По старой дороге любви и смерти

​

​

В маленьком горном городке Ронда находится одна из самых старых арен для боя быков.​

Каждый год огромные толпы любителей корриды, среди которых большинство составляют туристы из разных стран, собираются в этом легендарном месте.
Происходит коррида-гойеска - в стиле Гойи. При этом дамы надевают специально сшитые к случаю наряды 18 столетия. Богато украшенные экипажи, запряженные лошадьми, медленно движутся по улицам Ронды к арене, чтобы принять участие в национальном празднестве.
Билеты поражают своей дороговизной, местные жители скупают их задолго до действа по более низким ценам, чтобы продать перед самым началом праздника - втридорога. При этом цена билета может достигать нескольких сотен евро.
Наряженные дети, женщины в мантильях, с гвоздиками и розами в прическах, мужчины в шляпах, опоясанные яркими кушаками - все производит впечатление, дарит ощущение неповторимо прекрасного торжества.
Но... это дневная, яркая сторона корриды, действа, с которым испанцы ни за что не захотели бы расстаться, зрелища, с которым в сознании многих туристов прочно связана Испания и ее культура.

​

Когда мы приехали в Ронду, приближался полдень, и улицы постепенно пустели. От камней мостовых струился зной, только белые оштукатуренные стены домов еще источали утреннюю прохладу.
Арена старого цирка была пуста, выровненный песок лежал правильными золотистыми волнами. Ложи, которые столь тесно заполняются людьми во время корриды, были пусты и безмолвны.
Над ареной ярко-синим куполом стояло небо, и голубизна его контрастировала с желтым цветом стен и охристым оттенком лож.
Ни тореро, ни быков, ни лошадей, ни публики - тишина стояла на арене.
Нас повели по подсобным помещениям, показали тяжелые металлические двери, с глубокими ссадинами - следами от бычьих рогов...
И вот здесь, на пустой арене, словно отдыхающей от рева толпы, предсмертного мычания быков и хрипа погибающих лошадей, я вдруг явственно ощутила стойкий запах страха и смерти, царящий повсюду, вьевшийся в каждую песчинку, в каждую пору деревянных досок, из которых сколочены загоны для животных, в каждый атом воздуха.
Этот запах неустраним - запах древности, жертв, арен, он доносился из далекого прошлого человечества, из времен гладиаторских боев, ритуальных жертвоприношений жестоким богам.

​

Поразительно, что аристократичные, утонченнейшие люди могут живо реагировать на корриду.
Ее называют пережитком прошлого, жестоким зрелищем- ну и что!
Так могут говорить о корриде только малодушные люди, люди, которые спокойно принимают тот факт, что удавам и тиграм в зоопарках приносят на съедение живых жертв: коз и кроликов.
Вот уж воистину жестокость! Эти несчастные животные в действительности не имеют ни малейшего шанса спастись.

Все запреты на проведение корриды пока безуспешны. В Каталонии последняя коррида в Барселоне собрала рекордное количество зрителей. Пока Каталония остается единственной областью в Испании, которая отказалась от корриды.
Во Франции, в Провансе существуют школы боя быков, есть свои арены и свои признанные тореадоры.
В Португалии кровавая коррида заменена турадой - бескровной корридой, во время которой не происходит жертвоприношений, и в конце действа не убивают быка.
Однако, в странах Латинской Америки испанское наследие неуничтожимо - корриды регулярно происходят в Лиме, Мехико.

​

В минувшем году на канале Культура состоялось обсуждение этой животрепещущей темы.
В ходе обсуждения столкнулись самые разные точки зрения.
Отмечу, что наиболее агрессивными собеседниками, как ни странно, оказались люди, представлявшие различные организации по защите прав животных. Один из них яростно обрушился на аудиторию, обвиняя ведущих передачи в рекламе жестокости.
Был также молодой человек, который с лихорадочно сверкающими глазами, полными восторга, отстаивал корриду, ссылаясь на то, что коррида, ритуальные жертвоприношения, которым сродни казни - это мистерии, закономерности которых заложены глубоко в недрах человеческой психики и пр.
У меня возникло сильное желание сделать его непосредственным участником такой мистерии, чтобы он уж на собственной шкуре прочувствовал всю "прелесть" положения жертвы...

http://video.yandex.ru/#search?text=канал культура - фильм о корриде&where=all&id=48849168-08-12

Свою точку зрения на корриду имеют русские писатели и поэты.
Е. Евтушенко Отрывок из поэмы "Коррида"

Севилья серьгами сорит,
сорит сиренью,
а по сирени
синьорит
несёт к арене,
и пота пенистый поток
смывает тумбы.
По белым звёздочкам -
топ-топ! -
малютки-туфли,
по белым звёздочкам -
хруп-хруп! -
коляска инвалида,
а если кто сегодня груб, -
плевать! -
коррида!

Но приглядись, толпою сжат,
и заподозри:
так от сирени не дрожат,
вздуваясь,
ноздри.
Так продирает, словно шок
в потёмках затхлых,
лишь свежей крови запашок,
убийства запах.
Бегом - от банковских бумаг
и от корыта,
а если шлёпнулся врастяг, -
плевать! -
коррида!
Локтями действуй
и плыви
в толпе, как рыба.
Скользишь по мягкому?
Плевать!
Дави! -
Коррида!



«Я бык.
Хотели бы вы, чтобы стал я громадой из шерсти и злобы?
Я был
добрейшим телёнком, глядящим на мир звездолобо.
Трава,
прости мне, что стал я другим, что меня от тебя отделили.
Травя,
вонзают в меня то с одной стороны, то с другой бандерильи.
Мазнуть
рогами по алой мулете тореро униженно просит.
Лизнуть
прощающе в щёку? Быть может, он шпагу отбросит...
(Но нет!)
Мой лик,
как лик его смерти, в глазах у бедняги двоится.
Он бык,
такой же, как я, но признать это, дурень, боится...»


«Мы бандерильи,
двойняшки розовые.
Бык, поиграем
в пятнашки радостные?
Ты хочешь травочки,
плакучих ивочек?
А для затравочки
не хошь в загривочек?
Быки, вы типчики...
Вам сена с ложечки
Забудь загибчики!
Побольше злобочки!
Ты бредишь мятою
и колокольчиками?
Мы в шерсть лохматую
тебя укольчиками!
По нраву птицы
и небо в ясности?
Мы,
словно шприцы,
подбавим ярости!
Мы переделаем в момент
без хлыстика
тебя,
абстрактного гуманистика.
Мы колем,
колем,
а ты не зверь ещё?
Быть малахольным -
дурное зрелище.
Учись рогами
с врагами нежничать!
Гуманна ненависть,
и только ненависть!»



«Я - лошадь пикадора,
при солнце я впотьмах.
Нет хуже приговора -
нашлёпки на глазах.

Поводьям я послушна,
всегда на тормозах.
Такая наша служба -
нашлёпки на глазах.

Хозяин поднял пику,
тяжёл его замах.
Но как сдержать мне пытку?
нашлёпки на глазах.

Я слышу стоны бычьи
в ревущих голосах.
Ведь это вы - убийцы,
нашлёпки на глазах.

А ты, народ, как скоро
Хозяев сбросишь в прах?
Но ты ведь - лошадь пикадора -
нашлёпки на глазах.»



«Я публика,
публика,
публика,
смотрю и чего-то жую.
Я разве какое-то пугало?
Я крови, ей-богу, не пью.

Самой убивать -
это слякотно,
и вот, оставаясь чиста,
глазами вбивала по шляпочки
гвоздочки в ладони Христа.

Я руки убийством не пачкала,
лишь издали -
не упрекнуть! -
вгоняла опущенным пальчиком
мечи гладиаторам в грудь.

Я поросль,
на крови созревшая,
и запах её мне родной.
Я публика, создана зрелищами,
а зрелища созданы мной.

Я щедро швыряюсь деньжонками.
Мне драться самой не с руки.
Махайте, тореро, шпажёнками,
бодайтесь бодрее, быки!


«Я тореро.
Я в домах принимаем актрисами, графами, даже прелатами.
Все таверны
мои фото на стены свои закопчённые гордо приляпали.
Только где-то
в одиноком крестьянском домишке, заросшем полынью и мятою,
нет портрета,
и закрыты мне двери туда, - это дом моей матери.
Взгляд кристален,
будто горный родник. Говорит он мне горько, задумчиво:
«Ты крестьянин.
Ты обязан к земле возвратиться. Земля так запущена.
Ты забылся.
Ты заносчиво предал свой плуг, и поля без тебя - безголосые.
Ты убийца
тех быков, что лизали нетвёрдое темя твоё безволосое...»
Я тореро.
Мне не вырваться, мама. Я жить не могу без опасности.
Яд арены:
кто однажды убил, должен вновь убивать по обязанности.
Как вернуться
в моё детство? Какою молитвой убийства отмолятся?
Отвернутся
от меня все цветы - на руках моих кровь не отмоётся.
И врагами
все быки будут мрачно смотреть на меня, плугаря незаконного,
и рогами
отомстят мне за братьев, которые мною заколоты.
Знаю - старость
будет страшной, угрюмой, в ней славы уже не предвидится.
Что осталось?
Посвятить, как положено, бой, - но кому? От отчаянья - ложе правительства?»



«Тореро, мальчик, я - старик,
я сам - тореро бывший.
Вот шрам, вот ряд зубов стальных -
Хорош подарок бычий?

Вон там одна... Из-под платка
горят глазищи - с виду
как уши чёрные быка!
Ей посвяти корриду.

Доверься сердцу - не уму,
и посвяти корриду
красотке этой иль тому
обрубку-инвалиду.

Они, конечно, ни шиша
общественно не значат,
но отлетит твоя душа -
они по ней заплачут.

Заплачут так, по доброте,
ненадолго, но всё же...
Ведь слёз не ведают вон те
в правительственной ложе!

Кто ты для них? Отнюдь не бог -
в игре простая пешка.
Когда тебя пропорет рог,
по ним скользнёт усмешка.

И кто-то, - как там его звать? -
Одно из рыл, как рыло,
Брезгливо сморщится: «Убрать!»-
И уберут, - коррида!

Тореро, мальчик, будь собой -
ведь честь всего дороже.
Не посвящай, тореро, бой
правительственной ложе!»



«Я песок,
золотистый обманщик на службе кровавой корриды.
Мой позор
в том, что мною следы преступлений изящно прикрыты.
Забывать
чью-то кровь - если мигом подчищена - это закон представлений.
Заметать
преступлений следы - подготовка других преступлений.
Перестань
любоваться ареной, романтик, - тебя, как придурка, надули.
Кровь, пристань
несмываемой бурой коростой к арене - фальшивой чистюле!»



«А мы, метёлки-грабельки,
тебя причешем в срок,
чтоб чистенько,
чтоб гладенько
ты выглядел,
песок.
Будь вылизанный,
ровненький...
Что тут не понимать?
Зачем народу,
родненький,
про кровь напоминать?
Ты будь смиренным цыпочкой
и нам не прекословь.
Присыпочкой,
присыпочкой
на кровь,
на кровь,
на кровь!»



«Я кровь.
Я плясала по улицам жил
смуглолицей цыганкой севильской
и в кожу быков изнутри колотила,
как в бубен всесильный.
Пускали меня на песок
всенародно,
под лютою пыткой.
Я била фонтаном -
я снова плясала
и людям была любопытной.
Но если цыганка не пляшет,
то эта цыганка для зрелищ плохая.
Я вам неприятна,
когда я фонтаном не бью, -
засыхаю!
Спасибо за ваше вниманье,
вы так сердобольны,
метёлки и грабельки.
Была я - и нету.
Теперь на арене ни капельки.
Вы старую кровь,
как старуху цыганку,
безмолвно лежащую в свисте и рёве,
убрали с дороги,
готовой для новой, для пляшущей крови.

Логика у вас замечательная...
Логика у вас заметательная...»



«Я песок.
В нашей чудной стране все газеты, журналы как мётлы и грабли.
Я кусок
покрывала, под чьею парчой золотою засохшая страшная правда.
Ты поэт?
Тебя тянет писать отрешённо, красиво - не так ли?
Но поверь,
что красивость, прикрывшая кровь, - соучастие в грязном спектакле.

«Я испанский поэт.
Я, вернее,
хочу быть поэтом.
Хочу - я не скрою -
на великих равняться
и жить, как жестокие гении те;
не замазывать кровь,
а учить по учебнику крови.
Может, это одно
и научит людей доброте.

Сколько лет
убирают арены так хитро и ловко -
не подточит и носа комар!
Но, предчувствием душу щемя,
проступают на ней
и убитый фашистами Лорка,
и убитый фашистами в будущем я.
Кровь гражданской войны соскребли аккуратно
с асфальта Мадрида,
но она всё течёт
по шоссе и просёлкам
из ноющих ран.
Треуголки полиции мрачно глядят...
Оцепили!
Коррида!..
Но да славится кровь,
если ею в тюрьме
нацарапано «No pasaran!».

Неприятна вам кровь на бумаге?
А в жизни приятно, изранив,
мучить долго и больно,
не зная при этом стыда?
Почему вы хотите вычёркивать кровь
из поэм, из романов?
Надо вычеркнуть прежде
из жизни её навсегда!
Мир от крови устал.
Мир не верит искусной подчистке песочка.
Кровь на каждой песчинке,
как шапка на воре, горит.
Многоточия крови...
Потом - продолженье...
Где точка?!
Но довольно бессмысленных жертв!
Но довольно коррид! "


Севилья - Москва, апрель - июнь 1967

​

 

Материалы сайта: http://izvestia.ru/news/281299

Лидия АРТАМОНОВА: «Феминизм придумали закомплексованные дамочки»

​

Два года назад, 8 сентября, на арене дворца спорта "Олимпийский" должна была состояться первая в истории России португальская конная коррида. Зрелище было отменено по внезапному решению городских властей, боевых быков вскоре пустили под нож, а специально приехавшая в Москву из Франции для организации шоу русская женщина-тореадор Лидия Артамонова осталась в России.
Теперь она живет в Подмосковье, занимается организацией собственного конного театра и больше не собирается тревожить отечественных защитников нравственности опасными спектаклями.
О том, как изменило сознание прирожденной амазонки длительное общение с исторической родиной, Лидия Артамонова рассказала корреспонденту "Известий" Борису УСТЮГОВУ. Справка "Известий" Лидия Артамонова родилась в Москве в семье госслужащих - ее дед был председателем Госплана СССР, отец и мать - высокопоставленные сотрудники Внешторга.
Детство Лидии прошло в Швейцарии и Франции, что, впрочем, не помешало ей поступить на романо-германское отделение филфака МГУ. Окончив знаменитый парижский лицей Sailly, Лидия поступила на факультет социоэкономики Католического университета в Париже. В мае 1985 года вышла замуж за Жака-Мари Кампуэна - коммерческого директора коньячной фирмы Camus. Брак длился полтора года. Вскоре после рождения в 1986 году дочери Франсуазы Лидия стала профессиональным игроком французской сборной по конному регби. Затем Артамонова переезжает на юг Франции, где обзаводится собственным поместьем и конной фермой. После нескольких лет обучения в Португалии у мастеров тавромахии Лидия в течение десятилетия выступала на аренах Испании, Франции и Португалии в качестве пешего и конного тореро. После введения законодательных ограничений на бои с быками в Евросоюзе Артамонова стала инициатором организации бескровных коррид - театрализованных спектаклей, где быкам на рога надевают кожаные чехлы, а на шеи - чтобы избежать уколов пики - толстые резиновые ошейники. По ее письму администрация Евросоюза разрешила подобные шоу на всей территории Европы.
Именно такую корриду Артамонова хотела продемонстрировать москвичам в сентябре 2001 года. После отмены спектакля Лидия Артамонова взялась организовать первую в России театральную конную труппу иберийских лошадей и латинскую школу выездки, где каждый желающий мог бы обучиться верховой езде по древним канонам.
Артамонова привезла из Франции 10 уникальных лошадей иберийской породы, которых ныне содержит на подмосковной ферме в Дмитровском районе. Пресс прессы "Несмотря на то, что Артамонова всегда была enfant terrible - независимой, самостоятельно принимающей решения, дедушка с бабушкой в ней души не чаяли и готовы были простить любимой внучке любой каприз. Во всяком случае, когда Лидии потребовалось приобрести четырех лошадей для занятия корридой, помогли ей именно они. Дед - Иосиф Иосифович Кузьмин - продал три картины из своей большой коллекции передвижников. В коллекции той было более 40 подлинных работ таких мастеров, как Коровин, Айвазовский, Куинджи... Затем ее карьера стремительно пошла вверх. В рейтингах лучших тореро Артамонова стала неизменно занимать первые строчки, получая за каждый бой по 20 тысяч долларов..."
Газета"Семь дней": "Женщина-тореадор Лидия Артамонова с гордостью говорит о своих ежедневных многочасовых тренировках, в ходе которых гибнут десятки коров и телят. Бросив малолетнюю дочь, Артамонова уехала в Португалию работать на бойне в качестве помощника забойщика скота - отрабатывать удары на быках и коровах... По слухам мадам Артамонова обожает сырое мясо убитых ей быков и ест его 3 раза в день".
Газета "Московские новости" : "Лидия Артамонова - личность преинтересная, как будто заброшенная в наш век из глубин средневековой истории... Это чудом сохранившийся осколок эпохи рыцарства, она сражается с быками по канонам древнего кодекса чести. Поэтому бык, хоть и незнаком с кодексом, пользуется всеми привилегиями рыцаря, вступающего в поединок с другим рыцарем..."
Журнал "Итоги" :
" - Твое гуманитарное образование довольно разносторонне. Помогло ли оно тебе в предыдущей профессии?

- Если не ошибаюсь, тема моей дипломной работы в Католическом университете 15 лет назад звучала так: "Социальный фактор в корриде. Конфликт между пешей и конной корридой". Образование помогло мне не столько в самом изучении искусства верховой езды и боя с быком, сколько в понимании исторической и религиозной подоплеки всего этого. Каждый тореро, как это ни пафосно звучит, считает себя воином, который каждый день выходит на поединок с дьяволом. А иначе нельзя: если не верить в это, на арену лучше не выходить - погибнешь.

- То есть ты религиозный человек?

- Сейчас, наверное, в меньшей степени. Так сложилось, что воспитывалась я в католической вере, но это ничего не значит. У каждого человека представления о Боге в сознании, а в какую он ходит церковь, неважно. Я церковь не посещаю уже давно, с тех пор, как перестала заниматься корридой.

- Сейчас, по прошествии некоторого времени, не стала ли ты считать корриду слишком жестоким развлечением? Ты не жалеешь, что отдала этому довольно кровавому спорту полжизни?

- Нет, а почему я должна жалеть? Во-первых, я профессионал и горжусь своей работой. Во-вторых, я не согласна с тем, что коррида - более жестокое зрелище, чем, скажем, бои без правил, которые беспрестанно крутят по телевизору. Дело не в развлечениях, а в обществе, которое эти развлечения требует.

- Но не зря же говорят, что насилие порождает насилие...

- Рассуждать на эти темы очень любят всякие гуманисты, "зеленые" и прочие, но от их слов никто добрее не становится. Пусть лучше кровь льется с экранов телевизоров, чем на улице. С помощью жестоких боевиков, боев на арене и коррид общество избавляется от агрессивного потенциала. У нас в Провансе некоторое время назад власти начали официально вербовать "трудных" подростков в школы тореро, чтобы направить их агрессию в нужное русло. Помню, ко мне на ферму прислали целую ораву этих малолетних бандитов, которые за свои 12-14 лет успели кого-нибудь убить, изнасиловать или ограбить. С моей мамой чуть не случилась истерика - она даже попыталась закрыть ворота и не пустить полицейских, которые конвоировали парней, во двор. А потом надолго заперлась с дочкой в дальнем конце нашего дома. И ничего - после полугода тяжелой работы и тренировок у ребят вся агрессия сошла на нет. Они выросли нормальными, здоровыми людьми, обзавелись семьями. Не знаю, продолжается ли эксперимент сейчас, но, по-моему, это довольно полезный опыт.
"Я поняла, что пора остановиться..."
-Ты переехала из Франции в Россию четыре года назад, чтобы организовать здесь корриду. Корриду в Москве, а затем в Ярославле отменили и теперь вряд ли когда-нибудь проведут. Не думаешь уезжать обратно?

- Разумеется, нет. Во-первых, я сюда приехала немного другим человеком. Любила бороться, искать правду. Чуть что - подавала в суд на обидчиков, благо их было достаточно. У меня до сих пор лежат пачки исковых заявлений: когда у меня почти сразу после приезда в Россию украли лошадей, потом угнали коневозку, потом пытались использовать мое имя для всевозможных махинаций. Теперь я стала чуть-чуть иначе смотреть на вещи. Недавно поняла, что пора остановиться, успокоиться и заняться чем-то созидательным, а не бороться с разными ветряными мельницами. Мне почти 37 лет, у меня есть взрослая дочь и любимый мужчина. Хочется спокойно заниматься своим делом и семьей. Причем именно здесь, во Франции меня особо никто не ждет. Там осталась кое-какая собственность, дом, например, с огромным участком земли и ареной, которую еще надо поделить с бывшим партнером. А это опять суды, скандалы... Очень не хочется переживать заново то, что давно прошло.​

​

​

​

​

- Что такое конный театр, латинская школа выездки и почему это так всем интересно?

- Нечто подобное представляет уже второй год подряд на московском Театральном фестивале французский театр "Зингаро" Бартабаса. Представления с участием иберийских лошадей проводит Венская королевская школа. Это особый стиль выездки лошади, основанный на древней кавалерийской школе, можно его назвать конным балетом. В ХХ веке после Первой мировой войны классическая школа подготовки всадника и лошади переродилась и упростилась. К чему это привело, можно наблюдать на любых соревнованиях по выездке или конкуру, когда лошадей, увитых всевозможными приспособлениями, заставляют принимать неудобные позы и ходить неестественными аллюрами.
По-моему, это глупо - просто существующие методы подготовки заставляют и лошадь, и всадника делать совершенно неестественные и неудобные вещи.
Хотя и в России, и в Европе еще есть энтузиасты, пропагандирующие тренинг лошадей, основанный на их природных движениях. Раньше, когда от поведения и подготовки лошади зависела жизнь всадника в бою, коней готовили к походам несколько лет, в лошадях уважали личность. Сейчас в классическом конном спорте оцениваются только прыжковые качества и насквозь искусственная техника исполнения, которая никому ничего не дает. Латинская школа, элементы которой сейчас применяются и в конной корриде, основана не на муштре, а на комплексе упражнений, в основе которых лежат естественные движения и баланс равновесия. Пересказать все отличия нельзя - достаточно один раз посмотреть выступления.
"В этом деле побеждает либо женственность, либо комплексы"
- Похоже, в твоей жизни гармония наступила. Но тренировать лошадей - тоже довольно мужественное занятие. Как удается совмещать такую работу с семьей и давним уютом?

- Противоречий тут нет. Тот человек, с которым я живу, сам занимается тренингом лошадей. Мы вместе смотрим соревнования, по-разному оценивая выездку и качество подготовки лошадей, спорим и учимся друг у друга как профессионалы. Михаил, помимо своей работы, сейчас занимается и организацией моих выступлений - он такие вопросы решает лучше, чем я. А дома я типичная женщина с южным воспитанием. Я на четверть кабардинка, и родители воспитывали меня довольно традиционно - учили, что женщина обязана уметь готовить и вести дела по дому. У моего друга маленький ребенок, которому мы оба уделяем почти все свободное время. А остальное - готовку, стирку, уборку - я делаю с удовольствием. По-моему, такое разделение обязанностей справедливо.
- То есть феминисткой тебя назвать нельзя?
- По-моему, феминизм выдумали какие-то закомплексованные дамочки из не совсем благополучных семей. Мужчина и женщина не могут быть равноправны во всем, это противно природе. У женщины лучше получается заниматься домом, а мужчина должен этот дом защищать и обеспечивать семью тем, что называется материальными благами.
- А как же коррида?
- Женщин в корриде довольно много. Только в конной корриде их не меньше нескольких десятков. Но, как правило, женщины-тореро уходят на покой раньше мужчин. Опять же против природы не пойдешь - у каждой женщины рано или поздно возникает желание родить ребенка, завести нормальную семью. Такие мысли противопоказаны в тавромахии, где каждый тореро - артист-одиночка, не терпящий возле себя конкурентов и не отвлекающийся на бытовые мелочи. Между прочим, из-за корриды распался мой гражданский брак в Португалии, который длился два года. Человек, потерявший несколько друзей на арене, просто не вынес того, что я каждый день ухожу на работу рисковать жизнью, а вечером у меня нет сил и желания заниматься семейными делами. В классическом конном спорте такого нет. Я ничем не жертвую, когда тренирую своих лошадей и выступаю на них. Хотя риск при работе с животными, конечно, есть всегда.
- Если работа с лошадьми так рискованна, что же привлекает в конный спорт женщин? На любой конюшне девушек всегда больше, чем парней. - Это нормально, тут работает обычный материнский инстинкт. Любая женщина хочет за кем-то ухаживать. Поэтому лучшие конюхи и берейторы - как раз женщины. Но в спорт они обычно не идут - тут нужны очень жесткая воля к победе и к тому же элементарная физическая сила. Да и чисто биологически женщины хуже мужчин приспособлены побеждать. У женщин чуть-чуть по-другому работает нервная система - сигнал от головного мозга к мышцам поступает с едва заметным опозданием. Поэтому мужчины в спорте всегда показывают лучшие результаты.
- Есть расхожее мнение, что когда женщина начинает любить лошадей, она перестает любить мужчин. Среди профессионалок конного бизнеса и спорта слишком много не счастливых в личной жизни амазонок... -
Все люди разные. Конечно, кто-то занимается с лошадьми, изживая собственные комплексы и самоутверждаясь. Управлять, повелевать животным весом в полтонны, безусловно, приятно. Но когда люди видят девчонку с грязными ногтями и сигаретой в зубах, хрипло матерящую лошадь на плацу, ни о какой грации и женственности говорить нельзя. Просто в этом деле побеждает либо женственность, либо комплексы. Те, кому работа с животными кажется слишком грубой и грязной, уходят. Я, например, лошадей не бью, слежу за собой, и никогда мне в голову не приходило, что моя работа выглядит неестественно и некрасиво. Очевидно, тут дело в элементарной культуре и воспитании. "О корриде мне предпочитают не напоминать..."
- Кстати, насколько для тебя важно, как ты выглядишь - не во время выступлений, а в жизни?
- По большому счету, мне неважно, как одеваться. Так сложилось, что я предпочитаю спортивный стиль. Любимая одежда - джинсы и кроссовки. То же и с машинами. Сейчас я езжу на "девятке" с помятым задним крылом. Недавно из-за этого даже случился конфуз. Я по делам участвовала в мероприятии областного губернатора - надо было встретиться с одним чиновником и договориться о проведении конного шоу в Подмосковье. Меня включили в губернаторский кортеж - милиционеры из оцепления чуть животы не надорвали от смеха. Среди сверкающих джипов с мигалками и "Мерседесов" затесался замызганный "жигуленок" с двумя похожими на дачниц существами (я поехала на встречу вместе со своим директором). На заднем сиденье - огромная дворняга, только горшков с рассадой не хватает. Так и катались по всей области.
- Кстати, как после запрета корриды складываются твои отношения с официальными лицами?
- О корриде мне предпочитают не напоминать. Сейчас и мне, и остальным важен конный театр и школа латинской выездки, которую мы пытаемся организовать. Мы уже довольно много выступаем, и отзывы пока самые лестные.
Последнее время сложились вполне нормальные отношения с Федерацией конного спорта и ее руководством. Правда, перед выборами иногда бывают забавные истории. Как-то на выступлении я должна была выступать с флажками. И единственные флаги, которые почему-то нашлись на стадионе, принадлежали одной политической партии. Политикой я не интересуюсь, но выступать пришлось, размахивая партийной символикой.
- У тебя есть ученики?
- Есть, но немного. На подготовку действительно хорошего всадника требуется масса времени и сил. В прошлом году я набрала группу из десяти человек. В основном детей. Потом случилось то, что можно было предвидеть: через полгода занятий кому-то все это надоело, кому-то оказалось тяжело, кто-то занялся фигурным катанием или гимнастикой. С детьми вообще сложно - сколько ни старайся, всегда есть риск, что человеку просто расхочется заниматься. Так и получилось. Сейчас я тренирую в основном взрослых. Пытаюсь окончательно обжиться на конной базе под Москвой, обустроить там все. Конечно, есть масса проблем и с деньгами, и с персоналом. У меня сейчас 12 лошадей, скоро зима, а специальные денники, построенные еще к корриде, стоят в неотапливаемом помещении. Подвести газ туда - проблема, горячую воду - тем более. А местные колхозники предпочитают сидеть вообще без работы, чем трудиться на конюшне за 200 долларов в месяц. Приходится нанимать приезжих, а с ними другие сложности...
- Не надоедает такая ответственность?
- Конечно, когда несколько дней подряд проводишь на конюшне, устаешь и хочется в теплый чистый дом. Но я всю жизнь провела среди лошадей и отказаться от них не могу и не хочу. В конце концов я занимаюсь любимым делом.
- Дочь интересуется лошадьми?
- Нет, Франсуаза как-то не пристрастилась к конному спорту. Хотя верхом она ездит хорошо с детства. Мы с ней в последнее время редко видимся - в этом году она поступила на романо-германское отделение филфака МГУ и теперь вся в учебе.
- То есть дочь начала свою взрослую жизнь почти так же, как и ты?
- Да, но дальше у нее все будет по-другому... Блицинтервью
- Какое твое любимое блюдо? - Мне нравится французская кухня во всех ее проявлениях.
- Как ты относишься к собачьим боям?
- Каждая традиция хороша там, где она уместна. В Древнем Риме или в современной Азии собачьи бои выглядят адекватно, в Серебряном Бору - нет.

- Ты любишь светскую жизнь?
- Ненавижу и горжусь тем, что даже при моем "аристократическом" прошлом не посетила ни одного раута или коктейля.
- Ты считаешь себя интеллигентом и патриотом?
- Интеллигентность - громкое слово, исторически меня воспитала моя работа с ее рыцарским кодексом чести. И даже имея фактически две родины - Россию и Францию, - я могу себя назвать патриотом обеих.
- Какой твой любимый литературный герой и какую книгу ты закончила или начала читать только что?
- В детстве была Жанна Д'Арк, сейчас таковых нет. С книгами проще - я только что закончила читать работу капитана Дю Сент Фала "Метод дрессировки лошади" и взялась за средневековый трактат Жерхарда "О сопротивлении лошади".

 

Нодар Думбадзе, "Коррида":

Перевод З. Ахвледиани

Дато начал свой рассказ, словно кроссворд решал:
- И вот на рассвете мы в одном из городов Испании...
- Мадрид! - крикнули одновременно я и Нана.
- Когда сбудется? - схватила Нана меня за волосы.
- Никогда! - буркнуя я, высвобождая голову.
- Дебил! - сказала Нана.
- Перестаньте! Это был не Мадрид! - разнял нас Дато.
- Сарагоса, - сказала Лили.
- Нет!
- Барселона!
- Нет!
- Бильбао!
- Нет!
- Севилья!
- Нет!
- А ты уверен, что это действительно была Испания? - спросила Нана.
- Как вы подъехали к городу - по морю или по суше? - спросил я.
- По морю! - ответил Дато.
- Валенсия! - попытал я счастье.
- Точно! - Дато хлопнул меня по колену и продолжал: - В полдень отправились в город... Иду по набережной, то и дело оглядываюсь - боюсь потерять из виду мачты нашего корабля. "О, омбре симпатико!" - слышу вдруг. Что такое? Передо мной стоит живая мадонна и удивленно смотрит на меня.
- Ври, ври! - хмыкнула Лили.
- Я не верю глазам и ушам своим... - продолжал Дато.
- Давай, давай! - поддакнула Нана.
- Мадонна спрашивает: "Эрес хеорхино?", то есть "Вы грузин?".
- Си, сеньора, сои хеорхино! (То есть "Да, я грузин!") - отвечаю я.
- Вива хеорхино! - визжит мадонна и повисает у меня на шее.
- О, палома бланка, ес эспаньола усте? (То есть "Вы испанка?") спрашиваю я.
- Кларо Кеси, Кларо Кеси! - отвечает она.
- Вива Испания! - визжу я и повисаю у нее на шее. В глазах мадонны сверкают слезы... - Дато закрыл глаза.
- Болван! - сказала Лили и вышла.
Дато так и сидел с закрытыми глазами, пока не вернулась Лили с подносом в руках. Тогда он взял чашку, страстно вдохнул аромат дымящегося турецкого кофе, отпил глоток и продолжал:
- Короче говоря, я и моя мадонна очутились на корриде... Конечно, поход финансировала она, - уточнил он на всякий случай. - Мы, туристы, разумеется, были предупреждены о возможных провокационных кознях, но... каким бы я был грузином, если б отказал моей даме... Одним словом... Дато умолк и окинул девушек многозначительным взглядом.
- Назови свидетелей! - потребовала Нана.
- На подобные дела свидетелей не водят! - ответил Дато.
- Что же было дальше? - спросила Лили.
- Начался бой. В тот день работал Домингин - кумир испанцев... На арену ворвался бык - белый красавец с янтарными, почти прозрачными рогами... Подобного быка увидишь разве только во сне... Толпа взревела от удовольствия: - Тор... р... ро-о-о! - Таких быков-избранников, оказывается, выводят на арену лишь один раз в год, и то лишь для матадоров-избранников вроде Домингина... Бык сперва завертелся волчком, потом вдруг замер на месте, словно увидел нечто необыкновенное... Домингин стоял в центре арены и, медленно, чуть заметно размахивая мулетой, шепотом повторял: - То-о-о-ро... То-о-о-ро... То-о-о-ро... - и в ожидании быка отбивал каблуками чечетку в ритме Самбы.
- Домингин - сила! - вздохнула Лили.
- Санчес Мехиа по сравнению с ним - просто сопляк! - ответил Дато, не глядя на Лили, и стал в позу, которую, очевидно, занимал тогда Домингин. Бык вдруг сорвался с места и метеором ринулся на матадора. Грациозно изогнувшись, Домингин развернул мулету, и спустя мгновение бык с размаху ткнулся в красную ткань. Не сумев сдержаться, животное споткнулось и мордой вспахало песок арены.
- Оле-е! - отозвалась толпа восторженным ревом.
Бык быстро вскочил, отряхнулся и вновь бросился на матадора... И тем же ловким и красивым маневром Домингин ушел от атаки. Снова и снова бык кидался на матадора, а тот стоял невозмутимо, слегка покачиваясь, и каждый раз незаметным движением мулеты отводил от себя рога разъяренного быка.
- Оле-е-е, оле-е-е, тор-р-р-р-о-о! - неистовствовала коррида.
Бык ревел, бесновался, бросался из стороны в сторону в этом заколдованном кругу. Устав, он остановился, и тут настала очередь пикадора. Он кольнул быка копьем и быстро отскочил в сторону. Кровь хлынула из раны, и белоснежное тело быка вмиг окрасилось в красный цвет. Удивленное животное обернулось и, увидев перед собой вместо человека покрытого тюфячными латами коня, ринулось на него. Удар был сильным, конь покачнулся и, не выдержав натиска, упал вместе со всадником. Его задранные вверх ноги беспомощно барахтались в воздухе. Бык отступил, примерился и, не успел приподнявшийся было на передние ноги конь вскочить, с размаху вонзил рога в живот... Обезумевшего, с окровавленной мордой и рогами быка окружили помощники матадора, стараясь выманить его на середину арены, а тем временем упряжка осляков, позванивая бубенчиками, волокла по песку выпотрошенного, испускавшего последнее дыхание коня... Потом быка обступили бандерильеро, и в спину и бока животного одна за другой впились разукрашенные пестрыми лентами бандерильи... Бык замычал. Истекая кровью, с затуманенными от боли и гнева глазами, он уже без цели бродил по арене и наконец, высунув в изнеможении язык, остановился. Домингин, видно, считал ниже своего достоинства нападать на обессилевшего противника. Он ждал. Но бык словно окаменел. Тогда матадор обернулся лицом к публике и поднятыми вверх руками победителя приветствовал ее. Рев обезумевшей многочисленной толпы оглушил меня. Коррида ликовала. Но торжество ее оказалось преждевременным. Бык вдруг сорвался с места и...
- А-а-а-а! - вырвался стон у толпы.

Не знаю, то ли Домингин уловил в этом крике тревожное предупреждение, то ли сработало в нем обветренное чутье тореадора, но он успел повернуться и в последнюю секунду уйти от неминуемой гибели - рога быка промелькнули в сантиметре от его груди...
На арене вновь началась пляска смерти... Разъяренный бык в неистовстве нападал на человека, и каждый раз человек ловко отражал его атаки. Это был каскад маневров, это была демонстрация зоркости глаз, силы мускулов, смелости, красоты и пластики. Это был фейерверк подлинного искусства.
...Наконец у животного иссякли последние силы. Оно выдыхалось. Бык остановился, опустил голову и, тяжело дыша, с минуту молча глядел на песок. Вдруг он вздрогнул, напрягся, и я услышал его дикий, душераздирающий вопль:
- Люди, что вы сделали со мной? Куда девалось мое здоровье, сильное, пышущее жизнью тело?!
И тогда Домингин оголил шпагу и подошел к быку. Теперь перед матадором стоял не белый, а красный бык.
Перед матадором стоял красный бык - наш кормилец, наш верный и безропотный друг, наш благословенный бык Шинда*. Исхудалый, с ввалившимися боками и облезлой шеей, он покорно стоял, равнодушно жевал сухую солому, хвостом отмахивался от назойливых "ух, моргал большими, умными и печальными глазами и ждал, когда мой отец после обеда снова запряжет его к плуг и пойдет с ним прокладывать борозды в Алазанской долине.
_______________
* Ш и н д а - распространенная в Грузии кличка красных быков,
буквально - "кизилового цвета".

И вот теперь этого быка - вскормленного нами кормильца и верного друга - собирались убить, убить вероломно, не в честном, открытом бою, а исподтишка, коварным, предательским ударом... И собирался это сделать гордый сын гордой страны...
Я с трудом проглотил подступивший к горлу соленый комок и закрыл лицо руками. Не помню, как я покинул корриду, мою очаровательную спутницу... Я шел, и за мной неслись горячее, как раскаленная лава, дыхание и оглушительный рев многотысячной толпы.
Я вернулся на свой корабль и, пока он курсировал вокруг Пиренейского полуострова, ни разу не спустился на берег, ни разу не ступил на землю Испании...
В комнате наступила тишина. Опешившие девушки сидели молча, словно куклы. Рассказ Дато, начатый в шутливом тоне, обернулся неожиданной для нас концовкой.
Я сидел закрыв глаза и чувствовал, как тают в розовом тумане сладкие грезы моего детства, как исчезают в зыбком мареве моя Испания, баски, андалузские ночи, Карменситы и доны Хосе, кастаньеты, знойное солнце, республиканцы, "Бандера росса", Гарсиа Лорка, отец мира нашего Сервантес... Исчезал, улетучивался несбывшийся, красивейший мой сон. И меня взяла досада. Я разозлился сам на себя. Я вскочил и крикнул:
- Ерунда все это!.. Все, что ты тут наговорил, - ерунда!
Крикнул и тут же почувствовал, что переборщил.
- Почему? - спросил Дато спокойно, но я заметил, как он вдруг побледнел.
- Потому что на кладбищах Испании покоятся сотни матадоров, погибших на корриде!
- Я еще не слышал, чтобы бык бросал вызов матадору, - улыбнулся Дато.
- И все равно - ерунда!
- Ну, знаешь! - вмешалась Нана.
- Замолчи ради бога! - отмахнулся я.
- Долой гуманизм! Да здравствует каннибализм! - хлопнула в ладоши Лили.
- Дура! Кому нужен твой сопливый псевдогуманизм?
- А бык? - спросила удивленно Лили.
- Какой бык?
- Тот самый. Белый бык. Тебе не жаль его?
- А вы, уважаемая, какое бы из животных вы разрешили использовать для поединка с тореадором? - спросил я насмешливо.
- А никакое! - ответила Лили.
- Как же поступить бедному тореадору?
- Так, как поступаем мы, грузины...
- То есть?
- По крайней мере, так убивать быка - это варварство!
- Ах вот оно что! Варварство?! А холостить годовалого бычка, в три года впрягать его в ярмо, в течение десяти лет не давать ни дня покоя и отдыха, заставлять с утра до ночи пахать, сеять, убирать, таскать песок и камень, лупить его, драть с него семь шкур, а потом - состарившегося, обессилевшего, истощенного - зарезать, повесить за ноги, разделать тушу и продать втридорога, - это, по-твоему, гуманно? Это, по-твоему, красиво?! Чтобы скрыть охватившее меня волнение, я подошел к окну. По улице, задрав огромный ковш, с грохотом тащился экскаватор. Мелкой дрожью задрожали кофейные чашки на столе. Шум экскаватора постепенно удалился, и в комнате вновь наступила тишина.

- Да-а... Чем больше мы любим животных, тем они вкуснее... проговорила Лили и улыбнулась натянутой, кривой улыбкой.
Дато возился с трубкой. Нана сидела, уткнувшись лицом в ладони. Вдруг она тихим голосом начала:

...Радость ты делил со мною и в несчастье был подспорьем,
Одевал меня зимою, выручал с нуждою в споре.
У меня по телу пошли мурашки.

Был ли грустный день поминок, свадьбу ль шумную справляли,
Мы тебя же, наш кормилец, на закланье посылали.
Нана убрала с лица ладони и продолжала:
Шел на плаху ты покорно - ведь всегда ты людям верил.
Боль мою, о друг наш верный, я стихам своим поверил...*
_______________
* Отрывки из стихотворения Ш. Нишнианидзе "Вол".

...У меня словно камень с сердца свалился... Я быстро схватил фуражку и направился к двери.
- Постой, куда ты? Не проводишь меня? - спросила, вставая, Лили.
- Сегодня тебя проводит Дато! - ответил я и вышел.
У Верийского базара, перед мясным магазином, стоял огромный, длинный, как поезд, рефрижератор. С накинутыми на головы мешками, словно куклуксклановцы в капюшонах, рабочие с гвалтом разгружали машину. Пахло кровью и мясом. Картина была не из захватывающих, но тем не менее я остановился. Стоявшие в кузове рабочие, ворча и ругаясь, подавали двум другим окоченевшие говяжьи туши, и те, тоже ворча и отругиваясь, тащили их в магазин.
- Закурить не найдется? - обратился ко мне один из рабочих, согревая дыханием озябшие руки.
Я протянул ему пачку сигарет и спросил:
- Мороженое?
- Свежие пасутся в поле! - ответил он и попросил спичек.

Шел на плаху ты покорно - ведь всегда ты людям верил.
Боль мою, о друг наш верный, я стихам своим поверил,

вспомнил я и вдруг почувствовал, что готов расплакаться. Я молча отвернулся и зашагал по улице. У сверкающего огнями здания филармонии я остановился и взглянул на фигуру Музы. Раскинув руки, она глядела на меня своими огромными красивыми зелеными глазами. И мне показалось, будто Муза сказала мне:

- Ничего не поделаешь, друг. Так устроена жизнь...

В ту ночь сон долго не шел ко мне. Потом тьма превратилась в розовый туман, и я почувствовал, как ко мне возвращаются сладкие грезы моего детства. В зыбком мареве стали возникать милые сердцу видения Испании, басков, андалузских ночей, Карменсит и донов Хосе, кастаньет, знойного солнца, Дон-Кихота и Санчо Пансы, республиканцев, "Бандера росса", Гарсии Лорки и отца мира нашего - Сервантеса... Я погружался в сон, окутанный розовым туманом, - в счастливейший из когда-либо виденных мною снов...

 

Рафаэль Альберти
МАТАДОР

-- Я -- матадор.
-- Я -- бык.
-- Я пришел убить тебя.
-- Попробуй, если можешь.
-- Я обработаю тебя с блеском.
-- Попробуй, если можешь.
-- Ты храбро вел себя до сих пор.
-- Ты тоже. Увидим.
-- Ты принесешь мне славу сегодня. Начнем.
-- Я сказал: увидим.
-- Слышишь молчанье цирка?
-- Молчанье смерти.
-- Ты умрешь под аплодисменты и взмахи шалей.
-- А как ты думаешь, матадор, мне это нравится?
-- Бык умирает, сражаясь. Становись.
-- И матадор. Иногда.
-- Что ты сказал?
-- Что матадор тоже иногда умирает.
-- Молчать! Начнем, бык. Не говори со мной.
-- Осужденный на смерть имеет право на последнее слово. -- Публика в нетерпении.
-- Расстели плащ.
-- Эй, бык, что с тобой? Ты не бросаешься на меня?
-- Одно условие: я хочу музыки. Потребуй музыки.
-- Она уже играет. Ты не слушаешь? Скорей! Сойди же с места!
-- Что это такое? Я этого не знаю.
-- Это марш. Мой марш.
-- Ты мой матадор. Как тебя зовут?
-- Антонио Лукас, Шорник.
-- Мой матадор... А меня зовут Беззаботный.
-- Знаю. Но начнем же. Сюда, бык!
-- Знаешь что? Я думаю об одной вещи.
-- Говори скорее! Публика уже протестует.
-- Если ты будешь сердиться, я замолчу. Ничего не скажу.
-- Публика не хочет ждать. Она кричит, ревет.
-- Что публика понимает! Если она будет кричать, я не двинусь с места.
-- Ты станешь позором всей корриды.
-- А мне все равно! Я зовусь Беззаботный.
-- Тебя погонят в стойло, как ручного. Глупая скотина! -- Это я ручной? Я, Беззаботный? Хорошо ты со мной обращаешься!
-- Мерзавец! На, получай! Бросайся же на меня!
-- Ты ударил меня лапой? Ну, смотри же!
-- Трусливый бык! Бык-предатель!

-- Вот ты уже летишь до первого ряда.
Где твоя мулета? Где твоя шпага?
Ты у моих ног, ты весь согнулся, ты на коленях.
Ну, матадор, бросайся на меня! Это ты бык.
А ну, веселей и по всем правилам искусства,
как породистое и храброе животное!
Другой марш, президент!
Опусти лоб, не тычься в облака!
Нацепи мне на сердце все твои блестки,
я хочу быть опоясанным лентами так,
чтобы бык и матадор казались одним существом.
-- Минуту, минуту, Беззаботный!
-- Ни минуты больше! Подтянись!
Ты умрешь моей собственной смертью.
Ты почувствуешь, как твоя шпага войдет в тебя до самой рукоятки.
Ты упадешь на песок, и тебя не ударят кинжалом.
Быть быком - это не то, что быть матадором.
Вот настоящая работа!
Оле, кричит публика.
Она врывается на арену.
Это безумие!
Уши, розовые чулки, гранатовый галстук,
блестки одежды - все мне в награду!
Тебя тащат по кругу и срывают с тебя серебряные бубенцы и значки.
Твой залитый кровью труп делает красный росчерк по песку.
Еще музыки, музыки, музыки!
Я убил лучшего из матадоров!

 

По материалам сайта http://video3.vokrugsveta.ru:
В мексиканском столичном аэропорту пели серебряные трубы. Звенели гитары, чистый женский голос разносился далеко окрест, рвался к небу. В этот день вся — ну почти вся — Мексика встречала своего кумира. У выхода из аэровокзала волновалось людское море. Играла популярнейшая группа народных музыкантов «Мариачис». Пел студенческий хор из Атиспана. У края тротуара стояли в почетном карауле четыре горделивых всадника — в больших, тяжелых бархатных сомбреро. Это были знаменитые мексиканские наездники «чаррос». ...Двойная стеклянная дверь распахнулась, толпа вздохнула как один человек, а затем оглушительно стала скандировать: «Тореро! Тореро!» На тротуаре стоял невысокий, худощавый, уже немолодой человек и, подняв руки, благодарил за встречу. Известный мексиканский тореро Хоселито Уэрта возвратился из Швейцарии после сложной нейрохирургической операции. «Я вернусь на арену»,— заявил он почитателям и журналистам. И, подтверждая серьезность намерений, добавил, что купил в Мадриде пять костюмов с позументами, в которых тореро выходит на бой с быком, новую мулету, красный плащ и набор длинных шпаг.
Более двадцати лет работает на арене Хоселито Уэрта, не раз он получал серьезные травмы. В декабре 1968 года, когда Уэрта выступал на столичной арене «Эль-Торео», бык по кличке Паблито ударил его рогом в живот. Если тореро в таком случае удается выжить, он, как правило, больше не находит в себе уверенности и душевных сил, чтобы смело противостоять быку и показывать прежнее искусство ведения боя. Но Хоселито залечил рану, преодолел страх и снова начал выступать, покоряя зрителей своим бесстрашием и мастерством. Он выступал еженедельно. После полудня, когда воскресная публика в ожидании традиционного «Праздника храбрости» до отказа заполняет овальные трибуны, Уэрта выходил на песчаную арену и оставался один на один с быком.
— И вот настал тот ужасный день,— вспоминал потом Хоселито.— Я полностью подчинил быка своей воле. Плавными движениями руки — чтобы бык не устал раньше времени — я заставлял его тянуться рогами за мулетой. По моей воле бык проходил в каких-то сантиметрах от меня, он шел налево, направо столько раз, сколько хотел я. Публика очень тепло меня принимала. Неожиданно я почувствовал острую головную боль. Подумал, что пройдет, но боль все усиливалась. Я решил побыстрее закончить бой и... больше ничего не помню. Арена, трибуны закружились у меня перед глазами. Говорят, что я все-таки заколол быка, но, если откровенно, не помню, как это произошло...
Его увезли с арены в машине «Скорой помощи». Сказалось предыдущее ранение, и потребовалась новая, еще более сложная операция. Хоселито не выступал два с половиной года, а потом снова вышел на арену...
— Наша профессия,— говорил Хоселито,— отнимает у человека много сил.
Она очень опасная, но ведь смерть дома, в постели, тоже смерть...
Матадор — это тореро высшего ранга, человек, поднявшийся на высшую иерархическую ступеньку корриды, тот, кто в боях завоевал право убивать быка. Матадоров часто спрашивают, не испытывают ли они страха перед воинственным животным, которого специально растят для боя с человеком? «Самая сильная боль не от удара рогом, а от голода» — так ответил один известный испанский тореро прошлого века.
Нужда и сегодня выталкивает на этот рискованный путь многих деревенских и городских юношей Испании, стран Латинской Америки.
Мексиканец Рафаэль Хиль по прозвищу Рафаэлильо бросил школу подростком.
— У нас дома не было денег на учебники,— рассказывал он,— поэтому я подумал: стану тореро и заработаю побольше. Потом смогу продолжить учебу, помогу братьям получить образование.
Его отец, в прошлом тореро, решительно возражал против того, чтобы сын пошел по его стопам. Другой бывший тореро из Гвадалахары убеждал своего сына Пако Сосу: «Нет, сын, эта профессия не для тебя. Если хочешь, иди служить в полицию, будь пожарным, шофером, автогонщиком, но только не тореро. Это — очень опасно!»
— Я ушел из дома, когда мне было пятнадцать лет,— вспоминает Рафаэлильо.— Работал на ферме, пас скот, чтобы ночью, при свете луны, когда хозяин не может застигнуть врасплох, осваивать элементы боя и научиться искусству владения мулетой. Бродил по стране, искал возможности стать тореро, но никто не верил в меня. Ходил на выступления профессионалов, пряча под рубашкой мулету. И лишь только зазеваются помощники тореро, оставив на мгновение быка одного на арене, я выпрыгивал на песок, словно привидение, и пытался за несколько секунд произвести впечатление на зрителей своим «мастерством». Меня силой утаскивали с арены. Несколько раз сидел в тюрьме за такие выходки. Других самозванцев — их зовут у нас «эспонтанеос» — быки в считанные мгновения поднимали на рога, а мне везло — ни одного увечья. Еще два года меня преследовали голод и нужда, а потом я попал в число «новильерос» — перспективных новичков...

​

Знаменитый тореадор Манолете (погиб в 1947 году )​

Конечно, стать тореро удается лишь немногим. А подняться до уровня известных выпадает единицам. Что нужно, чтобы попасть в их число? Над этим вопросом часто размышляют молодые мексиканцы: ведь Мексика — страна, где «фиеста брава» особенно популярна. Надо полностью отдавать себя избранному делу, требуется мужество, виртуозное владение мулетой — считают одни тореро. Важно умение преодолеть страх перед смертью — говорят другие. Нужна удача — утверждают третьи и добавляют: конечно, не обойтись без храбрости, знания повадок животного, умения находить контакт со зрителями, но все же главное — «суэрте», удача.​

«Коррида де торос» в буквальном переводе означает «бег быков». Так назывался родившийся в Испании праздник, связанный с культом быка. И сегодня в испанских селениях можно видеть, как быков выпускают на улицы, а смельчаки, улучив удобный миг, норовят дернуть животное за хвост, оседлать его. Смельчаков много, но еще больше болельщиков — разумеется, они сидят в безопасности на заборах или деревьях. Такой вид корриды существует даже на юге Индии. Там рога быка обвязывают лентами, и не всякому храбрецу удается их развязать, не получив синяков или даже увечий. А в Испании с начала XVIII века — в латиноамериканских странах несколько позже — коррида стала спектаклем, который разыгрывается на арене, отгороженной от зрителей деревянным барьером.
...Маноло Мартинес любил праздники, на которых «чаррос» — мексиканские ковбои — демонстрировали свое мастерство объездчиков. Они способны на полном скаку схватить корову за хвост и свалить ее на землю или отделить животное от стада, набросив лассо. Спешившись и взяв в руки мулету, чаррос выстоят и против норовистого быка. Однажды Маноло тоже попала в руки мулета, и он впервые испытал непередаваемое чувство: бык надвигался, выставив вперед рога. «Ну, что же,— сказал себе Мартинес,— если у тебя хватит силы духа и хоть какого-нибудь умения, попробуй отвлечь внимание животного. Заставь его гоняться за тряпкой, а не за тобой». Так Маноло принял участие в первом своем любительском «спектакле». И остался цел. После этого он ушел из университета с первого курса агрономического факультета и вместе с группой таких же, как он, искателей счастья, начал кочевать по стране от одной фермы к другой в надежде попасть на самодеятельную корриду. Вскоре состоялся его первый настоящий бой, Мартинес стал «новильеро»... Он привлек к себе внимание публики следующим приемом. Маноло дразнил быка, а затем, чуть повернувшись, пропускал его мимо, ведя за красной тряпкой. И, уже как бы потеряв к животному интерес, становился спиной к недоумевающему быку, после чего медленно уходил, не оборачиваясь, под громовые аплодисменты зрителей. О Маноло заговорили. Его имя замелькало в газетах. Все больше знатоков соглашались, что Мартинес, вероятно, станет настоящим тореро: у него есть природное чутье. Он уверен в себе, исполняет предписанные традицией шаги изящно и искусно. Но, оказывается, всего этого было еще мало.
Дорогу к успеху тореро прокладывает при помощи и содействии своей группы — «куадрильи», в которую входят люди, проведшие много лет на арене. Под звуки фанфар они идут следом за тореро во время короткого парада перед началом корриды. Самому младшему из них доверено хранить до нужной минуты шпаги. Он же после парада отнесет на трибуну праздничный плащ тореро и вручит тому из друзей, кого мастер отметит своим вниманием. А самому опытному помощнику тореро поручает присмотреться к быкам — их доставляют с пастбища за четыре дня до корриды. Представление начинается.
В истории мексиканской тавромахии были случаи, когда быку сохраняли жизнь. 27 февраля 1972 года известный тореро Куррито Ривера выступал против быка по кличке Пайясо. Бык постоянно нападал. Он смело шел на мулету, и когда Куррито с изяществом отводил ее в сторону, Пайясо с не меньшей ловкостью и прежним азартом преследовал ее. Буквально с первых минут боя зрители стали требовать от судьи наградить быка — возвратить его живым и невредимым на пастбище. По мере того как продолжалась коррида, сторонников у Пайясо становилось все больше. И судья согласился со зрителями. Когда открыли воротца, ведущие в загон, разгоряченный боем бык, по холке которого текла кровь, упирался, не уходил с арены, и его пришлось подталкивать. А тореро преподнесли в виде высшей оценки кончики двух ушей и хвоста ранее убитого быка.
Вернемся к Маноло Мартинесу. От корриды к корриде демонстрировал он свои бойцовские качества. Чтобы заслужить звание искуснейшего, Мартинесу предстояло показать себя, выступив в паре со знаменитым тореро Мануэлем Кастильо.
В тот вечер у Кастильо, отдавшего боям с быками двадцать лет жизни, все получалось на славу. Бык несся за мулетой, буквально отпихивая тореро, который виртуозно избегал рогов. И Мануэль Кастильо заплакал от счастья. Ему достались прекрасные соперники-быки. Он плакал, не скрывая слез, радуясь, что подтвердил высокую репутацию мастера корриды под взорами взыскательной и знающей толк публики. Кастильо прекрасно провел заключительную фазу боя, взлетели тысячи белых платков, которыми зрители требовали награды для тореро. Но самый большой приз — звание первого — публика все-таки отдала выступавшему следом Маноло Мартинесу. Шляпы, другие предметы верхней одежды зрителей градом посыпались с трибун и в считанные секунды устлали всю арену. Помощники тореро в поте лица собирали одежду и возвращали ее владельцам на трибуны, а зрители, стоя, чествовали нового кумира: «Тореро! Тореро!»
После этого уже никто не ставил под сомнение право Маноло Мартинеса на «золотую шпагу» — приз, вручаемый лучшему матадору страны.
— Я люблю кататься на горных лыжах,— говорит Маноло Мартинес,— увлекаюсь подводным плаванием, хочу научиться прыгать с парашютом. Но только когда я стою перед рогами быка, я чувствую себя на «своей земле». От волнения перехватывает горло. Ведь я — тореро.

​

По материалам сайта http://rl-online.ru​

Тореро — кто они?​

​

Еще в 1947 году вышла статья публициста Ангела Миранды, посвященная известному тореро послевоенного периода Манолете. В ней автор так отвечает на этот вопрос: «В нашей Испании есть люди, принадлежащие к старой касте смельчаков. Их зовут тореро, и они рождаются с тягой к смерти. В этом мире без религий и героев они — участники смертельного и ненужного поединка — единственные, продолжающие под солнцем понятие ритуала, своеобразной литургии, где в качестве хора выступает весь народ. Этика тореро состоит в нерушимой связи героизма и естественности, понимания жизни как дополнения к трагической судьбе, а самой трагедии как праздничного акта службы».​

Продолжая листать старые подшивки испанских газет с начала века до наших дней, убеждаешься: мало что изменилось в восприятии самими испанцами своих героев. Так в тридцатые годы критики характеризовали «настоящего» тореро: «Он обладает тремя основными качествами: смелостью, силой воли и спокойствием. А еще у него есть сердце. Да — сердце, полное мужества и благородства».

 

Тяжело...
Р. Рождественский
Коррида в Лиме

А бык играл с людьми
в расцвеченном овале.
Один из тех
восьми,
которых убивали...
О, как прекрасна кровь,
когда она -
чужая!..
Занятною игрой
орущих
потешая,
бык
злиться не хотел.
А публика дурела!
И бёдрами вертел
проворненький тореро. ​

На пальчики вставал.
Силён.
Самоуверен.
Бык
недоумевал,
Но притворялся зверем...
Не сладко
попадать
В такую передрягу.
Зачем
ему бодать
замызганную тряпку?! ​

Чуть-чуть левей бы:
- На!!
На!! -
если хочешь крови...
Но у того -
жена.
А может, даже
кроме -
мальчишка.
Карапуз.
Рыданьями
разбудят...
И бык решился:
пусть!
Всё будет так,
как будет. ​

Сопящая гора.
Накатится -
раздавит.
Он знал:
идёт игра.
Подразнят -
и отстанут!
Поэтому -
щадил.
Играл с людьми
в охотку...
Не сразу ощутил
клинок,
вошедший в холку... ​

И на песок осел.
В малиновую тьму.
И прогудел
совсем
по-деревенски:
«Му-у-у...»
Он умирал,
пока
хлестала кровь из раны
на впалые бока...
Убили...
Рады?​

​