05. Чань, дзен, дао-приправа

Наставления в созерцании хваду*. Кусан - сыним
((1908—1983) — корейский мастер дзэн, один из наиболее известных представителей сон-буддизма.)

Полностью - тут:
http://yogic1.narod.ru/nastavlen.htm

см также Кусан - сыним " Мудрость каменного льва"
"..Особое внимание уделено практике созерцания хваду (кит. хуатоу) и последовательности состояния сознания, возникающих при этой практике."




Самое важное - это непрестанно исследовать хваду с непреклонной решимостью. Вначале вы можете чувствовать такую тяжесть, как если бы пытались поднять слабой рукой ведро, полное воды. Пусть даже так, но вы никогда не должны ослаблять свои усилия.
В созерцании дзэн ключевым фактором является поддержание постоянного чувства вопрошания.
Так, взявшись за хваду "Что такое этот ум?", старайтесь все время поддерживать вопрошание: "Что видит?", "Что слышит?", "Что двигает этими руками и ногами?" и так далее. Прежде, чем начальное чувство вопрошания потускнеет, нужно заново поднять вопрос.
Таким образом, процесс вопрошания может продолжаться, не прерываясь, с каждым следующим вопросом, накладывающимся на предыдущий. Вдобавок, вы должны пытаться сделать это наложение гладким и регулярным.

Но это не означает, что вы просто механически повторяете вопрос, как если бы это была мантра. Бесполезно говорить себе день и ночь: "Что это такое?", "Что это такое?" Ключ в том, чтобы поддерживать чувство вопрошания, а не в повторении слов. Как только это исследование придет в движение, для скуки не останется места.
Если ум останется спокоен, хваду не будет забыто и чувство вопрошания будет длиться непрерывно. Таким образом пробуждение будет легким.
________________________________________
В созерцании мудрость и сосредоточенность должны взращиваться в единстве. Если есть только мудрость без сосредоточенности, усилятся ложные взгляды. А если есть только сосредоточенность без мудрости, возрастает неведение.
________________________________________
Созерцание можно уподобить сражению блуждающих мыслей и сонливости ума, с одной стороны, и хваду, с другой.
________________________________________
Вы не первые и не последние, кто вступает на этот путь. Так что не теряйте мужества, когда временами будете находить практику трудной. Все патриархи древности, равно как и современные наставники, испытывали трудности на этом пути.
________________________________________
Просто каждое утро решайте пробудиться до наступления ночи. Усиливайте это намерение каждый день, пока оно не станет так же неисчерпаемо, как пески Ганга.
________________________________________
Нет никого, кто мог бы совершить это за вас. Голод ученика нельзя утолить тем, что учитель поест за него.
________________________________________
Это подобно состязанию в марафоне. Победителем станет либо самый подготовленный, либо самый решительный.
Когда хваду начинает созревать и ум становится все острее и однонаправленнее, как хороший меч, жизненно важно продолжать свою практику с рвением нападающего бойца. Вы должны полностью вовлечься в хваду, исключив все остальное.




*ХВАДУ - фактический синоним японского термина «коан»(кит. гунань). Технически, однако, значения этих терминов отличны. Коан — буквально «общественное дело» — является описанием целой ситуации, обычно диалога между наставником дзен и его учениками. Хваду же является только центральной точкой общения, которая затем выделяется в качестве темы для созерцания.
Хваду (кит. хуатоу). Этот термин буквально означает «голова речи» «Голова» здесь относится к вершине или точке, где исчерпывается речь и мысли. Таким образом, созерцание хваду нацелено на приведение человека в состояние ясности и спокойствия ума, в котором утихает омрачающая и отвлекающая деятельность умственной болтовни. В качестве средства достижения этого состояния используется концентрация внимания на таком вопросе, как, например: «Что это такое?», «Зачем?» и множество других вопросов.
Цель хваду не поиск ответа на вопрос, а поддержание состояния вопрошания. Т. к. любой ответ, который способен дать нам ум — не что иное, как просто ярлык, поэтому должен быть отвергнут. Т. е. цель хваду — поддержание постоянного ощущения пытливого всматривания в вопрос. Именно это всматривание или вопрошание и становится движущей силой всего процесса. В созерцании хваду ум сталкивается с неразрешимой проблемой. Решение этой проблемы достигается не посредством какого-либо процесса выбора, а намеренным усилием самого вопрошания до тех пор, пока не происходит прорыв. Т. е. когда масса вопрошания возрастает до критической точки, она внезапно взорвется. Вся вселенная разлетится вдребезги, и только ваша изначальная природа предстанет перед вами. Так вы пробудитесь.

 

Дзэн и путь меча:опыт постижения психологии самурая - Кинг Уинстон

Полностью - тут:
http://www.sunhome.ru/books/b.dzen_i_put_mecha_opyt_postizheniya_psihologii_samuraya





Наставника же можно сравнить с повивальной бабкой, помогающей при родах. Сам он не имеет возможности родить ребенка (просветление, или пробуждение).

Какое же значение имеет коан для медитирующего? В течение многих часов, находясь в состоянии неподвижной медитации, он обращает свое внимание исключительно на коан. Но даже определенный физический дискомфорт был не самым трудным делом в медитации. Что гораздо важнее — это духовное и эмоциональное напряжение. Медитирующий должен приложить максимум усилий, чтобы сосредоточиться мыслью и чувством на «значении» данного ему коана. В некоторых современных дзэндо медитативное «му» многократно повторяется вслух всеми участниками, дабы не допустить рассредоточения внимания. Ведь утратить нить размышлений так легко! Если воспользоваться классическим сравнением, то коан подобен большому раскаленному железному шарику в животе — его невозможно ни выплюнуть, ни «протолкнуть» дальше. Пока человек борется с ним, он становится средоточием всего его существа.
Сам Хакуин сосредоточивался на каком-либо коане до тех пор, пока коан не превращался в некую угрожающую сознанию и существованию «груду сомнений»: что такое жизнь? В чем смысл моей жизни? Существует ли «смысл для жизни»? Посвящаемый должен неустанно размышлять над всем этим, как если бы решение коана (в данном случае — «му») являлось для него вопросом жизни и смерти. А таковым, в высшем духовном смысле, оно и было, если верить Хакуину:
«Великое Сомнение незамедлительно актуализируется в тех, кто ищет глубочайшую истину. Как только Великое Сомнение актуализируется в человеке, пустота распространяется во всей своей широте и безбрежности по всем направлениям. Это не жизнь и не смерть. Это подобно тому, как если бы человек был заключен в слое льда толщиной в десятки тысяч ри. Это подобно тому, как если бы человека посадили в огромную прозрачную стеклянную бутыль, где очень холодно и где свет сияет во всей своей чистоте, белизне и ясности. Находясь в состоянии смущения и замешательства, человек забывает встать, если он сидит, и забывает сесть, если он стоит. В сердце его исчезло последнее зерно обманчивого различающего сознания, остался лишь один-единственный иероглиф му.

И если в этот момент в человеке не возникает страха, если он не прибегает к помощи ума, а на одном дыхании идет вперед, не оборачиваясь назад, то внезапно разрушатся и рассеются куски льда и рухнет стеклянная башня, и он испытает такую великую радость, которой он никогда не знал за все свои сорок лет (то есть за всю жизнь), и о которой он даже ни разу не слышал. Когда переживаешь подобное состояние, "рождение-и-смертъ" (сансара) и освобождение из их круга (нирвана) становятся похожими на сон, и "три тысячи миров — словно морская пена, а все святые и мудрецы — словно вспышки молнии". Это состояние называется великим, всепроникающим, чудесным пробуждением, когда остается лишь произнести одно-единственное: "Ка".
Даже несовершенство языка не может скрыть выражаемой сути: если пройти до конца изнурительный и полный разочарований путь, которым ведет коан, то можно совершить прорыв в трансцендентную любым суждениям разума сферу Истины. И тогда разум и рациональность предстанут тем, что они есть на самом деле — поверхностными отражениями океана существования, «истинными» и ценными только в мире созданных человеком различении и догматического восприятия вещей. Человек, обретший пробуждение, впредь будет жить лишь своим собственным пониманием вечной реальности. Он достиг гармонии с Великим Космосом.
А вот как говорил о пережитом опыте пробуждения (сатори, знание, понимание) монах Букко, живший в тринадцатом веке:
«Однажды я засиделся глубоко за полночь. Глаза мои были открыты, и я осознавал, что нахожусь на своем месте. И вдруг до моих ушей долетел звук. Казалось, что перед кельей главного монаха ударили в доску. Этот звук сразу же явил мне "изначального человека" во всей полноте... Я сорвался со своего места и бросился в залитую лунным светом ночь... Взглянув на небо, я громко рассмеялся: "О, как велика Дхармакая (тело Дхармы, истина Будды или природа Будды, Абсолютная Реальность)! О, как велика и необъятна навеки!.."
Я вновь подумал: "Свет моих глаз подобен лучам солнца; мои глаза, мое сознание — разве они не есть сама Дхармакая?.." Отныне каждая пора моей кожи включает в себя все земли Будды десяти сторон света!»

Здесь речь идет не об «изначальном Я», а о единстве человека в его глубочайшем бытии с пронизывающим вселенную Сердцем Будды, с Дао даосов. Совершается прорыв в новый модус существования — более глубокий и высокий, чем познаваемая интеллектом реальность, и выходящий за ее пределы.
Филип Капло в своей книге «Три подушки дзэн» в менее возвышенных выражениях описывает пережитый под руководством дзэнского наставника опыт просветления: он сообщает, что в течении пяти лет занимался медитацией, но не достиг никаких результатов. И вот он вновь медитировал над му с учителем (роси) Ясутани. Ученики повторяли громкими голосами слово «му» час за часом. Затем, в полдень, он пришел к роси для беседы, чтобы наставник мог сделать вывод о том, продвинулся ли ученик на пути к пробуждению.
«"Вселенная — одно",— начал Ясутани, и каждое его слово пронзало мое сердце, словно пуля. "Луна Истины" — и вдруг роси, комната и все вещи растворились в ослепительном потоке пробуждения, и я окунулся в восхитительное и невыразимое наслаждение... Я был один в плывущей вечности — был только я один... Потом я увидел роси. Наши глаза встретились, и мы словно проникли друг в друга. И мы рассмеялись.
"Я понял! Я знаю! Нет ничего, абсолютно ничего. Я есть все и все есть ничто!" Я кричал это не столько для роси, сколько для себя самого. Затем я поднялся и вышел».
Позднее наставник сказал, что это было начало подлинного опыта сатори, но оно требует углубления. Капло продолжал заниматься медитацией, получил от наставника инка и вернулся в США, где создал свой центр медитации.

СМЫСЛ ДЗЭНСКОГО ПРОБУЖДЕНИЯ

Думается, мы вправе сказать: в коане воплощены все жизненные разочарования человека — как человеческого существа и как индивидуума. Именно здесь субстанциализированы составляющие нашу жизнь затруднения: иррациональность происходящего, конфликт разума и чувств, эмоций и долга, желаний и ограничений, инстинктов и морали, любви и ненависти. Возбуждаемое коаном напряжение является напряжением жизни (варьирующимся в каждом отдельном индивидууме), доведенным в медитации до своего предельного состояния.
Через коан выражается та мысль, что разум не способен совладать с экзистенциальными проблемами. Таким образом, усилия медитирующего направляются на решение нелогического вопроса. Они проявляются в нечувственных, нерациональных попытках «разрешить» коан. Если поставленный в коане вопрос и следует «решить», то сделать это нужно на эмоциональном, или внутреннем, уровне, а не на уровне интеллекта. Коан призван продемонстрировать, что самые глубокие экзистенциальные вопросы неразрешимы разумом. Их можно лишь инстинктивно «снять».
Важным этапом в данном процессе является стирание, уничтожение утвержденных культурой барьеров между «внутренним» и «внешним», между «я» и «не-я». Ведь именно так мы обычно мыслим и живем большую часть времени. Физический мир и все прочие существа находятся «вовне». Мы же — единственные «подлинные» создания — вечно отличны и оторваны от «вещей» и «индивидуумов», которые являются объектами наших размышлений. Следуя своим даосским корням, дзэн противится подобному разделению и пытается привести человека — в его мыслях, чувствах и действиях — к гармонии и органическому единству с космосом. Человек обретает способность освободиться от ограниченности собственной субъективности и достичь полной свободы в «доме бытия».

...Затем наступает последний этап, когда горы вновь становятся подлинно горами в чьем-либо конкретном опыте. «Гора» перестает быть ярлыком, приклеиваемым к чувственной реальности; она превращается в саму реальность, в пережитую в опыте гору. Судзуки говорил об этом, что «не только я вижу гору, но и гора видит меня». Здесь проявляются во всей полноте и ощущение и опыт мира, в котором мы живем, и органическое единение в данном опыте видимого—чувственного и видящего—чувствующего. (Быть может, гора является «горой» лишь постольку, поскольку я ее ощущаю?) Судзуки сказал бы, что в своем отношении к горе мы должны «стать с ней одним».
Дзэн отрицает различающее «сознание я» (отделенное и отличное от других индивидуумов и вещей). Ведь подобное сознание не только приводит к нежелательному и разрушительному, ориентированному на себя эгоизму, но и лишает человека той самой живой взаимопроникающей гармонии с мирозданием, которую дзэн так стремится обрести. Когда внимание и эмоции полностью сконцентрированы на коане, ощущение «я» исчезает. Например, если медитирующий вновь и вновь повторяет «му» не только для того, чтобы внимание не ослабло, но и отдаваясь этому с предельной духовно-эмоциональной концентрацией, все различения типа «я», «я—ты», «я—вещь», «субъект—объект» исчезнут.

Отрицание собственного различающего «я» порождает чувство единения со всем сущим. Так, Капло в момент переживания опыта «прорыва» произнес: «Я есть все, а все есть ничто». То есть каждая вещь сосуществует со всем космосом, космос находится «в» ней, а конкретное содержание каждой вещи является «ничем» — ничем отличным и отделенным от чего бы то ни было. Тем самым подтверждается даосская идея о неразделимости, внутренней ли, внешней ли, человека и природы.
Для понимания всего пути пробуждения, всех его этапов, от первого опыта кэнсё-сатори до полного просветления дзэнского наставника, необходимо помнить, что меняется не мир вокруг пережившего сатори, а сам человек. Мир, переживаемый пробужденным человеком — это совершенно новая действительность.
«В зеркале наставника Коадзи (шестой патриарх Хуэй-нэн) отражаются рай и ад. Чистая Земля и наш оскверненный мир, но все они — не что иное, как единственный глаз монаха... Будда Амитабха величественно проявляет себя здесь и сейчас... Все адские муки — не что иное, как тело будды Амитабхи, сияющее отполированным до пурпурного блеска золотом... Мир страданий видится пробужденным существам как Земля Света Вечного Спокойствия».

Остается последний вопрос: какова же конечная цель всех этих усилий? В традиционной буддийской терминологии — конечно, само пробуждение, то есть такое понимание себя и мира, которое сделало Сиддхарту Буддой, которое наделяет сознанием будды пробужденного, которое вырывает его из круговорота сансары и ведет к лишенной рождений и смертей нирване.
Буддизм же Махаяны менее определен в этом вопросе. Часто высказывается мысль, что жизнь и смерть составляют единый континуум, что они не столь уж отличны и легко переходят друг в друга, что они являются лишь составными частями некоей большей реальности. Смерть человека подобна волне, возвращающейся в породивший ее океан (вселенскую жизнь). Или же говорят, что «обретение подлинного дзэнского пробуждения "выносит" человека за пределы рождений и смертей и потому оно не есть лишь "психологическая отвага" перед лицом неотвратимого исчезновения».
«Когда слышишь о состоянии полного единения (с му), испытываешь чувство невообразимой трудности и испуга. Но помни, что именно через это обретается опыт внутренней реализации, который имели все будды, ибо только так можно сломать пограничные врата вечного перерождения».

Человек «сидит в забытьи» — то есть находится в состоянии интенсивной медитации — для того, чтобы научиться «свободно парить». Капло описывает результат так: «Теперь, что бы я ни делал, я нахожусь в полном единстве с тем, что делаю. Я принимаю приятные вещи как исключительно приятные, а отвратительные — как исключительно отвратительные, после чего полностью забываю о своей реакции приятия или отвращения». Пробуждение — это не столько «гарантия» некоего будущего посмертного блаженства, сколько «просветленная жизнь» в средоточии этой реальности, здесь и теперь. Это — способность находиться в единстве с настоящей жизнью, вне зависимости от ее положительных либо отрицательных характеристик. В более же глубоком смысле «пробудиться» означает «проживать» каждое действие, каждый момент своей жизни с максимальной глубиной. И тогда любой поступок, каким бы тривиальным он ни был, будет проистекать из бездны тотальности личностного бытия. Все действия человека будут поглощать его внимание и энергию целиком и без остатка, причем не в смысле «напряженной интенсивности», но с той легкостью, которая возможна только при условии достижения состояния полного понимания собственного предназначения в этой жизни и своего места в ней. Вот почему смысл Дзэнского просветления в том, что такой человек оказывается способным исполнять на качественно ином уровне даже повседневные дела.

 

ДЗЭН: БУДДИЗМ ВОИНА

Казалось бы: зачем воину, чье главное предназначение — в любой момент быть готовым к смерти, такая религия? Но, как мы помним, некоторые герои «Хэйкэ моногатари» в свой последний час обращались к будде Амитабхе, великому сострадательному будде, который спасает все живые существа, несмотря на их грехи и кровавые злодеяния. Возможно, что амидизм и являлся некоей «субверой» самураев, особенно после того, как Хонэн (1133—1212) выдвинул тезис о достаточности искреннего повторения нэмбуцу (Наму Амида Буцу) для возрождения в Западном Раю — Чистой Земле будды Амитабхи — даже самого последнего грешника.
..Кроме того, существует еще и некий «центр», средоточие мира и спокойствия. Он хотя и не виден в диаграмме инь-ян, но имплицитно присутствует в кругообороте двух элементов. «Непоколебимая духовная основа», которую пытался обрести воин, строилась как раз вокруг этого центра. Считалось, что она находится в области брюшной полости (хара), о чем множество раз говорилось и в японских учебниках по военному искусству, и в даосских и дзэнских руководствах по медитации. Вот почему так рекомендовалось дышать не грудью, а «животом», то есть как можно более глубоко. Именно в этой части тела таится подлинное человеческое начало. И именно здесь в состоянии глубокой медитации человек переживает самого себя как органическую часть космоса и свое единство с ним. Только в медитации, нацеленной на хара, унаследованной дзэн от даосизма, человек в состоянии постичь на интуитивно-чувственном, а не на рациональном, уровне свое подлинное «я» и свое единство с космосом и ощутить «смысл» жизни. Этот внутренний центр — «запредельное, находящееся внутри» каждого, та сокрытая природа будды, которую китайский и японский буддизм так хотел довести до реализации и выраженности в каждом.
Наполненную спрятанным в подлинном центре человеческого естества «просветленную» жизнь невозможно ни постичь артикулированной мыслью, ни выразить артикулированной речью. Она обретается лишь спонтанным, внутренне-инстинктивным действием. Осознание центра-хара ведет человека к высшей духовной дисциплине и внутреннего самоконтроля. В то же время, оно является стержневым фактором, определяющим поведение человека в целом и воина в бою в частности. Дзэн, говоря об «указывании на сущность (читай: внутренне-инстинктивную сущность) человека», имеет в виду именно этот центр.

Главным в учении было здесь-и-сейчас.
«Не-сознание — то же самое, что и правильное сознание. Не-сознание не застывает и не фиксируется в одном месте... Оно не помещается нигде... Когда не-сознание хорошо развито, сознание не зацикливается ни на одной вещи и не имеет недостатка ни в чем. Оно подобно разливающейся реке и существует в самом себе. Оно возникает» в нужный момент и в должное время (что особенно важно для воина)».
Таким образом, гибкость действия-реакции не-сознания является отличительным качеством «решившего коан» и мастера-фехтовальщика, позволяющим довести промежуток между мыслью и ответным действием до ничтожно малой величины, такой, что «даже волос не проникнет», как говорит Такуан.
Целью не-сознания является достижение в каждом поступке того самого «ничто», которое дзэн считает «предельной реальностью», источником действия и последним прибежищем всего, что есть, внешнего и внутреннего.
«Противник — это Пустота, Я — тоже Пустота. Рука, которая держит меч, сам меч — все Пустота. Необходимо понять это, но не допускать, чтобы. Пустота овладела твоим сознанием (в качестве понятия или объекта внимания)».
Воин должен действовать в соответствии с космическим Небесным разумом, который воплощен в глубинной, не воспринимаемой умозрительно, простоте человеческого существа. Используя свой принцип «меча не-действия», Итиун возводит искусство фехтования к «первоначальной природе, которая проявляет себя в той или иной конкретной ситуации, меняющейся от мгновения к мгновению. Воин едва ли должен осознавать присутствие врага или даже воспринимать себя противостоящим кому-либо. Он будет действовать так, будто занимается чем-то повседневным, например, ест свой завтрак. Пусть фехтовальщик держит меч так, словно у него в руках палочки, которыми он берет кусок пищи».
Воин просто, спокойно, «бессознательно», или «не-сознательно» сближается с противником и наносит удар так, как велит и подсказывает его внутреннее, неопределимое «я», направляющее его меч. Непревзойденная уверенность в собственных силах гарантирует успех без всяких мыслей о нем и обеспечивает победу через пренебрежение к ней!
Каким же тогда будет механизм этого идущего изнутри фехтования? В первую очередь необходимо полностью сосредоточить свое сознание на том, что непосредственно перед тобой. «сущность фехтования состоит в том, чтобы отдать всего себя одному делу — уничтожению своего противника». А Судзуки добавляет: «Пока вы обеспокоены собственной безопасностью, вы никогда не победите в поединке».
Воину стоит обрести состояние ребенка, который только начал постигать мир, ведь ребенок живет в «абсолютном настоящем», о котором он ничего не знает и потому совершенно в нем не заинтересован. Для него важны только наличествующие в данный момент времени объект или ситуация. Внимание сконцентрировано и заострено.
В данной деперсонализированной ситуации все личные заботы и тревоги должны быть отброшены. «Вот почему воину советуется освободиться от мыслей о смерти или желания поскорее закончить сражение. Пока присутствуют какие бы то ни было "мысли", беды не избежать». Несомненно, что здесь присутствует определенный парадокс, ведь подобное отношение «ставит проблему смерти в ее наиболее острой и угрожающей форме. Если человек сделает хоть одно неверное движение, он обречен». Человек сражается за свою жизнь, но при этом он должен оставаться безразличным к ней, как и ко всему остальному. В противном случае он погибнет.

Итак, что же нужно сделать, чтобы достичь состояния полной эмоциональной отрешенности от ситуации, столь необходимого для «успеха», то есть для того, чтобы сохранить свою жизнь и честь? Все, абсолютно все должно быть «передано» внутреннему, подсознательно-бессознательному «я». Здесь нет ни времени, ни места для мысли.
«Когда лишь один инстинкт, особенно в своем чисто онтологическом (то есть глубинном и подлинном) аспекте, действует без всякого умозрительного вмешательства, ничто не сравнится с его естественной силой. Но если его сдерживает или обуславливает понятие, он колеблется, озирается по сторонам, поддается гнетущему чувству страха, и тогда слепая инстинктивная мощь рушится или в значительной степени ослабевает».
«Сдерживающее понятие» приведет воина к смерти. Поэтому он дает своим естественным способностям возможность обрести полную осознанную свободу от «мыслей, чувств и привязанностей любого рода». Подобное состояние сознания называется «отсутствием эго», или не-со-знанием.
«Когда действия напрямую связаны с вопросом жизни и смерти, следует отбросить воспоминания и предположения, дабы они не мешали быстроте мышления и молниеносной реакции. Человек становится игрушкой в руках бессознательного. Бессознательное и инстинктивное полностью вытесняют сознательное. Это и есть философия шунъяты (пустоты)» (Судзуки).

Конечно, не следует полагать, что Судзуки и мастера фехтования возводили все к естественному, несведущему и спонтанному внутреннему инстинкту. Их концепция — отнюдь не апофеоз доверия звериному началу. Как раз наоборот. Воин полагается на в высшей степени вышколенное подсознательно-бессознательное; он обязан быть образованным человеком. Школа фехтования Ягю учила: «Сказать, что ты постиг искусство, можно только тогда, когда техника владеет твоими телом и конечностями независимо от сознания» (Судзуки). И еще: «Не-сознание следует высвободить, оно должно полностью определять поле ментальности, так, чтобы главное — сила инстинктивной несопротивляемости — свободно использовало и применяло сознательно накопленное знание.».
Данный аспект синтеза искусства фехтования и дзэн Судзуки суммаризирует так:
«Как бы великолепно тот или иной человек ни владел искусством, он не сможет в полной степени постичь техническое мастерство, пока не избавится от всех психологических препятствий и не обретет состояние пустоты сознания, пусть даже для этого ему придется расстаться со всеми приобретенными ранее навыками. Ведь только в таком случае его тело сможет впервые и в полной степени проявить накопленное за годы тренировки искусство. Оно будет двигаться как будто автоматически, без всякого сознательного усилия со стороны воина. Его движения станут совершенной моделью игры с мечом. Все техническое мастерство присутствует, но сознание абсолютно не ведает этого».

Вот в чем заключается предельное развитие «внутреннего состояния духовной дисциплины и самоконтроля, которое позволяет реагировать и действовать». Вот «подлинная гармония духовных качеств: восприятия, сознания, концентрации и физической способности претворения и исполнения» (Ратти и Вэстбрук).
Путь к овладению искусством фехтования является исключительно «дзэнским и японским», однако ему можно найти параллели и в других сферах. Возьмем, например, игру на фортепиано (или других музыкальных инструментах).
..Когда перечисленные выше составляющие обретают полную духовную и физическую гармонию, сливаются в нераздельном единстве, музыка и музыкант готовы к концерту. Во время концерта (когда наступает «момент истины») музыкант отрешается от сознательных мыслей о том, какие ноты играть, какими пальцами брать тот или иной аккорд, наконец, как, «крещендо» или «диминуэндо», исполнять последовательность нот. Все это уже давно запечатлелось в его сознании и вошло в его тело. Музыка, рождающаяся из гармоничного единства разума и пальцев, чувства и его физического воплощения, оживает. Она предстает одновременно и внутренним, и интеллектуальным творением.

Существовал и еще один аспект «дзэнского» фехтования, необычайно важный, но упомянутый нами лишь мимоходом: как победить страх смерти. Самурай, как профессиональный воин, главной заповедью поведения которого была готовность погибнуть в битве в любой момент, сталкивался со смертью чаще, чем кто бы то ни было. Как любой профессиональный солдат он знал, что смерть является неотъемлемой частью его жизни. Такую жизнь, очень часто заканчивавшуюся преждевременной гибелью, выбирали за многотысячелетнюю историю войн и сражений миллионы и миллионы людей. И тем не менее, всегда ведь остается какое-то сожаление по поводу смерти, какая-то духовная, эмоциональная или даже физическая попытка уклониться, отсрочить момент ее неотвратимого приближения.

центральным в буддизме было учение о неуничтожимости индивидуального потока жизненной силы, который постоянно воплощается в той или иной форме ..или же «незаслуженное» перерождение в Западном Раю благодаря милосердию будды Амитабхи.
Дзэн говорил обо всем этом в значительно меньшей степени по сравнению с другими школами буддизма, а некоторые современные последователи дзэн вообще отрицают подобные верования; для них настоящая, нынешняя жизнь и является «тем». Во-первых, дзэн уделяет большое внимание «вечной сейчасности» момента. Настоящий момент — единственный, хотя бы частично контролируемый человеческим существом; это сущностная реальность человеческого существования. Во-вторых, дзэн всегда подчеркивал глубинную идентичность, или, лучше, внутреннюю взаимосвязь возникновения—исчезновения, жизни—смерти как звеньев одной цепи. Смерть выходит из жизни, и жизнь возникает из смерти или небытия. Что же является подлинной реальностью? Вот что писал один дзэнский поэт:
Некоторые полагают, что ударить значит ударить:
Но ударить не значит ударить, а убить не значит убить.
Тот, кто наносит удар, и тот, кто его принимает —
Они не более чем сон, которого нет.
Эти слова можно рассматривать как дзэнское восприятие «жизни» в целом. В какой степени оно применимо к фехтованию?
Не думать, не отражать — Совершенная пустота:
И все же здесь что-то движется,
Следуя своим путем...
Победу, еще до сражения,
Одержит только тот,
Кто не думает о себе,
Скрывшись в не-сознаниии Великого Первоначала.

Воин спрашивает дзэнского наставника:
«"Если человек находится на распутье жизни и смерти, как должен он поступить?" Наставник отвечает: "Отбрось всякие различения, пусть один только меч безмятежно сопротивляется небу". "Один меч" — это не меч жизни и не меч смерти, это меч, из которого рождается мир двойственности и различении, это сам Вайрочана-будда. Обрети его, и ты узнаешь, как действовать там, где расходятся пути.
Меч здесь олицетворяет силу интуитивной или инстинктивной прямоты... Она движется вперед, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам» (Судзуки).
Впрочем, некоторые дзэнские наставники считали, что за пределами дуализма жизни и смерти существует иная реальность, с которой воин сталкивается лицом к лицу в момент схватки. Кэнсин Уэсуги (1530-1578), великий полководец, говорил:
«Те, кто цепляются за жизнь — умирают, а те, кто бросают вызов смерти — живут. Самое главное — это сознание. Всмотрись в свое сознание и укрепись в нем, и тогда поймешь, что в тебе есть что-то, что выше рождения и смерти, что не горит в огне и не тонет в воде... Тот, кто не хочет расстаться с жизнью и броситься в объятия смерти, не есть настоящий воин» (Судзуки).
Очень нелегко определить, являются ли эти слова простой декларацией самурайской готовности к смерти или гордой констатацией превосходства человеческого духа в его наивысшем проявлении над всеми превратностями жизни, и даже смерти. Или они являются «символом веры» в то, что человек, выходя за пределы создаваемых разумом двойственности и обманчивых различении типа хорошее—плохое, внутреннее—внешнее, человек—космос, жизнь—смерть, по сути, обретает бессмертие? Судзуки склоняется к тому, что речь идет как раз о последнем. Интуитивное существование, обретенное через дзэнское пробуждение, позволяет человеку вырваться из дихотомии жизни и смерти. Ведь он уже проник в саму Реальность!

«Не может быть сомнений, что многие воины феодальной эпохи посвящали себя изучению дзэн для того, чтобы обрести состояние абсолютного не-со-знания для исполнения своего предназначения. Общеизвестно, что мысль о смерти является камнем преткновения в исходе поединка жизни и смерти. Преодолеть эту мысль, являющуюся главным препятствием на пути свободного и спонтанного использования приобретенной техники — вот наилучший способ практикования дзэн для воина» (Судзуки).
дзэн открыл воину для использования в бою сферу инстинктивно-подсознательного, средоточием которой является хара. По крайней мере, некоторым это позволяло ощутить свое единение с Предельной Реальностью, Пустотой, не-сознанием.

Интенсивная дзэнская медитация, восприятие дзэнского учения о пустоте различения жизни и смерти и признание настоящего момента действия в качестве единственной реальности должны были вкупе с профессиональной смелостью и подготовкой вылиться во время битвы в непоколебимое презрение к смерти.
главная привлекательность дзэнской медитации для самураев состояла в том, что она позволяла им победить страх смерти, той самой смерти, что являлась неизменной составляющей «призвания» воина.
«Решимость умереть, сила и напряженность этого желания в процессе медитации постоянно укреплялись и становились стержневой нитью опыта бу-сидо. Такова главная составляющая менталъности буси (воина) от момента принятия решения до его осуществления. Намерение должно быть тотальным и всеохватывающим. Оно полностью завладеет воином только после тщательного обдумывания и приятия единственного принципа. "Смерть" становится основным смыслом "жизни"».

ДЗЭНСКИЙ МЕЧ:
СОВРЕМЕННАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ

Конечно, сегодня главной целью любых боевых искусств является как раз «самосовершенствование», открытие подлинной природы «не-себя» в человеке.
воин прежде всего должен быть верен самому себе, то есть не иметь праздных и пустых мыслей. Следует «перестать быть властителем своего сознания, но превратиться в орудие неизведанного. Неизведанное лишено сознания "я", а, следовательно, и мысли о победе в поединке, ибо оно "работает" на уровне недвойственности, где нет ни субъекта, ни объекта». Когда «не-сознание» (мусин), или «не-мысль» (мунэн), возобладает (в воине, практикующем дзэн), он «освободится от мыслей о жизни и смерти, выгоде и утрате, победе и поражении» (Судзуки). И тогда он сможет обрести Небесное Дао. Духовная техника — приведение себя к состоянию безразличия относительно жизни и смерти через отказ от сознательно-интеллектуального «я» в пользу инстинктивно-интуитивного начала, средоточием которого является хара — интерпретируется как нравственно-духовное положительное качество, побеждающее эгоцентризм.
«Искусство меча — это, в конечном счете, не искусство убивать; его цель — воспитание нравственного, духовного и образованного человека».

Знание вещей, в подлинном смысле является «опытом переживания их в актуальной конкретности. Книга о приготовлении пищи не сможет утолить наш голод».
Поэтому любой человек, желающий обрести глубочайшую истину и подлинную реальность и жить в соответствии с ними, должен следовать не разуму, но интуиции, сосредоточенной в хара. Интуитивно воспринятые Истинное и Реальное гораздо более аутентичны, нежели созданные разумом понятия или формулировки. инстинктивно-интуитивное позволяет достичь высшего «я», то есть обрести собственную изначальную природу. Таким образом, внутренняя правота (гармония, единство) тоже обладает нравственными и «правильными» качествами — но не теми, что ограничены понятиями правильного и неправильного, хорошего и плохого.
Только когда воин утратит свое «я», перестанет «думать» о приобретенных навыках, необходимых действиях и о том, как реагировать на ту или иную ситуацию, только тогда он сможет превзойти свое «эго» и полностью объединиться с самим действием, достигнув тем самым высшего дзэнского совершенства.

«СВЯТАЯ СВЯТЫХ» ДЗЭН-БУДДИЗМА: КОСМИЧЕСКОЕ ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ

Итак, Судзуки утверждает преимущественную ценность внутреннего, то есть не-индивидуалистического сознания, которое воспринимает Реальность в ее подлинной «таковости» без каких бы то ни было фальсифицирующих наслоений. внутренне-интуитивная практика воина, обогащенная опытом дзэн, кроме того что она является ценной сама по себе, еще и свидетельствует о наличии гораздо более глубокой, в сравнении с просто подсознательными ресурсами, силы Истины-Реальности.
наиболее оптимальным в психологическом смысле был бы термин «космическое бессознательное».
«Достичь основ собственного существования — значит полностью очистить бессознательное от эгоизма. Вот почему дзэн-буддизм так подчеркивает значимость "не-сознания"... в котором мы, обнаруживаем беспредельное богатство (внутренней силы)».
«Неизведанное может быть названо Небесным Разумом, Природой, Истиной или Первичным Сознанием, Дао, Богом, Бессознательным, или Сокровенным Я». Именно неинтеллектуализированная интуиция позволяет нам соприкоснуться с этим неизведанным, которое порой называют природой будды. Когда человеком руководит интуиция, в человеческом духе проявляется заключенный в нем Небесный Разум, Бог (в буквальном смысле), Пустота или природа будды. В дзэнском же смысле такое сознание должно пронизывать все наши действия. «В моем случае субъект нашел новый путь избавления от сознания двойственности своих поступков; жизнь в нем не расколота на субъект и объект, на действующего и то, в отношении чего совершается действие. Вечность возможна лишь в средоточии жизни и смерти, в самом течении времени. Во времени я поднимаю палец руки, и вечность танцует на его кончике... Это отнюдь не символизм. Для дзэн в этом заключен актуальный опыт». «С философской точки зрения дзэн придерживается скорее интуиции, чем разума, ибо интуиция дает возможность отыскать более прямой путь к Истине».
«дзэн лишь пытается через особый интуитивный тип понимания (стирающего в мысли различение жизни и смерти) вырвать человека из круговорота рождения и гибели.». Что именно делает человек — не важно, важно лишь как он это делает. Существует только внутренняя правота дзэнского действия.

В дзэнском монастыре царили дух равноправия и объединявшее всех упорство и целеустремленность. Здесь скрыто господствовал конфуцианский кодекс высоконравственного поведения. И хотя внешне дзэн достаточно свободно и порой даже пренебрежительно относился к условностям морали и этических диктумов, в действительности в дзэн-ском монастыре присутствовала суровая нормативная нравственность. дзэн не обладал какими-либо присущими только ему этическими характеристиками или «внутренним стержнем». В историческом плане он представляется по преимуществу психотехникой, ставящей целью максимизировать внутреннюю энергию, какова бы ни была ее направленность. Как жизненная сила, пытающаяся объединить глубочайшее «я» человека с его высочайшими устремлениями и связать его существование со всей тотальностью космоса, дзэн имеет огромную ценность.

САМУРАЙСКИЙ ИДЕАЛ И РЕАЛИИ ЭПОХИ ТОКУГАВА

«Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью — что он должен умереть».
«Господин Набэсима Наосигэ (1538-1618) сказал: "Бусидо означает желание умереть. Даже десять человек не смогут одолеть такого". Великий подвиг невозможно совершить одной только искренностью. Желание смерти должно полностью овладеть твоим сердцем... Боевые искусства требуют захваченности смертью. »
«Если он всегда помнит об этом, он сможет избегнуть мириада зол и несчастий, уберечься от болезней и бед и насладиться долгим счастьем. Он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы или утреннему инею, а тем более такова жизнь воина... Если он думает об этом мгновении как о последнем, если, глядя в лица родственников, он чувствует, что никогда не увидит их вновь, тогда его чувства будут искренними, а его сердце исполнится верности».
Готовность к смерти уже в следующий миг превращается в глубинное понимание мимолетности и временности всех вещей, и особенно человеческой жизни. Каждый миг жизни, каждое действие должны быть наполнены предельной искренностью и самоотдачей, как в предсмертный час. Очевидно, что подобное отношение самурая к жизни и смерти проникнуто духом дзэн-буддизма.

«Размышлять о неминуемой смерти следует ежедневно. Каждый день, когда душа и тело находятся в гармонии, размышляй о том, как твое тело разрывают на части стрелы, пули, мечи и копья, о том, как тебя уносит бушующее море, о том, как тебя бросают в огонь, о том, как ты погибаешь при землетрясении, о том, как ты бросаешься со скалы высотой в тысячу футов, как умираешь от болезни или совершаешь сэппуку. Каждый день, без исключения, ты должен считать себя мертвым».
«Путь смерти таков, что человек вправе умереть спокойно, если он оставался верным ему каждый день своей жизни». То есть, если самурай, пусть даже в мирное время, не живет с мыслью о неминуемо приближающейся смерти, какой бы она ни была, он не сможет умереть достойно. мы имеем дело с признанием буддийского положения. что жизнь можно в равной степени назвать и «смертью», что на «жизнь» нельзя рассчитывать дольше, чем требуется для совершения одного-единственного вдоха. Настоящий самурай не имеет права бояться и избегать упоминания о смерти в своем присутствии как «имеющего плохое предзнаменование и думать, что он будет жить вечно, жадно цепляясь за существование». Когда наступает последний час, самурай встретит смерть спокойно и без сожаления, будь это поле битвы или смертное ложе.

 

Восемь Врат Дзэн. Программа практики дзэн - Лури Джон Дайдо

Полностью - тут:
http://www.koob.ru/loori/vosem_vrat_dzyen_programma_praktiki_dzyen





Джон Дайдо Лури (John Daido Loori 1931 - 2009) - основатель и настоятель Zen Mountain монастыря, США.
В 16 лет Лури сбежал из дома в морские пехотинцы. После войны он стал физиком, занимался спектральным анализом, затем ушел из науки в искусство, фотографировал, выставлялся в музеях, опять ушел, на этот раз в буддизм и, наконец, основал монастырь на склоне горы Тремпер.

Джон Дайдо Лури
ВОСЕМЬ
ВРАТ
ДЗЭН
Программа практики дзэн

Вопрос о сущности «Я» никогда не разрешается окончательно, и восемь областей обучения устроены именно таким образом, чтобы спровоцировать вопросы, подтолкнуть к поиску. Если «Я» не существует, — спрашивают искусства, — то как возможно самовыражение? Если мы свободны, — вопрошает богослужение, — то какая разница, «правильно» ли ты ударишь в колокол? Если все есть одно, — допытываются Заповеди, — то как возможно
нравственное деяние?

Во время богослужения не проговаривай слова одними лишь
губами — произноси их всем телом и всем умом.

дзэн —это практический вопрос нашей жизни.
Практика дзэн — это наш ответ на вопросы, исходящие из глубин нашего собственного бытия. Это борьба с целью достичь дверей свободы каждого мгновения. Это возможность обретения источника внутреннего покоя и ясности в гуще бушующей жизни. Судьба нашего собственного «Я» и всей Вселенной находится в наших руках.
текст — это руководство, побуждающее и научающее, как исправить то, что в существе своем не испорчено.
Сила книги заключается в ее практической реализации.
Эта книга — слово, обращенное лично к вам, от сердца к сердцу, от ума к уму. Она озабочена только этим самым мгновением — и тем мгновением, когда вы закроете ее и обратитесь к любым другим повседневным делам. Это и есть сфера ее действия и применения. Богослужение может начаться в любой момент....
Это дерзкий вызов интеллекту и духу. Если переваришь и выстрадаешь это знание потом и кровью, оно может превратить каждый миг жизни в праздничный танец свободы, мудрости и сострадания.

Тот, кто будет использовать «Восемь Врат» в домашней практике, внезапно обнаружит, что оказался посреди игровой площадки. Нужно просто заметить, что практика возможна прямона том месте, где мы сейчас стоим, — нравится нам этоили нет, но мы уже практикуем, не сходя с этого самого места. Каждая секунда есть реальная арена контакта с нашей истинной сущностью, царство гармонии, способной вылиться в соответствующие поступки.
Перед нами стоит великая цель. В руках у нас проверенные средства. Техника крайне проста — и в своей простоте очень сложна. Возможности ее применения — повсюду.
И тем не менее можно сказать с уверенностью, что если мы целиком посвящаем себя этой практике, то наша жизнь наполняется до краев. А это действительно чудо.

Когда санскритские слова, существовавшие многие тысячелетия, были переведены на английский, буддистские термины вдруг приобрели христианское звучание. Слово «дуккха», например, было переведено как «страдание», но страдание — это лишь один из аспектов дуккхи. Целостное значение этого слова несет в себе глубокие смыслы, не передаваемые словом «страдание»*. То же самое можно сказать о словах «праджня» (мудрость) и «каруна» (сострадание). Многие буддистские понятия непереводимы, их следует оставлять без перевода, чтобы сохранить всю полноту исходного значения.

На протяжении всей истории буддадхармы в Азии возникали разные школы и стили обучения, в которых на первый план выходили различные стороны Дхармы, полученной из Индии. Так или иначе, каждая школа и каждое направление брали за основу какой-нибудь тип медитации, однако иногда придавалось особое значение и другим аспектам практики. Школа Винайя, например, акцентировала внимание на Заповедях. Винайя учила, что просветления можно достигнуть путем соблюдения Заповедей, то есть — ведя нравственную жизнь. В других школах делался упор на изучении сутр, их подход к буддизму был более книжным. Были и такие школы, которые подчеркивали важность религиозного культа и обрядовой стороны — например, рекомендовали многократное
повторение имени Будды.
В христианской традиции мы видим монахов-траппистов, живущих в строгом уединении, францисканцев, ведущих активную благотворительную деятельность, иезуитов, подчеркивающих важность образования. Среди буддистов были отшельники, годами медитировавшие в гималайских пещерах, а с другой стороны — и политические деятели, и активные участники общественной жизни.
Община Гор и Рек ведет открытый диалог с христианским монашеством, изучает различные его формы, отдавая дань уважения его долгой истории и связям с западной культурой.

Цветок Шакьямуни

Сразу после своего просветления Шакьямуни не решался начать проповедь, понимая, что довольно трудно пытаться дать людям то, что они уже имеют. Он не знал, как разрешить это противоречие, и отказался от всяких попыток проповедовать. Некоторые из монахов — бывших товарищей Шакьямуни, увидели, что его жизнь преобразилась, и вернулись к нему, прося открыть им Путь, который он постиг. Их прямая просьба и поддержка побудила Шакьямуни взяться на это невозможное дело — учить тому, чему, в сущности, научить нельзя.

*(к удивлению многих, Будда относил сюда же страдания, порождаемые высшими состояниями глубокой медитации, состояниями блаженства, состояниями глубокого самадхи. Одним словом, страданием он называл все преходящее.
Одно из ключевых положений буддизма гласит: ничто в этом мире не постоянно, все сущее находится в вечном потоке становления. Поскольку вещи постоянно меняются, привязанность к ним порождает страдание. Стоит только нам завладеть чем-нибудь, как в тот же миг оно меняется и меняемся мы сами.)

....Вторая Благородная истина, вторая Мудрость, провозглашенная Буддой, состоит в том, что причиной страдания является жажда. Понятие «жажда» используется здесь в смысле желания, страсти, привязанности, стремления к овладению чем-либо. Эта зависимость происходит от иллюзии того, что существует отдельное «Я», независимая сущность, отличная от всех остальных вещей.
просветление, которое непосредственно испытали Будда и тысячи буддистов за прошедшие два с половиной тысячелетия, подтверждает, что за признаками явлений не существует ничего. Самость, «Я» — всего лишь идея. «Я» находится в состоянии постоянного изменения.
С биохимической точки зрения в нашем теле не осталось ни единого атома, ни единой молекулы из тех, что составляли его пять лет назад. Так что же такое «Я»? Что это сидит здесь? Что думает и чувствует? То, что мы обычно называем своим «Я», лежит в пределах нашей телесности: все внутри этого «мешка» мы рассматриваем как «Я», а все снаружи — как остальной мир. Поскольку мы отделяем себя от остального мира, все, в чем мы нуждаемся, находится там, вне нашего «Я». Таким образом, последствия иллюзии «Я» — это желания, жажда, страсти, стремления, потребности — все то, что в свою очередь образует источник страдания.

Третья Благородная истина Будды гласит, что страданию можно положить конец. Здесь прослеживается определенная логика: раз существует страдание, то у него должна быть причина. Вторая Благородная истина определяет причину страдания. Логика развертывается далее: раз мы говорим, что нечто существует, то всегда также имеется возможность его не-существования. Это и есть т р е т ь я Благородная истина — истина о прекращении страдания.
А если что-то существует, а затем перестает существовать, то должен быть процесс, путь, способ совершения этого перехода. В этом процессе и заключается четвертая Благородная истина, а именно — «восьмеричный путь».
Будды. Восьмеричный путь лежит в основе всего, чему учил Будда на протяжении сорока семи лет. Несмотря на многообразие форм и выражений, все, чему он учил, — это не что иное, как Путь, намеченный в его самой первой проповеди о четырех Благородных истинах.
Четыре Благородные истины, восьмеричный путь, все, чем мы занимаемся в практике дзэн, — все это называется упайя («искусные средства»), способы подвести нас к осознанию того, что истина, которую мы ищем, дана нам изначально. В конечном счете учить нечему, давать учение некому и получать его тоже некому. По существу, нет никаких учителей дзэн, ибо истина есть сама эта жизнь. Но прочесть об этом, понять эту идею и поверить, что истина есть сама наша жизнь, — это одно, а непосредственно пережить,
изнутри постичь, что истина есть сама жизнь, это совсем, совсем другое...

император У-Ди, был буддистом, что означало признание буддизма на государственном уровне. У-Ди, кроме того, был знатоком буддизма. Он интенсивно штудировал и даже сам переводил буддийские тексты. В монастырях читали сутры, философствовали, изучали буддизм.
Когда мы хотим узнать о чем-нибудь для нас новом, что мы делаем? Мы покупаем книгу и читаем ее. Мы полагаем, что назвать или описать явление — значит понять его и овладеть им. В большинстве случаев этот подход еще кое-как оправдывает себя. Но применительно к дзэн он не работает. В дзэн мы имеем дело с непосредственным опытом, а не со словами и понятиями, которые этот опыт описывают. У спросил, какие заслуги он приобрел всеми своими благими деяниями, и Бодхидхарма ответил: «Никаких».
Услышав это, император нахмурился и решил испытать Бодхидхарму, проверить глубину его понимания. «Какова главная святая истина просветленного учения Будды?» — спросил он. На что Бодхидхарма ответил: «Беспредельная пустота и ничего святого». Бодхидхарма указывал на ту самую истину, о которой говорил Будда: «Я» — это пустота, мириады вещей — это пустота, заблуждение — это пустота, просветление — это пустота, буддизм — это пустота. И именно потому, что буддизм — пустота, его формы и проявления могут быть бесконечно многообразны. Именно
благодаря пустоте мы можем говорить о просветлении и о заблуждении.
Когда Бодхидхарма ответил императору: «Не знаю», он выразил интимное приобщение к мириадам вещей и интимное забвение своего «Я».
Мы говорим: «Познать Путь будды — значит познать себя, а познать себя — в конечном счете значит забыть себя». Что происходит, когда мы забываем себя? Что остается, когда «Я» перестает быть? Всё. Остается всё. Остается весь мир. Разница лишь в том, что нет больше разделения между нами и этим миром. Это радикально
смелый взгляд на мир и на себя. Он затрагивает саму сущность нашего бытия, меняет образ наших действий, реакций, понимание самих себя и всего на свете. Тот опыт, который мы называем просветлением, означает подлинную интимность со всеми вещами, поскольку стирает границу между «Я» и «не-Я». Там, где нет разделения, нет и познания.
Чтобы знать, необходимы две вещи: знающий и то, что он знает. Необходима система отсчета, система координат.
В единстве не существует знания, ибо нет ни знающего, ни того, что он знает. Есть только единая реальность. Таким образом, своим «не знаю» Бодхидхарма другим способом выразил то же самое, о чем он говорил в своем первом ответе: «Беспредельная пустота и ничего святого».
Второй тезис — Преображающей силой обладает лишь сам опыт. В понимании или вере нет неиссякаемого источника силы — но если истина озарит нас, станет нашей личной реальностью, то она может перевернуть всю нашу жизнь.

Коан — это внешне парадоксальные утверждения или вопросы, которые невозможно понять с помощью одного лишь интеллекта. Подобные парадоксы являются функцией языка, в реальности не существует никаких парадоксов. Парадоксы возникают лишь в словах и понятиях, описывающих реальность. Примеры типичного коана: «Ты знаешь, как звучит хлопок двух ладоней; а как звучит хлопок одной? Не объясняй ничего — покажи как!»; «Каково твое изначальное лицо — то, которое у тебя было до рождения твоих родителей? Опять же, не надо слов — покажи мне!»
Но эти вопросы — звук хлопка одной ладонью, изначальное лицо — ничем не отличаются от вопросов: «кто я?», «что есть жизнь?», «что есть истина?», «что есть реальность?», «что есть Бог?» — тех самых вопросов, которые подвигли Шакьямуни на его духовные поиски. Все они говорят о первооснове бытия, об абсолютной природе реальности.
И мало-помалу вся мишура, создающая иллюзию «Я», начинает отпадать. Обыденный ум постоянно подпитывает представление о «Я»; когда этот ум останавливается, мы забываем о «Я».
В практике дзэн мы постигаем, что весь мир есть единая реальность, что «Я» и «Ты» — одно и то же. Но после этого мы должны пойти дальше и сделать следующий шаг: я — не ты и ты — не я. Оба эти факта — единство и различие — существуют одновременно и в совершенном взаимопроникновении.

Приступая к практике, мы словно начинаем восхождение на горную вершину. Продвигаемся на несколько шагов вверх — и соскальзываем на несколько шагов обратно.
Начинаем все сначала и постепенно вскарабкиваемся на вершину — к просветлению. Перед нами расстилаются бескрайние дали, невообразимая ширь, и ничто не застит вид. Но на этом практика не кончается. Достигнув вершины, мы должны продолжать путь. Наша жизнь — это не сидение на какой-нибудь горной вершине и созерцание собственного пупа.
Она проходит в миру, во взаимодействии с другими людьми. Вот мы стоим на вершине. Спрашивается — куда двигаться дальше? И мы идем прямо вперед... и спускаемся по противоположному склону вниз, в долину, на рыночную площадь. Именно здесь полученное нами знание действует, выражаясь во всем, что мы делаем.

Постижение природы «Я», сущности бытия называется праджня (мудрость). Когда мы постигаем природу «Я», мы вместе с тем постигаем, что причина и следствие неразделимы: то, что мы делаем, и то, что с нами случается, — одно и то же. И когда мы действительно понимаем, что это значит, появляется глубокое чувство ответственности.
Ответственности не только за себя, но и за весь мир явлений. Ответственности не только за то, что происходит здесь, но и за происходящее в ...; ответственности не только за настоящее, но также за прошлое и за будущее. Стоит по-настоящему проникнуться этим чувством ответственности, как мы тут же обретаем великую власть. На первый взгляд может показаться, будто мы взваливаем на себя тяжкое бремя, но на самом деле это не что иное, как освобождение. Например, когда мы по-настоящему понимаем, что мы в ответе за всех и вся, то уже не можем ни в чем винить других. Я уже не могу сказать: «Он меня разозлил!» — потому что знаю, что лишь я сам могу себя разозлить. Простое осознание этого факта позволяет противостоять негативным эмоциям. Если меня разозлил
кто-то другой, а не я сам, то я всего лишь жертва обстоятельств, с которыми ничего не могу поделать. Осознав свою ответственность, мы получаем возможность изменить свою жизнь, привести ее в согласие с Путем.

В мудрости тлеет ее деятельная энергия — сострадание. Они неразделимы. Сострадание — это мудрость в действии.
Мы должны понимать, что сострадание проявляется так же естественно, само по себе, как растут наши волосы. Здесь нет никакого усилия, никакого чувства разделения, нет дающего и принимающего. Есть лишь одна реальность — деяние само по себе. Мой дед по Дхарме, Ясутани-роси, умел замечательно объяснять, как действует сострадание. Возьмем, говорил он, две руки. Допустим, что мы наделили обе руки сознанием, собственным «Я». Так вот, если положить деньги в левую руку, то правая возмутится: почему это все деньги всегда достаются левой руке? Почему никто никогда не положит денег в правую? Теперь предположим, что когда я бросал в печь поленья, то зацепился рукавом, левая рука попала в огонь и я не могу ее вытащить. В такой ситуации правая рука захочет помочь, но, возможно, станет колебаться. В зависимости от того, насколько пламя сильное, она может решиться помочь, а может и подумать, что не стоит рисковать.
Но когда я просветляю обе руки и они осознают себя частью единой реальности, то есть меня, — тогда, даже если деньги находятся в левой руке, правая ничего не имеет против. То, что принадлежит одной, принадлежит и другой.
Но этот принцип — «твое значит мое» — имеет смысл только тогда, когда вы знаете, что мы с вами составляем одно целое. Когда левая рука попадет в огонь, правая бросится на помощь, не раздумывая ни секунды. Если левую руку лижет пламя, то боль терзает и правую. Но это верно лишь в том случае, если мы осознаем, что обе они принадлежат единому целому. И когда мы по-настоящему поймем это, то почувствуем глубокую, серьезную ответственность.
Чувство единства — основа сострадания. Вы заботитесь обо всем так же, как заботитесь о себе самом. В каком-то смысле это очень эгоцентрическая позиция — с той лишь разницей, что «эго» теперь вбирает в себя все Мироздание. Ничто не остается вовне.
Никто не найдет за нас нашу истинную природу — каждый человек должен сделать это сам. А этот процесс и есть дзэн. Он придуман не вчера — ему два с половиной тысячелетия.
Дзэн был проверен на практике бесчисленным количеством людей на каждом континенте. Простой, непосредственный и очень трудный, он призывает нас погрузиться в себя, изучить собственное «Я», забыть его и слиться воедино с мириадами вещей.
Дзэн — не японское и не китайское явление. Он не пришел из Азии — он всегда был здесь.
Дзэн учит нас правильно использовать собственный ум, жить и взаимодействовать с другими людьми. Увы, никто не сможет нам дать для этого четких инструкций, готового рецепта, ибо главное в дзэн не объяснить словами. Поэтому для того, чтобы отыскать его корни, нужно очень глубоко заглянуть в себя. Дзэн — это практика, конечной целью которой является освобождение. Мудрость, которую дает это освобождение, изменяет не только нашу жизнь....

 

Поза просветления

При этом очень важно понять, что в действительности дзадзэн — это не просто медитация. Это не созерцание, не интроспекция и не состояние покоя и сосредоточения ума. Дзадзэн означает «сидеть в дзэн».
Можно, кроме того, ходить в дзэн, работать в дзэн, смеяться в дзэн, плакать в дзэн. Как сказал Гари Снайдер*, «Дзэн учит нас правильно использовать собственный ум, жить и взаимодействовать с другими людьми».
Великий учитель Догэн говорил: «Познать Путь будды - значит познать свое «Я», познать свое «Я» — значит забыть свое «Я», а забыть свое «Я» — значит обрести просветление мириадами вещей». Просветление мириадами вещей — это осознание единства «Я» с мириадами вещей. Просветление снизошло на Будду, когда он сидел в медитации; в практике дзэн мы снова и снова возвращаемся к этому же типу медитации. Техника дзадзэн очень проста. Ее очень легко описать и очень легко применять. Но, как и со всеми другими практиками в дзэн, требуется немало усилий для того, чтобы добиться в ней успеха.

Почти все мы озабочены и поглощены собственными мыслями. Мы постоянно ведем внутренний диалог, непрерывно говорим сами с собой. Поскольку мы погружены в этот разговор, мгновения нашей жизни одно за другим проходят мимо нас. Мы смотрим — и не видим; слушаем — и не слышим; едим — но не ощущаем вкуса; любим — но не чувствуем. Объекты восприятия наличествуют, органы чувств получают всю необходимую информацию... но восприятия почему-то нет... Дзадзэн возвращает нас обратно в данное мгновение, где как раз и происходит наша жизнь. Можно сказать, что, упуская мгновение, мы упускаем нашу жизнь. Средоточие каждого мгновения — это наше дыхание; поэтому ключевым моментом в дзадзэн становится дыхание.

Обычно мы рассматриваем тело, дыхание и ум по отдельности, однако в дзадзэн они сливаются в единую реальность. Прежде всего, следует обратить внимание на положение тела в дзадзэн. У тела есть особые способы коммуникации с внешним миром и нашим внутренним пространством. Положение, которое мы придаем своему телу, может многое сказать о том, что происходит с нашим умом и нашим дыханием....
..Чтобы ускорить этот процесс, сядьте на переднем краешке дзафу и чуть подайтесь телом вперед. Представьте, что ваша макушка касается потолка и, выпрямив спину, потянитесь всем телом вверх, а потом расслабьте мышцы. Из-за того, что ягодицы опираются на дзафу и живот немного выставлен вперед, позвоночник будет слегка выгнут в области поясницы. В таком положении требуется минимум усилий, чтобы держать туловище прямо.
Все сидячие позы так эффективно работают в практике дзадзэн именно благодаря своей устойчивости — они не имеют абсолютно никакого тайного, эзотерического значения. В дзадзэн важно то, что мы делаем со своим умом, а не с ногами или руками.
..Наконец, вполне допустимо сидеть и на стуле, только при этом на жесткое сиденье следует подкладывать подушку и следить за тем, чтобы стопы целиком покоились на полу. Подушка или дзафу в этом случае используется точно так же, как и при сидении на полу: мы садимся на ее переднюю часть. Очень важно держать спину прямо, чуть выгибая поясницу. Все моменты, важные при сидении на полу или в сэйдза, сохраняют свое значение и тогда, когда мы сидим на стуле.
Важность прямой осанки в том, чтобы обеспечить свободное движение диафрагмы. Дыхание в дзадзэн становится очень, очень глубоким; живот поднимается и опадает точно так же, как животик у младенца.
... В результате глубокое, полное дыхание становится редкостью. В практике дзадзэн важно максимально освободить все в области талии и подобрать одежду, которая бы никак не стесняла тело. Пусть диафрагма движется свободно, и тогда дыхание станет глубоким, легким и естественным. Не нужно за ним постоянно следить, не нужно делать никаких усилий — все произойдет само собой, когда мы сядем и примем правильную позу.

Есть много разных способов сосредоточения ума: символические изображения, мантры В дзадзэн мы сосредоточиваемся на дыхании. Дыхание есть жизнь. Дыхание есть жизненная сила, главная функция нашего тела. Ум и дыхание составляют одну реальность.
... сосредоточить внимание на харе — точке, расположенной на пять сантиметров ниже пупка. Хара — физический и духовный центр тела. Направьте туда все внимание, сосредоточьте там свой ум.
.. По мере того как мы совершенствуемся в практике дзадзэн, мы все сильнее ощущаем хару центром своего сознания. Наши движения будут идти от хары... Хара сделается средоточием энергии в теле.
То же восприятие хары как точки покоя в дзадзэн распространится и на жизненные ситуации, когда случается что-то необычное или непредвиденное. Вместо того чтобы рассеивать свою энергию, мы обнаружим, что она почти автоматически собирается в харе. Мы найдем и разовьем в себе источник покоя, из которого будет естественным образом исходить вся наша деятельность, все действия и поступки.
..сконцентрируйтесь на центре хара. Медленно покачивайтесь туловищем взад и вперед, все тише и тише, пока не найдете собственный центр тяжести. Ум сфокусирован в харе, руки сложены в космической мудре, рот закрыт, языкприжат к нёбу. Дышите через нос и «пробуйте» дыхание «на вкус». Не отвлекайтесь от хары и дыхания. Представьте, что дыхание опускается в хару, в самую глубь, и поднимается оттуда обратно. Этот образ должен стать частью самого процесса дыхания.
Мы начинаем работу над собой с того, что считаем дыхание — считаем каждый вдох и выдох до десяти. Дойдя до десяти, начинаем заново. если ум начнет блуждать, если вы заметите, что отвлеклись на какую-нибудь постороннюю мысль, — остановите эту мысль перед собой, признайте ее, а потом сознательно отпустите ее. После этого начинайте заново считать с одного.
Счет играет роль обратной связи, сигнализирующей нам о потере концентрации. Всякий раз, когда мы возвращаемся к дыханию, мы становимся сильнее, доказывая себе, что способны сосредоточить мысль на чем нам угодно, когда нам угодно и на сколь угодно долго. Этот простой факт имеет огромную важность. Способность к сосредоточению, это источник всей нашей жизненной активности.
После недолгой практики мы почувствуем, что наш ум обострился. Он дает нам новое ощущение своего тела и своего ума. Главное — не упускать настоящее мгновение. А в дзадзэн мы как раз и учимся быть в этом мгновении.
Как только мы сможем считать без всякого усилия и раз за разом доходить до десяти, не сбиваясь на посторонние мысли, — пора переходить к счету каждого дыхательного цикла. Вдох и выдох будут считаться за «один», следующие вдох и выдох — за «два» и т.д. Самоконтроль за концентрацией в этом случае ослабнет, но чем дальше — тем меньше будет нужды в самоконтроле.
В конце концов, вам придется всего лишь следовать за своим дыханием, и вы сможете прекратить счет вообще. Просто идите за дыханием. Будьте дыханием. Пусть оно само дышит за вас. Так начинается «отпадение» тела и ума. На это уйдет какое-то время, и не следует торопить события; не стоит слишком быстро переходить в счете от каждого вдоха и выдоха к единому вдоху-выдоху и далее — к полному прекращению счета и простому следованию за дыханием. Если вы будете спешить и забегать вперед раньше времени, то просто не сможете развить в себе сильного дзёрики(концентрации). А ведь именно эта сила концентрации и ведет в конце концов к тому, что мы называем самадхи, или «одно-точечностью» ума*.
* «Одноточечность ума» (кит. и-нянъ-синь) — в процессе медитации — сознательное сосредоточение внимания в одной точке, с помощью которого достигается состояние полного отсутствия каких-либо мыслей или образов восприятия.

... Иногда так и должно быть, и не считайте это провалом — взгляните на это как на особое упражнение.
Пришло время позволить мысли возникнуть, принять ее на какое-то время, дать ей полностью «развернуться» и изжить себя. Но наблюдайте ее, осознавайте ее. Позвольте ей делать то, что она хочет делать, — пусть выдохнется сама собой. И тогда отпустите ее, оставьте ее. Возвращайтесь обратно к дыханию. Начинайте счет и продолжайте процесс. Не используйте дзадзэн для подавления неизбежно возникающих мыслей.

В этой тишине и неподвижности — источник всей нашей жизни. Если мы за всю жизнь не соприкоснемся с ней, нам никогда не узнать истинного покоя. В глубоком дзадзэн, в глубоком самадхи человек дышит с частотой всего лишь двух-трех дыханий в минуту. Все тело погружается в такой глубокий покой, какого не достигает даже во сне. Это очень важный и очень естественный аспект человеческой природы.
Все существа на земле учатся этому и практикуют это. Это очень важная сторона нашей жизни и возможности оставаться живыми: способность быть полностью пробужденными.
Продолжайте отпускать от себя мысли, возвращаясь к дыханию, и тогда оно мало-помалу станет глубже и легче.
Ум постепенно начнет затихать — поверхность пруда станет гладкой, как стекло, чистой, как зеркало, которое лишь отражает, но не интерпретирует. Всегда открытый, внимательный, чуткий, он ни к чему не привязывается, ничем не желает обладать, ничего не старается удержать. Он свободен каждое мгновение.

Как только мы научились контролировать дыхание с помощью счета и развили подлинное умение сосредоточивать ум в одной точке, мы обычно переходим к другим упражнениям — таким, как сикантадза («просто сидение»). Это продвижение не следует воспринимать как «успех» или «прогресс», иначе получается, что счет дыхания был всего лишь подготовкой к «настоящей» практике. На самом же деле каждый шаг — это и есть настоящая практика. Чем бы мы ни занимались, главное — отдаваться практике всем существом. Если это счет дыхания, мы должны просто считать дыхание.
Не менее важны такие качества, как терпение и настойчивость. Не следует постоянно думать о цели. Мы просто погружаемся в практику и отпускаем наши мысли, мнения, убеждения — все, к чему привязан наш ум. В существе своем человеческий ум свободен и ни к чему не привязан.
В практике дзадзэн мы учимся раскрывать этот свободный ум, видеть, кто мы есть на самом деле.
Родиться человеком значит очень много. Вместе с человеческой жизнью нам даются великие возможности.
Дзадзэн — удивительные врата, открывающие доступ к этим возможностям, главная из которых — научиться жить как нам велит наш личный, непосредственный опыт самопознания.

 

Ступень первая
На этой стадии главная задача практикующего — научиться избавляться от посторонних мыслей, сделать свой ум пустым и чутким ко всему, увидеть все перепутья. В процессе работы над дыханием для нас становится очевидной деятельность ума, его вечный лепет, его непрестанный говор, и мы начинаем успокаивать и фокусировать ум, отыскав центр его бытия и раз за разом без труда возвращаясь к этой неподвижной точке. После того как нам удастся развить в себе самадхи, «одноточечность» ума, происходит переход на следующую ступень.

Ступень вторая
Со временем, по мере того как внимание вновь и вновь фокусируется на дыхании, все внешнее, отвлекающее отступает прочь и начинается настоящая работа. вся практика направлена на то, чтобы превратить интеллектуальное понимание в очень личное, интимное знание. Этот процесс начинается с упражнений в сикантадзе (просто сидение).
То, что мы ищем, уже содержится в нашей жизни, а не находится вне ее.
На второй ступени обучения во тьме открывается просвет. Вещи начинают обретать смысл. Внутренний диалог замедляется настолько, что в периоды интенсивной медитации мы на короткое время испытываем «отпадение тела и ума».
Решение коана — это не столько какая-то объективная реальность, сколько состояние ума.
В сикантадзе мы не стараемся развить сосредоточение ума. Сосредоточенность предполагает фокусировку внимания: всплывает мысль, мы осознаем ее, отпускаем ее и возвращаемся к дыханию. Тренируясь в этом возвращении к дыханию, мы постепенно развиваем способность избавляться от мыслей и направлять ум, куда нам угодно. Чем больше мы практикуемся, тем сильнее становится дзёрики, эта способность к концентрации.
Дзёрики в практике сикантадзы вырабатывается совершенно другим, почти противоположным путем. В сикантадзе мы не стараемся избавиться от посторонних мыслей. Мы просто наблюдаем за мыслями, следим за их течением, не анализируя, не оценивая, не пытаясь понять их и разложить по полочкам. Мы просто осознаем их. В этом осознавании суть практики сикантадзы. Течение мыслей не может более продолжаться, если на него направляется внимание. Когда мы направляем на мысли свою энергию, когда они озаряются светом нашего осознания, долго им не устоять. Они начинают распадаться и рассеиваться, медленно умирают сами собой. Мало-помалу мыслительный поток замедляет свой ход и в конце концов достигает такой точки, где мысли прекращаются совсем. А когда исчезают мысли, исчезает и думающий, ведь мысль и тот, кто ее мыслит, — это две стороны одной монеты, две взаимообусловленные реальности, которые не могут существовать друг без друга. А когда исчезает субъект мысли, тогда наступает самадхи.
Работая над коаном Му, мы отпускаем мысли и снова и снова возвращаемся к Му. Так продолжается до тех пор, пока мы сами наконец не становимся Му — просто Му, всем телом и умом. Му наполняет собой всю Вселенную, и это то же самое переживание отпадения тела и ума, которое может возникнуть и в практике сикантадзы. Думающий исчезает — остается только Му. С полной самоотдачей погружаясь в одну из двух этих очень разных техник, мы в конечном счете приходим к одному результату, только разными путями: в одном случае — вырабатывая силу концентрации, а в другом — направляя осознание на поток мыслей. Я любой ценой избегаю указывать людям, что им делать. я стараюсь выяснить, чего хочет ученик, и поддерживаю его именно в этом.
На второй ступени обучения мы также учимся терпению и упорству.
Работа над Му и ранние этапы практики сикантадзы могут длиться годами.
Работая над Му, мы должны увидеть, что отделяет нас от Му. Понять Му — значит быть Му всем телом и умом, и если мы к чему-то привязаны, если что-то мешает нам предаться Му всем телом и умом, то мы должны преодолеть и отпустить это. От Му нас отделяет все, за что мы цепляемся.
Наша практика допускает большую гибкость, но в ней нет места подавлению собственных чувств. Напротив, ее суть в том, чтобы осознать неотъемлемую свободу, которая изначально принадлежит каждому из нас.

Ступень третья
Мы рассматриваем третью ступень как прорыв. Другие считают, что кэнсё, или прозрение в сущность «Я», происходит гораздо позднее, на том этапе, который мы называем четвертой ступенью. чтобы это произошло, шесть чувств должны слиться воедино. Нет больше «ни глаза, ни уха, ни носа, ни языка, ни тела, ни ума». На какой-то краткий миг мы забываем о своем «Я».
Иногда это состояние должно повториться несколько раз, прежде чем мы достигнем полноты понимания. Существуют различные способы и многообразные степени интимности в отождествлении с ним.
После первого проблеска Му мы очень скоро загоняем его в рамки, превращаем в понятие, заарканиваем и душим своим «пониманием». А это понимание не имеет ничего общего с Му.
Спустя годы, оглядываясь назад, понимаешь, что вся твоя жизнь в то время сводилась к Му; что бы ты ни делал — все это было Му в разных обличьях. первый опыт отпадения тела и ума начинает влиять на обыденную жизнь.
Результаты практики подтверждаются переменами в повседневной жизни. мы начинаем заниматься повседневными делами точно так же, как практикуем сикантадзу, — просто сидим, просто ходим...

Ступень четвертая
На четвертой ступени мы уже обладаем зачаточным пониманием сущности «Я», но нам все еще трудно воплотить это понимание в собственной жизни. Мы знаем, как нужно поступать, знаем, что правильно, — но не делаем этого. Более того, частенько мы поступаем как раз наоборот.
Гоань так описывает эту стадию: «Собрав все силы, хватаю быка. Его упорная воля несокрушима, его сила неистощима». Речь идет об эго. «Он бросается ввысь по крутому косогору и скрывается в облачной дымке. А может быть, он спрятался в непроходимом ущелье». В комментарии Гоань добавляет: «Он обитал в лесу уже долгое время, но сегодня мне наконец удалось поймать его. Он так одержим окружающим миром, что трудно его вести. В жажде травы послаще, он так и норовит вырваться. Его ум все еще упрям и необуздан. Если я хочу подчинить его, мне не обойтись без кнута». Титанической, всеобъемлющей борьбой наполнен этот период обучения, когда мы начинаем согласовывать привычки, выработанные в течение всей жизни, с нашим нарождающимся пониманием. Здесь наши открытия начинают воплощаться в жизни. И так будет всегда: за постижением следует осуществление, знание становится действием.

Ступень пятая
На пятой ступени происходит укрощение быка. Текст к картине гласит: «Без кнута и веревки все еще не обойтись — он так и норовит забрести на какую-нибудь пыльную тропу. После укрощения его нрав станет мягким,тогда он и без кнута будет слушаться хозяина». А вот как комментируется эта стадия: «Когда появляется одна мысль, другая следует за ней. Когда первая мысль рождена просветлением, все последующие мысли истинны. Через заблуждение мы все обращаем в ложь. Причина заблуждения лежит не в объективной реальности; оно порождено субъективностью. Держи веревку покрепче и ни в чем не сомневайся». Наше обучение достигло точки, когда нам в принципе ясен естественный ход вещей, ясно, как мы вписываемся в общую систему, как работает наш ум, как наши привычки и стереотипы поведения влияют на нашу жизнь, откуда берутся страх и ненависть. Однако, несмотря на ясное понимание, мы по-прежнему остаемся относительно беспомощными, ибо не можем ничего поделать со своими выработанными, автоматическими реакциями. «Укрощение» — это долгий и трудный процесс превращения теоретического знания в живую действительность, в наш жизненный опыт. «Без кнута и веревки не обойтись», то есть необходима строгая дисциплина и неусыпная бдительность, постоянно включенное внимание. Мы используем повседневные ситуации для того, чтобы нащупать свои уязвимые места и понять, как получается, что мы все время «скатываемся» назад к реактивному поведению, идем на поводу у стереотипов. Практика развития внимания открывает перед нами возможность сделать свою жизнь более гармоничной. Разные аспекты практики постепенно начинают собираться в одно целое, и она уже не дается с таким трудом, как раньше. Но все еще остается «веревка» — необходимость дисциплины, без которой невозможно претворить свое знание в жизнь. В каком-то смысле данное описание пути от понимания к осуществлению приложимо к любой стадии обучения, следующей за первоначальным прорывом.
С каждым новым шагом, через каждый год практики я, бывало, говорил себе: «Вот оно! Наконец!» А две недели спустя опять: «Теперь это точно оно! Ну, наконец-то!» И так далее и так далее — открытие за открытием. Ведь суть происходящего в том, что все становится яснее и яснее. А где предел ясности? Его нет. Она уходит в бесконечность.

Ступень шестая
Именно на шестой ступени мудрость начинает по-настоящему проявляться в нашей жизни. Самое трудное уже почти позади. Все теперь достается легко. Зазор между тем, что мы понимаем, и тем, что мы делаем, становится меньше.
«Три яда» — алчность, злоба, невежество — все больше превращаются в три добродетели: сострадание, мудрость и просветление. Для большинства это становится чертой, за которой уже нет возврата. Вплоть до этого момента мы, как правило, испытываем колебания и сомнения в своей практике, и ее качество во многом зависит от наших индивидуальных особенностей, от наших потребностей и мотивов. Но стоит только любому из нас зайти так далеко в постижении истинного «Я» — и остановиться будет очень нелегко. Такое чувство, будто тебя захватило вихрем и несет куда-то все дальше и дальше. Это — возвращение домой.
Но должно произойти еще кое-что — мы называем это дай кэнсё, «великая смерть». Чтобы так далеко продвинуться и не «сломаться», не лишиться мужества, требуется пять — десять лет упорной практики.

Ступень седьмая
Седьмая ступень называется возвращением домой. Бык побежден, «Я» предано забвению. Это то, что Линьцзи называет «истинным человеком без всякого звания». Быка больше нет, но остался пастух. «Все есть одно, а не два. Единая дорожка чистого света проходит через бесконечность времени». «Верхом на быке добрался до дома. На душе покой. Бык теперь тоже может отдохнуть. Рассвело, и в сладкой тишине моей крытой соломой хижины я забыл о кнуте и веревке».
Когда эго отброшено и «Я» забыто, сострадание проявляется легко и свободно. Практика больше не требует усилий. Я всегда стараюсь подбодрить и утешить людей, которым кажется, будто практика всю жизнь будет даваться с огромным трудом. Определенно, со временем все это становится легким.
На седьмой ступени мы изучаем опыт наших предшественников, достигших просветления, начиная с Будды. Этот опыт ученики должны не только понять и усвоить, но и пережить, сделать своим личным достоянием.
В процессе обучения ученик вырабатывает и углубляет способность видеть абсолютную основу реальности, как эта основа действует в мире феноменов и как проявляется это действие. Теперь в центре внимания оказывается истолкование абсолютного и относительного.

Ступень восьмая
На восьмой ступени «кнут, веревка, человек и бык — все сливается в Ничто. Небо настолько огромно, что никаким словам не запятнать его. Как может снежинка уцелеть в ревущем пламени? Передо мной — следы предков».
И комментарий: «С заурядностью покончено. Ум свободен от ограничений. Я не ищу просветления, но и не остаюсь там, где не существует просветления. Я не задерживаюсь ни в том, ни в другом состоянии, поэтому глазами меня не увидеть. Если бы сотни птиц усеяли мой путь цветами, это была бы бессмысленная хвала». Это — шунъята, полное отпадение тела и ума. «Я» и все остальное предано забвению.
Кэнсё и сатори — разные вещи. Первое буквально означает «прозрение в природу Я», а второе — синоним просветления. Кэнсё не обязательно является просветлением, это лишь просвет, проблеск.

Ступень девятая
Девятая ступень называется «возвращение к истоку». «Слишком долгим был путь обратно к корням, к истоку. Лучше быть слепым и глухим от рождения! Беззаботный, пребываю в своем истинном жилище, а река течет себе спокойно, и алеют цветы». «С самого начала истина ясна. Застыв в тишине, я наблюдаю за формами соединения и распада. Тому, кто не привязан к образам, нет нужды преображаться. Вода — словно изумруд, гора — словно индиго. Я вижу то, что созидает, и то, что разрушает».
Есть три тела Будды — дхармакайя, самбхогакайя и нирманакайя. Эти три тела соответствуют трем последним картинам о быке и пастухе: дхармакайя — восьмая ступень, самбхогакайя — девятая, нирманакайя — десятая, дхармакайя — абсолютная основа реальности. Самбхогакайя — это тело блаженства, или тело вознаграждения. А нирманакайя — это «руки, дарующие блаженство», физическое тело Будды и его учение.

Ступень десятая
И вот, наконец, десятая ступень — «в этом мире». «Босой и нагой до пояса, смешиваюсь с мирской толпой. Весь в пыли, в лохмотьях, я бесконечно счастлив. Не ворожу, чтобы продлить свою жизнь. Но даже сухие деревья вдруг расцветают передо мной». «По ту сторону врат тысяча мудрецов не знают меня. Красота моего сада невидима. Зачем искать следы предков? Я вышел на рыночную площадь с бутылкой вина и теперь возвращаюсь домой со своими пожитками. Я хожу в погребок на рынке, и каждый, на кого я бросаю взгляд, становится просветленным».
Это возвращение к самому началу пути. Слива, созревшая на девятой ступени, теперь падает на землю сама по себе. Ветка отпустила созревшую сливу, а слива отпустила ветку Там, где она упала, прорастает семя и появляется новое дерево. Это образ Будды в теле нирманакайя — символ учителя в этом мире.

К этому времени отношения учителя и ученика становятся абсолютно неформальными. Подчас их роли даже меняются: учитель превращается в ученика, а ученик — в учителя. Наступает полное слияние. Не существует больше двух отдельных личностей. учитель исчезает. Но в любом месте и в любых обстоятельствах ученик все равно будет излучать свет Дхармы и учить этим светом. Свет учения может быть невидимым, но его нельзя ни скрыть, ни удержать.

Подлинное значение десятой картины из цикла о быке и пастухе раскрывается уже в первой картине — это ум начинающего. В этом вся ее суть — вечное движение по кругу. Ум начинающего, наивный, простодушный, восприимчивый, полностью вырабатывается по мере того, как мы спускаемся с горной вершины вниз. От просветления не остается и следа.
Дзэн — это поразительная практика, поразительное учение, возможно, одна из самых высокоразвитых и совершенных духовных практик, когда-либо существовавших в истории человечества. Нам очень повезло, что мы имеем возможность заниматься ею. Арнольд Тойнби говорит, что через сто лет, когда человечество оглянется назад на наше время, самым важным достижением XX века сочтут не открытие атомной энергии, не покорение космоса, не компьютерные технологии и не какие-то другие грандиозные прорывы, сделанные нашей цивилизацией, а событие, о котором большинство людей едва ли даже знают. Это событие — передача буддадхармы с Востока на Запад. Каждый человек, практикующий дзэн, является частью этого процесса.

 

ВОСЕМЬ ВРАТ
1. Точка покоя: дзадзэн

Идти вперед — значит действовать, проявлять себя в мире феноменов. Отступление назад — это покой и неподвижность, обращение внутрь себя, абсолютная основа феноменов. движение вперед и движение назад не противостоят друг другу. «Текущая гора» означает активность горы; нетечение — это покой и неподвижность горы.
Без дзадзэн нет дзэн. Дзадзэн — это выражение мириадов дхарм, выражение самого Великого Пути.
Дзадзэн — это удивительный образ высшего просветления. Дзадзэн порождает Будду.
«Когда обыкновенные существа видят это, они становятся мудрецами. Когда мудрецы видят это, они становятся обыкновенными существами». Мы можем описывать дзадзэн в таких понятиях, как счет дыхания, следование за дыханием, отождествление с дыханием, «просто сидение», интроспекция с помощью коанов.
Постигать Путь будд — значит постигать свое истинное «Я», а постижение себя — это и есть дзадзэн. Дзадзэн — это интимная близость с «Я». А быть интимно близким с «Я» — значит осознать весь феноменальный универсум как «Я».
Самая первая медитация новичка, пусть даже неправильно выполненная, является вместе с тем законченным и совершенным отражением дзадзэн бесчисленных предков и будд прошлого, настоящего и будущего.
Школа дзэн основана на дзадзэн. Из всех буддийских школ дзэн единственная школа, где дзадзэн на протяжении столетий оставался краеугольным камнем.

Без верной опоры на дзадзэн наша практика — эта жизнь Будды — никогда не может состояться.
Наша практика абсолютно бессмысленна, если не имеет основания в дзадзэн.
Мастера Догэна называют «великим учителем дзадзэн». Центральное место в его трудах занимало учение о сикан-тадзе. он писал:
«Избавьтесь от привычки к рассудочному пониманию, поиску слов и привязанности к языку. Научитесь делать шаг назад, и тогда ваш свет обратится внутрь и осветит вас. Тело и ум отпадут, и явится ваше изначальное лицо. Если вы хотите обрести таковость
Таковость (татхата) — подлинная и необусловленная природа всех вещей, т. е. абсолютная реальность.
то не медлите и упражняйтесь в таковости. Остановите все движения сознающего ума, прекратите оценивать все мысли и суждения. У вас не должно быть намерения стать буддой. Дзадзэн не имеет никакого отношения к сидению или лежанию. Дзадзэн, о котором я говорю, не в том, чтобы научиться медитировать. Дзадзэн — это просто дхарма-врата покоя и блаженства, практика-постижение полноты накопленного нами опыта просветления.
Это отражение первичной реальности. Если вы со всей целеустремленностью сосредоточиваете свои усилия, это само по себе есть продвижение по Пути. Практика-просветление изначально обладает чистотой. Совершенствование в практике становится делом повседневной жизни».

Дзадзэн не является средством достижения просветления; дзадзэн — это совершенное действие самого Будды, чистое, естественное просветление. Это и есть основа учения мастера Догэна: практика и просветление едины. Эту простую практику, которую мы называем дзадзэн, очень легко считать чем-то само собой разумеющимся. Очень легко сидеть себе и думать, что дзадзэн сводится к счету дыхания, к концентрации на дыхании.
Но дзадзэн — это намного больше. Даже новички в своих первых медитативных опытах отражают в своем дзадзэн жизнь Будды. «Пробудить ум бодхи» и принять в этом уме просветления позу дзадзэн само по себе является выражением жизни Будды. В дзадзэн мы изо дня в день вырабатываем уверенность. Чем больше мы изучаем свое «Я», тем яснее понимаем его и тем больше растет наша уверенность в себе. Чем крепче становится наша уверенность в себе, тем интимнее мы приближаемся к «Я». Интимность с «Я» означает интимность со всем миром. Быть интимным с «Я» — значит отбросить тело и ум. Именно это и имеет в виду мастер Догэн, когда говорит:
«Познание пути будды — это познание «Я», познание «Я» — это забвение «Я», а забвение «Я» — это состояние просветленности мириадами вещей». Мы осознаем, что разделения «Я» и «не-Я» никогда не существовало, что это была всего лишь идея, особая ориентация ума, которая приводила к искаженному представлению о мире. «Состояние просветленности мириадами вещей» — это слияние со всем Мирозданием. Чтобы достичь этого состояния, нужно «отбросить тело и ум «Я» и «другого»; от просветления не остается и следа, и это бесследное просветление продолжается без конца».

Сидя в дзадзэн, мы вырабатываем дзёрики — силу дзадзэн. Но сила дзёрики напрямую связана с интенсивностью нашей медитативной практики. Когда мы прекращаем медитировать и перестаем вырабатывать дзёрики, наш ум снова постепенно приходит в состояние рассеянности и хаоса. Когда мы возобновляем медитацию и опять сосредоточиваем наши духовные силы, мы вновь начинаем вырабатывать дзёрики — силу, необходимую для того, чтобы совершить прорыв к личному переживанию природы реальности. Но даже до того, как этот прорыв осуществлен, в дзадзэн уже явлена эта реальность и просветление Будды. Догэн говорит:
«Знайте, что мир дзадзэн очень отличается от любой другой области. В самый момент сидения в дзадзэн проверьте, пронизывает ли время вертикальное и горизонтальное измерения (все пространство) или нет?
И задумайтесь над сущностью дзадзэн: отличается ли дзадзэн от обыденных дел? Является ли дзадзэн состоянием крайнего напряжения? Мышление ли это или не-мышление? Действие или не-действие? Сводится ли дзадзэн к сидению в позе лотоса или он существует в теле и уме? Или же он превосходит тело и ум? Мы должны рассмотреть разные подобные точки зрения. Цель заключается в том, чтобы телом принять позу лотоса и умом принять позу лотоса. Мы должны принять позу лотоса в том состоянии, когда тело и ум отброшены прочь».
В дзадзэн есть множество аспектов. Между начальными стадиями счета дыхания и самыми продвинутыми стадиями глубокого самадхи нет никакого разрыва. В полном слиянии абсолютного и относительного развитие дзёрики и проявление ануттара-самьяксамбодхи являются одним и тем же деянием Будды. И все же при внимательном рассмотрении нам становится ясно, что если мы не будем со всей решимостью поддерживать, шлифовать и углублять «ум дзадзэн», то оно начнет постепенно чахнуть и затухать. Если мы не передаем дзадзэн, то мы не передаем буддадхарму; без дзадзэн эта удивительная Дхарма рано или поздно умрет. Всякий раз, когда мы сидим в дзадзэн, мы являем в нашей собственной жизни высшее просветление Будды. По мере того как крепнет наша медитативная практика, энергия дзадзэн пронизывает все сферы нашей жизни и проявляется во всем, что мы делаем. В этом-то и состоит практика.

Все, что нам нужно знать, у нас уже есть, но лежит мертвым грузом, пока мы не откроем и не сделаем все это своим достоянием. За нас этого никто не сможет сделать. Никто нам этого не даст. Ни один из будд и предков не смог бы сделать этого — они могли бы только указать путь. В конечном счете все зависит от нас. В этом и заключается суть нашей практики. Вот почему утром, днем и вечером мы садимся в позу дзадзэн. Вот почему все, что мы делаем, — все наши ежедневные действия — мы делаем в «уме дзадзэн».
Из глубин тишины и покоя, которых мы достигаем, сидя на дзафу(подушка для сидения), дзадзэн сияет в десяти направлениях, проникая всюду. Но если мы не обретем эту глубину в своем сидении, она не сможет раскрыться вовне и пронизать все уголки нашей жизни.
В Великом Пути будд и предков, передаваемом от поколения к поколению вплоть до этого времени и этого места, сердцевину образует единственное высшее учение — практика дзадзэн. Дзадзэн не прекращается никогда. В дзадзэн нет ни малейшего различия и ни малейшего зазора между пробуждением ума бодхи (стремления к просветлению), практикой, самим просветлением и нирваной. Дзадзэн — это Вселенная, которая превосходит время и пространство, бытие и небытие. Дзадзэн — это чистота и незапятнанность. Его добродетель поддерживает и питает «Я» и «не-Я». Он наполняет собой небо и землю и воздействует на все своей добродетелью. Дзадзэн дает жизнь коану, сутре, богослужению. Это — созидающая сила, тело и ум как проявление активности самой Вселенной. И хотя все это так, кто-то способен осознать это, а кто-то — нет. Самое важное для каждого из нас — соприкоснуться с дзадзэн.
Проникните в самое его сердце, к истоку всей нашей практики, и вы будете знать, что он с вами до конца жизни. Дзадзэн —неотъемлемая часть нашей человеческой жизни. Благодаря ему мы сохраняем связь со своей человеческой природой, помним, кто мы есть и что такое наша жизнь. Настолько он важен. Без него мы начинаем блуждать, не имея цели. Начинаем искать что-то вне себя. Нас одолевает абсурдное желание «приставить себе еще одну голову вдобавок к той, которая у нас уже есть». Изначально каждый из нас не имеет ни изъяна, ни недостатка, ни нужды в чем-либо внешнем, но пока мы не увидим этого, наше совершенство и самодостаточность пропадают втуне. Увидеть их можно лишь через Врата Дхармы освобождения — дзадзэн. Дзадзэн — это врата, самое средоточие нашей практики.
Достигнем ли мы совершенства или нет, обретем ли самопостижение или нет, продолжим ли обучение дзэн или нет — все это не имеет значения, пока мы практикуем дзадзэн. Пока продолжается наша медитативная практика, в нашей жизни — не важно, сознаем ли мы это или нет, — воплощается жизнь и самопостижение Будды. Поэтому прошу вас: не относитесь к практике дзадзэн с беспечностью, ведь это самое главное в вашей жизни. Пользуйтесь этой возможностью и дорожите ею как бесценным даром.

 

2. Горный свет: изучение дзэн

Когда пелена всего наносного, внешнего, условного спадет с нашего ума, вы увидите: истинное «Я» сияет в своей первозданной ослепительной чистоте. Под наслоениями живет будда, чей свет пронизывает всю Вселенную. Именно проблеск этого света и заставляет нас, замкнутых в скорлупе эго, ступить на путь практики. Это — ум бодхи (бодхичитта), ум, который говорит: «Почему должна быть вся эта боль, все эти страдания? В этом нет смысла. Разве так уж трудно просто быть самим собой, точно так же как дерево есть просто дерево, а собака — просто собака?» Похоже, что для нас, людей, это большая проблема — быть просто людьми. Всему виной — скорлупа эго, отделяющая нас от всего мира. Мы сами соорудили эту скорлупу и назвали ее «Я». На самом же деле она существует лишь в нашем уме. Все, что мы считаем «собой», мы складируем внутри нее, а все «остальное» держим снаружи. В процессе практики дзадзэн скорлупа эго разрушается. Это происходит не резко и драматично, просто дзадзэн постепенно точит скорлупу, мало-помалу она становится все тоньше, и в конце концов истончается до полупрозрачного, так, что сквозь нее уже пробивается изнутри свет. А снаружи через нее начинает струиться свет, пронизывающий всю Вселенную. Внутреннее и внешнее почти соприкасаются. По мере продолжения практики наш дзадзэн углубляется, и тогда скорлупа дает трещину. В это мгновение внутреннее и внешнее исчезают, и остается один лишь свет.

Мы сами конструируем реальность, которую называем «Я». Оно образуется из сочетания трех взаимообусловленных элементов — органов восприятия, объектов восприятия и осознания. Когда один из них дает сбой, тело и ум отпадают. Поскольку «Я», которое мы сконструировали, служит главным препятствием, мы должны осознать это «Я». Осознать, что проблема и препятствие заключается в «Я», — значит постигнуть это самое «Я». Препятствие становится тобой, ты становишься препятствием, и больше не остается ничего. Таким образом «Я» учит само себя и постигает само себя.
Препятствие учит «Я», боль учит «Я», «Я» учит боль. Именно об этом говорит Догэн в следующем отрывке из «Сутры гор и рек»:
«С древних времен знающие и мудрые живут рядом с водой. Живя у воды, они ловят рыбу, или же ловят Путь. Все это — обычные занятия тех, кто живет у воды; если же пойти дальше, то тут уже придется ловить «Я», ловить крючок, попадаться на крючок и попадаться на Путь. Когда Чжуаньцзы учит кого-нибудь, он встречает самого себя».

Догэн исподволь подводит нас к другому способу видения, к другой точке зрения на себя и на мир. Встреча моего учителя со мной — это встреча моего учителя с самим собой... и моя встреча с моим «Я». Разве это не Будда встречает Будду? Когда я учу вас, разве Будда не прозревает себя? Мы говорим: постигнуть себя — значит интимно приблизиться к самому себе. Интимная встреча с самим собой — это постижение Будды Буддой.
Это действие удостоверяет и делает реальным просветление всех будд в десяти направлениях, во всей необъятности миров — будд прошлого, настоящего и будущего. Развитие подобной интимности и является главной целью в отношениях учителя и ученика. В конечном счете учитель учит самого себя и ученик учит самого себя.

Тело и ум отпадают, и происходит слияние — то же самое слияние, которое мы видим в учении, известном как Пять Уровней Дуншаня. Первый Уровень Дуншаня — это относительное внутри абсолюта. Под абсолютом понимается абсолютная основа реальности, не постижимая ни глазом, ни ухом, ни носом, ни языком, ни телом, ни умом. Относительное внутри абсолюта — это царство пустоты, глубокое самадхи. Но в этом глубоком самадхи нет никакого знания, потому что, когда становишься болью, уже нельзя знать боль; когда становишься Му, уже невозможно знать Му. Как только мы становимся коаном или преградой, мы перестаем знать об этом.
Познание, постижение происходит лишь на Втором Уровне — уровне абсолютного внутри относительного. Это сфера кэнсё, осознания. Выйдя из царства пустоты и вступая в мир, где царствует всевозможное разделение, — прямо на границе этих миров, — мы осознаем, что именно пережили.
Третий Уровень представляет собой выход из царства абсолюта. Это «сейчас-ная» деятельность, синтез абсолютного и относительного. Это уже не абсолютное и это уже не относительное. Именно здесь начинает проявляться сострадание, ведь когда мы смотрим на мир, мы различаем свое лицо во всем, что видим. В каждой вещи мы видим не что иное, как вот это самое тело и ум. Но это еще не есть полнота. Чего-то не хватает, потому что все еще сохраняется противоположность абсолютного и относительного.
А это выводит нас на Четвертый Уровень — уровень взаимного сближения и слияния абсолютного и относительного.
Это и есть десятая ступень. Мальчик, который искал быка (свое «Я»), теперь превратился в одетого в лохмотья старика, который спустился с горы и направляется обратно на рыночную площадь. Никго не может определить, кто он — мудрец или обыкновенный человек. Оставаясь незаметным и неузнанным, он являет миру свое учение.
Но двойственность все еще остается. Только на Пятом Уровне достигается единство. В этом достижении единства нет и следа просветления и никакой возможности разделить абсолютное и относительное, учителя и ученика. Последний уровень является также заключительным этапом во взаимо отношениях учителя и ученика. По мере того как ученик совершенствует свое понимание, расстояние между ним и учителем сокращается. Образно выражаясь, можно сравнить ученика с окружностью, а учителя — с точкой в ее центре. Суть происходящего в том, что окружность сужается и в конце концов сливается с точкой, так что их уже нельзя отличить друг от друга.
К примеру, Догэн говорит о рыболовном крючке; в этом языке ловец и тот, кто попадается на крючок, — не две разные вещи: удочка удит удочку. То же самое можно сказать и об учителе с учеником.

"Благородные последователи буддийского учения должны знать: прежде всего, вам надлежит иметь нерушимый ум, ищущий бодхи, и устремить взор в абсолютную сферу, где ничто не умаляется и ничто не возрастает.»
Увидеть что-то — значит быть им. Увидеть коан — значит быть коаном. Мы способны увидеть коан только потому, что мы и есть коан. «Кто-то», о котором говорит Догэн, это Цзяшань, человек, который видит Чжуаньцзы. Когда он видит Чжуаньцзы, он становится Чжуаньцзы. Вот что значит видеть. Чжуаньцзы видит Чжуаньцзы. Му видит Му. Дыхание дышит себя. Никого больше нет — никакого «другого».
Соответственно, «когда Чжуаньцзы учит кого-нибудь, он встречает самого себя». И тот, кого здесь встречают, это истинный человек. Истинный человек — это истина, реальность, просветление, постижение, сущность бытия, сатори-, это опыт встречи с самим собой. Вот почему я говорю, что забыть себя — значит интимно приблизиться к своему «Я». А что такое «Я»?..
Потому-то речь и идет о постижении своего истинного «Я». Начало этому положил сам Будда. Шакьямуни заглянул в сердце Махакашьяпы и передал ему учение. Махакашьяпа глубоко принял передачу лица, сердца, тела и глаз Шакьямуни, так что его лицо перестало быть его собственным лицом и сделалось лицом Шакьямуни.
Поэтому мы и говорим о прямой, личной передаче. Так же как Шакьямуни заглянул в сердце Махакашьяпы, Махакашьяпа заглянул в сердце Ананды и передал ему то же самое лицо.
Одно поколение за другим, будды и предки вместе со своими учениками видят друг друга и прямо, лично передают истинное учение. Прозрение Шакьямуни заключалось в том, что все существа совершенны и самодостаточны. Это относится к каждому из нас.
Будда сказал так: «Мое учение не зависит от писаний и передается без посредства священных книг».
Недаром великого мастера Умэня Хуэйкая так возмущал этот случай: «Золотоликий Гаутама здесь переходит всякие границы. Он принижает благородную истину. Он расхваливает баранью голову, а вместо нее продает собачину». Какую же истину передает Будда? Умэнь продолжает: «Если бы в этот момент все вокруг улыбнулись,
кому бы он передал истинную Дхарму?» А с другой стороны, если бы никто не улыбнулся, что стало бы с Дхармой?..
Неужели к этому и сводится истинная Дхарма, несравненная нирвана, тончайшее учение о бесформенной форме — к цветку и улыбке? Передавать-то на самом деле нечего, ибо мы уже обладаем всем, что нужно. То, что происходит при передаче Дхармы, определяется исключительно нашим духовным опытом. Это не имеет ничего общего с посвящением, завещанием или наследованием в какой бы то ни было форме. По существу, слово «передача» здесь попросту теряет всякий смысл, если только мы не сделаем оговорку, что это передача непередаваемого, или не назовем ее отождествлением ученика и учителя, при котором опыт того и другого находится в полной гармонии друг с другом, черпая из одного и того же источника. Если вы думаете, что Шакьямуни на Грифовой горе показал цветок, то вы совсем ничего не поняли в этой истории.
В стихотворении, посвященном этой передаче, Умэнь говорит: «Цветок поднят вверх — и тайна раскрыта. Кашьяпа расплывается в улыбке, а народ молчит в растерянности».
Тайна, истина, превосходящая слова и писания, — вот что постиг Кашьяпа. О передаче Дхармы Ананде Умэнь говорит: «Старший брат зовет — младший откликается. Семейный позор выплыл наружу». Что значит семейный позор? Семейный позор — это то, что этой невыразимой истиной, этим безграничным совершенством оказалась
жизнь каждого из нас. Зов и отклик являются всего лишь подтверждением этого факта, свидетельством прозрения в этот факт. А прозрение, в отличие от понимания, убежденности или веры, обладает преображающей силой.
Прозрение преображает нас. Оно пронизывает наше бытие на такую глубину, к которой пониманию, убежденности и вере даже не подступиться. У веры, убежденности и понимания есть определенное место, но они не имеют ничего общего с передачей светильника. Семейный позор — это вечная Весна, Весна, которая никогда не кончается, которая неподвластна климату, времени, законам природы. «Оно», как называет это Умэнь, остается неизменным всегда и во все времена. И, само собой разумеется, эта Весна, это Оно — всегда вместе с нами. Вокруг нас — прекрасный весенний день. Он длится и длится без конца. Наши страдания и боль могут омрачить его, наши личные проблемы — заслонять его от нас, наша алчность, злоба и невежество могут совсем скрыть его от нас — и тем не менее этот весенний день всегда сияет в жизни каждого из нас.
Курица-наседка долбит клювом яйцо, и одновременно с этим готовый вылупиться цыпленок помогает ей, пытаясь разбить скорлупу изнутри. Бух-бух... тук-тук... бух-бух... тук-тук... Если курица слишком поспешит и разобьет яйцо раньше времени, то вылупится недоразвитый птенец, обреченный на гибель. Если же, наоборот, наседка запоздает, цыпленок задохнется внутри яйца. Невозможно предсказать, когда именно наступит нужный, единственно подходящий момент — для каждого человека он свой. Подобно тому как учителя из поколения в поколение различаются внешне, но не по существу, ученики тоже отличны друг от друга лишь по виду, а не по сути.
Все мы обладаем сознанием будды, все мы совершенны и самодостаточны от природы. Но у каждого из нас свое прошлое, своя карма, свои барьеры, которые нужно преодолеть. Пока остается привязанность к чему-либо, остается и эго, а значит, тело и ум не отпадут. С помощью дзадзэн мы очищаем ум, пока он не станет абсолютно пустым. Мы просто сидим и ждем, пока не закончится процесс созревания и не произойдет прорыв.
Будде тоже пришлось побеждать своих демонов — так почему же кому-то из нас должна быть поблажка? Демоны являются под разными именами и в разных обличьях, но демон есть демон, и мы сами создаем каждого из них своим умом и тем, как мы используем этот ум. Единственный способ одолеть демона — это позволить ему появиться; не убегать от него, не подавлять его, не отрицать его существование и даже не отвергать его, а радушно его встретить, стать им — всем телом и умом. Только тогда у него выпадут клыки и когти, только тогда погаснет пламя.
Я тебя сотворил — я тебя и уничтожу. И когда мы наконец освобождаемся от ноши, которую тащили с собой, когда мы скидываем на землю тюк и снимаем шоры, то видим перед собой прямой, открытый путь, и уже ничто не отделяет нас от мириадов вещей. Когда мы практикуем дзэн, все, что мы делаем, становится личным наставлением. Когда мы практикуем с умом начинающего, десять тысяч вещей тоже учат нас. Все служит прямым указанием. Слушаться этого прямого указания — лучшее, что мы можем сделать. Оно окружает нас и пронизывает нас, мы сосуществуем с ним — так как же мы можем говорить о нем? Где найти такое место, чтобы говорить о нем? Как возможно даже указывать на него? Палец, указывающий на луну, и есть луна, а луна и есть палец; палец видит луну, и луна видит палец. Луна постигает «лунность», палец постигает «пальцевость» — и оба они постигают друг друга. Их нельзя отделить друг от друга иначе, как неправильно ориентируя собственный ум, моделируя реальность, говоря себе, кто мы и что есть наша жизнь. Догэн пишет:
«Глубина взаимосвязи между Буддой и каждым из нас неизмерима.
Следует сесть и тихо поразмыслить над этим.
Через лицо Шакьямуни мы отразим его глаза в наших собственных.
Когда это произойдет, наше зрение станет зрением Будды, наше лицо — изначальным лицом.
Это лицо непрерывно передавалось через поколения вплоть до наших времен.
Вот что значит прямая личная передача.
В каждом поколении каждое лицо было лицом Будды.
Откройте глаза, непосредственно передавайте и принимайте Дхарму через глаза.
Найдите прямую передачу лица через лицо.
Сущность прямой передачи в том, чтобы давать и получать лицо.
Раскройте ум. Передавайте и принимайте через ум. Откройте тело и передавайте тело посредством тела — не важно, в каком месте и в какой стране. Передача всегда происходила именно так».

Прорыв происходит в мгновение ока, при этом не имеет никакого значения, кто вы — начинающий или опытный ученик. Иногда мне говорят: «Я занимаюсь уже десять лет и до сих пор ни к чему не пришел. Как же у того-то все получилось всего лишь за восемь месяцев?» Кто знает? Я представления не имею. Восемь месяцев, год, пять лет, три года, два года, двадцать лет... главное — заниматься практикой ради самой практики, наслаждаясь самим процессом, в противном случае суть дела просто прошла мимо нас. Сам дзадзэн, помимо прямого указания, является просветлением. Всякий раз, когда мы в уме бодхи садимся и принимаем позу Будды, мы выражаем собой бытие всех будд прошлого, настоящего и будущего. Осознаем ли мы это или нет, но этот свет, который и есть наша жизнь, проникает повсюду и наполняет собой всю Вселенную.
Однажды Догэн написал:
Текут часы вечернего дзадзэн;
Сон еще не пришел.
Все больше я понимаю, как горы и реки
Полезны для того, кто ище т Путь.
Звуки речной долины ласкают мой слух,
Лунный свет льется мне в глаза —
А больше — н е т ничего.

 

3. Неисчерпаемый кладезь: теоретические занятия

принцип «независимости от слов и писаний» не следует понимать как отказ от языка — речь скорее идет о том, чтобы быть хозяином языка, а не его жертвой. Догэн-дзэндзи писал: «Не следует превозносить зрение и слух над сутрами.
Сутры не лгут — это сами люди обманываются. Когда мы полностью отдаемся изучению сутр, они раскрываются перед нами во всей своей глубине. Сутры — это вся Вселенная. Следуя за каждой сутрой, вникая в ее смысл, мы увидим, как перед нами возникает бесконечное множество новых, неслыханных сутр».
Все религии исходят из мистического опыта своего основателя. Когда основатель умирает, его последователи вспоминают его речи и проповеди и записывают их; так появляются священные тексты, писания. Через несколько поколений именно эти писания становятся объектом культа. Формируется организация, возникает духовенство, и сам мистический опыт полностью подменяется словами и понятиями, которые его описывают. Нам нужно познакомиться со словами и понятиями, описывающими реальность, и в то же время подняться над этими словами и понятиями.
В самом глубоком смысле сутры и коаны — это не средства к достижению цели, а средства, заключающие в себе цель.
Сутры и то, куда они ведут, — это одна и та же реальность. Процесс и цель, практика и просветление — одна реальность.
Догэн писал: «Когда люди говорят, что речи Будды — это всего лишь слова, они не понимают сущности буддадхармы.
Повседневный язык последователя Будды должен быть единым целым со всем Мирозданием. Нужно ясно понимать, что поскольку повседневный язык есть вся Вселенная, то вся Вселенная оказывается повседневным языком. Мы должны научиться делать слова своим достоянием и свободно использовать их в своих высказываниях, превращать океан в уста, а гору — в язык. Это — повседневная жизнь настоящего языка».
В дзэн есть знаменитое изречение: «нарисованными пирогами не наешься». Человек, читающий описание восхитительной трапезы из семи блюд, начиная с аперитива и заканчивая десертом, не насытится этим описанием.
Нарисованные пироги — это слова и понятия. С обыденной точки зрения нарисованные пироги не утоляют голод, не достигают истины, не могут решить проблемы. Но Догэн говорит: «в пустом небе нельзя отыскать ничего, кроме образов. Если вы скажете, что образ нереален, то все вещи нереальны. Если все вещи нереальны, то Дхарма нереальна. А если Дхарма реальна, то нарисованные пироги тоже должны быть реальны».
Образ есть реальность, реальность есть образ. Смысл концепции единства образа и реальности очевиден. То, что мы называем реальностью, мы создаем своим умом. Эта реальность формируется, когда соединяются объект восприятия (образ), орган восприятия (глаз) и способность к осознаванию. Таким образом, изображение Будды есть сам Будда. Слово древних будд — это весь феноменальный мир. Оно оно есть сама эта Вселенная.
Всему свое время — время призывать: «Сожгите изображения Будды», и время говорить: «Поклонитесь изображению Будды». Всякий раз утверждение соответствует конкретной ситуации; действие должно соответствовать обстоятельствам. истина не меняется, меняются лишь средства, ведущие к ее постижению. Существование книжного учения в традиции, стремящейся к свободе от слов, вовсе не является парадоксом. Понять это — значит постичь «неисчерпаемый кладезь», абсолютную свободу, не привязанную ни к слову, ни к молчанию.

4. Воплощение невидимого: богослужение
Поскольку богослужение не вписывается в наше научное мировоззрение, мы склонны к огульному его отрицанию.
для нашей культуры характерно сосуществование двух диаметрально противоположных реакций на богослужение. На одном полюсе находятся те, в ком очень сильна привязанность к форме; на другом — те, кто категорически отвергает все даже отдаленно напоминающее религиозный обряд. Ритуальное поведение является неотъемлемой частью жизни — не только человеческой, но и всякой — жизни пчел, волков, кошек, птиц, и т. д. Ритуальность присуща любым формам взаимодействия между людьми.
В теистических религиях богослужение подтверждает связь человека с Богом. В христианстве, например, особое значение придается личному общению с Иисусом, а в иудаизме делается упор на восстановлении связи индивида с истинами Ветхого Завета. В дзэн-буддизме вопрос о божественном существе отходит на второй план, а в центре внимания оказывается сущность бытия, природа Будды, которая неотделима от природы «Я». Все дзэнские обряды и ритуалы постоянно преследуют одну и ту же цель, подводя нас к осознанию нераздельности «Я» и десяти тысяч вещей. Дзэнское богослужение — это упайя, «искусное средство». Как и дзадзэн и все прочие области нашего обучения, оно служит методом раскрытия истины, которой является жизнь каждого из нас. «Искусные средства» необходимы потому, что каждый из нас от природы совершенен и самодостаточен. Мы уже обладаем полнотой бытия. То, что мы ищем, лежит прямо перед нами. Но то, что мы это понимаем, еще ничего не значит; понимание здесь совершенно бесполезно — нужно осознать это как движущую силу нашей жизни. А для того, чтобы практика или богослужение были действенными, необходимо вкладывать в них всю свою душу. Практика возможна только при условии полной самоотдачи.
в дзэн нет никаких учителей и там нечему учить, ибо мы уже обладаем тем, что ищем. Первая служба дня и выражает эту мудрость. Это соединение с тем, что уже есть в нас, — с нашей природой будды, с нашим личным просветлением.
Выражение благодарности обладает творческой силой — так же, как и выражение недовольства. Наша практика — это мы сами, практика и цель практики совпадают, причина и следствие образуют единство. Благодарение способно реально изменить наше самоощущение и мировосприятие.

Третья утренняя служба посвящена нашему семейному наследию, нашим личным предкам. Необходимость поклониться своим родителям — главный камень преткновения для многих наших учеников-американцев. «Не могу я кланяться своим родителям, я же их ненавижу!» — заявляем мы. Все дело в том, что пока мы внутренне не примем собственных родителей, мы не можем по-настоящему принять самих себя. Если мы не помирились с родителями — какими бы они ни были, как бы ни обманули наших ожиданий, — мы не сможем до конца примириться с собой. Осознание своей принадлежности к генеалогической линии, кровной связи с родителями и прародителями в череде сменяющих друг друга поколений является важной буддистской практикой. Мы начинаем видеть, как здесь и сейчас встречаются два жизненных потока — генеалогическая передача нашего родового наследия и непосредственно-духовное, от ума к уму, откровение Будды. Они оживают в жизни каждого из нас.

Четвертое утреннее богослужение — это целительная служба для тех, кто нуждается в поддержке. В начале этой службы звучит такая фраза: «Когда бы ни раздался этот вдохновенный призыв, он будет услышан и не останется без тонкого ответа».
Буддизм учит, что жизнь — это Нерожденное, а смерть — Неугасающее.
Принятая в дзэн официальная брачная церемония совершается лишь после того, как пара уже стала мужем и женой, — только они сами могут соединиться друг с другом. В этом обряде нет ничего магического — магия уже присутствует в их жизни — и в вашей тоже. Богослужение может лишь одно — сделать эту магию зримой для всех.
Когда мы рассматриваем ум как орган восприятия, понятие реальности существенно расширяется, выходя за границы привычного для Запада. Объектом ума является мысль; мысль, таким образом, творит реальность.
Вследствие такого отождествления дзэнские церемонии не являются религиозным культом. Религиозный культ предполагает, что вне нас существует нечто большее и высшее. В дзэн-буддийских обрядах мы отождествляем себя с Буддой, выражаем в действии тот факт, что мы с Буддой — одно и то же и что мы с вами — одно и то же. Наставление в дзэнском богослужении всегда апеллирует к интуитивному постижению. Ничто не объясняется. Богослужение совершается так, будто каждый из нас уже все знает. Один будда говорит с другим буддой. Чтобы услышать эту речь, необходимо научиться слушать по-новому и отказаться от привычных представлений. Восприятие должно быть прямым и непосредственным. Благодаря этому прямому, непосредственному и интимному постижению истины, богослужение в дзэн становится мощным «катализатором» «Я». Мы вдруг осознаем, что все замыкается на нас самих, что мы ответственны за все Мироздание и виноваты во всех мировых бедствиях. Осознав всеобщую нераздельность, мы уже не можем никого обвинить, равно как и считать себя жертвой.
Вместе с мудростью, которую дает прозрение, неизбежно рождается сострадание. Сострадание — это действенное воплощение мудрости в мире. Когда «Я» предано забвению, остается только десять тысяч вещей. Наступает осознание того, что все сущее есть не что иное, как ты сам. Если кто-то падает, ты помогаешь ему подняться; если загрязнена окружающая среда, ты очищаешь ее. Это твой мир. Личная, интимная забота о нем и есть сострадание.

Вне всякого сомнения, богослужение требует от нас немалой веры. Веры требует вся наша практика в целом.
С самого начала нам не обойтись без определенной опоры на веру, так как на первых ступенях обучения все, что мы делаем, еще не нашло себе подтверждения в нашем личном опыте. Мы постоянно опираемся на веру и в ситуациях, никак не связанных с религией или богослужением. Мы верим своим докторам, своим адвокатам, своим дантистам. Мы доверяем нашим партнерам и нашим товарищам. Мир держится на доверии, договоре и обязательствах. Доверие, действующее в практике дзэн, основывается, однако, на вере в себя, на чувстве, которое мы испытываем в данный момент, а не на ожидании каких-то выгод для себя в будущем или расчете получить что-то от других. Вопрос не стоит так, что, мол, если я буду верить, то это принесет мне то-то и даст мне то-то. Мы практикуем дзадзэн, веря, что можем достичь просветления, что мы в конце концов и должны достичь просветления. То же самое и в дзэнском богослужении. Оно начинается с акта веры, но по мере развития и углубления нашей практики мы начинаем понимать его по-другому. Эвелин Андерхилл в своей книге «Мистицизм»* говорит о восьми уровнях молитвы как о восьми ступенях мистического опыта. Она начинает с «молитвы-просьбы», а заканчивает «молитвой-единением».
К концу обучения в богослужение превращается вся наша жизнь.
(* выписки из книги - в ветке с тем же названием)

Практика дзэн — это не столько деятельность в мире, сколько деятельность самого мира.
...Духовная же власть связана с самопостижением. Когда мы постигаем свою истинную природу, рождается нечто противоположное стремлению к манипуляции. Осознав иллюзорность своего «Я», мы вдруг прозреваем «Я» в другом
Почему-то учения, имеющие отношение к духовной силе религии — не важно какой, — обычно не доходят в своем развитии до воплощения на уровне повседневности и быта. Практика облегчает жизнь, она не связывает нас, а наоборот — делает свободными. Что нас связывает, так это алчность, злоба и невежество. Учение освобождает нас, точнее говоря, оно помогает нам осознать внутреннюю свободу, которой мы уже обладаем и обладали с самого начала.

Но разве цель практики дзэн — не единство? Так почему Юаньу говорит о необходимости различать? Если вы думаете, что цель нашей практики — это единство, давайте-ка хорошенько вникнем в этот вопрос. Единство — это только одна сторона. Есть и другая — десять тысяч вещей. Мы должны понимать, что десять тысяч вещей, то есть весь феноменальный мир и его абсолютная основа — единство, — не являются двумя отдельными реальностями. Они сливаются воедино. Вы и я — одно и то же, но я — не вы, а вы — не я. Оба эти утверждения истинны одновременно.

Механическую имитацию можно предотвратить лишь с помощью великой веры, великого сомнения и великой решимости — трех «китов», на которых держится истинная практика. Великое сомнение напряженно взаимодействует с великой верой, и, вкупе с глубокой решимостью идти все дальше вперед, они поддерживают ученика в активной форме, не позволяют рассла8биться и успокоиться. В обучении дзэн нет ни бунта, ни покорности. Что тогда в нем есть?
Все эти «искусные средства», все учение, все аспекты богослужения — все это есть тайна, которая раскрывается в восьмидесяти четырех тысячах неуловимых действий, составляющих нашу практику. Это — тайна того, как достичь мира, танцевать, колоть дрова и носить воду. Эта тайна — удивительный танец Дхармы, который называется жизнью. Но чтобы ее постичь, нужно ее станцевать. Она не раскрывается из слов, которые ее описывают, и не содержится в наших идеях о ней. Это — сама реальность. Танец, поклон, голос. Не пустая демонстрация внешних форм, а воплощение будд и предков прошлого, настоящего и будущего.

 

В целом мире нет учителя, который может нам что-то дать, и нет ничего такого, что мы должны получить, ведь каждый из нас уже совершенен и то, что мы ищем, находится в нас самих.
Уникальность Заповедей Будды в сравнении с другими религиозно-этическими учениями заключается в том, что в их основе лежит переживание на опыте иллюзорности эго. Этот опыт меняет все.
Обычно проходит несколько лет, а потом, где-то на средних ступенях обучения, Заповеди начинают по-настоящему наполнять жизнь человека. Это созревание, достижение зрелости называется праджня — мудрость. С помощью мудрости мы познаем, что самости не существует, что «Я» не имеет какого-либо твердого, неизменного определения.
Стоит пережить чистую пустоту, прояснить для себя значение опыта не-Я — и мы начинаем видеть, что между «Я» и другим нет преград. Мы видим, что десять тысяч вещей, с одной стороны, и это тело и ум — с другой, суть одна реальность, что «Я» ничем не отличается от этого мириада вещей. Тогда мудрость начинает свободно действовать, и вера больше не нужна. Сам наш опыт подтверждает Заповеди.
Мудрость в действии мы в дзэн называем состраданием, осуществлением Заповедей.
К самому концу обучения, когда мудрость уже непосредственно действует через ученика, Заповеди официально передаются ему от учителя в процессе так называемого дэнкай.
Объяснить, как действует карма, проще всего так: то, что мы делаем, и то, что с нами происходит, — одно и то же. Карма — это действие, и одной из важнейших ее характеристик является способность накапливаться, тянуть дальше цепь причин и следствий. Потому в каноне и сказано: «Когда первая мысль рождена заблуждением, все последующие мысли ложны. Когда первая мысль рождена просветлением, все последующие мысли светлы».

Гатха искупления начинается так: «Всю дурную карму, созданную мною за все времена из-за моей безначальной алчности, злобы и невежества...» Мы находим причины дурной кармы в алчности, злобе и невежестве, поскольку каждый из этих пороков происходит от иллюзии отделенности «Я».
«...порожденную моим телом, языком и мыслью...» — продолжается гатха. Речь идет о путях создания кармы. Мы создаем карму действиями своего тела, словами, которые произносим, а также мыслями, причем все три способа равноценны. дурная мысль обладает такой же силой, что и дурной поступок. Желание ударить кого-то создает карму, равносильную самому этому действию. (Нагорная проповедь Иисуса)
Определив дурную карму и пути ее возникновения, мы затем искупаем ее, становимся одним целым с ней, берем на себя ответственность за нее. Взяв на себя ответственность за карму, мы делаем ее своей собственностью. А когда она стала нашей собственностью, у нас появляется возможность как-то повлиять на нее. Пока вы не возьмете на себя ответственность за карму, вы бессильны изменить ее: виноватым всегда оказывается кто-то другой или что-то другое. Вы всего лишь жертва. Признание ответственности наделяет нас силой вырваться из бесконечного круговорота причин и следствий. По существу, в процессе искупления закладывается фундамент и формируется готовность для получения Заповедей.

В ракурсе «Трех хранимых Драгоценностей» Драгоценность Будды «направляет небеса и направляет людей, порой проявляясь в виде беспредельной пустоты, порой — в виде крошечной пылинки»; Драгоценность Дхармы «кружится в неисчерпаемом кладезе, направляя неодушевленные вещи и направляя одушевленные существа»; а Драгоценность сангхи «избавляет от всяческого страдания и освобождает от власти Трех Миров».
Приняв прибежище в Трех Драгоценностях, мы затем получаем три Чистые Заповеди: не творить зла, практиковать добро и направлять к добру других. Чистые Заповеди определяеют гармонию, естественный порядок вещей. Если мы избегаем зла, совершаем добрые поступки и творим для других, то мы находимся в согласии с естественным порядком всех вещей. Неделание зла — «постоянное место всех будд». Добрые дела — «Дхарма самьяксамбодхи, путь всех существ». А практиковать добро для других — значит «превосходить обыденное и возвышаться над священным, освобождать себя и других».
.. Эгоцентрической сексуальности противостоит сексуальность, преображенная любовью; ее-то мы и должны осуществлять, выражать в наших личных взаимоотношениях.
.. «В сфере изначально чистой Дхармы противоположность невежества зовется Заповедью о воздержании от опьяняющих веществ».
..«Осознай “Я” и “другой” как одно целое. Не превозноси себя и не обвиняй других». «Будды и предки постигли абсолютную пустоту и постигли великую землю.
Когда явлено великое тело, нет больше ни внутреннего, ни внешнего. Когда явлено тело Дхармы, под ногами не остается больше ни пяди земли».
.. «Осуществляй гармонию. Не давай м е с та гневу». «Природа “Я” ясна и очевидна. В сфере не знающей эго Дхармы забвение себя зовется заповедью обуздания гнева».
Десятая Заповедь: «Познавай вещи в их сокровенности.
Не оскверняй Три Драгоценности». «Переживание Дхармы всем телом и умом — это сердце мудрости и сострадания. Добродетели возвращаются к океану реальности». Лучше всего понимать эту Заповедь так: даже давать повод к мысли о том, что между буддами и обыкновенными существами есть различие, — значит осквернять Три Драгоценности и нарушать эту Заповедь.

Когда мы только начинаем практику, мы используем Заповеди как руководство, чтобы жить как будда. Мы хотим знать, как жить в гармонии со всеми существами, и не желаем откладывать это до той поры, когда на нас снизойдет просветление. Поэтому мы практикуем Заповеди. Мы работаем с ними так же, как работаем с дыханием или с коанами. Практиковать — значит осуществлять. Мы осуществляем Заповеди. Познав Заповеди, мы начинаем остро чувствовать моменты, когда мы их нарушаем. Нарушив Заповедь, мы признаем это, берем на себя ответственность за это и снова возвращаемся к Заповеди.
Это очень похоже на работу с дыханием в дзадзэн. Мы садимся на подушку и даем обет работать над дыханием, быть дыханием. Но не проходит и трех вдохов-выдохов, как обнаруживается, что мы уже думаем о чем-то постороннем и бесконечно далеки от слияния с дыханием. Когда такое происходит, мы признаем это, берем на себя ответственность за это, отпускаем мысль и возвращаемся к дыханию. Такова наша практика дыхания, и такова же наша практика Заповедей. Такова наша практика жизни вообще. Не следует рассматривать практику как процесс достижения чего-то, процесс, который ведет нас к просветлению. Практика сама по себе есть просветление.

В течение недельного курса обучения каждый посвященный шьет себе собственное ракусу, миниатюрное кэсу, символизирующее одеяние Будды, произнося с каждым стежком: «Будь одним целым с Буддой, будь одним целым с Дхармой, будь одним целым с сангхой». Вы можете представить, какое колоссальное количество духовной энергии сосредоточивается к концу недели в этом ракусу. Ракусу будет вечно служить ученику напоминанием о цели его жизни. Каждое утро в дзэндо мы кладем свое кэсу на голову и произносим: «Необъятно одеяние освобождения, не имеет формы сфера благодеяния. Я облачаюсь в учение Татхагаты, спасающее всех живых существ».
Получить Заповеди — это одно, но подлинная суть практики в том, чтобы абсолютно слиться с Заповедями, являть их своей жизнью. Когда мы становимся одним целым с Заповедями, мы осознаем, что не существует ни дающего, ни получающего и нечего ни давать, ни получать.
Заповеди — это меч, который убивает, и меч, который дает жизнь. Меч убивающий — это абсолютная основа реальности, не-Я. Меч, дающий жизнь, — это сострадание, которое рождается из познания не-Я. Заповеди — это клинок просветленного ума. Время получать их наступает тогда, когда они уже проявились в нашей жизни.
Заповеди следует ясно понимать и в буквальном смысле, и с точки зрения сострадания и благоговения перед жизнью, и с точки зрения Абсолюта, единого сознания. Глубина их смысла теряется, если мы воспринимаем их упрощенно, сводим к перечню правил, списку всяческих «можно» и «нельзя». Цель Заповедей — не связывать, а освобождать. В сущности, они характеризуют жизнь совершенно раскрепощенную, полную, свободную. Действие Заповедей состоит в том, что они делают достоянием ума то, что уже наличествует в нем.
Что такое прибежище? Что, собственно говоря, такое Три Драгоценности? Мы говорим: «Будда, Дхарма, сангха», но что это означает? Это всего лишь слова. Что в действительности есть Будда и слияние с Буддой, слияние с Дхармой, слияние с сангхой? Это не просто какая-то идея.
Это — реальность, состояние сознания, состояние бытия.
Это состояние бытия, гармоничное с морально-этическими законами.

 

6. Напиши Весну: художественное творчество

Догэн пишет: «Созерцая формы всем телом и умом, слыша звуки всем телом и умом, мы понимаем их интимно». интимность означает неразделенность. Интимно знать какую-нибудь вещь — значит быть самой этой вещью. Дидзан однажды спросил Фаяня:
— Жоцза, откуда ты пришел?
— Я странствую без цели, — ответил Фаянь.
— Чего ты ищешь?
— Не знаю.
— В незнании больше всего интимности, — заметил Дидзан, и в это мгновение на Фаяня снизошло великое просветление.
В интимности нет никакого внутреннего диалога, который бы сообщал нам, что мы делаем успехи или не делаем успехов, который вечно оценивает, сравнивает, анализирует, судит. Свидетель исчезает — нет больше ни тела, ни ума, ни «Я», ни другого. Не существует ни субъекта, ни даже объекта восприятия. Когда мы становимся самой вещью, она заполняет собой всю Вселенную. Когда сама вещь заполняет собой всю Вселенную, то картина мира, при помощи которой мы оцениваем, анализируем, сравниваем, понимаем и знаем, перестает существовать.
Достичь состояния просветленности мириадом дхарм — значит отбросить тело и сознание «Я» и «другого». Мириад дхарм — это весь мир феноменов. Достичь просветления всем феноменальным миром — значит отбросить тело и сознание «Я» и «другого». Достичь просветления изображением Весны — значит войти в саму Весну. Весна просветляет художника, художник просветляет Весну. «Я» предано забвению, и Весна предана забвению. Это самое мгновение есть прошлое, настоящее и будущее. Просветление всем феноменальным миром — это забвение «Я», а забыть себя — значит «отбросить тело и ум “Я” и “другого”». И тогда «от просветления не остается и следа, и это бесследное просветление продолжается без конца.
Вам следует знать, что если вы ищете просветления не в сливовых цветах, то вы не найдете его, даже если оно будет прямо у вас в руках. Будь оно даже прямо у вас перед носом, вы не увидите его. Сегодняшний день — не наш день, но день Пути будд. Мы должны немедленно открыть просветленное око сливовых цветов и прекратить поиски всего другого».
Что такое изначальное лицо, не имеющее ни рождения, ни смерти? Каким образом Весна в сливовом цвету переходит в картину? Все это — коаны, и нет нужды говорить о том, что они ускользают от любых объяснений. В непосредственно личном обучении должна быть явлена сама реальность. Живые, а не мертвые слова, слова, в которых раскрывается «отпадение тела и сознания».
Дзэн — это не деятельность в мире, а деятельность самого мира. Писать Весну, писать око Будды значит являть сокровищницу ока истинной Дхармы.

7. Чудо жизни: телесная практика

Телесная практика связана с постижением своего истинного «Я» через тело, осознанием того, что это самое тело является телом будды, телом всей Вселенной.
Постигнуть свое истинное «Я» необходимо всем своим существом. К сожалению, в стремлении к самопознанию обычно видят всего лишь функцию интеллекта.
Человеческое тело не является препятствием на пути к просветлению; скорее это средство для его достижения. Посредством тела мы практикуем, достигаем просветления, осуществляем и обретаем Путь. Поскольку тело наполняет собой ум, а ум пронизывает тело, мы говорим о «взаимопроникновении тела и сознания». Иначе говоря, тело/ум — это вся Вселенная во всех ее направлениях. Воспринимать себя как нечто обособленное от этой планеты и от всей Вселенной по меньшей мере неверно с научной точки зрения.

Догэн писал: «Хотя тело и ум не имеют в себе никакой скверны, существует истина очищения тела и существует истина очищения ума. Она не только очищает тело и ум — она очищает даже землю и деревья. Земля никогда не была покрыта пылью и грязью, и все же очистить ее — желание будд. Даже получив плод Просветления, они не отступают и продолжают свое дело. Этот высший принцип труден для понимания. Этим высшим принципом является ритуальное поведение. Постижение Пути и есть ритуальное поведение».
Это не попытка избавиться от скверны, грехов и вины, а скорее подтверждение своей изначальной чистоты и пустоты, совершенно свободной от всякой двойственности. Здесь нельзя говорить ни об избавлении от загрязненности, ни о поиске чистоты.
Что бы вы ни делали — ели, работали, кланялись, — присутствуйте в этом деле всем телом и умом. Прислушивайтесь к себе, к своему телу, к своей жизни. Каждое действие в дзэн — это не просто ритуал, это таинство. Если Дхарма — это просветление,то и пища — это просветление. Следовательно, в акте вкушения пищи заключается истина всех дхарм. Полное понимание этого возможно только среди будд. В то самое мгновение, когда мы принимаем пищу, мы обладаем абсолютной реальностью: сущностью, субстанцией, энергией, деятельностью, причинностью. Итак, Дхарма — это вкушение пищи, и вкушение пищи — это Дхарма. Эта Дхарма дарит радость буддам прошлого и будущего. Это вкушение пищи исполнено святого наслаждения и восторга». По словам Догэна, тэндзо (главный повар) в японском дзэн-буддийском монастыре — это второй человек после самого настоятеля. По словам одного учителя древности, «когда тэндзо с засученными рукавами работает, это деятельность ума, ищущего Путь».

Ум есть тело, тело есть ум. Именно поэтому в дзадзэн так важна работа с дыханием. Когда ум спокоен, дышится глубоко и легко, и дыханию нет никаких преград и помех.
В телесной практике мы настраиваемся на волну своего тела, прислушиваемся к себе. Не к тому, что мы читаем, думаем или слышим от других, а к тому, что мы чувствуем, переживаем своим телом.
Постигать Путь будд — значит изучать свое «Я». А изучение своего «Я» предполагает интимное приближение к своему «Я». «Я» — это целостность тела и ума.
Интимность с «Я» означает постижение десяти тысяч дхарм.
Не существует ничего, кроме «Я». Именно к этому сводится наша практика. Когда мы говорим об отпадении тела и ума, это означает достижение интимности с «Я». Когда мы говорим о забвении «Я», это тоже означает достижение интимности с «Я». Когда мы говорим об отбрасывании тела и ума «Я» и «другого», имеется в виду не что иное, как достижение совершенной интимности со своим «Я».
Это и есть чудо жизни. Эта самая жизнь есть жизнь чистоты, совершенства и полноты. Это самое тело есть тело Татхагаты.

* Зеркало и отражения в нем, луна в воде — популярные образы буддийской литературы, символизирующие относительность противопоставления субъекта и объекта.

8. Духовное делание: трудовая практика

В основе трудовой практики лежит бдительность, состояние сознания, при котором тело расслаблено, чувства остры, разум чист и сосредоточен на непосредственной задаче. Эта внимательность и есть непосредственное переживание. Такая полнота не статична — она движется вместе с событиями нашей повседневной жизни. Бывают моменты, когда нам нужно с головой уйти в какую-либо работу. Вместе с бдительностью ума развивается способность отдаваться потоку, сосредоточиваться, оставаться в настоящем.
Действие не предшествует цели, и цель не следует за действием — то и другое существует одновременно. Когда мы полностью осознаем это, озабоченность целью исчезает и мы можем прочувствовать полноту настоящего мгновения. Каждый шаг становится насыщенным и переживается во всей своей тотальности.
Соединение рук в гассё служит нам напоминанием о том, что все противоположности являются частью единой реальности. Обе руки соединяются в одно целое — разделение исчезает. Когда я кланяюсь вам, я признаю, что мы с вами — одно целое. Кланяясь Будде, я тем самым признаю, что это будда кланяется Будде. Чтобы пережить сущность дыхания в дзадзэн, нужно отождествиться с дыханием; чтобы пережить сущность работы, нужно стать одним целым с работой. Не имеет значения, кланяемся ли мы чему-то одушевленному или неодушевленному — и в том, и в другом случае мы кланяемся себе. Не существует ничего вне нас, если только мы сами не помещаем что-то вовне, а это можно сделать лишь путем неправильной ориентации ума.

Проблемы, с которыми мы сталкиваемся в процессе труда, служат для нас коанами нашей повседневной жизни («гэндзё коан»). Как мы решаем проблемы, возникающие во время нашей практики в дзэндо? Сидя в дзадзэн, следуя за своим дыханием, мы вдруг слышим звук, напоминающий нам о чем-то, — и вот мы уже унеслись куда-то в бесконечную даль. Совершенно забыв о дыхании, мы погрузились в сюжет, который выстраивается в наших мыслях. Когда мы замечаем, что перестали следовать за дыханием, поглощенные посторонней мыслью, мы смотрим на эту мысль, признаем ее, отпускаем ее и возвращаемся к дыханию. Мы не оцениваем, не анализируем эту мысль, не испытываем к ней ни любви, ни ненависти. Если эта же мысль всплывает опять, весь процесс повторяется: осознаем мысль, признаем ее, отпускаем ее и снова направляем внимание на дыхание. Всякий раз, как мы заставляем себя снова сосредоточиться на желаемом предмете, наша способность к концентрации усиливается. Если же мысль все никак не оставляет вас в покое, сами оставьте ее в покое. Будьте ею. Если вас донимает страх, будьте страхом. Не сдерживайте его — дайте ему полную волю. Будьте им самим, не отделяйтесь от него. Всякий раз когда мы прячемся от страха, он только становится больше. Чем больше мы стараемся отделаться от него, тем сильнее он становится. Пусть бродит на свободе, а потом, когда он истощится и завершит свой цикл, отпустите его и вернитесь к дыханию.
Такой же процесс происходит при трудовой практике. Каждый раз, когда мы отвлекаемся, мы признаем это, отпускаем посторонние мысли и снова сосредоточиваем все внимание на работе. А коаны, возникающие из нашего собственного опыта практики или работы, часто оказываются самыми действенными коанами. Любая проблема представляет собой возможность по-настоящему погрузиться в собственную практику.
Хорошо практиковать, когда все идет как по маслу, но усиленно практиковать дзадзэн — значит медитировать тогда, когда медитация дается с трудом. Такая ситуация, как правило, бывает и самой плодотворной, поскольку чем больше трудность, тем большему она может нас научить.
Еще одним существенным аспектом, который следует учитывать в трудовой практике, является молчание. Это означает не просто сохранение внешнего молчания, но и остановку внутреннего диалога, усмирение нашей привычки постоянно разговаривать с собой. Практика молчания способствует развитию ясности, восприимчивости и сосредоточенности ума, необходимых для успешной трудовой медитации.
Чжаочжоу однажды спросил Наньцзюаня:
— Что такое Дао?
— Дао — это обыденный ум, — ответил Наньцзюань.
— Должны ли мы тогда стремиться к нему или нет?
— Если ты будешь стремиться к нему, ты удалишься от него.
— Если не стремиться к нему, то как же нам познать Дао?
— Дао не имеет отношения к знанию или незнанию.
Знание — это иллюзия, незнание — это пустой ум. Если ты действительно достигаешь Дао, то это подобно великой пустоте, огромной, беспредельной. Так каким же образом в Дао может существовать истинное и ложное?
Обыденный ум — это ум, который спит, когда устал, и ест, когда проголодался. Это и есть ум будды, ум трудовой практики. Следует понять, что сама эта жизнь и все ее проявления — совершенное выражение буддадхармы. Сама эта жизнь — жизнь Будды, и все мирские дела этой жизни — сама Дхарма. Но мы не должны забывать того, о чем говорил мастер Догэн: «Выдвигать вперед “Я” и постигать мирское есть заблуждение; когда мирское выступает вперед и постигает “Я”, это есть просветление». Выдвигать вперед «Я» — значит обособлять себя. Мирское, выступающее вперед, означает отождествление с объектом нашего внимания. Само мирское становится нашей жизнью, и присущая ей свобода никогда не перестает раскрываться.
Если вы все еще не верите в это, прислушайтесь на минуту к своему дыханию. Вдохните в себя частицу окружающей нас атмосферы, ощутите вкус своего дыхания, наполните им свое тело, насладитесь им. А потом выпустите его, возвратите его окружающему миру. Разве это не чудо — вся наша жизнь?

 

ДВА ПУТИ
Облака и реки

Догэн говорит: «Те, кто считает мирскую жизнь препятствием для святости, знают только то, что в мирских делах нет святости; но они все еще не знают, что в святости не существует никаких мирских дел». «Когда духовное и мирское перемешиваются, то даже великие мудрецы не могут отделить одно от другого. Когда переплетаются монашеская практика и мирская практика, благоухание тысяч сливовых цветов наполняет десять направлений. Даже Будда оказывается неспособен отличить одно от другого. Быть единым с Путем — значит быть свободным и не ведать препятствий, где бы вы ни находились — на горе или на рыночной площади, и ни тут, ни там не оставлять следов своего пребывания».

Путь Будды — это не какое-то место, которого мы должны достичь. Это не цель. Путь Будды не имеет ничего общего со временем и пространством. Это — непрерывность, которая восходит к безначальному началу и простирается в далекое будущее.
Эта непрерывность подтверждает подлинность жизни всех будд и является их постижением.
Средоточием жизни монаха является сама Дхарма. Монах обручен с Дхармой. Его главное занятие — это Дхарма. Ничто кроме Дхармы. Двадцать четыре часа в сутки, каждый день. По большому счету, существует лишь один-единственный монашеский обет, и этот обет — Дхарма. В классических дзэн-буддийских сочинениях не употребляется слово «монах» — вместо него используется термин унсуй. В буквальном переводе унсуй означает «облака и реки». Облака и реки свободны. Облака зависят только от ветра, а реки — только от ландшафта. Ничто не сдерживает их. Попробуйте остановить реку — она просто вздуется перед преградой и перевалит через нее. Ее движение к океану нельзя остановить. Самая огромная плотина на свете не сможет удержать реку в ее течении. Ее движение постоянно, свободно, неудержимо.
Томас Мертон писал: «Маргинал, монах, изгой, заключенный — все эти люди живут перед лицом смерти, которая ставит под сомнение существование смысла жизни. Они борются со смертью внутри самих себя, пытаясь найти нечто более глубокое, чем смерть, ибо есть нечто более глубокое, чем смерть, и назначение монаха или человека-маргинала, человека созерцательного — стать выше смерти. Стать выше уже в этой жизни. Подняться над противоположностью жизни и смерти и тем самым стать свидетелем жизни».

Памятка для практикующего дзадзэн

3. Найдите вертикальное положение туловища, покачиваясь взад и вперед, постепенно уменьшая амплитуду.
4. Чтобы распрямить спину, несколько раз потянитесь, как бы стараясь достать макушкой до потолка и одновременно слегка втягивая подбородок, и затем расслабьтесь. Тянуться начинаем с затылка, при этом ягодицы чуть подаются назад, а нижняя часть живота — вперед. Спина должна быть прямой, но в то же время оставаться гибкой, в ней не должно скапливаться напряжение.
5. Голова должна сидеть на шее прямо, не отклоняясь ни назад, ни вперед, ни вбок. Уши образуют линию, параллельную к линии плеч. Кончик носа находится на одной вертикали с пупком. Голова должна держаться исключительно за счет спины, а не за счет мышц шеи.
6. Глаза не должны быть ни полностью раскрыты, ни полностью закрыты; взгляд опущен под углом в 45° и расфокусирован, «уставлен» в пол примерно в метре перед собой. Если вы сидите прямо перед стеной, смотрите «сквозь» нее туда, где должен быть пол.
7. Уприте язык в нёбо сразу за передними зубами. Сглотните слюну и выдохните через рот, чтобы в полости рта образовался «вакуум», препятствующий слюноотделению. После этого дышите через нос.
8. Кисти сложены в «космической» мудре: обе лежат ладонями вверх; правая расположена напротив нижней части живота, левая покрывает правую таким образом, чтобы средние суставы пальцев на обеих руках совпадали, а кончики больших пальцев слегка соприкасались. Мудра должна иметь вид овала, приставленного к низу живота.
9. Сохраняйте абсолютную неподвижность в течение всего сеанса дзадзэн.

Краткое руководство для занятий в дзэндо

3. Правильная поза и правильное дыхание играют очень важную роль в процессе медитации. В позе должны выражаться энергия и бдительность вашей практики. Дыхание должно быть медленным, ровным, спокойным и глубоким. Расслабьте мышцы и сосредоточьтесь на уме, целиком отдаваясь практике. Крайне важно сохранять полную неподвижность в течение всего сеанса медитации. Когда движется тело, движется и ум. Вся суть дзадзэн заключается в переживании неподвижности ума.
4. Дзадзэн. В течение этих сеансов не отвлекайтесь от практики, сосредоточьтесь на дзадзэн; не смотрите по сторонам, не беспокойтесь о времени, не думайте. Не теряйте это время попусту — вы посвятили его медитации.
5. Кинхин (ходячая медитация). В кинхине у нас впервые появляется возможность перенести сосредоточенность и бдительность дзадзэн в движение. Кинхин — это не «перерыв», а жизненно важная составляющая обучения в дзэндо. Внимательно следите за всеми своими движениями. Теперь идите, только очень медленно — по полшага на каждый вдох-выдох. Глаза по-прежнему опущены, сосредоточенность сохраняется. кинхин длится около пяти минут.
6. Кёсаку. Это длинная плоская палка, с которой ходит смотритель дзэндо во время занятий дзадзэн. Она используется, чтобы снять напряжение в плечах, спине и шее, только когда медитирующий в явной форме просит об этом. В использовании кёсаку выражается сострадание. Резкие звуки кёсаку помогают поддерживать в дзэндо атмосферу бодрости и собранности.

Дзюкай: получение Заповедей
Обращение к Трем Драгоценностям
Будь одним целым с Буддой в десяти направлениях.
Будь одним целым с Дхармой в десяти направлениях.
Будь одним целым с Сангхой в десяти направлениях.
Будь одним целым с нашим изначальным учителем
Буддой Шакьямуни.
Будь одним целым с преисполненным сострадания великим бодхисаттвой Авалокитешварой*.

Гатха искупления
Всю дурную карму, созданную мною с незапамятных времен
Из-за моей безначальной алчности, злобы и невежества,
Порожденную моим телом, языком и мыслью —
Ныне я искупаю.

Четыре Великих Обета
Живые существа бесчисленны; я клянусь спасти их.
Желания неистощимы; я клянусь покончить с ними.
Дхармы безграничны; я клянусь овладеть ими.
Путь будды недостижим; я клянусь достичь его.

Сутра сердца Махапраджняпарамиты

О Шарипутра! Все дхармы суть формы пустоты,
Не знающие ни рождения, ни гибели, ни загрязненности, ни чистоты,
Не прибывающие и не убывающие.
Итак, в пустоте не существует ни формы,
Ни чувства, ни восприятия, ни различения, ни ума;
Ни глаза, ни уха, ни носа, ни языка, ни тела, ни ума;
Ни цвета, ни звука, ни запаха, ни вкуса, ни осязания, ни явлений;
Ни мира видимого, ни мира сознаваемого;
Ни неведения, ни прекращения неведения,
Ни старости и смерти, ни прекращения старости и смерти,
Ни страданий, ни причины страданий;
Ни уничтожения страданий, ни пути к нему,
Ни мудрости, ни обретения.
Так, ничего не обретая, и живет в Праджняпарамите бодхисаттва,
Не имея никаких препятствий в уме,
Без препятствий — значит без страха,
Вдали от ложных мыслей. Это и есть нирвана.
Все будды прошлого, настоящего и будущего живут в Праджняпарамите
И, таким образом, достигают ануттара-самъяксамбодхи.
Итак, знай, что Праджняпарамита есть великая мантра,
Живая мантра, лучшая мантра,
Непревзойденная мантра.
Она полностью избавляет от любой боли, и это не ложь, но истина.
Посему провозглашай мантру Праджняпарамиты, которая звучит так:
Гате! Гате! Парагате! Парасамгате! Бодхи сваха!»*
* Условный перевод мантры — «О уводящее за пределы, переводящее за пределы пределов, ведущее за пределы пределов запредельного пробуждение, славься!»

Тождественность относительного и абсолютного

Неуловимый источник чист и светел,
Притоки реки текут сквозь тьму.
Привязанность к вещам — это иллюзия,
Встреча с абсолютом — это еще не просветление.
Все и вся, сфера субъекта и сфера объекта
Взаимозависимы и в то же время независимы друг от друга.
Взаимозависимые, они все же действуют по-разному,
Хотя и остаются в своих собственных пределах.
Форма создает различие между природой и видимостью;
Звуки разграничивают удобство и неудобство.
Тьма сливает все слова воедино,
Свет разграничивает хорошие и плохие фразы.
Четыре элемента возвращаются к своей природе,
Как ребенок — к матери.
Глаза видят, уши слышат, нос обоняет,
Язык различает соленое и кислое.
Все эти органы чувств независимы друг от друга.
Причина и следствие должны вернуться к великой реальности.
«Высоко» и «низко» — условные понятия.
Внутри света скрывается тьма,
Но не пытайтесь понять эту тьму.
Внутри тьмы скрывается свет,
Но не ищите этот свет.
Свет и тьма — нераздельная пара,
Как две ноги идущего человека.
Всякая вещь ценна сама по себе
И связана со всеми остальными по своему назначению и положению.
Обыденность соотносится с абсолютом так же, как коробка с собственной крышкой.
Абсолютное действует заодно с относительным,
Словно две стрелы, встречающиеся в воздухе.
Читая слова, вы должны постичь великую реальность.
Отбросьте любые критерии в своем суждении.
Если вы не видите Путь,
То вы не видите его, даже если идете по нему.
Когда вы идете по Пути, он не близок и он не далек.
Я с почтением обращаюсь к тем, кто желает обрести просветление:
Не теряйте времени понапрасну ни днем, ни ночью.

Стихи о кэсе (произносится трижды)
Необъятно одеяние освобождения,
Не имеет формы сфера благодеяния.
Я облачаюсь в учение Татхагаты,
Спасающее всех живых существ.
Четыре Великих Обета
Живые существа бесчисленны; я клянусь спасти их.
Желания неистощимы; я клянусь покончить с ними.
Дхармы безграничны; я клянусь овладеть ими.
Путь будды недостижим; я клянусь достичь его.
Дхарма несравненно глубока и бесконечно тонка,
Встреча с ней случается раз в тысячи лет.
И вот сейчас мы видим ее, слышим ее, принимаем и сохраняем ее.
Да постигнем мы всю полноту истинного смысла Татхагаты!

Словарь

ГАССЕ — жест соединения ладоней, символизирующий тождество всех противоположностей.
ДЗЁРИКИ — способность к концентрации, которая развивается в процессе практики медитации и позволяет в течение длительного времени удерживать внимание на определенном объекте.
КЁСАКУ — «будящая трость»; плоская трость, которой смотритель в дзэндо ударяет по биологически актив Восемь ным точкам на плечах медитирующего, чтобы снять мышечное напряжение и придать бодрости.
САМАДХИ — состояние интенсивной концентрации, при котором сознание свободно от посторонних мыслей и целей; во время самадхи можно непосредственно пережить сущностную природу «Я».
САНГХА —2) совокупность всех существ.
СИКАНТАДЗА («просто сидение») — форма дзадзэн, в которой практикуется чистое осознавание.
ХАРА — физический и духовный центр человеческого тела/ума, область в нижней части живота, на которой фокусируется внимание во время медитации и любой другой деятельности.
ШУНЬЯТА («пустота») В шуньяте происходит примирение любых противоположностей.


Восемь Врат Дзэн — это;
• сидячая медитация дзадзэн;
• личные беседы с учителем;
. изучение сутр, ознакомление с другими школами буддизма, с его историей, психологией и философией;
. дзэн-буддийские обряды;
• морально-этические нормы, отраженные в буддийских заповедях;
• художественное творчество как разновидность практики дзэн;
• работа с телом как разновидность практики дзэн;
• труд как активная медитация.

 

Чань буддизм

Полностью - тут:
http://www.sunhome.ru/navigator/p.chan_buddizm




«Путь праведного поведения означает отсутствие умственных колебаний и изменений. Где бы вы ни находились, сохраняйте умственный покой и ни к чему не стремитесь. Подобно каменному утесу, даже в самую страшную бурю оставайтесь непреклонны. Отбросив все эгоистические мысли и чувства, спасайте всех, помогая перебраться на другой берег. Нет рождения, нет признаков, нет привязанности, нет отречения: в уме бодхисаттвы нет движения внутрь и наружу. Когда этот ум, не знающий движения наружу или внутрь, вступает туда, куда никогда нельзя войти, то это и есть вступление». Бодхидхарма.

Корнями невежества в Чань считаются представление о «я» и отождествление себя с телом, умом или чувствами. Тело человека в соответствии с Чань представляет собой пять скандх (совокупностей): форму, ощущение, восприятие, волеизъявление и сознание. Чаньский монах Юн-цзя (665—713 гг.) сравнивал их с облаками, плывущими по неизменному небу.
... Ум же подобен веслу этой лодки. Если человек думает о дурном, то идёт к дурному и страдает. Если думает о благом, его сознание очищается. Если же ум будет просто чист и никуда не устремлён, это и есть свобода, это и есть пребывание в изначальной чистоте. Последователь Чань должен осознать ту истину, что он не тело. Тело, и его чувства стоят в одном ряду с другими материальными объектами и явлениями. Вот пролетела птица, а вот у вас заболела рука. Ни птица ни рука не есть вы. Это просто явления, проплывающие в сознании. Будда говорит: "о том, что является непостоянным и подвержено страданию и изменениям, нельзя справедливо сказать: «Это принадлежит мне, это я, я являюсь этим»/3/. Как только эта истина глубоко осознана, человек уже не боится боли и даже смерти, ведь фактически он не может умереть никогда. Раз он появился в этом мире в теле по какому-то закону, то по этому же закону появится ещё после смерти, и будет возрождаться снова и снова, пока не освободится.

Ощущение своего «я» со временем тоже меняется. Человек ощущавший себя слабым и маленьким, впоследствии может отождествлять себя с силой и величием, трусливый может стать смелым и т. д. Это непостоянное «я» конечно не является настоящим Я. «Я» — лишь набор качеств, принадлежащих человеку. Истинное Я — это неизменный стержень, на который, как ёлочные игрушки нанизаны различные свойства, с которыми невежественный человек себя отождествляет. Он думает, что он игрушки, а на самом деле является стержнем. Стержень — чистое сознание, природа Будды. Из чувства «я» происходят три яда, отравляющие душу человека: влечение, гнев и неведение. Когда Просветление достигнуто, нет «я», и больше нет страданий, так как страдания происходят из эгоистичности, «я».
Пространство и время, пять скандх, и чувство эго подобны иллюзии. Они находятся лишь в сознании и порождаются бурлящим потоком мыслей. Во время практики медитации сознание поднимается над этой иллюзией и познаёт Высшее. Когда просветление достигнуто, пропадает чувство времени, которое вечно куда-то спешит, чувство «я», которому вечно что-то нужно. Мир, оковы которого больше не имеют силы, словно бы превращается в рай, а живые существа видятся в своей изначальной святости. На смену разделению и борьбе приходит единство и гармония. Уже нечего прибавить и нечего отнять.

Природа Будды и медитация

Сознание обычного человека наполнено всевозможными мыслями, образами, оно нередко омрачается гневом, завистью, алчностью, страданиями. Но что есть сознание само по себе? Это чистое лучезарное сознание подобно свету, не имеющему формы, но способному видеть истину. Это ничем не омрачённая природа Будды, исполненная любви, мудрости и сострадания ко всем живым существам, от века свободная и счастливая. Она подобна чистому небу, свободному от туч. Каждое существо изначально счастливо и свободно и имеет природу Будды, которая является как бы основой всего сознания, мудрой, незатронутой, неиспорченной. Это словно радостный ребёнок, живущий где-то глубоко в душе человека. Путь буддиста в том, чтобы сбросить все оковы существования, все помрачения, очиститься от всякой душевной грязи, отречься от мелочных привязанностей и отправиться в превосходящий всё полёт духа, в котором уже не будет горя и страданий, а лишь свет неописуемо прекрасной Истины.

«Лотосовая сутра» повествует о сыне богатых родителей, который в юности ушёл из дома и долгие годы скитался как нищий. Всё это время за подкладкой его одежды был зашит бесценный драгоценный камень. Но он не знал об этом. Точно также сокровище природы Будды есть у всех, но скрыто. Есть путь, чтобы открыть его вновь — медитация. Сознание Будды невозможно поймать, заполучить или достигнуть. Оно уже достигнуто, уже присутствует в каждом. Его нужно лишь очистить, как пыльное зеркало. Медитация, постепенно проясняя сознание, делает его кристально чистым, восприимчивым и в то же время спокойным и устойчивым.
Медитация Чань может буквально преобразить видение жизни. Обычно, когда человек смотрит на какой-нибудь предмет, в его уме возникает целый ворох мыслей, каким-то образом относящихся к этому предмету. Тот, кто не умеет просто непосредственно смотреть, не сможет увидеть многое. Например, красоту цветка, которая потеряется, пройдя через все «фильтры» идентификации ума. Так человек будет видеть только свои мысли и образы, относящиеся к цветку, но не сам цветок. Чтобы видеть, нужно, прежде всего, научиться как бы отключать мысли, оставаясь в простом созерцании. Такое неразличающее сознание достигается в практике «чистого взирания», когда медитирующий, наблюдая за внешним миром, не анализирует, не идентифицирует и не ассоциирует увиденное, а просто смотрит., не примешивая свою мысль.
Интеллект не есть мудрость. Мысли, ассоциации, подходы, концепции выработанные в течение жизни — всё это препятствия для очищения сущности. Мысль разделяет мир. Ясный ум свободный от мыслей, видит лишь единство.

«Безмолвное озарение» — это стиль медитации, появившийся в традиции Чань в XI в. Цель этой практики — ясное сознание, свободное от бремени мыслей. Эта медитация очень похожа на тибетскую практику «махамудра» и индийскую «шаматха-випашьяна» (безмятежность-прозрение). Её метод — отпустить все помыслы и непосредственно войти в состояние Чань. Сделать это однако не так просто. Чтобы преодолеть многолетнюю обусловленность, нужно время.
Практика медитации позволяет взглянуть на мир другими глазами, увидеть удивительную яркость, красоту, гармонию, которые в обычном состоянии остаются незамеченными. С глаз словно бы снимается пелена. Однако без усердия, её не так просто понять. Когда существо в целом очищено, всё является тем, чем является, и свободно от какого-либо контекста. Сансара отпущена. Пусть течёт своим путём.
Во время классической медитации Чань нужно уметь отвлечься от объектов чувств. Это первая привязанность, которую необходимо разорвать. После этого остаётся ум, бегавший за этими объектами; но привязанность к уму также должна быть уничтожена.
Современный наставник Шэн-янь сравнивает ум с голодным быком. Во время медитации этот бык всё время рвётся пощипать травки, то есть ум ищет все возможные способы отвлечься от практики и заниматься блуждающими мыслями. Нужно постоянно следить за ним и возвращать на место, иначе в медитации будет мало пользы. «Вы должны превратить живого быка в железного. Железные быки никогда не испытывают голода, и трава ничего не значит для них». Успокоить ум может быть довольно сложно, особенно если пытаться делать это силой. Когда медитирующий пытается насильно прогнать мысль, для этого ему нужна ещё одна мысль, тем самым хаос в уме только усиливается. Однако если относиться к мыслям безразлично, просто наблюдая их, они постепенно растворяются. Всё дело в практике. Те, кто далеко продвинулся по пути, могут медитировать даже во сне.
— Чань — в том, чтобы идти; в том, чтоб сидеть;
В словах иль тишине, в движенье иль покое — сущность неизменна.
Спокоен будь, хоть пред тобою острый меч,
И даже если яд тебе дают, покоя не теряй.
Младший вдруг понял, что брат не просто спит, а медитирует во время сна!
— Возможно, ты достиг того уровня, когда сон может быть практикой, но я ещё не добрался до него. Для меня это не подходит
— Что именно не подходит?
— Мое сознание еще не успокоилось
— А на чём твое сознание должно успокоиться?
Когда младший брат услышал эти слова, он осознал тщетность усилий, которыми он пытался успокоить своё сознание, они лишь делали его ещё более напряжённым, ещё больше рассеивая ум. И в тот же миг его сознание стало спокойным, ясным и лучезарным, освободившись от принуждений и насилия.
Непривязанность — ядро чань. Не нужно привязываться ни к чему, даже к учению, даже к самоосуществлению. Отбросить самоосуществление как мёртвый груз бесполезного долга, как ненужное бремя, которое сам на себя возложил — разве это не начало вечных каникул?!
Буддийская практика — это не молчаливое скучное сидение. В «Сутре Помоста» Шестой патриарх Хуэй-нэн выделил следующие основы Чань: не-мысль, отсутствие признаков, не-связанность. Поток мыслей должен течь свободно, но сознание не должно задерживать его и привязываться к той или иной мысли этого потока, в противном случае рождается привязанность, некий блок в сознании. Отрешаясь от привязанности к форме, признакам предметов и явлений, сознание очищается. Эта отрешённость должна сохраняться во всех обстоятельствах и тогда рано или поздно придёт прозрение. Сознание должно покоиться в собственной присущей ему чистоте.

Осознанность

Медитация Чань — это, прежде всего, осознанность. Чтобы понять, что удерживает в мире страданий, какие силы властвуют над сознанием и как управлять ими, необходимо быть очень чутким и наблюдательным. Поэтому важно тренироваться в осознанности. Для начала научиться осознавать тело, затем ум. Чем лучше становится это умение, тем глубже можно заглянуть и тем большие преобразования можно совершить. Посредством практики можно научиться как бы отстраняться от определённых фактов сознания, смотреть на них со стороны и управлять ими. Интересен тот факт, что осознание помрачения само по себе уже делает большую часть работы по его устранению. Если осознанность велика, человек может управлять своим гневом, вожделением, не допускать их в свой ум.
Как много человек в своей жизни делает бессознательно, автоматически. Он словно не живёт, а спит. Чань призывает к сознательности. Нужно внимательно относиться к каждому действию, уметь сосредотачиваться и наблюдать. В этом наблюдении открывается красота. Жизнь превращается во что-то осмысленное и уникальное. Вы словно смотрите интересный фильм с собой в главной роли. Чань-буддисты продолжают расти, и совершенствоваться в этом направлении. Даже состояние сна может быть осознанным.И его сон позволяет отдохнуть гораздо лучше чем обычному человеку, ведь он действительно отдыхает, а не волнуется из-за множества снов и мыслей, беспрестанно и без всякого спроса являющихся в неосознанный ум обычного спящего. Будду, просветлённого, можно считать окончательно выросшим человеком, окончательно пробудившимся. Единственная разница в осознанности.
медитировать может каждый. Для этого нужно только желание. Правильная медитация даёт как минимум удивительное ощущение лёгкости, ясности, покоя и обострения чувств. Тому же, кто действительно решил открыть самые глубокие тайны жизни, потребуется усердие и терпение.

Просветление

Просветление практически невозможно объяснить словами, но, тем не менее, оно представляет собой цель всей практики Чань. Это нечто непостижимое рассудком, это переход на новый уровень сознания, в новое измерение существования, освобождение от страданий, бесконечное неописуемое блаженство. Воистину, Просветление можно назвать абсолютной целью жизни, способной успокоить любое сердце, удовлетворить любой ум, осыпать бесценными духовными дарами каждого. Его называют предельным состоянием сознания, в котором исчезают все преграды и сомнения. Действительное знание об этом доступно, пожалуй, только продвинутым мистикам, но каждый, кто посвятил себя духовному пути, рано или поздно узнает всё. Буддисты верят, что в конечном счёте все живые существа будут спасены и перейдут в Нирвану.
Существует шесть парамит (совершенств), способствующих Пробуждению: щедрость, нравственность, терпение, усердие, медитация и мудрость. На пути к Просветлению лежит восемь сфер освобождения, соответствующих определённым состояниям сознания.
1. освобождение благодаря созерцанию оскверненности в связи с формой;
2. освобождение благодаря созерцанию оскверненности без связи с формой;
3. освобождение от желания благодаря созерцанию чистоты;
4. освобождение в состоянии безграничного пространства;
5. освобождение в состоянии безграничного сознания;
6. освобождение в состоянии несуществования;
7. освобождение в состоянии ни наличия, ни отсутствия мысли;
8. освобождение, в котором присутствует пресечение ощущения и восприятия.
Девятый уровень — есть окончательное освобождение от сансары, всецелое Просветление, которое достигается, когда человек не испытывает привязанности к изменчивому существованию.

Эти состояния сознания сложно описать, но можно самостоятельно исследовать при помощи практики.
«В конце пути ждёт свобода. До этого — терпение» — говорит Будда. Прежде чем выйти из врат сансары , ему предстоит миновать три порога этих врат. Первый порог называется «начальный чань». Когда преодолены сомнения и изучение чань начинает приносить свои плоды, человека посещает озарение, ни с чем не сравнимое и неописуемое переживание собственной природы и истинной природы всего сущего. Но это лишь проблеск Просветления, как будто тёмной ночью вдруг ударила молния, и вы на мгновение увидели всё с потрясающей чёткостью. Когда это происходит, первый порог преодолён и вера в учение крепнет. «Цэн гуань» — это второй порог врат, правда сложно назвать его просто порогом, «цэн гуань» сравнивают с самым настоящим горным кряжем, каждое его препятствие — это собственное помрачение человека, и нужно идти через него не смотря ни на что, разрывая цепь за цепью, снимая оковы, побеждая самого себя во имя Свободы. Иногда может казаться, что навеки потерялся в этом тёмном ущелье, иногда приходится двигаться практически вслепую, но вера в то, что где-то там за тёмными горами светит Солнце, вселяет надежду и заставляет двигаться дальше. Всё выше и выше, пока, наконец, человек не оказывается на вершине. Последний порог носит название «то гуань», «тюремный проход», пройдя сквозь который, человек достигает Освобождения, Нирваны. Вот оно, Солнце! Остаётся только взмахнуть крыльями!
Просветление в буддизме очень напоминает момент единения с Богом в других религиях. Нирвана чань походит на безличного Брахмана индуизма, на Царствие Божие христианства. Наверное, различие только в терминологии исследователей духовного мира. Кстати говоря, Чань-буддисты с уважением относятся к другим религиям. Чтобы стать буддистом, не нужно отрекаться от своей веры, например можно быть христианином, ходить в церковь, и в то же время чтить учение Будды, жить в соответствии с ним, практиковать медитацию.

Дух Чань

Чань тонок, неуловим. Прост, но в тоже время сложен. Для его понимания достаточно одного мгновения озарения, но могут уйти годы, даже века, прежде чем оно произойдёт. Его истины не от рассудка, но глубже их не сыщешь. Цель чань — достижение Просветления, но это достижение не в обычном смысле, это достижение недостижения, умиротворённость. Практика должна быть свободна от какого бы то ни было насилия. Желания избавиться от чего-либо, противостоять чему-либо или к чему-то стремиться — только мешают. Буддист просто хочет быть счастливым. Чань в недостижении, но буддистов никак не назовёшь безвольными или пассивными. Духовный порыв является, пожалуй, главной действующей силой всего пути чань. Это ярко иллюстрируют обеты бодхисаттвы, провозглашённые Хуэй-нэном в «Сутре Помоста»:
«Клянусь спасти все живые существа, сколь бы бесчисленны они ни были! Клянусь уничтожить все клеши, сколь бы бесчисленны они ни были!
Клянусь постичь все дхармы, сколь бы бесчисленны они ни были!
Клянусь успешно завершить Путь Будды, сколь бы непревзойденным он ни был!».
Чань парадоксален, и может поначалу оттолкнуть кажущейся недоступностью, но при более глубоком знакомстве он открывает свои сокровищницы и очаровывает. Также обычно считается,что если практикующий может все отбросить и заниматься только следованием по пути к просветлению, то у него есть чаньские корни,если нет,то надо идти постепенным путем,при этом в современном мире лучше всего следовать способам, предлагаемым Ваджраяной.

Чаньская поэзия

Хун-чжи Чжэн-цзюэ (1091—1157)
БЕЗМОЛВНОЕ ОЗАРЕНИЕ
Безмолвно и спокойно забываешь все слова,
И ясно и открыто, пред тобой Оно возникнет.
Когда его постигнешь, времени нет меры.
Познав, вернется к жизни окруженье.
Предельно лучезарно яркое сознанье,
Бессчетные эпохи растворятся.
Не отличима от одной другая.
Забыты в озаренье все порывы.
Где существует это чудо?
Сиянье с чистотою прогоняют мрак
С пути, где Озарение Безмолвно,
Где бесконечно малое возникло.
Чтобы постигнуть то, что незаметно,
Субъект взаимодействует с объектом.
Когда безмолвие и озарение всецелы,
Вот, наконец, из врат выходим мы.
Созрел тот плод, висящий на ветвях.
Только безмолвие — учений выше всех.
Лишь озарение — универсальный отклик.
Лишен усилий отклик этот.
Ученье слуху недоступно.
Все веши те, что есть на свете.
Свет испускают и о Дхарме говорят.
Когда покоя в озаренье нет,
Становятся различия видны.
Когда всецело Озаренье, что Безмолвно,
То лотос расцветет, а спящий сон отринет.
Сто рек впадают в океан,
Великий пик — средь тысяч гор один.
Безмолвным Озарением зовется этот метод.
Он от глубин до высоты простерт.
Для тех, кто знанием еще не обладает, я ключ даю к дальнейшему пути.

 

Дзэн в любви и работе - Йоко Бек

Полностью - тут:
http://www.e-reading.co.uk/book.php?book=1014047

Шарлотта Йоко Бек
получила титул третьей Наследницы Дхармы Маэцуми-роши

Дзэн в Любви и Работе

«Я доверяю ей и учусь у нее».
Роберт Эйткен Роси, автор книги Taking the Path of Zen

«Книга посвящена самой важной духовной практике — умению полноценно жить повседневной жизнью».
Джек Корнфилд, основатель Общества Медитации Озарения

«Автор ярко демонстрирует, что «просветление» находится прямо здесь — под нашим носом».
Сэнди Боушер, автор книги Turning the Weel

«Необычная книга для обычных людей. Чрезвычайно просто она повествует о чрезвычайно сложном».
Дэвид Стейндл-Раст, автор книги A Listening Heart

«Богатый источник практической мудрости».
Стефан Бодян, редактор журнала Yoga Jornal.


«Существует иная практика, которую я называю работа со всем., то есть с эмоциями, мыслями, восприятиями и ощущениями. Вместо вытеснения их из сознания и создания железной ограды, вместо их сквозного бурения мощным орудием нашей концентрации — мы открываемся им. Мы расширяем наше сознание всего, что происходит, шаг за шагом, от мысли к мысли, от появления к исчезновению, мы следим за сопутствующими эмоциями, и так все время. Вместо узкой фокусировки — предельно широкое осознание.
Задача состоит в том, чтобы стать более внимательным к происходящему внутри и снаружи. Мы следим и ощущаем то, что есть, и позволяем ему быть дальше, не пытаясь ни удержать его, ни осмыслить, ни оттолкнуть. Чем яснее мы видим характер наших ощущений, эмоций и мыслей, тем сильнее становится наша способность смотреть сквозь них без искажений».
Через переживание каждого мгновения таким, как оно есть, человеческое эго постепенно угасает, уступая место открытию чуда повседневной жизни.

Наша жизнь — это жизнь маленького субъекта, который смотрит изнутри себя на какой-то объект. Но если вы имеете дело с чем-то ограниченным, например с телом или умом, и ищете нечто вне их, то это нечто становится объектом, который также должен быть ограниченным. И вы получаете нечто ограниченное, ищущее нечто ограниченное, и в результате приходите к еще большему недомыслию, что и делает вас несчастным.
Такая мрачная перспектива ждет всех нас, если мы не опомнимся и не осознаем тот факт, что с жизнью надо что-то делать, что мы нуждаемся в специальных занятиях. Мы должны увидеть сквозь окружающий нас мираж, что существует «я», отдельное от «эго».
Вы должны приступить к практике и практиковать со всей своей энергией всю оставшуюся жизнь.

Нет предела раскрытию, которого может достичь человек. В конечном счете мы начинаем понимать, что являемся безграничной, беспредельной частью Вселенной. Нашей задачей на всю оставшуюся жизнь становится открыться этой беспредельности и суметь выразить ее. Появление все более тесных контактов с реальностью всегда порождает сочувствие к другим и изменяет повседневную жизнь. Дзэн — это занятие, рассчитанное на всю жизнь. Практикой становится вся жизнь, двадцать четыре часа в сутки.

СТУДЕНТ: Не могли бы вы рассказать немного больше об идее освобождения от мыслей, возникающих в процессе медитации?
ЙОКО: Я вообще не считаю, что мы должны освобождаться от чего бы то ни было. Я считаю, что единственное, что мы должны сделать, — это все пережить. Если мы будем заставлять свой ум что-то делать, мы опять вернемся к тому самому дуализму, от которого хотим избавиться. Лучший способ освобождения от мыслей — замечать возникающие мысли и осознавать их. «О, да, я опять делаю то же самое», — и, не выражая к этому никакого отношения, возвращаться к чистому переживанию настоящего момента. Так что будьте терпеливы. Мы можем делать это десятки тысяч раз, но ценность практики как раз и состоит в постоянном возвращении ума к настоящему, снова, снова и снова. Не ищите какого-нибудь удивительного места, где не будут возникать мысли. Поскольку мысли в своей основе нереальны, в какой-то момент они начнут становиться более туманными и менее настоятельными, и мы обнаружим, что существуют определенные периоды, когда они полностью исчезают, потому что мы видим, что они нереальны. Со временем они блекнут, хотя мы даже не знаем, как это происходит. Мысли — наша попытка защитить себя. Никто в действительности не хочет от них отказаться, они — это то, к чему мы привязаны. Способ, с помощью которого можно в конечном счете понять их нереальность — это как раз позволить фильму продолжаться дальше. Но после того, как вы увидите этот фильм пятьсот раз, уверяю вас, он вам наскучит!

Существует два вида мыслей. Ничего нет плохого в мыслях, возникающих в процессе того, что я называю «техническим мышлением». Такое использование ума прекрасно. О таких мыслях нельзя сказать, что они реальны или нереальны — они как раз то, что они есть. По мнения, суждения, воспоминания, мечты о будущем — девяносто процентов мыслей, которые крутятся в голове, по существу нереальны.

ПРАКТИКА ИМЕННО В ЭТОТ МОМЕНТ

Не имеет значения, какова ваша жизнь, я призываю сделать именно ее вашей практикой.
Мы должны отдавать свое внимание именно этому моменту—тому, что происходит именно сейчас.
Итак, самая трудная задача дзадзэна (Медитация, практикуемая в Дззн-буддизме, — в процессе сидения ученик учится контролировать свое тело и ум — Прим. перев.) состоит в том, чтобы постоянно понемногу смещаться от мира, стремительно несущегося в наших головах, к здесь-и-сейчас. Вот и вся практика. Интенсивность и способность быть здесь-и-сейчас — это как раз то, что мы хотим развить. Для того чтобы сделать такой выбор, нужно однажды сказать: «Нет, я не хочу здесь вертеться». Каждое мгновение практики подобно выбору, развилке дорог: мы можем пойти этим путем, мы можем пойти тем путем. Это всегда выбор, мгновение за мгновением, между тем прекрасным миром, который мы стараемся создать в своей голове, и тем, что существует на самом деле. И то, чему мы учимся, настолько важно, что если бы этого не существовало, его следовало бы выдумать.

Когда вам больно, мысли не могут нестись с обычной быстротой, их приходится остановить. Идти становится некуда. Так что боль — это действительно полезная вещь.
Обучение Дзэн рассчитано на то, чтобы создать возможность хорошо прожить жизнь. Но хорошо живет только тот человек, который сумел научиться не промечтать всю жизнь, а быть здесь-и-сейчас. Независимо от того, какое это здесь-и-сейчас — хорошее, плохое, приятное, неприятное, болит ли у него голова, болен он или он счастлив. Это не должно иметь никакого значения.

Так что вы должны выполнять работу, очень важную работу: переносить свою жизнь из страны грез в настоящую бескрайнюю реальность, какой она и является на самом деле.
Работа эта не легка. Она требует мужества. Только люди с огромной выдержкой могут долго заниматься практикой. когда вы почувствуете почву под ногами, когда ваша жизнь станет настоящей, приобретет опору, другие сразу же почувствуют это, и вы начнете оказывать влияние на все, что вас окружает.
Мы действительно представляем собой всю Вселенную. Но прежде чем ясно увидеть это, нужно сохраняя веру в процесс в целом. Это не просто вера, это больше похоже на науку. Через этот опыт перед вами прошли другие. Они добились определенных результатов. Все, что вы можете сделать, — это сказать: «Что ж, по крайней мере я могу попробовать. Я могу это сделать. Я могу упорно работать». Это самое большее, что каждый из нас может сделать.

Когда вы отказываетесь вращаться в уме, даже на несколько минут, и сидите с тем, что есть, вы как бы оказываетесь перед зеркалом. Вы видите все. Вы видите, кто вы есть: свои усилия лучше выглядеть, быть первым или быть последним. Вы видите свой гнев, свое беспокойство, свое самомнение, свою так называемую духовность. Настоящая духовность как раз и означает быть со всем этим. Когда мы действительно можем быть с Буддой, кем мы и являемся на самом деле, все это преобразуется.
Однажды во время сесина Роси Сибаяма сказал: «Тот Будда, которого вы хотите увидеть, очень застенчив. Очень трудно заставить его прийти и показать себя». Почему это так? Потому что Будда — это вы сами. И вы никогда не сможете увидеть Будду, пока не избавитесь от привязанности ко всему этому внешнему хламу. Мы должны проявить волю, чтобы честно войти в самих себя. Когда мы сможем быть абсолютно честными по отношению ко всему, что происходит именно сейчас, тогда мы сможем это увидеть. Мы не можем получить часть Будды. Будда приходит целиком. Наша практика не имеет ничего общего со стремлениями типа «О, я должен стать хорошим, я должен быть прекрасным, я должен то или это». Я есть то, что я есть прямо сейчас. И именно это состояние и есть Будда.

«Занимаясь практикой, мы должны отказаться от надежды».
Когда я говорю, что надо отказаться от надежды, я не имею в виду, что надо отказаться от усилий. Ваша работа будет невероятно трудной. Но когда я говорю «трудной», я не имею в виду напряжение и усилия, это совсем другое. Что действительно трудно, так это тот выбор, который постоянно приходится делать. И если вы проявите достаточно воли, чтобы в течение определенного периода времени последовательно делать такой выбор, то однажды увидите первый короткий проблеск. Первый короткий проблеск того, что является этим самым моментом. Но это может занять год, два года или десять лет.
И это начало. Этот маленький проблеск продлится десятую долю секунды. Но этого недостаточно. Просветленная жизнь — такая жизнь, когда вы видите это постоянно. И потребуются годы и годы работы, чтобы преобразовать себя настолько, чтобы достичь этого.

Вам может показаться, что осталось слишком мало лет, чтобы за это браться. Практика совершенна в любой момент. И когда мы практикуем, мы постоянно достигаем все большей реализации, жизнь становится приятнее, лучше для нас и для окружающих. Но это очень длительный непрерывный процесс. У людей есть довольно неразумное представление, что просветления можно достичь за две недели.
Мы уже сейчас есть Будда. В этом не может быть никаких сомнений. Как мы можем быть чем-то еще? Нам хорошо здесь и сейчас. Где еще мы могли бы быть? Пора ясно понять, что это значит. Это согласие. Это гармония. Это способность выразить это в своей жизни. И именно это требует бесконечной работы и обучения. Это требует выдержки. Это не легко. Это требует ревностного служения себе и другим людям.

Конечно, когда вы приступаете к практике, все эти качества развиваются, даже выдержка. вы постепенно преобразуетесь в процессе практики. Это происходит не благодаря мыслям или тем картинам, которые возникают в голове. Вас преобразует то, что вы делаете. А что такое то, что вы делаете? Вы постоянно делаете выбор. Отказываетесь от эгоцентрических мечтаний в пользу той реальности, которой на самом деле являетесь.
сохраняйте веру именно в то, что вы практикуете. Справляйтесь с замешательством. Будьте очень терпеливы. Занимаясь практикой, отнеситесь к себе с уважением. Это нелегко.

Все мы всего лишь дети. Возможности нашего роста безграничны. И в конце концов, если мы проявим достаточно терпения и будем работать достаточно настойчиво, у нас появится некоторая возможность внести реальный вклад в этот мир. Именно в том согласии, в котором мы наконец научимся жить, существует любовь. Не некая туманная ее версия, а любовь, обладающая полной силой. Мы хотим достичь ее для своей собственной жизни и мы хотим достичь ее для жизни других людей. Вот для этого мы и должны работать.

Вот в чем состоит этот процесс. Какой бы мы ни сделали выбор, мы стремимся именно к этому. процесс может оказаться не совсем понятным. Пройдут годы, прежде чем вы поймете его и будете по-настоящему знать, что делаете. Так что делайте все, что можете. Продолжайте. старайтесь делать все, что в ваших силах. Это действительно очень важно: это общее преобразование качества человеческой жизни — важнейшее из всего, что можно сделать.

АВТОРИТЕТ

Последними словами Будды были: «Будьте светильником сами себе (Светильник внутри вас — ??)». Он не сказал: «Спешите к тому или иному учителю, в этот или иной центр», он сказал: «Смотрите — светильник внутри вас».
нет никого, кто может мне что-нибудь сказать о моей жизни, за исключением — кого? Не существует авторитета вне моего собственного опыта.
То, в чем вы нуждаетесь, — это руководитель, который поможет понять, что авторитет, истинный учитель это вы сами, и вы должны практиковать, чтобы осознать этого «себя».
Но если вы можете начать переживать именно этот момент, который и является истинным учителем, — если вы сможете честно быть в каждый момент жизни тем, что вы думаете, чувствуете, — такой опыт позволит перевести себя в состояние «как раз это», радостного самадхи жизни, следования слову Бога. Это и есть практика Дзэн, и даже нет необходимости использовать слово «Дзэн».

«Занимайтесь дзадзэн постоянно, молитесь постоянно». Если мы поймем, что каждая минута жизни — наш учитель, мы не сможем уклониться. Если мы по-настоящему являемся каждым моментом своей жизни, не остается места внешнему влиянию или авторитету. Как это может быть? Когда я и есть свое собственное страдание, где может быть авторитет? Внимание, переживание — это и есть авторитет, как раз они и вносят ясность в то, какие действия следует предпринять.

БУТЫЛОЧНОЕ ГОРЛЫШКО СТРАХА

Очень рано мы начинаем пытаться защититься от угрожающих обстоятельств, которые постоянно возникают самым неожиданным образом. Мы начинаем сжиматься от страха, который они у нас вызывают. И открытая, готовая вместить весь мир юная жизнь начинает сжиматься и втискиваться в узкое бутылочное горлышко страха. Как только мы начинаем пользоваться языком, скорость этого сжатия возрастает. А с увеличением информации, которую получает интеллект, процесс становится совсем быстрым.
Почувствовав угрозу своей открытости и широте, мы приходим к выводу, что наше «я» заключается в том, чтобы сжиматься от страха.
Но что действительно необходимо знать, так это то, какого рода мысли вы продолжаете настойчиво удерживать именно сейчас, сегодня, и какого рода телесные сжатия у вас имеются именно сейчас, сегодня. Когда вы отмечаете мысли и переживаете телесные сжатия (занимаетесь дзадзэн), бутылочное горлышко страха освещается. И когда вы делаете это ложное отождествление с ограниченным, «я» постепенно исчезает. Вы все больше и больше становитесь тем, кто вы есть на самом деле: «не-я», открытая и широкая реакция на жизнь. Начинает функционировать ваше истинное «я», так надолго забытое и покинутое, и теперь вы можете увидеть, что бутылочное горлышко страха — всего лишь иллюзия.

когда мы дошли до истинного понимания стихотворения Шестого Патриарха, парадокс заключается в том, что мы должны практиковать, как в стихотворении, которое не было принято. Мы действительно должны полировать зеркало, мы действительно должны осознавать свои мысли и действия, мы действительно должны осознавать свои ложные реакции на жизнь. Только так можно увидеть, что с самого начала бутылочное горлышко страха было иллюзией. Но мы, не сможем и не захотим этого знать, пока не будем упорно полировать зеркало.

Иногда люди говорят: «Ясно, мне ничего не нужно делать. Никакая практика (полировка) не нужна. Если вы достаточно ясно видите, такая практика — чепуха». Так... Но мы не видим достаточно ясно. Мы действительно должны заниматься практикой, мы действительно должны полировать зеркало, пока мы своими внутренностями не ощутим правду жизни. Тогда мы сможем увидеть, что с самого начала ничего не было нужно.
То, что я вам рассказала, — действительно оптимистическое описание практики. Но вот вопрос: а большой ли у нас выбор? Или мы умираем — ибо, оставаясь долгое время в бутылочном горлышке страха, мы задохнемся — или мы медленно приходим к полному пониманию, пережив нахождение в бутылочном горлышке и пройдя через него.





Глава II ПРАКТИКА

Медитация не имеет дела с какими-то состояниями, медитация имеет дело с медитирующим.
Что я подразумеваю под просто сидим здесь. Для этого требуется абсолютно вся ваша энергия.
Обычно во время медитации мы не закрываем глаза. Но именно сейчас я прошу вас закрыть глаза и только сидеть здесь. Что происходит? Всевозможные вещи. Слабое подергивание левого плеча, давление в боку... Обратите на минуту внимание на свое лицо. Прочувствуйте его. Есть ли где-нибудь напряжение? В области рта? В области лба? Теперь переместитесь немного ниже. Обратите внимание на шею, прочувствуйте ее. Потом перенесите внимание на плечи, спину, грудную клетку, живот, руки, бедра. Прочувствуйте все, что бы вы ни обнаружили. Прочувствуйте дыхание, вдох и выдох. Не пытайтесь его регулировать, только прочувствуйте. Просто позвольте дыханию быть таким, как оно есть. При этом вы можете ощущать напряжение. Так что испытайте его таким, какое оно есть. Прочувствуйте все это именно сейчас. Если вы сможете просто делать это в течение трех минут, это будет чудесно.

Обычно примерно через минуту мы начинаем думать. Интерес к пребыванию только с действительностью (которая является тем» что мы как раз делаем) слишком мал.
Наш интерес к действительности крайне мал. Нет, мы совсем не хотим думать. Мы заняты своими заботами. И прежде, чем мы успеваем это осознать, мы забываем все об этом моменте и погружаемся в мысли о чем-то своем:... и вот мы уже далеко! Нет ничего преступного в таких фантазиях. За исключением того, что, когда мы теряемся во всем этом, мы теряем что-то еще. Когда мы поглощены своими мыслями, своими мечтами, что мы теряем? Мы теряем действительность. Наша жизнь убегает от нас.
Ничего нет плохого в мыслях, занятых самими собой, за исключением того, что, отождествляясь с ними, мы отгораживаемся от реальности.

Итак, что нам следует делать, когда приходят мысли?
Просто отмечать их. Отмечая их, быть конкретными: не просто «я думаю, я думаю» или «я беспокоюсь, я беспокоюсь», а отмечать конкретную мысль. Будьте конкретны. И если мысли обрушатся на вас с такой скоростью, что у вас получится полная неразбериха, так и отмечайте эту неясную путаницу — «неразбериха». Но если вы будете настойчиво стараться различить отдельные мысли, рано или поздно у вас это получится.

Если мы обнаруживаем, что некоторые мысли возникают сотни раз, мы узнаем о себе нечто, чего не знали раньше. Что происходит с мыслями, когда мы точно и тщательно отмечаем их? Они начинают затихать. Мы не делаем усилий, чтобы избавиться от них. Когда они затихают, мы возвращаемся к переживанию тела и дыхания, снова, снова и снова. Я не хочу сказать, что достаточно это сделать трижды, мы делаем это десятки тысяч раз. И если мы это делаем, наша жизнь преобразуется. Вот теоретическое описание сидения. Это очень просто, ничего сложного в этом нет.

Все, чего мы не сознаем, приносит свои плоды, так или иначе оказывая влияние на нашу жизнь.
Говорить об этом достаточно легко. Но делать это ужасно трудно. Я не знаю никого, кто бы делал это все время. Я знаю некоторых людей, которые могут посвящать этому много времени. Но когда мы занимаемся практикой, начиная осознавать все, что входит в нашу жизнь (независимо от того, изнутри или снаружи), жизнь начинает преобразовываться.
Если вы новичок в практике, то вам важно понять, что пятнадцать минут — это уже победа. Так что быть просто здесь, замечательно.
Практика на любом этапе — это просто быть теми, кто мы есть в данный момент. Понимание с годами увеличивается, но в любой момент мы совершенны такие, как мы есть.
В жизни существует единственная вещь, на которую всегда можно положиться: жизнь — такая, как она есть. Я могу опираться только на ту жизнь, какая есть.

Отмечая мысли, мы отстраиваемся от них, мы перестаем отождествляться с ними. Существует огромная разница между тем, чтобы сказать: «Это невыносимо» и «Я считаю, что это невыносимо». Если мы упорно отмечаем какую-то мысль, эмоциональное наложение начинает исчезать, и мы остаемся с объективным (обезличенным, беспристрастным) энергетическим фрагментом, к которому не должны быть привязаны. Но если мы считаем, что наши мысли реальны, мы действуем, исходя из них. И если мы действуем, исходя из таких мыслей, жизнь становится весьма запутанной. Так что практика — это работа до тех пор, пока мы не будем знать это всем своим нутром. Практика не заключается в том, чтобы реализоваться в голове. Она должна стать нашим телом, нашими костьми, нами самими. Конечно, у нас должны быть некоторые эгоцентрические мысли. Но нам не нужна эмоциональная эгоцентрическая деятельность, которую мы называем мышлением. В действительности, это никакое не мышление, а отклонение от правильного мышления, заблуждение.

Дзэн предназначен для активной жизни, для углубленной жизни. Когда мы хорошо знаем свой ум и те эмоции, которые создает мышление, мы начинаем лучше видеть, что такое жизнь и что следует делать. Обычно наша следующая задача как раз перед самым нашим носом. Дзэн — это жизнь, полная активных действий, а не пассивного ничегонеделания. Но действия должны быть основаны на реальности. Когда действия основаны на ложной системе мыслей (основанных на нашей обусловленности), это плохая основа. Когда же мы смотрим сквозь систему мыслей, то можем увидеть, что нужно делать.

То, что мы делаем, это не новое программирование самих себя, но освобождение от всякой запрограммированности. Этого можно достичь только увидев, что все программы не соответствуют действительности. Но смысл сидения как раз в том и состоит, чтобы не следовать никакой программе. Предположим, вы содержите программу «Я неуверен в себе». Предположим, вы решаете заменить эту программу на «Я уверен в себе». Ни одна из этих программ не может по-настоящему выдержать давления жизни, потому что обе они включают «я». И это «я» слишком хрупкое создание — на самом деле, нереальное — и его легко сбить с толку. В действительности, никогда не существовало никакого «я». Весь смысл заключается в том, чтобы увидеть, что оно пусто, что это иллюзия, и это не то же самое, что разрушить его. Когда я говорю, что оно пусто, я имею в виду, что оно не является лежащей в основе реальностью. Это просто то, что создано эгоцентрическими мыслями.

Заниматься практикой Дзэн далеко не так просто, как говорить о ней. Даже те ученики, которые имеют ясное представление о том, что они делают, временами пытаются убежать от основной практики. Тем не менее, когда мы сидим хорошо, все остальное не должно нас касаться. Итак, независимо от того, продолжаем мы свое сидение пять лет, двадцать лет или только начинаем его, важно делать это очень тщательно.

 

ОГОНЬ ВНИМАНИЯ

Практика предназначена для того, чтобы разрушить наше исключительное отождествление с собой. Этот процесс иногда называется очищением ума. «Очищение ума» не означает, что вы станете святым или другим, чем вы есть. Это значит — соскоблить все то, что удерживает личность от того, чтобы функционировать наилучшим образом.

В Библии сказано: «Он подобен очищающему огню». Это распространенная аналогия, которую можно найти и в других религиях. Сидеть на сесине — это значит быть в центре очищающего огня. Роси Эйдо однажды сказал: «Дзэндо — это не мирные небеса, а печь для сжигания эгоистических заблуждений». Дзэндо — не место для переживания блаженства и релаксации, а печь для сжигания эгоистических заблуждений. Какой инструмент мы должны при этом использовать? Только один. Все мы слышали о нем, но используем его очень редко. Называется он внимание.
Внимание — это оружие, которое режет и жжет. Практика заключается в том, чтобы как можно лучше использовать это оружие. Ни у кого из нас нет большого желания его использовать, но если мы это делаем — даже в течение нескольких минут — происходит некоторое очищение и выжигание. Все задачи практики сводятся к тому, чтобы увеличить способность быть внимательными, не только во время дзадзэна, но и в любой момент нашей жизни. Когда мы сидим, мы постигаем, что концептуальный процесс мышления является игрой воображения. И чем больше мы это постигаем, тем больше возрастает способность уделять внимание действительности. Один из великих китайских учителей, Хуан По, сказал: «Если вам удастся избавиться от концептуального мышления, вы сможете достичь всего. Но если вы, ученики, следующие этим Путем, в один прекрасный момент не избавитесь от концептуального мышления, сколько ни старайтесь, вы никогда ничего не достигнете». Мы «избавляемся от концептуального мышления», когда в результате настойчивого наблюдения осознаем нереальность своих эгоцентрических мыслей. Тогда мы можем оставаться беспристрастными и по существу неподверженными влиянию этих мыслей. Это значит не зависеть от обстоятельств и не поддаваться им.

Мы никоим образом не «беспристрастны и по существу не подвержены влиянию» всего того, что происходит. Так что крайне важно помнить, что основная цель сесина — сжигание мыслей на огне внимания, чтобы жизнь могла быть беспристрастной и неподверженной влиянию внешних обстоятельств. Сделать это — задача нашей практики. Если вы действительно сожгли привязанности, нет никакой необходимости сидеть. Но я не думаю, чтобы кто-то мог это утверждать. Мы нуждаемся в ежедневном дзадзэне соответствующей продолжительности, во время которого мы должны направлять внимание на то, что происходит в наших уме и теле.

Ум успокаивается, потому что, вместо того чтобы в нем потеряться, мы его наблюдаем. Потом дыхание становится глубже и, когда действительно разгорается огонь, не остается ничего, чего бы он не мог уничтожить. Когда огонь становится достаточно горячим, не остается никакого «эго», потому что теперь огонь сжигает все. Не остается никакого разделения на себя и остальных.
Мы должны сидеть каждый день. Даже десять минут сидения лучше, чем ничего.

«На высохшем дереве распустился цветок». Когда все, что человек старается удержать и на что надеется, заканчивается, приходят мудрость и сострадание.

мы даже не можем полностью владеть своим собственным телом. Любое напряжение в теле означает, что мы не можем им владеть.

Но тому, кто недостаточно готов к такого рода усилиям, может быть, лучше заняться другой практикой. К этому нужно относиться очень осторожно — преждевременное переживание просветления не обязательно дает хорошие результаты. Для такого переживания необходимо осознать, что мы — это ничто (не-эго) и что во всей вселенной не существует ничего, кроме постоянных изменений. Мы сталкиваемся с той огромной стихийной силой, которую из себя представляем. Осознать это тогда, когда вы к этому готовы, — значит получить освобождение. Но для тех, кто к этому не готов, — это полное уничтожение. И даже те, кто готов к такому переживанию, могут потратить много лет на практику над теми уровнями созревания, которые были обойдены, чтобы очистить их.

Многие учителя имеют огромный опыт работы с продвинутыми состояниями, но не с ранними уровнями. Конечно, они видят. Но это же видение, не интегрированное с самого начала, вместо гармонии и покоя может причинить вред.
Может казаться, что переживание просветления подобно куску праздничного пирога. «Как интересно! Я хочу это получить!» Но некоторые рассказывают об этом переживании как о страшной вещи. Пока конструкция не окрепла достаточно для того, чтобы его вынести, она может разрушиться вся целиком.

Единственное, о чем я прошу вас, это быть терпеливыми. Добиться сбалансированного развития непросто. Когда мы сидим, мы начинаем понимать, как сложно мы устроены. И в наших сложных я есть различные завихрения. Чтобы избавиться от них, нужно обратиться к специалистам из других областей. Дзэн не может справиться со всем на свете. Мы не можем слишком быстро увидеть слишком многое.

И вообще, зачем говорить о просветлении? Когда человек готов к этому, когда у человека есть твердое стремление узнать это, и учителю и ученику совершенно очевидно, что делать дальше. Поэтому я прошу вас пересмотреть свои мысли о желании достичь просветления и обратить все внимание на работу, которую нужно делать со всей твердостью и пониманием. Когда вы терпеливо практикуете, энергия постепенно растет и жизнь становится более целостной.

Все время мы должны возвращать свои мысли к настоящему. Это усиливает энергию. Все время мы должны по-настоящему осознавать, что ум блуждает в мечтах. Это осознание медленно и постепенно развивает энергию. И потом наступает истинное спокойствие и очищение ума и тела. Это совершенно очевидно — мы узнаем таких людей, достаточно лишь взглянуть на них.

Если мы хорошо занимаемся практикой, нам открывается долгий путь, возможно с переживанием просветления, которое сможет осветить этот путь, — и это прекрасно. Но не следует недооценивать непрерывной работы над всеми теми иллюзиями, которые постоянно прерывают путешествие. Присмотритесь, например, к пастушеским картинкам (Пастушеские картинки — традиционная серия рисунков, изображающих развитие практики от иллюзий до просветления. Содержание картинок — человек, который укрощает дикого быка): человек хочет перепрыгнуть из единицы в десятку. Но мы можем находиться в девятке и опять сползти в двойку. Продвижение не всегда бывает постоянным и твердым. В течение нескольких часов мы можем находиться в десятке, а на следующий день опять оказаться в двойке. Ум опять уходит от чистоты и покоя — но пусть кто-нибудь осудит нас за это!

«На высохшем дереве распустился цветок». Или в Библии: «Если ты не умрешь, ты не сможешь родиться вновь». Конечно, практика — это медленное умирание (утрачивание интереса, приобретение равнодушия), шаг за шагом, постепенное разотождествление с чем бы то ни было, что нас успело захватить. Если мы чем-то захвачены, мы не можем стать равнодушными. Или же обратите внимание на своего мужа, друга или подругу — на того, в ком вы нуждаетесь. Чем больше вы практикуете, тем меньше становится эта потребность. Любовь становится больше, а потребность меньше. Мы не можем любить то, в чем нуждаемся. Если мы нуждаемся в одобрении, то не сможем достичь равнодушия. Если мы считаем себя неполноценными и стремимся к лакейским занятиям, мы не можем быть равнодушными. Если мы нуждаемся в том, чтобы нас воспринимали определенным образом, мы не можем быть равнодушными. Если мы хотим, чтобы все происходило так, как нам хочется, мы не можем быть равнодушными. Ни в одном из этих случаев мы не можем быть равнодушными. Я всякий раз осознаю свои привязанности, но слишком часто не могу на них воздействовать. Но достичь равнодушия — это значит, что они исчезнут. В этом смысле по-настоящему просветленное существо — это не человек. Я не знаю никого, кто бы был таким. В течение своей жизни мне приходилось встречать нескольких замечательных людей, но я пока не встретила никого, кто бы соответствовал этому определению. Так что давайте довольствоваться тем, чтобы быть там, где мы есть, и упорно работать. Быть теми, кто мы есть в данный момент времени, — это и есть совершенство.

Если мы все меньше и меньше отождествляемся с чем бы то ни было, мы можем охватить в жизни все больше и больше. Это и есть обет бодхисаттвы И это действительно то, чему посвящена практика дзэн. Сидение — это и есть путь, поэтому давайте добросовестно продолжать практику со всем, что у нас есть. Все, что я могу, — это быть тем, кто я есть именно сейчас. Я могу испытать это и работать с этим. Вот и все, что я могу сделать. Все остальное — мечты эго.

ЦЕНА ПРАКТИКИ

И практика никогда не будет настоящей, пока мы не осознаем, что не хотим вообще ничего платить. Как ни печально, пока мы от этого ускользаем, мы отрезаем себя от того чуда, которым является жизнь и которым являемся мы сами. Дорогой бриллиант нельзя получить бесплатно. Его нужно заработать ценой постоянной практики.
Нужно зарабатывать его каждое мгновение своей жизни.
Но если хорошо разобраться, это вообще не плата, а привилегия. По мере совершенствования практики мы все лучше и лучше это понимаем.
Обучение — выплата цены — должно занимать двадцать четыре часа в сутки.

ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ

Некоторые методы лечения направлены на то, чтобы вместо несчастливого эго мы получили счастливое эго. Но практика Дзэн (и, вероятно, некоторые другие дисциплины или методы лечения) может помочь нам вместо несчастливого эго получить не-эго, что и означает радость.
Хотя мы и не знакомы с понятием, противоположным я (не-я), давайте попробуем представить, что жизнь нс-я возможна. Не-я не означает, что солнце исчезнет или прекратится существование. Оно и не эгоцентрично и не направлено на других, оно просто сконцентрировано. Жизнь не-я сконцентрирована не на чем-то конкретном, а на всем сразу, то есть оно ни к чему не привязано, так что характерные особенности я не могут проявиться. Вы не волнуетесь, не беспокоитесь, вы не ощетиниваетесь и не расстраиваетесь и, самое главное, вы уже не теряете ориентацию. Поэтому быть не-я — значит быть радостным. И не только это. Не-я, поскольку оно противоположно понятию ничто, благотворно для всего.

Однако для огромного большинства практика состоит в том, чтобы вести упорядоченную жизнь, неустанно растворяя я. И первый шаг, который нужно сделать, — это перестать быть несчастными и стать счастливыми. Почему? Потому что вообще не существует способа, с помощью которого несчастный человек, то есть человек, которому причиняют беспокойство он сам, другие или какие-нибудь ситуации, мог бы достичь состояния не-я. Так что первый этап практики должен заключаться в том, чтобы из несчастного стать счастливым, и первые годы занятия дзадзэн направлены главным образом на это. Тем не менее мы не можем (и не должны пытаться) перепрыгнуть переход из относительно несчастного состояния к относительно счастливому.
Почему я говорю «относительно» счастливое? Не имеет значения, насколько мы чувствуем себя «счастливыми». Если жизнь основана на эго, окончательное освобождение невозможно. Почему невозможно окончательное освобождение в жизни, основанной на эго? Потому что такая жизнь основана на ложной предпосылке — на предпосылке о том, что мы есть эго.

Осознание своей истинной природы как не-я — состояние Будды — это и есть результат, который достигается с помощью дзадзэн. Именно по этому пути идет практика. Самое важное (потому что только это приносит истинное удовлетворение) — следовать по этому пути. Когда мы решаем вопрос своей истинной природы — я или не-я — вся основа нашей жизни должна измениться.
Но для того, чтобы серьезно включиться в практику, необходимо обладать каким-то уровнем относительного счастья и стабильности. Тогда можно пробовать переходить к следующему этапу — разумной, настойчивой фильтрации различных особенностей ума и тела. Мы начинаем различать свои характерные особенности — мы начинаем видеть свои желания, свои надежды, побуждения эго, и начинаем осознавать, что эти особенности, эти желания, эти неистребимые привычки — и есть то, что мы называем я. Если практика продолжается, и мы начинаем понимать пустоту и непостоянство этих особенностей, мы обнаруживаем, что можем отказаться от них. Мы не должны стараться отказаться от них. Они просто постепенно пойдут на убыль, поскольку, когда мы что-нибудь осознаем, свет этого осознания уничтожает фальшь и подчеркивает истину. С уничтожением некоторых наших шаблонов может начать проявляться не-я — которое присутствует всегда — и вместе с ним будет увеличиваться спокойствие и радость.

Хотя об этом процессе и легко говорить, часто он пугает, гнетет или приводит в уныние. Все, что мы долгие годы считали своим, подвергается нападению. Когда происходит такое изменение, мы можем испытывать невероятный страх. Разговоры об этом могут привести вас в восторг, но настоящее «делание» может вселять ужас.
Тем не менее те, кто терпеливо и настойчиво занимается практикой, становятся более спокойными, полнее ощущают радость, у них возрастает способность вести полезную жизнь, полную сострадания. И жизнь, которую вечно портили внешние обстоятельства, незаметно изменяется. …Но даже в этом случае у нас сохраняется ощущение возросшего душевного равновесия и понимания, появляется чувство удовлетворенности.

Для того чтобы несмотря на серьезные трудности, продолжать практику, нужно быть терпеливым, настойчивым и мужественным. Почему? Потому что обычный образ жизни — поиски счастья, борьба за удовлетворение желаний, стремление избежать душевной и физической боли — в результате настойчивой практики всегда расшатывается. Мы начинаем понимать всем своим нутром, а не просто мозгом, что радость жизни — это не поиски счастья, а переживание и просто пребыванием обстоятельствах, таких, как они есть. Что это не удовлетворение личных желаний, а удовлетворение потребностей самой жизни, не стремление избежать боли, а переживание боли тогда, когда это необходимо. Слишком много? Слишком тяжело? Наоборот, это легкий путь.
Пока мы строим жизнь только с помощью ума и тела, мы можем быть всего лишь психологически обусловленными существами. Мы думаем, мы надеемся, нам можно причинить боль, нас можно расстроить. Но настоящее решение должно прийти из измерения, которое в корне отличается от психологического. Ключом к пониманию этого является практика непривязанности, развитие не-я.
В конечном счете мы поймем, что не существует ни пути, ни способа, ни решения, потому что с самого начала наша природа есть путь, прямо здесь и прямо сейчас. И поскольку пути нет, практика — это бесконечное следование по этому не-пути — и без всякого вознаграждения. Потому что не-я — это все и оно не нуждается в вознаграждении: не имея начала, оно само по себе полностью реализовано.

 

Глава III ЧУВСТВА
УВЕЛИЧИВАТЬ СВОЙ КОНТЕЙНЕР

Если вы можете (это очень трудно делать, когда вы рассержены), отмечайте эти мысли. Почему это трудно? Когда нами владеет злость, возникает огромный блок, который препятствует практике: мы не хотим заниматься практикой, мы предпочитаем тешить свою гордость, приводить «правильные» аргументы, добиваться «правильных» результатов. («Не ищите Правды — просто перестаньте дорожить мнениями».)
Если вы по-настоящему отстранитесь и понаблюдаете — а, как я уже говорила, это крайне трудно сделать, когда вы злитесь, — вы сможете со временем видеть мысли просто как мысли (нереальные), а не как истину. Иногда мне приходилось проходить через этот процесс десять, двадцать, тридцать раз прежде, чем мысли, наконец, успокаивались. Когда мне удается это сделать, с чем я остаюсь? Я остаюсь с непосредственным переживанием физической реакции в своем теле, так сказать, с остатком. Когда я непосредственно переживаю этот остаток (как напряжение, сжатие), когда в этом непосредственном переживании отсутствует раздвоенность, я постепенно вхожу в измерение (самадхи), которое знает, какие действия предпринять. Оно знает, какое действие является самым лучшим, и не только для меня, но и для других. Прямой результат образования Большего Контейнера — ощущение «единства».
как мы на самом деле отделяем себя от других? Как? Гордость, в результате которой рождается гнев — вот что отделяет нас. И решение этой проблемы — практика, во время которой мы переживаем эту разделяющую эмоцию как вполне определенное состояние тела. Когда мы это делаем, появляется Больший Контейнер.
Сначала это пространство крайне ограниченно, потом оно становится чуточку больше, потом еще больше. И никогда нельзя прекращать его рост. Состояние просветления — это и есть огромное сочувствующее пространство. Но сколько бы мы ни жили, мы обнаруживаем, что размеры нашего контейнера имеют пределы. Это именно те моменты, которым следует посвящать свою практику. А как же мы можем узнать, где находятся эти ограничивающие точки? Когда мы расстраиваемся или злимся, пусть даже не очень сильно, мы находимся в этой точке. Здесь нет ничего таинственного. Эффективность практики состоит в том, насколько большой контейнер будет создан.
Занимаясь практикой, мы должны быть снисходительны к себе. Мы должны понимать, когда не расположены делать это. Нет человека, у которого всегда было бы желание этим заниматься. И ничего страшного, если иногда мы этого не делаем.
Практика создания Большего Контейнера — духовная практика по самой своей сути, потому что этот контейнер по существу—ничто. Больший Контейнер — это не вещь, осознание — не вещь, свидетель — не вещь. Нет никого, кто играл бы роль свидетеля. И тем не менее то, что может быть свидетелем для моего ума и моего тела, должно быть чем-то другим, чем мои ум и тело. Когда я могу в состоянии гнева наблюдать свои ум и тело, кто это «я», которое ведет наблюдение? Оно показывает, что я — это нечто другое, чем мой гнев, нечто большее, чем мой гнев, и это знание дает возможность строить Больший Контейнер, расти. То, что должно увеличиваться, — это способность наблюдать. А то, что именно мы наблюдаем, — всегда вторично. Не важно, что мы расстроены, важна способность наблюдать это состояние расстройства.
Когда растет способность, во-первых, наблюдать, а во-вторых, переживать, развиваются одновременно два фактора: способность быть свидетелем, способность наблюдать жизнь такой, как она есть (а не такой, как мне хотелось бы, чтобы она была), и сочувствие, естественная реакция, которая возникает в результате того, что мы видим жизнь такой, как она есть. Мы не можем сочувствовать никому и ничему, если в нашу встречу с этим замешана гордость или гнев. Тогда это сразу становится невозможным. По мере создания Большего Контейнера растет и сочувствие.

И тем не менее я считаю, что в этом процессе очень важно, чтобы он не протекал слишком быстро. Если все происходит столь быстро, я думаю, процесс следует замедлить. чем тежелее было детство и чем больше нас в детстве подавляли, тем, по-видимому, важнее, чтобы прорыв происходил медленно. При этом помните, что не так уж плохо относиться к этому с юмором. По существу, мы никогда ни от чего не избавляемся. Мы не должны стараться избавиться от всех своих невротических склонностей: то, что мы делаем, — это видим, до чего они на самом деле смешные. И часто становятся просто предметом для шуток других людей. Это чистое безумие. И это же, конечно, относится и к нам самим. Но по-настоящему мы никогда не видим, что мы безумны, — это и есть гордость.

Практика — нелегкая вещь. Она должна преобразовать жизнь. Но если вы наивно считаете, что можно добиться такого преобразования, не заплатив за него, вы обманываете себя. Не приступайте к практике, пока не почувствуете, что нет больше ничего на свете, чем бы вы хотели заняться. Не приступайте к практике, пока не почувствуете, что должны это сделать. Настоящая практика требует огромного мужества.
Чтобы заниматься практикой Дзэн, должна возникнуть потребность в определенном образе жизни.
Я, как учитель, могу, конечно, облегчить практику и поддержать ваши усилия. Но я никому не могу дать начальной решимости, а именно она должна поддерживать вас в практике.
Но если вам не хочется настолько посвящать себя практике, это не значит, что это плохо. Я хочу обязательно это подчеркнуть. Иногда нужно еще лет десять побездельничать, когда жизнь продолжает преподносить уроки, прежде, чем созреть для интенсивной практики.

«НЕ ГНЕВАЙТЕСЬ»

Дхармические разговоры — это совсем не обязательно что-то такое, что нужно понять до конца. Если они будоражат и приводят в замешательство, то иногда это как раз то, что нужно. Например, произнося фразу: «Все совершенно именно такое, какое оно существует». Совершенно? Поступает наилучшим образом? Вы считаете, что кто-то, кто творит ужасные вещи, поступает наилучшим образом? Пользуясь словами, мы получаем ужасную неразбериху в жизни и в практике.
В действительности, жизнь усложняется потому, что мы путаем свои концепции (которые сами по себе абсолютно необходимы) с реальностью. Дхармические разговоры ставят под сомнение наши привычные концепции. И используя слова в некотором конкретном смысле, мы добавляем множество сложностей, но именно это как раз и хорошо.
люди неправильно понимают заповеди, которые преподносятся в виде запретов, вроде «ты не должен». И это действительно совсем не то, чем они вообще являются.
...Так вот, наши столкновения с жизнью, с другими людьми и событиями подобны столкновениям с пустой лодкой. Но мы воспринимаем жизнь совсем иначе.
Практикуя, мы не должны упускать никаких небольших невротических причуд.
практика, доведенная до высокого уровня совершенства, это способность быть вместе с жизнью и быть в ней такой, как она есть.
... Это не значит, что она должна стать другой: она совершенна именно такая, какая есть. И я сама. И вы. Каждый. Эта область расширяется, но всегда есть точка, в которой мы не можем видеть совершенства, и именно в этой точке протекает практика. С течением жизни точка отсечения смещается, но никогда не исчезает. Эта точка существует всегда. побыть здесь и умереть. Возникнуть, побыть здесь и умереть.
Мелочи жизни не слишком беспокоят меня. Я наслаждаюсь мелочами, которые продолжают идти своим чередом. Они забавны! Но что можно сказать о точке отсечения? Она там, где есть практика. И понять это и работать с ней, помня также о том, что большую часть времени мы очень не хотим работать с ней — это тоже практика.
Когда мы становимся более чувствительными к жизни и к тому, что она есть на самом деле, мы уже не можем убежать. Мы можем попытаться сделать это на время, и большинство пытается делать это, пока удается. Но невозможно все время убегать. Никаких фантазий. Осознайте точку отсечения. Она есть у каждого. Вы можете отвернуться от нее и отказываться ее замечать, но если вы это сделаете, вы не будете расти и жизнь вокруг тоже не будет расти. Но, скорее всего вы не сможете убегать от этого слишком долго.
Будда сказал: «Весь мир — мои дети». Суть в том, чтобы двигаться к точке отсечения: мы должны практиковать каждый раз, когда не можем считать «весь мир своими детьми».

СТУДЕНТ: А если продолжить эту аналогию еще на один шаг: сказать, что ребенок не дает вам пинка, а поджигает дом?
ЙОКО: Что ж, остановите его! Заберите спички!

Переживая гнев не с помощью слов, а физически. Вы не можете заставить его пройти, но вы обязательно должны не позволить ему перейти на других.
СТУДЕНТ: Я хочу продолжить аналогию с лодкой: если я вижу, что на меня плывет лодка и в ней кто-то есть, я, вероятно, начну кричать «Остановитесь и Держитесь подальше!» Если же лодка окажется пустой, я возьму весло и оттолкну ее в сторону, чтобы она не столкнулась с моей.
ЙОКО: Правильно, мы предпримем соответствующие действия.
СТУДЕНТ: Но часто мы кричим в любом случае, даже если это пустая лодка, наш путь во Вселенной или что бы то ни было еще!
ЙОКО: Вы можете кричать, но есть разница между мгновенной реакцией и тем, чтобы думать об этом на протяжении следующих десяти миль.
лодка всегда пуста. Опять-таки, дело в том, что чем больше мы практикуем, тем реже возникает гнев. Не потому, что мы говорим: «Я не буду гневаться» — это как раз не та реакция, которая возникает. Мы чувствуем иначе и даже не знаем почему.
СТУДЕНТ: Что произойдет со мной, если случится какая-нибудь трагедия: «Я этого не заслуживаю», «Мой друг этого не заслуживает», «Как это могло произойти?» Я буду воспринимать это как несправедливость и начну отгораживаться от нее.
ЙОКО: Правильно. Это очень трудно. Очень-очень трудно. И тем не менее это возможность для практики.

Вспомните два стихотворения Пятого Патриарха — одно о бесконечном полировании зеркала, а другое о том, чтобы увидеть, что с самого начала не было никакого зеркала, которое нужно полировать. Большинство людей считают, что поскольку второе понимание — правильное, то первое было бесполезным. Но это не так, практика парадоксальным образом является именно первым. Полировкой зеркала. Точка отсечения там, где вы полируете зеркало. Это абсолютно необходимо. Потому что, только делая это, мы постепенно начинаем видеть совершенство всего вокруг, именно такого, как оно есть. Мы не можем увидеть этого, пока не пройдем через суровую, строгую практику.

если гнев — это то, что вы есть, испытывайте его. В конце концов, это реальность момента. Так что, если вы притворяетесь, что не испытываете гнева и прикрываетесь при этом заявлением типа «Не гневайся», у вас нет шансов узнать, что такое на самом деле гнев. Другая сторона гнева, если вы испытаете его пустоту и пройдете через нее, это всегда сострадание. Если мы действительно пройдем через это.

ЛОЖНЫЙ СТРАХ

Один вид страха — обычный страх: это реакция на физическую угрозу. Мы реагируем на нее действием — убегаем, боремся, вызываем полицию. Обязательно что-то делаем — это обычный, естественный страх. Но большинство наших жизненных тревог основано не на нем, они основаны на ложном страхе.
Ложный страх существует потому, что мы видим свое «я» как отдельную сущность.
И благодаря страху, который возникает на основании этой ложной картины, мы не можем действовать сколько бы то ни было разумно: нами манипулирует страх. Когда мы «составили мнение» о ситуации или человеке, действия основываются на ошибочном суждении — на ложном представлении, что существует «я», отдельное от действия. Из такого я-думания вырастает специфическая система оценок. Мы стремимся ценить только тех людей или те события, которые, как мы надеемся, будут поддерживать или способствовать спокойной и безопасной жизни «я». Мы разрабатываем различные стратегии, чтобы сохранить «я». Возникает чувство, что «Я вынужден любить себя», «Я вынужден быть хорошим по отношению к себе», «Я вынужден быть хорошим по отношению к вам». В основе этих суждений лежит ужасный страх, страх, что ничего этого не будет. Мы обладаем ложным «я», которое пытаемся любить и защищать. Мы тратим большую часть жизни, играя в эту бесполезную игру. «Что должно случиться? Как это будет? Смогу я с этим что-нибудь сделать?» Я, я, я — иллюзорная игра ума. Мы теряемся в ней.
Можно предположить, что стоит увидеть, что это игра, и с ней будет покончено — но нет. Мы должны посмотреть на эту проблему под другим углом, войти через заднюю дверь. Прежде всего мы должны осознать свои иллюзии. Древние тексты учат: озарите ум, дайте свет, будьте внимательны. Это шикан — просто сидеть, просто переживать, просто знать, что все это иллюзии (все предложения с «я» в качестве подлежащего).
Это не те «я», которые слушают птиц, они действительно слушают птиц. Позволяйте себе видеть, слышать, думать. Именно это и есть сидение. Фальшивое «я» подменяет чудо постоянным желанием думать о «я». И именно тогда, когда происходит чудо: поют птицы, продолжаются ощущения тела, сердце бьется... Каждая секунда жизни — это чудо. Но думая о я, мы упускаем его. Так что давайте сидеть с тем, что может показаться неразберихой. Чувствовать это, быть этим, ценить это. И тогда мы чаще начнем рассеивать ложные мечты, которые затмевают жизнь. И вот, что это?

Если существует хотя бы одно впечатление, которое вошло в вашу жизнь и осталось невоспринятым, значит, в эту секунду вы чуть-чуть приблизились к смерти (что-то в вас умерло).
Заботиться о каждой секунде. Вот что это такое. Не занимайте при этом свой ум чем-нибудь еще: не делайте наполовину ничего.

мы, по сути, отдаем свою жизнь этим напрасным мыслям и фантазиям.
Нет ничего плохого в мечтах и фантазиях. Просто не нужно держаться за них, нужно уметь видеть их нереальность и вовремя отвернуться. Оставайтесь только с тем, что действительно реально: ощущением дыхания, тела, того, что вас окружает.
Никто не хочет отказываться от своих надежд. И, надо быть честным, никто и не собирается отказываться от них от всех сразу. Но могут быть периоды, когда в течение нескольких минут или нескольких часов все остается таким, как оно есть, все течет так, как оно течет. И мы ближе соприкасаемся с тем единственным, что есть всегда, — со своей собственной жизнью.
Итак, если практика проходит таким образом, какое вознаграждение мы получаем? Если практика действительно такова, она охватывает все, что у нас есть. Что мы получаем в результате? Ответ один: ничего. Так что, оставьте надежды. Мы ничего не хотим получить. Мы получим, конечно, собственную жизнь, но мы ее уже получили. Эта жизнь и есть нирвана. А где же, по вашему мнению, она находится?

 

ЛЮБОВЬ

Мендзан Дзэньи (1683 — 1769 г.) был одним из величайших знатоков Сото дзэн. Больше чем просто одним из старейших мастеров — он придал ясность практике. Он говорит: «Когда благодаря практике вы до конца поймете реальность дзадзэн, застывший блок эмоции-мысли расплавится сам по себе». Однако он продолжает: «Если вы думаете, что вы сможете отсечь иллюзорную мысль вместо того, чтобы понять, как плавится эмоция-мысль, эмоция-мысль вернется, как если бы вы отрезали стебель былинки или ствол дерева и оставили живым корень». «Эмоция-мысль является корнем заблуждений, упорной привязанности к одностороннему мнению, созданному нашим обусловленным восприятием».

Большая часть практики в Центре посвящена пониманию того, как плавится эмоция-мысль. Прежде всего, мы должны увидеть, что это такое. Это эмоциональные, сконцентрированные на себе мысли, которые мы все время плавим. Их отсутствие, утверждает он, и есть состояние просветления. Все без исключения, мы захвачены эмоциями-мыслями, но степень этой захваченности может быть очень разной. Существует большая разница между тем, кто захвачен ими девяносто пять процентов времени, и тем, кто захвачен пять процентов времени.

Строго говоря, взаимоотношения существуют со всем — с чашкой, с пледом, с горами, с людьми. Но сегодня мы будем говорить о взаимоотношениях с людьми, потому что, похоже, они вызывают больше всего трудностей. В этих взаимоотношениях всегда есть немного искренней любви и немного ложной. Насколько искренна наша любовь, зависит от того, как проходила наша практика с ложной любовью, которая вскармливает эмоцию-мысль ожиданий, надежд и стремлений к улучшению. Когда мы не видим пустоты эмоции-мысли, мы ждем от взаимоотношений, что они помогут нам чувствовать себя лучше. ...И, тем не менее, бессмыслица эмоции-мысли доминирует в жизни.

В частности, если говорить о романтической любви, эмоции-мысли просто отбиваются от рук. Я ожидаю от своего партнера, что он будет поддерживать мое идеализированное представление о себе. И когда он перестает это делать (что рано или поздно обязательно произойдет), я говорю: «Медовый месяц кончился. Что с ним случилось? Я не могу выносить того, что он делает». И я начинаю удивляться, почему я так несчастна. Мой партнер больше меня не удовлетворяет, он не отражает моего надуманного представления о себе, он не способствует моему комфорту и удовольствию. Ни одно из этих эмоциональных требований не имеет ничего общего с любовью. Когда картина разрушается — а это всегда происходит при более близких взаимоотношениях, — такая «любовь» обращается во враждебность и ссоры.

Итак, если мы вступаем в близкие взаимоотношения, время от времени мы должны быть готовы испытывать боль, потому что никакие взаимоотношения не удовлетворяют нас полностью. Нет никого, кто бы доставлял нам все те удовольствия, которые нам хочется получить. Что же делать в случае такого разочарования? Направлять практику на то, чтобы подходить ближе и ближе к переживанию своей боли, разочарования, разбитых надежд и разрушенных представлений. И это переживание абсолютно невыразимо словами. Мы должны наблюдать за содержанием мысли до тех пор, пока оно не станет настолько нейтральным, что мы сможем войти в прямое и невербальное переживание разочарования и страдания. Когда мы переживаем страдание непосредственно, начинается плавление ложной эмоции и возникает настоящее сострадание.

Выполнять обещания — это единственное, что мы можем делать для других. Чем дольше длится практика, тем более открытой и любящей становится душа. Когда развитие завершено (что означает, что в этом мире нет ничего, что вы взялись бы осуждать), это и есть состояние просветления и сострадания. Цена, которую мы должны за это заплатить, — это практика в течение всей жизни со своей привязанностью к эмоции-мысли — препятствию для любви и сострадания.

 

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ, ИСКАНИЯ

Каждое мгновение жизни представляет собой взаимоотношение. В мире нет ничего кроме взаимоотношений. В данный момент я нахожусь во взаимоотношениях с ковром, с комнатой, с собственным телом и голосом. Каждая секунда моего существования состоит из одних лишь взаимоотношений. В процессе практики в жизни происходят два основных изменения. Во-первых, возрастает ощущение взаимосвязи со всем, что происходит каждое мгновение, и во-вторых, увеличивается осознание ответственности за эту взаимосвязь.
Мы начинаем поиски, когда ощущаем нехватку чего-либо в своей жизни. В традиционном понимании мы ищем Бога, а в более современном — «истинную сущность» или «истинную жизнь».

С помощью практики мы пытаемся достичь того, что называется «просветленным» состоянием. Это и является неявной целью наших исканий. Вы должны пересмотреть собственные представления о поиске. Практика поможет в этом. Просветление невозможно найти. Однако нам все-таки кажется, что поиски необходимы. Так чем же мы занимаемся?
Я нахожусь в центре своей жизни, но пребывание в центре не слишком меня интересует. Что нам останется, если мы прекратим все поиски? Мы останемся лишь с тем, что все время находится прямо здесь, в центре жизни. За всеми поисками скрываются страдания и беспокойство. В то мгновение, когда мы осознаем это, мы понимаем, что смысл не в самих исканиях, а в страданиях и беспокойстве, которые их порождают. Все поиски заканчиваются на одном и том же этапе — на разочаровании. Это хороший этап.
И мы снова и снова возвращаемся к разочарованию, которое находится в центре. Что же кроется за поисками? Страх. Беспокойство. Страдание. Нам больно, и мы ищем, чтобы облегчить боль. Мы начинаем понимать, что боль вызвана нашими собственными щипками. Эта мысль приносит облегчение и даже покой. Внутренний покой, которого мы так отчаянно ищем, состоит в осознании простого факта: — я причиняю боль самому себе, никто другой не может сделать этого.

Таким образом, мы оставляем поиски и понимаем, что практика — это не поиск.
Невозможно избавиться от желаний путем исканий, их можно преодолеть, лишь осознав то, на чем они основываются.
Практика и состоит в том, чтобы, оставаясь занятым и измотанным, просто воспринимать свое состояние.
Добровольное принятие практики вырастает обычно из убежденности, что больше ничего нельзя сделать. На принятие этого решения может уйти двадцать пять лет. Итак, существует два вопроса. Понимаю ли я необходимость практики? Знаю ли я, что представляет собой практика?
Уязвимость означает, что я не закрываю дверей даже тогда, когда мне больно. Я стремлюсь оставить двери открытыми для того, чтобы обеспечить себе возможность убежать, ощутив боль. Однако никакая боль не должна быть оправданием для побега. Каждое мгновение истина там же, где и мы. Каждый раз, оставляя открытой дверь, мы проявляем ту часть себя, которая не желает вступать во взаимоотношения ни с чем, стремясь выскочить в эту дверь. Мы ищем истину, вместо того чтобы воспринимать собственное беспокойство и страдание там, где мы находимся в данный момент.

ПРАКТИКА ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Сознание прошлого неосязаемо;
Сознание будущего неосязаемо;
Сознание настоящего неосязаемо.
Алмазная сутра.

Хороший дзадзэн означает постоянное, незримое, постепенное совершенствование, — движение от грубых уровней ко все более и более тонким, появление способности видеть сквозь то, что называется личностью. Мы начинаем реально относиться к разуму, телу, мыслям, чувствам, восприятию — всему, что, по нашему представлению, составляет самость.
Можно сказать, что взаимоотношения являются открытой дверью к нашей истинной самости — ее отсутствию. Страхи постоянно заставляют нас стучаться в раскрашенную дверь мечтаний, надежд и амбиций. Мы избегаем распахнутых ворот и раскрытых дверей восприятия того, что есть, чем бы оно ни было.
Только умный, терпеливый и энергичный человек способен найти точку, вокруг которой вращается Вселенная. Истина в том, что нет никакой жизни, есть только мы, творящие собственные страдания.
Как сказал Третий патриарх, в такой вневременной любви и сострадании «нет ни вчера, ни завтра, ни сегодня».

ВОСПРИЯТИЕ И ПОВЕДЕНИЕ

Под восприятием я понимаю то первое мгновенное взаимодействие с жизнью, когда сознание еще не включилось. Прежде чем подумать: «Эта рубашка красная», я просто вижу ее. Кроме этого, можно просто слышать, просто осязать, пробовать, думать. Это абсолют. Можете называть его Богом, природой Будды или как вам будет угодно. Подобное восприятие, пропущенное сквозь фильтр человеческого механизма, и составляет мир. Ни во внешнем, ни во внутреннем мире нам бы не удалось указать ни одного явления, которое не проявлялось бы через восприятие.
Итак, мы отделили понимание — Бога, природы Будды, абсолюта — от мира, который возникает мгновенно и является обратной стороной понимания. В действительности, эти две стороны являются одним. Понимание, и то, что мы называем миром, ничем не отличаются. Если бы мы могли осознать это» в нашей жизни больше бы не было проблем. Нам стало бы совершенно ясно, что нет ни прошлого, ни будущего, а все наши беспокойства — нонсенс.
В большинстве случаев мы имеем лишь смутное представление о собственном восприятии. Однако к моменту, когда мы наблюдаем событие, оно обычно заканчивается, восприятие же никогда не бывает в прошлом. Именно поэтому сутры говорят, что мы не можем прикоснуться к этому, увидеть это, услышать и подумать о нем, потому что любой нашей попытке мешает время и раздробленность (нашего феноменального мира). Тот, кто действительно является мной, просто воспринимает себя и навсегда остается неизвестным. Как только я обнаруживаю и называю его, он тут же исчезает.

Практика стремится вернуть нас к чистому восприятию. С его помощью мы сможем научиться мыслить и поступать адекватно. Обычно мы лишены такой возможности и действуем, покоряясь мыслям и мнениям, которые крутятся в нашей голове. С помощью дзадзэна мы понимаем, что знакомы лишь с частью себя. С возрастанием способности к восприятию трансформируются наши действия. Движущей силой поступков становятся не окружение и воспоминания, а сама жизнь в каждом своем мгновении.
Сострадание не может быть идеей или идолом, это бесформенное, но всемогущее пространство, расширяющееся с помощью дзадзэна.
Это пространство всегда в настоящем. На него невозможно охотиться, его невозможно поймать. Это всегда то, чем мы являемся, потому что это — восприятие. Мы не можем утратить его, но можем похоронить под собственным невежеством. Мы не должны ничего «искать». В течение сорока лет Будда не достиг ничего. Достигать нечего? Все уже и так здесь.

полезной может быть лишь сильная концентрация. Концентрация — это лишь один из аспектов практики, не стоит уделять ей чрезмерное внимание, но все же эта способность необходима с нескольких точек зрения. Практика Випассана (которую я предпочитаю) требует внимания, внимания и еще раз внимания. Эта практика очень ценна . Кроме того, существует множество ценных психологических и терапевтических тренингов. Процесс превращения человека в сбалансированную, мудрую и чуткую личность — дело непростое.
Постигая дзадзэн и практику, мы ближе знакомимся с собой. Если мы придерживаемся истинной практики, то очень медленно, с течением времени, наша сила нарастает. Иногда этот процесс очень не прост. Об истинной медитации нельзя сказать ничего определенного. Настоящая медитация не может быть счастливой дорогой, устланной цветами. Однако со временем мы начинаем постепенно узнавать, кем и чем являемся. Поэтому я хочу, чтобы вы по-настоящему оценили практику и стали ею заниматься. Практика — это не приправа к жизни, это ее основа. Если вы не осознаете этого, то не осознаете и всего остального. Поэтому давайте проясним то, чем является практика на данный момент. Давайте же займемся этим.

Благодаря практике становится ясно, что в течение почти всей жизни мы не слишком интересуемся истинной самостью. Гораздо больше нас интересует малая самость. Мы заинтересованы в том, что мы хотим, о чем мы думаем, на что мы надеемся, что принесет нам облегчение, что укрепит здоровье или благосостояние. На это мы и расходуем свою энергию. Хорошая практика медленно проясняет этот факт. Нельзя сказать, плохие мы или хорошие, мы просто такие, какие есть. Когда станет понятной наша обычная эгоцентричная активность, когда мы осознаем ту печаль и агонию, которые она вызывает, мы сможем отвернуться от нее. Быть может, мы станем способны видеть проблески нового способа существования — истинной самости.
Как сказал один из учителей: «Ваша жизнь — не ваше дело». Однако, наша практика, — определенно, наше дело. Практика учит служить тому, что невозможно увидеть, потрогать, попробовать или понюхать. По своей сути, истинная самость — это не-что, и, все-таки, оно является нашим Хозяином. Хозяин не является вещью, но, в то же время, он — единственная вещь. Когда мы заключаем брак, мы заключаем его не друг с другом, но с истинной самостью.
Обычно мы не можем ее видеть, мы можем лишь понять, что упустили ее. Мы можем чувствовать раздражение, досаду, беспокойство. Мы способны замечать подобные ощущения. Мы можем делать это спокойно, воспринимая то напряжение, которое они вызывают. Другими словами, мы можем воспринять то, что стоит между нами и истинной самостью. Когда такая осторожная практика ставится в нашей жизни на первое место, мы начинаем служить Хозяину, и становится более понятным, что делать дальше.

Ни одна личность не может быть Хозяином. И ни один из Центров не сможет стать инструментом Хозяина. Однако чтобы мы поняли это, наше поведение должно проясниться для нас не однажды, а десять тысяч раз. Мы похожи на маленьких осьминогов, которые выпускают за собой большое облако чернил, пытаясь скрыть свои проказы. Просыпаясь утром, мы немедленно начинаем разбрызгивать чернила. Что они из себя представляют? Это просто наша эгоцентричная обусловленность, которая замутняет воду вокруг. Эгоцентричная жизнь и порождает проблемы. Что-то внутри нас оказывается очарованным нашими драмами и прилипает к ним, смущая нас.
Практика уводит все дальше и дальше в спокойное, умиротворенное пространство, где вещи — лишь то, чем являются, они просто функционируют. И это функционирование сочетается с эгоцентричностью. Занятия дают возможность проводить в этом пространстве все большую и большую часть жизни. Однако для этого мы должны обладать спокойствием и настойчивостью, мы должны обрести самообладание и сидеть. Истинная самость — ничто и отсутствие всего остального. Но, все-таки, отсутствие чего?

СТРАДАНИЕ

несколько строчек мастера Хуанг По: «Это сознание вовсе не является сознанием, мыслящим концептуально, оно полностью отделено от формы. Если вы освободитесь от концепций, вы достигнете всего. Если же вам не удастся освободиться от концепций, то вы не сможете достичь ничего, даже если будете стремиться к этому в течение многих эонов».
Суть проблемы заключена в игре сознания. Оно стремится концептуализировать все, что происходит. В самой концептуализации нет ничего плохого, но когда мы считаем свое мнение о чем-то абсолютной истиной и не можем разглядеть в нем мнения, мы страдаем. Это ложное страдание. «Чтобы нарушить порядок небес и земли, достаточно различия в одну десятую дюйма».
Итак когда мы научимся склоняться и выносить жизненные страдания, — не противостоять им, а принимать и воспринимать их, — мы сможем понять, что есть жизнь. Это ни в коем случае не подразумевает пассивности и бездействия. Наоборот, это активность при полном смирении. Само слово «смирение» не совсем точно, скорее можно сказать восприятие страдания. Дело не в том, чтобы защищаться и смиряться с чем-либо другим. Полная открытость и уязвимость является (как ни странно) единственным удовлетворяющим способом жизни.
придерживаясь подобного образа жизни, мы обретаем мужество и становимся способными понять, кем являемся и какие барьеры отделяют нас от окружающих.

Такая борьба может занять много времени. Это часть практики. В конце концов, мы научимся принимать страдания, а не бороться с ними. В этот момент наши основные представления, видение жизни внезапно изменится. Мы придем к новому взгляду на жизнь, который некоторое время будет сопровождать нас, пока цикл не начнется вновь.
Вновь приходит беспокойство, и мы опять боремся. Каждый раз, когда мы так поступаем, когда встречаемся со страданием и позволяем ему существовать, видение жизни проясняется. Это похоже на карабкание в гору. Чем выше мы поднимаемся, тем больше видим. Это видение не минует ничего, что находится внизу, оно включает все и с каждым циклом подъема становится все шире. Чем больше мы видим, чем обширнее становится панорама, тем лучше мы понимаем, что должны делать, какие действия предпринимать.

Сидя в дзадзэн, мы терпеливо отказываемся от мыслей и мнений о себе, о событиях, о людях. Мы постоянно обращены к единственно определенной реальности — настоящему моменту. Когда мы делаем это, наш фокус и самадхи постоянно углубляются. Самоотречение бодхисаттвы в дзадзэне состоит в отказе от фантазий и личных мечтаний и обращении к реальности настоящего. Во время сесина каждый момент практики дает что-то, что мы не можем получить другим путем. Он дает нам прямое знание о себе. Мы поворачиваемся лицом к настоящему моменту, лицом к страданию. Когда мы реально, окончательно и сознательно решимся на это, мы перестанем нуждаться в подсказках и точно узнаем, кто мы такие и кто нас окружает.
Многие могут сказать: «Это очень трудно». Однако не практиковать вообще намного-намного труднее. Отказываясь от практики, мы обманываем самих себя. Поэтому постарайтесь точно выяснить, что нужно сделать, чтобы прекратить страдания. Мы делаем это с помощью правильной, терпеливой, настойчивой практики. Этого никогда не достичь жалобами, желчностью и злобой. Однако не стоит их подавлять. Если они приходят, отметьте их, а затем немедленно займитесь дыханием, телом и сидением. Если все сделано правильно, то по окончании сесина не будет никого, кто останется не вознагражденным. Давайте сидеть.

 

САМООТРЕЧЕНИЕ

«Самоотречение—это не отказ от вещей этого мира, но принятие того, что они проходят». Ничто не постоянно, рано или поздно все уходит. Самоотречение — это состояние непривязанности, принятия этого ухода. Мимолетность — это лишь одно из имен совершенства. Мы живем и должны умереть. И этот процесс сам по себе совершенен.
Сопротивление переменам никак не согласуется с совершенством жизни — с ее мимолетностью. Менее всего мы можем смириться со своей мимолетностью. Кто из нас не вздыхал, заметив первый седой волос. Битва перекидывается на человеческое существование. Мы отказываемся видеть истину, которая находится рядом. Мы втянуты в бесконечную войну со своими страхами за себя и свое существование. Если мы хотим увидеть жизнь, мы должны быть к ней внимательны. Однако мы не заинтересованы в этом. Мы заняты борьбой за сохранение себя навсегда. Очевидно, это беспокойная и бесполезная борьба. Борьба, которую невозможно выиграть. Здесь всегда побеждает смерть — «правая рука» мимолетности.
...Их не интересуют наши попытки стать центром Вселенной. И все же мы неустанно продолжаем свою борьбу. Мы ужасно заняты. Когда все попытки победить проваливаются, мы стремимся найти покой в ложных формах религии. Даже в практике дзэн мы зачастую пытаемся найти обходной путь и достичь личной победы.
Но практика может быть только усердной. Практика аннигилирует малую самость, которая в этом совершенно не заинтересована. Поэтому, оставаясь честными с самими собой, мы должны признать, что нет успехов, способных удовлетворить малую самость.
Тем не менее, есть и другая сторона практики. Когда умирает малая самость — то, в чем сосредоточена злость, требовательность, недовольство, появляются истинные успехи: радость и уверенность в себе. Мы начинаем понимать вкус заботы о других без ожидания вознаграждения.
Это и есть истинное сострадание. То, насколько мы обладаем им, зависит от степени аннигиляции малой самости. Когда она умирает, мы можем увидеть, что такое жизнь. Иногда мы можем действовать спонтанно и помогать окружающим. Вместе с этим ростом приходит раскаяние. Когда мы понимаем, что почти всегда приносим боль себе и другим, мы раскаиваемся, и это раскаяние — чистая радость.
Заметим, что все усилия во время сесина направлены на самосовершенствование. Мы хотим достичь просветления, мы хотим очиститься, мы хотим стать спокойными, мы хотим обрести мудрость.. Это неудобство («Мне никогда не достигнуть желаемого») и является бесконечным совершенством. Вместо этого Внимание уходит в ином направлении. «Забудь о реальности! Я здесь, чтобы получить просветление!»

Но дзэн — тонкая практика. Даже если мы боремся с ней, сопротивляемся ей, искажаем ее, наши концепции стремятся к саморазрушению.
Цель любой хорошей практики — осознать ложность мечтаний, чтобы в физическом и духовном мире не осталось больше неизвестных нам переживаний. Нужно не только узнать свой гнев, но и найти собственные способы преодоления этого гнева. Если реакция неосознанна, мы не можем изучить ее и избавиться от нее. Любая защитная реакция (которая возникает у нас каждые пять минут) является практикой. Если мы практикуем с мыслями и физическими ощущениями, которые сопровождают эту реакцию, мы открываемся навстречу целостности или, если хотите, святости.
Хорошая практика всегда представляет собой процесс преобразования сосредоточенного на себе человека (скованного личными реакциями) в канал для вселенской энергии, которая изменяет Вселенную миллион раз в секунду. Все, что мы видим в нашей феноменальной жизни, — мимолетно. Однако добросовестно занимаясь практикой, мы расширяем канал вселенской энергии, и смерть теряет свое жало.

Основным препятствием к видению является непонимание того, что любая практика включает сильный элемент сопротивления. Мы обречены на него до тех пор, пока наша самость полностью не умрет. Только Будда не сопротивляется, а я сомневаюсь, что среди людей есть Будды. До самой смерти мы оказываем сопротивление, о котором нужно знать.

Вторым основным препятствием является недостаток честности по отношению к тому, чем мы являемся в каждое мгновение. С этим очень тяжело согласиться. Такая честность дается с трудом. Однако ничто происходящее не должно оставаться неосознанным. Мы должны видеть, что преследуем идеалы совершенства, вместо того чтобы осознать свое несовершенство.

Третьим препятствием является ложная значимость, которой мы наделяем те небольшие открытия, которые иногда случаются. Это уводит нас в сторону. Эти открытия — обыкновенные плоды, которые не имеют смысла, пока мы не используем их в жизни.

Четвертым препятствием является недостаточное понимание размеров задачи. Эта задача не неразрешима, она не слишком сложна, но она бесконечна.

Пятое препятствие заключается в подмене настоящей практики бесконечными разговорами, дискуссиями. Чем меньше мы говорим о практике, тем лучше. Я не говорю о дхарме. Зачем об этом говорить? Мое дело отмечать, как я разрушаю ее. Если мы постоянно говорим о практике, разговоры превращаются в сопротивление, барьер, чехол.

Хорошая практика всегда имеет дело лишь с одним — со страхом, коренящимся в основе человеческого существования. Со страхом, что «меня нет». Конечно же, меня нет, но мне меньше всего хочется это знать. Я мимолетен по своей сути и заключен в человеческую форму, которая постоянно меняется, хотя и кажется неизменной. Я боюсь увидеть то, чем являюсь, — изменчивое энергетическое поле. Я не хочу быть этим.

Поэтому хорошая практика занимается страхом. Страх принимает форму постоянных размышлений, спекуляций, анализа, фантазий. Подобной активностью мы создаем туманное прикрытие, чтобы обеспечить себе безопасность с помощью воображаемой практики. Истинная практика не стремится к безопасности, это все, что угодно, но не безопасность. Однако нам это не нравится, и мы становимся одержимыми собственными лихорадочными попытками достичь собственного варианта личного счастья. Такая одержимая практика — лишь еще одно облако, заслоняющее реальность. Единственное, что имеет смысл, — это видеть в безличностном свете, видеть вещи такими, какие они есть. Когда личностные барьеры рушатся, это не нужно как-то называть. Мы просто живем. Умирая, мы просто умираем. Нигде нет никаких проблем.

ЭТО НОРМАЛЬНО

Просветление — ядро всех религий. Однако зачастую у нас складывается довольно странное представление о том, что это такое. Мы отождествляем состояние просветленности с состоянием совершенства, спокойствия, доброты и принятия. Но это не так.
Я хочу задать несколько вопросов, касающихся некоторых неприятных состояний. Я не хочу сказать, что этим состояниям нужно противостоять или пытаться их изменить. Я не хочу сказать, что мы не должны испытывать в этих состояниях сильных чувств или предпочтений. Тем не менее в этих примерах находится ключ, обладая которым мы сможем яснее понять практику. Вот эти вопросы:
Если мне скажут: «Йоко, у тебя остался день жизни», нормально ли это для меня? Если кто-то скажет подобное вам, все ли с вами будет нормально?
Если я попала в серьезную автокатастрофу и мои руки и ноги должны быть ампутированы, нормально ли это для меня? Если подобное случится с вами, нормально ли это?
Если бы я никогда больше не встретила доброго и дружеского отношения к себе, было бы это нормально для меня?
Если бы, по какой-то причине, я оказалась прикованной к постели и вынуждена была бы испытывать боль до конца жизни, нормально ли это для меня?
Если я «сваляла дурака» в самых неподходящих условиях, нормально ли это?
Если не складываются близкие отношения, о которых вы мечтали и на которые надеялись, нормально ли это?
Если, по какой-то причине, мне приходится вести жизнь нищего, лишенного пропитания и крыши над головой, нормально ли это для меня? Для вас?
Я теряю того, о ком заботилась. Нормально ли это?

Я не могу ответить «да» на все эти вопросы. И думаю, что, оставаясь до конца честными, вы тоже не сможете сделать этого. Если вы хорошо понимаете, что значит «нормально», то подобный ответ может стать индикатором просветленного состояния. Нормальное отношение к чему-либо не исключает слез, протеста или ненависти. Танцы и пение — это голос дхармы, но слезы и рыдания тоже голос дхармы. Поэтому относиться «нормально» к чему-либо не значит быть счастливым. Но что значит «нормально»? Что такое просветленное состояние? Когда нет разделения между мной и обстоятельствами жизни, все, что происходит, просто существует.

Конечно, я представила набор определенно неприятных состояний. Вместо этого я могла бы спросить: «Нормально ли для вас получить миллиард долларов?» Вы могли бы ответить: «О, да!» Однако у того, кто обладает миллиардом долларов, сложностей не меньше, чем у нищего. В любом случае, вопрос состоит в том, нормально ли жить в тех обстоятельствах, которые предоставляет жизнь? Это не подразумевает слепого принятия. Это не означает, что, заболев, не нужно лечиться. Но иногда происходит неизбежное. И мы ничего не можем поделать. Нормально ли это?

Вы можете сказать, что тот, для кого любые условия нормальны, не может называться человеком. В каком-то смысле вы правы, такой человек — не человек. Но с другой стороны, можно сказать, что это и есть настоящий человек. Однако человек, который не испытывает неприязни ни к каким обстоятельствам, не является человеком в обычном смысле этого слова. Я знаю несколько людей, которые попадают под такое определение. Это состояние просветления — состояние, в котором человек может принять любые условия. Я говорю не о святых, я говорю о том состоянии (которому зачастую предшествует невероятная борьба), когда человеку все кажется нормальным. Например, мы часто беспокоимся о том, как принять смерть. Суть не в том, чтобы принять ее смело. Суть в том, чтобы осознать, что нет необходимости принимать ее смело. Иногда мы можем это понимать, однако чаще мы стремимся быть не теми, кто мы есть на самом деле. Это довольно интересная способность: не пытаться сладить с любыми обстоятельствами, а понять, что нет необходимости определять конкретное отношение к обстоятельствам.

Большинство терапевтических подходов стремятся привести в соответствие мои и ваши нужды и желания, чтобы хоть как-то примирить нас. Но предположим, что для осуществления и моих, и ваших желаний нет никаких препятствий. Что в таком случае нужно мирить?
Вы можете сказать, что человек, ответивший «да» на один из моих вопросов, мог бы показаться странным. Я так не думаю. Если бы вы встретили такого человека, то не заметили бы ничего странного. Возможно, вы бы отметили в нем невероятное спокойствие. Человек, лишенный самомнения, согласный принимать себя и окружающее таким, каким оно есть, по-настоящему может быть назван любящим. В зависимости от обстоятельств, такой человек может оказать поддержку или полностью отказать в помощи. Этот человек будет понимать разницу. Он будет знать, что делать, потому что этот человек будет вами.

Я хочу, чтобы вы поняли, в чем смысл способности сказать себе в любых жизненных ситуациях: «Все нормально. Я ни на что не жалуюсь». Это не значит, что вы никогда не расстраиваетесь. Но это тот фундамент, на котором строится вся жизнь. И с помощью практики (знаем мы это или нет, хотим этого или нет) мы пытаемся осознать этот фундамент, позволяющий сказать: «Все нормально». Или, как в молитве к Господу: «Все движимо Твоей Волей».

Один из критериев эффективности практики — способность замечать, что жизнь становится все более и более нормальной. Однако отсутствие заметных результатов тоже может быть полезным и составляет неотъемлемую часть практики. Когда нечто становится нормальным, мы принимаем это. Мы принимаем свой протест, борьбу, заблуждения, принимаем тот факт, что не способны действовать согласно собственному взгляду на вещи. Мы разрешаем продолжаться борьбе, боли, заблуждениям.
Пока мы сидим в дзадзэн, мы прорубаем себе путь сквозь этот коан, сквозь парадокс, на котором основана жизнь. Мы все больше и больше понимаем, что все, что происходит, независимо от нашей нелюбви к нему, независимо от нашего сопротивления, — в каком-то смысле нормально. Из моих слов вы можете заключить, что практика сложна. Однако она действительно сложна. Невероятно, но люди, которые практикуют, получают огромное наслаждение от жизни. Встречаясь с обстоятельствами, которые другие назвали бы гибельными, такие люди борются, волнуются, но все-таки получают удовольствие. И это нормально.

Если мы полностью понимаем смысл практики сесина, то все больше и больше начинаем ценить борьбу, усталость и боль, даже если они нам не нравятся. Не стоит забывать, что прекрасные мгновения сесина — радость и ощущение ценности — могут напугать. Подобная практика оставляет осадок, которым является понимание. В переживании просветления я заинтересована меньше, чем в практике, которая порождает подобное понимание. Потому что постепенный рост понимания радикально меняет жизнь. Однако совсем необязательно, что изменения будут проходить так, как мы ожидаем. Возрастает понимание и способность ценить совершенство каждого мгновения: боль в коленях и спине, щекотание в носу, пот. Мы становимся способными сказать: «Да, это нормально». Чудо сидения в дзадзэне — это чудо осознания ценности.

Мне было бы тяжело больше никогда не ощутить чье-то добро, не услышать приветливых слов. Нормально ли это? Конечно нет, но что же тогда стало бы с практикой? Если бы меня похитили в какой-нибудь варварской стране и заточили в тюрьму, что бы стало с практикой? С большинством из нас таких ужасов не случается. Нас поджидают меньшие несчастия, но и они разрушают привычные представления о жизни. Мы оказываемся перед выбором: повернуться к неприятностям лицом и превратить их в практику или снова бежать, не научившись ничему и умножая сложности. Что нужно делать, чтобы жить спокойно и продуктивно? Нужна готовность (которой мы учимся медленно и неохотно) воспринимать жизнь такой, какая она есть. Я полагаю, что вы, так же как и я, в большинстве случаев не хотите делать этого. Но мы здесь именно для того, чтобы научиться этому. И все-таки мы уже немного поняли ошибочность поиска. Чем более нормальной мы считаем жизнь во всех ее проявлениях, тем менее склонны отвернуться от нее в поисках иллюзорного совершенства.

ТРАГЕДИЯ

С обычной точки зрения, жизнь — трагедия. Однако мы проводим ее в безнадежных попытках спрятаться от этой трагедии. С момента оплодотворения наша жизнь начинает свой путь к концу. С точки зрения личности — это трагедия. Поэтому всю нашу жизнь мы посвящаем бессмысленной борьбе со смертью. В этой безадресной борьбе и состоит истинная трагедия.

В чем различие между разумной предосторожностью и постоянным беспокойством?
...Заметьте, что человек, которого преследовал тигр, не сдался, не сказал: «О, прекрасное животное. Мы с тобой едины. Пожалуйста, ешь меня». Эта история не учит нас вести себя глупо, хотя в какой-то степени человек и тигр действительно едины. Человек сделал все возможное, чтобы спастись. Так же стоит поступать и нам. Повиснув на лозе, мы можем потратить зря последнее мгновение жизни. Но можем и оценить его. Каждое мгновение последнее. Нет иных мгновений, кроме «сейчас».

Вполне разумно заботиться о теле и разуме. Проблема заключается в нашей исключительной идентификации с ними. За всю историю человечества только считанные личности могли идентифицировать себя с другими формами жизни так же, как и с самим собой. В их жизни не было трагедии, потому что не было противника. Если мы едины с жизнью — не важно, кто мы и что делаем, — то нет ни главного героя, ни соперника, ни трагедии. И ягода земляники всегда будет оценена по достоинству.
Если мы относимся к практике твердо, последовательно и ревностно, то вскоре начинаем понимать, что чрезмерная идентификация с разумом и телом — это ошибка (конечно, степень этого понимания будет меняться, а иногда оно будет исчезать полностью). Это не интеллектуальное постижение. Современная физика убеждает нас в том, что мы — «одно» и являемся лишь различными проявлениями единой энергии. Это не сложно понять с помощью интеллекта. Но способны ли мы—человеческие существа, наделенные телом, разумом и эмоциями, — понять это каждой клеткой своего организма?

Когда отождествление с телом и разумом ослабляется, мы становимся более открытыми для других, даже если не согласны с ними. Возрастает способность принимать во внимание другую сторону картины, точку зрения другого человека. Как только это происходит, немедленно исчезает главный герой, противостоящий врагам.
Практика позволяет все яснее и яснее видеть сквозь иллюзию чрезмерного отождествления — концептуальной болезни, которая управляет нашими действиями. Во время дзадзэн мы получаем превосходную возможность обратиться к самому себе и увидеть природу ложных мыслей, которые создают иллюзию отдельности эго.
Человеческий разум способен на невероятное коварство, если не подвергать его деятельность сомнению. Однако благодаря сесину — неподвижному многочасовому сидению — становится очевидной обманчивость и уклончивость разума. Напряжение, созданное коварным разумом, начинает спадать. Нас может ошеломить тот факт, что ничто во внешнем мире никогда не собиралось нападать на нас. Мы находимся под постоянным давлением собственных мыслей, собственных привязанностей, всего, что порождается идентификацией с ложными мыслями и делает жизнь замкнутой, обособленной и несчастной. Если мы практикуем сидение от случая к случаю, то можем убежать от подобного осознания.

Терпеливая практика (контроль дыхания, наблюдение мыслительного процесса) рождает осознание. Не интеллектуальное, а осознание каждой клеткой тела. Ложные мысли тают, как облака в лучах солнца, и сквозь дымку страдания мы видим открытость, простор и радость, о которых раньше и не подозревали.

Как-то раз один человек возразил мне: «Однако проблему смерти решить невозможно. Мы все равно умрем». Да, это так. Но если за секунду до смерти мы сможем сказать: «О, какая замечательная земляника!», — значит, проблемы не существует. Если акула съедает нас, значит, она отлично пообедала. Возможно со временем какой-то рыбак поймает эту акулу. С точки зрения акулы — это трагедия. С точки зрения жизни — нет.

Я не предлагаю вам новый идеал, за которым стоит бросаться в погоню. Человек, убегающий от тигра и трясущийся от страха, является дхармой. Все, чем вы являетесь, — тоже дхарма. Поэтому, и если вы сидите, и если боретесь, страдаете или смущены, просто будьте собой. Если вы счастливы, будьте счастливы, но не держитесь за свое счастье. Каждое мгновение такое, какое оно есть. Такая терпеливая практика поможет увидеть ошибки чрезмерного отождествления с разумом и телом. Мы начнем понимать.

Трагедия всегда подразумевает главного героя, вовлеченного в борьбу. Однако мы не должны постоянно оставаться героем, сражающимся с внешними силами. Борьба — это наша личная интерпретация, она заканчивается крахом лишь тогда, когда мы сами так считаем. Как говорит «Сердечная Сутра»: «Нет старости и смерти, и нет прекращения старости и смерти... Нет страдания, и нет прекращения страдания». Человек, которого преследует тигр, рано или поздно будет съеден. Это нормально. Никаких проблем.

 

НАБЛЮДАЮЩАЯ САМОСТЬ

«Кто это?» — спросил Бог.
«Это я».
«Уходи прочь», — сказал Бог.
...Позже...
«Кто это?» — спросил Бог.
«Это Ты».
«Входи», — ответил Бог.

Наше обычное представление о самости имеет множество аспектов. Существует думающая самость, эмоциональная самость, функциональная самость, которая действует. Все вместе составляет нашу целостную самость. В этой области нет ничего неподвластного описанию. Например, можно описать наши физические действия. Что касается эмоций, то мы можем описать то, что чувствуем, когда возбуждены или раздражены. Мы можем отметить рост, пик и спад эмоциональной напряженности. Мы можем описать наше мышление. Все аспекты описываемой самости являются основными факторами нашей жизни.
Тем не менее существует еще один аспект, с которым мы медленно соприкасаемся, практикуя дзадзэн, — это наблюдающая самость. Некоторые западные терапевтические школы считают этот аспект очень важным. Именно его правильное использование делает эти терапии эффективными. Однако при этом не всегда правильно осознается радикальное отличие наблюдающей самости от других аспектов и не понимается ее природа. Все описываемые части нашей самости ограничены. Они линейны и проявляются в рамках времени. Наблюдающую самость, при всех усилиях, невозможно подвести под эту категорию. То, что наблюдает, невозможно обнаружить и невозможно описать. Поиски заканчиваются ничем. Мы ничего не можем об этом узнать. Мы можем назвать это иным измерением.
С помощью практики мы наблюдаем (или осознаем) описываемые самости настолько, насколько это возможно. Многие терапевтические школы в большей или меньшей степени занимаются тем же. Однако дзадзэн, практикуемый годами, развивает наблюдающую самость глубже всего. Практикуя, мы должны наблюдать. Ничто в нашей жизни не должно оставаться без присмотра. Это не значит, что активность прекращается. Наблюдение продолжается даже тогда, когда мы полностью втянуты в повседневную активность. Любой аспект самости, оставленный без наблюдения, окажется тусклым, запутанным и загадочным. Будет казаться, что это не зависит от нас, происходит само по себе. Затем мы будем ловить себя на этом и оказываться в смятении.
Рано или поздно, каждый из нас разозлится. (Под «злостью» я также подразумеваю раздражение, желчность, досаду, депрессию.) Годы сидения постепенно откроют нам анатомию злости и остальных эмоций-мыслей. В случае со злостью нам необходимо понять все мысли, связанные с событием. Эти мысли не реальны, но они связаны с чувствами, телесным ощущением напряжения. Нам необходимо заметить, где мышцы сокращены, а где нет. Чем больше мы знаем (чем опытнее наблюдатель), тем более загадочны для нас наши эмоции и тем больше возможностей избежать их влияния.

Существует несколько способов практики. путь, которого мы придерживаемся здесь, состоит в медленном раскрытии самости с помощью тщательного внимания к анатомии текущего мгновения. Шаг за шагом мы становимся более искушенными и умудренными. Так, например, мы можем заметить, что когда нам кто-то не нравится, левый угол нашего рта опускается вниз. Таким образом, все — плохие и хорошие события, возбуждение, депрессия, разочарование, раздражение — становится зерном на мельницу. Мы не ищем избавления от борьбы и проблем. Опытные ученики почти рады им, потому что мы учимся на опыте. Когда становится ясной анатомия проблем, возрастает ощущение свободы и сострадания.
Смысл не в том, что позитивная эмоция лучше негативной, а в том, что все мысли и эмоции непостоянны, способны изменяться и (используя буддистскую терминологию) пусты. В них нет ничего реального. Личная свобода сосредоточена в понимании, приходящем с годами наблюдения и экспериментирования, того, что все эгоцентричные мысли и эмоции (а так же действия, которые они порождают) пусты. Они пусты, но если не видеть этой пустоты, то могут быть и вредны. Когда мы понимаем это, мы можем избавиться от вреда и, в буквальном смысле, войти в пространство чудес.
Это пространство—врата небес — открывается тогда, когда мы больше не цепляемся за собственную самость, когда вместо: «Это я», способны ответить: «Это Ты». Если нет барьеров, то я — это все. Это жизнь полная сострадания, и никто не может жить подобной жизнью все время. Во время практики «взгляда в глаза», когда мы медитируем, смотря в лицо друг другу, и можем оставить в стороне собственные мысли и эмоции, честно глядя в глаза другого человека, мы видим пространство, в котором отсутствует самость. Мы становимся свидетелями чуда и видим, что этот человек, в действительности, является нами. На мгновение мы видим, кем является другой человек. И мы и он — это отсутствие самости, и оба мы — чудо.
Мы можем практиковать наблюдающую самость во время нарастания гнева. Можно следить за появляющимися мыслями, изменениями в теле, жаром, давлением. Обычно мы не замечаем этого во время раздражения, потому что отождествлены со своим желанием быть «правыми». Если быть откровенными, то в такие моменты нас абсолютно не интересует практика. Гнев опьяняет. Когда он полностью поглощает сознание, заниматься практикой становится очень трудно. Бывает очень полезно прорабатывать любые малейшие раздражения, возникающие ежедневно. Практикуя с ними по мере возникновения, мы учимся не оказываться слишком сметенными во время появления сильных приступов гнева. Со временем мы будем поддаваться им все меньше и меньше.
Есть старый коан о монахе, который пришел к учителю и сказал: «Я очень раздражительный человек, помогите мне». Учитель ответил: «Покажи мне свое раздражение». «Я не могу этого сделать. Сейчас раздражения нет», — сказал монах. «Так как его нет, очевидно, это не ты». У нас много лиц, но ни одно из них не является нами.

Меня спросили: «Не является ли наблюдение дуалистической практикой? Так как процесс наблюдения подразумевает, что некто наблюдает нечто». На самом деле здесь нет дуализма. Наблюдатель пуст. Место наблюдателя занимает наблюдение. Место слушателя занимает слушание. Место видящего занимает видение. Но за это не стоит хвататься. Упорная практика, со временем, приведет нас к заключению, что не только субъект, но и объект наблюдения пуст. В этот момент наблюдатель (свидетель) полностью исчезает. Это финальная стадия практики; не следует беспокоиться по этому поводу. Почему наблюдатель исчезает? Что остается, когда никто не видит ничего? Только чудо жизни. Нет никого, кто бы был отделен от остального. Есть только жизнь, проживающая саму себя; звуки, прикосновения, образы, запахи, мысли. Это состояние любви и сострадания — не «я», но «Ты».
Поэтому самой эффективной практикой я считаю повышение способности к наблюдению. Все, что заставляет нас терять самообладание, оказывается утерянным. Во время наблюдения мы не можем выйти из себя, наблюдатель никогда не теряет самообладания. «Ничто» не может ощутить раздражение. Оказываясь в позиции наблюдателя, мы следим за драмой с интересом и симпатией, но без раздражения. Я никогда не встречала человека, который был бы абсолютным наблюдателем. Но между тем, кто является наблюдателем большую часть жизни, и тем, кто становится им лишь изредка, — огромная разница. Цель практики в расширении неличностного пространства. Несмотря на то что это звучит холодно, практика не делает человека равнодушным. Совсем наоборот. Когда мы достигаем уровня, на котором наблюдатель исчезает, мы начинаем понимать, что такое жизнь. И это не пустые слова. Когда я смотрю на человека, я просто смотрю, но не добавляю к образу десятки тысяч собственных мыслей. Это пространство сострадания. Не нужно пытаться отыскать его. Это наше естественное состояние, в котором эго отсутствует.
Получив такую способность, данную нам божьей милостью, мы должны быть бесконечно благодарны за возможность понять, что такое жизнь и кем мы являемся.

Поэтому не только во время сесинов, но и каждый день нашей жизни необходимо терпение, чтобы смело взяться за выполнение трудной задачи — тщательного наблюдения всех аспектов жизни, выявления ее природы, пока каждый взгляд не станет отражать ничего, кроме самой жизни и ее бесконечного чуда. У каждого из нас бывают такие моменты. После сесина мы смотрим на цветок, — и на секунду барьеры исчезают. Практика состоит в подобном прогрессирующем раскрытии жизни. Это то, что мы должны достигнуть, находясь здесь, на Земле. Все религии в своей основе содержат то же самое: я и мой Отец — едины. Кто такой Отец? Это не нечто отдельное от меня, это сама жизнь: люди, вещи, события, свечи, трава, бетон, я и мой Отец едины. Во время практики осознание этого расширяется в нашем сознании.
Наблюдение за своими мыслями, тренировку тела необходимо противопоставить пугающим мыслям, ощущению спазмов в животе, напряжению в мышцах и погружению в мрак кризиса. Жизнь кажется пугающей из-за того, что мы позволяем себе увлекаться мусором, принесенным водоворотом сознания. Мы не обязаны делать это. Пожалуйста, сядьте ровнее.

 

ИДЕАЛЫ
БЕГ НА МЕСТЕ
Практику можно определить очень просто. Это движение от жизни, причиняющей боль мне и окружающим, к жизни, не причиняющей никакой боли. Это кажется простым, пока мы не заменяем реальную практику некоей идеей, которая требует улучшить или изменить себя или свою жизнь. Когда идеи о том, что должно быть (например, «Я не должен быть раздражительным, сомневающимся или безвольным»), подменяют жизнь в ее истинном смысле, мы лишаемся фундамента, и практика становится бесполезной.
Мы узнаем жизнь, только если будем жить. Это можно назвать бегом на месте, существованием в настоящем — здесь и сейчас.
Первая стадия практики заключается в понимании того, что мы не бежим на месте. Мы всегда думаем о том, какой может быть наша жизнь (или какой она когда-то была). Что в нашей жизни не дает нам примириться и продолжить бег на месте? Нечто рутинное, скучное, болезненное, неприятное, вместе с которым мы бежать не хотим. Но это не так! Первая стадия практики состоит в понимании того, что мы редко живем настоящим. Мы не проживаем жизнь, мы думаем о ней, концептуализируем ее, составляем собственное мнение. Это боязнь бежать на месте. Основным компонентом практики является осознание того, как страх и безволие доминируют над нами.

Усердно и упорно практикуя, мы выходим на вторую стадию. Медленно мы начинаем осознавать барьеры эго. Мысли, эмоции, отговорки, манипуляции становятся зримыми и легко поддаются объективизации. Эта объективизация болезненна и разоблачительна, однако она заставит стать более прозрачными облака, закрывающие пейзаж.
В чем же состоит критическая и исцеляющая третья стадия? Это непосредственное восприятие жизненного пейзажа, в любой его форме, в любое мгновение бега на месте. Просто ли это? Да. Легко ли это? Нет.
Мы должны бежать там, где находимся, мы должны учиться здесь и сейчас, извлекая уроки из самих себя.
Мы растем, лишь оставаясь теми, кто мы есть, воспринимая жизнь в ее настоящем виде. Мы должны воспринимать гнев, печаль, неудачу или опасения. Эти переживания могут стать нашими учителями, если только мы не отделяем себя от них. Убегая от данного нам, мы не сможем ничему научиться, мы не сможем вырасти. Это несложно понять, но сложно сделать. Тот, кому хватит настойчивости, сможет взрастить в себе понимание и сострадание. Как долго может быть необходимой такая практика? Всегда.

ВДОХНОВЕНИЕ И ОЖИДАНИЕ

Вдохновение — основной элемент практики. Можно сказать, что вдохновение — источник всей практики дзэн, без него ничего не может произойти.
В смысле практики, вдохновение — это не что иное, как стремление истинной природы реализовать и выразить себя. В начале практики вдохновение может быть очень слабым. Однако с опытом оно растет. Через полгода практики ваше вдохновение будет намного превосходить первоначальное, а через десять лет вырастет еще больше. Индивидуальная форма вдохновения изменчива, но его сущность всегда остается постоянной. Оно продолжает расти, пока продолжается жизнь.

Доген Дзэндзи говорил: «Искать дхарму Будды вне себя все равно что посадить дьявола себе на голову». Снова и снова дзэн-мастера повторяют, что не стоит ставить ничью голову выше своей и вводить нечто особенное в жизнь.
Каждое мгновение само по себе целостно и полно. Если мы видим это, то сможем позволить существовать всему, что бы ни происходило. Что представляет собой ваше нынешнее мгновение? Счастье? Беспокойство? Удовольствие? Обескураженность? Мы постоянно движемся вверх-вниз, но каждое мгновение именно такое, какое оно есть. Практика и вдохновение и есть это мгновение. Позволим ему оставаться самим собой. Если вы боитесь — просто бойтесь, и в этот момент вы становитесь бесстрашными.
Нам очень трудно понять, что кто-то может просто стоять и ничего не делать. Мы всегда неистово стремимся куда-то добраться и что-то сделать. Невозможно выбраться за пределы текущего мгновения, однако именно это мы обычно и пытаемся сделать. Такое же отношение мы переносим и в практику дзэн: «Я точно знаю, что природа Будды должна быть где-то вовне. Если хорошо поискать и терпеливо посидеть, я, в конце концов, ее отыщу!» Однако природа Будды требует, чтобы мы оставили все это и начали существовать только нынешним мгновением. Таким образом, чем бы мы ни занимались — поиском пропавшей овцы, ожиданием друга или медитацией, — мы должны просто стоять здесь и сейчас, ничего не делая.

Если с помощью дзэн-практики мы хотим стать спокойными, мудрыми и совершенно просветленными, мы не достигнем понимания. Каждое мгновение, такое, какое оно есть, является внезапным проявлением абсолютной истины. И если вдохновение и практика ведут нас к осознанию текущего мгновения, то постепенно жизнь прекрасно преобразуется и расцветет. Озарения могут приходить много раз, но гораздо важнее заручиться вдохновением и практиковать мгновение за мгновением.
Когда мы согласны быть здесь, сейчас и такими, какие есть, жизнь всегда нормальна. Когда хорошо — это нормально; когда плохо — тоже нормально; все идет отлично —нормально; ничего не клеится—нормально. Переживаемые душевные потрясения кажутся проблемами только потому, что мы не согласны с обычным течением вещей. У всех нас есть ожидания. Но, по мере совершенствования практики, они высыхают и опадают, подобно листьям с деревьев. Все чаще и чаще мы остаемся с тем, что происходит прямо здесь и сейчас. Это может показаться пугающим, ожидающий разум желает направить жизнь в определенное русло: мы хотим хорошо себя чувствовать, не хотим ошибаться, раздражаться—у каждого свой список.
Однако если вы устали после работы, вы — уставший Будда; если от сидения в дзадзэн у вас болят ноги, вы — Будда, у которого болят ноги; если вас разочаровывают какие-то ваши качества, вы — разочарованный Будда.
В свете вдохновения все вещи кажутся не такими, как в свете ожидания. Появляется смелость остаться в текущем мгновении. Это все, что у нас когда-либо было. Если в состоянии ожидания разум выходит за пределы текущего мгновения, то вдохновение мягко возвращает его обратно. Разум всегда будет выходить за рамки времени. Если это случилось, спокойно и сосредоточенно верните его обратно. Такая практика поможет вам естественно и неизбежно развить самадхи, сосредоточенность и целостность. А вдохновение станет сильнее и чище.

ВИДЕТЬ СКВОЗЬ НАДСТРОЙКУ

Самая большая ошибка, которую мы делаем в жизни и практике, — представление о том, что с нашим домом (жизнью, идущей своим чередом, наполненной проблемами, взлетами и падениями) что-то не так. Эта ошибка и заставляет нас суетиться многие годы и добавлять к дому новые пристройки.
Дзэн-практика, в первую очередь, открывает глаза на этот процесс, а потом заставляет увидеть надстройку, понять как она действует, из чего сделана, что нужно или чего не нужно с ней делать. Обычно мы думаем: «Это неприятно, я должен от этого избавиться». Нет, я не думаю, что это выход. По своей сути, надстройка, покрывающая наш дом, нереальна. Она создана из отбросов деятельности разума. Нет смысла избавляться от того, что нереально. Но имеет смысл увидеть его природу. Когда мы понимаем эту природу, надстройка становится более прозрачной. Появляется возможность видеть сквозь нее. С практикой приходит просветление (способность воспринимать больше света). На самом деле мы не избавляемся от надстройки, мы просто видим сквозь нее, понимаем ее природу, ее роль в нашей слабости. В то же время мы получаем возможность более точно увидеть то, что происходит в повседневной жизни. Таким образом, мы совершаем полный оборот. Жизнь всегда в порядке. В ней нет ничего плохого. Даже самые ужасные проблемы, возникающие перед нами, просто являются нашей жизнью. Но мы постоянно гонимся за приятными вещами и отказываемся принять жизнь такой, какая она есть. Другими словами, мы не намерены принимать ту жизнь, которая нам не подходит.
Каждый из вас имеет свой набор событий, допустить которые в свою жизнь он ни за что бы не согласился. «Это не так! Это не должно быть так!» Мы не желаем принимать обычный ход жизни. Мы всегда ищем что-то еще.
Людям бывает очень трудно понять одну вещь — уже сами трудности начального этапа являются совершенством. «Что это значит? Я же собирался заниматься практикой для того, чтобы от них избавиться». Нет мы не должны от них избавляться, мы должны видеть их природу. Надстройка становится тоньше (она кажется тоньше), она становится прозрачнее, и, случайно, мы проламываем в ней дыру. Случайно. Я хочу от вас лишь одного — понимания настоящей жизни и способности принять ее такой, какая она есть. Даже если то, что случится, будет пугающим и неприятным, все равно оно прекрасно. Чтобы в привычном взгляде на жизнь появилась хотя бы небольшая трещинка, придется приложить немало упорства в практике. Бывает очень трудно понять, что не стоит избавляться от бедствий. Бедствия — это прекрасно. Они не должны нравиться, но они прекрасны.

Первый шаг практики — осознать, что именно мы воздвигли эту надстройку. И когда мы сидим в дзадзэне (особенно, когда контролируем мысли), мы начинаем понимать, что почти никогда не жили своей жизнью. Жизнь затерялась среди эгоцентрических мыслей. Они и есть надстройка. (Мы предполагаем, что все хотят видеть сквозь надстройку. Однако это не всегда так. И это тоже нормально. Не всем подходит заниматься практикой дзэн. Эта практика требовательна, она разрушает иллюзии. Новичку она может показаться отталкивающей. Однако это просто одна из ее сторон. Другая сторона практики в том, что жизнь становится шире и выразительней. Обе стороны существуют вместе.) Таким образом, в процессе практики в первую очередь нужно осознать (пусть и смутно поначалу), что мы выстроили вокруг своей жизни. Второй шаг — сама практика. Освобождение — это способность видеть сквозь возведенную нами надстройку. Без нее жизнь течет своим чередом, не встречая на пути никаких преград.
Посидев некоторое время, вы, возможно, подумаете: «Я не хочу делать это! Не хочу, вообще!» Но и это часть практики!
Приобретение способности видеть надстройку — тонкий и энергоемкий процесс. Секрет в том, что на собственную надстройку мы похожи больше, чем на реальную жизнь. Некоторые скорее согласятся расстаться с жизнью, чем разрушить свою надстройку. Они решаются прекратить физическое существование, но не допускают покушения на привязанность к своим мечтам. Такое встречается нередко. Если привязанность к мечтам остается незыблемой и неоспоримой, то, даже не прибегая к самоубийству, мы убиваем себя, позволяя истинной жизни пройти мимо и остаться почти незамеченной. Идеалы ограничивают. Это настоящее бедствие. Мы не осознаем степени этого бедствия потому, что мечты могут быть очень удобными и соблазнительными. Обычно мы называем несчастьем события, похожие на гибель «Титаника». Но то, что мы теряем себя среди привлекательных идеалов и фантазий — не меньшее несчастье. Мы умираем.

Вести себя неосознанно — значит не понимать, что делаешь. Поэтому одна из проблем практики — то, что все мы в какой-то мере ведем себя неосознанно и не слишком хотим становиться сознательными. Как разрубить этот узел?
одна из задач практики — повышение способности видеть это. Это очень сложно, учитывая полное отсутствие всякого интереса к подобному видению.
Дисциплинированными студентами можно назвать тех, кто в повседневной активности постоянно прилагает усилия, чтобы пробудиться.
Практика состоит в способности поддерживать это легкое давление с утра до вечера. Если мы будем так делать, то надстройка постепенно станет светлее и мы сможем отчетливее увидеть жизнь такой, какая она есть.
Самый эффективный способ разрушить надстройку — продолжать совершать безрассудства, которые вы совершаете всегда. Но делать это со всем осознанием, на которое вы способны. Так вы будете больше видеть.

Есть абсолютная и относительная точки зрения. С относительной точки зрения у нас есть история. С каждым из нас многое произошло. Именно своей истории мы, отчасти, обязаны тем, что мы такие, какие есть. Но в ином смысле у нас нет истории. Дзэн-практика состоит в способности видеть сквозь желания, сквозь привязанность к истории, сквозь причины (мысли), превратившие нас в нас. Она избавляет от необходимости работать с реальностью того, чем мы являемся.
Существует множество видов терапии. Но та терапия, которая приводит к заключению, что все ужасы жизни вызваны влиянием каких-то людей, должна считаться, по меньшей мере, некомпетентной. Мы сами влияем на себя гораздо больше, чем кто-либо. Только мы ответственны за то, чтобы здесь и сейчас воспринимать реальность жизни. Мы не должны никого винить. Если вы кого-то обвинили, будьте уверены, вы попались.
Я не хочу, чтобы кто-то просто верил моим словам. Я хочу призвать к работе со своими переживаниями. Вы сами увидите, что для вас истинно.
я не хочу, чтобы вы мне верили! Я хочу, чтобы вы занимались практикой! Мы похожи на ученых, которые экспериментируют со своей жизнью. Если мы будем внимательны, то сами увидим, удался ли наш эксперимент. Практикуя, мы сами заметим, что надстройка станет светлее.
упорная практика помогает — и прошлому, и настоящему — исцелить себя. Шаг за шагом.

Молитва и дзадзэн — это одно и тоже. Между ними нет разницы.

Мы должны противостоять злым поступкам, но не людям. Иначе придется судить и порицать всех, в том числе и самих себя.
мы — «никакие»... мы просто делаем то, что делаем. Но когда мы видим, что надстройка нереальна, мы стремимся делать добро. Когда между нами и окружающими нет границ, мы, естественно, делаем добро. Наша основная природа в том, чтобы делать добро.
мы просто делаем это естественно. Если мы не будем отгораживаться от окружающих эгоцентричными мыслями, жадностью, злобой и невежеством, мы будем делать добро. Нам не нужно будет принуждать себя к этому. Это естественное состояние.

 

УЗНИКИ СТРАХА

Обратите внимание, желания — особенно, желание вести себя определенным образом — сосредоточены на эго и страхе. «Если бы я достиг совершенства, осознания или просветления, я бы разобрался со своими страхами». Заметили ли вы здесь желание? Это желание уйти от себя настоящего навстречу идеалу.
Бегство от эгоизма и жадности, и попытки стать альтруистом похожи на замену однообразных и уродливых картин в комнате на красивые и дорогие. Однако если эта комната — тюремная камера, то, изменив декорации, вы не станете свободным, вы останетесь пленником. Замена жадности, злости, невежества идеалами щедрости, доброты и мудрости, возможно, изменит декорации, но не принесет свободы.

Все это время дверь оставалась незапертой. В чем смысл истории? Тюремная камера, в которой мы находимся и стены которой так усердно передекорируем, вовсе не является тюремной камерой. Дверь всегда открыта. Замка нет. Не нужно сидеть в камерах и бороться за свободу, пытаясь изменить себя, — мы уже свободны.
Но эти слова, конечно, не решат проблему. Как мы можем осознать, что свободны? Мы говорили, что и эгоизм и альтруизм основаны на страхе. Вместо того чтобы от несознательного эгоизма переходить к сознательному альтруизму, необходимо увидеть глупость второй стадии. Если же вы продолжаете играть в эти игры, то, по крайней мере, нужно хорошо осознавать, что вы делаете. Пора переходить к третьей стадии. Что же это такое?
Вначале нужно пройти первые две стадии. Это можно сделать, превратившись в свидетелей. Вместо того чтобы говорить себе: «Я должен быть терпеливым», мы наблюдаем за собственным нетерпением. Мы отходим и смотрим. Мы видим истинную природу нетерпения. Истина, конечно, не в идеальной картине терпения и упорства. Создавая такую картину, мы лишь подавляем раздражение и гнев, которые все равно проявятся в будущем. Но в чем же тогда истина раздражения, нетерпения, желчности или подавленности? Когда мы начинаем так думать (т. е. по-настоящему наблюдать за своими мыслями), мы видим, что мысли постоянно вращаются вокруг того, какими должны и не должны быть мы и окружающие, какими мы были в прошлом и какими будем в будущем, как уладить дела и достигнуть желаемого.

Когда мы отходим назад и становимся терпеливыми и настойчивыми наблюдателями, то начинаем понимать, что ни одна из двух стадий не приносит ни нам, ни окружающим ничего хорошего. Только после этого удается — даже не прилагая усилий — проскользнуть в третью стадию, которая подразумевает простое восприятие истины мгновения нетерпения — сам факт ощущения нетерпения. Так удается выбраться из дуализма между мною и тем, кем я должен быть. Мы возвращаемся к себе, какими мы есть. Наши мысли — единственное, что заставляет ощущать нетерпение, и когда мы воспринимаем себя такими, какие есть, нетерпение разрешается само собой.
Таким образом, практика заставляет осознать страх, а не метаться по тюремной камере, пытаясь придать ей более приличный вид и улучшить свое самочувствие. Все усилия в жизни сводятся к попыткам к бегству. Мы пытаемся убежать от страданий и боли. Даже чувство вины — это побег. Истина каждого мгновения в том, чтобы оставаться самим собой. Мы должны воспринимать свой эгоизм, когда ведем себя эгоистично. Нам не нравится делать это. Нам нравится считать себя добрыми. Но ведь часто это не так.
Приобретение способности воспринимать себя такими, какие мы есть, сопровождается смертью эго. Оно высыхает, и на его месте распускаются цветы. «На высохшем дереве распускаются цветы», — прекрасная строка из Сёйо Року. Заметьте, цветы распускаются не на красивом, а на высохшем дереве. Когда мы исследуем идеалы с точки зрения наблюдателя, то возвращаемся к самим себе, к мудрости жизни.
Каким образом процесс, о котором идет речь, связан с просветлением? Когда мы отходим от нереальности и наблюдаем ее, то видим ее такой, какая она есть, и проваливаемся в реальность. Поначалу мы можем видеть ее в течение секунды, но со временем длительность такого видения растет. И когда мы сможем проводить девяносто процентов времени, воспринимая жизнь, какой она есть, мы поймем, что такое жизнь. Тогда мы сами будем жизнью. Когда мы станем всем, мы поймем, что это значит.

БОЛЬШИЕ ОЖИДАНИЯ

Мы приходим на сесин, вооруженные большими ожиданиями. Мы боремся, мы ищем, мы надеемся. Некоторые просто ждут. Человеческая игра продолжается. Если не ожидания, то надежда на возвращение потерянного рая всегда с нами.
Интересно, что многие люди, находясь на пороге смерти, наконец видят, вернее, осознают, что никогда не понимали истинного смысла этого вопроса. Осознавая это, они умирают спокойно, даже радостно, оказавшись, наконец, в раю. Что они видят? Что они находят?
Помните историю о человеке и тигре? Окруженный со всех сторон смертью, он съедает ягоду земляники и восклицает: «Она великолепна!» Он знает, что для него это последнее действие.
Когда мы полностью понимаем это, любые обстоятельства становятся раем.

Давайте теперь обратимся к словам Догена Дзэндзи. Однажды он сказал: «Давайте забудем свое тело и разум. Бросьте свою жизнь в обитель Будды, живите движимые и ведомые Буддой. Когда вы сделаете это, не полагаясь на собственные физические и умственные силы, вы будете освобождены от жизни и смерти и станете Буддой. Это Истина. Не ищите Истину в другом месте».
«Давайте забудем свое тело и разум». Что это значит? «Бросьте свою жизнь в обитель Будды». Что такое обитель Будды? В начале Доген Дзэндзи говорит о человеческих ошибках: «Давайте забудем свое тело и разум». Вместо того чтобы стремиться к комфорту, защите и удовлетворению тела и разума, он просит «бросить свою жизнь в обитель Будды». Но где находится обитель Будды? Куда нам бросить свою жизнь?
Так как Будда — не что иное, как это абсолютное мгновение жизни (у которого нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего), Доген говорит, что само это мгновение и есть обитель Будды, просветление и рай. Нет ничего, кроме жизни в текущем мгновении. Страдание и счастье, неудачи и успех — все, что мы переживаем, — обитель Будды. «Бросьте свою жизнь в обитель Будды, живите движимые и ведомые Буддой». Что это значит?

Мы не можем жить вне настоящего мгновения. Именно оно и есть жизнь. Нужно видеть его, чувствовать его, пробовать его, прикасаться к нему, переживать его и затем позволить ему диктовать ход жизни. Доген говорит, что, когда мы делаем это, не опираясь на собственные физические и умственные силы (т. е. не сопровождая поступки собственным мнением), мы освобождаемся от жизни и смерти и становимся Буддами. Почему? Почему мы становимся Буддами? Потому что вы и есть Будда. Вы являетесь текущим мгновением жизни. Вы не можете быть ничем иным.
Когда мы сидим, когда мы занимаемся повседневными делами, мы находимся в обители Будды. Где еще мы можем быть? Чем является каждый момент дзадзэн — болезненный, спокойный, утомительный? Раем, нирваной, обителью Будды. И все же мы приходим на сесин с огромным желанием найти это! Где оно? Куда оно девается, когда мы уходим отсюда? Обитель Будды — это непосредственное восприятие своих разума и тела. Ничего больше. Доген Дзэндзи сказал: «Это Истина. Не ищите Истину в другом месте». Где собираетесь искать ее вы?
Нет ни потерянного, ни приобретаемого рая. Почему? Потому, что невозможно обойти текущее мгновение. Можно не пробудиться в него, но оно всегда здесь. Нельзя избежать рая. Можно только не увидеть его.
Что исчезает в первую очередь, когда человек чувствует приближение смерти? Исчезает надежда на то, что жизнь обернется так, как хотелось бы. Поэтому человек может увидеть, что земляника «так великолепна». Все, что есть, — это настоящее мгновение.

Мудрость в том, чтобы видеть, что поиск бесцелен. Если вы несчастны — это совершенство. Я не призываю ни к пассивности, ни к активности. Возможно, вы попытаетесь удержать нирвану в неизменном состоянии. Но она не может быть постоянной, она изменчива. Это не подразумевает «отсутствия деятельности». Однако действия, рожденные пониманием, свободны от гнева и осуждения. Никаких ожиданий, только чистые и сострадательные поступки.
Сесин часто превращается в битву с тем фактом, что мы абсолютно не хотим позволять восприятию идти своим чередом. Мы определенно не чувствуем себя просветленными в таком состоянии. Но упорное сидение и отбрасывание мыслей о сложности, великолепии и утомительности позволяет нам, со временем, понять Истину нашей жизни.
И всегда мы начинаем искать дорогу сквозь эти проблемы к иллюзорному раю. Но вспомним снова слова Догена Дзэндзи: «Давайте забудем свои тело и разум». Все говорят о том, чтобы приобрести ясное осознание любого состояния разума и тела, но молчат о желании отыскать радость и избежать боли. «Бросьте свою жизнь в обитель Будды». Бросьте свою жизнь, станьте текущим мгновением, перестаньте судить о нем, бежать от него, анализировать его. Доген сказал: «Это Истина. Не ищите Истину в другом месте». Почему? Почему бы не поискать где-нибудь еще? Больше искать негде. Все происходит прямо здесь, прямо сейчас. Это и есть наша природа. Это и есть просветление. Сможем ли мы проснуться и увидеть?

 

ГРАНИЦЫ
ЛЕЗВИЕ БРИТВЫ

Мы, человеческие существа, всегда верим, что существует нечто, что необходимо свершить, постичь, достигнуть. Эта иллюзия порождена разумом и представляет собой проблему. На самом деле жизнь — очень простая штука. Каждую секунду мы видим, слышим, ощущаем запахи, прикасаемся к чему-то, думаем. Иными словами, существует чувственный опыт. Мы интерпретируем этот опыт, и появляется все.
Когда мы погружены в жизнь, существуют только видение, слух, запах, прикосновения, мысли (я не имею в виду эгоцентричные мысли). Если мы осознаем это, проблем нет, их не может быть. Мы просто являемся этим. Жизнь существует, и мы погружены в нее, мы не отделены от нее. Мы являемся жизнью просто потому, что мы и есть жизнь. Мы слышим, думаем, видим, ощущаем запахи. Мы погружены в жизнь, и в этом нет проблемы; жизнь течет своим чередом. Нам нечего постигать, потому что мы — сама жизнь, у нас не может быть к ней вопросов. Однако мы не можем так жить, и возникают вопросы.
Когда мы освобождаемся от склонности приносить себе вред, жизнь оказывается целостной, и мы полностью погружаемся в нее, и не остается проблем. Однако нам не всегда удается ощущать это погружение. Хотя жизнь — это просто жизнь, мы раздражаемся и выпадаем из нее. Теперь жизнь — там, а я — здесь. Мне приходится искать путь, уводящий от страданий. Таким образом жизнь делится на два лагеря — там и здесь. В Библии это называется «изгнанием из Сада Эдемского». Эдемский сад — это ненарушенная простота жизни. Мы все иногда натыкаемся на него. Иногда эта простота становится особенно очевидна, на некоторое время нам становится ясно, что жизнь не является проблемой.

Однако большую часть времени мы проводим в иллюзии, что жизнь сталкивает нас с проблемами, которые находятся «там», Изначальное единство оказывается расколотым (так, по крайней мере, кажется). И нас начинают одолевать вопросы: «Кто я? Что такое жизнь? Как я могу зафиксировать ее, чтобы чувствовать себя лучше?» Мы считаем себя окруженными событиями, от которых мы отделены и которые необходимо фиксировать и контролировать. Когда мы начинаем думать о жизни, анализировать ее, беспокоиться, пытаться объединиться с ней, то приходим к целому ряду искусственных решений. Но разгадка ясна с самого начала. Суть в том, что ничто не требует решения. Но мы не можем видеть это совершенное единство, отделенность закрывает нам глаза. Наша жизнь совершенна? Никто не верит этому!
Итак, существует жизнь, в которую мы погружены (так как все, чем мы являемся, — это мысли, зрение, слух, обоняние, осязание). И мы добавляем к этому эгоцентричные мысли о том, «как она нам подходит». Таким образом, мы не можем осознавать единство с жизнью. Когда мы добавляем нечто (нашу личную реакцию), появляется беспокойство и напряжение. Не слишком приятная картина...

Что же я понимаю под лезвием бритвы? Для того чтобы объединить части, которые кажутся разделенными, нужно пройти по лезвию бритвы. Что такое лезвие бритвы?
Практика объясняет смысл лезвия бритвы и того, как с ним обращаться. Иллюзия отдельности, которую мы создали, присутствует в нас всегда. Когда мы задеты, когда жизнь не удовлетворяет нас, мы начинаем беспокоиться, искать возможное решение. Нет ни одного человека, который не поступал бы так. Нам не нравится жить обычной жизнью. Она подразумевает страдания, а мы не любим страдать. Мы не можем принять ни серьезную болезнь, ни мелкое замечание, ни одиночество, ни разочарование. Мы не согласны мириться с этим, существовать с этим. Мы хотим убежать. Мы хотим зафиксировать проблему, решить ее, избавиться от нее. Вот почему необходимо понять, что значит пройти по лезвию бритвы. Точкой вхождения в эту практику должно стать мгновение зарождения раздражения (гнева, злобы, обиды, желчности).
Сначала нужно понять, что мы раздражены. Поэтому, во-первых, нужно осознать, что мы начали раздражаться. Когда Мы узнаем свой разум, свои реакции, то начинаем осознавать, что действительно раздражены.
Это первый шаг, но это еще не лезвие бритвы. Мы все еще раздроблены, но уже знаем это. Как теперь соединить отдельные части нашей жизни? Нужно пройти по лезвию бритвы. Мы должны снова стать самими собой. Мы должны чувствовать, что такое жизнь, именно в эту секунду. Если мы раздражены, мы должны воспринять свое раздражение. Если мы напуганы, мы должны воспринять свой страх. Если мы желчны, мы должны воспринять свою желчность. Это восприятие должно быть только физическим. Не стоит доверяться мыслям, возникающим в момент раздражения.
Когда мы воспринимаем себя невербально, мы идем по лезвию бритвы, — мы становимся настоящим мгновением. Когда мы идем по краю, островки отделенности агонизируют, они собираются вместе, и нас переполняет если не счастье, то радость. Понять смысл лезвия бритвы (не только понять, но и действовать) и есть смысл всей дзэн-практики. Причина сложности в том, что мы не хотим следовать этому смыслу. Мы хотим убежать.
Если я чувствую, что вы причинили мне боль, то хочу остаться со своими мыслями о боли. Я еще больше закрываюсь и порождаю эгоцентричные мысли. Я думаю, я пытаюсь избавиться от боли. Чем более опытными мы становимся в практике, тем быстрее видим такие ловушки и возвращаемся к восприятию боли — на лезвие бритвы. Наконец, мы можем воспринимать раздражение в момент его появления и оставаться на лезвии бритвы.
Смысл просветленной жизни состоит в умении ходить по лезвию бритвы все время. Я не знаю ни одного человека, способного на это. Но уверена, что годы практики помогут проводить на лезвии бритвы большую часть времени.

Ходить по лезвию бритвы — большая радость.
Мне хотелось бы повторить, что большую часть жизни мы проводим, не желая ничего знать о лезвии. Мы хотим оставаться отдельными. Погрязнув в уверенности: «Я прав», мы хотим добиться стерильного удовольствия. Конечно же, это убогое удовольствие. Однако мы продолжаем жить суррогатной жизнью и отказываемся от истинного восприятия, которое считаем болезненным и полным несчастий.
Движимые этой стратегией, мы надеемся стать отдельной личностью, которая реально существует и представляет из себя ценность. Идя по лезвию бритвы, мы не можем быть важными, мы — отсутствие самости, погруженное в жизнь. Однако мы боимся этого, хотя жизнь отсутствия самости — чистая радость. Страх заставляет оставаться здесь — в одиноком эгоцентризме. Парадокс: только пройдя по лезвию бритвы и непосредственно испытав страх, мы становимся бесстрашными.

Я понимаю, что невозможно увидеть и сделать это сразу. Иногда мы запрыгиваем на лезвие бритвы, но тут же сваливаемся обратно. Это все, на что мы поначалу способны, и это прекрасно. Чем дольше мы практикуем, тем комфортабельней чувствуем себя на лезвии. Наконец, мы обнаруживаем, что это единственное место, где мы можем оставаться в покое. Многие приходят со словами: «Я хочу обрести покой». Но очень немногие понимают, где его искать. Покой — это ходить по лезвию бритвы. Никто не хочет этого слышать. Нам нужен человек, который может разрушить наш страх и пообещать счастье. Никто не хочет слышать правды. Мы не услышим ее, пока не будем готовы.
На лезвии бритвы нет «меня» и «тебя». Такая практика полезна для любого существа. Она полностью соответствует сути дзэн — развитию в моей и твоей жизни мудрости и сострадания.

Мне хотелось бы призвать вас к пониманию, каким бы сложным оно ни было. Во-первых, мы должны разумом понять смысл практики. Затем, с помощью практики мы должны обрести ясное осознание, отделенное от собственной жизни. Знание вырастает на фундаменте ежедневного стремления сохранять осознавание во всех взаимоотношениях с утра до вечера. Никто не желает ничего знать о лезвии бритвы. Поэтому нельзя надеяться, что понимание будет преподнесено нам на блюдечке, его нужно добиться. Если мы будем терпеливыми, видение станет яснее и жемчужина жизни засияет перед нами. Естественно, жемчужина сияет всегда, однако она невидима тем, кто не знает, как ее увидеть. Для того чтобы увидеть, нужно пройти по лезвию бритвы. Мы протестуем: «Нет! Ни в крем случае! Забудьте об этом! Это подходит для заглавия, но не для моей жизни». Верно ли это? Я думаю, нет. Покой и радость подходят всем.

Каждый раз, когда мы не согласны с другим человеком (и мы считаем, что мы правы), мы отделяемся. Мы — здесь, а этот нахал — там, и он «неправ». Если мы так думаем, то совершенно не заинтересованы в благосостоянии этого человека. Нас интересует только личное благосостояние. Так разрушается единство. Для того чтобы избавиться от такого подхода, нужны годы безжалостной практики.
Раздражение, воспринятое невербально, не вызывает отделенности. Но чаще всего мы не хотим воспринимать жизнь невербально. Что же мы предпочитаем делать? Мы предпочитаем думать о своем несчастье. «Почему он не считает так же, как я? Почему он так глуп?» Такие мысли и являются факторами отделенности.
СТУДЕНТ: Мысли или побег?
ЙОКО: Мысли и есть побег. Если бы мы не пытались избежать страха, мы бы не думали.
СТУДЕНТ: Вы имеете в виду, что мысли — причина отделенности?
ЙОКО: Нет, но только в том случае, если мы полностью осознаем их и понимаем, что это просто мысли. Отделенность возникает тогда, когда мы верим в них. «Чтобы нарушить порядок небес и земли, достаточно различия в одну десятую дюйма». Когда мы видим нереальность мыслей, в них нет ничего плохого.
Мы не сможем разумно обращаться с источниками жизни, если погрязнем в мыслях о них. Мы должны видеть нечто большее. Дзэн-практика — это действие. Мы не можем адекватно действовать, если доверяемся своим мыслям о ситуации. Мы должны непосредственно видеть, чем является ситуация. Она всегда отличается от мыслей. Способны ли мы на разумные действия без реального видения? Нет, определенно, я не говорю ни о пассивности, ни об активности.

СТУДЕНТ: Мне кажется, что невозможно требовать от человека просто находиться на лезвии. Каждое мгновение нас посещают воспоминания о том, что было с нами в прошлом.
ЙОКО: Воспоминания — те же мысли. Практика действительно многого требует от нас. Однако мы живем в настоящем моменте, мы не должны проживать за раз 150000 мгновений. Мы живем лишь раз. Именно поэтому я говорю: «Что еще остается делать? Можете либо практиковать каждое мгновение, либо нет».
СТУДЕНТ: Мне кажется, что лезвие бритвы довольно скучное место. Мы обычно обращаем внимание на эмоциональные вспышки, но ничего не можем сказать о спокойных состояниях.
ЙОКО: Правильно. Проблем нет, когда мы можем делать то, что нужно, — мы идем по лезвию бритвы. Однако в момент раздражения лезвие бритвы кажется чуждым, потому что раздражение неприятно. Природа раздражения нам не нравится и поэтому кажется отличной от природы спокойного состояния. Однако оба они — высшая простота.
СТУДЕНТ: Страшно потерять веру в собственные мысли. Как же тогда определять, что делать?
ЙОКО: Когда мы находимся в тесном контакте с жизнью, то всегда знаем, что делать.
СТУДЕНТ: Для меня лезвие бритвы — это переживание настоящего момента. Занимаясь практикой, я обнаруживаю, что обыденные вещи перестают казаться скучными, как это было раньше. Есть нечто глубокое и прекрасное, чего я раньше не осознавал.
ЙОКО: Это так. Однажды одна ученица сказала мне: «Это так скучно! Я просто сижу, и ничего не происходит. Я слышу лишь уличный шум...» Но ведь звуки уличного шума — это совершенство! «И это все?» — спросила студентка. Да, это все. Никому из нас не нравится, чтобы жизнь была «просто этим». При таком обороте дел мы перестаем быть ее центром. Жизнь такая, какая есть, в ней нет драмы, а нам нравится драма. Мы любим «выигрывать» споры. Если же выиграть не удается, то мы согласимся проиграть, только бы не отказываться от драмы, разворачивающейся вокруг нас. Однажды Судзуки Роси сказал: «Не будьте слишком уверены в том, что хотите просветления. Оттуда, откуда вы смотрите, оно выглядит ужасно тусклым». Просто делайте то, что делаете. Вам не нужна драма.

СТУДЕНТ: Является ли наблюдение дыхания хождением по лезвию бритвы?
ЙОКО: Да. Хотя правильнее будет назвать это «восприятием тела и дыхания». Наблюдая за дыханием, не пытайтесь контролировать его (контроль дуалистичен, — мы контролируем нечто, отдельное от нас). Постарайтесь просто воспринимать дыхание: если оно напряженное, воспринимайте напряжение; если оно частое, воспринимайте частоту; если оно прерывистое, воспринимайте прерывистость. Если восприятие будет полным, то постепенно дыхание станет плавным, медленным и глубоким. Когда исчезает привязанность к мыслям, тело и дыхание постепенно расслабляются.
СТУДЕНТ: Случайно ли такое ощущение задетости, или оно питается из резервуара неразрешенного психологического материала?
ЙОКО: Да, такой резервуар существует. Но в текущем мгновении он всегда проявляется в виде подавленности. Если мы умеем воспринимать подавленность и напряжение, то всегда можем осадить свое прошлое. Где находится прошлое? Оно прямо здесь. Иного прошлого нет. Прошлое — это то, кем мы являемся в настоящем. Поэтому, когда мы воспринимаем настоящее, мы принимаем в расчет и прошлое. Мы не обязаны знать о нем все.
Но как лезвие бритвы связано с просветлением? Пусть кто-нибудь ответит.
СТУДЕНТ: Оно является просветлением.
ЙОКО: Да, это так. Никто из нас не может ходить по нему все время, но с практикой наша способность к этому сильно возрастает. Пожалуйста, попытайтесь в каждый момент жизни достигать наибольшей осознанности. Пусть вас всегда сопровождает вопрос: «Иду ли я по лезвию бритвы, прямо сейчас?»

 

НЬЮ ДЖЕРСИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ

Мы полагаем, что реальность такая, какой мы ее видим, что она фиксирована и неизменна. Например, если мы смотрим вокруг и видим кусты, деревья, машины, то считаем, что они именно такие, какими предстают перед нами. Однако это лишь взгляд на реальность с первого этажа. Если в ясный день мы сядем в аэроплан, поднимемся на тридцать пять тысяч футов и взглянем вниз, то даже не увидим людей и деревьев. На этой высоте реальность не включает людей, зато она включает горные вершины, долины и водоемы. Самолет опускается, и представление о реальности меняется снова. Только когда шасси коснутся земли, перед нами снова предстанет обычный пейзаж — машины, люди и дома. Для муравья, ползущего по тропинке, людей не существует, они слишком велики для его восприятия. Реальность муравья — это, возможно, горы и долины его тропинки. Если на него наступает чья-то нога, то он даже не понимает, что произошло.
Реальность, в которой мы живем, принуждает к определенным действиям. Для их реализации мы должны отделить себя от окружающего — от ковра, от другого человека. Однако мощный микроскоп показывает, что реальность, с которой мы взаимодействуем, вовсе не отдельна. На глубинном уровне мы — лишь атомы и атомные частицы, движущиеся с невероятными скоростями. Между нами, ковром и другим человеком нет никакого разделения. Все мы — огромное энергетическое поле.
Недавно дочь показала мне несколько фотографий белых кровяных телец кролика. Эти тельца — мусорщики, они очищают тело от отходов и ненужного материала. Внутри артерий можно увидеть маленьких существ, которые ползают и очищают кровь при помощи особых лапок. Для белых кровяных телец реальность вовсе не похожа на нашу. Что является реальностью для таких существ? Мы можем лишь наблюдать их работу. Прямо сейчас, пока мы сидим здесь, внутри нас находятся миллионы этих существ, старательно очищающих наши артерии. Посмотрев на снимок, каждый сможет увидеть работу белых кровяных телец, они знают свою цель.
Мы — люди, — наделенные, пожалуй, самым высшим даром, являемся единственными существами на земле, способными сказать: «Я не знаю смысла своей жизни. Я не знаю, зачем я здесь». Никакое другое существо (и белые кровяные тельца, в частности) не может испытывать подобного недоумения. Белые кровяные тельца неустанно работают на нас, они живут в нас и всю свою жизнь очищают нашу кровь. И это, конечно, только одно из сотен тысяч действий, происходящих внутри того огромного разума, каким мы являемся. С помощью своего огромного мозга (который дан нам для действия) нам удается извратить врожденный дар и совершать безрассудства, которые не способствуют благосостоянию жизни. Владея даром мышления, мы не умеем его применять и сбиваемся с пути. Мы изгоняем себя из Сада Эдемского. Мы используем мышление не для осуществления нужд жизни, а для служения собственной обособленной самости. Такого никогда не происходит с белыми кровяными тельцами. Их жизнь длится недолго, одних заменяют другие. Они не думают, они лишь выполняют свою работу.

Занимаясь дзадзэн, глубже постигая иллюзорную природу ложного мышления, мы приближаемся к состоянию естественного функционирования. Это состояние всегда здесь, но оно настолько скрыто, что мы даже не подозреваем о его существовании. Мы так привязаны к своей возбужденности, подавленности, надеждам и страхам, что не понимаем, что наше предназначение не вечность, а настоящее мгновение. Мы тщетно стараемся защитить себя своими беспокойными мыслями. Мы строим планы о том, как сделать жизнь более приятной, безопасной, как увековечить свою обособленную самость. У тела есть своя мудрость. Лишь мозг способен внести в жизнь беспокойство.
Практика помогает видеть сквозь заблуждения. Мы учимся определять, что нам нужно и будем лишь предпринимать попытки исполнить то, что необходимо.
Когда что-то беспокоит нас, раздражает, доставляет неприятности, мы начинаем думать. Мы суетимся и отстаиваем все, о чем думаем. Мы думаем, думаем, думаем, потому что считаем, что именно так можем решить свои проблемы. В действительности же, жизненные проблемы решает простое восприятие сложности того, что происходит, и действия, обусловленные таким восприятием. Предположим /... /Мои действия вытекают из восприятия. Однако мы не делаем того же со всеми трудностями нашей жизни. Вместо этого мы суетимся вокруг них, пытаемся анализировать, пытаемся найти виновных. Именно из этого мы исходим, когда совершаем поступки. Это отступление. Мы отрезаем себя от проблем. Никакими мыслями, реакциями и оценками нам их не разрешить. Наши эмоции блокируют нас и делают проблемы неразрешимыми.
Однажды я пролетала над Соединенными Штатами. Находясь где-то посредине страны, я глянула вниз и подумала: «Нью-Джерси?» Я не могла ответить на этот вопрос. И все же мы упорно считаем, что Нью-Джерси существует. Однако реально есть лишь земля, уносящаяся вдаль. Так же мы поступаем и в отношении себя. В действительности, все границы произвольны. Однако если мы руководствуемся собственными разделяющими эмоциями и мыслями, то верим в реальность границ, отделяющих нас друг от друга. Если же мы относимся к эмоциям-мыслям разумно, то границы исчезают, и мы постигаем единство, которое всегда было прямо здесь. Если разум открыт и просто обрабатывает чувственный опыт, нам незачем стремиться к чему-то, что называют «великим просветлением». Если Нью-Джерси не существует, как самостоятельная единица, ему не нужно себя защищать. Если нас нет, как отдельной сущности, мы свободны от проблем. Но наша жизнь наполнена вопросами: «Что для меня лучше всего? Как я могу сделать себе приятное?» Мы воспринимаем окружающих только в той степени, в какой они согласны участвовать в нашей игре. Конечно же, они никогда по-настоящему не согласны, потому что занимаются тем же. Например, как может быть успешным брак, в котором один супруг считает себя Нью-Йорком, а другой — Нью-Джерси? Иногда может показаться, что супруги счастливы. Но пока нет видения призрачности границ (которое подразумевает снятие эмоциональной блокады), между ними продолжается непримиримая война.
Мы создали ложный мир и окутали им мир реальный. Мы перепутали реальность и ее карту. Конечно, карта полезна, но, смотря на нее, невозможно увидеть единство. Нью-Джерси как отдельной единицы, не существует. Подобно белым кровяным тельцам, мы предназначены для функционирования в огромном энергетическом поле, которым сами являемся. Для правильного функционирования мы имеем особую форму, как и белые кровяные тельца, использующие свои лапки для очистки крови. Да, мы имеем определенную форму, мы выглядим отдельными, для того чтобы играть в ту замечательную игру, в которую вовлечены. Проблема в том, что мы не играем в эту игру. Мы играем в игры, изобретенные нами, и эти игры уничтожают нас. Если мы не способны видеть сквозь них, ни один день жизни не приносит нам радости. Хорошей игрой можно назвать лишь ту, которая сыграна отлично. Но эта игра всегда реальна и полноценна, в ней нет неудовлетворенности и бесцельности. Белые кровяные тельца не спрашивают себя: «В чем цель жизни?» Они знают. Когда мы прорываемся сквозь блокаду эмоций-мыслей, мы тоже начинаем понимать, кто мы такие и что делать с жизнью. Что нам делать с жизнью? Если мы не запутываем себя ложными мыслями, то знаем это. Когда мы отказываемся от одержимости собой, ответ становится очевидным. Однако, пока мы привязаны к эгоцентричным мыслям, сделать это нелегко.
Если мы привержены практике, то начинаем замечать мгновения (иногда часы или дни), когда проблемы кажутся нам нормальными. Чем дольше и упорнее мы практикуем, тем продолжительнее становятся эти состояния. Это и есть просветленное состояние. Мы просто видим: «О, вот, что надо сделать — это нормально». Это великолепно, течение настолько легко. Затем (если мы не слишком осторожны) запутанность снова берет над нами верх. Ясность и энергия просветленного состояния начинают таять. Наградой за годы упорной практики становится увеличение периодов ясности и уменьшение периодов запутанности.
Как это ни парадоксально, принятие хмурости и запутанности является ясностью. Не надо пытаться убежать от запутанности и нервности, необходимо спросить себя: «На что похоже ощущение запутанности?»; необходимо вернуться к телу, к его ощущениям; необходимо отслеживать мысли.
Худшее, что мы можем сделать во время запутанности и подавленности, это попытаться улучшить ситуацию. Незапертые ворота всегда здесь. При условии, что мы воспринимаем себя как есть, а не так, как считаем нужным. Если условие выполнено, ворота открываются. Они открываются тогда, когда должны, но не тогда, когда мы хотим этого. Мы должны добиваться осознанности телесных ощущений, мыслей и всего, что находится рядом с нами. Мы не должны считать сидение ни плохим, ни хорошим. Мы должны думать: «Я здесь, и я осознаю, по крайней мере, часть своей жизни». Упорное сидение увеличивает продолжительность этой части.
Часть нас похожа на белые кровяные тельца: она всегда на месте и знает, что делать. Она хочет действовать. Практика — вовсе не мистический переход в иное место, расположенное Бог знает где. Абсолют всегда прямо здесь, где же еще он может быть? Но, что же такое мое беспокойство? Так как оно существует прямо здесь, то оно — нирвана, оно — абсолют. Нам некуда идти, мы всегда прямо здесь.
Где еще мы можем быть? Мы всегда там, где мы есть. Наш внутренний разум знает, кто мы. Если он не испорчен, то знает, кем мы являемся в этом мире.

 

РЕЛИГИЯ

Люди, приходящие в дзэн-центр, часто разочарованы своими прошлыми взаимоотношениями с религией. Очень интересно первоначальное значение слова «религия». Оно происходит от латинского religare, что значит «восстановление связи» — связи между человеком и Богами. Приставка re означает «восстановление, обновление», ligare — «связь».
Что же это за связь? В первую очередь, мы должны связать себя с самими собой, потому что даже внутри мы раздроблены. После этого мы привязываем себя к окружающим, а затем — ко всем вещам.
истинная религиозная практик а заставляет снова увидеть то, что есть, — фундаментальное единство всех вещей, снова увидеть наше истинное лицо. Практика убирает барьеры и позволяет видеть их природу.
Основная причина того, что существуют барьеры, что мы не способны видеть то, что есть, — это страх перед кажущейся болью, которую нам может принести нечто, отдельное от нас. Истинная жизнь, фундаментальное единство проходят мимо. Довольно грустно, что многие умирают, так и не пожив. Они слишком одержимы стремлением избежать боли. Мы знаем лишь одно: если нечто принесло боль, его нужно избегать. Подобный механизм бегства действует практически бесконечно.

В процессе «туда-сюда» нет ничего, кроме разделенности. Как избавиться от нее? Мы разрешаем ее, воспринимая то, что не хотим воспринимать. Нам нужно невербально воспринять неудобство, гнев, страх, которые кроются за колебаниями от одного полюса к другому. В этом истинный дзадзэн, истинная молитва, истинная религиозная практика. В конце концов, гнев (как физическое переживание) начинает преобразовываться. Если мы действительно раздражены, подобное преобразование может отнять недели или месяцы. Но если мы отдаемся восприятию, если мы «обнимаем тигра», преобразование происходит мгновенно. Когда мы являемся восприятием, нет ни субъекта, ни объекта. Барьеры разрушаются, и мы можем ясно видеть. А если мы видим, то понимаем, что делать, и нашим действием становится проявление любви и сострадания. Мы можем жить религиозной жизнью.

... все остальное время мы должны посвящать усердной практике. В этом — религиозная жизнь. В этом — «религия», хотя мы не обязаны использовать это слово. Это — примирение наших точек зрения, примирение со страхами. Примирение со всем, что является восприятием. Однако восприятием чего? Бога? Просто того, что происходит? Религиозная жизнь — это процесс постоянного примирения.
Всякий раз, когда мы переходим сквозь барьер, что-нибудь вокруг нас изменяется. С течением времени мы становимся менее разделенными. Это нелегко, потому что мы хотим привязаться к чему-то знакомому: разделенности, ощущению своей возвышенности или приземленности, желанию быть «кем-то» в отношениях с миром. Одним из достижений серьезной практики можно считать способность быть внимательным и замечать, как возникает разделенность. В то мгновение, когда мы ощущаем малейшее прикосновение мысли, осуждающей другого человека, должна загораться красная лампочка практики.
...чем больше мы практикуемся, тем чаще замечаем то, чего раньше не видели. Это не значит, что мы будем видеть все. Всегда есть нечто, что скрывается от взора. Этот факт нельзя назвать ни плохим, ни хорошим, в этом — природа вещей.
Сила практики кроется в умении быть самим собой. Если наша практика сильна, она проявляется все время. Не нужно говорить о дхарме, дхарма — это то, чем мы являемся.

ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Проблема разговоров о «просветлении» кроется в том, что просветление — не картина, но разрушение всех картин. Мало кто мечтает о жизни, разбитой вдребезги.
Что значит разрушить привычный взгляд на жизнь? Обычно я воспринимаю жизнь бурлящей вокруг меня. В конце концов, я становлюсь наблюдателем этих непрерывных впечатлений и не могу овладеть вашим опытом восприятия мира. Наконец я неминуемо прихожу к выводу, что именно «я» — центр своей жизни, и все переживания сосредоточиваются вокруг «меня». «Я» вижу, «я» слышу, «я» чувствую, «я» думаю, у «меня» есть мнение. Мы редко ставим под сомнение существование «я». Однако в состоянии просветления «я» отсутствует. Есть только сама жизнь — пульсация безвременной энергии, сама природа которой содержит все.
Процесс практики начинается с того, что мы начинаем видеть причины непонимания своей истинной природы. Они всегда кроются в чрезмерном отождествлении с собственным разумом и телом, с собственным «я». Для реализации естественного состояния просветленности, нужно увидеть эту ошибку и избавиться от нее. Путь практики состоит в осмысленном движении против обычного, сосредоточенного на собственном «я», течения жизни.

Первый этап практики состоит в приобретении видения того, что моя жизнь полностью сосредоточена вокруг меня: «Да, мной действительно владеют эгоцентричные мысли, мнения и эмоции... Я, я, я, я, я одержим всем этим с утра до вечера». Такое осознание уже, само по себе, является огромным шагом.
Следующий этап (эти этапы могут отнять много лет) состоит в наблюдении за своей реакцией на подобные мысли, фантазии и эмоции. Обычно мы привязываемся к ним, лелеем их, верим в то, что без них пропадем. Если мы требуем, чтобы жизнь текла в определенном русле, то обязательно страдаем. Жизнь всегда такая, какая есть: она не всегда честна, не всегда приятна. Она совершенно не такая, какой мы хотим ее видеть. И все же это не мешает радоваться ей, ценить ее и быть благодарными.

Никто не хочет вывалиться из гнезда, потому что это страшно. Однако процесс обретения независимости (вернее, осознания того, что мы ею уже обладаем) должен быть страшным. Мы боремся против свободы, против отказа от мечтаний о жизни, которая подчиняется нашим желаниям и охраняет нас. Вот почему практика так трудна. Дзадзэн должен освободить нас и заставить жить парящей жизнью, которая, благодаря своей свободе и непривязанности, и является просветленным состоянием.

Практика рассчитана на все время жизни. Она никогда не кончается. Однако если мы практикуем по-настоящему, то определенно ощущаем внутреннюю свободу.
Ежедневный дзадзэн очень важен. Мы очень упрямы. Нам нужна терапия долгого сидения, которая помогает осознать привязанности. Долгий сесин — это ощутимый удар по надеждам, мечтам — всему, что является барьером для обретения просветленности. Отсутствие надежд не стоит воспринимать пессимистично. Надежды порождают разочарование от затерянности между тем, кто мы есть, и тем, кем хотам быть. Отсутствие надежд (непривязанность, просветленное состояние) — это жизнь, полная спокойствия, уравновешенности, истинных мыслей и эмоций. К этому может привести только бесконечная преданность практике. Результаты истинной практики всегда полезны.