Вовлечённость, страдание, помрачение

Все страдания проистекают из помрачений. Помрачение это вовлечённость сознания, его фиксированность в определённом положении, обусловленном стремлением к приятному, бегством от неприятного. Подобная аффектированная фиксированность сознания это и есть та авидья, неведение, о котором говорил Будда.

Итак, аффектированная фиксация сознания, т.е. вовлечённость, приносит страдание. Каким образом? Простой пример: некто обозвал меня дураком. Я обиделся и эта обида есть страдание. Однако, в данной ситуации существует множество состояний сознания, в которых обида не возникает. Тем не менее, в данной ситуации я не вижу возможности этих других состояний и не могу в них перейти. Эта неспособность и есть фиксированность сознания. И она приносит страдание. То есть, если бы её не было, то и страдания не было бы.

Это во всём подобно алкоголю. Сам по себе алкоголь не плох и не хорош, точно так же и эмоции не плохи и не хороши сами по себе. Проблема возникает, когда я употребляю слишком много алкоголя - единовременно, либо постоянно. Если я имею привычку к помрачённым состояниям, я подобен алкоголику. Разовые сильные вспышки эмоций подобны тому, как если бы я разом выпил большое количество алкоголя. Я делаю нечто, что приносит страдание мне и окружающим, но не только ничего не могу с этим поделать, но зачастую даже не признаюсь самому себе в том, что являюсь алкоголиком (а таким вот алкоголиком от помрачения является так или иначе практически каждый из нас).

При этом положительные помрачённые эмоции (такие как самодовольство, радость превосходства, радость от получения приятного, возбуждение и т.д.) походят на алкоголь или какой-нибудь другой наркотик ещё больше. Они поначалу приносят опьянение, а затем, в конце концов – страдание.

В духовной практике эта фиксированность разрушается. Как? В ситуации, которая обычно вызывала в нас автоматически помрачённое состояние сознания, мы уводим внимание от фиксированности на помрачении. Вместо этой фиксированности мы сосредотачиваем внимание на другом. На дыхании, на молитве, на мантре, на образе Тишины в сердце и т.д. Таким образом рождается пространство свободы, маленькая необусловленность, маленькая невовлечённость. Но это только начало и один из вариантов работы. Другой вариант – осознавание этих процессов. Если мы осознаём их, мы смотрим как бы со стороны и уже не можем вовлечься.

Далее в ходе этой работы человек всё больше познаёт природу «я». Познавая состояние невовлечённости всё больше, однажды он видит, что то, что он раньше называл «я» есть не более чем состояние вовлечённости, замороченности, а всё, что есть в этом месте - это поток психических феноменов. Он видит, что отделение «себя» от «наблюдаемого» есть тоже одно из проявлений замороченности.

И приходит момент, когда он вдруг видит, что всё в равной степени есть только сознание. И это, и это, и то. Нечего искать, потому что оно уже тут и всегда было тут. И это удовольствие и эта боль и этот смех и этот стул и наблюдающий всё это – всё есть в равной степени сознание. Наблюдатель неотделим от наблюдаемого, без наблюдаемого нет наблюдателя. Это сознание – вечно, вневременно, безгранично. Ты видишь человека – и он не отличим от этого сознания. Ты видишь собаку – и она неотделима от этого сознания. Это чудесно и удивительно просто. Это – исчезновение границ. Освобождение от бремени повседневного «я». Полная прозрачность. Недвойственность. Природа сознания – несказанна. Всё есть недвойственная несказанность.

Существует состояние полной невовлечённости, необусловленности сознания. Это состояние – вне личных страданий.

Однако, бегство от страдания – это тоже помрачение. Поэтому неизбежное страдание мы должны научиться встречать без аффектов. Если мы будем стремиться избежать его – мы опять попадём в ловушку вовлечённости. Неизбежным страданием является не cтолько наша физическая боль, которую мы не можем избежать (такая боль как раз не имеет вкуса страдания в том необусловленном состоянии), сколько страдания других существ, которые мы, выходя из вовлечённости, начинаем ощущать ясно как проснувшийся видит спящих.

Видеть эти страдания без аффектов, без вовлечения не означает равнодушие. Равнодушие – это отгораживание, а значит бегство от страдания и опять же ограниченность сознания. В сознании, свободном от аффектов, рождается великое сострадание, подобное солнцу, которое светит и греет во все стороны равно.

 

Если отбросить или на время отложить спорный тезис о существовании так называемой «объективной реальности», то оказывается, что каждый человек живёт в своём мире. Когда он смотрит на нас – это на нас смотрит существо из другой реальности. Один, грубо говоря, живёт в мире, где высшей ценностью является скажем ислам, другой – в мире, где высшей ценностью является свобода слова. Третий – там, где Путин – чоткий пацан, а США – мировое зло, четвёртый – там, где Путин – кровавый гэбэшник, а США пытаются всех спасти. И так далее. Множество миров. Человек подключен к тем или иным каналам информации и привержен к тем или иным способам интерпретации, эмоционально вовлечён в ту или иную картину мира, обладает умственными и другими способностями, развитыми в той или иной степени. Это полностью аналогично, скажем, буддийским мирам. Есть миры асуров, есть миры девов или претов или людей (людских миров тоже несколько в буддийской мифологии). Каждый такой персонаж живёт в своей картине мира. В своём же мире каждый, как правило, вполне адекватен.

Споры о политике, скажем, или о мировоззрении, во всём подобны спорам, чей мир более истинный, чей мир лучше. Это подобно спору между крокодилом и соловьём. Но ведь вне концепции «объективной реальности» никакого истинного мира не существует. И нет никакого общего мира. Мы спорим так, исходя из предположения, что живём в одном и том же мире, но это не так. Каждый из нас видит лишь отражение другого в своём собственном мире. Также мы спорим, исходя из предположения, что здесь просто нужно привести достаточно веские аргументы, чтобы человек изменил своё мнение. Но и это не так. Как правило это не вопрос аргументов и фактов, это вопрос состояния сознания.

Между людьми, чьи миры расположены достаточно далеко друг от друга, возникает барьер восприятия, чаще всего практически (хоть и не теоретически) непреодолимый. Преодоление этого барьера, а тем более переход человека из одного мира в другой – это событие неординарное, болезненное и требующее особых условий.

Исходя из этих соображений, возможно, не имеет смысла спорить, пытаться кого-то убедить в истинности своей картины мира. Существо ада не живёт в мире дэвов не потому что его просто не убедили что у дэвов лучше, а потому что сознание существа ада таково, что ему соответствует именно ад. Ад и есть отражение его состояния ума. Точно так же как райский мир – отражение состояния ума дэва. Возможно, в некоторых случаях имеет смысл описывать своё понимание мира и аргументировано обосновывать его (если собеседник проявляет к этом интерес), но имеет ли смысл пытаться убедить в нём другого человека - это всегда большой вопрос.

В этом смысле обучение в духовной традиции есть постепенное перемещение в другой мир. В случае суфизма этот другой мир называют миром Единства. В случае христианства – Царством Божьим и так далее. Более того, в своей жизни человек несколько раз переходит из одного мира в другой. Возможно, с некоторой точки зрения здесь можно говорить об иерархии миров. Определённый пример такой иерархии даёт, скажем, теория Спиральной Динамики.

Возможно, представитель иерархически более высокого мира способен вполне понять представителя иерархически более низкого мира, но не наоборот. Так, мыслящий взрослый способен понять мир ребёнка (или попросту вспомнить его), но не наоборот. Однако все эти иерархии вполне относительны и работают лишь в определённых рамках.

Однако относительно разных миров очень трудно, если вообще возможно, говорить о том, кто прав, а кто виноват. Можно со значительной уверенностью сказать, что для каждого существа его позиция, его мир, субъективно, является самым правильным. Очень редко когда обстоятельства – внутренние и внешние – складываются таким образом, что данное существо в принципе сейчас способно перейти из своего мира в другой, перешагнуть через свою нынешнюю картину мира.

Если бы мы задались целью определить, какой из миров наиболее «прав», нам бы пришлось искать некую систему отсчёта, выходящая за пределы миров. А как показывает опыт, понимание, выходящее за пределы миров, вообще не склонно мыслить в категориях «прав – не прав», потому что такое понимание выходит за пределы миров именно потому, что способно посмотреть на мир глазами обитателя любого из миров, оставаясь при этом непричастным к нему. Позиция существа ада, если смотреть из недр ада, не менее «верна» чем позиция скажем существа, живущего в райском мире. Анализ можно производить разве что в каких-то безоценочных координатах.

Например, можно с достаточной долей уверенности констатировать, что позиция существа ада порождает больше страдания, как для этого существа, так и для других существ. Плохо это? Такая постановка вопроса не имеет смысла. Это просто есть. Если мы стремимся уменьшить сумму страданий в мире, то, видимо, было бы разумно избегать тех элементов в миропонимании, которые порождают страдание. Но ведь это не обязательно должно быть для нас приоритетом. Для того же существа ада критерий страдания может иметь исчезающее малое значение.

Иными словами, если мы избираем путь уменьшения суммы страдания в мире, то не потому, что он правилен в некоем абсолютном смысле, а лишь потому, что таков наш личный выбор. Другие же существа живут в своих мирах, и милосердие зачастую заключается в том, чтобы просто дать им жить так, как они живут, по возможности способствуя не-увеличению суммы страдания.

И также можно предположить, что единственным языком общения между мирами является язык сострадания, отказа от насилия, взаимного признания, стремления посмотреть на ситуацию глазами собеседника.

 

Наш мир всё же это не миры дхармы ) по той причине он и выделяется как отдельный. Просто его единство концессуально. Т.е. люди в процессе социальной практики вырабатывают концессуальную картину мира (реально текучую естественно). Вот за то какая картина будет концессуальной и идёт борьба, (в которой редко выигрывает большинство). Когда конценсус вырисовывается, остальные картины соответственно маргинализуются.

 

Мне почему-то кажется, что язык сострадания и отказа от насилия будет звучать для жителя ада кощунственно.

 

А мне почему-то нет. )

 

Говорят, сострадателльный бодхиссатва в аду выглядит как кошмарный повелитель ада. Ведь он видит мир глазами собеседника )

 

И "да стану я Буддой во благо всех живых существ" трансформируется при этом в "сколько я зарезал, сколько перерезал"? )

 

Едва ли )
Но и асуры будут слушать только великого воина . )

 

Вот я и пытаюсь понять, насколько глубоко заходит при этом его адаптация. )
Все-таки в моем представлении риторика "сострадания и отказа от насилия" из уст адского начальника для местных должна звучать... нетипично. Мне интересно, в чем именно я тут заблуждаюсь. Может, у меня превратное представление об аде. )

 

Ну перечитай мои "Записки из Авичи"

 

Или олегову ветку http://forum.arimoya.info/threads/Вера-холодная.2892/ )

 

Вот скандинавская версия как раз в тему. Таки произошел ценностный синтез - отрезанные головы, хмельной сон. )

Креститься-то они крестились, только вопрос - в какую веру.

Вообще мифологические вопросы, наверно, грешно обсуждать в рац.-критическом ключе. Каюсь и прекращаю. )

 

Дискуссия о буддизме отделена сюда (прим. plot).