
И яблоня – дичок, совсем под стать ей,
Глядит на небо, ветки опростав
Из складок зеленеющего платья.

 

***
В кустах терновника весь день
Щебечут воробьи.
Весна. На улицах ручьи.
И ты, приятель, загляни
К безумной Марджолейн.

Ветвей безлиственная сень
Укрыла ей лицо.
Рай для святых и подлецов –
Не все ль равно, в конце концов
Всех примет Марджолейн.

Скользит по луговине тень
От тучи грозовой,
И следом дождь идет стеной,
Но ласков ветер золотой
В саду у Марджолейн.

У серых башен Гравенстен
Гусиный лук цветет.
Там пчелы собирают мед,
И Схелде мирная несет
Цветочек Марджолейн.

Скользит ладья вдоль влажных стен,
По заливным лугам,
Как солнца луч по облакам,
И ласточки – то тут, то там –
Снуют над Марджолейн.

В полях обрушился плетень
С притоком вешних вод.
Там ивы водят хоровод,
И в их счастливый круг войдет
Навеки Марджолейн.


Примечание

Марджолейн – старое фламандское женское имя, букв. «майоран»
Гравенстен – замок графов фландрских (12 век)
Схелде – река, в которую впадает Лейе.

 

Марджолейн -певучеее ..Напоминает английские баллады! Это и с Гентом - перевод? Или Ла Меча?

А мое- БРОДСКОМУ не оцифровано! В книжке мой первой.Как нибудь подарю!

 

Это Ла Меча.
Стилизация такая.

А книжка -не "Альфа наших зорь"?
Марк Александрович, вот только вчера про Вас думала, достала "Альфу".
Читала и испытывала огромную радость от поразительной проницательности строк.
Я так рада, что мы тогда под водительством Максима забрели к Вам с Анной моей. Помните , как она чудесно спала тогда, под "Он прыгнул"?.. : И еще мы пили вкуснейший вишневый компот.
А можно мне из Вашей "Альфы" кое-какие стихи в теме"Свет Марии" опубликовать? Ну, очень "в тему" будут.