По наводке Володи. Из сборника "Греко и римско-католические песенки и потешки". * * * Пришед находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели. Мат.26,43 Ах, какая ночь, какая луна, Ах, какая в саду стоит тишина! Еле-еле молитва слышна. Ах, как пахнет трава, серебрится листва, Как темна и тепла небес синева! Ах, как странны Его слова. Видно, притчами Он говорил опять. Нам гипербол этих нельзя понять. И вольно ж Ему нас пугать! Да чего нам бояться – ведь рядом Он!.. Засыпает Петр. Ему снится сон, Дивный сон из грядущих времен. Витражи там сияют, орган поет, Гордый кесарь в Каноссе смиренно ждет, Граф Бульонский в поход идет. Ко святому Франциску птицы летят, И премудрость суммирует Аквинат… Петр во сне улыбнулся. Он рад. Иоанну не хуже видится сон - Из полночных стран, грядущих времен Слышит он веселый трезвон! Над равниной великою колокола Весть благую несут от села до села. Золотые горят купола. В лапоточках стареньких Серафим Там копает картошку, а рядом с ним Светлый ангел парит, незрим!.. Иоаннов брат тоже сладко спит. Он с Учителем рядом во сне сидит. Страшный Суд Учитель творит! Зрит Иаков воочью конец времен – И повержен Змий, и пал Вавилон, Род людской воскрешен и спасен!.. Ах, какие сны, как тих небосвод. Утирает Спаситель кровавый пот. Приближается Искариот. * * * Их-то Господь – вон какой! Он-то и впрямь настоящий герой! Без страха и трепета в смертный бой Ведет за собой правоверных строй! И меч полумесяцем над головой, И конь его мчит стрелой! А наш-то, наш-то – гляди, сынок – А наш-то на ослике - цок да цок - Навстречу смерти своей. А у тех-то Господь – он вон какой! Он-то и впрямь дарует покой, Дарует-вкушает вечный покой Среди свистопляски мирской! На страсти-мордасти махнув рукой, В позе лотоса он осенен тишиной, Осиян пустотой святой. А наш-то, наш-то – увы, сынок – А наш-то на ослике - цок да цок - Навстречу смерти своей. А у этих Господь – ого-го какой! Он-то и впрямь владыка земной! Сей мир, сей век, сей мозг головной Давно под его пятой. Виссон, багряница, венец златой! Вкруг трона его веселой гурьбой - Эван эвоэ! – пляшет род людской. Быть может, и мы с тобой. Но наш-то, наш-то – не плачь, сынок – Но наш-то на ослике - цок да цок - Навстречу смерти своей. На встречу со страшною смертью своей, На встречу со смертью твоей и моей! Не плачь, она от Него не уйдет, Никуда не спрятаться ей! A propos По ту сторону зла и добра Нету нового, Фриц, ни хера, Кроме точно такого же зла При отсутствии полном добра. Баллада Ну и что с того, что давным- давно Королевство покинул Он? Захватил самозванец старинный трон Давным-давно. Только все равно Он вернется, мой славный Король! Он вернется, конечно. Он мне обещал. И меня не обманет Он! Ну и что с того, что давным- давно Все привыкли уже без Него? И пали в бою паладины Его Давным-давно. Только все равно Он вернется, мой славный Король! Он вернется, конечно. Он мне обещал. И меня не обманет Он! Ну и что с того, что давным- давно Предал я моего Короля? И с тех пор мне постыла родная земля Давным-давно. Только все равно Он вернется, мой славный Король! Он вернется, вернется! Он мне обещал. И меня не обманет Он! Блудный сын. Ах, как вкусен упитанный был телец!. И отер счастливые слезы отец. И вот отоспался сынок наконец, Отмылся от въевшейся вони. И жизнь в колею помаленьку вошла. И вставало солнце, ложилась мгла Под скрип жерновов, мычанье вола, Лай собак и псалтири звоны. Вот и стал он позор и боль забывать, И под отчей кровлей ему опять Стало скучно жить и муторно спать… Ой, раздольице, чистое поле! Ой, вы дали синие, ой, кабаки! Ой, вы красные девки, лихие дружки! Не с руки пацану подыхать с тоски, Ой, ты волюшка, вольная воля! Ну, прости-прощевай, мой родимый край! Батя родный, лихом не поминай! Не замай, давай! Наливай, давай! Загулял опять твой сыночек! И - ищи ветра в поле! И след простыл. Старший брат зудит: « А ведь я говорил! Вот как он вам, папенька, отплатил! Вы, папаша, добры уж очень! Сколько волка ни кормишь – он смотрит в лес! Грязь свинья найдет! Не уймется бес! Да и бог с ним – зачем он нам нужен здесь?.. Пап, ну пап, ну чего ты плачешь?» А и вправду на кой он Тебе такой? Черт бы с ним совсем, Господь Всеблагой! Черт бы с нами со всеми, Господи мой! Мы, похоже, не можем иначе. Вертеп Впервые ребеночек титьку сосал. И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал А Мама не видела никого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал. А папаша ума не мог приложить, Чем всех угостить, куда посадить, А Мама не видела никого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал Мохнатые шапки сжимая в руках, Мужики смущенно толклись в дверях, И папаша ума не мог приложить, Чем всех угостить, куда посадить, А Мама не видела кого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал И волхвы с клубами пара вошли, Подарки рождественские внесли, И мохнатые шапки сжимая в руках, Мужики смущенно толклись в дверях, И папаша ума не мог приложить, Чем всех угостить, куда посадить, А Мама не видела никого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал Хор ангелов пел в небесной дали: «Слава в вышних Богу и мир на земли! И в человецех уже никакой Воли кроме благой!» И волхвы с клубами пара вошли, Подарки рождественские внесли, И мохнатые шапки сжимая в руках, Мужики смущенно толклись в дверях, И папаша ума не мог приложить, Чем всех угостить, куда посадить, А Мама не видела никого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал С Днем Рожденья Звезда поздравляла всех, Но никто тогда не глядел наверх, Хоть ангелы пели в небесной дали: «Слава в вышних Богу и мир на земли! И в человецех уже никакой Воли, кроме благой!» И волхвы с клубами пара вошли, Подарки рождественские внесли, И мохнатые шапки сжимая в руках, Мужики смущенно толклись в дверях, И папаша ума не мог приложить, Чем всех угостить, куда посадить, А Мама не видела никого, Кроме родного Сынка своего, И жвачку жевал медлительный вол, И прядал смешными ушами осел, А ребеночек титьку сосал. А там, в Кариоте, младенец другой Хватал губами сосок тугой, А за морем там, далеко-далеко Глотал материнское молоко Тот, кто, дощечку прибив над крестом, Объявит Его Царем! * * * Разогнать бы все народы, Чтоб остались только люди, Пусть ублюдки и уроды, Но без этих словоблудий! Но без этих вот величий, Без бряцаний, восклицаний! Может быть, вести приличней Хоть чуть-чуть себя мы станем? Скучно пусть и одиноко, Пусть уныло и постыло – Только бы без чувства локтя, Без дыхания в затылок! * * * Папиросный дым клубится. За окном – без перемен. Разум, разум, бедный рыцарь, Не покинь меня во тьме. Опускай забрало к бою, Пусть они не видят глаз. Проиграли мы с тобою, Протруби в последний раз. Чтоб, заслушав зов прощальный И понявши кто кого, Помянул Король печальный Паладина своего. Дразнилка Лучезарный Люцифер Совершенно обнаглел! Но архангел Михаил Хулиганство прекратил. Воображала хвост поджала, К нам на землю убежала! Из надмирных горних сфер К нам свалился Люцифер Но и с нами он опять Стал в царя горы играть! Всех столкнул и занял он Самый-самый высший трон. Шишел-мышел в князи вышел! «Кто меня сильней и выше?! Высоко сижу, Далеко гляжу - Ни единого Высшего Не нахожу!» Но нашелся один Человеческий Сын, Он поднялся повыше его! Так высоко-высоко, Так высоко, Что уж выше и нет ничего! Он поднялся На высоту Креста, А тебе не прыгнуть выше хвоста, Лучезарный, мятежный дух, Повелитель навозных мух! Полетел Люцифер Вверх тормашками Во помойную яму с какашками! А кто с ним якшается, Тот сам так называется! Теодицея Иван Карамазов, вернувши билет, В свой час отправляется на тот свет. Прямиком направляется Ваня в ад, Но старый знакомец ему не рад. Говорит Карамазову старый бес: «К сожалению, место твое не здесь. Я б тебе показал, как нос задирать, Но тебя не велено к нам пускать. Quel scandale, Иван Федорыч, quelle surprise! Атеист отправляется в Парадиз!» И несут его ангелы к Богу в рай, И Петр говорит: «Ну, входи, давай!», Но, блеснувши стеклышками пенсне, Говорит Карамазов: «Позвольте мне Самому решать, куда мне идти! Мне противно в обитель блаженства войти, Когда там, на земле, мученья одне, Когда гибнут во страхе, в огне, в говне Ладно б взрослые – дети! Они-то за что?! Как Ты смотришь на это, Иисус Христос? Как Ты нам в глаза-то смеешь смотреть?!» И тогда Магдалина, не в силах терпеть, Заорала: «Ты что - совсем очумел?! Да ты с кем говоришь-то?! Да как ты смел?! Как же можно так не понять ничего?! Да, взгляни, белоручка, на руки Его!» И долго ее усмирить не мог Распятый за Ваню Бог. " – В моих стихах христианство всегда присутствовало – как некая точка отсчета, ориентир, планка. Например, нелепость, ужас, смехотворность советской жизни должны проявляться на фоне какой-то нормы; этой нормой для меня всегда было христианство. Эта книжка – «дайджест» всего, что я написал. Одно стихотворение там 1986 года. Кроме всего прочего (хотя это двадцатая по степени важности цель) мне хотелось сказать: всё, хватит, я никакой не «современный автор», я совершенно дремучий моралист! И был им всегда. Вот, пожалуйста смотрите: и в 1986 году я писал то же самое, и считаю, что это правильно. Может, я это даже с излишней запальчивостью доказываю. Мы живем в культуре настолько сумасшедшей, что кто-то может углядеть в этом эпатажный жест. Мне хотелось показать, что о Христе можно говорить, не впадая ни в кощунство, ни в такое елейное стилизаторство, которое делает бессмысленным высказывание, потому что пролетает мимо ушей. Я попытался то, что люблю, выразить так, чтобы люди, как и я, не укорененные в церковной традиции, а может, вообще не связанные с христианством, что-то поняли. Почувствовали, что это живое и самое важное, что есть." Здесь http://www.donor.org.ua/index.php?module=articles&act=show&c=5&id=868
