Как сбежать из этой Вселенной (сборник)

ЧЖУАН-ЦЗЫ Нелепость и мудрость

Для даоса не имеет смысла представление о том, что какие-то события жизни могут быть полезны – то есть что они могут служить какой-то цели в будущем. В даосизме вселенная считается целиком и полностью бесполезной. Жизнь – игра, и в то же время жизнь – это намного больше, чем игра, потому что, называя ее игрой, мы не передаем ее подлинного смысла. Так, например, когда даосский мудрец бродит по лесу, он никуда не направляется, он просто бродит. Наблюдая за облаками, он любит их, потому что они плывут бесцельно. Он наблюдает за полетом птиц и за волнами, разбивающимися о берег. Нам нравится все это, потому что природа не спешит так, как спешит человек, потому что она не стремится к цели за пределами настоящего. Именно поэтому возникла особая разновидность китайской живописи – картины, центральное место в которых занимает бесцельная, извилистая природа.
Обычно, подчеркивая бесцельность действия или предмета, мы указываем на его недостаток. Даосы же радуются тому, что вещи бесполезны, а будущее не имеет значения.
А вот другая характеристика:
Лицемеры – это люди, которые считают хорошим то, что мир считает хорошим, и правильным то, что мир считает правильным. Когда вы говорите им, что они познали Дао, они удовлетворены и улыбаются. Когда вы называете их лицемерами, они недовольны и хмурятся. В течение всей жизни они называют себя «познавшими Дао», и в течение всей жизни они остаются лицемерами. Однако с самого начала и до самого конца они не знают что к чему, но никогда не признают себя лицемерами[22].

Описание благородного мужа как глупого, который ничего не знает и бродит, словно сбился с пути» основывается на тексте Лао-цзы:
Мой разум подобен разуму глупца,
В нем царит смутность, расплывчатость
Один лишь я
Терпелив, как море,
Плыву по течению, без цели.
У людей в мире есть цель;
Один лишь я отличаюсь от других в том,
Что получаю подкрепление от Матери.

В образе даосского мудреца, каким его рисуют Чжуан-цзы и Лао-цзы, есть что-то от слабоумного, который ни на что не претендует, который не знает даже, что можно укрыться от дождя. Все опережают его в приобретении материальных благ и в духовности. Слабоумный – это человек, который никуда не идет; он просто сидит у дороги и говорит несуразности. Слабоумный похож на дауна, который понятия не имеет о выживании. У него нет никаких амбиций. Он ничего не добивается, и никто не может заставить его измениться.
Теперь мы понимаем, почему слабоумный всегда был прообразом мудреца. У Шанкары читаем:
То нагим, то безумным;
То как ученый, то как слабоумный –
Таким приходит в этот мир
Освобожденный.

Однажды один японский ученый, объясняя мне смысл буддизма, сказал, что Будда учил считать жизнь страданием, чтобы уравновесить противоположное мнение – что жизнь дана нам для получения удовольствия. Будда учил, что все в мире мимолетно, для того, чтобы исправить неправильное представление, согласно которому реальность существует вечно. Таким образом, выражается идея срединного пути: мы прибегаем к крайностям для того, чтобы уравновесить противоположные тенденции. Эта игра, эти постоянные переходы от одной крайности к другой нужны для того, чтобы пробудить ум к полярности, к пониманию взаимозависимости.
Философия Чжуан-цзы – учение об относительности. Он постоянно подчеркивает, что невозможно различить великое и малое, важное и несущественное. Читая Чжуан-цзы, вы начинаете понимать, что малые вещи так же велики, как самые большие, а большие так же малы, как самые малые. Всё можно увидеть большим или малым, любое событие можно счесть важным и неважным, а также в промежуточном состоянии.
Такое представление о мире по сути циклично. Круг – излюбленная фигура даосских и дзэнских учителей. Началом окружности может быть любая ее точка. Вы можете рисовать ее откуда угодно. Известен следующий коан: «Индра построил башню без стыков; в каком месте он начал?» Башня без стыков подобна рукаву без швов; это бесконечная цилиндрическая башня. Где начинается такая башня? Другими словами, где начинается круг? Это может быть круг или цикл жизни: взаимозависимость пчел и цветов, курицы и яйца, жизни и смерти, короткого и длинного. Все это циклично. Мы не знаем, где начать, и поэтому можем начать в любом месте.
в даосской философии нет представления о мире, который подчиняется боссу. Основная трудность, с которой сталкиваются люди, пытаясь понять даосскую философию, состоит в том, что они мыслят в терминах управления и подчинения. Люди всегда пытаются управлять и доминировать, и поэтому в нашем мире царит хаос. Основная идея, к которой Чжуан-цзы обращается снова и снова, состоит в том, как преуспеть в жизни не подталкивая ее, не пытаясь управлять ею. Он говорит, например, что музыка заканчивается нам, где начинаются ноты:
Пять нот делают человека глухим; Пять цветов делают человека слепым.
Здесь он имеет в виду, что если вы думаете, что есть только пять нот, вы ничего не слышите, а если вы думаете, что есть только пять цветов, вы ничего не видите. В западной музыке мы сталкиваемся именно с этим. У нас есть система нотации, с помощью которой можно записывать только звуки хроматической гаммы, и поэтому мы не можем записывать никакую другую музыку. Однако между любыми двумя нотами хроматической гаммы может быть сколько угодно промежуточных звуков. Записывая ритм, мы должны укладываться в размеры, состоящие из целых, половинных, четвертных, восьмых, шестнадцатых нот и так далее. Ничего другого записать мы не можем. В восточной же музыке имеется континуум ритмов и тонов, и поэтому тамошние музыканты могут изобретать очень сложные ритмы. На Востоке принято изучать музыку не по нотам, а в живом присутствии учителя, который показывает, как нужно играть на том или ином музыкальном инструменте. Ученик следует за живым человеком, а не за словами и символами.

У китайцев есть понятие о цянь-жань, очень близкое по смыслу к «спонтанности». Цянь-жань означает «нечто являющееся таковым по воле небес». Небеса – это вселенная. Когда мы смотрим на звездное небо, мы видим цянь.
ученик спрашивает мастера:
– Могу ли я получить Дао в свое личное пользование?
– Твой ум не принадлежит тебе, а представляет собой совокупный образ цянь.
мастер имел в виду следующее «Твоя жизнь не принадлежит тебе, это совокупный образ небес. Твои дети не принадлежат тебе, это посланники небес. Ты движешься, но не знаешь как. Ты останавливаешься, но не знаешь почему. Все это – непостижимые действия Дао». Если это так, можем ли мы получить Дао в свое личное пользование?
Чжуан-цзы говорит, что, хотя пьяному, который упал с телеги, может быть больно, он не умрет. Поскольку его дух находится в состоянии безопасности, он не страдает от соприкосновения с объективными сущностями. Если вино дает такую безопасность, разве цянь-жань («то, что случается по воле небес») не позволяет нам надеяться на большее?
Чжуан-цзы говорит, что для соответствия спонтанным ритмам вселенной не нужно прилагать усилий. В китайской философии нет ни одного представления, которое хотя бы отдаленно напоминало законы природы. Движения тела и гармония организма таковы не потому, что подчиняются какому-то внешнему закону. Мудрецы описывали Дао как «не подчиняющееся законам», «стоящее выше любых писаных законов».
Чжуан-цзы рассказывает нам, что однажды Конфуций стоял на берегу реки у водопада. И вдруг, откуда ни возьмись, появился старик, который вышел из леса, упал в реку и исчез в водопаде. ... Но через некоторое время старик вышел из воды вниз по течению реки и поковылял дальше. Конфуций был поражен: Есть ли у вас какой-то особый метод?
– Нет, у меня нет такого особого метода, – ответил старик – Я просто окунаюсь в водоворот и выхожу из водоворота. Я не сопротивляюсь воде, а полностью отдаюсь ей.
старик не прилагает никаких усилий. Попадая в водоворот, он выживает, потому что не сопротивляется ему. Он следует потоку и плывет туда, куда его несет.
Расслабление – это проста то, что происходит, когда в вас слишком много Ян, или активного начала, которое нуждается в том, чтобы его дополнили Инь, пассивностью. Проблема в том, что люди в своем желании управлять миром проявляют слишком много янской агрессивности. Однако, когда мы пытаемся уравновесить Ян Инь, расслаблением или отпусканием, мы не должны путать это с вялостью.
«Вы должны расслабиться». Но вы не достигнете у-вэй таким образом. Даже пытаясь расслабиться, вы останетесь напряженными, потому что вы стремитесь к этому и беспокоитесь, что у вас ничего не получится. Как же тогда вообще можно расслабиться? Прежде всего, вы должны понять, что для этого вам совершенно ничего не нужно делать. Как сказал Лао-цзы, «не существует метода». Чтобы выразить то же самое, даосы используют слово у-цзэ, «отсутствие законов». ....... основывается на инсайте, в ходе которого для вас становится очевидно, что вы сами как источник или причина действий, существующая независимо от остального мира, не можете совершить ничего. Когда вы знаете, что не существует независимого «вас», вам не нужно расслабляться. Поток Дао течет дальше. Вы можете попытаться плыть против течения, но намного легче плыть по течению. Это подобно течению времени – вы не можете выйти за пределы настоящего мгновения. Вы можете думать о прошлом и о будущем, но, поскольку вы делаете это сейчас, избежать настоящего невозможно.

настоящее похоже на поток. Жизнь движется вперед. Время - всего лишь мера потока. Да, мы прожили очень много тик-так, но реальное время, отличное от тиканья, течет – и в то же время стоит. Разве не удивительно, что время движется, но вы всегда присутствуете в нем, для вас оно всегда есть. Вы никогда не покидаете настоящего. Пожалуйста, если хотите, откладывайте свое постижение. Но на самом деле оно всегда здесь и сейчас. Подобно тому, как вы не можете выйти из настоящего мгновения, вы не можете выйти из Дао.

Белая цапля бела, даже если она не купается; Черный ворон чёрен, хотя его никто не красит.
Желающие иметь истинное без его спутника не постигают ни великих принципов вселенной, ни сил, приводящих в движение мироздание.
Речь – не просто дыхание. Слова имеют смысл, однако этот смысл невозможно точно определить. Поэтому вправе ли мы утверждать, что существует осмысленная речь? Или же она ничем не отличается от пения птиц? Дао сокрыто нашим ущербным пониманием, а слова стали двусмысленными вследствие нашего красноречия.
Нет ничего, что не было бы этим; нет ничего, что бы не было тем. Что не доступно видению того (другого человека), то может быть увидено этим (мной). Поэтому я утверждаю, что это проистекает из того, а то возникает из этого. Такова теория взаимосвязи этого и того. Жизнь так же возникает из смерти, как смерть из жизни. Возможность рождается из невозможности и наоборот. Утверждение основывается на отрицании и наоборот. Поэтому мудрец отвергает различия и находит себе прибежище в единстве. Можно считать, что все сводится к этому, но с таким же успехом можно сказать, что все сводится к тому. У этого есть своя правда и неправда, и у того есть своя правда и неправда. Когда это (субъект) и то (объект) взяты в отдельности, образуется ось Дао. И когда эта ось проходит через центр бесконечного разнообразия, все утверждения и отрицания сливаются в одно Бесконечное Единство. Поэтому говорят, что ничто не сравнится с использованием Света.

Как видите, ось противоположностей есть осознание их полярности. Различие между ними явное, тогда как их единство сокрыто. Есть явное различие между двумя концами палки и их скрытое единство, которое состоит в том, что оба конца принадлежат одной и той же палке. Вот что называется осью. Ось Дао – это «тайный заговор» между противоположностями. Их фундаментальное единство сокрыто. О каком бы единстве ни шла речь, будь оно между вами и вселенной или же между другими полярностями, его не нужно создавать. Ведь попытки создать что-то свидетельствуют о том, что его не существует. В дзэн их называют «дорисовыванием ножек змее».

Чем короче становится промежуток времени, которым мы измеряем его по часам, тем яснее мы убеждаемся, что не можем видеть его. Но если вы оставите его в покое и не будете пытаться ухватить его, окажется, что оно всегда рядом. Вам не нужно измерять его, вам не нужно указывать на него пальцем, потому что оно всегда с вами.
Неожиданно настоящее мгновение расширяется. Теперь оно включает в себя все время – прошлое и будущее. И вам не нужно привязываться к нему. После этого вам осталось постичь только одно: движение Дао происходит в текущем мгновении. Так называемое сейчас – это Дао! Дао, путь природы, вечное настоящее, присутствие Бога, как бы вы его ни назвали, – все это уже присутствует! И вы не можете выйти из него. Вам не нужно беспокоиться о нем, потому что вы не можете потерять его. Прекрасно! Стоит вам только расслабиться – и вы уже там!

 

ПРАКТИКА МЕДИТАЦИИ

Практика медитации – это не то что обычно понимают под практикой в смысле постепенных приготовлений к достижению чего-то в будущем. Может показаться странным, но медитация как разновидность йоги, дхьяны или дза-дзэн, практикуемых индусами и буддистами, – это практика без цели. Медитация – это искусство пребывания полностью здесь и сейчас. «Я не сплю и не собираюсь никуда идти».
Мы живем в обществе, которое загипнотизировано идеей о времени. Мы привыкли считать так называемое настоящее мгновение всего лишь бесконечно тонкой линией между всесильным прошлым и увлекательным, очень важным будущим. У нас нет настоящего. Наше сознание почти всегда занято воспоминаниями и ожиданиями. Мы не понимаем, что никогда не переживали и не сможем пережить ничего, кроме настоящих переживаний. Таким образом, мы оторваны от реальности. Мы путаем мир, каким его описывают, обсуждают и измеряют, с миром, каков он есть. Медитация же является искусством временного прекращения вербального и символического мышления – чем-то вроде затихания аудитории перед самым началом концерта.

Сядьте, закройте глаза и прислушайтесь к звукам, доносящимся до вашего слуха, – не пытаясь называть их или определять их источник. Слушайте их так, словно это музыка. Если при этом окажется, что вербальное мышление не прекращается, не пытайтесь прекратить его с помощью волевых усилий. Просто расслабьте язык, почувствуйте, как он легко лежит на нижней челюсти, и слушайте свои мысли так, как вы слушаете щебет птиц на улице – словно это звуки у вас в голове. В конце концов они прекратятся подобно тому, как вода в мутной луже становится спокойной и прозрачной, если ее не тревожить.
Осознайте также свое дыхание и позвольте легким работать в ритме, который им больше всего подходит. В течение некоторого времени просто сидите и чувствуйте свое дыхание. Но если можете, не называйте его «дыханием». Переживайте происходящее невербально. Вы можете возразить, что это не «духовная» медитация, а просто внимание к «физическому» миру. Между тем следует понять, что «духовный» и «физический» – это всего лишь идеи, философские представления и что осознаваемая вами реальность – это на самом деле не идея. Более того, не существует «я», которое осознает ее. Это также всего лишь идея.
А затем позвольте дыханию «падать вниз», постепенно и легко. Не напрягайте грудной клетки, а давайте воздуху выходить из груди так же, как вы позволяете себе развалиться на удобной кровати. Позвольте воздуху выходить постепенно и легко. Как только появляется малейшее напряжение, позвольте следующему вдоху случиться спонтанно. Забудьте о часах. Просто сидите таким образом до тех пор, пока вам это приятно.
Если вы будете дышать таким образом, вы научитесь порождать энергию без усилий. Так, одна из уловок (упая), помогающая успокоить мыслящий ум, прекратить его навязчивую болтовню, называется мантрой – повторением слов ради их звучания, а не ради смысла. Поэтому на длинном легком выдохе позвольте одному слогу протяжно звучать на той высоте, на которой вам удобнее всего произносить его. Индусы и буддисты используют для этой практики такие слоги как ОМ-А-ХУМ, тогда как христиане могут петь АМИНЬ или АЛЛИЛУЙЯ, мусульмане – АЛЛАХ, а иудеи – АДОНАЙ; – можете взять любое слово, потому что в данном случае важен не смысл, а звучание. Подобно дзэн-буддистам, вы можете использовать слог МУ. Войдите в него, и пусть ваше сознание погружается в звучание все глубже и глубже до тех пор, пока нет напряжения.
Главное, не ожидайте результата, какого-то удивительного изменения в сознании или cатори. Весь смысл практики медитации в том, чтобы осознавать то, что есть, – а не то, что могло бы быть. От вас не требуется освобождать ум от любых чувственных переживаний вообще или же любой ценой сосредоточивать внимание, скажем, на одной точке света – хотя и это тоже может быть увлекательным переживанием, если нет принуждения.
Как долго это должно продолжаться? Мое, возможно, не ортодоксальное мнение по этому поводу состоит в том, что это должно продолжаться, пока вам не нужно прилагать усилий.
остерегайтесь тех гуру, которые обещают вам «чудесные результаты», великие достижения в будущем от занятий по их системе. Весь смысл в том, чтобы понять, что будущего не существует и что подлинный смысл жизни в том, чтобы исследовать вечное настоящее. Остановитесь, смотрите и слушайте. Или лучше будет сказать – включитесь, настройтесь и войдите.
Бытует легенда о человеке, который пришел к Будде с цветами в обеих руках. Будда сказал ему: «Выбрось их!» – и человек выпустил цветы, которые были у него в левой руке. Но Будда снова сказал: «Выбрось их!» и человек выпустил цветы из правой руки. Тогда Будда сказал: «Выбрось не только то, что у тебя в левой и в правой руке, но и то, что посредине!» Тотчас человек достиг просветления.
Приятно чувствовать, что все движущееся и живое выпущено и падает, следуя тяготению. В конце концов, Земля, вращаясь вокруг Солнца, падает на него; а Солнце, в свою очередь, падает, вращаясь вокруг какой-то другой звезды. Энергия всегда следует по пути наименьшего сопротивления. Сила воды в том, что она следует своему весу. Все приходит к тому, кто весит.

 

Быть и не быть: вот в чем ответ. Уникальные эксперименты по извлечению наших безграничных возможностей - Дуглас Хардинг

Полностью - тут:
https://www.koob.ru/harding_d/bit_i_ne_bit_vot_v_chem_otvet

 

Мир как маятник. Человек и сознание вселенной - Ицхак Бентов
человеческое тело мерцает, на непостижимо малые мгновения исчезая в пространстве, звучание нашего сознания стремится стать частью великой симфонии Вселенной.

 

Жизнь без головы - Дуглас Хардинг

https://akniga.org/harding-duglas-zhizn-bez-golovy
https://www.koob.ru/harding_d/jizn_bez_golovi
https://www.universalinternetlibrary.ru/book/8398/ogl.shtml?ysclid=mdr17v5of7683959683
https://litlife.club/books/259565/read?page=1&ysclid=mdr19k4tdp284084628



Глава 1 Истинное видение

Лучший день моей жизни – день моего перерождения – наступил, когда я обнаружил, что у меня нет головы. Я говорю абсолютно серьезно: у меня нет головы. И хотя это событие произошло совершенно неожиданно, оно стало ответом на настойчивое исследование: в течение нескольких месяцев я был поглощен вопросом «Кто я?».
Случившееся было до нелепости простым и непримечательным: просто на мгновение я перестал думать. Рассудочность, воображение и вся мысленная болтовня затихли, слова иссякли по-настоящему. Я забыл свое имя, свою человеческую природу, свою вещественность, все то, что могло называться мной или моим. Прошлое и будущее исчезли. Я будто заново родился в тот миг, свободный от ума и всех воспоминаний. Существовало только Сейчас, тот настоящий момент и все, что несомненно присутствовало в нем. Было достаточно просто смотреть
это ничто, эта дыра там, где должна была быть голова, была не просто пустым местом, не просто ничем. Напротив, она была полностью заполнена. Это была обширная пустота, наполненная до предела, ничто, включающее в себя все — Я потерял голову и обрел целый мир.
У меня буквально захватило дух. Казалось, я вообще перестал дышать, поглощенный Данностью. Он был здесь, этот великолепный вид, ярко сияющий в прозрачном воздухе, ничем не дополненный и не поддерживаемый, загадочным образом висящий в пустоте и — что было по-настоящему чудесно, волшебно и прекрасно — совершенно свободный от «меня», незапятнанный никаким наблюдателем. Его абсолютное присутствие было моим абсолютным отсутствием, телом и душой. Легче воздуха, прозрачнее стекла, полностью свободный от себя, я не находился нигде вокруг.
Но несмотря на магический, сверхъестественный характер этого видения, оно ощущалось как внезапное пробуждение от сна обыденной жизни, окончание сновидения. Это была самосветящаяся реальность, свободная от затуманивающего ума. Это было открытие совершенно очевидного, момент ясности в запутанной истории жизни. Я перестал игнорировать то, что всегда не замечал, потому что был слишком занят, слишком рассудителен или слишком напуган. Это было чистое, необусловленное внимание к тому, что всегда смотрело мне прямо в лицо, — моей абсолютной безликости., это было совершенно просто, ясно и прямо, вне суждений, мыслей и слов. Не возникало ни вопросов, ни ассоциаций, помимо самого переживания, — только покой и тихая радость и ощущение, что с меня спала невыносимая ноша.

Глава 2 Осмысление видения

Когда я гляжу вдаль, как я могу узнать в этот момент, сколько у меня глаз — два, три, сто или ни одного? В сущности, на этой стороне моего фасада есть только одно окно, и окно это широко распахнуто, лишено контуров и необъятно, причем никто из него не выглядывает. Всегда оказывается, что у какого-то другого человека есть глаза, а также лицо, обрамляющее их, а у этого — никогда нет. Я закрывал глаза на то единственное, что присутствует всегда и без чего я действительно незряч, — на этот чудесный заменитель головы, эту безграничную ясность, эту сияющую и абсолютно чистую пустоту, которая, тем не менее, сама есть (скорее есть, чем содержит) всё, что есть. Поскольку, как бы внимательно я ни присматривался, я не нахожу даже пустого экрана, на который спроецированы эти горы, солнце и небо, или чистого зеркала, в котором они отражаются, или прозрачной линзы или глазка, через который они рассматриваются, не говоря уже о том, что я не нахожу того человека, которому всё это показывается, или хоть какого-нибудь зрителя (даже самого призрачного), которого можно было бы отделить от самой картины. Ничто, ничто не вмешивается, даже это непостижимое и неуловимое препятствие, называемое «расстоянием»: явно бескрайнее голубое небо, окаймленная розоватыми тенями белизна снегов, сверкающая зелень травы — как могут они быть «далеки», когда нет ничего, от чего можно было бы отдалиться?
Безголовая пустота сопротивляется любому размещению и определению: она не круглая, не маленькая, не большая, и нельзя даже сказать, что она «здесь», а не «там». (Впрочем, если бы здесь была голова, от которой можно было бы измерять расстояние, то линейка, протянутая от нее до горной вершины, если смотреть на нее с моего конца — а для меня нет другого способа на нее смотреть, — превратится в точку, в ничто.) На самом деле, эти цветные формы показывают себя во всей простоте, без таких усложняющих приемов, как близко или далеко, это или то, мое или не мое, увиденное мной или просто данное. Любая двоякость, любая двойственность субъекта и объекта исчезла — она больше не вписывается в ситуацию, в которой для нее нет места.
... такие описания могут косвенно способствовать повторению ясности.

* * *
И всё-таки, как объяснить целый комплекс легких напряжений, движений, давлений, зуда, щекоток, болей, тепла и пульсаций, никогда вполне не покидающих эту центральную область? Наконец, как быть с тактильными ощущениями, которые возникают, когда я исследую это место рукой? Казалось бы, все эти свидетельства, собранные вместе, дают достаточно оснований наличия у меня головы здесь и сейчас.
ничего они не дают. Несомненно, здесь присутствует множество разнообразных ощущений, которые невозможно игнорировать, однако в сумме они не составляют голову или что-либо подобное. Единственный способ сделать из них голову — это добавить всевозможные, явно отсутствующие здесь ингредиенты — в особенности всякого рода трехмерные цветные формы. Разве можно назвать головой то, что, хотя и содержит бесчисленные ощущения, явно лишено глаз, ушей, рта, волос и вообще всего того телесного оборудования, которое наблюдается у других голов? Очевидно, это место не должно быть загромождено подобными препятствиями, которые могли бы исказить мою вселенную.
В любом случае каждый раз, когда я пытаюсь нащупать свою голову, я не только не нахожу ее, но и теряю руку, которой щупаю: она тоже оказывается поглощенной бездной в центре моего существа. Очевидно, эта зияющая пустота, это ничем не заполненное ядро всех моих действий, эта ближайшая, но практически неизведанная область, это волшебное место, где, как мне казалось, должна быть моя голова, на самом деле больше похожа на сигнальный огонь, столь яростный, что всё приближающееся к нему мгновенно и полностью уничтожается, чтобы его освещающая весь мир яркость и ясность ни на миг не заслонялась. Что касается таящихся там болезненных, щекочущих и прочих ощущений, они так же не могут погасить или заслонить эту центральную яркость, как не могут этого сделать горы, облака и небо. Напротив, все они существуют в ее сиянии, и через них ее сияние становится видимым.
Настоящий опыт, какой бы смысл в нем ни заключался, возможен только в пустой и отсутствующей голове. В здесь и сейчас мой мир и моя голова несовместимы — они не сочетаются. Для них обоих нет места на плечах, и мне повезло, что исчезла именно голова со всей ее анатомией. Речь идет о простом смотрении: посмотри, кто здесь, вместо представь, кто здесь, или поверь другим, кто здесь. Если я не могу увидеть, что я есть (и в особенности, что не есть я), — это потому что во мне слишком много воображения, страха перед очевидным, чтобы принять ситуацию такой, какой я воспринимаю ее в данный момент. Только я могу сказать, что здесь есть. Мне нужна некая чуткая наивность. Требуется чистый взгляд и пустая голова (не говоря уже об отважном сердце), чтобы признать их совершенную пустоту.

* * *
Возможно, есть лишь один способ переубедить скептика, который продолжает настаивать, что у меня есть голова, — пригласить его сюда и предложить посмотреть самому. Но он должен быть честным свидетелем, описывающим только то, что видит, и ничего более.
С дальнего конца комнаты он видит меня в полный рост как человека с головой. Но по мере того как он подходит ближе, он видит только полчеловека, затем только голову, затем расплывчатую щеку, или глаз, или нос, затем просто неясное пятно, и, наконец (в точке соприкосновения), — вообще ничего. Если же у него окажется необходимое исследовательское оборудование, он сообщит, что неясное пятно распадается на ткани, затем на группы клеток, затем остается одна клетка, клеточное ядро, большая молекула… и так далее, пока он не дойдет до места, где вообще ничего не видно, — до пространства, свободного от любых плотных или материальных объектов. В обоих случаях наблюдатель, приходящий сюда посмотреть, как это выглядит, находит то же, что и я, — пустоту. И если, обнаружив и разделив со мной мою несущностность, он обернется (смотря наружу вместе со мной, а не внутрь на меня), он снова обнаружит то же, что и я, — что эта пустота наполнена до краев этой картиной. Он тоже обнаружит эту центральную Точку, взрывающуюся в Бесконечный Объем, это Ничто — во Все, это Здесь — в Везде.
Камера покажет все те же образы меня. Там она снимет человека, посередине — отдельные кусочки человека, здесь — не человека, ничто, а повернутая в обратную сторону, — его мир.

* * *
Итак, эта голова — не голова, а лжеголовая концепция. — любой набалдашник на плечах означает тяжелые галлюцинации.
Во время периодов ясности, однако, становится очевидно, что здесь я совершенно безголов. Но там, с другой стороны, я совсем не безголов, там у меня столько голов, что я не знаю, что с ними делать. Таящиеся в видящих меня людях и в камерах, выставленные напоказ в рамках фотографий, корчащие рожи в зеркалах для бритья, выглядывающие из круглых дверных ручек, ложек и кофейников и вообще всего хорошо отполированного, мои головы всегда выскакивают мне навстречу — хотя и довольно съежившиеся и искривленные, вывернутые задом наперед и снизу вверх и размноженные до бесконечности.
Но есть одно место, где ни одна моя голова просто не может оказаться, — это место здесь, на моих плечах, где она могла бы заслонить эту Центральную Пустоту, мой источник жизни. Но к счастью, ничто не может этого сделать. На самом деле, эти беспутные головы никогда не смогут собраться во что-то более связное, чем непостоянные и незначимые случайности «внешнего», или феноменального мира. Так и моя голова в зеркале настолько незначима, что я совершенно не обязан считать ее своей: маленьким ребенком я не узнавал себя в зеркале, вот и сейчас не узнаю, когда на миг ко мне возвращается моя невинность. В более разумные мгновения я вижу там человека, очень знакомого парня, который живет в той другой ванной комнате в зеркале и по-видимому проводит все свое время, пялясь на эту ванную комнату — этот маленький, хмурый, очерченный, видный во всех деталях, стареющий и такой уязвимый наблюдатель — прямая противоположность моего истинного Я здесь. Я никогда не был чем-то отличным от этой вечной, неизмеримой, ясной и совершенно безупречной Пустоты. Немыслимо, чтобы я мог спутать этот пялящийся призрак там с тем, как я в действительности воспринимаю себя здесь и сейчас и всегда!
...То же относится и к другим чувствам — я не могу ни видеть, ни слышать, ни чувствовать запах или вкус, ни воспринимать что-либо на ощупь, пока в этот центр после множества радикальных изменений и отсрочек не поступят все сходящиеся импульсы. И только в этой конечной точке, в этом месте и моменте всех прибытий на Главную Центральную Станцию моего Здесь-и-Сейчас вся система сообщений — то, что я называю своей вселенной, — вдруг обретает существование. Для меня это время и место всего творения.
Объективная истина состоит в том, что мое тело, твое тело, все на этой Земле, да и сама Вселенная — то, какими они могут быть там, в своем собственном пространстве, независимо от меня — это всего лишь выдумка, не стоящая нашего внимания. Нет и не может быть никакого доказательства двух параллельных миров (непознанного внешнего, или физического, мира там и известного внутреннего, или ментального, мира здесь, который загадочным образом удваивает его), а только одного этого мира, который всегда передо мной и в котором я не вижу никакого разделения на сознание и материю, внутреннее и внешнее, душу и тело. Это то, что наблюдается, ни больше ни меньше, это взрыв того центра, той станции, где должно находиться «я», или «мое сознание», — взрыв такой силы, что он изливается в эту бескрайнюю картину, которая сейчас передо мной, которая и есть я.
Предварительно и благоразумно, ученый поместил голову мне на плечи, но она вскоре была вытеснена вселенной. Разумный, или непарадоксальный, взгляд на меня как на «обычного человека с головой» совсем не выдерживает критики — как только я начинаю внимательно его исследовать, он оборачивается чепухой.
Предварительно и благоразумно, ученый поместил голову мне на плечи, но она вскоре была вытеснена вселенной. Разумный, или непарадоксальный, взгляд на меня как на «обычного человека с головой» совсем не выдерживает критики — как только я начинаю внимательно его исследовать, он оборачивается чепухой.

* * *
И все же, говорю я себе, он вполне пригоден для повседневных практических целей. Я действую так, будто здесь, точно в центре моей вселенной, висит плотный восьмидюймовый шар. Хотелось бы добавить, что в этом нелюбопытном, воистину твердолобом мире, в котором мы все живем, невозможно избежать такого проявления абсурдности: эта выдумка настолько убедительна, что вполне могла бы быть правдой.
Дайте обет достичь совершенного понимания, что иллюзорное тело подобно росе и молнии.
Мастер дзэн Сю Юнь (на смертном одре)

Глава 3 Открывая дзэн

* * *
Я узнал, что многие из этих мастеров не только потеряли голову (как и все мы), но и живо осознавали свое состояние и его огромную значимость и использовали любые способы, чтобы привести своих учеников к тому же осознанию.
Знаменитая «Сутра сердца», ежедневно повторяемая дзэнскими монахами, начинается с того, что тело — это пустота, и затем утверждает, что нет ни глаз, ни ушей, ни носа. Понятное дело, это смелое утверждение пока, спустя годы, он случайно не взглянул во время прогулки в лужицу неподвижной воды. В ней он увидел те человеческие черты, о которых говорил Будда, — выставленные там, где им самое место, где он всегда их держал — там, на расстоянии. Они оставляли это пространство вечно прозрачным, навсегда очищенным от них, как и от всего остального. Эти простые открытия, это откровение совершенно очевидного оказалось тем важнейшим осознанием, которого Дуншань так долго искал,
Примерно за столетие до этого события Хуйнэн (637–712),посоветовал своему брату-монаху Мину «Увидеть то, как в этот момент выглядит твое лицо — Лицо, которое было у тебя до твоего рождения (и даже до рождения твоих родителей)». В тот миг он все понял, его пробил пот и он залился слезами. он спросил, остались ли еще какие-то нераскрытые тайны. «В том, что я показал тебе, — ответил Хуйнэн, — нет ничего скрытого. Если ты заглянешь внутрь и узнаешь свое собственное „Изначальное Лицо“, все тайны будут внутри тебя».
Изначальное Лицо Хуйнэна (не-лицо, вообще не что-то) — наиболее известный и для многих самый действенный коан дзэн. Говорят, в Китае он не одно столетие оставался чрезвычайно эффективным указателем на просветление. В сущности, по словам Дайто Коку-си (1281–1337), все тысяча семьсот коанов дзэн — это просто указатели на наше Изначальное и лишенное черт Лицо. Мумон (XIII в.) говорит об этом:
Невозможно описать или нарисовать его,
Невозможно оценить или ощутить его.
Нет такого места, куда можно было бы поместить Изначальное Лицо,
Оно не исчезнет, даже если сгинет вся вселенная.
Один из последователей Хуйнэна, дзэнский мастер Шитоу выразил это слегка по-другому. «Я хочу услышать, что ты сможешь сказать без горла и губ», — потребовал он. Монах ответил: «У меня их нет!» — «Тогда ты можешь войти в ворота», — последовал ободряющий ответ. Есть еще одна похожая история о мастере Байчжане, который спросил одного из монахов, как ему удается говорить без горла, губ и языка. Конечно, такой голос исходит из безмолвной Пустоты — из Пустоты, о которой пишет Хуанбо: «Это всепроникающая безупречная красота, это существующий в самом себе несотворимый Абсолют. Как вообще можно обсуждать тот факт, что у Будды нет рта и что он не проповедует дхарму или что слушание не требует наличия ушей, поскольку кто может слышать ее? Это бесценная драгоценность».

Как будто в помощь такому осознанию Бодхидхарма, первый патриарх дзэн, предписывал хороший удар молотком по затылку. Дайхуй был также бескомпромиссен: «Дзэн подобен большому костру: если ты подходишь близко, твое лицо несомненно обгорит. Еще он похож на меч, который вот-вот покинет ножны — если меч занесен, кто-то обязательно лишится жизни… Драгоценный меч ваджры находится прямо здесь, его цель — отсечь голову». Обезглавливание было обычной темой разговоров дзэнских мастеров с учениками. Например, вот диалог из IX в.:

Лунья: Если бы я грозился отсечь вам голову самым острым мечом в мире, что бы вы сделали?
Мастер втянул голову.
Лунья: Голова упала!
Мастер улыбнулся.

Но можно наметить его в рисунке (см. стр. 16) или, скорее, вне рисунка, через то, что отсутствует в нем.
Очевидно, мастер и ученик, оба безголовые, хорошо понимали друг друга. Они бы хорошо поняли и совет Джалаладдина Руми: «Обезглавь себя! Раствори свое тело целиком в Видении, стань видением, видением, видением!»
«Я научился у Него, — сказал другой великий поэт-мистик Индии Кабир — видеть без глаз, слышать без ушей, пить без рта».
В действительности, чем глубже физик рассматривает объект, тем ближе он подходит к Пустоте, которая есть прямое переживание Субъектом самого себя, — Пустоте, которая является единственным Видящим и Слушающим, единственным Переживающим. (Но он, конечно, не сможет найти Субъект через исследование объекта. Чтобы добиться этого, ему просто надо повернуть свое внимание на 180 градусов.) И это отлично согласовывается с тем, что говорят дзэнские мастера древности. «Тело, — говорит Риндзай, — не знает, как обсуждать или слушать обсуждение… То, что может быть безошибочно воспринято прямо здесь, абсолютно узнаваемо, но лишено формы — вот что слушает обсуждение». Здесь китайский мастер, как Кабир и остальные, вторит Сурангама Сутре, которая учит, что абсурдно предполагать, будто мы видим глазами или слышим ушами, потому что они сливаются воедино и исчезают в абсолютной Пустоте нашего «яркого и чарующего изначального Лица», абсурдно считать, что вообще возможно какое-то переживание.
Но зачем так подчеркивать исчезновение лица и головы, а не всего тела целиком? Для людей ответ прост (крокодилы и крабы могли бы рассказать совсем другую историю!). Для меня здесь лицо с его органами чувств отличается тем, что оно всегда отсутствует, всегда поглощено этой необъятной Пустотой, которая есть я, а мое тело, руки и ноги иногда также отсутствуют, а иногда присутствуют. Сколько в данный момент находится внутри Пустоты, а сколько снаружи — совершенно не важно, поскольку я вижу, что она остается бесконечно пустой и бесконечно огромной, независимо от количества или важности конечных объектов, поглощенных ею. Нет никакой разницы, растворяется ли в ней моя голова (как когда я смотрю вниз), или мое человеческое тело (как когда я смотрю в сторону), или мое тело Земли (как когда я на улице смотрю вверх), или моя Вселенная (как когда я закрываю глаза). Все там, каким бы оно ни было крошечным или огромным, одинаково растворяется здесь, одинаково может прийти и показать мне, что здесь я ничто.

* * *

В литературе есть множество выразительных описаний растворения всего тела. Яньу (1566–1642) пишет о дзэн: «Он преподносится прямо к твоему лицу, и в этот миг все это передается тебе… Взгляни внутрь своего бытия… Пусть твое тело и ум обратятся в неподвижный объект природы, подобный камню или куску дерева. Когда достигнуто состояние совершенной неподвижности и неосознанности, все признаки жизни уходят и исчезают все следы ограничений. Ни одна мысль не потревожит твое сознание, и, подумать только, ты вдруг обретаешь легкое наполнение высшей радостью. Ты будто наткнулся на свет в непроглядной тьме, обрел богатство в нищете. Четыре элемента и пять агрегатов (скандх), из которых состоит все твое тело, больше не ощущаются как бремя. Ты так легок, так прост, так свободен. Само твое существование избавлено от всех ограничений. Ты стал открытым, легким и прозрачным. Ты обрел всеосвещающее прозрение в саму суть вещей, которые стали для тебя подобными волшебным цветам, лишенным плотной реальности. Проявилось безыскусное „Я“, Изначальное Лицо твоего бытия, обнажился прекрасный пейзаж места твоего рождения. Остался открытым и свободным лишь один проход — насквозь. Здесь ты оставляешь все — свое тело, свою жизнь и все, что принадлежит твоему сокровенному „Я“. Здесь ты обретаешь покой, легкость, недеяние и невыразимую радость».
Эту характерную легкость, о которой говорит Яньу, даос Ле-цзы пережил в такой степени, что, казалось, он летит верхом на ветре. Вот как он описывал это чувство: «Внутреннее и внешнее смешались воедино. После этого невозможно было отличить глаз от уха, ухо от носа, нос от рта — все было одним. Ум замер, тело растворилось, плоть и кости растаяли. Я совершенно не осознавал, на чем покоится мое тело или что у меня под ногами. Меня несло ветром, подобно сухой траве или листьям, упавшим с дерева. Я даже не знал, еду ли я на ветре — или ветер на мне».

Дзэнский мастер XVI в. Ханшань говорит о просветленном, что его тело и сердце совершенно не существуют: они неотличимы от абсолютной Пустоты. О своем собственном опыте он пишет: «Я прогуливался, и вдруг неожиданно остановился, переполненный осознанием, что у меня нет ни тела, ни ума. Все, что я мог видеть, было одним великим сияющим Целым — вездесущим, совершенным, ясным и безмятежным. Оно было подобно всеотражающему зеркалу, из которого проецировались горы и реки земли… Я чувствовал себя чистым и прозрачным». «Ум и тело пропали! — восклицает Догэн в экстазе освобождения. — Пропали! Пропали! Это состояние должны испытать все вы. Оно подобно собиранию фруктов в корзине без дна, наливанию воды в дырявую чашу». «Вдруг ты обнаруживаешь, что твои ум и тело стерты из существования, — говорит Хакуин, — Это то, что известно как отпускание. Когда дыхание возвращается, оно как глоток прохладной воды. Это невыразимая радость».
Судзуки подводит итог: «В дзэн воплощение есть развоплощение, плоть — не плоть, здесь-сейчас равно пустоте (шуньята) и бесконечности». Вне дзэн не так легко найти утверждения, такие же ясные и лишенные религиозности, как эти. Однако можно найти много параллелей в других традициях, если знать, что искать. И ничего удивительного, истинное видение не зависит от случайностей истории и географии.
Шанкара учил, что у человека нет надежды на освобождение, пока не исчезнет его отождествление с телом — не более чем иллюзией, порожденной неведением. Его истинное Я как пространство — свободно, чисто, бесконечно. Путать иллюзорное тело с истинным Я — значит обрекать себя на связанность и несчастье говорил ищущим: «Вы серьезно полагаете, что вы тело, что у вас есть форма. Это основное заблуждение, из которого возникает все страдание».
Христианству как заметил архиепископ Темпл, это самая материальная из всех великих религий). «Когда твое око едино, — говорил Иисус загадочно, — все твое тело наполнено светом». Это единое око тождественно совершенному Третьему Глазу , который позволяет видящему смотреть одновременно внутрь на Пустоту и вовне на то, что ее наполняет. И также подобно бесценной жемчужине, которую (согласно западной традиции) мы ищем где угодно, а она здесь, у нас на лбу.
Августин Бейкер (1575–1641) пишет о христианской медитации: «В конце концов он приходит к чистому и полному погружению и тогда начинает казаться себе духом, будто лишенным тела… Чем чище и полнее это погружение, тем выше человек поднимается к совершенству». Это комментарий на хорошо известный отрывок из «Облака Неведения», мистического труда XIV в., который учит, что живое осознание нашего несуществования — это необходимая предпосылка истинной радости: «У всех людей есть повод для печали, но большую печаль чувствует тот, кто знает и ощущает, что он есть». Конечно, это обязательное самоотрицание — любимая тема всего христианского мистицизма. Св. Бернар (1091–1153): «Это не только человеческая радость — потерять себя таким образом, освободиться от себя так, будто вообще перестал существовать, — это еще и блаженство небес… Как, в противном случае, Бог может быть „вездесущим“, если в человеке остается хоть что-то от человека?»

Иногда на Западе даже язык мистиков так же подобен дзэн, как и то, что он описывает. Герлак Питерсон (1378–1411) говорит о «показывании», которое «так неистово и так сильно, что все нутро человека, не только его сердце, но и тело чудесным образом затронуто и потрясено… Его внутренний аспект проясняется и не остается ни облачка». Его духовное око широко открыто. Вместо того чтобы оставаться, как говорит Шекспир,
В неведеньи о том, что несомненно, —
Его прозрачной сути,
и вести себя как бешеная обезьяна, он вглядывается в самые ее глубины, в прозрачное сердце Реальности.
эта вездесущая Пустота, наше бессмертное Лицо не имеет границ.Рильке говорит о себе:
Я был самим восприятием.
Я не чувствовал ни бренности, ни материи в своей душе,
Ни края, ни границ, какие в чаше
Видим мы. Моя сущность была вместимостью.
Вот более известный отрывок: «Ты не сможешь наслаждаться миром, пока море не потечет в твоих венах, пока ты не облачишься в небеса и звезды не увенчают твою голову».
Это не что иное, как дзэнское переживание сатори — только язык слегка отличается. В момент сатори возникает взрыв, и тело человека замещается вселенной. «Он чувствует, как его тело и ум, земля и небо сплавляются в одно прозрачное целое — чистое, осознанное и полностью пробужденное», — говорит мастер Бошань:
Вся земля — лишь одно мое око,
Лишь искра моего сияющего пламени.

Во множестве текстов говорится, как просветленный, будто магическим образом, поглощает в себя реки, горы, моря и весь мир, уменьшая все до этой Пустоты, до ничто, и затем из этой Пустоты создаются реки, горы, моря и весь мир. Без малейшего неудобства он выпивает все воды Западной Реки и вновь извергает их. Он вбирает и уничтожает все вещи и создает их. Он видит вселенную как поток, истекающий из его глубинной Природы, при этом сама она остается чистой, абсолютно прозрачной. Он вернулся к себе настоящему, самому сердцу существования, из которого проявляется все бытие. Короче говоря, он становится божественным. Оказавшись в единственном Источнике, он восклицает: «Я Центр, я Вселенная, я Создатель!» (Судзуки). Или: «Я причина своего собственного я и всех вещей!» (Экхарт). В живом языке дзэн вшивая дворняга превратилась в златогривого льва, ревущего в пустыне, спонтанного, свободного, энергичного, великолепно самодостаточного и одинокого. Прибыв наконец Домой, он обнаруживает, что там нет места для двоих. Наш Трэгерн снова вторит восточным мастерам, восклицая: «Улицы были моими, храм был моим, люди были моими, их одежда, золото и серебро были моими, а еще их сверкающие глаза, белая кожа и румяные лица. Небеса были моими, а также солнце, луна и звезды. Весь Мир был моим, а я — его единственным зрителем и ценителем».

Видеть Ничто — вот истинное видение, вечное видение.
Шэньхуй
Тот, кто знает, что он Дух, становится Духом, становится всем
Брихадараньяка упанишада
Тому, кто не знает ничего, Это становится явным.
Мейстер Экхарт (1260–1327)
Это оно. Никакого скрытого смысла. Вся эта таинственность — просто о том, что есть.
Людвиг Витгенштейн (1889–1951)

Похищенное письмо в рассказе Эдгара Аллана По «осталось незамеченным из-за своей чрезвычайной очевидности». Злодей «оставил письмо прямо под носом у всего мира, таким образом сделав его совершенно невидимым для кого бы то ни было».

 

Восемь этапов Пути без головы

1. Безголовый младенец
В младенчестве ты был подобен животному, то есть для себя ты был безголовым, безликим, безглазым, беспредельным, целостным, неотделимым от своего мира и не осознавал это блаженное состояние. Бессознательно, ты жил без всяких препятствий, из того, Что ты есть, Где ты есть, из своего Источника, и опирался лишь на Данность. Тебе было явлено явное — луна была не больше и не дальше руки, хватавшей ее. Твой мир был истинно твоим миром — расстояние, этот самый ловкий и ненасытный вор, еще не начал красть его у тебя. Очевидная реальность была очевидной — погремушка, потерянная из виду, больше не существовала — исчезновение означало уничтожение. Ты не претендовал на лицо в зеркале. Оно оставалось там — лицо того ребенка, не твое.

2. Ребенок
Ты начал отождествляться с лицом в зеркале и отзываться на свое имя. Однако для себя ты оставался целостным, безголовым, бескрайним Пространством, в котором случался твой мир. Не исключено, что временами ты хорошо осознавал это Пространство.
На этом этапе ты подходишь к тому, чтобы примирить оба мира — безграничный нечеловеческий мир, из которого ты вышел, и ограниченный человеческий мир, в который ты вступаешь. Слишком недолго у тебя существуют две индивидуальности, две версии себя. Для личных целей ты все еще не-вещь, растянутая, обширная, протянутая до самых звезд (хотя сейчас они уже далеко, ты все еще можешь включать их в себя, это по-прежнему твои звезды). А для социальных целей ты становишься все большей противоположностью этого. Если мы, взрослые, должны стать как маленькие, чтобы войти в Царствие Небесное, то мы должны стать как маленькие именно этого счастливого возраста (скажем, до пяти лет) — маленькие, которые для самих себя большие, по-прежнему необъятные, более «взрослые», чем сами так называемые взрослые.

3. Взрослый с головой
Люди, однако, развиваются удивительно разными темпами. Пэппи всего в два года уже обожала разглядывать себя в зеркало, а в два года и три месяца, когда ее матьпредположила, что, может, там и нет никакого лица или что с этой стороны зеркала — ровно там, где она находилась — просто пустота, она ответила: «Не говори об этом. Мне страшно!»
Испуганные — когда мы считаем себя вещами, отданными на милость других вещей и оказывающими им сопротивление.
Поверженные — потому что трудиться ради этого индивидуального нечто — значит непременно обречь себя на поражение. Вероятный исход наших даже самых «успешных» начинаний — это утрата иллюзий, неизбежный конец, смерть.
Уставшие — потому что на строительство, поддержание и постоянную корректировку этого воображаемого ящика для жизни, прямо здесь, тратится слишком много энергии.
Напряженные, церемонные, неестественные, притворные — потому что мы живем во лжи, в глупой, негибкой, предсказуемой, жалкой, сковывающей лжи.
Если в нашей повседневной жизни мы часто бываем чувствительными, любящими, щедрыми, полными смеха и даже счастливыми — это потому что все мы, на каком бы этапе ни находились, укоренены в нашем общем Источнике и центральном Совершенстве, в одной и той же Безголовости, или Изначальном Лице, или Прозрачности, или Осознанном Ничто, и наши жизни исходят из него же. Мы всегда полностью освещены одним и тем же Светом, позволяем мы светить ему сквозь нас или нет. Наше счастье глубоко укоренено и реально, а несчастье поверхностно и нереально, рождено иллюзией, неведением. Мы страдаем, потому что не замечаем, что в глубине сердца с нами все в порядке.

4. Безголовый видящий
Все, что нужно сделать, чтобы вступить на четвертый этап пути, — это хотя бы ненадолго повернуть стрелу внимания в обратную сторону. Катха упанишада говорит об этом так: «Бог создал чувства обращенными вовне, поэтому человек смотрит наружу, а не в себя. Но иногда отважная душа, стремящаяся к бессмертию, оборачивается и находит себя». По сути эта «отважная душа» не лишена поддержки. Такой человек окружен бесчисленными напоминаниями и возможностями, несметными средствами оборачивания стрелы внимания, если только он достаточно пытлив в отношении своего истинного Я и готов на мгновение оставить мнение о себе, основанное на слухах, памяти и воображении, и опереться на ЯВНУЮ ОЧЕВИДНОСТЬ.
Вот три из множества способов совершить такой разворот, которые внимательный и честный читатель может немедленно опробовать:
1. То, на что ты сейчас смотришь, — печатные буквы. То, из чего ты смотришь, — пустое Пространство для этих букв. Меняя свою голову на него, ты ничего не приобретаешь взамен: ты исчезаешь в его пользу.
2. То, из чего ты сейчас смотришь, — не два маленьких плотно запертых «окна», называемых глазами, а одно безразмерное широко открытое «Окно» без рамы. На самом деле ты и есть это «Окно» без рамы и стекла.
3. Чтобы убедиться в этом, тебе надо только указать на это «Окно» и заметить, на что указывает палец. Пожалуйста, сделай это прямо сейчас…
Несомненно, в противоположность первому впечатлению, сознательная безголовость, или прозрачность, это видение Ничто прямо здесь, где ты есть, как оказалось, обладает несколькими уникальными достоинствами. Не существует опыта, подобного этому. Вот лишь пять из его особенностей — не для того чтобы читатель принял их на веру, а чтобы проверил.
Вторая: только это — истинное видение. Это видение Субъекта — совершенный и бескомпромиссный опыт, в сравнении с которым видение объектов (таких, как эта страница, покрытая черными значками, и руки, держащие ее, и то, что вокруг) — это всего лишь беглый взгляд: огромная часть картины не видна, просто не замечается.
Третья: это видение глубоко. Самый ясный и далекий из наружных видов — поверхностен, это вид тупика по сравнению с внутренним видом, с безголовостью, которая продолжается и продолжается. Ее можно описать как проникающую в самые глубины нашей сознательной Природы, и за ними — в Бездну за пределом самого сознания, за пределом самого существования. Какая картина прозрачности открывается нам, или скорее внутри нас, когда мы осмеливаемся указать со всей простотой на то Место, которое мы якобы занимаем! Неоспоримое и самодостаточное, не поддающееся определению, поскольку описывать Нечего, Видимое и есть Видящий и его видение, и оно не оставляет ему сомнений в том, откуда он берется. Это опыт необыкновенно прямой, близкий и бесспорный. Он убеждает как ничто другое.
Удобно иметь выбор дверей, ведущих Домой, но когда оказываешься внутри, кого волнует, какой дверью ты воспользовался? Любой вход в место, которое мы в действительности не можем покинуть, — это хороший вход. Им нет числа.
Мы не просветленные! Факт в том, что во всех нас таится экзистенциальный ужас, мощное и вместе с тем естественное сопротивление тому, что, как кажется, выльется во внезапную смерть, полное уничтожение.

5. Практика безголовости

А теперь начинается «трудная» часть, то есть повторение безголового видения Ничто, пока оно не станет совершенно естественным и обычным, пока, что бы ты ни делал, не будет очевидно, что это делает не кто-то здесь. Другими словами, пока вся твоя жизнь не выстроится вокруг двухконечной стрелы внимания, одновременно направленной на Пустоту и обратно — на то, что наполняет ее. Такова основная медитация этого Пути. Весь день окрашивается одним ощущением, одним равномерным качеством. Что бы нам ни приходилось делать, предпринимать или выносить, можно обернуть нам на пользу: она предоставляет необходимую возможность увидеть Того, кто вовлечен. (Чтобы быть более точным, абсолютно вовлечен, и все же абсолютно не вовлечен.) Короче говоря, из всех видов медитации эта (если дать ей время созреть) самая естественная и практичная. И еще увлекательная. Это все равно что ваше лишенное черт Изначальное Лицо, расплывающееся в улыбке, как у исчезающего чеширского кота!
Сначала основная практика требует много внимания. Обычно требуются годы или даже десятилетия, чтобы достичь чего-то похожего на устойчивое и спонтанное внутреннее видение. Тем не менее этот метод довольно прост и одинаков на протяжении всего времени. Он состоит в том, чтобы перестать игнорировать смотрящего или, скорее, отсутствие смотрящего. Для некоторых эта практика долго кажется очень трудной. Все чаще и чаще твои стрелы внимания, одновременно направленные внутрь и наружу, попадают в цель. Ты становишься все более искусен в двустороннем смотрении — одновременном смотрении внутрь в Ничто и наружу на все.
Первый вопрос: насколько постоянна и непрерывна наша медитация? Возможно ли, после некоторой практики, ярко осознавать Себя все время, никогда не теряя из виду это Отсутствие? Воодушевляет то, что когда истинное сознание Я достаточно оценивается и упрочивается, с какого-то уровня оно может продолжать присутствовать без всякой суеты и беспокойства с твоей стороны. Это как любовь. Твоя истинная Природа сама находит способ стать все более и более очевидной. Она незаметно берет власть в свои руки.
Рамане Махаршиучил: «Суть в том, чтобы пребывать в Я. Не обращайте внимание на ум». дзэн интересуется не различными аспектами и уровнями сознания, а проникновением в суть, «поскольку считает, что если эта суть схвачена, все остальное становится кристально ясным». Наши психологические проблемы и вообще любые возникающие мысли и чувства были ясно видны как они есть, но всегда вместе с Тем, откуда они исходят, вместе с Тем, у кого они возникают. наш радикальный ответ на психологические проблемы (как и на все другие) — это двунаправленное внимание, то есть одновременное смотрение внутрь, в это абсолютно незапятнанное, незагрязненное и непроблемное Ничто, и наружу, на любые туманные проблемы, которые там обнаруживаются.

Здесь наше осознание ноль-центричности не только защищает от них нашу голову и все остальное, но и полностью трансформирует нас. Видимая из своего Источника окружающая трясина начинает приобретать Красоту, превосходящую красоту и уродство, и наши мысли, чувства и действия спонтанно добавляются к этой абсолютной Красоте. Наша двусторонняя медитация, таким образом, — это самая радикальная психотерапия, настолько глубокая, что явные и отчетливые результаты могут появляться на поверхности очень медленно. Тем не менее при достаточной настойчивости результат неизбежен — скорее неожиданный приз, чем ожидаемая награда. Обычно это оживление чувств (снятие экрана, приглушающего громкость звуков, затемняющего яркость цветов, размывающего формы и отфильтровывающего очарование, сияющее в самых «уродливых» местах), а также следующий за этим целый комплекс взаимозависимых психофизических изменений, включающий непрерывную осознанность «целостного тела» вместо опрометчивой прерывистой настороженности «головы» (как будто ты предельно готов к гонке не на жизнь, а на смерть), уменьшение напряженности, особенно в области глаз, рта и шеи (как будто ты наконец-то отпустил их), постепенное снижение центра тяжести (как будто потеря головы способствует нахождению сердца, живота и ступней, которые теперь укоренены в Земле), потрясающее смещение вниз твоего дыхания (как будто это функция живота) и общее нисхождение (как будто все то хорошее, за чем ты тщетно тянулся вверх, оказалось у тебя под ногами). И, уравновешивая это нисхождение, — общий подъем, включающий в себя чувство возвышения (как будто у тебя безупречно прямая спина и ты высок, как небо), творческий подъем, подъем энергии и уверенности, новая детская спонтанность и веселость и, в довершение ко всему, легкость (как будто тебя не просто уносит ветром, а ты и есть ветер). И в конце, возможно, затихание страхов, большая способность к бескорыстной любви, большая радость.

 

6. Отработка

Мы должны продолжить, чтобы проникнуть глубже в смысл безголовости, ее ценности в жизни, ее глубинного влияния на наше мышление и поведение. «Ослепни» и «посмотри», есть у тебя голова или нет. Можешь ли ты, читатель, сделать это прямо сейчас? Закрой глаза и в течение десяти секунд проверяй, есть ли у тебя малейшее подтверждение наличия головы, занимающей центр твоего мира, наличие чего-то здесь, что имеет определенные границы, форму, размер, цвет или непрозрачность — не говоря уже о глазах, носе, ушах или рте. (Боль, щекотка, вкус и пр. не составляют голову и вообще не имеют к ней отношения.) Или, раз уж на то пошло, есть ли у тебя прямо сейчас хоть малейшее доказательство наличия тела? Сколько больших пальцев ног ты можешь насчитать с закрытыми глазами, если отбросить память и воображение и судить только по тому, что есть в данный момент?
наши мысли и чувства появляются только на пустом экране здесь, который дзэн называет не-умом, и уходя не оставляют на нем никаких следов.— что бы я ни вбирал в себя, я должен быть свободен от этого: чтобы наполнить чашку водой, она должна быть пуста. Мы просто стараемся не терять связь с Отсутствием себя.

1. Внешне я кажусь объектом, движущимся в Пространстве. На самом деле я само недвижимое Пространство. Идя по комнате, я смотрю вниз, и моя голова (не-голова) — бесконечная пустая Неподвижность, в которой болтаются эти руки и ноги. Ведя машину, я смотрю вовне, и мое человеческое тело (не-тело) — та же Неподвижность, в которой целая местность тасуется, как колода карт. Выходя на улицу ночью, я смотрю вверх, и мое земное тело (неземное тело) — та же Неподвижность, в которой эти небесные тела кружатся и танцуют. (Нет, я не могу найти здесь голову, поворачивающуюся вправо-влево, вверх-вниз!) И, наконец, самое важное: я «слепну» (закрываю глаза, говорят они), и мое тело Вселенной (тело не-Вселенной) — та же самая бесконечная пустая Неподвижность, раскрывающая себя как недвижимый не-ум, чье ментальное содержание отказывается оставаться неподвижным даже мгновение. Помимо подтверждения нашего истинного Я, этот аспект нашей подчиненности Очевидному — нашего двунаправленного смотрения — убирает спешку из «спешки современной жизни», или, скорее, из того, кто думает, что спешит. Он не продвигается ни на дюйм. Вся его суета иллюзорна. Единственный возможный способ успокоиться — перестать игнорировать место, где он всегда пребывает в покое, где Покой, превосходящий всякое понимание, так ослепительно самоочевиден. Этот вожделенный покой, который, как ему кажется, всегда его избегает, находится в самом его центре, моля о том, чтобы его заметили!

2. Хотя другим, находящимся там и смотрящим на меня с некоторого расстояния, я кажусь движущимся и ограниченным человеческим объектом, на самом деле я здесь (видя себя с нерасстояния) — это неподвижное безграничное и нечеловеческое Ничто. Это Ничто, или Пространство, наполнено, согласно моему восприятию, всевозможными вещами — движущимися, четко очерченными, шумными, приятными и неприятными, ощущаемыми и неощущаемыми и так далее. И, как ни парадоксально, просто потому что это Пространство абсолютно не похоже на то, что его наполняет, и абсолютно им не затронуто, оно полностью отождествляется с ним. Я не верю в это, я вижу это. Пространство и есть те вещи, которые его занимают. Эта Неподвижность-Безмолвие и есть движения и звуки, фоном которых она является. Как нечто, я это что-то, как ничто — я все.

3. И все это находится прямо здесь.Следовательно, весь мир принадлежит мне, я несказанный богач. И, вдобавок, такая собственность — единственно реальная. Поскольку, как это крошечное, плотное (и совершенно фиктивное) нечто здесь, я не допускаю в занимаемый мной объем никакие другие объекты, я беднее нищего, а как необъятное, пустое (и реальное) Ничто, или Пространство, я впускаю их внутрь и получаю всю Вселенную, владею всем на свете. Неудивительно, что все такое неотразимое, непосредственное и — яркое.

4. Как же получается, что я по-прежнему вижу все — начиная с собственных рук и заканчивая голубым небом — как будто оно снаружи, а не внутри? Или, загадочным образом, одновременно и там и там? На одном уровне ответ в том, что этот трехмерный мир — такой удобный способ собирания данных, модель, чью ценность для выживания подтверждают сами мои глаза, физиология которых так замечательно приспособлена для отыскания глубины. На более глубоком уровне ответ таков: в действительности трехмерен не мой мир, а Видящий его. Здесь во мне, на моей стороне этого указывающего внутрь пальца, этой страницы, любого предмета, тянется неизмеримая Бездна. (Ей я обязан счастливому, хотя и парадоксальному факту, что усыпанное звездами небо, хотя и не удалено от меня ни на ангстрем[11], тем не менее все-таки другое, более ошеломляюще небесное, чем когда-либо. Давая ему безграничное расстояние из своих безграничных запасов, я придаю ему безграничное очарование.) Так или иначе, двухмерность моего младенчества должна была закончиться. В детстве и юности я привык отталкивать мир, навязывать ему его собственное расстояние. И, разумеется, в результате я потерял его. Постепенно моя проекция его достигла его неприятия мной и его неприятия меня. Но сейчас наконец, как видящий последних этапов, я не отталкиваю его, а снова впускаю внутрь — мир такой же бездонный и непостижимый, как и я. Двухконечная стрела моего внимания одновременно направлена вперед, на внешний мир объектов, который на самом деле начинается и заканчивается прямо здесь, и назад, на «внутренний» мир Ничто, который никогда не заканчивается. И оба они — один мир. Все во мне, все мое, все есть я, и у меня снова все хорошо.

5. То, что по-настоящему принадлежит мне, помогает, а не препятствует. Если Вселенная моя, она должна вести себя так, как я хочу. Но правда в том, что эта Емкость, или Пустота, которая и есть я, подобно зеркалу, не может отвергать свое содержимое, иметь предпочтения или привязанности. Она должна подчиниться тому, что происходит. У нее нет выбора, однако она ответственна за все, что возникает. Она не желает ничего, но все происходит согласно ее воле.

6. Даже мои собственные действия становятся приемлемыми. Мои глупейшие ошибки иногда оказываются совсем даже не ошибками. В любом случае, что бы я ни делал — я обнаруживаю, что делаю это гораздо хуже, если представляю, что это делает находящийся здесь некто с головой, и гораздо лучше, когда выпроваживаю его. Сознательно жить с истиной «я Ничто» несравнимо лучше, чем жить с ложью «я нечто»

7. Никогда не терять связь с Этим — вопрос расставления приоритетов. Когда моя цель не прямая, а через воспринимаемое Отсутствие здесь личности, ищущей вовлеченности, тогда я не наслаждаюсь ощущением, что я и есть жизнь. Я свободный, жизнеутверждающий, «озаренный всеми существами», как выразился дзэнский мастер Догэн. Озарен тем, чем они кажутся, а также Тем, что они есть.

8. Вглядываться в Ничто — значит сознательно соединять себя с Источником всего — с первоисточником любого чувства и действия, всего непредсказуемого. Вглядывайся, и посмотрим, к чему ты придешь!
Это опыт незнания, глубокого и всеохватывающего неведения. из «я ничто» следует «я ничего не знаю»/ Это отказ от уверенности, что мы все это знаем, все это видели, что под солнцем нет ничего нового. Неожиданно подними мизинец, моргни, заметь ту живость, и признай, что не имеешь ни малейшего представления о том, как ты делаешь эти и другие чудеса. Это подобно полному забыванию, выстирыванию нашей запачканной вселенной, смыванию слоев имен, воспоминаний, ассоциаций, в результате чего она становится незнакомой, свежей. Это значит перестать принимать что-либо как само собой разумеющееся. Это значит заново открывать очевидное как очень странное, данное — как чудесное и драгоценное, прежде чем подчинять это нашим целям. Это значит признать красоту, которая всегда была здесь. Это значит по-настоящему смотреть на «убогий» камень и упавший лист, на «мерзкий» мусор, на «бесполезные» вещи. Это значит сознательно быть тем, что мы есть, — Емкостью для вещей, Пространством, в котором каждая из них может достичь своего особого совершенства. Это значит постоянно видеть все из Источника, восстанавливая его единство с Бесконечностью, лежащей по эту сторону от него. Это значит видеть, слышать, обонять и осязать вещи будто в первый раз, освободившись от сокрушительного бремени прошлого. Это оживление и расширение нашего детского удивления. Это значит присутствовать на заре сотворения мира, до того как Адам дал существам имена и почувствовал скуку. Это значит видеть их глазами Создателя, как нечто очень хорошее. это значит «быть озаренным всеми существами», потому что ничто здесь не может затмить их свет.

Это незнание не имеет границ. Оно тянется за пределы воспринимаемого ко всему, что мы чувствуем, думаем и делаем. Оно означает перестать знать, как взаимодействовать с жизнью. Оно означает идти шаг за шагом с завязанными глазами в уверенности, что это Пространство здесь — которое не знает ничего, кроме Себя, — в каждый миг будет предоставлять все, в чем мы нуждаемся.
К жизни незнания, ее необычайной радости и практичности нельзя направляться прямо. -- только если отказаться от всех притязаний на них. Однако можно не сомневаться, что в свое время они сами придут, если мы будем внимательны к их фону, к Ничто. Ищи сначала это пустейшее из Царств (внутреннее Царство), и все прекрасные вещи будут твоими, будешь искать их — ничего не найдешь. Давай останемся в Пустоте, которую так хорошо знаем (и не знаем), и Она обеспечит наполнение, которое мы совсем не знаем, но которое обернется именно тем, что требуется в данный момент.
Вторая категория незнания — это отбрасывание убежденности, что они вообще должны быть! Почему само существование должно существовать? Разница между этими двумя незнаниями неизмерима. Первое видит осознаваемые нами вещи как чудеса. Для второго Чудо — осознанное Ничто, из которого они все вышли. Первое относительно мягкое, тихо движущееся вперед, вечно меняющееся, постепенное. Второе — тошеломляющее, бескомпромиссное, ни на что не похожее прозрение. «ЧТО такое реальность» теряет всю важность, а ТА реальность становится крайне важной. Витгенштейн писал: «Чудесно не то, что являют собой вещи в мире, а то, что это существует».

Бог всегда восторженно поражен самим собой, вне всякой меры. Это причина его трепета перед лицом собственного невыразимого великолепия, его головокружения, когда он вглядывается в собственные бездонные глубины. (мы достаточно тщеславны, чтобы претендовать на Бытие как на наше естественное право)
вдохновляющие слова Хуана де ла Круса: «Те, кто знает Бога лучше всех, яснее всех осознают, что он совершенно непостижим». Ведь мы поражены и потрясены чудом Самосотворения как сам Само-Создатель. Чрезвычайно важно (а также бесконечно возвеличивающе и смиряюще), что наш изумленный восторг от его достижения — не что иное, как его собственный изумленный восторг. И вот на меня вдруг снисходит высшая (и наконец-то совершенно очевидная) истина. Самовозникновение происходит прямо здесь и сейчас! Эта Невозможность непрерывна, неистощима и присутствует всегда. Здесь, в этом крошечном и незаметном месте, предположительно заткнутом головой, — здесь в первый раз разворачивается вся неистово экстравагантная драма Самосозидания во всем ее нетронутом чуде, в этот самый миг! Прямо здесь и сейчас это умопомрачительное чудо — этот выкрик «Я есть!» — мой выкрик — это мое чудо, мое Я.
я осознаю, что это безголовое Место идеально подходит для этого грандиозного задания. Это для него самое подходящее дело. это самое крошечное самое скрытое и самое доступное, самое близкое и хорошо известное и совершенно неизвестное место включает в себя неизмеримо больше — сюрпризов, невообразимо чудесных. Кто бы мог подумать, что потеря одной головы приведет к обретению целой сокровищницы?
Однако само богатство этой потенциальности, неограниченные запасы этой пещеры Аладдина, могут стать причиной разочарования, беспокойства, что в конце концов мы навсегда приговорены оставаться ищущими, лишенными возможности обрести все это, всегда упускающими нечто важное, всегда останавливающимися на краю откровения. Но такое беспокойство возникает, только когда мы теряем из виду саму пещеру — То, что так изобильно,
Прозрачный Источник и Емкость, окончание всех осознаний, нашу истинную, вечную и лишенную качеств Природу. Они рождаются, Она не рождена. Они приходят и уходят, прибывают и убывают, Она никогда не меняется. Они сотканы из мыслей и чувств, Она свободна от них. Даже тончайшее из этих осознаний, даже высочайшее чудо Самосотворения не реально так, как реальна Она, и ни к одному из них не стоит привязываться или пытаться понять. Однако все они по мере возникновения должны быть приняты с почтением, как несущие власть своего Начала и прекрасно подходящие к данному времени и ситуации.

Ангелус Силесиус обрисовал Бога как «склоняющегося перед самим собой». Он чудесен, потому что «желает то, что он есть, и есть то, что желает, без конца и причины». Евангелие египтян» обращается к «самопорожденному Совершенному Единому, который не вне меня»

Это был существенный квантовый скачок из выдумки эго-центричности в действительность нуль-центричности. добросовестное ежедневное, практикуемое видение, что ты уже есть Ничто и Все, — самая ценная подготовка к открытию того, что на глубочайшем уровне у тебя уже есть намерение Ничего и Всего. когда у нас хватает ума сказать ДА! обстоятельствам и с готовностью принимать (а не неохотно соглашаться) все, что происходит, тогда и начинает бить ключом та истинная и нескончаемая радость, называемая анандой.
до прорыва, наши желания затмевали, искажали и скрывали видимое, а наши привязанности — наша любовь и ненависть — заполоняли и затуманивали нашу центральную Ясность и ослепляли нас, не позволяя увидеть реальное! ...тому же реализму, тому же благодарному почитанию Того, Что Есть, — Явно Данному, Вопиюще Очевидному, ведущему нас этим путем до самой преграды. наш прорыв — это наше безусловное и вечно обновляемое приятие воли Бога, явно выраженной в обстоятельствах, — воли Бога, открыто проявленной вокруг и внутри нас, в форме всего, что происходит прямо сейчас. И поскольку его воля становится нашей волей, мы видим его мир таким, какой он есть, и поскольку мы видим его таким, какой он есть, наша воля становится его волей и мы всем сердцем приветствуем то, что этот мир несет нам. Здесь наше видение и наша воля сливаются в одно — не раз и навсегда, конечно же, а миг за мигом, пока продолжается жизнь.

Вот как обрести свой путь — наконец оставить все притворство и быть собой. Великий христианский специалист по самоотдаванию, Жан-Пьер Коссад, пишет: «Если ты отбросишь всю сдержанность, будешь осуществлять свои желания до предела, откроешь сердце безгранично, не останется ни единого мгновения, когда ты не смог бы обрести все, что ни пожелаешь. Настоящий миг содержит в себе безграничные богатства за пределом твоих самых необузданных мечтаний».
В этом шедевре трезвости речь о благословении, высшей радости, всегда так просто присутствующей в твоем видении (с мудростью и блаженной наивностью), что здесь у нас нет головы, нет вообще чего бы то ни было. Какой долгий путь мы проделали, чтобы обнаружить сокровище, которое всегда было с нами!