Средние века

Тема в разделе "Эпохи и стили", создана пользователем La Mecha, 15 май 2014.

  1. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Вийон, как всегда, хорош!:sunny:
     
  2. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    002.jpg

    времена года

    78398186_large_1583508_min_4итал.jpg

    20Rohan20Anjou20Paris20BNF.jpg

    079.jpg

    1430 Paysans moissonnent, Grandes heures de Marguerite de Rohan, Rennes, Paris.jpg

    1498.jpg

    559bdfde32ce260e6c3255656a54c6f5.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 дек 2017
    La Mecha нравится это.
  3. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    La Mecha нравится это.
  4. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    tumblr_m0qy1gZp8O1rppc0go1_500.jpg



    "Ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью,
    как XV столетие[1*]. Жизнь проходит на фоне непрекращающегося призыва: memento
    mori. Дионисий Картузианец в Жизненном наставлении дворянину поучает: "Когда
    же он отходит ко сну, то пусть помыслит о том, что, как нынче укладывается
    он на свое ложе, тело его вскорости уложено будет другими в могилу"[1].
    Конечно, и ранее вера постоянно заставляла всерьез задумываться о смерти,
    однако благочестивые трактаты раннего Средневековья касались только тех, кто
    полностью порвал с миром. Лишь тогда, когда с появлением нищенствующих
    монашеских орденов проповеди стали широко распространяться среди народа,
    подобные предостережения слились в некий устрашающий хор, стремительной
    фугой звучавший повсюду в мире.
    "


    "
    К концу XIV -- началу XV столетия высокий спектакль монарших устремлений и
    авантюр более, чем когда-либо, питает воображение представлениями о
    разыгрывающихся в кровавой политической сфере ужасных трагедиях с их
    захватывающими примерами краха пышности и величия. Когда в Вестминстере
    английский парламент выслушивает сообщение о том, что побежденный и
    заключенный в тюрьму своим двоюродным братом Ланкастером король Ричард II
    лишен трона, в Майнце в том же сентябре того же 1399 г. собираются
    германские курфюрсты[22*], для того чтобы низложить своего короля Венцеля
    Люксембургского, вряд ли способного управлять страной, не отличавшегося
    особым умом и с характером таким же неустойчивым, как у его английского
    зятя, окончившего свою жизнь столь трагически. Венцель еще долгое время
    оставался королем Богемии, тогда как за низложением Ричарда последовала его
    загадочная смерть в темнице, которая не могла не вызвать в памяти убийство
    его прадеда Эдуарда[23*] семьюдесятью годами ранее. Не таился ли уже в самом
    обладании короной источник бед и опасностей? Трон третьего по величине
    христианского королевства[24*] занимает безумный Карл VI; проходит немного
    времени, и страну раздирают дикие распри всяческих группировок. В 1407 г.
    соперничество между Орлеанской и Бургундской династиями вылилось в открытую
    вражду: Людовик Орлеанский, брат короля, гибнет от рук тайных убийц, нанятых
    его кузеном герцогом Бургундским Иоанном Бесстрашным. Двенадцатью годами
    позже свершается месть: в 1419 г. Иоанн Бесстрашный предательски убит во
    время торжественной встречи на мосту Монтеро. Убийство этих двух герцогов и
    тянущаяся за этим вражда, питаемая жаждой отмщения, порождают ненависть,
    которая окрашивает в мрачные тона французскую историю на протяжении чуть ли
    не целого столетия, ибо народное сознание все несчастья, обрушивающиеся на
    Францию, воспринимает в свете этой всепоглощающей драмы; оно не в состоянии
    постичь никаких иных побудительных причин, повсюду замечая только личные
    мотивы и страсти....



    Лишенные трона короли годами скитаются от одного монарха к другому,
    располагая, как правило, весьма скудными средствами и при этом вынашивая
    грандиозные планы. И все они сохраняют отблеск загадочных стран Востока,
    откуда они были изгнаны: Армении[27*], Кипра, а вскоре уже и Константинополя,
    персонажи, знакомые всем по изображению колеса Фортуны, с которого короли
    кубарем летят вниз вместе со своими скипетрами и тронами[28*]. Фигурой иного
    рода является Рене Анжуйский, хотя он тоже был королем, лишенным короны. Он
    наслаждался всеми благами, которые только могли предоставить ему богатые
    владения в Анжу и Провансе. И все же изменчивость монаршей фортуны ни в ком
    не воплотилась нагляднее, чем в этом отпрыске французского королевского
    рода, который, постоянно упуская удачу, домогался корон Венгрии, Сицилии и
    Иерусалима и не обрел ничего, кроме поражений и длительных заключений,
    перемежавшихся дерзкими и рискованными побегами[29*]. Король без трона, поэт,
    находивший утешение в искусстве создания миниатюр и в сочинении пасторалей,
    оставался ветреным, несмотря на то что судьба должна была бы давно излечить
    его. Он пережил смерть почти всех своих детей, а оставшуюся дочь ожидала
    судьба куда более тяжкая, чем его собственная. Остроумная, честолюбивая,
    пылкая Маргарита Анжуйская в шестнадцатилетнем возрасте была выдана замуж за
    слабоумного Генриха VI, короля Англии. Английский двор оказался адом,
    пышущим ненавистью. Подозрительность по отношению к родственникам короля,
    обвинения в адрес могущественнейших слуг короны, смертные приговоры и тайные
    убийства ради безопасности или в угоду проискам тех или иных группировок
    нигде не были вплетены в политические нравы так, как в Англии. Долгие годы
    жила Маргарита в обстановке преследования и страха, прежде чем острая
    семейная вражда между домом Ланкастеров, к которому принадлежал ее супруг, и
    Йорками, его многочисленными и беспокойными кузенами, перешла в стадию
    кровавых и открытых насилий. Маргарита лишилась имущества и короны.
    Злоключения войны Алой и Белой Розы[30*] повергли ее в горькую нужду и не раз
    угрожали самой ее жизни. Наконец, оказавшись в безопасности под защитой
    Бургундского двора, она из собственных уст поведала Шателлену, придворному
    хронисту, трогательную историю своих бед и скитаний: как она была вынуждена
    предоставить себя и своего юного сына милости разбойника, как во время мессы
    ей пришлось попросить для пожертвования пенни у шотландского лучника, "qui
    demy à dur et à regret luy tira un gros d'Ecosse de sa bourse et le
    luy presta" ["который с неохотой и через силу извлек из кошеля своего
    шотландский грошик и подал ей"]. Галантный историограф, тронутый столь
    обильными злоключениями, посвятил ей в утешение Temple de Bocace, "aucun
    petit traité de fortune, prenant pied sur son inconstance et déceveuse
    nature"[29] [Храм Боккаччо, "некий трактатец о фортуне и о том, сколь природа
    ее обманчива и непостоянна"]. Следуя суровым рецептам своего времени, он
    полагал, что дочь короля, пережившую столько несчастий, ничто не сможет
    укрепить лучше, нежели описание мрачной галереи царственных особ,
    претерпевших всевозможные невзгоды и горести; оба они, однако, не могли
    предположить, что Маргариту ожидают еще большие испытания. В 1471 г. в битве
    при Тьюксбери Ланкастеры потерпели окончательное поражение. Ее единственный
    сын пал в этой битве, если не был умерщвлен уже после сражения. Мужа ее
    тайно убили. Сама она была брошена в Тауэр, где томилась пять лет, до того
    как Эдуард IV продал ее Людовику XI, в пользу которого, в обмен на
    предоставление свободы, ее вынудили отказаться от права наследования своему
    отцу, королю Рене.....


    Всякий раз, как мы пытаемся проследить судьбы людей по источникам тех
    времен, перед нами встают подобные картины бурных жизненных перемен.
    Вникнем, к примеру, в детали, собранные Пьером Шампьоном и касающиеся
    персонажей, которых Вийон либо упомянул, либо имел в виду в своем Testament
    [Большом завещании][66], или же обратимся к заметкам Тюэте к Дневнику
    Парижского горожанина. Мы увидим судебные процессы, преступления, распри,
    преследования... и так без конца. И все это -- судьбы произвольно взятых
    людей, нашедшие отражение в судебных, церковных и иных документах. Хроники,
    подобные составленной Жаком дю Клерком, этому собранию злодеяний, или
    дневник Филиппа де Виньоля, горожанина Меца[67], могут, конечно, рисовать
    картину этого времени слишком черными красками; даже lettres de rémission,
    которые воспроизводят перед нашим взором повседневную жизнь столь живо и
    точно, из-за своей криминальной тематики освещают исключительно лишь ее
    темные стороны. И все же каждое свидетельство, извлеченное из любого
    произвольного материала, неизменно упрочивает самые мрачные представления об
    этой эпохе.
    Это злой мир. Повсюду вздымается пламя ненависти и насилия, повсюду --
    несправедливость; черные крыла Сатаны покрывают тьмою всю землю. Люди ждут,
    что вот-вот придет конец света. Но обращения и раскаяния не происходит;
    Церковь борется, проповедники и поэты сетуют и предостерегают напрасно.
    "


    Колесо судьбы

    37secula1460.jpg

    38secula1460.jpg

    tumblr_miyiy8UNUM1rppc0go1_500.1474.jpg
    смерть и ад

    8edfaf4149abc492fe6376c58fbc5ee9.jpg 19religi.jpg

    tumblr_m7lcvcXrqf1rppc0go1_500.jpg
    tumblr_m10ozyjuLs1rppc0go1_500.jpg tumblr_mj2eukROkH1rppc0go1_500.jpg 20hours1490.jpg (легенда о трёх мертвецах)

    tumblr_mqs8pwvOVF1rppc0go1_500(14).jpg
     
  5. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    tumblr_mqo56xw1UM1rppc0go1_500(14 в).jpg tumblr_mqo556nZ8s1rppc0go1_500(14 в).jpg tumblr_mr4wqwZMyB1rppc0go1_500(14 в.).jpg (подозреваю, что изображается шмон и арест8-) )

    tumblr_mqvwvaLSf41rppc0go1_500(14 в.).jpg

    tumblr_mrraj4A0gL1rppc0go1_500.jpg tumblr_muwb29G5mB1rppc0go1_500.1450-55.jpg tumblr_mg6sntIpKH1rppc0go1_500.jpg
    BH_Lg15V_194r.ELберри.JPG

    33secula1460.jpg
     
  6. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  7. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    пляска смерти

    5fd472cdb90e.jpg

    1483_tall_1.jpg
    3.jpeg

    1280px-Clusone_danza_macabra_detail.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 дек 2017
  8. TopicStarter Overlay
    La Mecha

    La Mecha Вечевик

    Сообщения:
    10.270
    Симпатии:
    3.396
    Веселые картинки, ничего не скажешь...
     
  9. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Одна
    из наиболее удивляющих современного человека черт позднего
    средневековья - отсутствие чувства дистанции - между прошлым и
    настоящим, между сакральным и обыденным. Христианство настолько прочно
    вошло в быт, что соответствующая образность буквально пронизывает любое
    жизненное проявление, что в сочетании с буквализмом и буйным
    ассоциативным универсалистским мышлением (Соня бы назвала его объёмным ) даёт богатые плоды.

    "
    Жизнь средневекового христианства во всех отношениях проникнута, всесторонне
    насыщена религиозными представлениями. Нет ни одной вещи, ни одного
    суждения, в которых не усматривалась бы всякий раз связь со Христом, с
    христианскою верой. Все основывается исключительно на религиозном восприятии
    всех вещей, и в этом проявляется невиданный расцвет искренней веры. Но в
    такой перенасыщенной атмосфере религиозное напряжение, действенная
    трансценденция, выход из здесь-и-теперь не могут наличествовать постоянно.
    Если такое напряжение отсутствует, то все, чему надлежало пробуждать
    религиозное сознание, глохнет, впадает в ужасающее повседневное безбожие,
    доходя до изумляющей посюсторонности, несмотря на потусторонние формы. Даже
    у человека такой возвышенной святости, как Хайнрих Сузо, религиозное
    напряжение которого, быть может, не ослабевает ни на мгновение, расстояние
    от высокого до смешного, на наш уже более не средневековый вкус, весьма
    незначительно. Поведение его возвышенно, когда, подобно тому как это делал
    рыцарь Бусико ради земной возлюбленной, он оказывает честь всем женщинам
    ради Девы Марии и ступает в грязь, давая дорогу какой-нибудь нищенке. Следуя
    обычаям земной любви, он чествует возлюбленную свою невесту Премудрость,
    воспевает ее и плетет ей венки на Новый Год и в День Мая[1*]. Стоит ему
    услышать любовную песенку, он тотчас же обращает ее к Премудрости. Но что
    можно сказать о следующем? За трапезой, когда он ест яблоко, он обыкновенно
    разрезает его на четыре дольки: три из них он съедает во имя св. Троицы,
    четвертую же ест он "in der minne, als diu himelsch muter irem zarten
    kindlein Jesus ein epfelli gab zu essen" ["в любви, с коею божия небесная
    матерь ясти давала яблочко милому своему дитятке Иисусу"], и посему съедает
    он ее с кожурой, ибо малые дети едят яблоки неочищенными. В течение
    нескольких дней после Рождества -- судя по всему, из-за того что младенец
    Иисус был еще слишком мал, чтобы есть яблоки, -- четвертую дольку он не ест
    вовсе, принося ее в жертву Деве Марии, дабы через мать яблоко досталось и
    сыну. Всякое питье выпивает он в пять глотков, по числу ран на теле Господа
    нашего; в конце же делает двойной глоток, ибо из раны в боку Иисуса истекла
    и кровь и вода...

    О том, что число религиозных обрядов увеличивалось как бы само собой,
    прямо-таки механическим способом, -- при том что не находилось ни одного
    мощного авторитета, который пресек бы это своим вмешательством, --
    свидетельствует пример еженедельного почитания Невинноубиенных младенцев. К
    отмечавшемуся 28 декабря дню памяти Избиения младенцев в Вифлееме
    примешивались всякого рода полуязыческие суеверия, связанные с празднованием
    зимнего солнцестояния, которому придавался, таким образом, сентиментальный
    оттенок переживаний по поводу маленьких мучеников; день этот почитался
    несчастливым. И вот уже многие в течение всего года считают несчастливым тот
    день недели, на который пришлось отмечавшееся в декабре Избиение младенцев.
    По этим дням не хотят приниматься за новое дело, не хотят отправляться в
    путешествие. Этот день называли попросту "les Innocents", т. е. так же, как
    и сам праздник. Людовик XI добросовестно соблюдал этот обычай. Коронация
    Эдуарда IV была повторена, так как вначале она состоялась в этот
    несчастливый день недели. Рене Лотарингский вынужден был изменить свое
    решение о начале сражения, так как его ландскнехты отказались идти в бой,
    поскольку это был как раз тот день недели, на который приходилось Избиение
    младенцев[10]....


    О священнике, который со Св. Дарами едет своей дорогою
    на осле, говорят: "Un Dieu sur un asne" ["Вон Господь на осляти"][20]. О
    женщине, лежавшей на больничной койке, было сказано: "Sy cuidoit transir de
    la mort, et se fist apporter beau sire Dieux"[21] ["И, помыслив о близкой
    смерти, просила она принести ей доброго нашего Господа"]. "Veoir Dieu"
    ["Увидеть Господа"] -- было обычным выражением при виде гостии, поднимаемой
    священником во время мессы[22]. ... Всего один шаг оставался до глупой
    фамильярности, как в поговорке "Laissez faire à Dieu, qui est homme
    d'aage"[23] ["Пусть Бог и решает, ибо Он человек в годах"] или "et li
    prie à mains jointes, pour si hault homme que Dieux est"[24] ["и молит его,
    съединив ладони, словно знатного господина вроде Господа Бога"] у Фруассара.
    ...
    Так, в ходу были
    статуэтки Девы Марии, которые представляли собой вариант старинного
    голландского сосуда, называвшегося "Hansje in den kelder" ["Гансик в
    погребке"]. Это была маленькая золотая статуэтка, богато украшенная
    драгоценными камнями, с распахивающимся чревом, внутри которого можно было
    видеть изображение Троицы. Такая статуэтка имелась в сокровищнице герцогов
    Бургундских[26]; ...

    В лотерее в Бергене-на-Зооме в 1515 г. рядом с "ценными
    призами" разыгрывались индульгенции...


    Императора Фридриха, отправляющего своего сына Максимилиана
    на свадьбу с Марией Бургундской, Молине сравнивает с Богом Отцом, посылающим
    на землю Сына, и не жалеет церковных эпитетов, дабы как можно более
    возвышенно описать этот случай. Когда позднее Фридрих и Максимилиан въезжают
    в Брюссель с маленьким Филиппом Красивым, горожане, как рассказывает Молине,
    говорят со слезами: "Véez-ci figure de la Trinité, le Père, le Fils et le
    Saincte Esprit" ["Глядите на сей образ Троицы: на Отца, Сына и Святого
    Духа"].

    Нигде, пожалуй,
    сближение это не кажется столь очевидным, как в приписываемой Фуке
    антверпенской Мадонне, створке диптиха, находившегося прежде на хорах церкви
    Богоматери в Мелене; вторая половина изображает донатора, королевского
    казначея Этьена Шевалье, и св. Стефана -- эта створка сейчас в Берлине.
    Давняя традиция, отмеченная в XVII в. знатоком древностей Дени Годфруа,
    утверждает, что Мадонна воспроизводит черты Агнессы Сорель, любовницы
    короля, к которой Шевалье не скрывал своей страсти[12*]. ... На широком голубом бархате рамы Годфруа видел повторяющийся
    инициал "E" (Etienne) из жемчужин; буквы были соединены любовными петлями
    (lacs d'amour), вывязанными из золотых и серебряных нитей
    [​IMG]

    По праздникам, сетует Никола де Клеманж, к мессе отправляются лишь немногие.
    Они не дослушивают ее до конца и довольствуются тем, что едва коснутся
    кончиками пальцев святой воды, преклонят колено пред Богородицей или
    приложатся к тому или иному образу. Если же они дождутся момента, когда
    священник возносит Св. Дары, они похваляются так, словно оказали величайшее
    благодеяние самому Иисусу Христу. Заутреню и вечерню священник совершает
    большею частью только с прислужником, прихожане отсутствуют[47]. Местный
    сеньор, патрон деревенской церкви, преспокойно заставляет священника ждать,
    не начиная мессы, покамест он и его супруга не встанут и не оденутся[48].
    Церковные праздники, включая Сочельник, проходят среди необузданного
    веселья, с игрою в карты, бранью и сквернословием; в ответ на увещевания
    люди ссылаются на то, что знатные господа, попы и прелаты без всяких помех
    делают то же самое[49]. На всенощных, накануне праздников, в церквах даже
    пляшут с непристойными песенками, а священники, подавая пример, во время
    ночных бдений играют в кости и сыплют проклятиями....

    Он в состоянии лишь тяжко вздохнуть из-за того, что жители
    Гента шествуют на ярмарку в Хоутем, взявши с собой раку св. Ливина. В
    прежние времена, говорит Шателлен, мощи святого несли самые знатные жители
    города "en grande et haute solemnité et révérence" ["с великой
    торжественностью и высоким почтением"], теперь же это "une multitude de
    respaille et de garçonnaille mauvaise" ["толпа бездельников и
    негодных юнцов"]; они несут святыню, вопя и улюлюкая, горланя песни и
    приплясывая, выкидывая всякие штуки, и при этом все они пьяные. Помимо
    этого, они вооружены и позволяют себе повсюду, куда они попадают, вытворять
    отвратительные бесчинства; им кажется, что из-за их священной ноши в такой
    день им ни в чем не должно быть отказа[53].
    Посещение церкви -- важный элемент общественной жизни. В церковь ходят
    покрасоваться своими нарядами, кичась друг перед другом положением и
    званием, манерами и учтивостью. Ранее уже говорилось[54], что целование "мира"
    было постоянным предлогом для споров и бесконечных соревнований в учтивости.
    Стоит какому-нибудь юноше войти в храм, как знатная дама, встав, целует его
    в губы, даже если в этот момент священник освящает Дары и все прихожане
    молятся, преклонив колена[55]. Переговариваться и слоняться по храму во время
    мессы почти что вошло в привычку[56]. Церковь сделалась обычным местом
    свиданий, куда молодые люди приходили поглазеть на девиц, и это было
    настолько распространенным явлением, что могло вызывать недовольство разве
    только у моралистов. Молодежь редко посещает церковь, восклицает Никола де
    Клеманж[57], да и то лишь затем, чтобы пялить глаза на женщин, щеголяющих
    причудливыми прическами и не скрывающих декольте. У безупречной Кристины
    Пизанской влюбленный юноша бесхитростно признается:



    Se souvent vais ou moustier,
    В церковь часто я хожу, --

    C'est tout pour veoir la belle
    Милая там, знаю я,
    Fresche com rose nouvelle[58].
    Роза свежая моя.

    Не было недостатка в возможностях, которые церковная служба предоставляла
    влюбленному: подать возлюбленной святой воды, предложить ей "paix", зажечь
    ей свечу, опуститься рядом с ней на колена, не говоря уже о разного рода
    знаках и взглядах украдкой[59]. В поисках знакомств заходят в церковь гулящие
    женщины[60]. А в праздники в храмах даже продают непристойные гравюрки,
    развращающие молодежь, и злу этому не могут помочь никакие проповеди[61]. Не
    раз и храм, и алтарь оскверняются всяческими непристойностями[62].
    Так же как привычные посещения церкви, паломничества служили поводом для
    всевозможных развлечений, и прежде всего были удобны влюбленным. В
    литературе о них говорилось нередко как об обычных увеселительных
    путешествиях. Шевалье де ла Тур Ландри, старающийся дать серьезные
    наставления своим дочерям по части хорошего тона и усвоения добродетелей,
    распространяется о дамах, кои в поисках наслаждений с охотою посещают
    турниры и совершают паломничества; он приводит предостерегающие примеры
    того, как женщины отправлялись на богомолье только затем, чтобы
    воспользоваться возможностью для свиданий с возлюбленными....


    "До непостижимых крайностей доходит противостояние благочестия и греховности
    в такой личности, как Людовик Орлеанский. Среди откровенных служителей
    наслаждения и богатства он поистине дитя этого мира, более всех других
    обуреваемое страстями. Он пускается даже в чародейство и заклинания и
    решительно отказывается их оставить[11]. И тот же Людовик Орлеанский
    достаточно религиозен, чтобы иметь свою келью в дормитории монастыря
    целестинцев; он разделяет с монахами их монастырскую жизнь, среди ночи идет
    к заутрене и часто выстаивает по пять или шесть месс за день[12]. Жуткое
    впечатление производит сочетание религиозности и преступности у Жиля де Ре,
    который, совершая детоубийства в Машкуле, заказывает для спасения своей души
    мессу в память о Невинноубиенных младенцах и выражает удивление, когда судьи
    называют его еретиком.
    ...
    Сам Филипп Добрый -- великолепный пример того, как набожность могла
    сочетаться с чисто мирскими помыслами. Человек, живший среди пышных
    празднеств, имевший множество внебрачных детей, хитрый и расчетливый
    политик, отличавшийся непомерной надменностью и гневливостью, он при этом
    искренне набожен. По окончании мессы он долго еще молится, преклонив колена.
    Четыре дня в неделю он постится и сидит на воде и хлебе -- не считая канунов
    праздников Девы Марии и святых апостолов. Часто в четыре часа пополудни у
    него еще не было и крошки во рту. Он раздает немало милостыни, и делает это
    втайне."....


    В позднем Средневековье ругань еще
    обладает той привлекательностью дерзости и высокомерия, которые делают ее
    сродни чему-то вроде благородного спорта. "Что это ты, -- говорит дворянин
    крестьянину, -- не дворянин, а возводишь хулу на Бога и сулишь дьяволу свою
    душу?"[68] Дешан отмечает, что божба опускается уже до уровня людей самого
    низкого звания:


    Si chetif n'y a qui ne die:
    Всяк мужик на то горазд:
    Je renie Dieu et sa mère[69].
    Бога, мать его хулить.

    Один другого старается перещеголять по части остроты и новизны бранных
    выражений; умеющего ругаться наиболее непристойно -- почитают за мастера[70].
    Сперва по всей Франции, говорит Дешан, ругались на гасконский или английский
    лад, затем на бретонский, а теперь -- на бургундский. Он сочиняет одну за
    другой две баллады, строя их на материале обиходных ругательств и заканчивая
    благочестивыми фразами. Бургундское ругательство "Je renie Dieu" -- из всех
    самое сильное[71]; его смягчали до "Je renie des bottes"[15*]. Бургундцы
    приобрели репутацию наипервейших ругателей; впрочем, вся Франция, сетует
    Жерсон, как страна христианская, страдает более всех прочих стран от этого
    отвратительного порока, приводящего к чуме, войнам и голоду[72]...



    Телесность, которой наделялись святые в силу самого факта их художественного
    воплощения, весьма сильно подчеркивалась еще и тем, что Церковь издавна
    позволяла и поощряла почитание их телесных останков. Совершенно очевидно,
    что такая привязанность к вещественному не могла не оказывать
    материализующего воздействия на веру, приводя подчас к самым неожиданным
    крайностям. Там, где речь идет о реликвиях, крепкая вера Средневековья не
    боится ни осквернения святыни, ни отрезвления. Около 1000 г. народ в горах
    Умбрии хотел убить отшельника св. Ромуальда, чтобы только не упустить случая
    завладеть его останками. Монахи монастыря Фоссануова, где умер Фома
    Аквинский, из страха, что от них может ускользнуть бесценная реликвия,
    буквально консервируют тело своего достойнейшего учителя: обезглавливают,
    вываривают, препарируют[96]. До того как тело скончавшейся св. Елизаветы
    Тюрингской было предано земле, толпа ее почитателей не только отрывала и
    отрезала частички плата, которым было покрыто ее лицо; у нее отрезали
    волосы, ногти и даже кусочки ушей и соски[97]. По случаю некоего
    торжественного празднества Карл VI раздает ребра своего предка, св.
    Людовика, Пьеру д'Айи и двум своим дядьям, герцогам Беррийскому и
    Бургундскому; несколько прелатов получают ногу, чтобы разделить ее между
    собой, за что они и принимаются после трапезы[98]....


    В одном неизданном сочинении XV в. мистический брак души с небесным женихом
    представлен в виде описания бюргерского сватовства. Иисус, жених, обращается
    к Богу Отцу: "S'il te plaist, je me mariray et auray grant foueson
    d'enfans et de famille" ["Ежели тебе то будет угодно, хотелось бы мне
    жениться и иметь множество чад и родичей"]. Отец чинит препятствия, потому
    что выбор Сына пал на чернокожую эфиопку, -- но тогда вступают в игру слова
    Песни Песней: "Nigra sum sed formosa" ["Черна я, но прекрасна" (Песн., 1,
    4)]. Однако брак этот был бы мезальянсом и бесчестьем для семьи. Ангел,
    выступающий в качестве свата, говорит добрые слова о невесте. "Combien que
    ceste fille soit noire, néanmoins elle est gracieuse, et a belle composicion
    de corps et de membres, et est bien habile pour porter fouezon
    d'enfans" ["Черна девица сия, но и хороша собою; и тело, и все члены
    ея прекрасны, и способна она родить детей многих"]. Отец ответствует: "Mon
    cher fils m'a dit qu'elle est noire et brunete. Certes je vueil
    que son espouse soit jeune, courtoise, jolye, gracieuse et belle et
    qu'elle ait beaux membres" ["Любезный сын мой говорил мне, что черна
    она и смугла. Верно, хочу, чтоб супруга сына моего молода, приветна,
    миловидна, изящна, красива была бы, и да будут члены ее прекрасны"]. Тогда
    ангел расхваливает ее лицо и все ее члены -- ее душевные добродетели. Отец
    позволяет себя убедить и обращается к Сыну:



    Prens la, car elle est plaisant
    Бери ж прелестную, она
    Pour bien amer son doulx amant;
    Пребудет милому верна,
    Or prens de nos biens largement,
    И одари ее сполна, --

    Et luy en donne habondamment"[107].
    Kазна на то тебе дана.

    В серьезности и назидательности намерений этого сочинения не приходится
    усомниться ни на мгновение.
    6a01156f7ea6f7970b0148c6807824970cберри.jpg 06flemis1430 нид.jpg 12flemis1450 нид.jpg

    012чс висконти после 1430.jpg 13religi1410ит.jpg

    14religi1410 ит.jpg

    21flemis1450.jpg

    24flemis1490.jpg 25flemis1498.jpg 26flemis.jpg 31edd8ea9d7544730b0f99267487ba0c.jpg 371f22c0ca91b9370a60390f568e5aad.jpg 4333Hastings Book of Hours.jpg 78398188_large_1583508_Hastings_book_of_the_hoursфлам часосл 1470.jpg
     
    Последнее редактирование: 15 июн 2014
  10. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  11. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Тильман Рименшнайдер (Германия. кон. 15-нач. 16 в.)

    0_a6661_ba938411_L.jpg
    677f92e2dc02.jpg
    698150_600.jpg
    86431939.jpg

    tilman-riemenschneider-eve-1353283378.jpg






    1289772239_06.jpg

    1289772172_10.jpg

    1289773620_riemenschneider_werkstatt_gottvater_mit_christus.jpg

    1289772230_07.jpg

    1289773850_riemenschneider_heiligenfiguren_dsc_5367.jpg

    1289773975_riemenschneider_trauernde_bodemuseum.jpg

    1289773977_riemenschneider_maria_cleophae_und_alphaeus_stuttgart.jpg

    1289774048_riemenschneider_trauernde_frauen.jpg
    1289773897_riemenschneider_hl_georg.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 дек 2017
    La Mecha нравится это.
  12. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Мишель Эрхардт (кон. 15- нач. 16)

    463088_original.jpg

    460434_original.jpg

    460785_original.jpg
    461073_original.jpg
    459681_original.jpg
    456988_original.jpg

    457298_original.jpg

    457502_original.jpg

    458544_original.jpg
     
    La Mecha нравится это.
  13. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    символизм

    "
    У Бога нет ничего ни пустого, ни лишенного знаменования: "nihil
    vacuum neque sine signo apud Deum"[6]. Как только Богу придан был представимый
    образ, все, что от Него исходило и обретало в Нем смысл, должно было также
    сгуститься, кристаллизоваться в сформулированных идеях. Так возникает этот
    благородный и величественный образ мира, который представляется единой
    огромной символической системой, сбором идей, богатейшим ритмическим и
    полифонным выражением всего, что можно помыслить....


    Символизм, рассматриваемый с точки зрения каузального мышления, представляет
    собой нечто вроде умственного короткого замыкания. Мысль ищет связь между
    двумя вещами не вдоль скрытых витков их причинной взаимозависимости -- она
    обнаруживает эту связь внезапным скачком, и не как связь между причиной и
    следствием, но как смысловую и целевую. Убеждение в наличии такой связи
    может возникнуть, как только две вещи обнаруживают одно и то же существенное
    общее свойство, которое соотносится с некоторыми всеобщими ценностями. Или
    другими словами: любая ассоциация на основе какого бы то ни было сходства
    может непосредственно обращаться в представление о сущностной, мистической
    связи. С точки зрения психологии такой подход может казаться довольно убогой
    мыслительной операцией. Весьма примитивной мыслительной операцией может быть
    назван такой подход и с точки зрения этнологии. Примитивное мышление
    отличается тем, что оно чрезвычайно слабо устанавливает различительные
    границы между вещами; в представление об определенной вещи оно включает все
    то, что может быть поставлено в связь с нею через сходство или
    принадлежность. Символическое мышление связано с этим теснейшим образом.
    Оно, однако, утрачивает всякую видимость произвольности и незрелости --
    стоит лишь отдать себе отчет в его неразрывной связанности с воззрением,
    которое средневековая мысль именовала реализмом[2*] и которое мы, собственно
    говоря, менее правомерно, называем платоновским идеализмом.
    Символическое уподобление на основе общности отличительных признаков имеет
    смысл лишь тогда, когда эти признаки являются для данных вещей чем-то
    существенным, когда свойства, которыми обладают как символ, так и
    символизируемое, рассматриваются в качестве их действительной сущности. Алые
    и белые розы цветут в окружении шипов. Средневековый ум сразу же усматривает
    здесь символический смысл: девы и мученики сияют красою в окруженье своих
    преследователей. Как происходит это уподобление? Из-за наличия одинаковых
    признаков: красота, нежность, чистота, кровавая алость роз те же, что и у
    дев и мучеников. Но такая взаимосвязь только тогда действительно обретает
    значение и полноту мистического смысла, когда в связующем члене, т. е. в
    данной особенности, заключена сущность обоих терминов символического
    сопоставления; иными словами, когда алость и белизна считаются не просто
    обозначениями физического различия по квантитативному принципу, но
    рассматриваются как реалии, как факты действительности. Таковыми может
    видеть их и наше мышление[7] -- всякий раз, когда оно обращается к мудрости
    дикаря, ребенка, поэта и мистика, для которых природные свойства вещей
    заключаются именно в их всеобщих особенностях. Эти особенности и есть то,
    что эти вещи собой представляют, самое ядро их бытия. Красота, нежность,
    белизна, будучи сущностями, суть единства: все прекрасное, или нежное, или
    белое должно быть взаимосвязано, оно имеет одну и ту же основу для своего
    бытия, одно и то же значение (be-tekenis: о-знáчение) для Бога.
    Такова нерушимая связь между символом и реальностью (в средневековом
    смысле)."
    01flemis1400нид.jpg

    3d175975bd77ad59cfa1b3a2808c2024.jpg

    15secula1405.jpg

    78398210_1583508_1235225204_vortigern.jpg

    dame-a-la-licorne-la-vue-1.jpg
    licoda10.jpg
    dame-a-la-licorne-toucher.jpg


    34religi1490.jpg
     

    Вложения:

    La Mecha нравится это.
  14. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    "
    Жизненная ценность
    символического толкования всего сущего была безграничной. Символизм создал
    образ мира более строгий в своем единстве и внутренней обусловленности, чем
    это способно было бы сделать естественнонаучное мышление, основанное на
    причинности. Он охватил своими крепкими объятиями и природу, и историю. Он
    создал в них нерушимый порядок, архитектурное членение, иерархическую
    субординацию. Ибо всякая символическая связь необходимо предполагает наличие
    низшего и высшего: равноценные вещи не могут быть символами друг друга;
    взятые вместе, они могут указывать лишь на третью, стоящую на более высокой
    ступени. В символическом мышлении есть пространство для неисчислимого
    многообразия отношений между вещами. Ибо каждая вещь со своими
    разнообразными свойствами может быть символом множества других вещей, и даже
    одно и то же свойство может обозначать различные вещи; символы же, которыми
    наделяются вещи более высокого ранга, просто неисчислимы. Ничто не является
    столь низким, чтобы оно не знаменовало собою нечто возвышенное и не служило
    бы его прославлению. Так, грецкий орех обозначает Христа: сладкая сердцевина
    -- божественную природу, наружная плотная кожура -- человеческую,
    промежуточная же древесная скорлупа -- крест. Все вещи предлагают опору и
    поддержку мышлению в его восхождении к вечности; все они, от ступеньки к
    ступеньке, возвеличивают друг друга. Символическое мышление осуществляет
    постоянное переливание этого ощущения божественного величия и ощущения
    вечности -- во все чувственно воспринимаемое и мыслимое; оно поддерживает
    постоянное горение мистического ощущения жизни. Оно наполняет представление
    о каждой вещи высокой эстетической и этической ценностью. Подумать только о
    наслаждении, когда каждый самоцвет источает сияние своей символической
    значимости, когда белоснежность розы, отождествляемая с чистотой
    девственности, представляет собою нечто большее, нежели поэтическое
    украшение, ибо выявляет сущность и того и другого! Мышление здесь поистине
    полифонично. В этой символике все продумано. Каждый образ звучит
    гармоническим аккордом символов. Символический подход дает то упоение мысли,
    ту дорационалистическую расплывчатость границ идентификации вещей, то
    сдерживание рассудочного мышления, которые возводят понимание жизни до его
    высочайшего уровня.
    Гармоническая связь неизменно соединяет все области мысли. Происходящее в
    Ветхом Завете знаменует, предвосхищает то, что свершается в Новом;
    отражениями их наполнена и мирская история. Во всяком размышлении, словно в
    калейдоскопе, из беспорядочной массы частиц складывается прекрасная и
    симметричная фигура. Всякий символ получает как бы сверхценность, более
    высокую степень реальности, так что все в конечном счете выстраивается
    вокруг центрального чуда пресуществления, и подобие там -- более не символ,
    а тождество: гостия есть Христос. Священник, принимая причастие,
    уподобляется тем самым Гробу Господню: производный символ участвует в
    осуществлении высшего таинства, всякое обозначающее входит в мистическое
    единобытие[9].
    " 110277789_1583508_Miniature_MasterofMB.jpg
     
    La Mecha нравится это.
  15. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    "
    Привычное стремление с помощью некоей вспомогательной линии продолжить
    всякую вещь, приближая ее к идее, постоянно проявляется в том, как
    Средневековье подходит к политическим, общественным или нравственным спорным
    вопросам. Самое ничтожное и будничное также не должно рассматриваться иначе,
    как в связи с универсальным. Вот, скажем, в Парижском университете возникает
    разногласие, следует ли взимать плату за присуждение степени лиценциата. Сам
    Пьер д'Айи берет слово для возражения канцлеру университета против
    этого требования. Вместо того чтобы выяснить, обосновано ли это требование
    исторически, или изучить его приемлемость с точки зрения позитивного права,
    все доводы полностью строятся на схоластике; исходя из положения "radix
    omnium malorum cupiditas" ["корень всех зол сребролюбие"], д'Айи
    развивает трехчленное доказательство: что требование такого права является
    симонией[1*], что оно идет против естественного и божественного права, что оно
    является ересью[1]. С целью осудить необузданность, нарушившую благолепие
    церковной процессии, Дионисий Картузианец припоминает все, что искони
    касалось процессий вообще: как они проходили при прежнем законе и пр. и
    пр.[2], совершенно не затрагивая дела по существу. Это и есть то, что так
    утомительно и обескураживающе проделывает почти всякая средневековая
    аргументация: сразу же указавши на небо, она тут же начинает блуждать между
    примерами из Писания и нравоучительными банальностями.
    Тщательно проработанный идеализм обнаруживает себя буквально повсюду. Для
    любого жизненного уклада, сословия, профессии был очерчен
    религиозно-нравственный идеал, с которым нужно было сообразовывать свои
    устремления соответственно своему роду занятий, дабы тем достойно послужить
    Господу[3]...



    Перевод всего во всеобщее основывается на явлении, которое Лампрехт называл
    "типизмом"[2*] и считал особенно характерным для Средневековья. Однако это
    скорее есть следствие субординирующей потребности духа, проистекающей из
    укоренившегося идеализма. Это не столько неспособность усматривать
    своеобразие вещей, сколько сознательное желание всегда истолковывать смысл
    вещей через их отношение к высшему, через степень их приближения к
    нравственному идеалу, через их универсальную значимость. Во всем ищут именно
    внеличное, значение придается модели, норме. Отсутствие индивидуального
    отношения в высшей степени преднамеренно и скорее вытекает из всеподчиняющей
    привычки мыслить в универсалиях, чем свидетельствует о низком уровне
    умственного развития.
    Действительным достижением средневекового сознания было разложение всего
    мира и всей жизни в целом на самостоятельные идеи и упорядочение и
    объединение этих идей в обширные, разнообразные множества на основе
    зависимостей ленного типа, т.е. в иерархии понятий."
    Энциклопедия Le livre des propriétés des choses

    Barthelemy-l-Anglais.jpg


    bartholomeusanglicus.jpg

    Ima 2.jpg

    tumblr_mr0nbt76Hu1rl1rfao1_1280Le Livre des propriеtеs des choses.jpg
    21687_94V8031579.jpg
    livre-propriete-choses-barthelemy-anglais-jardin.jpg
    tumblr_msfudcF9CI1rqxd5ko1_1280.jpg
    faune-et-floreLe Livre des propriеtеs des choses.jpeg
    bar_148v_2Le Livre des propriеtеs des choses.jpg
    07_05_bnf.jpg
    284Le Livre des propriеtеs des choses.jpg
    2076Le Livre des propriеtеs des choses.jpg
    h46.jpg
    6546613.jpg
    bartholomeus3.jpg
     
  16. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
  17. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    "
    Добродетели и переживания персонифицируются
    в представлениях людей еще до некоторой степени непроизвольно; но и вещи, в
    понимании которых для нас нет ничего антропоморфного, Средневековье не
    боится превращать в аллегорические персонажи. Фигура Поста, выступающего
    против воинства Карнавала, -- не порождение безумной фантазии Брегела;
    стихотворение Bataille de karesme et de charnage [Битва поста и мясоеда],
    где сыр сражается с ржаным хлебом и колбаса -- с угрем, относится к концу
    XIII в. и уже в 1330 г. вызвало подражание испанского поэта Хуана Руиса[24].
    Уместно также напомнить здесь поговорку "Quaresme fait ses flans la nuit de
    Pasques" -- "Пост печет блины в ночь на Пасху". Кое-где процесс образного
    воплощения идет еще дальше: в некоторых северогерманских городах в церкви на
    хорах подвешивали куклу, звавшуюся Постом; в среду на Страстной неделе
    веревку перерезали, и "кукла-голодарь" ("hungerdock") падала вниз прямо во
    время мессы[25].
    Какова же была разница в степени реальности представлений о святых -- и о
    чисто символических персонажах? Первые были утверждены Церковью: как
    исторически, так и в изображении в дереве или камне. Вторые были причастны
    душевной жизни людей, свободному полету фантазии. Можно всерьез утверждать,
    что Fortune и Faux-Semblant [Фортуна и Обманчивость] казались столь же
    живыми, как св. Варвара или св. Христофор. И не будем забывать про один
    персонаж, чей независимый образ возник как бы сам по себе, вне каких бы то
    ни было догматических санкций, сделался более реальным, чем некоторые
    святые, и пережил их всех. Это образ Смерти.
    Аллегории Средневековья и мифология Ренессанса, собственно говоря, друг от
    друга существенно не отличаются. Прежде всего, аллегорические персонажи на
    протяжении значительной части Средневековья уже выступали в сопровождении
    персонажей мифологических: Венера играет заметную роль в таком чисто
    средневековом явлении, какое представляла собою поэзия этого времени. С
    другой стороны, аллегория вполне процветает и в XVI столетии, и далее. В XIV
    столетии начинается нечто вроде соревнования между аллегорией и мифологией.
    В стихах Фруассара наряду с Doux-Semblant, Jonece, Plaisance, Refus,
    Dangier, Escondit, Franchise [Миловидностью, Юностью, Обходительностью,
    Отказом, Опасением, Скрытностью, Вольным духом) выступает странный набор
    порою до неузнаваемости искаженных мифологем: Атропа, Клото, Лахесис, Телеф,
    Водолей, Нептисфор[8*]Боги и богини уступают в полноте воплощения
    аллегорическим персонажам Романа о розе; они остаются пока еще полыми,
    призрачными.
    "


    17secula1408.jpg

    tumblr_m4z8ek0JZ11rppc0go1_500.1507.jpg

    tumblr_m4z86xJIbf1rppc0go1_500.1507.jpg

    tumblr_mrg2kwecpi1rppc0go1_500.jpg

    tumblr_muwbnnUuHS1rppc0go1_500.jpg
     
  18. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Возрождение?

    "Сколь часто ни пытались установить четкий водораздел между Средневековьем и
    Возрождением, границы эти словно бы всякий раз отступали. Далеко в
    Средневековье обнаруживали формы и явления, которые, казалось, уже несли на
    себе печать Ренессанса, и само понятие "Возрождение" постоянно растягивали,
    заставляя его вбирать все эти признаки, пока оно в конце концов не утратило
    свою упругую силу[1]. -- Но и обратно: тот, кто воспринимает дух Ренессанса
    без всякой предвзятой схемы, находит в нем гораздо больше "средневекового",
    чем вроде бы допустимо с теоретической точки зрения. Творчество Ариосто,
    Рабле, Маргариты Наваррской, Кастильоне -- вкупе с изобразительным
    искусством -- и по форме и по содержанию изобилует средневековыми
    элементами. И все же мы не можем отказаться от противопоставления:
    Средневековье и Возрождение стали для нас понятиями, в которых мы ощущаем
    различие в сути той или иной эпохи настолько же ясно, насколько мы отличаем
    вкус яблока от вкуса земляники, хотя вряд ли смогли бы описать это различие.
    Необходимо все же, чтобы понятию "Возрождение" (которое в отличие от
    "Средневековья" не заключает в себе самом определяющих его временных
    пределов) по возможности было возвращено его первоначальное значение.
    Следует совершенно отвергнуть мнение Фиренса Хеваарта[2] и всех тех, которые
    относят к Ренессансу Слютера и ван Эйка. Эти художники пронизаны духом
    Средневековья. Их творчество является средневековым и по форме и по
    содержанию. По содержанию -- ибо в том, что касается материала, мысли и
    настроения, их искусство не отвергло ничего старого и не восприняло ничего
    нового. По форме -- ибо именно их добросовестный реализм и стремление
    сделать изображение настолько телесным, насколько это возможно, выросли из
    истинно средневекового духа. Именно этот дух царил, как мы видели, в
    религиозном мышлении и религиозном искусстве, в формах проявления
    повседневного здравого смысла, вообще повсюду. От этого обстоятельного
    реализма отказывается Ренессанс в период его полного расцвета в итальянском
    чинквеченто -- тогда как кватроченто все еще придерживается его вместе со
    странами Севера.
    "


    "Когда столетие спустя внедрились ренессансные представления о прекрасном,
    именно чрезмерная разработка самостоятельных деталей во фламандском
    искусстве стала считаться его основным недостатком. Если португальский
    художник Франсешку ди Оланда, который свои взгляды на искусство излагал в
    форме бесед с Микеланджело, действительно передавал мнение великого мастера,
    то этот последний сказал следующее:
    "Фламандская живопись нравится всем благочестивым людям более, нежели
    итальянская. Последняя никогда не исторгает из глаз у них слезы, первая же
    заставляет рыдать навзрыд, что ни в коем случае не есть следствие силы и
    заслуг этого искусства -- виновна в этом лишь повышенная чувствительность
    сих благочестивых людей. Фламандская живопись особенно по вкусу женщинам,
    прежде всего пожилым или же весьма юным, а равно монахиням и монахам, а
    также тем знатным людям, которые не чувствуют истинной гармонии. Во Фландрии
    пишут картины в основном для того, чтобы обманчиво передать облик предметов
    и большею частью то, что способно вызывать восторг и восприниматься как
    нечто бесспорное, каковыми кажутся изображения святых и пророков. Как
    правило, пишут они то, что обычно называют пейзажами, -- и при этом со
    многими фигурами. Но как это ни приятно для глаза, на самом же деле нет
    здесь ни искусства, ни смысла; здесь нет ни симметрии, ни пропорций; здесь
    отсутствует выбор -- и тем самым величие; одним словом, в живописи этой нет
    ни мощи, ни великолепия; она воспроизводит многие вещи с одинаковым
    совершенством, тогда как должно быть достаточно лишь единой, наиважнейшей,
    дабы отдавать ей все свои силы"."


    Бургундия

    Роберт Кампен

    кампен 15 в.84949931_cea6900150_o.jpg кампен 15 в.000020.jpg

    1024px-Robert_Campin_-_The_Marriage_of_Mary_-_WGA14404.jpg

    1280px-Descent-from-the-cross-CopyCampin.jpg

    Robert_campin_(bottega),_uomo_in_pregheira,_1430-35_ca..JPG

    RobertCampin-Madonna-and-child-1897.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 июн 2014
    La Mecha нравится это.
  19. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Ян (и Хуберт) Ван Эйк


    0VanEyck_GhentAltar.jpg

    agneau_mystique_adoration_4.jpg

    van-eyk_big.jpg

    214e550ad8a40f8141b717afcae4f587.jpg

    agneau_mystique_adam_et_eve.jpg
    071011134049dгент.jpg

    [​IMG]
    tumblr_m7xq6qCFhs1qa18sao1_500.jpg The-Ghent-Altarpiece-God-Almighty-detail1.jpg

    [​IMG]
    Rolin.jpg

    RolinDetail.jpg

    66621338_rolin3.jpg


    137865_original.jpg



    the-madonna-of-canon-van-der-paele-detail-1436-2.jpg

    ван эйкread.jpg van_eyck94.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 дек 2017
    La Mecha нравится это.
  20. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    van_eyck80.jpg

    van_eyck93.jpg


    1220_de-weg-naar-van-eyck.jpg

    cc8383ae3c77ea3438bff353eec33320ян ван эйк.jpg
     
    Последнее редактирование: 16 дек 2017
    La Mecha нравится это.
  21. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Рогир ван дер Вейден

    1024px-El_Descendimiento,_by_Rogier_van_der_Weyden,_from_Prado_in_Google_Earth.jpg

    el-descendimiento рогир.jpg rogier-van-der-weyden-descent-from-the-cross-149552.jpg
    [​IMG]
    Weyden,_Rogier_van_der_-_Descent_from_the_Cross_-_Detail_women_(left).jpg

    [​IMG]

    1280px-Rogier_van_der_Weyden_001.jpg

    ван дер вейден0_fb2a9_f0c26493_XL.jpg

    ван дер вейденAntoine_de_Bourgogne.jpg
    ван дер вейденportrait-of-a-woman-1464.jpg
    ван дер вейденportrait-of-charles-the-bold-1.jpg (Карл герц Бургундский)

    [​IMG] (Филипп де Кроа)

    [​IMG]


    [​IMG]

    [​IMG]

    алтарь трёх волхвов

    [​IMG]
    [​IMG] [​IMG] [​IMG]
     
    Последнее редактирование: 16 июн 2014
    La Mecha нравится это.
  22. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG] [​IMG]

    [​IMG]





    [​IMG]
    [​IMG]

    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
     
    La Mecha нравится это.
  23. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]
     
    La Mecha нравится это.
  24. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    Дирк Боутс

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]
     
    La Mecha нравится это.
  25. Ондатр

    Ондатр Модератор

    Сообщения:
    36.377
    Симпатии:
    13.700
    [​IMG]

    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
    [​IMG]
     
    Последнее редактирование: 17 июн 2014

Поделиться этой страницей