Осевое время

Ондатр · 25 июл 2018

Эллада

Ондатр · 25 июл 2018

Ондатр · 25 июл 2018

среди эллинских полисов стоит особо отметить Афины. он выделялся как численностью населения, так и богатсвом (серебряные рудники, керамическое производство снабжавшее престижной посудой всю Элладу)

Ондатр · 25 июл 2018

Ондатр · 25 июл 2018

list · 26 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

Нажмите, чтобы раскрыть...

Игра - прародитель какого-нибудь крокета? )

Ондатр сказал(а): ↑

Афины. он выделялся как численностью населения, так и богатсвом (серебряные рудники, керамическое производство снабжавшее престижной посудой всю Элладу)
Нажмите, чтобы раскрыть...

Строго придерживаются канонов работы: цвета, формы, сюжеты - это уже стиль, осознанно поддерживаемый, школа. Наверно, были известные имена мастеров, которые передавали секреты техники?
До Эллады где-нибудь встречались уже подобные ремесленные школы?

Ондатр · 26 июл 2018

list сказал(а): ↑

До Эллады где-нибудь встречались уже подобные ремесленные школы?
Нажмите, чтобы раскрыть...

ну керамические центры существовали издавна

здесь же мы имеем особую профессию вазописца. старый стиль - чёрнофигурный, новый - краснофигурный - его возникновения связывают с гончарной мастерской Андокида (ок. 540-530). Известен был в описываемое время вазописец Эксекий.

Ондатр · 26 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

среди эллинских полисов стоит особо отметить Афины. он выделялся как численностью населения, так и богатсвом (серебряные рудники, керамическое производство снабжавшее престижной посудой всю Элладу)
Нажмите, чтобы раскрыть...

самым сильным эллинским полисом, впрочем , была Спарта

О том как бурно протекала в полисах общественная жизнь можно проследить по истории Афин.

краткая последовательность событий: в Афинах правит тиран Гиппий, сын тирана Писистрата. эмигранты Алкмеониды подкупают дельфийскую Пифию и та сподвигает спартанцев на поход против Афин. спартанцы свергают тирана и в Афинах начинается борьба между сторонниками олигархии и демократии. побеждают "демократы" во главе с Клисфеном и расправляются с соперниками.. Хотя Спарта поддерживает олигархов. Спартанцы с союзниками решают восстановить тирана Гиппия, но терпят поражение. В ходе этих событий Афины признают верховную власть Персии. Но когда Гиппий, не сумев снова мобилизовать спартанцев , отправляется к сатрапу и тот требует вернуть тирану власть, афиняне отказываются. Гиппий отправляется в Сузы искать поддержку царя царей.

Теперь я должен снова возвратиться к повествованию о том, как афиняне освободились от тиранов. Итак, Гиппий правил как тиран и был сильно ожесточен против афинян из‑за убиения Гиппарха. В это время Алкмеониды, афинский род, изгнанный Писистратидами после попытки вместе с другими изгнанниками возвратиться с помощью военной силы (при этой попытке освободить Афины они потерпели даже жестокое поражение), укрепили местечко Лепсидрий к северу от [дема] Пеонии. Отсюда Алкмеониды строили всяческие козни Писистратидам. Так, они получили от амфиктионов подряд на сооружение теперешнего дельфийского храма, которого тогда еще не существовало. Так как они были богатым и уже издревле уважаемым родом, то и воздвигли храм, еще более великолепный, чем предполагалось по замыслу. Хотя по договору они должны были строить храм из известкового туфа, но соорудили фасад его из паросского мрамора.

63. Итак, по рассказам афинян, Алкмеониды во время пребывания в Дельфах подкупили Пифию деньгами, чтобы она всякий раз, как спартанцы вопрошали оракул, по частному ли делу или от имени государства, возвещала им [волю божества] освободить Афины. Получая постоянно одно и то же изречение, лакедемоняне наконец отправили войско во главе с Анхимолием, сыном Астера, человеком, весьма влиятельным в городе, изгнать Писистратидов из Афин (хотя спартанцы находились с Писистратидами в самой тесной дружбе). Ведь они считали веление божества важнее долга к смертным. А отправили войско спартанцы морем на кораблях. Пристав к берегу в Фалере, Анхимолий высадил свое войско. Писистратиды же проведали заранее о походе и вызвали помощь из Фессалии, так как у них уже прежде был заключен союз с фессалийцами. По просьбе Писистратидов фессалийцы единодушно решили послать тысячу всадников с царем Кинеем из Кония во главе. С такими союзниками Писистратиды придумали вот какой способ войны. Они велели вырубить деревья на Фалернской равнине, так что эта местность стала доступной для действий [фессалийской] конницы. Затем они двинули эту конницу против спартанского войска. При стремительной атаке [фессалийцев] погибло много спартанцев и среди них сам Анхимолий. Уцелевшие воины были оттеснены к кораблям. Так закончился первый поход из Лакедемона, и в Алопеках в Аттике (близ храма Геракла, что в Киносарге) есть могила Анхимолия.

64. После этого лакедемоняне снарядили в поход на Афины более многочисленное войско во главе с царем Клеоменом, сыном Анаксандрида, но отправились на этот раз не морским путем, а по суше. Когда спартанцы проникли в Аттику, то их прежде всего встретила [фессалийская] конница, но после схватки быстро обратилась в бегство, оставив на месте более 40 убитых. Уцелевшие же тотчас прямым путем возвратились в Фессалию. А Клеомен вместе с афинянами, желавшими свободы, занял нижний город и стал осаждать тиранов, которые заперлись в Пеларгической крепости.

65. Однако лакедемоняне, конечно, никогда бы не захватили [крепости и] Писистратидов (они ведь не намеревались вести осады, а Писистратиды сумели хорошо обеспечить себя продовольствием и питьевой водой). После немногих дней безуспешной осады спартанцы возвратились бы в Спарту, если бы тут не произошло события, рокового для осажденных и счастливого для осаждающих: сыновья Писистратидов попались в плен при попытке тайно увезти их из Аттики в безопасное место. Это обстоятельство смешало все расчеты Писистратидов, и им пришлось взамен выдачи детей сдаться на поставленных афинянами условиях: покинуть Аттику в течение пяти дней. Писистратиды удалились в Сигей на Скамандре после 36‑летнего владычества над афинянами. Писистратиды, так же как и прежние афинские цари из рода Кодра и Меланфа, первоначально были пришельцами из Пилоса и потомками Нелея[44]. Поэтому‑то Гиппократ в память Несторова сына Писистрата дал своему сыну то же имя Писистрат. Так‑то афиняне освободились от тиранов. А что “совершили они достойного упоминания и какие беды претерпели”[45]после освобождения [от тиранов] и до восстания Ионии против Дария, именно до прибытия в Афины милетянина Аристагора с просьбой о помощи, – об этом‑то я прежде всего и хочу рассказать.

66. Афины, правда, уже и прежде были великим городом, а теперь после освобождения от тиранов стали еще более могущественными. Двое людей стояли тогда во главе города: Алкмеонид Клисфен, который, как говорят, подкупил Пифию, и Исагор, сын Тисандра (предков его я, однако, не могу назвать). Его родичи, впрочем, приносят жертвы Зевсу Карийскому. Эти‑то люди боролись за власть в городе. Клисфен потерпел поражение и стал заискивать перед простым народом. После этого он заменил четыре филы, на которые прежде делились афинские граждане, десятью новыми. Прежние названия фил, которые назывались по именам четырех сыновей Иона – Гелеонта, Эгикора, Аргада и Гоплета[46], он отменил и взял названия по именам других племенных героев и, кроме того, чужого – Эанта. А это имя он взял (хотя Эант и не был афинянин), потому что тот был соседом и союзником города.

67. Это преобразование Клисфен, мне думается, произвел, подражая своему деду с материнской стороны, тирану Сикиона. (...)

Клисфен же Афинский, сын дочери Клисфена Сикионского (названный по имени деда), в подражание своему тезке Клисфену так же, думается, презирал ионян, как и тот дорийцев, и равным образом не желал, чтобы имена фил у афинян были одинаковыми с ионянами. Ведь, как только Клисфен привлек на свою сторону ранее бесправный народ афинский, он изменил названия фил и увеличил их число. Именно он поставил вместо четырех старост фил десять и распределил также демы по десяти на каждую филу. Теперь, когда народ был на стороне Клисфена, он был гораздо сильнее своих противников.

70. Исагор же на этот раз был побежден и со своей стороны придумал вот что. Он призвал на помощь лакедемонянина Клеомена, который был его гостеприимцем со времени осады Писистратидов. Впрочем, ходили слухи о связи Клеомена с женой Исагора. И вот Клеомен сначала отправил в Афины глашатая с требованием изгнать Клисфена и вместе с ним много других афинян, над которыми, как он считал, “тяготела скверна”. Это все он сделал по наущению Исагора. Действительно, Алкмеониды и их приверженцы были повинны в кровопролитии, но ни сам он[48], ни его друзья не были причастны [к нему].

71. “Запятнанными же скверной” афиняне назывались вот почему. Был в Афинах некто Килон, победитель в Олимпии. Он до того возгордился, что стал добиваться тирании. С кучкой своих сверстников он пытался захватить акрополь. Когда это ему не удалось, Килон сел как “умоляющий о защите” у кумира богини. Старосты навкрарий[49], которые тогда правили Афинами, склонили Килона с товарищами уйти оттуда, обещав сохранить им жизнь. Вина же за убиение Килона и его приверженцев лежит на Алкмеонидах. Это событие произошло еще до времени Писистрата.

72. Когда Клеомен через глашатая потребовал изгнать Клисфена и запятнанных скверной, сам Клисфен тайно бежал из города. Тем не менее Клеомен явился в Афины с небольшим отрядом и по прибытии изгнал 700 семейств, запятнанных скверной, по указанию Исагора. Затем царь вновь сделал попытку распустить совет[50]и отдать всю власть в руки 300 приверженцев Исагора. Когда совет воспротивился и не пожелал подчиниться, Клеомен, Исагор и их приверженцы захватили акрополь. Остальные же афиняне объединились и осаждали [акрополь] два дня. А на третий день они заключили [с осажденными] соглашение, по которому все лакедемоняне покинули страну. Тогда исполнилось прорицание, данное Клеомену. Ведь, когда Клеомен поднялся на акрополь, чтобы занять его, он вступил также в священный покой богини[51]якобы с целью помолиться ей. Не успел царь переступить порог, как жрица поднялась с седалища и сказала: “Назад, чужеземец из Лакедемона! Не вступай в святилище! Ведь сюда не дозволено входить дорийцам!”. А тот возразил: “Женщина! Я – не дориец, а ахеец”. Так, вот, Клеомен пренебрег прорицанием [жрицы] и все‑таки силой проник [в святилище] и поэтому должен был снова покинуть страну со своими лакедемонянами. Остальных же [приверженцев] Исагора афиняне заключили в оковы и казнили. В числе казненных был и дельфиец Тимесифей, о силе и доблестных деяниях которого я мог бы рассказать очень многое.

73. Так‑то сторонники Исагора были заключены в оковы и казнены. Афиняне же после этого возвратили Клисфена и 700 семейств, изгнанных Клеоменом, и отправили посольство в Сарды заключить союз с персами[52]: они были убеждены ведь, что предстоит война с Клеоменом и лакедемонянами. Когда посольство прибыло в Сарды и изложило свое поручение, то Артафрен, сын Гистаспа, сатрап Сард, спросил: “Что это за народ, где обитает и почему ищет союза с персами”. Получив разъяснение послов, сатрап дал им такой краткий ответ: “Если афиняне дадут царю землю и воду, то он заключит союз, если же нет, то пусть уходят”. Послы же, желая заключить союз, согласились, приняв это на свою ответственность. Впрочем, по возвращении на родину они подверглись суровому осуждению за эти самостоятельные действия.

74. Между тем Клеомен считал себя крайне оскорбленным афинянами на словах и на деле и стал собирать войско со всего Пелопоннеса. О цели похода царь, правда, умалчивал, хотя желал отомстить афинскому народу и поставить тираном Исагора (Исагор ведь вместе с ним покинул акрополь). Так вот, Клеомен с большим войском вступил в Элевсин, а беотийцы по уговору заняли Эною и Гисии, пограничные селения в Аттике. А с другой стороны напали халкидяне и стали опустошать аттические поля. Афиняне же хоть и оказались между двух огней, но решили потом припомнить это беотийцам и халкидянам и выступили против пелопоннесцев в Элевсине.

75. Когда оба войска должны были уже сойтись для битвы, сначала коринфяне сообразили, что поступают несправедливо, одумались и возвратились домой. За ними последовал Демарат, сын Аристона, второй спартанский царь, стоявший во главе лакедемонского войска вместе с Клеоменом. До этого времени он был в согласии с Клеоменом. Из‑за этой‑то распри в Спарте был издан закон, запрещающий обоим царям вместе идти в поход (прежде ведь отправлялись в поход оба царя). А когда теперь один из царей был отстранен от начальства над войском, то и один из Тиндаридов должен был оставаться дома: ведь до этого оба Тиндарида как помощники и защитники выступали в поход [со спартанским войском][53].

76. И вот когда остальные союзники в Элевсине увидели, что лакедемонские цари в распре, а коринфяне покинули боевые ряды, то и сами также возвратились домой. Так‑то дорийцы в четвертый раз вторглись в Аттику. Дважды приходили они врагами и дважды – на защиту афинской демократии. Первый раз – в то время, когда основали Мегары (этот поход будет, пожалуй, правильно отнести ко временам афинского царя Кодра).Второй же и третий раз спартанское войско вышло из Спарты, чтобы изгнать Писистратидов. А четвертое вторжение – теперешнее, когда Клеомен во главе пелопоннесцев вступил в Элевсин. Так‑то теперь в четвертый раз дорийцы проникли в Аттическую землю.

77. Итак, это вражеское войско бесславно распалось. Тогда афиняне, решив отомстить, сначала пошли войной на Халкиду. Беотийцы же выступили на помощь халкидянам к Еврипу. Заметив идущих на помощь беотийцев, афиняне решили прежде напасть на них, чем на халкидян. Афиняне вступили в сражение с беотийцами и одержали полную победу: множество врагов они перебили и 700 человек взяли в плен. Еще в тот же самый день афиняне переправились на Евбею, напали на халкидян и также одолели их. После победы они оставили 4000 клерухов‑поселенцев на земле гиппоботов (гиппоботами назывались халкидские богачи)[54]. Пленных халкидян вместе с беотийскими пленниками афиняне также бросили в оковах в темницу. Через некоторое время пленники, правда, были отпущены за выкуп в 2 мины. Оковы же, которыми они были связаны, афиняне повесили на акрополе. Оковы эти находились там еще и до моего времени и висели на стене, опаленной пожаром [в войне] с мидянами, против святилища на западной стороне. На десятую часть выкупа [за пленников] афиняне посвятили богине медную четверку коней. Она стоит сразу налево при входе в пропилеи на акрополе. Надпись на ней гласит:

Рать беотян и халкидян совместную мы укротили,

Гордых афинян сыны, подвигом бранным своим.

Мрачной темницей и цепью железной их буйство смирили

И десятину Палладе сих посвятили коней.

78. Итак, могущество Афин возрастало. Ясно, что равноправие для народа не только в одном отношении, но и вообще – драгоценное достояние. Ведь, пока афиняне были под властью тиранов, они не могли одолеть на войне ни одного из своих соседей. А теперь, освободившись от тирании, они заняли безусловно первенствующее положение. Поэтому, очевидно, под гнетом тиранов афиняне не желали сражаться как рабы, работающие на своего господина; теперь же после освобождения каждый стал стремиться к собственному благополучию.

79. Так обстояли дела у афинян. Фиванцы же после этого отправили послов в Дельфы вопросить оракул об отмщении афинянам. А Пифия ответила: одним им не удастся отомстить афинянам, и приказала фиванцам созвать “собрание, полное шума”[55], и просить о помощи ближайших соседей. По возвращении послы созвали народное собрание и сообщили изречение оракула. Узнав от послов, что им следует обратиться за помощью к ближайшим соседям, фиванцы сказали: “Разве не ближайшие наши соседи танагрийцы, коронейцы и феспийцы? Они всегда ведь охотно сражаются на нашей стороне и помогают нам. Почему же нам нужно еще просить их об этом? Нет, нужно думать, что смысл изречения оракула иной!”[56].

80. Во время обсуждения [в собрании] один из слушателей сказал: “Мне думается, я понимаю, что имеет в виду наше изречение оракула. Как гласит сказание, у Асопа[57]было две дочери – Фива и Эгина. Они были сестрами, и поэтому, я полагаю, бог советует нам просить помощи у эгинцев”. Так как никто, по‑видимому, не мог дать лучшего совета, то фиванцы тотчас же отправили на Эгину послов, согласно изречению оракула, просить о помощи эгинцев как своих ближайших [родственников]. На просьбу фиванцев эгинцы обещали прислать им помощниками Эакидов[58].

81. Когда же фиванцы в союзе с Эакидами пытались напасть на афинян и потерпели тяжкое поражение, то снова отправили послов на Эгину: они отказываются от помощи Эакидов и просят о помощи людьми. Тогда эгинцы, кичась своим великим богатством, вспомнили о стародавней своей вражде к Афинам и по просьбе фиванцев начали теперь без объявления войну с афинянами. Ведь в то время как афиняне теснили беотийцев, эгинцы переправились на военных кораблях в Аттику и опустошили Фалер и много других мест на побережье. Этим они и нанесли великий урон афинянам.

(...)

89. Первоначально повод для вражды афинян к Эгине был именно такой, как я рассказал. Когда теперь фиванцы стали звать их на помощь, эгинцы охотно откликнулись в память происшествия с этими кумирами. Итак, эгинцы начали опустошать берега Аттики. Когда же афиняне захотели выступить в поход на Эгину, пришло из Дельф изречение оракула, гласившее: афиняне должны подождать 30 лет со времени нашествия эгинцев, а на 31‑м году, посвятив храм Эаку, начать войну с Эгиной, и тогда их чаяния исполнятся. Если же они теперь тотчас выступят против Эгины, то за это время их ожидает много неудач и успехов, и только под конец они все же одержат полную победу. Услышав это изречение, афиняне, правда, посвятили храм Эаку (он стоит еще и теперь на рыночной площади), однако не захотели 30 лет спокойно терпеть обиды эгинцев.

90. Во время приготовлений афинян к походу, чтобы отомстить [эгинцам], однако, возникла помеха со стороны лакедемонян. Лакедемоняне ведь, узнав, что Алкмеониды подстроили Пифии и что сделала Пифия с ними и с Писистратидами, раскаялись в том, что им пришлось изгнать своих друзей из их страны, и распалились гневом на афинян за их неблагодарность. Кроме того, их побуждали [выступить против Афин] и из речения оракулов, предрекавшие им много бед от афинян. Эти изречения оракулов прежде были неизвестны спартанцам, и только теперь спартанцы познакомились с ними, когда Клеомен привез их в Спарту. Клеомен же нашел эти изречения на афинском акрополе. Прежде владевшие ими Писистратиды после изгнания оставили их в святилище, а Клеомен взял их оттуда[63].

91. Когда лакедемоняне получили эти изречения оракулов и увидели, что могущество афинян возросло и что у них нет больше охоты подчиняться спартанцам, тогда‑то спартанцы поняли, что аттический народ, будучи свободным, пожалуй, сравняется с ними могуществом. При господстве же тиранов, думали они, афиняне останутся слабыми и готовыми к подчинению. И вот, уяснив себе все это, спартанцы вызвали Гиппия, сына Писистрата, из Сигея на Геллеспонте, куда бежали Писистратиды. Когда Гиппий прибыл на зов, спартанцы послали вестников к остальным союзникам и сказали им вот что: “Союзники! Мы признаемся, что поступили неправильно. Побуждаемые ложными изречениями оракула, мы изгнали самых лучших наших друзей, которые обещали держать Афины в подчинении, из их родного города. Потом мы отдали город во власть неблагодарного народа, который, получив с нашей помощью свободу, высоко поднял голову. Он с позором изгнал нас и нашего царя из города и теперь высокомерно заносится. Это особенно хорошо должны были почувствовать их соседи – беотийцы и халкидяне, да, пожалуй, и кое‑кто другой скоро почувствует, что он просчитался. Раз уж мы совершили эту ошибку, то давайте теперь вместе попытаемся отомстить им. Поэтому мы призвали вот этого Гиппия и вас, посланцев от городов, чтобы сообща обдумать это дело и общими силами возвратить его в Афины, вернув ему то, чего мы его лишили”.

92. Так говорили лакедемоняне. Большинство союзников, однако, не одобрило этих слов. Остальные, правда, предпочитали молчать, а коринфянин Сокл сказал вот что: “Поистине, скорее небо провалится под землю, а земля поднимется высоко на воздух над небом, скорее люди будут жить в море, а рыбы – там, где раньше жили люди, чем вы, лакедемоняне, решитесь уничтожить свободу, восстановив господство тиранов в городах. Нет ведь на свете никакой другой более несправедливой власти и более запятнанной кровавыми преступлениями, чем тирания. Если вы действительно считаете прекрасным и справедливым такое положение вещей, именно, что тираны властвуют над городами, то сначала поставьте себе самим тирана, а потом уж навязывайте его остальным. А теперь, хотя сами вы никогда не испытали тирании и всеми силами стараетесь, чтобы ничего подобного не проникло в Спарту, вы хотите поступать так несправедливо с союзниками. Будь у вас одинаковый опыт с нами, то вы судили бы об этом правильнее. Государственный строй в Коринфе ведь был вот какой. Коринф прежде находился под властью немногих [знатных родов], и эти так называемые Бакхиады правили городом. Они отдавали [своих дочерей замуж] и брали жен из своей среды. У одного из Бакхиадов – Амфиона – родилась хромая дочь по имени Лабда. Так как никто из Бакхиадов не желал брать ее в жены, то ее взял замуж некто Эетион, сын Эхекрата, из селения Петры, но по происхождению, собственно, лапиф и потомок Кенея. Детей у него не было ни от этой жены, ни от другой. Так вот, он отправился в Дельфы вопросить оракул о потомстве. Не успел Эетион, однако, вступить в святилище, как Пифия обратилась к нему вот с какими словами:

Эетион, нет почета тебе, хоть ты чести стяжал себе много,

Лабда родит сокрушительный камень; падет он

На властелинов‑мужей и Коринф покарает.

Это изречение оракула Эетиону как‑то стало известно и Бакхиадам. А они уже раньше получили в Коринфе темное изречение, намекавшее на то же самое, что и изречение Эетиону. Оно гласило так:

В скалах приимет во чреве орел, но льва породит он

Мощного и сыроядца: сокрушит он многим колени.

Крепко сие разочтите, коринфяне, те, чья обитель

Славной Пирены вокруг и твердыни высокой Коринфа.

Прорицание это, данное раньше Бакхиадам, было им тогда непонятно. Теперь же, узнав об изречении Эетиону, они тотчас поняли, что прежнее их прорицание соответствует Эетионову. Уяснив себе смысл прорицания, Бакхиады оставались спокойными, потому что хотели погубить будущего младенца Эетиона. А как только жена его родила, Бакхиады послали десять человек из своей среды в то селение, где жил Эетион, чтобы убить младенца. Так вот, эти люди пришли в Петру и, ворвавшись в дом Эетиона, потребовали младенца. Лабда же вовсе не подозревала, зачем они пришли. Думая, что они требуют ребенка из дружелюбия к его отцу, она принесла младенца и отдала в руки одному из них. А они уговорились дорогой, что взявший сначала на руки ребенка и должен его бросить оземь. Когда же Лабда принесла и отдала младенца, то дитя по божественному внушению улыбнулось. Этот человек заметил [улыбку младенца], и какое‑то чувство жалости удержало его от убийства. Тогда он передал младенца второму, а тот третьему. Так ребенок прошел через руки всех десяти человек, и ни один не захотел его погубить. Тогда они отдали дитя назад матери и вышли из дома. Однако, остановившись у дверей, они начали перебранку и взаимные обвинения. Особенно же они обвиняли первого, взявшего ребенка, за то, что тот не выполнил уговора. Наконец через некоторое время они решили снова вернуться в дом и всем вместе умертвить младенца. Однако суждено было Коринфу претерпеть несчастья от потомства Эетиона. А Лабда, стоя у самых дверей, все это слышала. В страхе, как бы эти люди не раздумали и, снова взяв ребенка, не убили бы его, она взяла его и спрятала, как ей казалось, в самом потаенном месте, именно в сундуке. Она думала, что если эти люди придут и начнут поиски, то обыщут все. Так оно и случилось. Они вернулись и принялись искать младенца, но не нашли. Тогда они решили возвратиться домой и объявить тем, кто им дал это поручение, что все исполнено, как было приказано. Так вот, вернувшись домой, они так и сказали. А сын Эетиона после этого стал подрастать, и так как остался в живых благодаря сундуку, то получил от сундука имя Кипсел[64]. Возмужав, Кипсел вопросил оракул в Дельфах и получил в ответ двусмысленное прорицание. Уповая на это прорицание, он сделал попытку овладеть городом и захватил власть в Коринфе. А прорицание было вот какое:

Счастлив сей муж, что ныне в чертог мой вступает,

Эетинов Кипсел; царь славного града Коринфа

Будет все же он сам и дети его, но не внуки.

Таково было это прорицание. А Кипсел, воцарившись в Коринфе, был жестоким правителем: многих коринфян он изгнал, а других лишил имущества, а больше казнил. После 35‑летнего царствования он благополучно окончил свои дни. Наследовал его царство сын Периандр. Вначале Периандр был милостивее отца, а потом, вступив в общение через послов с Фрасибулом, тираном Милета, стал даже еще кровожаднее. Так, Периандр послал глашатая к Фрасибулу спросить совета, как ему, установив самый надежный государственный строй, лучше всего управлять городом. Фрасибул же отправился с прибывшим от Периандра глашатаем за город и привел его на ниву. Проходя вместе с ним по полю, Фрасибул снова и снова переспрашивал о причине прибытия его из Коринфа. При этом тиран, видя возвышающиеся над другими колосья, все время обрывал их. Обрывая же колосья, он выбрасывал их, пока не уничтожил таким образом самую красивую и густую часть нивы. Так вот, проведя глашатая через поле и не дав никакого ответа, тиран отпустил его. По возвращении же глашатая в Коринф Периандр полюбопытствовал узнать ответ Фрасибула. А глашатай объявил, что не привез никакого ответа и удивляется, как это Периандр мог послать его за советом к такому безумному человеку, который опустошает собственную землю. Затем он рассказал, что видел у Фрасибула. Периандр же понял поступок Фрасибула, сообразив, что тот ему советует умертвить выдающихся граждан. Тогда‑то тиран начал проявлять величайшую жестокость к своим гражданам. Всех уцелевших от казней и изгнаний Кипсела теперь прикончил Периандр[65]. Затем он велел из‑за своей супруги Мелиссы[66]в один день раздеть всех женщин в Коринфе догола. Он отправил ведь послов в Феспротию на реке Ахеронте[67]вопросить оракул мертвых [о вверенном ему] в заклад имуществе какого‑то гостеприимца, Тогда явилась [тень] Мелиссы и сказала, что ни знаками, ни словами она не укажет места, где лежит добро. Она ведь совершенно нагая и мерзнет, так как ее погребальные одежды не были сожжены вместе с ней и потому она не может ими пользоваться. В доказательство правдивости своих слов она напомнила Периандру, что он положил хлебы в холодную печь. Когда послы сообщили об этом Периандру (для него ответ Мелиссы был достоверным доказательством, так как он совокупился с ней уже бездыханной), он тотчас же после этого известия повелел через глашатая всем коринфским женщинам собраться в храм Геры. Они пришли, нарядившись в свои самые красивые одежды, как на праздник, а тиран поставил своих телохранителей в засаде и велел догола раздеть всех женщин без разбора – как свободных, так и служанок. Одежды же их Периандр приказал бросить в яму и сжечь, призывая Мелиссу. После этого Периандр вновь отправил послов в Феспротию, и тогда тень Мелиссы указала место, куда она спрятала [вверенное ему] сокровище гостеприимца. Вот, лакедемоняне, что такое тирания! Вот каковы деяния тиранов! А мы, коринфяне, уже тогда были весьма удивлены, услышав, что вы послали за Гиппием, а ныне и еще больше дивимся вашим речам. Мы заклинаем вас поэтому эллинскими богами не вводить в городах тирании! Но если вы все же настаиваете и желаете вопреки всей справедливости вернуть Гиппия, то знайте, что коринфяне не одобряют ваших действий”.

93. Так говорил Сокл, коринфский посол. А Гиппий, призывая тех же эллинских богов, отвечал ему: как раз коринфянам‑то еще больше всех придется желать [возвращения] Писистратидов. Придет день, и они еще натерпятся от афинян. Так мог говорить Гиппий потому, что никто на свете не знал так точно прорицаний оракулов, как он. Прочие же союзники сначала молчаливо слушали. А когда они услышали откровенную речь Сокла, то один за другим нарушили молчание и присоединились к мнению коринфянина. Они заклинали лакедемонян не затевать недоброго в эллинском городе.

94. Так эти замыслы расстроились. А Гиппий уехал оттуда. Македонский же царь Аминта предложил ему в дар город Анфемунт, а фессалийцы – Иолк. Гиппий, однако, отклонил оба предложения и снова возвратился в Сигей, который некогда Писистрат отнял мечом у митиленцев. Завладев городом, Писистрат поставил там тираном своего незаконного сына Гегесистрата (рожденного от аргосской женщины), который не без борьбы отстаивал это наследство Писистрата. Ведь митиленцы и афиняне из городов Ахиллея и Сигея вели постоянные войны друг с другом. Митиленцы требовали назад Сигейскую область, а афиняне оспаривали их право [на нее], указывая, что на земли древнего Илиона эолийцы имеют отнюдь не больше прав, чем они, афиняне, и другие, кто помогал Менелаю отомстить за похищение Елены.

95. Во время этих войн в битвах случилось много замечательных происшествий. Между прочим, после одной стычки, в которой победили афиняне, поэт Алкей спасся бегством, но его оружие попало в руки афинян, и они повесили его в храме Афины в Сигее. Алкей же воспел это событие в песне и послал ее на Митилену, чтобы сообщить о несчастье своему другу Меланиппу. Митиленцев же с афинянами примирил Периандр, сын Кипсела, которого они выбрали посредником. А примирил он их вот на каких условиях: каждая сторона получала то, что у нее было. Так‑то Сигей остался за афинянами.

96. Гиппий же после возвращения из Лакедемона прибыл в Азию и пустил все средства в ход против афинян: он клеветал на них Артафрену и делал все возможное, чтобы подчинить Афины себе и Дарию. Когда афиняне узнали о происках Гиппия, они отправили послов в Сарды, убеждая персов не верить афинским изгнанникам. Артафрен же велел передать послам: если афинянам дорога жизнь, то пусть они примут назад Гиппия. А афиняне наотрез отклонили эти предложения, сообщенные послами.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Ондатр · 26 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

Так, они получили от амфиктионов подряд на сооружение теперешнего дельфийского храма, которого тогда еще не существовало.
Нажмите, чтобы раскрыть...

то что получилось

Светлана · 26 июл 2018

Яник сказал(а): ↑

Красивая карта. Непонятно чей Крым?)
Нажмите, чтобы раскрыть...

Это ж осевое время, Яник! Тенденция "непонятно чей Крым", соответвенно, тогда и была задана.

list · 26 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

краткая последовательность событий: в Афинах правит тиран Гиппий, сын тирана Писистрата. эмигранты Алкмеониды подкупают дельфийскую Пифию и та сподвигает спартанцев на поход против Афин. спартанцы свергают тирана и в Афинах начинается борьба между сторонниками олигархии и демократии. побеждают "демократы" во главе с Клисфеном и расправляются с соперниками.. Хотя Спарта поддерживает олигархов. Спартанцы с союзниками решают восстановить тирана Гиппия, но терпят поражение. В ходе этих событий Афины признают верховную власть Персии. Но когда Гиппий, не сумев снова мобилизовать спартанцев , отправляется к сатрапу и тот требует вернуть тирану власть, афиняне отказываются. Гиппий отправляется в Сузы искать поддержку царя царей.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Краткий синопсис сценария для сериала. А пусть бы кто и снял что ли. ) Колоритная эпическая лента бы получилась.

Ондатр · 27 июл 2018

Знамением осевого времени в Элладе было рождение философии. В это время жили Гераклит, Пифагор и Ксенофан с Парменидом . Все кроме Парменида были выходцами из азиатской Эллады.

Гераклит - отрекшийся басилевс, мизантроп, лесной отшельник - говорил о реальности как непрерывном становлении-изменении.
Ксенофан - поэт-рапсод - учил об иллюзорности изменчивого мира и постоянстве и неподвижности как признаке истинной реальности.
Пифагор - странник и духовный учитель, говорил о мере и числе как основе мироздания

Ондатр · 27 июл 2018

ПОРФИРИЙ

ЖИЗНЬ ПИФАГОРА

Почти все согласно утверждают, что Пифагор был сыном Мнесарха, но разноречиво судят о происхождении самого Мнесарха. Некоторые считают Мнесарха уроженцем Самоса. Но Клеанф (в V книге "Мифических повествований") говорит, будто Мнесарх был сириец из сирийского Тира и будто он однажды в неурожайный год приплыл на Самое по торговым делам, устроил раздачу хлеба и за это был удостоен самосского гражданства. Потом, так как Пифагор с детских лет оказался способен ко всем наукам, Мнесарх отвез его в Тир и привел к халдеям, где Пифагор и овладел всеми их знаниями. Вернувшись оттуда в Ионию, Пифагор сперва учился при Ферскиде Сиросском, а потом при Гермодаманте, сыне Креофила, доживавшем век на Самосе.
Впрочем, по словам Клеанфа, иные уверяют даже, что отец Пифагора был тирренец из тех, которые поселились на Лемносе 1; оттуда он по делам приехал на Самое, остался там и получил гражданство; а когда он ездил в Италию, то брал с собою и мальчика Пифагора; Италия тогда благоденствовала, и потому-то Пифагор впоследствии опять отправился туда.

Клеанф перечисляет также двух старших братьев Пифагора Евноста и Тиррена; Аполлоний (в книгах про Пифагора) упоминает и мать Пифагора – Пифаиду из потомства Анкея, основателя Самоса; а некоторые, по свидетельству Аполлония, считали его отпрыском Аполлона и Пифаиды и лишь на словах сыном Мнесарха. Так говорит и один самосский поэт:

Фебу, Зевесову сыну, рожден Пифагор Пифаидой –
Той, что в Самосской земле всех затмевала красой.

Учился же он, по словам Аполлония, не только у Фсрекида, но и у Гсрмодаманта и у Анаксимандра.

Дурид Самосский во II книге "Времясчислсния" добавляет, что у Пифагора был сын Аримнест, наставник Демокрита; этот Аримнест, воротясь из изгнания, поставил за это в храм Геры медную статую двух локтей в поперечнике, сделав на ней такую надпись:

Сын Пифагора меня Аримнест в этом храме поставил,
Миру в ученых речах многую мудрость явив.

Статую эту похитил тот Сим, который присвоил сочинения "О гармонии" и "Канон" и издал их как свои; там были статуи всех семи наук 2. Сим похитил одну из них, а после этого исчезли и остальные, указанные в посвятительной надписи. А другие пишут, что от критянки Феано, дочери Пифанакта, у Пифагора был сын Телавг и дочь Мня; иные упоминают и дочь Аригноту, от которой даже сохранились пифагорейские сочинения. И Тимсй рассказывает, что дочь Пифагора в девичестве была в Кротоне первой в хороводе девиц, а в замужестве – первой в хороводе замужних и что дом ее кротонцы посвятили Деметрс, а переулок, где он стоял, – Музам.

Наконец, Лин в IV книге "Истории" упоминает, что разногласия были даже относительно места рождения Пифагора: "Если ты затруднишься назвать родину и город, гражданином которых случилось быть этому мужу, то пусть это тебя не смущает: иные говорят, что он с Самоса, иные – что из Флиунта, иные – что из Метапонта".

Что касается его учения, то большинство писавших утверждают, что так называемые математические науки он усвоил от египтян, халдеев и финикиян (ибо геометрией издревле занимались египтяне, числами и подсчетами финикияне, а наблюдением небес – халдеи), а от магов услышал о почитании богов и о прочих жизненных правилах. Первое знакомо многим, потому что записано в книгах; зато прочие жизненные правила известны менее. О чистоте своей он так заботился (пишет Евдокс в VII книге "Объезда земли"), что избегал и убийств и убийц: не только воздерживался от животной пищи, но даже сторонился поваров и охотников. Антифонт в книге "О жизни мужей, отличавшихся добродетелью" рассказывает, какую выносливость выказал Пифагор в Египте. Пифагор услышал, как хорошо в Египте воспитывают жрецов, и захотел сам получить такое воспитание; он упросил тирана Поликрата написать египетскому царю Амасису, своему другу и гостеприимцу, чтобы тот допустил Пифагора к этому обучению. Приехав к Амасису, он получил от него письмо к жрецам; побывав в Гелиополе, отправился в Мемфис, будто бы к жрецам постарше; но, увидев, что на самом деле и здесь то же, что и в Гелиополе, из Мемфиса он таким же образом пустился в Диосполь. Там жрецы из страха перед царем не решались выдать ему свои заветы и думали отпугнуть его от замысла безмерными тяготами, назначая ему задания, трудные и противные эллинским обычаям. Однако он исполнял их с такой готовностью, что они в недоумении допустили его и к жертвоприношениям и к богослужениям, куда не допускался никто из чужеземцев.

Воротившись в Ионию, он устроил у себя на родине училище; оно до сих пор называется Пифагоровой оградой, и самосцы там собираются на советы по общественным делам. А за городом он приспособил для занятий философией одну пещеру и проводил там почти все свои дни и ночи, беседуя с друзьями. Но в сорок лет (по словам Аристоксена) он увидел, что тирания Поликрата слишком сурова, чтобы свободный человек мог выносить такую деспотическую власть; и тогда он собрался и отправился в Италию 3.

Многие подробности об этом философе, которых я не хочу пропустить, сообщает Диоген в книге "Чудеса по ту сторону Фулы". Он говорит, что Мнесарх был тирренцем – из тех тирренцев, которые заселили Лемнос, Имброс и Скирос, что он объездил много городов и стран и однажды нашел под большим красивым белым тополем грудного младенца, который лежал, глядя прямо в небо, и не мигая смотрел на солнце, а во рту у него была маленькая и тоненькая тростинка, как свирель, и питался он росою, падавшею с тополя. С изумлением это увидев, Мнесарх решил, что мальчик этот – божественной породы, взял его с собой, а когда он вырос, отдал его самосскому жителю Андроклу, который поручил мальчику управлять своим домом. Мнесарх назвал мальчика Астреем 4 и, будучи богатым человеком, воспитал его вместе с тремя своими сыновьями, Евиостом, Тирреном и Пифагором, из которых младший был усыновлен тем же Андроклом.

В детстве Пифагор учился у кифариста, живописца и атлета, в юности пришел в Милет, к Анаксимандру учиться геометрии и астрономии. Ездил он, по словам Диогена, и в Египет, и к арабам, и к халдеям, и к евреям; там он научился и толкованию снов и первый стал гадать по ладану. В Египте он жил у жрецов, овладел всею их мудростью, выучил египетский язык с его тремя азбуками – письменной, священной и символической (первая на них изображает обычный язык, а две другие – иносказательный и загадочный) 5 и узнал многое о богах. У арабов он жил вместе с царем, а в Вавилоне – с халдеями; здесь побывал он и у Забрата 6, от которого принял очищение от былой скверны, узнал, от чего должен воздерживаться взыскующий муж, в чем состоят законы природы и каковы начала всего. От этих-то народов и вывез Пифагор в своих странствиях главную свою мудрость. Пифагору и подарил Мнесарх мальчика Астрея; и Пифагор принял его, изучил его лицо и тело в движении и покое, а затем дал ему воспитание. Ибо Пифагор первый достиг такого знания человека и умения распознавать природу каждого, что ни с кем не дружил и не знакомился, не определив по лицу, каков этот человек. Был у него и другой мальчик, привезенный из Фракии, по имени Залмоксис; когда он родился, на него накинули медвежью шкуру, по-фракийски называемую залмою, отсюда и его имя. Пифагор его любил и научил его наблюдению небес, священнослужениям и иному почитанию богов. Мальчик этот (которого, по другим сведениям, звали Фалес) почитается у варваров богом вместо Геракла 7. Дионисофан сообщает, что он был рабом у Пифагора, но попал в плен к разбойниках, и был заклеймен выжженными на лбу знаками, когда хозяин его Пифагор из-за гражданских смут находился в изгнании. А другие уверяют, что имя Залмоксис означает "чужеземец".

Когда на Делосе заболел Ферекид, Пифагор за ним ухаживал, а когда он умер, то похоронил его и затем вернулся на Самос, чтобы повидаться с Гермодамантом и Креофилом. Здесь он прожил некоторое время; тогда-то он и помог самосскому атлету Евримену, который благодаря Пифагоровой мудрости, несмотря на свой малый рост, сумел осилить и победить на Олимпийских играх многих рослых противников. Дело в том, что остальные атлеты, по старинному обычаю, питались сыром и смоквами, а Евримен по совету Пифагора первый стал ежедневно есть назначенное количество мяса и от этого набираться сил. Однако потом, усовершенствовавшись в мудрости, Пифагор посоветовал ему хоть и бороться, но не побеждать, ибо человек должен принимать на себя труды, но не навлекать, побеждая, зависти: ведь и увенчанные победители небезупречны.

После этого, когда Самое подпал под тираническую власть Поликрата, Пифагор рассудил, что не пристало философу жить в таком государстве, и решил отправиться в Италию. Остановившись по пути в Дельфах, он написал на гробнице Аполлона элегические стихи о том, что Аполлон был. сын Силена, убитый Пифоном и погребенный в месте по имени Трипод; а имя это оно получило от трех дочерей Триопа 8, которые там его, Аполлона, оплакивали. Приехав на Крит, он побывал у жрецов Морга, одного из идейских дактилей 9, и принял от них очищение камнем-громовником, ложась ниц поутру у моря, а ночью у реки в венке из шерсти черного барана. Спускался он там и в так называемую идейскую пещеру, одетый в черную шкуру, пробыл там положенные трижды девять дней, совершил всесожжение Зевсу, видел его застилаемый ежегодно престол, а на гробнице Зевса высек надпись под заглавием "Пифагор Зевсу", начинающуюся так:

Зан здесь лежит, опочив, меж людьми называемый Зевсом 10.

Достигнув Италии, он появился в Кротоне (об этом говорит Дикеарх) и сразу привлек там всеобщее уважение как человек, много странствовавший, многоопытный и дивно одаренный судьбою и природою: с виду он был величав и благороден, а красота и обаяние были у него и в голосе, и в обхождении, и во всем. Сперва он взволновал городских старейшин; потом, долго и хорошо побеседовав с юношами, он по просьбе властей обратил свои увещания к молодым; и наконец, стал говорить с мальчиками, сбежавшимися из училищ, и даже с женщинами, которые тоже собрались на него посмотреть. Все это умножило громкую его славу и привело к нему многочисленных учеников из этого города, как мужчин, так и женщин, среди которых достаточно назвать знаменитую Феано; даже от соседних варваров приходили к нему и цари и вожди. Но о чем он говорил собеседникам, никто не может сказать с уверенностью, ибо не случайно окружали они себя молчанием; но прежде всего шла речь о том, что душа бессмертна, затем – что она переселяется в животных и, наконец, что все рожденное вновь рождается через промежутки времени, что ничего нового на свете нет и что все живое должно считаться родственным друг другу. Все эти учения первым принес в Элладу, как кажется, именно Пифагор.

Он так привлекал к себе всех, что одна только речь, произнесенная при въезде в Италию (говорит Никомах), пленила своими рассуждениями более двух тысяч человек; ни один из них не вернулся домой, а все они вместе с детьми и женами устроили огромное училище в той части Италии, которая называется Великой Грецией, поселились при нем, а указанные Пифагором законы и предписания соблюдали ненарушимо, как божественные заповеди. Имущество они считали общим; а Пифагора причисляли к богам. Поэтому, овладев так называемой "тетрактидой"11 ["четверкой"], одним из приемов, составлявших его тайное учение, – впрочем, приемом изящным и приложимым ко многим физическим вопросам, – они стали ею клясться, поминая Пифагора как бога и прибавляя ко всякому своему утверждению:

Будь свидетелем тот, кто людям принес тетрактиду,
Сей для бессмертной.души исток вековечной природы!

Поселившись здесь, он увидел, что города Италии и Сицилии находятся в рабстве друг у друга, одни давно, другие недавно, и вернул им вольность, поселив в них помышления о свободе через своих учеников, которые были в каждом городе. Так он освободил Кротон, Сибарис, Катанию, Регий, Гимеру, Акрагант, Тавромений и другие города, а некоторым, издавна терзаемым распрями с соседями, даже дал законы через Харонда Катанского и Залевка Локрийского. А Симих, тиран Кентурип, после его уроков сложил свою власть и роздал свое богатство, частью – сестре, частью согражданам. Даже луканы, мессапы, певкетии, римляне, по словам Аристоксена, приходили к нему. И не только через своих друзей умирял он раздоры внутренние и междоусобные, но и через их потомков во многих поколениях и по всем городам Италии и Сицилии. Ибо для всех, и для многих и для немногих, было у него на устах правило: беги от всякой хитрости, отсекай огнем, железом и любым орудием от тела болезнь, от души – невежество, от утробы – роскошество, от города – смуту, от семьи – ссору, от всего, что есть, неумеренность. Если верить рассказам о нем старинных и надежных писателей, то наставления его обращались даже к бессловесным животным. В давнийской земле, где жителей разоряла одна медведица, он, говорят, ваял ее к себе, долго гладил, кормил хлебом и плодами и, взявши клятву не трогать более никого живого, отпустил; она тотчас убежала в горы и леса, но с тех пор не видано было, чтобы она напала даже на скотину. В Таренте он увидел быка на разнотравье, жевавшего зеленые бобы, подошел к пастуху в посоветовал сказать быку, чтобы тот этого не делал. Пастух стал смеяться и сказал, что не умеет говорить по-бычьи; тогда Пифагор, сам подошел к быку и прошептал ему что-то на ухо, после чего тот не только тут же пошел прочь от бобовника, но и более никогда не касался бобов, а жил с тех пор и умер в глубокой старости в Таренте при храме Геры, где слыл священным быком и кормился хлебом, который подавали ему прохожие. А на Олимпийских играх, когда Пифагор рассуждал с друзьями о птицегаданиях, знамениях и знаках, посылаемых от богов вестью тем, кто истинно боголюбив, то над ним, говорят, вдруг появился орел, и он поманил его к себе, погладил и опять отпустил. И, повстречав однажды рыбаков, тащивших из моря сеть, полную рыбы, он точно им сказал заранее, сколько рыб в их огромном улове; а на вопрос рыбаков, что он им прикажет делать, если так оно и выйдет, он велел тщательно пересчитать всех рыб и тех, которые окажутся живы, отпустить в море. Самое же удивительное, что все немалое время, пока шел счет, ни одна рыба, вытащенная из воды, в его присутствии не задохнулась.

Многим, кто приходил к нему, он напоминал о прошлой их жизни, которую вела их душа, прежде чем облечься в их тело. Сам он был Евфорбом, сыном Памфа, и доказывал это неопровержимо; а из стихов Гомера он больше всего хвалил и превосходно пел под лиру следующие строки:

Кровью власы оросилися, сродные девам Харитам,
Кудри, держимые пышно златой и серебряной связью.
Словно как маслина древо, которое муж возлелеял
В уединении, где искипает ручей многоводный,
Пышно кругом разрастается; зыблют ее, прохлаждая,
Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым;
Но внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим,
С корнем из ямины рвет и по черной земле простирает, –
Сына такого Панфоева, гордого сердцем Евфорба
Царь Менелай низложил и его обнажал от оружий 12.

А общеизвестные рассказы о том Евфорбовом щите, который среди троянского оружия был посвящен в Микенском храме Гере Аргивской, нет надобности пересказывать.

Говорят, он переходил однажды со многочисленными спутниками реку Кавкас 13 и заговорил с ней, а она при всех внятным и громким голосом ему отвечала: "Здравствуй, Пифагор!" В один и тот же день он был и в италийском Метапонте, и в сицилийском Тавромении, и тут и там разговаривая с учениками; это подтверждают почти все, а между тем от одного города до другого большой путь по суше и по морю, которого не пройти и за много дней. Общеизвестно и то, как он показал гиперборейцу Абариду, жрецу гиперборейского Аполлона, свое бедро из золота в подтверждение его слов, что Пифагор и есть Аполлон Гиперборейский 14; а когда однажды друзья его, глядя на подплывший корабль, гадали, прицениваясь, о его товарах, Пифагор сказал: "Быть у вас покойнику!" – и точно, на подплывшем корабле оказался покойник. Бесконечно много и других рассказов, еще более божественных и дивных, повествуется об этом муже согласно и уверенно; короче сказать, ни о ком не говорят так много и так необычайно.

Рассказывают также и о том, как он безошибочно предсказывал землетрясения, быстро останавливал повальные болезни, отвращал ураганы и градобития, укрощал реки и морские волны, чтобы они открыли легкий переход ему и спутникам; а у него это переняли Эмпедокл, Эпименид15 и Абарид, которые тоже все делали подобное не раз, как это явствует из их стихов, – недаром Эмпедокл и прозван был Ветроотвратителем, Эпименид – Очистителем, Абарид – Воздухобежцем, как будто он получил в дар от Аполлона стрелу, на которой перелетал и реки, и моря, и бездорожья, словно бежал по воздуху. Некоторые думают, что то же самое делал и Пифагор, когда в один и тот же день беседовал с учениками и в Метапонте, и в Тавромении. А песнями, напевами и лирной игрой он унимал душевные недуги и телесные; этому он научил и своих друзей, сам же умел слышать даже вселенскую гармонию, улавливая созвучия всех сфер и движущихся по ним светил, чего нам не дано слышать по слабости нашей природы. Это подтверждает и Эмпедокл, говоря о нем так:

Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным,
В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший.
Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к познанью,
То без труда созерцал все несчетные мира явленья,
За десять или за двадцать людских поколений провидя 16.

"Безмерное познанье", "созерцал несчетные мира явленья", "сокровище мыслей" и прочие выразительные слова обозначают особенную и ни с кем не сравнимую остроту и зрения, и слуха, и мысли в существе Пифагора. Звуки семи планет, неподвижных звезд и того светила, что напротив нас и называется Противоземлей 17, он отождествлял с девятью Музами, а согласие и созвучие их всех в едином сплетении, вечном и безначальном, от которого каждый звук есть часть и истечение, он называл Мнемосиной.

Образ повседневной его жизни описывает Диоген. Он заповедовал всем избегать корыстолюбия и тщеславия, ибо корысть и слава больше всего возбуждают зависть, избегать также и многолюдных сборищ. Занятия свои он начинал дома поутру, успокоив душу лирною игрою под пение старинных Фалетовых пеанов. Пел он также и стихи Гомера и Гесиода, считая, что они успокаивают душу; не чуждался и некоторых плясок, полагая, что здоровье и красивые движения на пользу телу. Прогулки он предпочитал не со многими, а вдвоем или втроем, в святилищах или в рощах, замечая при этом, что, где тише всего, там и краше всего.

Друзей он любил безмерно; это он сказал, что у друзей все общее и что друг – это второй я. Когда они были в добром здоровье, он с ними беседовал, когда были больны телом, то лечил их; когда душою, то утешал их, как сказано, иных заговорами и заклинаниями, а иных музыкою. От телесных недугов у него были напевы, которыми он умел облегчать страждущих, а были и такие, которые помогали забыть боль, смягчить гнев и унять вожделение.

За завтраком он ел сотовый мед, за обедом – просяной или ячменный хлеб, вареные или сырые овощи, изредка жертвенное мясо, да и то не от всякой части животного. Собираясь идти в святилища богов и подолгу там оставаться, он принимал средства от голода и жажды; средство от голода составлял он из макового семени, сезама, оболочки морского лука, отмытого до того, что он сам очищал все вокруг, из цветов асфоделя, листьев мальвы, ячменя и гороха, нарубленных равными долями и разведенных в гиметтском меду; средство от жажды – из огуречного семени, сочного винограда с вынутыми косточками, из кориандрового цвета, семян мальвы и портулака, тертого сыра, мучного просева и молочных сливок, замешанных на меду с островов. Этому составу, говорил он, научила Деметра Геракла, когда его послали в безводную Ливию.

Поэтому тело его, как по мерке, всегда оставалось одинаково, а не бывало то здоровым, то больным, то потолстевшим, то похудевшим, то ослабелым, то окрепшим. Точно так же и лицо его являло всегда одно и то же расположение духа – от наслаждения оно не распускалось, от горя не стягивалось, не выказывало ни радости, ни тоски, и никто не видел его ни смеющимся, ни плачущим. Жертвы богам приносил он необременительно, угождая им мукою, лепешками, ладаном, миррою и очень редко – животными, кроме разве что молочных поросят. И даже когда он открыл, что в прямоугольном треугольнике гипотенуза имеет соответствие с катетами, он принес в жертву быка, сделанного из пшеничного теста, – так говорят надежнейшие писатели 18.

Разговаривая с собеседниками, он их поучал или описательно, или символично. Ибо у него было два способа преподавания, одни ученики назывались "математиками", то есть познавателями, а другие "акусматиками", то есть слушателями: математиками – те, кто изучали всю суть науки и полнее и подробнее, акусматиками – те, кто только прослушивали обобщенный свод знаний без подробного изложения. Учил он вот чему: о породе божеств, демонов и героев говорить и мыслить с почтением; родителей и благодетелей чтить; законам повиноваться; богам поклоняться не мимоходом, а нарочно для этого выйдя из дому; небесным богам приносить в жертву нечетное, а подземным – четное. Из двух противодействующих сил лучшую он называл Единицею, светом, правостью, равенством, прочностью и стойкостью; а худшую – Двоицей, мраком, левизной, неравенством, зыбкостью и переменностью. Еще он учил так: растения домашние и плодоносные, и животных, не вредных для человека, щадить и не губить; а вверенное тебе слово хранить так же честно, как вверенные тебе деньги.

Вещей, к которым стоит стремиться и которых следует добиваться, есть на свете три: во-первых, прекрасное и славное, во-вторых, полезное для жизни, в-третьих, доставляющее наслаждение. Наслаждение имеется в виду не пошлое и обманчивое, но прочное, важное, очищающее от хулы. Ибо наслаждение бывает двоякого рода: одно, утоляющее роскошествами ваше чревоугодие и сладострастие, он уподоблял погибельным песням Сирен, а о другом, которое направлено на все прекрасное, праведное и необходимое для жизни, которое и переживаешь сладко и, пережив, не жалеешь, он говорил, что оно подобно гармонии Муз. Две есть поры, самые важные для размышлений: когда идешь ко сну и когда встаешь от сна. И в тот и в другой час следует окинуть взором, что сделано и что предстоит сделать, потребовать с себя отчета во всем происходящем, позаботиться о будущем. Перед сном каждый должен говорить себе такие стихи:

Не допускай ленивого сна на усталые очи,
Прежде чем на три вопроса о деле дневном не ответишь;
Что я сделал? чего я не сделал? и что мне осталось?

А перед тем, как встать, – такие:

Прежде чем встать от сладостных снов, навеваемых ночью,
Думой раскинь, какие дела тебе день приготовил.

Таковы были его поучения; главное же было – стремиться к истине, ибо только это приближает людей к богу: ведь от магов он знал, что бог, которого они называют Оромаздом, телом своим подобен свету, а душою – истине. Учил он и другому – тому, что усвоил, по его словам, от дельфийской Аристоклеи 19. А иное он высказывал символически, по примеру посвященных (многое из этого записал Аристотель): например, море он называл "слезой", двух небесных Медведиц – "руками Реи", Плеяды – "лирою Муз", планеты – "псами Персефоны", а звук от удара по меди считал голосом какого-то демона, заключенного в этой меди. Были символы и другого рода, вот какие:

"Через весы не шагай", то есть избегай алчности; "Огня ножом не вороши", то есть человека гневного и надменного резкими словами не задевай; "Венка не обрывай", то есть не нарушай законов, ибо законами венчается государство. В таком же роде и другие символы, например: "Не ешь сердца", то есть не удручай себя горем; "Не садись на хлебную меру", то есть не живи праздно; "Уходя, не оглядывайся", то есть перед смертью не цепляйся за жизнь; "По торной дороге не ходи" – этим он велел следовать не мнениям толпы, а мнениям немногих понимающих; "Ласточек в доме не держи", то есть не принимай гостей болтливых и несдержанных на язык; "Будь с тем, кто ношу взваливает, не будь с тем, кто ношу сваливает", – этим он велел поощрять людей не к праздности, а к добродетели и к труду; "В перстне изображений не носи", то есть не выставляй напоказ перед людьми, как ты судишь и думаешь о богах; "Богам делай возлияния через ушко сосудов" – этим он намекает, что богов должно чтить музыкою и песнопениями, потому что это они доходят до нас через уши; "Не ешь недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни того, в чем первооснова всего" этим он запрещал вкушать от жертвенных животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову: первоосновой он называл чресла, ибо животные держатся на них, как на опоре; рождением – яички и матку, силою которых возникает все живое; приращением – костный мозг, потому что он – причина роста для всякого животного; началом – ноги, а завершением – голову, в которой высшая власть над всем телом.

Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение – зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. А несомненные доказательства этому он приводил такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская матка. Кроме бобов запрещал он употреблять в пищу и разное другое – крапиву, рыбу-триглу, да и почти все, что ловится в море.

О себе он говорил, что живет уже не в первый раз сперва, по его словам, он был Евфорбом, потом Эфалидом, потом Гермотимом, потом Пирром и наконец стал Пифагором. Этим он доказывал, что душа бессмертна и что, приняв очищение, можно помнить и прошлую свою жизнь.

Философия, которую он исповедовал, целью своей имела вызволить и освободить врожденный наш разум от его оков и цепей; а без ума человек не познает ничего здравого, ничего истинного и даже неспособен ничего уловить какими бы то ни было чувствами, – только ум сам по себе все видит и все слышит, прочее же и слепо и глухо.

А для тех, кто уже совершил очищение, есть некоторые полезные приемы. Приемы он придумал такие: медленно и постепенно, всегда одним и тем же образом, начиная от все более мелкого, переводить себя к созерцанию вечного и сродного ему бестелесного, чтобы полная и внезапная перемена не спугнула и не смутила нас, столь давно привыкших к такой дурной пище. Вот почему для предварительной подготовки душевных очей к переходу от всего телесного, никогда нимало не пребывающего в одном и том же состоянии, к истинно сущему он обращался к математическим и иным предметам рассмотрения, лежащим на грани телесного и бестелесного (эти предметы трехмерны, как все телесное, но плотности не имеют, как все бестелесное), – это как бы искусственно приводило душу к потребности в [настоящей ее] пище. Подводя с помощью такого приема к созерцанию истинно сущего, он дарил людям блаженство, – для этого и нужны были ему математические упражнения.

Что же касается учения о числах, то им он занимался вот для чего (так пишут многие, и среди них – Модерат из Гадира, в 11 книгах кратко изложивший мнения пифагорейцев). Первообразы и первоначала, говорил он, не поддаются ясному изложению на словах, потому что их трудно уразуметь и трудно высказать, оттого и приходится для ясности обучения прибегать к числам. В этом мы берем пример с учителей грамматики и геометрии. Ведь именно так учителя грамматики, желая передать звуки и их значение, прибегают к начертанию букв и на первых порах обучения говорят, будто это и есть звуки, а потом уже объясняют, что буквы – это совсем не звуки, а лишь средство, чтобы дать понятие о настоящих звуках. Точно так же учителя геометрии, не умея передать на словах телесный образ, представляют его очертания на чертеже и говорят "вот треугольник", имея в виду, что треугольник – это не то, что сейчас начерчено перед глазами, а то, о чем этим начертанием дается понятие. Вот так и пифагорейцы поступают с первоначальными понятиями и образами: они не в силах передать словесно бестелесные образы и первоначала и прибегают к числам, чтобы их показать. Так, понятие единства, тождества, равенства, причину единодушия, единочувствия, всецелости, то, из-за чего все вещи остаются самими собой, пифагорейцы называют Единицей; Единица эта присутствует во всем, что состоит из частей, она соединяет эти части и сообщает им единодушие, ибо причастна к первопричине. А понятие различия, неравенства, всего, что делимо, изменчиво и бывает то одним, то другим, они называют Двоицею; такова природа Двоицы и во всем, что состоит из частей. И нельзя сказать, что эти понятия у пифагорейцев были, а у остальных философов отсутствовали, – мы видим, что и другие признают существование сил объединяющей и разъединяющей целое, и у других есть понятия равенства, несходства и различия. Эти-то понятия пифагорейцы для удобства обучения и называют Единицей и Двоицей; это у них значит то же самое, что "двоякое", "неравное", "инородное". Таков же смысл и других чисел: всякое из них соответствует какому-то значению. Так, все, что в природе вещей имеет начало, середину и конец, они по такой его природе и виду называют Троицей, и все, в чем есть середина, считают троичным, и все, что совершенно, – тоже; все совершенное, говорят они, исходит из этого начала и им упорядочено, поэтому его нельзя назвать иначе чем Троицей; и, желая возвести нас к понятию совершенства, они ведут нас через этот образ. То же самое относится и к другим числам. Вот на каких основаниях располагают они вышеназванные числа. Точно так же и последующие числа подчинены у них единому образу и значению, который они называют Десяткою, [то есть "обымательницей"] (будто слово это пишется не "декада", а "дехада" 20). Поэтому они утверждают, что десять – это совершенное число, совершеннейшее из всех, и что в нем заключено всякое различие между числами, всякое отношение их и подобие. В самом деле, если природа всего определяется через отношения и подобия чисел и если все, что возникает, растет и завершается, раскрывается в отношениях чисел, а всякий вид числа, всякое отношение и всякое подобие заключены в Десятке, то как же не назвать Десятку числом совершенным?

Вот каково было использование чисел у пифагорейцев. Из-за этого и случилось так, что самая первая философия пифагорейцев заглохла: во-первых, излагалась она загадками, во-вторых, записана она была по-дорийски, а так как это наречие малопонятное, то казалось, что и учения, на нем излагаемые, не подлинны и искажены, и, в-третьих, многие, выдававшие себя за пифагорейцев, на самом деле вовсе таковыми не были. Наконец, пифагорейцы жалуются, что Платон, Аристотель, Спевсипп, Аристоксен, Ксенократ присвоили себе все их выводы, изменив разве лишь самую малость, а потом собрали все самое дешевое, пошлое, удобное для извращения и осмеяния пифагорейства от позднейших злопыхательствующих завистников и выдали это за подлинную суть их учения. Впрочем, это случилось уже впоследствии.

Пифагор со всеми друзьями немалое время жил в Италии, пользуясь таким почтением, что целые государства вверяли себя его ученикам. Но в конце концов против них скопилась зависть и сложился заговор, а случилось это вот каким образом. Был в Кротоне человек по имени Килон, первый между гражданами и богатством, и знатностью, и славою своих предков, но сам обладавший нравом тяжелым и властным, а силою друзей своих и обилием богатств пользовавшийся не для добрых дел; и вот он-то, полагая себя достойным всего самого лучшего, почел за нужнейшее причаститься и Пифагоровой философии. Он пришел к Пифагору, похваляясь и притязая стать его другом. Но Пифагор сразу прочитал весь нрав этого человека по лицу его и остальным телесным признакам, которые он примечал у каждого встречного, и, поняв, что это за человек, велел ему идти прочь и не в свои дела не мешаться. Килон почел себя этим обиженным и оскорбился; а нрава он был дурного и в гневе безудержен. И вот, созвав своих друзей, он стал обличать перед ними Пифагора и готовить с ними заговор против философа и его учеников. И когда после этого друзья Пифагора сошлись на собрании в доме атлета Милона (а самого Пифагора, по этому рассказу, между ними не было: он уехал на Делос к своему учителю Ферекиду Сиросскому, заболевшему так называемой вшивой болезнью, чтобы там ходить за ним и лечить его), то дом этот был подожжен со всех сторон и все собравшиеся погибли; только двое спаслись от пожара, Архипп и Лисид (рассказывает Неанф), и Лисид бежал в Элладу и стал там другом и учителем Эпаминонда. А по рассказу Дикеарха и других надежных писателей, при этом покушении был и сам Пифагор, потому что Ферекид скончался еще до его отъезда из Самоса; сорок друзей его были застигнуты в доме на собрании, остальные перебиты порознь в городе, а Пифагор, лишась друзей, пустился искать спасения сперва в гавань Кавлония, а затем в Локры. Локрийцы, узнав об этом, выслали к рубежу своей земли избранных своих старейшин с такими словами к Пифагору: "Мы знаем, Пифагор, что ты мудрец и человек предивный, но законы в нашем городе безупречные, и мы хотим при них жить, как жили, а ты возьми у нас, коли что надобно, и ступай отсюда прочь, куда знаешь". Повернув таким образом прочь от Локров, Пифагор поплыл в Тарент, а когда и в Таренте случилось такое же, как и в Кротоне, то перебрался в Метапонт. Ибо повсюду тогда вспыхивали великие мятежи, которые и посейчас у историков тех мест именуются пифагорейскими: пифагорейцами назывались там все те единомышленники, которые следовали за философом.

Здесь, в Метапонте, Пифагор, говорят, и погиб: он бежал от мятежа в святилище Муз и оставался там без пищи целых сорок дней. А другие говорят, что когда подожгли дом, где они собирались, то друзья его, бросившись в огонь, проложили в нем дорогу учителю, чтобы он по их телам вышел из огня, как по мосту; но, спасшись из пожара и оставшись без товарищей, Пифагор так затосковал, что сам лишил себя жизни.

Бедствие это, обрушившись на людей, задело вместе с этим и науку их, потому что до этих пор они ее хранили неизреченно в сердцах своих, а вслух высказывали лишь темными намеками. И от Пифагора сочинений не осталось, а спасшиеся Архипп, Лисид и остальные, кто был тогда на чужбине, сберегли лишь немногие искры его философии, смутные и рассеянные. В одиночестве, угнетенные случившимся, скитались они где попало, чуждаясь людского общества. И тогда, чтобы не погибла вовсе в людях память о философии и чтобы за это не прогневались на них боги, стали они составлять сжатые записки, собирать сочинения старших и все, что сами помнили, и каждый оставлял это там, где случалось ему умереть, а сыновьям, дочерям и жене завещал никому это из дому не выносить; и это завещание они долго соблюдали, передавая его от потомка к потомку.

Можно думать (говорит Никомах), что недаром они уклонялись от всякой дружбы с посторонними, а взаимную свою дружбу бережно хранили и обновляли,'так что даже много поколений спустя дружба эта в них оставалась крепка; доказательство этому- рассказ, который Аристоксен (по словам его в жизнеописании Пифагора) сам слышал от Дионисия, сицилийского тирана, когда тот, лишившись власти, жил в Коринфе и учил детей грамоте 21. Рассказ этот таков. Жалобами, слезами и тому подобным люди эти гнушались более всего и улещиваниями, мольбами и просьбами – тоже. И вот Дионисий пожелал проверить на опыте, точно ли говорят, будто они и под страхом смерти сохраняют друг другу верность. Сделал он так. Он приказал схватить Финтия и привести к себе, и Финтию он заявил, что тот повинен в преступном заговоре, изобличен и приговорен к смерти. Финтий ответил, что, коли так решено, он просит отпустить его лишь до вечера, чтобы кончить все дела свои и Дамоновы: он Дамону товарищ и друг, и притом старший, так что главные их заботы по хозяйству лежат на нем. Пусть его отпустят, а Дамон побудет заложником. Дионисий согласился; послали за Дамоном, он услышал, в чем дело, и с готовностью остался заложником, пока не вернется Финтий. Изумился Дионисий; а те, кому первому пришло в голову такое испытание, потешались над Дамоном, не сомневаясь, что он брошен на верную смерть. Но не успело закатиться солнце, как Финтий воротился, чтоб идти на казнь. Все были поражены; а Дионисий принял обоих в объятия, расцеловал и просил их принять его третьим в их дружеский союз, но как он об этом ни умолял, они не согласились. Все это Аристоксен, по его словам, слышал от самого Дионисия. А Гиппобот и Неанф рассказывают это о Миллии и Тимихе 22.

Примечания

Порфирий (ок. 232 – ок. 301 н.э.), ученик Плотина, располагал для своей биографии Пифагора приблизительно теми же материалами, что и Диоген Лаэртский, но в своем изложении уже гораздо больше внимания уделяет легендам о волшебстве и чудотворстве Пифагора.

Ср. выше у Диогена VIII 1.

Семь наук (обычно – грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка) – энциклопедический канон, сложившийся в поздней античности.

Синхронизация "расцвета" Пифагора с его переселением в Италию.

Имя Астрей означает "звездный".

Так греки осмысляли демотическое, иератическое и иероглифическое письмо Древнего Египта.

Забрат или Зарат – искаженное имя Зороастра – Заратуштры.

См. у Диогена VIII 2 и Геродот. Ист. IV 95.

Смерть Аполлона – осколок древнейших мифов, в которых Аполлон выступает как умирающее божество природы. Триоп – сын Посидона, правнук Эллина, прародителя эллинского народа.

Идейские дактили (от Иды, горы на Крите) – демоны, чтимые на Крите; считалось, что они научили людей пользоваться огнем и железом.

Древнейший хтонический миф о смерти и воскрешении Зевса-Загрея, растерзанного титанами. Всесожжение – особенно торжественная жертва божеству, когда сжигалось на алтаре жертвенное животное целиком, а не только несъедобные части.

Четверка считалась священным числом как последний член прогрессии 1+2+3+4=10, первый квадрат ("число справедливости") и основа деления на 4 времени года, 4 возраста и т.д.

Гомер. Ил. XVI 51-60.

Искаженное Кае, река в Метапонте. У Диогена Лаэртского (VIII 11) название другое.

См. прим. 8 к VIII 11. Об Абариде подробнее см.: Геродот. Ист. IV 36.

См. VIII 60 (об Эмпедокле), I (об Эпимениде).

Эмпедокл, фр. 129 (пер. Г. Якубаниса).

Напротив нас, т. е. по другую сторону огня, образующего центр мироздания; поэтому Противоземля невидима нам.

Ср. прим. к VIII 12.

У Диогена Лаэртского (VIII 8 и 21) Фемистоклея.

От глагола dechomai (принимать).

После падения тирании в Сицилии в 343 г. до н.э.

Окончание биографии не сохранилось.

Нажмите, чтобы раскрыть...

Ондатр · 27 июл 2018

Дошедшие фрагменты Гераклита

1. Секст adv. math. VII 132.

Хотя этот логос существует вечно, люди не понимают его- ни прежде, чем услышат о нем, ни услышав впервые. Ведь все совершается по этому логосу, а они уподобляются невеждам, когда приступают к таким словам и к таким делам, какие я излагаю, разделяя каждое по природе и разъясняя по существу. От остальных же людей скрыто то, что они делают бодрствуя, точно так же как они свои сны забывают.

2. [92] Секст VII 133.

Поэтому необходимо следовать всеобщему. Но, хотя логос всеобщ, большинство людей живет так, как если бы имело собственное понимание.

3. [О] Аэций II 21, 4 (D. 351). (О величине солнца). Шириной в ступню человеческую.

4. Альберт Великий de veget VI 401, р. 545 Meyer. Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, когда они находят горох для еды.

5. U30 126 ] Аристократ Theosophia 68, Ориген с. Cels VII 62.

Но напрасно они, запятнанные кровью, жертвоприношениями хотят очиститься, как если бы кто-либо, вступив в грязь, грязью пожелал бы обмыться. Безумным посчитал бы его человек, заметивший, что он так поступает. И этим статуям они молятся, как если бы кто-либо захотел разговаривать с домами; они не знают, каковы боги и герои.

6.Аристот елъ meteor. В 2. 355а 13., Солнце-не только (как говорит Гераклит) повое каждый день, но вечно и непрерывно новое.

7. [37 ] __ de sensu 5.443a 22. Если бы все существующее превратилось в дым, ноздрями его можно было бы распознать.

8. [46 ] __ eth. Nic. VIII 2 1155 в 4.

Враждующее соединяется, из расходящихся-прекраснейшая гармония, и все происходит через борьбу.

9. [51] __ __ X 5.1176а 7. Ослы золоту предпочли бы солому.

10. [59] [Аристотель] de mundo 5.39в 7. Связи: целое и нецелое, сходящееся и расходящееся,

согласное и разногласное, и из всего-одно, и из одного-

все.

11. [55] __ __ 6 р. 401 а 8. Всякое животное направляется к корму бичом (необходимости).

12. [41. 42]. Арий Дидам у Евсевия. Р. Е. XV 20 (Д 471,1).

На входящего в одну и ту же реку текут все новые и новые воды. Психеи же испаряются из влаги.

13. [54] Атеней V р. 178 F. Быть довольным грязью. Свиньи грязью наслаждаются.

14. [124 125] Климент Protr. 22.

[Кому же пророчествует Гераклит Эфесский?] Ночным бродягам, магам, вакхантам, менадам и мистам. [Им он угрожает наказанием после смерти, им он предрекает огонь]. Ведь не священным образом совершаются посвящения в принятые у людей мистерии.

15. [127 ] __ -:_ 34 р. 26,6.

Если бы не в честь Диониса они совершали шествия и пели фаллический гимн, они бы поступали бесстыдпейшим образом. Дионис же, ради которого они неистовствуют в вакханалиях, тождественен Аиду.

16. [27] __ Paedag II 99.

Как мог бы кто укрыться от незаходящего [огня]

17. [5] __. Strom II 8.

Большинство людей не разумеет того, с чем встречается, да и научившись, они не понимают, им же самим кажется, [что понимают].

18. [7[ __ __ II 17.

Если он не ожидает неожиданного, то не найдет сокровенного и трудно находимого.

19. [6] __ __ // 24.

Они не умеют ни выслушивать, ни сказать.

20. [86 ] _ _ ill i4.

Родившись, они стремятся жить и, тем самым, умереть, лучше же сказать-успокоиться, и оставляют детей, порожденных для смерти.

21. [64] __ __ __ 21.

Смерть-все, что мы видим, когда бодрствуем, а все, что мы видим, когда спим, есть сон.

22. [8] __ __ IV 4.

Много земли перерывают золотоискатели и находя! немного [золота].

23. [60 ] __ __ __ 10.

Имени Правды они бы не знали, если бы этого не было.

24. [102 ] __ __ __ 16.

Павших на войне боги почитают и люди.

25. [101 ] __ __ __ 50.

Чем больше удел, тем больше и доля достается по жребию.

26. [77] __ __ __ 143.

Человек в ночи себе зажигает свет. Умерев, он жив. Уснув, угаснув очами, он соприкасается с мертвым и с уснувшим соприкасается, бодрствуя.

27. [122 ] __ __ __ 146.

Людей ждет после смерти то, чего они не ожидают и не предполагают.

28. [118] -_- __ V 9.^

То, что самый испытанный [мудрец] знает и соблюдает, есть только мнение. И, однако, Правда настигнет лжецов и лжесвидетелей.

29. [111в\ __ __ __ 60 (после В 104).

Лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу-преходящим вещам; толпа же насыщается подобно скоту.

30 . /20/ - -У 105

Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, -но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим.

31. 120] __ __ __ __ (после 30).

Превращения огня: сначала-море, море же-наполовину земля и наполовину престер. [Это значит, что огонь посредством всеуправляющего ] логоса [и бога через воздух превращается в воду-как бы семя мирообразования, которую он называет] морем; [из воды же происходит земля и небо и все между ними находящееся. Каким же образом он в обратном направлении восстанавливается и возжигается, он разъясняет так]: море мерами разлагается по тому же логосу, какой и прежде был до возникновения земли.

32. [65 ] __ __ __ 116.

Единое, единственно мудрое, не желает и желает называться именем Зевса. .

33. [110} __ __ __

И воле одного повиновение-закон.

34. [3] __ __ __

Те, кто, слушая, не понимает, уподобляются глухим, о них свидетельствует изречение: «присутствуя, они отсутствуют».

35. [49] __ __ 141.

Очень много должны знать мужи-философы.

36. [68] __ __ VI 16.

Психеям смерть-стать водою, воде же смерть-стать землею; из земли же вода рождается, а из воды- психея.

37. [53] Колумелла VIII 4.

Свиньи грязи радуются, птицы в пыли или в золе купаются.

38. [23 ] Диоген I 23 {1 А 1).

Фалес [по указанию некоторых ] был первым астрономом [об этом свидетельствуют Гераклит и Демокрит].

39. [112} __ / 88.

В Приене жил Биас, сын Тевтама, чье учение было лучше, чем у других.

40. [16]

Многознание не научает быть умным, иначе бы оно научило Гезиода и Пифагора, а также Ксенофана и Гекатея.

41. [19] __ __ (примык. к 40).

Мудрость заключается только в одном: признать разум как то что управляет всем при помощи всего.

42.[119] __

Гомер заслуживает того, чтобы быть изгнанным из общественных мест и высеченным розгами, так же как и Архилох.

43. [103] __ -- 2.

Своеволие следует гасить скорее, чем пожар.

44. [100] -- --

Народ должен сражаться за закон, как за свои стены.

45. [71] -- -- 7-

По какому бы пути ты ни шел, границ психеи ты не найдешь; столь глубок ее логос.

46. [132 ] __ --

[Про самомнение он говорил, что это ]-священная болезнь.

47. [48] __ -- 73.

О значительнейших вещах не будем судить слишком быстро.

48. [66 ] Elym. gen. . Имя луку-жизнь, а дело его-смерть.

49. [113]\Гален de diff. puls. VIII 773K. Один для меня-десять тысяч, если он-наилучпши.

49а. [81] Геракл, alleg. 24 {после 62). В одну и ту же реку мы входим и не входим, существуем и не существуем.

50. [1] Ипполит Ref. IX 9.

[Все-едино: делимое-неделимое, рожденное-нерожденное, смертное-бессмертное, логос-вечность; отец-сын, бог-справедливость]; не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все-едино.

51. [45; срв. 56] __ -- [после В 50].

Они не понимают, как расходящееся само с собой согласуется: возвращающаяся [к себе] гармония, как у лука и лиры.

52. [79 - -

Вечность-ребенок, забавляющийся игрой в шахматы: царство ребенка.

53. [44] __ __

Война-отец всего и всего царь; одним она определила быть богами, другим-людьми; одних она сделала рабами, других-свободными.

54. [47] __ __

Скрытая гармония лучше явной.

55. [13] __ __

Я предпочитаю то, что можно увидеть, услышать и изучить.

56. [к 47] __ __

В познании явных [вещей] люди совершенно обманываются, подобно Гомеру, который был мудрейшим из всех эллинов; ведь ребята, убивавшие вшей, обманули его, сказав: «То, что мы увидели и поймали, мы выбросили, а чего не увидели и не поймали, то носим».

57. [35] __ IX 10.

Учитель весьма многих [вещей или людей ]-Гезиод, его считают знающим весьма много,-его, который не разумел, что день и ночь-одно.

58. [57, 58] __ __

И добро и зло [одно ]. Действительно, врачи, мучающие больных, режущие и жгущие всячески, требуют еще сверх того платы, хотя ее не заслужили, так как они делают то же самое: добро и болезни.

59. [50] __ __

Путь валяльного винта, прямой и кривой,-один и тот же.

60. [69 ] __ __

Путь вверх и вниз-один и тот же.

61. [52] __ __

Морская вода-чистейшая и грязнейшая. Рыбам она пригодна для питья и целительна, людям же-для питья непригодна и вредна.

62. [67 ] __ __

Бессмертные-смертны, смертные-бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.

63. [123]

Перед находящимися там они восстают и, бодрствуя, становятся стражами живых и мертвых.

64. [Он говорит также, что суд над космосом и над всеми находящимися в нем совершается через огонь, так как он выражается следующим образом]: Всем управляет перун, [т. е. он направляет; перуном же он называет вечный огонь, он говорит также, что огонь разумен и является причиной управления всем].

65. [Он же называет его] недостатком и изобилием;

[недостаток же, по его учению, это-образование космоса, а изобилие-его пожар].

66. Грядущий огонь все будет отделять и связывать.

67. [36] __ __

[Бог]: день-ночь, зима-лето, война-мир, изобилие-голод [все противоположности. Этот ум] изменяется подобно огню, который, смешиваясь с благовониями, называется различно, как различны удовольствия от каждого из них.

67а. [О] Гиодос схоластик ad Chalcid. Plat. Tim.

[Так жизненное тепло, исходящее от солнца, обеспечивает жизнь всему, что живет. Принимая это положение, Гераклит делает прекраснейшее сравнение психеи с пауком, а тела-с паутиной. Подобно тому, как паук,-говорит он,-находясь посреди паутины, чувствует, лишь только муха повреждает какую-либо его нить, и быстро туда бежит, как бы заботясь об исправлении нити,-так и человеческая психея, если какая-либо часть тела повреждена, поспешно туда устремляется, как бы не перенося повреждения тела, с которым соединена крепко и соразмерно].

68. [129] Ямвлих de myst. I 11.

[Поэтому справедливо Гераклит называл эти «средства»] лекарствами [так как они исцеляют психеи от ужасного и предохраняют их от жизненных несчастий].

69. [128] __ __ V 15.

[Следует различать два вида жертв: одни [жертвы] приносятся людьми совершенно чистыми, как это изредка может иметь место у какого-либо одного человека, по словам Гераклита, или же немногими мужами, которых легко перечесть. Другие [жертвы]-материальные и т. д.].

70. [к 79] __ de anima.

Детские игры [говорил он про человеческие мысли].

71. [к 73} Марк Антонин IV 46 [после 76].

[Следует помнить также о том], кто забывает, куда ведет путь.

72. [93} __ __

С тем, с чем они имеют наиболее непрерывную связь,- со [всеуправляющим] логосом они враждуют, и то, с чем они встречаются ежедневно, кажется им чуждым.

73. [94] __ __

Не следует действовать и говорить подобно спящим [ибо и во сне кажется, что мы действуем и говорим].

74. [к 97] __ __

[Не следует действовать, как [дети родителей], т. е., говоря попросту,-как мы переняли].

75. [90\ __ VI 42.

[Спящих, предполагаю я, Гераклит называет] работниками и сотрудниками того, что происходит в космосе.

76. [25] Максим Тирский XII 4 р. 489 {после В 60. 62}. Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью; вода живет воздуха смертью, земля-воды [смертью].

Огня смерть-воздуха рожденье и воздуха смерть-воды рожденье. Из смерти земли рождается вода, из смерти воды рождается воздух, [из смерти] воздуха-огонь, и наоборот.

77. [72] Нумений fr. 35 (у Порфирия).

Для психеи-услада или смерть: [смерть-стать влагою, услада же для них-вступление в жизнь. В другом же месте он говорит:] Мы живем их смертью, и они живут нашей смертью.

78. [96] Ориген с Сels VI 12 р. 82, 23 [как 79 и 80 из Целъса].

Человеческий образ мыслей не обладает разумом, божественный же обладает.

79. [97] __ __ [после 78].

Младенцем слывет муж для божества, как мальчик-для мужа.

80. [62]- - У1 42

Следует знать, что война всеобща и правда-борьба и что все происходит через борьбу и по необходимости.

81. [срв. 138] Филодем Rhet. 1 с. 57. 62 [из стоика Диогена}.

[Ораторское обвинение устремляет к этому пункту все свои тезисы и, по Гераклиту, оно] ведет к тому, чтобы зарезать.

82. [99] Платон Hipp, maior. 289 А.

Прекраснейшая обезьяна отвратительна по сравнению с человеческим родом.

83. [98] __ __ В.

Мудрейший из людей по сравнению с богом покажется обезьяной в отношении мудрости, красоты и всего прочего

84. [83. 82] Плотин Enn. IV 8, 1.

В изменении покоится. Тяжелый труд: у одних и тех же работать и быть под началом.

85. [105} Плутарх Coriol. 22.

С сердцем бороться трудно: всякое желание покупается ценою психеи.

86. [116} __ __ 38.

[Большинство божественных дел] ускользает от понимания благодаря неверию.

87. [117] __ de and. 7 р. 41 А:

Неразумный человек способен увлечься любым учением.

88. [78] __ consad Apoll. 10 р. 106 Е.

Одно и то же в нас-живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое. Ведь это, изменившись, есть то, и обратно, то, изменившись, есть это.

89. [96] __ de superst. 3 р. 166 с.

Для бодрствующих существует единый и всеобщий космос [из спящих же каждый отвращается в свой собственный].

90. [22} __ de Е 8 р. 388 Е. На огонь обменивается все, и огонь-на все, как на золото-товары и на товары-золото.

91. [41. 40] __ __ 18 р. 392 В.

В одну и ту же реку нельзя войти дважды [по Гераклиту, и нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии, но быстрота и скорость обмена] рассеивает и снова собирает ее, [а лучше сказать не снова и не после, но одновременно] она [образуется и погибает] приближается и удаляется.

92. [12] __ de Pyth. or. 6 p.,397 А.

Сивилла неистовыми устами произносит угрюмое, неприкрашенное и неподмазанное, и речь ее звучит сквозь тысячелетия, ибо она побуждаема божеством.

93. [11] __ __ 18 р. 404 Д.

Государь, чей оракул находится в Дельфах, не говорит и не скрывает, но знаками указывает.

94. [29] __ __ de exil. 11 р. 604 А.

Солнце не перейдет своей меры, иначе его бы настигли Эринии, помощницы Правды.

95. [108] Плутарх Sympos III pr. 1 р. 644 F. Невежество лучше скрывать, но это затруднительно при распущенности и за чашею вина.

96. [85] __ __ IV 4, 3 р. 669 А.

Трупы следует выбрасывать скорее, чем навоз.

97. [115] __ an seni resp. 7 p. 787 С.

Собаки лают на тех, кого они не знают.

98. [38] __ /ас. lun. 28 р. 943 Е

Психеи обоняют в Аиде.

99. [31] __ aqu, et ign. 3 p. 98 С.

Если бы солнце не существовало,- несмотря на остальные светила, была бы ночь.

100. [34] __ __ Qu. Plat. 8, 4 р. 1007 Д.

...Периоды. Солнце, их управитель и наблюдатель, устанавливает, руководит, назначает и обнаруживает переходы и времена года, которые все приносят [по Гераклиту].

101. [80] __ adv. Colot. 20. 1118 С.

Я исследовал самого себя.

101 а. [15] Полибий XII 27.

Глаза- более точные свидетели, чем уши.

102. [61] Порфирий к Д 4.

У бога прекрасно все, и хорошо, и справедливо, люди же одно считают несправедливым, другое- справедливым.

103. [70] __ к Е 200.

Общи начало и конец у периферии круга.

104. [Ilia] Лрокл in Ale. 1 р. 525, 21.

Каков у них ум, или разумение? Народным певцам они верят, и учитель для них -толпа, ибо не знают они, что «многие- плохи, немногие же-хороши».

105. [к 119] Схолии Нот А. Г. к XXIII 251.

[Из этого места-»Илиада» 18, 251: «Ночью они родились»-заключает Гераклит, что Гомер был] астрологом, [а также из следующего-0, 478: «Никто из смертных, думаю я, не избежал своей судьбы»].

106. [120] Сенека ер. 12,7.

Один день равен всякому другому.

107. [4] Секст Эмпирик VII 126.

Плохие свидетели для людей глаза и уши тех, которые имеют грубые психеи.

108. [18] Стобей flor. I 174.

Никто из тех, чьи учения я слышал, не дошел до признания, что мудрое от всего отлично.

109. [108] __ __ 175.

Скрывать невежество предпочтительнее, чем обнаруживать его публично.

110. [104а] __ -- 176.

Не лучше было бы людям, если бы исполнялось все, чего они желают.

111. [104b] __ __ 177.

Болезнь приятным делает здоровье, зло-добро, голод-насыщение, усталость-отдых.

112. [107] __ __ 178.

Мышление-великое достоинство, и мудрость состоит в том, чтобы говорить истинное и чтобы, прислушиваясь к природе, поступать с ней сообразно.

113. [91] __ __ 179.

Мышление обще всем.

114. [91b] __ __ 179.

Тем, кто желает говорить умно, должно укрепить себя этим для всех общим, как город, законом и много крепче. Ведь все человеческие законы питаются единым божественным, который простирает свою власть, насколько желает, всему довлеет и над всем одерживает верх.

115. [О] __ __ 180а.

Психее присущ самовозрастающий логос.

116. [106] __ __ V 6.

Всем людям свойственно познавать самих себя и мыслить.

117. [73] __ __ 7.

Невозмужалый отрок ведет опьяневшего мужа, который шатается и не замечает, куда идет, ибо психея его влажна.

118. [74-76] __ __ 8.

Сухое сияние-психея мудрейшая и наилучшая.

119. [121] __ __ IV 40, 23.

Образ мыслей человека-его божество.

120. [30] Страбон I в р. 3.

Востока и запада пределы: Медведица и против Медведицы- гора сверкающего Зевса.

121. [114] __ XIV 25 р. 642 Диоген IX 2.

Правильно поступили бы эфесцы, если бы все они, сколько ни есть возмужалых, повесили друг друга и оставили город для несовершеннолетних,- они, изгнавшие Гермодора, мужа наилучшего среди них, со словами: «да не будет среди нас никто наилучшим, если же таковой окажется, то пусть он живет в другом месте и среди других».

122. [9] Сеида.

. .Приближение...

123. [10] Фемистий or. 5 р. 69.

Природа любит скрываться.

124. [к 46] Феофраст Metaphys. 15 р. 7 а 10 Usen.

Прекраснейший космос [был бы] как бы куча copy, насыпанная как попало.

125. [84] Феофраст de vert. 9.

И кикеон разлагается, если его оставить без движения.

125а. [О] Цец ad Aristoph. Plat. 88.

Да не покинет вас богатство, эфесцы, чтобы вы срамились своей подлостью.

126. [39] __ schol. ad. exeg. II p. 126 Herm.

Холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое увлажняется.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Ондатр · 27 июл 2018

ПАРМЕНИД. О ПРИРОДЕ

Кони, несущи меня, куда только мысль достигает
Мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий,
Что на крылах по Вселенной ведет познавшего мужа.
Этим путем я летел, по нему меня мудрые кони,
Мча колесницу, влекли, а Девы вожатыми были.
Ось, накалившись в ступицах, со скрежетом терлась о втулку,
(Ибо с обеих сторон ее подгоняли два круга
Взверченных вихрем), как только Девы Дочери Солнца,
Ночи покинув чертог, ускоряли бег колесницы
К Свету, откинувши прочь руками с голов покрывала.
Там – Ворота путей Дня и Ночи, объемлемы прочно
Притолокой наверху и порогом каменным снизу,
Сами же – в горнем эфире – закрыты громадами створов,
Грозновозмездная Правда ключи стережет к ним двойные.
Стали Девы ее уговаривать ласковой речью
И убедили толково засов, щеколдою замкнутый,
Вмиг отпереть от ворот.
И они тотчас распахнулись
И сотворили зиянье широкоразверстое створов,
В гнездах один за другим повернув многомедные стержни,
Все на гвоздях и заклепках.
И се – туда, чрез ворота,
Прямо направили Девы упряжку по торной дороге.
И богиня меня приняла благосклонно; десницей
Взявши десницу, рекла ко мне так и молвила слово:
Юноша, спутник бессмертных возниц! О ты, что на конях,
Вскач несущих тебя, достигнул нашего дома,
Радуйся! Ибо тебя не злая Судьба проводила
Этой дорогой пойти – не хожено здесь человеком –
Но Закон вместе с Правдой.
Теперь все должен узнать ты:
Как убедительной Истины непогрешимое сердце,
Так и мнения смертных, в которых нет верности точной.
Все ж таки ты узнаешь и их: как надо о мнимом
Правдоподобно вещать, обсуждая все без изъятья.
Мне безразлично, откуда начать, ибо снова туда же
Я вернусь.

(Путь Истины)

Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,
Что за пути изысканья единственно мыслить возможно.
Первый гласит, что есть и не быть никак невозможно:
Это – путь Убежденья (которое Истине спутник).
Путь второй – что не есть и не быть должно неизбежно:
Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна,
Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),
Ни изъяснить…
Ибо мыслить – то же, что быть…
Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь
Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать.
Прежде тебя от сего отвращаю пути изысканья,
А затем от того, где люди, лишенные знанья,
Бродят о двух головах.
Беспомощность жалкая правит
В их груди заплутавшим умом, а они в изумленьи
Мечутся, глухи и слепы равно, невнятные толпы,
Коими быть и не быть одним признаются и тем же
И не тем же, но все идет на попятную тотчас.
Нет, никогда не вынудить это: не-сущее суще.
Но отврати свою мысль от сего пути изысканья,
Да не побудит тебя на него многоопытный навык
Оком бесцельным глазеть, и слушать ухом шумящим,
И языком ощущать.
Рассуди многоспорящий довод
Разумом мной приведенный.
Один только путь остается,
Есть гласящий; на нем – примет очень много различных,
Что нерожденным должно оно быть и негибнущим также,
Целым, единородным, бездрожным и совершенным.
И не было оно, и не будет, раз ныне все сразу
Есть, одно, сплошное.
Не сыщешь ему ты рожденья.
Как, откуда взросло? Из не-сущего? Так не позволю
Я ни сказать, ни помыслить: немыслимо, невыразимо
Есть, что не есть.
Да и что за нужда бы его побудила
Позже скорее, чем раньше, начав с ничего, появляться?
Так что иль быть всегда, иль не быть никогда ему должно.
Но и из сущего не разрешит Убеждения сила,
Кроме него самого, возникать ничему.
Потому-то
Правда его не пустила рождаться, ослабив оковы,
Иль погибать, но держит крепко.
Решение – вот в чем:
Есть иль не есть? так вот, решено, как и необходимо,
Путь второй отмести как немыслимый и безымянный
(Ложен сей путь), а первый признать за сущий и верный.
Как может быть потом то, что есть, как могло бы быть в прошлом?
Было – значит не есть, не есть, если некогда будет.
Так угасло рожденье и без вести гибель пропала.
И неделимо оно, коль скоро всецело подобно:
Тут вот – не больше его ничуть, а там вот – не меньше,
Что исключило бы сплошность, но все наполнено сущим.
Все непрерывно тем самым: сомкнулось сущее с сущим.
Но в границах великих оков оно неподвижно,
Безначально и непрекратимо: рожденье и гибель
Прочь отброшены – их отразил безошибочный довод.
То же, на месте одном, покоясь в себе, пребывает
И пребудет так постоянно: мощно Ананкэ
Держит в оковах границ, что в круг его запирают,
Ибо нельзя бытию незаконченным быть и не должно:
Нет нужды у него, а будь, во всем бы нуждалось.
То же самое – мысль и то, о чем мысль возникает,
Ибо без бытия, о котором ее изрекают,
Мысли тебе не найти.
Ибо нет и не будет другого
Сверх бытия ничего:

Судьба его приковала
Быть целокупным, недвижным.
Поэтому именем будет
Все, что приняли люди, за истину то полагая:
Быть и не быть, рождаться на свет и гибнуть бесследно,
Перемещаться и цвет изменять ослепительно яркий.
Но, поскольку есть крайний предел, оно завершенно
Отовсюду, подобное глыбе прекруглого Шара,
От середины везде равносильное, ибо не больше,
Но и не меньше вот тут должно его быть, чем вон там вот.
Ибо нет ни не-сущего, кое ему помешало б
С равным смыкаться, ни сущего, так чтобы тут его было
Больше, меньше – там, раз все оно неуязвимо.
Ибо отвсюду равно себе, однородно в границах.
Здесь достоверное слово и мысль мою завершаю
Я об Истине: мненья смертных отныне учи ты,
Лживому строю стихов моих нарядных внимая.

(Путь Мнения)

Смертные так порешили: назвать именами две формы,
Коих одну не должно – и в этом их заблужденье.
Супротив различили по виду и приняли знаки
Врозь меж собою: вот здесь – пламени огнь эфирный,
Легкий, тонкий весьма, себе тождественный всюду,
Но не другому.
А там – в себе и противоположно
Знанья лишенную Ночь – тяжелое, плотное тело.
Сей мирострой возвещаю тебе вполне вероятный,
Да не обскачет тебя какое воззрение смертных.
Виждь, однако, умом: от-сущее верно при-суще,
Ибо не отрубить от сущего сущее в смычке,
Ни распыляя его повсюду всяко по миру,
Ни собирая в одно…
Но коль скоро все вещи названы Светом и Ночью,
Качества ж их нареклись отдельно этим и тем вот,
Все наполнено вместе Светом и темною Ночью,
Поровну тем и другим, поскольку ничто не причастно
Ни тому, ни другому.
Ты познаешь природу эфира и все, что в эфире,
Знаки, и чистой лампады дела лучезарного Солнца
Незримотворные, также откуда они народились.
И круглоокой Луны колобродные также узнаешь
Ты и дела, и природу, и Небо, что все обнимает,
Как и откуда оно родилось, как его приковала
Звезд границы стеречь Ананкэ…
…как Земля и Солнце с Луною,
Общий для всех Эфир, Небесное Млеко, а также
Крайний Олимп и звезд горячая сила пустились
Вдруг рождаться на свет…
Те, что поуже венцы, огнем беспримесным полны,
Те, что за ними – Ночью, но брызжет пламени доля,
А посреди них – богиня, которая всем управляет.
Всюду причина она проклятых родов и случки,
Самку самцу посылая на случку, равно и напротив:
Самке – самца.
Первым из всех богов она сотворила Эрота…
Свет ночезарный, чужой, вкруг Земли бродящий…
Вечно свой взор обращая к лучам лучезарного Солнца.
Смесь какова всякий раз многоблудных членов, такая
Людям и мысль приходит на ум; тождественна, право,
С тем, что она сознает, природа членов и в людях,
И во всем, и во всем, ибо мысль – это то, что в избытке.
Мальчиков справа, а девочек слева…
Так родились эти вещи согласно мненью и ныне
Суть, а потом, коль скоро однажды возникли, - погибнут.
Люди же каждой из них нарекли приметное имя.
Нажмите, чтобы раскрыть...

La Mecha · 27 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

Народ должен сражаться за закон, как за свои стены.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Ондатр сказал(а): ↑

Сивилла неистовыми устами произносит угрюмое, неприкрашенное и неподмазанное, и речь ее звучит сквозь тысячелетия, ибо она побуждаема божеством.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Супер.

list · 27 июл 2018

Пифагор был явно святым и чудотворцем - вне религии. Даже если лишь отчасти правдивы сказания Порфирия.
К какому же ц.мему его отнести?

Ондатр · 27 июл 2018

Трудно сказать. Во всяком случае "телом ума" он владел в совершенстве )

Пифагорейцы тогда и составили своеобразное "протомасонство". и именно учение Пифагора и называлось словом "философия" (это он его изобрёл)

list · 27 июл 2018

Ондатр сказал(а): ↑

Во всяком случае "телом ума" он владел в совершенстве )
Нажмите, чтобы раскрыть...

Если можно, приведи, пожалуйста, для ясности фрагменты, которые на это указывают.

Ондатр · 27 июл 2018

ну это вопрос довольно специфический.
большинство описанных сиддх связывается с "верхним астралом".
Но его умение говорить с людьми и с природой на их языках, космополитизм, созидание мистического сообщества, восприятие вселенской гармонии, общий этический настрой говорит об "эмпирейном" уровне.

Ондатр · 27 июл 2018

Этруски

Союз этрусских полисов (двенадцатиградье) ещё находился в полной силе. прочие этрусские города и колонии были зависимыми партнёрами главных городов, а аборигенное население было неполноправными земледельцами.

Ондатр · 27 июл 2018

Ондатр · 27 июл 2018

Ондатр · 27 июл 2018

Но самые известные и вошедшие в политическую мифологию события связаны здесь с событиями в латинском городе Риме, находившемся под контроле этрусков - здесь правила этрусская династия Тарквиниев.
Посдедний её представитель - Тарквиний Гордый - вёл успешные войны и строительство, опирался на наёмные войска и правил практически без участия Сената (который при нём не пополнялся, а только сокращался вследствие репрессий). Примерно в то же время когда в Афинах был свергнут Гиерон, римляне, возмущённые попыткой изнасилования царём добродетельной Лукреции (она покончила с собой) закрыли перед Тарквинием ворота и провозгласили республику. Тарквиний призвал этрусского царя Порсену. С ним связана история Муция Сцеволлы, который произвёл на царя такое впечатление, что тот заключил мир.

list · 27 июл 2018

Мифические персонажи чувствуют себя тут привольно.

Ондатр сказал(а): ↑

Нажмите, чтобы раскрыть...

Ондатр сказал(а): ↑

Нажмите, чтобы раскрыть...

Это вот что за существа?

А вообще культура оставляет впечатление довольно агрессивной.

Ондатр сказал(а): ↑

С ним связана история Муция Сцеволлы, который произвёл на царя такое впечатление, что тот заключил мир.
Нажмите, чтобы раскрыть...

Чем же Сцевола так поразил?

Войти или зарегистрироваться

Осевое время

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Светлана Автор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

La Mecha Вечевик

list Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Поделиться этой страницей

Войти или зарегистрироваться

Осевое время

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Светлана Автор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

La Mecha Вечевик

list Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

Ондатр Модератор

list Модератор

Поделиться этой страницей

Быстрый поиск