Дальнее эхо музыки сефардов. Жасмин Леви

Compadres, перевела с риском для жизни...
Текст на ладино, простите - его с испанским роднят отдельные слова.
Смысл некоторых выражений темен.
Сама песня - бесконечно старая, если не сказать больше.

Поют Исаак Леви (отец Жасмин) и собственно Жасмин в большой Синагоге Стокгольма.

Una pastora (Одна пастушка)

Una pastora yo ami
Una ija hermoza
De mi chiques yo l'adori
Mas ke eya no ami

Un dia que estavamos
En la huerta asentados
Le dishe yo: por ti mi flor
Me muero de amor

En los sus brasos m'apreto
Por amor me bezo
Me respondio con dulsor:
Sos chiko para amor

M'engrandesi y la bushki
Otro tomo y la pedri
Eya si olvido de mi
Ma siempre yo la ami

Одну пастушку я люблю,
Одну красивую девушку,
Я ее обожаю,
Никого не любил больше, чем ее.
Однажды, когда мы
Остались в саду,
Я сказал ей: «За тебя, мой цветочек,
Я умру от любви,
В твоих руках мое счастье,
Поцелуй меня за любовь».
Она ответила мне сладко:
«…Останься для любви,
Если будешь искать большего,
Другой возьмет, а это потеряешь».
Но, если она забудет обо мне,
Я всегда буду любить ее.

​

​

​

​

 

Красивая песня - Грустный вальс... с яркой восточной инструментовкой.
Здесь переводить было просто - даю содержание, чтобы было понятно, о чем поется.
Лирическое отступление - сравниваю невольно с традиционным фламенко, где далеко не всегда понятны тексты на слух - из-за бесконечно тянущегося трагического распева кантаора и причудливой смеси традиционного испанского (в его андалузском варианте) и цыганских жаргонизмов.
Зачастую даже записанные кем - либо тексты явно грешат небрежностью, либо смысл выражений очень специфичен. Нечто вроде пословиц и поговорок, понятных до конца только местным.

Тriste vals

Cuando leas esta carta ya no estaré
Tú ya comprenderás que yo nunca volveré
Si no fuera por temor a la soledad
Podríamos vivir la vida de verdad

Veinte años perdidos no perdonarán
Veinte años de silencio y un poco más
Veinte años perdidos nunca volverán
Veinte años al sonido de un triste vals

Es un triste vals
No es nada más
Lo que quedó de una gran historia de amor
Una canción en una grabación
Para que baile toda la gente
El fin de su amor

Cuando leas esta carta ya no estaré
Tú ya comprenderás que yo nunca volveré
Si no fuera por temor a la soledad
Podríamos vivir la vida de verdad

No me busques me voy por mi propia elección
Quizás me espera poco o es una ilusión
Quizás volvamos a encontrarnos
Quizás nunca más
Pero tú siempre serás mi triste vals

Es un triste vals
No es nada más
Lo que quedó de una gran historia de amor
Una canción en una grabación
Para que baile toda la gente
El fin de su amor

***
Когда ты будешь читать это письмо,
Меня уже не будет здесь.
Ты уже поймешь, что я никогда не вернусь.
Если бы не было страха одиночества,
Мы могли бы жить настоящей жизнью.

Двадцать потерянных лет не прощаются,
Двадцать лет тишины и немного более,
Двадцать потерянных лет никогда не вернутся,
Двадцать лет звучания грустного вальса.
Один грустный вальс,
И ничего более,
То, что остается от одной большой истории любви -
Одна песня и одна пластинка (запись),
Для того, чтобы люди танцевали
Конец своей любви.
Не ищи меня, я сделала свой выбор,
Возможно, моего ожидания мало, или это только иллюзия,
Возможно, мы снова вернемся и встретимся,
Пожалуй, не более.
Но, ты всегда будешь моим грустным вальсом.

​

 

Зал Олимпия в Париже.
Тоже старая-престарая песня, хотя и в современной аранжировке.
"Мое сердце".

Энрико Масиас и Жасмин Леви (на ладино).
Текст не нашла, увы.
Содержание (очень приблизительное, то, что удалось разобрать на слух) такое:

Мое сердце, отвори окно,
Чтобы не было грусти, гитана,
Спой мне, пусть звучит гитара,
Твое лицо красиво...

(Короче, "Не поехать лучше к "Яру" разогнать шампанским кровь"...)

​

 

Знаменитая "Naci en Alamo" (Я рождена в Аламо).

Nací en Álamo

No tengo lugar,
Y no tengo paisaje.
Yo menos tengo patria.

Con mis dedos hago el fuego,
Y con mi corazón te canto.
Las cuerdas de mi corazón lloran.

No tengo lugar,
Y no tengo paisaje.
Yo menos tengo patria.
Con mis dedos hago el fuego,
Y con mi corazón te canto.
Las cuerdas de mi corazón lloran.

Nací en Álamo,
Nací en Álamo.
No tengo lugar,
Y no tengo paisaje.
Yo menos tengo patria.

Рождена в Аламо...

У меня нет своего места,
У меня нет своей земли,
Я не имею родины.

Рождена в Аламо,
Рождена в Аламо,
Нет у меня своего места,
Нет у меня своей земли,
Нет у меня родины.

Под моими пальцами рождается огонь,
Мое сердце поет для тебя,
Струны моего сердца плачут.

​

 

Отсюда http://www.topos.ru/article/1924

В испанской традиции исполнения старинной музыки есть устойчивая линия на яркое и интенсивное использование перкуссии. Испанские ансамбли, а также некоторые французские представляют старинную музыку не как академически-анемичную, а как некоторый аналог джаза или рока. Живую, активную, зажигательную! Какой, она, по всей видимости, и была. Тенденция яркого, агрессивного тисполнения старинной музыки постепенно нарастает в последние годы и начинает преобладать уже не только в Испании, но и в Бельгии, появилась в Голландии и даже Англии.


Ясмин Леви
Неуверенный, казалось бы не вполне профессиональный по академически-оперным меркам вокал Ясмины Леви вписывается в концепцию аутентизма, с его отклонениями от идеального строя равномерной темперации, отказа от оперного дыхания. Меня даже поначалу покоробили немного эстрадные замашки Ясмины, певшей с микрофоном, и призывавшей публику хлопать в такт
привычно-дискотечными жестами. По сути, в этом не было ничего плохого.

Плохо было то, что наша публика хлопать в такт не умеет, если это не ритм на ать-два, как в отечественной попсе или музыкеклезмеров (а советская песня — надеюсь это ни для кого не секрет — основана на клезмерской музыке). Зал начинал было хлопать в такт, но постепенно терял пульс, не успевая за трансформациями акцентов перкуссиониста. Тогда вступал флейтист ипростой мелодией возвращал впавший в оцепенение зал к бесплодным попыткам поймать метроритм, только кажущийся простым и понятным. Сидевшая передо мной девушка не только хлопала в ладоши, но еще и слегка подпрыгивала на стуле, пытаясь таким образом изобразить полиритмию движениями в тазобедренном
суставе.
Ясмина пояснила, что музыка сефардов, аналогично языку ладино (от латино, разумеется, другое название джидио, джудесмо и даже хакета — в Марокко) основана на испанской музыке, в которую вплетаются элементы музыки арабского мира, Турции, Греции или Югославии. Подобно этому и язык ладино представляет собой диалект на основе старокастильского с добавлениемдревнееврейских, арабских, итальянских, турецких, греческих и славянских лов. В виде иллюстрации она спела песню Con Dzhamiyya (С Розой) — представляющую собой турецкое фламенко — a capella.
Во время исполнения напряженного тремоло один раз мне почудились немного фальшивые интонации. Вспомнилось, что и Сайнхо критиковали за то, что исполняя монгольский буддийский гимн «по чистой пентатонике», она поет не вполне стройно. Возможно, эти непреднамеренные отклонения, непреднамеренные — потому что они никогда не повторялись и зависели отпривходящих факторов, таких, например, как арбуз из холодильника перед выступлением — вносили нормальное ощущение жизни, реального бытования этого гимна в тех или иных жизненных обстоятельствах. Теперь, 14 лет спустя, понятно, что мыбыли неправы.
Признаюсь, что я и сам пытаюсь теперь писать так, как играю на саксофоне... Не совсем правильно, не последовательно и совсем не академично. Возвращаясь к Ясмине, следует добавить, что феномен ее уникален не вследствие уникальности вокальных данных, а вследствие судьбы.
Отец Ясмины — Ицхак Леви, был крупнейшим знатоком и собирателем музыки сефардов. В полевых условиях — в экспедициях вГрецию, Турцию и страны Магриба он сделал около 1000 записей песен сефардов, однако завещал уничтожить все свои трудыпосле своей смерти. В отличие от завещания Франца Кафки, завещание Ицхака Леви было пунктуально исполнено.
Исполнено его женой и детьми. Однако мать Ясмины по памяти восстанавливает
песни, которые Ясмина теперь исполняет на концертах. Может быть поэтому ее выступления не похожи на выступленияфольклористов?

Мне думается, что музыка сефардов в исполнении Ясмины Леви и ее испанского ансамбля представляет собой только часть традиции сефардов, ее западный — марокканский вариант. Марокко в XIX веке находилось под протекторатом Испании.
Естественно, что в страну проникала испанская культура в самых разнообразных проявлениях. Современные исследователиуказывают, что светская музыка марокканских сефардов, лирические песни часто имеют лишь древний текст, но музыку болеесовременную, а иногда и просто являются заимствованиями XIX века. Музыка восточных сефардов в большей степени основана на
арабском макаме (ладовая структура музыки иранской и арабской), однако, чтобы ее услышать, наверное, нужен другойансамбль — турецкий. Сейчас в мире осталось примерно 250 000 человек, пассивно владеющих ладино. Меньше половины отэтого числа проживает в Израиле. Единственная газета на языке
издается в Стамбуле. С каждым годом число носителей этого языка и культуры сокращается. Схожая ситуация и с другимиеврейскими языками помимо иврита — а их около 20!
С другой стороны, очень показательным фактом является то, что среди записей музыки сефардов большинство исполнителей — отнюдь не сефарды. Это говорит о привлекательности этой музыкальной эстетики. По существу, музыка сефардов — это универсальный западно-восточный синтез, синтез музыкальных традиций — своего рода джаз, попытка объединить средиземноморские культуры разных вероисповеданий...